Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду Энрикес Дайана

–Но в DTCC знают?

–Да.

Что ж, вероятно, вот он, роковой последний шаг. Время истекло. «Я думал, это конец. В понедельник утром они позвонят в DTCC, и все будет кончено, – вспоминал он потом. – А этого так и не произошло».

Это его «изумило», сказал он, потому что, «если ищешь финансовую пирамиду, первым делом смотришь именно на такие вещи».

Если бы команда следователей проверила счет Мэдоффа в расчетной палате в тот же день или в понедельник, она бы обнаружила, что на нем менее чем на 24 млн долларов акций голубых фишек, тогда как по лежащим перед ними выпискам из счетов там должно быть на миллиарды долларов акций либо казначейских векселей.

Но следователи неправильно поняли принцип работы расчетной палаты, ошибочно предположив, что отсеять транзакции хедж-фондов от обычных крупномасштабных трейдинговых операций фирмы будет стоить непомерных трудов. Поэтому они не довели до конца работу со счетом DTCC.

К этому моменту Питер Лэмор был вне себя от возмущения. Мэдофф сидит тут и часами, не моргнув глазом, расписывает торговлю опционами, а ровно год назад говорил Лэмору, что опционы больше не входят в его инвестиционную стратегию. Симона Су указала Мэдоффу на эту нестыковку.

–Помните ли вы, как первого января две тысячи четвертого года говорили Питеру, что больше не включаете опционы в стратегию институционального трейдинга?

–Я говорил, что они не являются частью модели, – быстро солгал Мэдофф. – Опционы больше не считаются частью модели. Я не говорил, насколько я помню, что больше не применяю опционы в трейдинге. Я сказал, что опционы… что опционы были из модели выведены и что они больше не являются частью модели.

Су не отступала:

–Так на какие же изменения вы ссылаетесь, заявляя это?

–Ну, они когда-то были частью модели, – объяснил Мэдофф. – Их вывели, – продолжал он, – потому что они ослабляли его права на интеллектуальную собственность – программное обеспечение, которое реализует их инвестиционую стратегию. – Мы считаем модель своей интеллектуальной собственностью. Полагаю, это оговорено в директиве по лицензии на трейдинг, – продолжал он. – Но в опционной части модель выглядела слабовато. Поэтому мы практически изъяли их из нашей модели и обрабатывали отдельно.

Разве 1 января 2004 года он не говорил Лэмору, что клиенты могут хеджировать стратегию, покупая свои собственные опционы?

–Нет, – ответил Мэдофф.

–Вы не помните, как говорили это?

–Я помню, как сказал то, что только что сказал: опционы [первоначально] были частью модели и что они больше не являются частью этой модели, но что… Я отчетливо помню, как говорил, что опционы до сих пор используются для хеджирования транзакций.

Лэмор был в ярости. «Я как сейчас вижу: сижу я там, слушаю его показания и вдруг заявляю, что он лжет! – вспоминал он потом. – Я был потрясен…»

Лэмор, как и многие, многие другие, не ожидал, что человек, способный так нагло лгать, способен столь же нагло проворачивать грандиозную аферу. «Я хочу сказать, что лгать или вводить в заблуждение для меня одно, а, афера, финансовая пирамида – другое, и между ними огромное расстояние… огромный скачок».

Такой скачок Берни Мэдофф совершал каждый день, но Комиссия этого так и не поняла. Когда 3 января 2008 года после долгого бездействия Комиссия официально закрыла это полное дыр расследование, ее заключение гласило, что, несмотря на открывшуюся ложь, свидетельств мошенничества нет.

Через девять месяцев после того, как острый недостаток средств в 2005 году едва не разорил Мэдоффа, его финансовая пирамида снова стала работать «в плюс».

Битва за деньги стоила дорого. К моменту, когда в конце мая 2006 года Мэдофф сидел перед Комиссией и сочинял небылицы, он для сохранения финансовой пирамиды назанимал 342 млн долларов под аккредитив от своей брокерской фирмы. Но занятые деньги были возвращены банкам к концу августа 2006 года, когда Комиссия в конце концов отказалась от совершенно провального расследования, всего-навсего потребовав, чтобы Мэдофф зарегистрировал свой инвестиционно-консалтинговый бизнес. Мэдофф начал ликвидировать задолженность еще в конце июня, подготовив обратный перевод на действующий счет брокерской фирмы 262 млн долларов, сторнировав бухгалтерские уловки, которые были применены для сокрытия платежей, проведенных в начале года.

Каким образом чуть не завалившаяся финансовая пирамида Мэдоффа так быстро встала на ноги? С немалой помощью его друзей, и особенно новых друзей – хедж-фондов.

Этому в значительной степени способствовало то, что глобальная страсть к инвестициям в хедж-фонды быстро растворила неприятный осадок, оставшийся после краха фонда Bayou. Наглядным примером служат европейские операции с ценными бумагами. Один европейский управляющий инвестициями, в 2001 году купивший акции Kingate, вложенные в Мэдоффа, в 2005 году решил «выйти в кэш». «Стоило мне только заикнуться, что я хочу продавать, – вспоминал он, – со всех сторон поднялся крик: мне, мне, мне продай! Я за пятнадцать минут вернул деньги». На этом он заработал 40% – и стал выжидать возможности вложиться в Мэдоффа через другие фонды. Рассказывая об этом, он пожал плечами: «Мы все подозревали, что он торгует с опережением, ну и что?»

Благодаря энергичным продажам, которые ему обеспечивали красавцы зятья Уолтера Ноэла из Fairfield Greenwich, у Мэдоффа были неплохие шансы для выигрыша от этого биржевого «отскока», хотя до конца 2005 года Fairfield Greenwich еще не начал восстанавливаться после спада и высочайших прибылей достиг только в 2007 году.

В Европе в 2005 и 2006 годах главным генератором энергии, позволившей афере Мэдоффа уцелеть, была Соня Кон, деятельный учредитель банка-бутика под названием Bank Medici в Вене. Соня Блау, родившаяся в 1948 году, в 1970 году вышла замуж за честолюбивого банкира Эрвина Кона и вырастила пятерых детей. В начале своего супружества они заправляли бизнесом по импорту с отделениями в Милане и в Цюрихе, но в 1983 году переехали в Нью-Йорк, а к 1985 году Соня Кон получила лицензию брокера. Жизнерадостная и несколько эпатажная женщина, бегло говорившая минимум на четырех языках, Соня в конце 1980-х недолго поработала на Merrill Lynch и Oppenheimer. Хотя некоторые и помнили, что она зарабатывала для фирмы большие комиссионные, два клиента Merrill Lynch жаловались, что она нанесла им ущерб неправильными инвестициями, а документы показывают, что, улаживая разные споры, фирма уплатила более 125 тыс. долларов.

Соня Кон во всеуслышание вспоминала, как ее представили Мэдоффу в 1990-х годах, когда ее «хедж-фонд» поддерживали «люди и компании, бывшие золотым стандартом финансового сообщества». На самом деле Соню Кон представил Мэдоффу в середине 1980-х годов Сонни Кон, веселый сосед из Рослина и деловой партнер.

Когда Кон обдумывал, чем ему заняться после выхода на пенсию, его бухгалтер из известной фирмы Oppenheim, Appel, Dixon & Company посоветовал поговорить с энергичной австриячкой, которая якобы была одним из «отличников производства» в Merrill Lynch. Они встретились, но, похоже, не пришли к согласию о какой-либо совместной деятельности. Соня Кон была весьма расчетлива, и у нее были крупные, амбициозные и обширные замыслы, а Сонни Кон, вероятно, искал некой спокойной работы для пенсионера. Тем не менее Кон представил Соню Кон Мэдоффу, который как нельзя лучше подходил ее твердости и амбициям.

В апреле 1987 года Соня Кон основала в Нью-Йорке небольшую компанию Erko. Через несколько месяцев она соорудила брокерскую фирму Windsor IBC, которая полностью принадлежала Erko. Через несколько лет Соня окажется в центре головокружительного международного комплекса номинальных корпораций, холдингов, офшорных трастовых компаний и частных партнерств, наиболее важным из которых был ее флагман, основанный в 1994 году Bank Medici.

Первой публике стала известна небольшая инвестиционная фирма Eurovaleur – основанный в 1990 году объединенный хедж-фонд, базирующийся в Нью-Йорке и работающий с лучшими инвестиционными управляющими Европы. Даже двадцать лет спустя, когда имя Сони Кон оказывалось в деловом календаре Мэдоффа, оно чаще возникало в связи с Eurovaleur, а не с Bank Medici.

В 1996 году, через десять лет после начала плодотворного сотрудничества с Мэдоффом, Кон основала еще одну небольшую компанию в Нью-Йорке под названием Infovaleur, которую позднее описывали как сервис финансовых исследований. Одним из ее самых прибыльных клиентов был Берни Мэдофф, чья законная фирма получила легкий доступ к любому из исследований Уолл-стрит, какое только желала. Через годы конкурсный управляющий, ликвидирующий фирму Мэдоффа, будет утверждать, что Infovaleur была «обманкой», одной из множества номинальных компаний, созданных для получения от Мэдоффа десятков миллионов долларов и передачи их в другие номинальные компании, контролируемые семьей Сони Кон и их приспешниками в Гибралтаре, еще где-то в Европе и в Израиле. По мнению конкурсного управляющего, эти деньги (которые предположительно всегда передавались лично в руки и чек на которые никогда не высылался по почте) были вознаграждением Сони за миллиарды долларов, которые она годами помогала направлять в пирамиду Мэдоффа.

На другом судебном процессе все тот же конкурсный управляющий будет утверждать, что лондонская дочерняя фирма Мэдоффа Madoff Securities International Ltd. с 1987 года была звеном этой цепочки по передаче вознаграждений. В деле описывались встречи, на которых один из давних руководителей фирмы Мэдоффа в Лондоне лично передавал ежеквартальный чек Соне Кон «за чаем в лондонских отелях Ritz или Claridge’s». Эти выплаты в документах Мэдоффа были отнесены к «оплате исследований», но, по утверждению конкурсного управляющего, посреднику было «хорошо известно, что исследования Кон, которые она проводила для Мэдоффа, ничего не стоят». Лондонский руководитель от комментариев воздержался, но предпринял шаги для того, чтобы оспорить эти обвинения в суде. Кон через своих адвокатов упорно повторяла одно и то же: она не имела понятия об афере Мэдоффа.

После встречи с Берни Мэдоффом в середине 1980-х годо Кон не скрывала своего восхищения им, хотя, в соответствии с его желанием, затушевала его роль в рекламных материалах своего фонда. По словам сотрудников Мэдоффа, она часто посещала его офисы и он всегда с большой теплотой приветствовал ее.

Эзра Меркин связывал Мэдоффа с кругами еврейских благотворителей, а Уолтер Ноэлс – с миром хедж-фондов. Соня Кон с начала 1990-х была для Мэдоффа звеном, связующим его с новыми источниками денег в Европе и за ее пределами. Она познакомила его с основателем швейцарской фирмы Genevalor, Benbassat & Cо Марио Бенбассат и двумя его сыновьями. Их фирма организует пять первых донорских фондов в Европе, в том числе мощные фонды Thema, и в конце концов вложит в руки Мэдоффа почти 2 млрд долларов. Бенбассат был директором еще одной видной швейцарской инвестиционной фирмы Union Bancaire Prive, и в 2003 году UBP организовал собственное семейство донорских фондов, один из которых в сумме соберет для Мэдоффа 1 млрд свеженьких долларов. Последовавший судебный процесс также определил Соню Кон как лицо, представившее Мэдоффа двум итальянским управляющим инвестициями Карло Гроссо и Федерико Черетти, основавшим в 1990-х годах в Лондоне фонды Kingate для инвестирования с помощью Мэдоффа и в итоге переправившим ему 1,7 млрд долларов. Кроме того, она, по-видимому, представила Мэдоффа наследнику греческой пивоваренной империи Чарлзу Фиксу, который устроился в Лондоне управляющим инвестициями и в конечном счете через хедж-фонды Harley и Santa Clara инвестировал с помощью Мэдоффа сотни миллионов долларов.

Эти инвесторы не могли не доверять рекомендациям, выданным Кон. Оригинальный пышный рыжеватый парик, дорогой, слегка старомодный гардероб, – она, деля время между Европой и Нью-Йорком, приобрела известность как «австриячка с Уолл-стрит». Когда в 2003 году Bank Medici получил от правительства Австрии лицензию на полный комплекс банковских услуг, они с мужем вновь обосновались в Вене, где она уже была удостоена почестей за вклад в австрийскую экономику.

Затем солидный банк, который был ее младшим партнером, когда она учреждала Bank Medici, был поглощен одним из крупнейших финансовых институтов Австрии Creditanstalt, а сама она быстро возвысилась до кругов европейской банковской аристократии. После еще нескольких слияний ее младший партнер, который теперь назывался Bank Austria, был поглощен итальянской банковской холдинговой компанией-гигантом Unicredit. Это было незадолго до того, как Unicredit обрел собственное семейство донорских фондов Мэдоффа под названием Primeo.

Из офисов с позолотой и барочной мебелью, с окнами на Венскую оперу, Соня Кон, согласно судебному иску против нее конкурсного управляющего, за десятилетия после первой встречи с Мэдоффом в 1985 году направит в его руки почти 9 млрд долларов. Ее империя хедж-фондов распространится по всей Европе и за ее пределы, в бывший СССР и мир офшорных фондов Карибских островов.

С точки зрения Мэдоффа, одно из главных достижений Сони Кон – ее помощь в основании фонда Herald, который заработал в апреле 2004 года. Согласно обстоятельным исследованиям, из полудюжины гигантских фидер-фондов, обслуживавших Мэдоффа в те годы, во время его денежного кризиса 2005 года ни один не прислал ему денег больше, чем Herald. С момента своего создания Herald перекачает в руки Мэдоффа более 1,5 млрд долларов, но большинство этих денег поступят, когда он так отчаянно нуждался в деньгах, – в первые годы деятельности фонда.

И все же Herald только проложил путь другим новорожденным европейским донорским фондам, которые помогли спасти Мэдоффа. Еще одним перспективным источником денег в 2005 году была частная фирма по управлению инвестициями Access International, которой заправляли два элегантных француза. Access был спонсором фондов Lux-Alpha, основанных в 2004 году, которые добавили в трудное для Мэдоффа время стабильный поток свежих денег. Исполнительным директором Access был дружелюбный, но в высшей степени аристократичный Рене-Тьерри Магон де ля Вилльюше, но контакты с Мэдоффом наладил его старинный друг и партнер-банкир с более прозаическим именем, Патрик Литтэ.

На последующих судебных процессах против Access будет установлено, что Литтэ сам настоял, чтобы сделки Access с Мэдоффом шли исключительно через него. Мэдофф припоминал, что они связывались через руководителя французского банка, с которым он был, в свою очередь, знаком через старого парижского друга Альбера Игуэна, чьи контакты с Мэдоффом относятся к 1970-м годам. Литтэ позднее вспоминал, что познакомился с Мэдоффом в 1985 году, когда звонил в офис Мэдоффа, чтобы подтвердить транзакцию для одного из состоятельных клиентов. Так или иначе, эти двое, по-видимому, понравились друг другу, и европейские связи Литтэ произвели впечатление на Мэдоффа.

В 1995 году Литтэ и де ля Вилльюше основали Access International, негласно инвестируя в Мэдоффа деньги своих частных клиентов. С основанием в феврале 2004 года фондов Lux-Alpha фонд Access стал для Мэдоффа куда более внушительным источником денег. С санкции престижного международного банка UBS, находящегося в Швейцарии, фонд привлекал инвестиции таких исторических имен, как Rothschild et Cо; в фонд влились состояния многих аристократических семей, в том числе собственные деньги де ля Вилльюше – богатство, которое позволяло ему содержать прекрасную усадьбу на северном побережье Франции, неподалеку от Сен-Мало, принадлежавшую его семье с 1685 года.

Казалось, ничто не может поколебать доверия, которое Литтэ и де ля Вилльюше питали к Мэдоффу. В начале 2006 года один из руководителей Access подтвердил странный факт, замеченный его сотрудниками: опционы, которыми якобы торговал Мэдофф, не отражались в отчетах центральной расчетной палаты Уолл-стрит. Когда вопрос был поднят в разговоре с основателями Access, те настояли на том, чтобы нанять опытного независимого аналитика по хедж-фондам и получить «второе мнение» о Мэдоффе, – и мнение этого аналитика было сугубо отрицательным. В начале мая аналитик завтракал вместе с Литтэ и де ля Вилльюше в сводчатой, отделанной деревянными панелями столовой University Club на Манхэттене. «Я сделал все от меня зависящее, чтобы в вежливой, но бескомпромиссной манере заронить сомнение», – вспоминал аналитик после. Но Литтэ, показавшийся ему «весьма обидчивым и настороженным», якобы вступился за Мэдоффа, поставив под вопрос умение аналитика «разбираться в бизнесе», и отмахнулся от его предостережений.

К 2006 году флаг Мэдоффа развевался практически на каждом континенте. Его присутствие в Европе резко расширилось: венский Bank Medici и женевский Union Bancaire Prive не только напрямую управляли фидер-фондами, но и предоставляли консультационные услуги некоторым другим фондам Мэдоффа, включая Fairfield Greenwich Group, с офисами в Нью-Йорке и на Бермудских островах. Итальянские фонды Primeo банка Unicredit привлекли небольшие инвестиции некоего транснационального банка развития в Центральной Африке, внеся свою лепту в фонд Herald, куда стеклось уже полтора миллиарда долларов. Офшорная компания под названием Euro-Dutch Management, управляемая голландскими банкирами, собрала более 2,3 млрд долларов в свои «донорские» фонды для Мэдоффа, расположенные на Каймановых островах. В ходе сбора новой наличности для Мэдоффа на общую сумму в 4,5 млрд долларов Fairfield Greenwich привлечет деньги из Сингапура, Катара, Арабских Эмиратов (Абу-Даби, Дубай), Кореи и Токио. Фонды Optimal, финансируемые влиятельным испанским банком Banco Santander, соберут у инвесторов из богатых анклавов Центральной и Южной Америки в общей сложности не менее полутора миллиардов долларов.

Даже у крупных фидер-фондов были собственные «донорские» фонды, которые, в свою очередь, тоже подпитывались фидер-фондами, и все вместе они создавали необъятную всемирную ирригационную систему, которая обеспечивала аферу Мэдоффа бесперебойными денежными потоками высокого напора. Многие фидер-фонды выплачивали «отчисления», то есть попросту делились комиссионными (конкурсный управляющий назовет эту практику «откатами», но можно трактовать это и как комиссионные с продаж), что обеспечивало высокое вознаграждение и мощный стимул те, кто поставлял новых инвесторов.

По мере того как хедж-фонды набирали силу в Еропе, Азии и на Среднем Востоке, они множились и в Америке. Ярким примером распространения хедж-фондов после 2006 года – тенденция, которую Мэдофф использовал на все сто, – служит флоридский хедж-фонд под названием Anchor Holdings LLC, состоящий из одного человека.

Многими клиентами Anchor были малые семейные или личные «хедж-фонды». Были среди клиентов и профсоюзные или профессиональные пенсионные планы. На своем пике, когда у Anchor Holdings имелось активов предположительно на 12 млн долларов, самый большой индивидуальный счет этого хедж-фонда был меньше 750 тыс. долларов, а самый маленький, пенсионный, – всего 3224,43 доллара. Эти скромные сбережения Anchor Holdings инвестировал в другой хедж-фонд, который инвестировал все активы в как будто бы диверсифицированный портфель международных хедж-фондов. Портфель этот состоял из фонда Primeo, фонда Santa Clara и еще четырех фондов, каждый из которых инвестировал исключительно в Мэдоффа. В результате мелкие инвесторы, полагавшие, что уж им-то не грозит риск сложить все яйца в одну корзину, на самом деле вручили свои сбережения одному-единственному человеку – Берни Мэдоффу.

Неудивительно, что некоторые конгрессмены требовали, чтобы Комиссия по ценным бумагам и биржам повысила внимание к наступлению индустрии хедж-фондов на средний класс. Наглядным примером того, что хедж-фонды ринулись в розничный сектор, служит деятельность Anchor Holdings. Но, поскольку хедж-фондам не требовалось регистрироваться в Комиссии (скверно подготовленный проект правил регистрации в 2006 году был отклонен решением апелляционного суда, а новой редакции так и не составили), она знать не знала об Anchor Holdings или о подобных ему бесчисленных хедж-фондах.

В декабре 2006 года Комиссия попыталась задержать бегство среднего класса в практически нерегулируемые хедж-фонды, повысив требования к чистой стоимости активов «аккредитованных инвесторов» (тех, кто достаточно богат, чтобы на законных основаниях купить долю в хедж-фонде) с 1 млн долларов до 2,5 млн. Это требование встретило яростное сопротивление тех, кто уже инвестировал в хедж-фонды, но не отвечал новым критериям аккредитации. По замечанию в одном из отчетов Исследовательской службы Конгресса, «инвесторы не желают, чтобы их защищали от рисков, которые Комиссия полагает чрезмерными». На том и успокоились.

Некоторые критики регистрации хедж-фондов заметили, что, когда в Европе ввели режим регистрации, эта мера только содействовала тому, что инвесторам со средним доходом хедж-фонды стали казаться надежнее и потому привлекательнее. Некоторые авторитетные ученые по обе стороны Атлантики поспешили выступить в поддержку концепции «хедж-фондов для всех» (разумеется, их голос был не просто услышан, но и максимально усилен). Отчего, спрашивали они, выгоды от инвестирования в хедж-фонды должны быть доступны только богатым и «квалифицированным»?

Дело было не только в социальных барьерах, хотя один иронический наблюдатель и заметил, что, коротая время за приятной беседой в патио, со всех сторон только и слышишь, что взаимные фонды – «это вчерашний день». Низкие процентные ставки, установленные в 2000 году Федеральным резервом для поддержки экономики после краха фондового рынка хайтек-компаний, резко снизили прирост денежных средств, которые поколение стареющих бэби-бумеров могло гарантированно получить на пенсионные сбережения. В то же время растущий пузырь на рынке недвижимости увеличивал стоимость их главного актива – жилья. При низких выплатах по закладным и высоких ценах на жилье велико было искушение взять кредит под залог дома, инвестировать с помощью Мэдоффа и получить гораздо больший доход в счет пенсии, чем можно было бы получить, вложив те же средства в банковский депозит или низкорисковый взаимный фонд.

Поэтому все больше инвесторов вкладывало свои пенсионные сбережения в хедж-фонды – у себя дома и за границей, напрямую и через пенсионные фонды, – и в корзине Мэдоффа денег оказалось более чем достаточно для выхода из кризиса, который в ноябре 2005 года казался ему смертоносным.

Еще одним важным фактором этого удивительного воскрешения Мэдоффа был бум на рынке деривативов, связанных с результативностью хедж-фондов, – одно из проявлений мании деривативов, охватившей Уолл-стрит и другие финансовые центры по всему миру.

В этом месте рассказа о Мэдоффе Гарри Маркополос стал бы рисовать на белой доске кружки и стрелки. Но целесообразнее представлять деривативы как частные договоры между продавцом и покупателем: каждый договор составлен для достижения конкретной цели. Цель этих частных договоров состоит в том, чтобы за некоторое вознаграждение позволить покупателю разделить в будущем прибыли конкретного хедж-фонда, не инвестируя напрямую в сам хедж-фонд.

Кому может такое понадобиться и зачем? Причин несколько. Возможно, заманчивый хедж-фонд не принимает новых инвесторов. А контракт по деривативам позволяет посильно воспользоваться преимуществами, которые закрытый фонд предоставляет своим инвесторам, даже если дверь в этот фонд заперта.

Для случая Мэдоффа куда важнее то, что некоторые из деривативных контрактов давали покупателю возможность инвестировать заемные деньги, а это означало, что инвестор мог заработать вдвое, втрое, а то и вчетверо больше прибыли, произведенной конкретным хедж-фондом, то есть получить такие прибыли от внешнего финансирования, которых не мог себе обеспечить сам хедж-фонд. Со временем деривативные контракты стали давать выход на множество фидер-фондов Мэдоффа, но изначально первичным, «индексным» фондом был гигантский Fairfield Sentry, чьи активы в 2005 году достигали 5 млрд долларов.

В августе 2006 года, когда во всем мире разгоралась жажда ко всяческим экзотическим деривативам, испанская банковская группа Banco Bilbao Vizcaya Argentaria (BBVA) продала на 20 млн долларов этих деривативных контрактов, составленных так, чтобы инвесторы получили в пять раз больше будущих прибылей Fairfield Sentry. Через месяц банк BBVA продал таких бумаг еще на 5 млн долларов. Вдобавок к бизнесу в Испании, BBVA ощутимо присутствовал и в Латинской Америке, и его блестящая репутация выступала гарантом надежности нового, незнакомого финансового инструмента.

Чрезвычайно сильная на азиатских рынках, всемирно известная инвестиционная компания Nomura Bank International вскоре выпустит на 50 млн долларов деривативных контрактов с предложением выплаты троекратных будущих прибылей фонда Sentry. По сравнению с некоторыми продающимися на Уолл-стрит деривативами это предложение выглядело консервативным.

В декабре 2006 года еще на 25 млн долларов контрактов, отслеживающих фонд Sentry, – деривативных векселей, предлагающих пятикратную прибыль фонда, – выпустил банк Мэдоффа JPMorgan Chase, образованный в 2000 году. В его названии соединились два славных имени в истории американских банков. Банк J.P. Morgan & Co был, разумеется, основан легендарным финансистом, который почти в одиночку развернул финансовую панику 1907 года в обратном направлении. А Chase Manhattan Bank, чья родословная прослеживается от 1799 года, более двух десятилетий возглавлял Дэвид Рокфеллер, внук первого нефтяного барона Америки Джона Д. Рокфеллера. Векселя JPMorgan Chase привлекли внимание итальянского управляющего инвестициями, который искал способ инвестировать в Мэдоффа. Отдача от инвестиций в эти векселя была выше, но они по-прежнему были связаны с европейской дочерней структурой фонда Sentry – консервативно управляемыми фондами FairfieldSigma. «Они будто давали вам парашют, снаряжая в увлекательное путешествие, – говорил он. – Путешествие с J.P. Morgan!»

Учредители Fairfield Greenwich Уолтер Ноэл и Джеффри Такер прошли долгий-предолгий путь с тех пор, как они на паях с неким торговцем опционами арендовали офис в 1989 году. Теперь они вместе с самыми успешными в мире банками делали масштабную ставку на Берни Мэдоффа.

Для Мэдоффа развертывание этих деривативов было важно, так как банки, продающие их, должны были хеджировать риски, которые они принимали на себя, – что они и делали, инвестируя напрямуюв хедж-фонды, чью производительность, как предполагалось, отражали деривативы. Фонды, в свою очередь, инвестировали в Мэдоффа. Он дал понять, что не одобряет деривативов с использованием большого кредитного рычага (левериджа), но летом 2006 года, когда ему так отчаянно были нужны деньги, эти инструменты стали их желанным источником.

Но эти и другие связанные с Мэдоффом деривативы (которые вскоре станут предлагать HSBC, Citibank, Fortis, Merrill Lynch и еще несколько транснациональных институтов) были еще и важной вехой в эволюции финансовой пирамиды Мэдоффа. Вначале в Мэдоффа инвестировали, потому что ему доверяли. Затем стали инвестировать, потому что доверяли видному бухгалтеру, адвокату или советнику пенсионного фонда, который был вхож к Мэдоффу. А потом инвестировали в видных частных инвесторов, знакомых с Мэдоффом лично, – таких как Дж. Эзра Меркин и Соня Кон, либо в фидер-фонды вроде Fairfield Greenwich и Tremont Partners, чьи основатели были с ним знакомы. Теперь же пытали счастья и те, кто никогда не слышал о Берни Мэдоффе, просто потому, что доверяли гигантским банкам, продававшим эти сложные финансовые инструменты, – банкам, чье руководство, вероятно, тоже никогда не слыхало о Мэдоффе.

Если посмотреть на конкретные условия этих деривативов, напечатанные мелким шрифтом, взглядом скептика, то доверие инвесторов представляется совсем уж из ряда вон выходящим. Банковские юристы, чтобы защитить интересы банков и оградить их от ответственности, долго работали над этими замысловатыми соглашениями. Инвесторов неоднократно предупреждали, что они рискуют потерять все вложенные деньги.

В условиях договоров на продажу, заключавшихся JPMorgan Chase в декабре 2006 года, слово «риск» в том или ином варианте использовано 139 раз. Вот только один пример: « Возможность мошенничества или других неправомерных действий.  – Существует риск того, что менеджер фонда или хедж-фонд может: присвоить активы или, присвоив их, укрыться от правосудия; не суметь следовать оговоренной стратегии инвестирования; предоставить ложные отчеты о деятельности; или быть вовлеченным в другие неправомерные действия».

Иными словами, caveat emptor: берегись, покупатель.

И, разумеется, подобные предостережения были рассыпаны по документам почти каждого хедж-фонда на рынке. Похоже, те, кто инвестировал куда больше, чем мог позволить себе потерять, не верили всерьез, что и в самом деле могут потерять все. Уж наверное, все эти башковитые управляющие фондами, сами кровно заинтересованные в высоких прибылях, держат ухо востро и сумеют распознать мошенничество, если что?

Скучные предупреждения о том, что за более высокие прибыли, которые производит хедж-фонд, ты принимаешь на себя более высокие риски, большинством воспринималось как юридическое крючкотворство, и только. Можно спать спокойно.

Заключительный маневр, который в ноябре 2005 года осуществил Мэдофф, чтобы вытащить из крутого штопора свою финансовую пирамиду, состоял в том, чтобы его фидер-фонды существенно повысили процентную ставку по вкладам и стали еще привлекательнее для инвесторов. Так, в 2006 году доходы вкладчиков фонда Fairfield Sentry по сравнению с 2005-м выросли почти на треть. Это была дерзкая авантюра. Если бы Мэдофф не угадал точку, в которой, вечно балансируя между жадностью и страхом, пребывали на тот момент его инвесторы, такой шаг привел бы к катастрофическим последствиям: если бы изъятия не прекратились, повышенный процент только ускорил бы исчезновение его денег.

Но на финансовом ландшафте начала 2007 года подобный риск не вызывал особой тревоги. Цены на недвижимость росли многие годы, и казалось, что так будет всегда. Индекс S&P 500 почти вернул позиции, утраченные после хайтек-коллапса в 2000 году. Даже многострадальный сводный индекс NASDAQ восстановился на уровне января 1999 года, когда интернет-пузырь еще не лопнул. Дерегулирование фондового рынка по-прежнему казалось превосходной идеей. Превосходной идеей представлялся и креативный финансовый инжиниринг, породивший деривативные ноты Fairfield Sentry и несметное число других сложных деривативов, которые с энтузиазмом восприняли институциональные инвесторы всего мира.

Так что Мэдофф, судя по всему, не прогадал, подняв процент доходности, игра стоила свеч. Высокие прибыли по-прежнему интересовали инвесторов больше сохранности денег. Само собой разумеется, его инвесторы – будь то управляющие хедж-фондами или скромные пенсионеры, прогрессивные экономисты или недалекие лидеры промышленных профсоюзов – все, не сговариваясь, убедили себя в том, что, покуда они с Берни Мэдоффом, им обеспечены и высокие прибыли, и сохранность средств.

В глубинах, недоступных вниманию публики, к лету 2007 года многое уже рушилось – для Мэдоффа и для страны.

В собственном царстве Мэдоффа банкиры и управляющие хедж-фондов начинали косо посматривать на его скрытность и неизменные результаты. Быстрый рост числа инвесторов его хедж-фонда и построение всех этих сложных деривативов увеличили внимание к нему банковских кругов. Множество банковских экспертных команд все больше беспокоило то, что они узнавали (и то, чего не узнавали) при встречах с управляющими различных донорских фондов Мэдоффа. К 2007 году руководство крупного банка, обслуживающего его клиентов из числа хедж-фондов, искало способов юридической защиты с иммунитетом от любой ответственности на случай, если деяния Мэдоффа закончатся плохо.

Подозрения росли и в JPMorgan Chase, давнем банке-партнере самого Мэдоффа, – или, по крайней мере, у некоторых руководителей банка. 15 июня 2007 года руководитель одного инвестиционного банка конгломерата Chase по управлению рисками разослал некоторым коллегам электронное письмо: «Спешу поделиться: сижу за ланчем с [имя другого представителя руководства Chase], он только что сказал, будто все знают, что вокруг Мэдоффа сгущаются тучи, вроде бы его прибыли – результат финансовой пирамиды». К счастью для пирамиды, у банкиров Chase не прибавилось ни внимания, ни недоверия, так что Мэдофф мог и дальше беспрепятственно переводить миллиарды долларов со счетов и на счета Chase, и вопросов ему не задавали. Но перешептывание с каждым днем становилось все громче.

Если взглянуть на картину событий шире, то основания карточного домика Уолл-стрит задрожали. Росло число просроченных ипотечных закладных, ипотечные деривативы слабели, а банки Уолл-стрит и их аналитики были обеспокоены долгами множества страховых компаний и хедж-фондов, которые обильно инвестировали в обваливающиеся ипотечные деривативы.

Даже если большинство не обладающих инсайдом инвесторов фондового рынка все еще не видело причины для тревоги, то ощущал ли сам Берни Мэдофф с его «чутьем на рынок», до чего хрупкой становится ситуация? Уловил ли он ветер растущих сомнений? Подозревал ли, что его время на исходе?

Возможно. Так или иначе, в 2007 году он жил на широкую ногу, наподобие королей фидер-фондов, в чьей страсти к расточительству и дорогостоящим покупкам были и его заслуги. В марте он получил сделанный на заказ в Бразилии частный реактивный самолет, отделанный в черном и сером цветах – цветах его офиса. Чтобы компенсировать расходы на покупку и содержание самолета (который обошелся им с другим совместным собственником по меньшей мере в 24 млн долларов), планировалось выполнять на нем чартерные перевозки, а семья все же предпочла путешествовать в роскоши. В июне 2007 года к причалу его дома недалеко от Кап-д’Антиб на юге Франции доставили яхту за 7 млн долларов. Блестящее пополнение к армаде Мэдоффа – белая 27-метровая суперъяхта Leopard была снабжена тремя гостевыми каютами с отдельными ванными и тремя каютами для команды. Весной Мэдофф посетил ряд дорогостоящих благотворительных мероприятий: там 50 тыс. долларов за столик, тут 25 тысяч… Он сидел, улыбаясь и попивая диетическую колу, одетый в смокинг, сшитый на заказ в Англии.

У себя в «Помаде» он принимал парад гостей со всего света: Мануэля Эчеварриа из фондов Optimal испанского Banco Santander, Патрика Литтэ из Access International и итальянца Карло Гроссо из лондонских фондов Kingate – одних из первых своих «доноров». Дела все еще выглядели отлично, продажи шли хорошо.

Весной Мэдофф присутствовал на вручении почетной степени Университета Хофстра ветерану Уолл-стрит Фрэнку Дж. Зарбу, которого в свое время призвали на помощь, чтобы вытащить NASD из скандала 1994 года, связанного с фиксированием цен. В регуляторских битвах Зарб несколько раз скрещивал мечи с Мэдоффом.

Спонсоры не были уверены, что Мэдофф удостоит альма-матер своим присутствием. На образование он жертвовал очень немного, предпочитая иные области филантропии. Но на сей раз он посетил церемонию и в какой-то момент подошел к президенту Хофстра и прилюдно пообещал университету миллион долларов.

Семья Мэдоффа тоже, конечно, наслаждалась привалившим богатством. Отчего бы им не разделить очевидный успех Берни? Питер Мэдофф и сыновья Мэдоффа, возможно, и знали, что показатели прибыли маркетмейкерского бизнеса стали символическими и что прибыли от собственного отдела трейдинга были хороши, но колебались вместе с рынками. Так что с того? Эти источники дохода выглядели все менее значительными по сравнению с деньгами, которые гипотетически приносили хедж-фонды Мэдоффа. Всем было известно, что именно так в те дни обстояли дела во многих фирмах Уолл-стрит.

Многие годы, пока вместе с хедж-фондами рос и бизнес Мэдоффа, фирма обеспечивала его семье самый пышный образ жизни. Во все еще безоблачные дни начала 2007 года казалось, что так будет всегда.

В 2007 году Мэдофф удвоил годовое жалованье Фрэнка Дипаскали, с 2 млн долларов до почти 4 млн долларов – недурной заработок для услужливого выпускника средней школы из Квинса. Это был не единственный источник доходов Дипаскали. С 2002 года он, подделав документы, чтобы те выглядели законно, забрал около 5 млн долларов прямо с банковского счета, который Мэдофф держал для финансовой пирамиды. Частью этих денег он воспользовался для покупки нового 19-метрового рыболовного катера и разных «игрушек» в свой пригородный дом в Нью-Джерси – от бильярдного стола до ярко-красной тележки под аппарат для попкорна. Дипаскали не стал делиться этими радостями с налоговой службой. Ни в 2002-м, ни в 2006 году он вообще не подавал личных налоговых деклараций, – вероятно, просто потому, что был завален бумажной работой по финансовой пирамиде. Не станет он заполнять декларацию и в 2007 году.

Аннет Бонджорно, коллега Дипаскали, в последние десять лет работавшая в основном во Флориде и на протяжении тридцати лет занимавшаяся у Мэдоффа разного рода административной рутиной, в 2007 году обнаружила, что ее годовое жалованье и бонус утроились, с 200 тыс. до 624 тыс. долларов. В недалеком будущем Бонджорно будет предъявлено обвинение в том, что она долгое время играла важную роль в афере, руководя созданием фальшивых отчетов о состоянии инвестиционных счетов для крупнейших частных инвесторов Мэдоффа. Это обвинение она решительно отвергла, и суд над ней был запланирован на 2011 год [4] .

В середине мая Берни и Рут снялись с места, чтобы проследовать на юг Франции и отдохнуть пару месяцев на своей маленькой вилле. Они играли в гольф в разных клубах на побережье Средиземного моря, наслаждались бодрящими прогулками на своей новой яхте – словом, благодатной гармонией французского лета.

Осенью Мэдофф посетил свадьбу своей племянницы Шейны с бывшим юристом Комиссии Эриком Суонсоном. Когда Суонсон работал в Комиссии (еще до того, как начал встречаться с племянницей Мэдоффа), он контролировал одну из провалившихся проверок Мэдоффа. Впоследствии предпринятое генеральным инспектором Комиссии расследование привело к выводу, что, хотя взаимоотношения Мэдоффа и Суонсона и выглядят как конфликт интересов, не существует доказательств, что именно в этом кроется причина недальновидных решений, из-за которых тогдашняя проверка не дала результатов. Сам же Мэдофф впоследствии уверял, что почти до самой их свадьбы он даже не знал, что у Шейны роман с сотрудником Комиссии, – по его словам, Питер не хотел ему об этом рассказывать.

Мэдофф, как всегда, для семьи и персонала был «личным банком». Он давал взаймы Шейне, чтобы она вместе с его сыном Эндрю смогла вложиться в учреждаемую ими энергетическую компанию. Он ссужал деньги сыновьям и некоторым сотрудникам. Он согласился предоставить заем на 9 млн долларов своему безутешному брату и планировал для него особый подарок – весной 2008 года ему должны были доставить винтажный «астон-мартин» – автомобиль Джеймса Бонда из первых фильмов Бондианы.

А 20 октября 2007 года Мэдофф в порядке любезности Фрэнку Леви, сыну Нормана Леви, выступил на заседании Центра Филоктета, основанного при участии Леви в 2003 году. Заседание было посвящено теме «Будущее фондового рынка», и Мэдофф выступил превосходно. «Надо понимать, что Уолл-стрит – это постоянная борьба и дележка, – говорил он. – Одного наделяешь – другого обделяешь». И нельзя забывать, продолжал он, что в мире финансов все нацелены на прибыль, – факт, «который регуляторы, а также ученые теоретики порой упускают из виду. И тот, кто покупает акцию, убежден, что знает нечто, чего не знает тот, кто продает ему эту акцию».

Мэдофф доступным языком разъяснил слушателям, какие мощности высвободила на Уолл-стрит автоматизация. «Уолл-стрит – так чтобы вы понимали масштаб перемен – одна из немногих отраслей, где затраты на потребителя, если иметь в виду комиссионные, резко снизились. Но, с точки зрения самой отрасли, затраты на ведение бизнеса резко возросли. Как и стоимость регулирования».

Он рассмеялся и пожал плечами. «Так вот, никто не станет заниматься благотворительностью в пользу Уолл-стрит, – продолжал он. – Так что всякий раз, как я еду в Вашингтон на встречу с Комиссией и жалуюсь им то на зарегулированность отрасли, то на чрезмерную нагрузку на нее, они там начинают закатывать глаза, – ну, знаете, как дети, которым рассказывают о старых добрых временах».

Отвечая на вопрос, как же фирмы выживают, он сказал: «Сегодня большие деньги на Уолл-стрит делаются в основном на рисках. Фирмы, включая нас самих, загнаны в этот бизнес, потому что на комиссиях не заработаешь». Трейдинг для себя – «вот где делаются деньги».

Он обсудил и тему преступности на Уолл-стрит: «По большому счету в нынешней регулируемой среде нарушать правила практически невозможно. Но публика этого не понимает. Если вы читаете в газете о том, что кто-то нарушает правило, вы думаете: ну, они так делают всегда. Но скрыть нарушение невозможно, и тем более невозможно долго скрывать его».

Он говорил это спустя почти ровно два года после того, как его финансовая пирамида оказалась на грани разоблачения, и сейчас он достиг высшей точки одного из самых ошеломительных преступлений в истории финансов. По одной из оценок, только за прошлые 24 месяца в его финансовую пирамиду со всего мира стеклось более 12 млрд долларов, а в следующие 12 месяцев утечет почти столько же, окончательно размывая фасад, который он поддерживал с таким успехом и так долго.

10. Год жизни на грани

Среда, 12 декабря 2007 года

Сегодня первый день последнего года великой аферы Берни Мэдоффа.

Составлены документы на необеспеченный заем в 9 млн долларов, предоставленный фирмой Питеру Мэдоффу, чьи «титулы» в фирме теперь таковы: исполнительный директор; начальник отдела корпоративного регулирования; начальник отдела опционного трейдинга; и (уже несколько лет) руководитель отдела внутреннего контроля бизнеса по управлению частными инвестициями, которым Берни занимается на семнадцатом этаже.

Хотя в фирме Мэдоффа титулам не придают большого значения: Берни, похоже, придумывает их на ходу. Главный титул Питера всегда был «брат Берни». И эту реальность отражает тот самый последний заем для финансирования инвестиций в недвижимость. Заем выдан на пять лет под 4,13% годовых – при нынешней неуверенности, охватившей рынки кредита, это почти даром.

В такое время в большинстве крупных фирм на просьбу одного из управляющих предоставить ему инсайдерский кредит на 9 млн долларов под льготный процент последовал бы холодный и твердый отказ. Притом что на фондовом рынке дела, по-видимому, идут пока неплохо, кредитные рынки с конца лета все больше свертываются. ынок недвижимости буксует. Риски, которыми пренебрегали всего год назад, начинают в представлении игроков принимать угрожающие размеры. А между тем штатные сотрудники фирмы Берни Мэдоффа без хлопот занимают деньги, когда им понадобится. Берни редко говорит «нет».

Но ссуда Питеру, как и все инсайдерские ссуды, выданные прежде, и те, что будут выданы в следующие месяцы, высасывают деньги, которые очень понадобятся Берни Мэдоффу, когда на Уолл-стрит обрушится небывалое цунами финансового кризиса.

Этим вечером фирма задает рождественскую вечеринку. В популярном ресторанчике Rosa Mexicano на Первой авеню в нескольких кварталах от офиса сотрудники потягивают «Маргариту» и мексиканское пиво. Фирма устроила здесь праздник впервые. В прошлом году гуляли в модном у молодежи ночном клубе Au Bar, с громкой музыкой и танцами. Нынешнее заведение лучше подходит для праздника в стиле уютных семейных посиделок.

Рут Мэдофф в восторге от перемены места. «Арендуй это кафе на следующий год, и немедленно», – обращается она к одному из сотрудников со счастливым смехом.

Словно вся семья собралась на праздник. Семейные связи не только у Мэдоффа: его работники трудятся рядом со своими отцами, кузенами, племянниками, зятьями и даже соседями. Некоторые из них, а особенно персонал семнадцатого этажа, приняты на работу сразу после средней школы и нигде больше не работали.

Пусть трейдеры посмеиваются над почти маниакальной одержимостью, с которой Мэдофф следит за чистотой и опрятностью их письменных столов, пусть закатывают глаза из-за его грубых шуточек, а все равно работать в его фирме – это класс. Мэдофф не только щедро выдает кредиты сотрудникам, он еще и управляет значительной частью накоплений родни и руководства фирмы – их отложенными компенсациями и пенсионными накоплениями. Всем известно – хотя Мэдофф отругивается или отмалчивается, когда разговор заходит на эту тему, – что огромные хедж-фонды и состоятельные частные лица неотступно добиваются того, чтобы заполучить Мэдоффа в управляющие своими деньгами. Сотрудники рады, что он блюдет и их интересы тоже.

Сегодня чуть нервозная атмосфера. Трейдеры Мэдоффа всегда по-свойски общались с другими трейдерами из разных серьезных контор с Уолл-стрит, но в последнее время, прячась за смешками, они прислушиваются к далеким раскатам приближающейся бури.

Наверное, они убаюкивают себя мыслями о том, что Берни Мэдофф попадал в бури и прежде, от потрясений рынка после терактов 2001 года и до давнего завала канцелярщины, едва не задушившего Уолл-стрит в конце 1960-х. Он все это пережил и уцелел.

Среда, 23 января 2008 года

В календаре Мэдоффа этот вечер посвящен новаторской культурной организации New York City Center, которую он и Рут поддерживали годами и в правлении которой он состоит больше десяти лет. Центр дает представление из популярного цикла «Encores!» – театрализованную программу знаменитого танго-шоу, для которой идеально подходит необычный, отделанный в мавританском стиле зрительный зал Центра на Западной Пятьдесят пятой улице. (Бывший храм масонов-шрайнеров, построенный в 1923 году, нуждается в обширной реставрации, и уже запланирована кампания по сбору средств.)

Пока Рут и Берни устраиваются в креслах, их, вероятно, не слишком волнует растущая озабоченность Уолл-стрит перед лицом наступающей рецессии. У Мэдоффа в банке не меньше пяти миллиардов долларов для подпитки финансовой пирамиды. Малые ее крохи внесли те, кто окружает его в этом зале, а огромные глыбы вложили его клиенты – хедж-фонды со всего света.

По идее, эта подушка должна была бы уберечь его даже от тяжелой рецессии.

Но хедж-фонды ведут себя непредсказуемо, мечутся из стороны в сторону, как стадо обезумевших животных. Если они разом всполошатся от очередного удара экономического грома, то как бы Мэдоффу не угодить под копыта.

А если падет Мэдофф, то вместе с ним падут и многие богатые жертвователи, на которых рассчитывает Центр.

Четверг, 14 февраля 2008 года

Вечером Берни Мэдофф вылетает в Палм-Бич, где живут сотни его инвесторов. Среди них Карл Шапиро, в прошлом предприниматель, занимавшийся производством одежды, и клиент Мэдоффа с 1960-х. Шапиро отмечает свой девяносто пятый день рождения, празднество организует его дочь. Мэдоффы приглашены.

Прием на следующий вечер – выдающееся даже для Палм-Бич событие. Охапки орхидей, горы роз, одуряющее изобилие черной икры и шампанского. Шеннон Доннелли, ведущий обозреватель местной светской хроники, прилежно берет на заметку разные подробности – вроде трогательного момента, когда Шапиро берет микрофон и поет серенаду жене, с которой они вместе уже почти семьдесят лет.

Доннелли насчитывает среди гостей до сорока громких светских имен, в том числе владельца футбольного клуба New England Patriots и знаменитого финансиста из Чикаго. Берни и Рут Мэдофф она не упоминает – их имена редко появляются в местных светских обзорах, хотя они почти пятнадцать лет владеют собственным домом в анклаве богачей.

Многие из гостей, упомянутых в колонке Доннелли, – клиенты Мэдоффа. Не то чтобы они безоглядно доверяли Мэдоффу, если они вообще с ним знакомы, и, очень может быть, их насторожила бы его почти маниакальная замкнутость, которая удерживает на расстоянии большинство людей. Но они доверяют Карлу Шапиро, а Карл Шапиро явно доверяет Мэдоффу. Разве можно сомневаться в суждениях Карла Шапиро?

День рождения удался на славу. Немного поболтав с семьей Шапиро, Берни и Рут Мэдофф прощаются и ускользают в ласковую ночь Палм-Бич, чтобы совершить недолгую поездку мимо принадлежащего отелю Breakers поля для гольфа и вдоль окаймленного пальмами Ройял-Пойнсиана-уэй к своему дому на Норт-Лейк-уэй.

Причудливое баньяновое дерево почти закрывает фасад дома, бросая тени на проезд и роняя листья на узкий балкон второго этажа. Этот большой дом с обманчиво скромным фасадом простирается далеко вглубь. По местным стандартам этот дом не роскошен, он всяко уступает великолепному особняку Питера Мэдоффа тут же неподалеку, а уж поместью многолетнего клиента Берни, Джеффри Пикауэра, ценой в 33 млн долларов на Южном побережье, он и в подметки не годится.

По меркам Палм-Бич Берни и Питер Мэдоффы считаются новичками. Но Шапиро и его семья поручились за Мэдоффа: подавая заявку на членство в загородном клубе Палм-Бич, Берни назвал своим поручителем зятя Шапиро, Роберта Джаффи, и был принят. Вскоре после того десятки мультимиллионеров из клуба станут искать случая познакомиться с Берни, будут добиваться возможности инвестировать в Берни.

Они еще не знают, что Берни рискует больше, чем любой из них может представить. Если его клиенты – хедж-фонды останутся с ним, то ему и не нужны веселые гости, что собрались сегодня на празднике Шапиро. А если хедж-фонды его покинут, то его не спасет даже Шапиро, при всем его желании и доверии.

Четверг, 21 февраля 2008 года

В своем офисе на девятнадцатом этаже Берни Мэдофф приветствует руководителя британского банка. Банкир работает в Лондоне на банковскую корпорацию HSBC, которая ведет административную документацию для растущего числа крупных международных хедж-фондов, включая и те, что ведут бизнес с Мэдоффом.

Это деловой визит. Некоторые подразделения HSBC на протяжении ряда лет рекомендуют своим клиентам различные фидер-фонды Мэдоффа, начиная с фонда Fairfield Sentry еще в 1999 году. Многие офшорные хедж-фонды – клиенты банка вложились в Мэдоффа и передают его фирме свои активы в доверительное хранение. С юридической точки зрения это делает Мэдоффа субкастодианом фондов, поскольку HSBC выступает в качестве их официального кастодиана. И пусть все уверены в репутации Мэдоффа, но это необычное соглашение, особенно когда настроения [делового] мира так изменчивы.

Банкиру нужен ответ на простой вопрос: «Действительно ли ценные бумаги, помещенные хедж-фондами на хранение к Мэдоффу, находятся у него?»

Конечно нет. Мэдофф-то знает это – и теперь, когда слухи о нем расползаются по сообществу хедж-фондов, резонно предположить: о том, что ему хорошо известно, другие тоже начинают догадываться.

Скептики нашлись даже в HSBC. Еще в 2001 году кое-кто в руководстве банка открыто сомневался в Мэдоффе. В сентябре 2005 года банк предложил крупной бухгалтерской фирме KPMG оценить «операционные риски» бизнеса Мэдоффа. В отчете, полученном от KPMG в начале 2006 года, содержался леденящий кровь перечень возможных нарушений – от недобросовестных сделок до прямого мошенничества. Однако, несмотря на предупреждения и некоторые внутренние сомнения, в банке, похоже, сочли, что такие кошмарные предположения по адресу Мэдоффа звучат нелепо. В конце концов, нельзя закрывать глаза на его незапятнанную репутацию, как и на то, что у регуляторов рынка он на хорошем счету.

И все же в следующем месяце банк попросит KPMG повторно оценить риски партнерства с Мэдоффом. Может быть, об этом и пришел сообщить ему банкир. А может быть, проверку закажут по результатам его сегодняшнего визита.

Несмотря на эту новую тщательную проверку, HSBC будет еще почти десять месяцев оказывать административные и кастодиальные услуги фондам, которые сотрудничают с Мэдоффом.

Пятница, 14 марта 2008 года

Когда взмыленный фондовый рынок, пошатываясь, подходит к сегодняшнему закрытию, сослуживцы видят, как Марша Бет Кон поднимается по винтовой лестнице на девятнадцатый этаж и опускается в секретарское кресло рядом с кабинетом-аквариумом Берни Мэдоффа. Это жилистая, атлетически сложенная женщина, с коротко подстриженными волосами темно-каштанового цвета. Развернув кресло к стоящему рядом Мэдоффу, она спрашивает с неуверенной улыбкой: «О мудрейший, поведай, что станется с нами?»

Несколько часов назад Федеральный резерв выделил экстренную кредитную линию брокерской фирме Bear Stearns, ставшей жертвой старого доброго «набега на банк» – панического изъятия вкладов. Впервые в истории Федеральный резерв, банковский регулятор, принял меры для спасения брокерской фирмы. Слухи о непризнанных убытках по ипотечным закладным подтачивают доверие людей и к другим колоссам Уолл-стрит: акции Morgan Stanley и Lehman Brothers затянуло в тот же нисходящий поток, что сегодня уполовинил курс акций Bear Stearns. Индекс Доу-Джонса упал почти на 200 пунктов.

Из брокерских фирм Уолл-стрит, пожалуй, ни одна не связана с фирмой Мэдоффа теснее Bear Stearns, которая уже давно числится клиентом отдела трейдинга Bernard L. Madoff Investment Securities. У Берни и Рут хорошие друзья в руководстве Bear Stearns. Когда в 1999 году отделение Американского еврейского комитета на Уолл-стрит чествовало Мэдоффа на благотворительном собрании в клубе Harmony, роль хозяина вечера была отведена председателю совета директоров Bear Stearns Алену Гринбергу.

Марше Бет Кон грозит опасность, и отнюдь не теоретическая. Она президент мелкой брокерской фирмы Cohmad Securities, делящей офисную площадь с фирмой Мэдоффа, но ведущей клиринговые расчеты по своему небольшому объему биржевых сделок через Bear Stearns. Несмотря на ироничный тон, она, видимо, по-настоящему испугана. Что, если какие-то заказы ее клиентов угодят под крушение Bear Stearns?

Такой денек кого хочешь напугает, но Мэдофф, по своему обыкновению, спокоен. Не повышая голоса, он читает собравшейся вокруг Марши группке скромную, но убедительную лекцию о «страховочной сетке», охраняющей счета клиентов на Уолл-стрит. Он уверен, что, как только схлынет сегодняшняя паника, Bear Stearns обретет опору.

Но федеральные регуляторы уже срочно ищут покупателя для Bear Stearns – нужно успеть до вечера воскресенья, пока не открылись азиатские рынки. В последний момент JPMorgan Chase, после обещаний Федерального резерва солидных гарантий по кредитам, согласится купить фирму – но всего по 2 доллара за акцию, притом что на момент закрытия торгов акции Bear Stearns шли по 30 долларов.

В конце концов банк поднимет цену, но это уже не спасет дела. Инвесторы бросятся прочь от финансового сектора, опасаясь крахов, о каких прежде и помыслить было нельзя. Начиная с этого уик-энда, пенсионные фонды и другие институциональные инвесторы будут требовать больше информации о банках и брокерах, с которыми ведут дела. Мэдоффу тоже будут задавать больше вопросов, требовать больше ответов и все чаще в испуге изымать деньги.

День выдался тревожный, едва ли не устрашающий, но дальше будет куда как хуже. Все это только пролог.

Пятница, 25 апреля 2008 года

Некий партнер Fairfield Greenwich Group (FGG), одного из старейших и крупнейших хедж-фондов – инвесторов Мэдоффа, оценивает скорость утечки денег из их ведущего инструмента, фонда Fairfield Sentry, чьи семимиллиардные активы полностью инвестированы в Мэдоффа. Fairfield Greenwich без лишних слов выставила себя на продажу, и этот партнер знает, что любой серьезный покупатель досконально изучит цифры для подсчета потенциальной стоимости фирмы.

И кое-какие объяснения определенно потребуются, судя по цифрам, разосланным сегодня все тем же партнером по электронной почте ряду коллег. Темы изъятий высоки: вдвое выше средней величины по отрасли хедж-фондов. Партнер может объяснить это: «При возможности ежемесячных изъятий с уведомлением за 15 дней многие инвесторы используют Sentry как текущий счет. Это делает фонд Sentry более популярным, но и более уязвимым».

Положительный момент в том, что Мэдофф уже назвал предельную сумму, которую он заберет из Fairfield Greenwich, так что изъятия позволят удовлетворить тех инвесторов, которых прежде в фонд не пускали. Отрицательный момент в том, что быстрый отток капитала может перечеркнуть надежды фирмы найти покупателя.

В более неофициальном письме, посланном несколькими минутами ранее, партнер высказался откровеннее. Отрицательная составляющая – риск того, что не удастся возместить утечку наличности, – «весьма значительна», писал он. Это означает, что уменьшится доход фирмы в части комиссионных за управление инвестициями и, соответственно, ценность ее в глазах возможного покупателя.

«И, к несчастью, – продолжал он, – положительная составляющая ограничена возможностями Мэдоффа, так что соотношение риск – выгода непропорционально – хотя риск партнерства с Мэдоффом менее очевиден, чем риск, что он погорит, но тем не менее риск есть».

Хедж-фонды, частные банкиры и состоятельные частные инвесторы со всех концов света инвестировали в фонд Fairfield Sentry миллиарды. Если один из их рисков – вероятность, что Мэдофф погорит, то они этого явно еще не осознали.

Среда, 14 мая 2008 года

Берни Мэдофф вопросительно глядит на двоих, с 11 утра ожидающих его в конференц-зале, и жестом приглашает их в свой офис.

«Не знаю, зачем я согласился встретиться с вами», – говорит он. Он не груб, просто немного растерян.

Мэдофф занимает свое место за письменным столом, а посетители – бизнесмен на пенсии из Нью-Джерси и его бухгалтер – устраиваются в креслах напротив.

Бизнесмен называет имя состоятельного инвестора Мэдоффа, когда-то их познакомившего. Мэдофф смотрит равнодушно, словно не помнит, кто это. У него тысячи вкладчиков… но гости этого не знают. Они все еще считают Берни Мэдоффа эксклюзивным консультантом по инвестициям, работающим для немногих избранных. Бизнесмену далеко не с первой попытки удалось зарезервировать приемное время в расписании Мэдоффа.

«Ладно, раз уж вы здесь…» – говорит Мэдофф, и на его пухлом лице появляется добродушная улыбка. Он не сможет уделить им много времени, предупреждает он, – назавтра он отбывает на юг Франции. Они обмениваются дежурными любезностями о его планах на отпуск. Он не торопится предлагать свои услуги и не выказывает желания завладеть деньгами бизнесмена.

Внезапно бизнесмен спрашивает: «Вы росли в небогатой семье, правда?»

Мэдофф улыбается. Он начинает вслух вспоминать о своих скромных первых шагах, излагая классическую биографию самоучки, которая некоторым образом роднит их с визитером.

Наконец они добираются до подробностей.

Каковы его комиссионные? – Никаких комиссионных.

Каков минимум инвестиций? – Пять миллионов долларов.

«Я вообще-то не готов вложить столько сразу», – говорит бизнесмен. Обычно работу с новым финансовым управляющим он начинает с небольших вложений и, только убедившись в хорошем результате, вкладывает такие крупные суммы.

Мэдофф пожимает плечами. «Ну, пока можете дать два миллиона, но до конца года придется вложить остальное».

В эту минуту бухгалтер понимает, что разговор зашел в тупик, и переводит внимание на окружающую обстановку. На столе Мэдоффа нет ничего, даже карандаша. Взгляд бухгалтера блуждает по стене, отмечая серию дорогих шелкографий Роя Лихтенстайна с разными вариантами фигуры быка, талисмана Мэдоффа. Затем посетитель отмечает про себя эксклюзивную белую сорочку Мэдоффа, щегольской галстук, прихотливую укладку серебряных кудрей. Похоже, Мэдоффу все равно, чем закончится встреча.

Бизнесмен продолжает расспросы – бухгалтер знает, что у шефа такой стиль. Он копает и прощупывает, добиваясь ответов.

Внезапно Мэдофф проявляет твердость. «Послушайте, – говорит он, – вы задаете уйму вопросов. Я хочу сразу внести ясность. При всем моем уважении вы не сможете звонить мне, если вложите деньги. Вами будут заниматься другие».

Бизнесмен улыбается, а бухгалтер понимает, что это замечание уничтожило всякую возможность договориться. Может, Мэдоффу это и было нужно. Как бы ни нуждался он в деньгах этого человека, нельзя потворствовать его назойливому любопытству. Мило побеседовав еще немного, они встают, обмениваются рукопожатиями и идут к стеклянной двери, ведущей к лифтам.

Пятница, 6 июня 2008 года

Сегодня фирма Мэдоффа посылает чек на шесть с лишним миллионов долларов адвокатам, оформляющим покупку Марком и Стефани Мэдофф нового дома на побережье в Нантакете, штат Массачусетс.

Прекрасное владение, расположенное лучше и удачнее, чем их тамошний старый дом для отпуска, только что проданный за 2,3 млн долларов.

Южный берег уединенного острова, пять спален с ванными, изящный домик для гостей, бассейн, джакузи и обзор на 180 градусов с просторной террасы – трава, песок и океан.

Есть и игровая комната для их двухлетней дочки и для двоих детей Марка от прошлого брака – они будут гостить здесь каждое лето, полное велогонок, рыбалки и игр.

Может, Мэдофф поступает неразумно, одалживая Марку такую сумму именно сейчас. Положение все тревожнее. Некоторые ключевые «донорские» фонды Мэдоффа изымают больше, чем приносят. Деньги теряет даже семимиллиардный левиафан Fairfield Sentry.

Но отказать Марку едва ли возможно. Как он объяснил бы это, после того как столько лет выполнял роль семейного банка? Его двое сыновей живут, как полагается наследникам преуспевающего менеджера хедж-фонда. Миллиарды инвестированных активов, чистый доход в сотни миллионов, три собственных загородных дома – если ты достиг такого уровня, а он сумел им всем внушить такую уверенность, тогда как объяснить, что сейчас совсем некстати расставаться с какими-то шестью миллионами?

Младшие Мэдоффы приедут в понедельник – как раз вовремя, чтобы насладиться летом в Нантакете.

Пятница, 13 июня 2008 года

Финансовый консультант из Боулдера, штат Колорадо, считает, что, хотя это и не входит в его обязанности, он должен предостеречь Fairfield Greenwich Group насчет сделки по опционам, которую Мэдофф заключил в прошлом месяце для Fairfield Sentry. Во-первых, сделка нарушает правила, которым полагалось следовать Мэдоффу при совершении операций для фонда. Опционы на акции должны использоваться только для хеджирования существующих позиций, а не для собственно извлечения прибыли. Но, по всей видимости, именно так и поступил Мэдофф в прошлом месяце – скупил вдвое больше опционных контрактов, чем требовалось для его позиций. Фактически излишек опционного трейдинга составил в доходах фонда за месяц 95 млн долларов.

Что-то тут не так. Не впервые консультант замечает, что Мэдофф «перехеджировал», но это уж слишком.

В электронном письме, отправленном этим утром директору по управлению рисками Амиту Виджаверджья, консультант признает, что, возможно, вмешивается не в свое дело, так как его наняли для резюмирования деловой деятельности, «а не для сочинения передовицы в газету». Однако, продолжает он, «должен заметить, что нахожу майскую торговлю опционами необычной и труднообъяснимой, и поддержал бы ее дальнейшее расследование».

Директор по управлению рисками чуть позже отвечает, что он тоже «счел эти действия чем-то из ряда вон выходящим». Но сейчас он на полмесяца уезжает, так что они договариваются в скором времени вернуться к этой теме по телефону.

Во время телефонного разговора консультант делится своим главным опасением. Даже такой искусный трейдер, как Мэдофф, не может проворачивать с выигрышем все опционные сделки подряд, а значит, существует вероятность, что он регистрирует свои сделки задним числом для показа фиктивной прибыли. Нужно бы выяснить, кто его контрагенты. Более того, необходимо срочно удостовериться в том, что Мэдофф действительно держит активы, которые он будто бы приобрел для фондов Fairfield Greenwich Group.

Возможно, для этих сделок с опционами есть простое объяснение. Скорее всего это единственные фиктивные сделки, затеянные Мэдоффом, чтобы объяснить, как он сделал деньги во время общего спада.

Но уж очень все это неуклюже – и слишком очевидно. Вероятно, консультант недоумевает, почему в Fairfield Greenwich до сих пор никто не призвал его к ответу.

И не призовет, несмотря на его сегодняшнее настойчивое предупреждение.

Вторник, 15 июня 2008 года

У Берни Мэдоффа четверо посетителей из Флориды, и он знает, что встреча может обойтись ему в целых 33 млн долларов.

Трое из визитеров связаны с фондом MorseLife Foundation в Вест-Палм-Бич, обслуживающим один из высококлассных домов для престарелых на золотом восточном побережье Флориды. Четвертый занимается финансовым планированием в представительстве банка Merrill Lynch в Вест-Палм-Бич и недавно выразил мягкое недоумение руководству фонда насчет инвестиций в Мэдоффа. Он особо обратил внимание на то, что фонд кладет в корзину Мэдоффа слишком много яиц. Весной он советовал забрать у Мэдоффа часть денег и вложить их куда-либо еще.

MorseLife Foundation, в правлении которого преобладают те же богатые еврейские благотворители, которых Мэдофф обхаживает повсюду, открыл у него счет в 1995 году. С тех пор фонд инвестировал более 11 млн долларов и ни разу не изымал средства. В этот жаркий летний день визитеры уверены, что на счете MorseLife около 33 млн долларов, составляющих почти 60% их суммарного целевого капитала.

Конечно, на счете ничего нет. Этот счет просто один из малых магистралей, качающих деньги в огромное преступное предприятие Мэдоффа. Но если MorseLife попросит часть денег назад, Мэдоффу придется выписать чек, то есть снова уменьшить массу наличности, держащей его аферу на плаву.

Он в ловушке рыночной конъюнктуры, которая становится все опаснее. Акции некогда бессмертного ипотечного монстра Fannie Mae на этой неделе камнем летят вниз. Мэдофф понимает, что кое-кто из его крупных (и нервных) клиентов – хедж-фондов может вскоре потребовать свои миллиарды обратно. Но степенные, долгосрочные фонды вроде MorseLife годами обеспечивали его верным куском хлеба. Если и они начнут выводить средства, забот у него сильно прибавится.

Само собой, он намерен очаровать человека из Merrill Lynch.

Мэдофф раскован и спокоен, как всегда, и он весьма успешно убеждает посетителей в преимуществах своей консервативной тактики хеджирования с применением «конверсии с разделением страйка». Вскоре после этого представитель Merrill Lynch сменит свою позицию и согласится с дальнейшим инвестированием в Мэдоффа.

И все же эта победа ничего хорошего не сулит. Еще недавно вопрос, следует ли фонду оставаться с Мэдоффом, не мог даже возникнуть, и уж подавно он не мог возникнуть в ежедневнике Мэдоффа.

Среда, 20 августа 2008 года

Сегодня в Fairfield Greenwich Group от потока электронных писем сильно несет тревогой. Обеспокоенные инвесторы и потенциальные клиенты добиваются ответов насчет Мэдоффа – а один из клиентов изымает 74,5 млн долларов из фонда Sentry именно из-за опасений по поводу Мэдоффа. Сотрудники HSBC задают неудобные вопросы в ходе оперативной экспертизы фонда Sntry.

Главный специалист по рискам в Fairfield Greenwich Амит Виджаверджья признал во вчерашнем письме: «Некоторые аспекты действий Мэдоффа все еще остаются неясными» ему и его коллегам. Они пытаются как могут ответить на вопросы HSBC, с лазерной точностью нацеленные на Мэдоффа.

Корень всех тревог в опасениях по поводу несостоятельности контрагента. Даже уверенные в собственном финансовом здоровье фирмы могут споткнуться на крахе заемщика или партнера по сделке. По Уолл-стрит гуляют тревожные слухи о Lehman Brothers и Morgan Stanley. Эти робкие пока шепотки могут обернуться пророчествами: если контрагенты Lehman и Morgan боятся, как бы партнеры не рухнули, они могут отказаться от предоставления им займов или от сделок с ними и тем самым приблизить пугающий всех крах.

Доверие… все сводится к доверию.

В одном из сегодняшних кратких посланий Виджаверджья напоминает комитету по оценке рисков фирмы, что «у нас в FGG крупнейший риск потерь связан с одним контрагентом» – Бернардом Л. Мэдоффом. «Считаю, что сейчас важнее ответить на вопрос: уверенно ли себя чувствует наша группа по рискам ввиду контрагентского риска в лице Мэдоффа?»

До недавнего времени ответ был бы «да». А теперь?

Воскресенье, 7 сентября 2008 года

На западном побережье Лонг-Айленда жаркая и влажная погода, но ласковый ветерок с запада делает ее чуть приятнее. В ежедневнике Берни Мэдоффа записано, что его сын Эндрю с детьми должны провести этот уик-энд с ним и Рут в доме на пляже в Монтоке.

Сегодня всякий, кто придет с пляжа и включит телевизор, узнает почти немыслимую новость: федеральные власти берут под контроль крупнейшие в стране ипотечные компании Fannie Mae и Freddie Mac. Спасти их от банкротства замыслил глава Казначейства (министр финансов) Генри Полсон, а цена вопроса, по слухам, перевалила за 25 млрд долларов.

Альтернатива обошлась бы куда дороже. Fannie Mae и Freddie Mac выпустили вторичных долговых обязательств (ценных бумаг, обеспеченных ипотечными кредитами) на миллиарды долларов. Неуверенность в надежности этих бумаг гонит инвесторов прочь от рынков вторичных долговых обязательств, а средства на финансирование новых залогов иссякают.

Эндрю Мэдофф не сомневается, что эта новость завтра взбаламутит рынки, и у него, как и у других брокеров отцовской фирмы, денек будет горячий.

Берни Мэдоффу известно и другое: еще больше эта новость встревожит его институциональных инвесторов, особенно зарубежные хедж-фонды, которые он обирает через свою пирамиду.

Но только провидец мог знать, что эти беспрецедентные меры по спасению утопающих (назавтра подробно описанные под аршинными заголовками во всех газетах и раскритикованные в телевизионных ток-шоу как неоправданное и вредное вторжение федерального правительства в частный сектор) скоро покажутся сущим пустяком на фоне настоящей беды, обрушившейся на Уолл-стрит.

Понедельник, 15 сентября 2008 года

Сентябрь – лучшая пора для поездки на юг Франции. Воздух приятен и свеж, рдеют виноградные гроздья, море яркое и прозрачное. Берни и Рут Мэдофф с друзьями прилетели к уик-энду на служебном самолете. Здесь, в типичном для Французской Ривьеры оштукатуренном особнячке Мэдоффов, укрывшемся в уголке скромного ансамбля Шато-де-Пин, они планируют побыть несколько дней, прежде чем лететь дальше, в Италию.

Но вести из Нью-Йорка так тревожны, что Мэдоффы с гостями словно приклеились к телевизору в доме, не замечая прекрасной погоды на холмах Кап-д’Антиба.

Инвестиционный банк Lehman Brothers, подлинная легенда Уолл-стрит, этим утром (после провала в уик-энд отчаянных переговоров с регуляторами и правительственными чиновниками) объявил о банкротстве. Казначейство отказалось бросить банку спасательный круг, Федеральный резерв не предложил финансовой помощи, которая привлекла бы покупателя. Теперь, после Bear Stearns, Fannie Mae и Freddie Mac, вливания денег из федеральных источников не произошло. Это крупнейшее банкротство в истории Америки.

Через считаные часы звучат мрачные пророчества: страховая фирма AIG (American International Group), еще один исполин Уолл-стрит, того и гляди, пойдет ко дну под грузом потерь на деривативах. В поисках долгосрочного капитала охваченное ужасом руководство Merrill Lynch бросается в брак «по обстоятельствам» с Bank of America. Фондовый рынок вошел в штопор, и даже бывалых ветеранов Уолл-стрит потряхивает от уже различимых ноток паники в голосах клиентов, регуляторов и телекомментаторов.

Страницы: «« 23456789 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

В третьей книге серии «Древности Средиземноморья» писатель и путешественник Александр Юрченко отправ...
Эта книга путешествий по Сирии поведёт читателей в удивительный мир, в котором живописные руины анти...
Путешественник и исследователь средиземноморских древностей Александр Юрченко приглашает вас в увлек...
Это новый мир сказок, где царит только добро и улыбка! В этой необычной сказке мы встретимся с замеч...
Книга, которая лежит перед вами, познакомит с историей гипноза, тайнами сознания и подсознания, вида...
Тема межнациональных отношений в современных отечественных СМИ и литературе обычно подается либо с «...