Дело о дневнике загорающей Гарднер Эрл

— После того, как тот мужчина, что стоял у окна, уехал, я увидел, как Арлен Дюваль подтащила какой-то ящик к кухонному окну. Я видел, как она забиралась на этот ящик, затем подняла окно и проникла внутрь через окно.

— А потом?

— Через несколько минут она покинула дом.

— Через сколько?

— Примерно минут через пять.

— Сколько прошло времени после того, как вышел Перри Мейсон, и до того, как она влезла в окно?

— Она влезла в окно практически сразу же после того, как тот мужчина — я не знаю, кто это был — вышел через парадный вход.

— Каким образом она покинула дом?

— Через парадный вход.

— Вы не могли бы описать манеру ее движений?

— Она… шла очень быстро.

— Бежала?

— Скорее очень быстро шла, почти бежала.

— Нет никаких сомнений в том, что это была Арлен Дюваль?

— Нет, сэр.

— Вы можете проводить перекрестный допрос, — объявил Гамильтон Бергер, затем добавил, обращаясь к Суду: — Естественно, этот свидетель будет давать показания теми словами, которые мистер Мейсон будет класть ему в рот. Хотя закон и допускает наводящие вопросы при перекрестном допросе, Суду следует помнить, что у нас сложилась необычная ситуация. Я бы предпочел, чтобы этот свидетель давал показания, а не повторял слова, которые ему подсказывает адвокат защиты.

— Вы можете выступить с возражениями, когда будут заданы специфические вопросы, — в голосе судьи явно слышался упрек. — При перекрестном допросе разрешается задавать наводящие вопросы.

— У меня нет вопросов, Ваша Честь, — улыбнулся Мейсон судье.

— Я хотел бы пригласить Джеймса Вингейта Фразера для дачи свидетельских показаний, — объявил Гамильтон Бергер.

Фразер рассказал о своей встрече с Мунди, о том, как они следовали на машине Фразера за такси. Сам он не видел, как Арлен Дюваль влезала в окно, но видел, как она огибала дом. Он мельком заметил мужчину у окна, он не может его идентифицировать. Мужчина опустил и поднял жалюзи примерно в то время, как Арлен Дюваль проходила мимо окна.

Однако, Фразер хорошо разглядел мужчину, когда тот вышел из дома, сел в машину и уехал. Это, насколько он может судить, был Перри Мейсон.

— Вы можете проводить перекрестный допрос, — обратился Гамильтон Бергер к Перри Мейсону.

— Когда вы впервые осознали, что мужчина, вышедший из дома, это Перри Мейсон? — спросил адвокат.

— Как только увидел вас.

— Когда вы впервые осознали, что я — тот мужчина?

— Когда вы вышли из моего дома.

— Я заходил к вам домой в тот вечер?

— Да, сэр.

— И попросил вас описать того мужчину?

— Да, сэр.

— И вы его описали?

— Да, сэр.

— Я спросил вас, узнали бы вы его?

— Да, сэр.

— Вы заявили, что, как вы думаете, смогли бы его узнать, если бы снова увидели?

— Да, сэр.

— И тогда вы не сказали, что я был тот мужчина?

— Нет, сэр.

— Почему?

— Потому что я… Тогда мне не пришла в голову эта мысль.

— Когда она пришла вам в голову?

— Сразу же после того, как вы ушли.

— И как это случилось?

— Кто-то из моих гостей сказал: «Ты так описал того мужчину, что это как раз мог быть сам Перри Мейсон».

— Что вы ответили?

— Я тогда рассмеялся.

— Вы не думали, что это был я?

— Думал, но эта мысль еще не зафиксировалась у меня в голове.

— И когда же она у вас зафиксировалась?

— Сразу же после того, как мы поговорили с гостями, и позднее, когда меня допрашивала полиция.

— После того, как вас допросила полиция и сообщила вам, что я был в доме и мои отпечатки пальцев нашли на одном из стаканов, вы внезапно поняли, что это, несомненно, был я, не так ли?

— Вы выражаете это не совсем так.

— А как бы вы это выразили?

— После того, как я все обдумал, я пришел к выводу, что это были вы.

— Вы «обдумывали» в присутствии полиции?

— Ну да, если хотите.

— И обдумывали в присутствии свидетелей у себя дома, когда я спросил вас, сможете ли вы идентифицировать того мужчину?

— Да, наверное, но тогда моя голова была занята другими вещами.

— Вы обдумывали это, когда один из ваших гостей высказал предположение, что это мог быть я?

— Ну, я тогда тоже думал о других вещах.

— Вы не знали, что говорите?

— О, я знал, что говорю, но я особо не размышлял на эту тему.

— Вы стали размышлять на эту тему, когда полиция сообщила вам, что я был в том доме?

— Вы снова выражаетесь не совсем честно. Вы несправедливы по отношению ко мне.

— Ну тогда сами выразите все честно и справедливо.

— Я не был абсолютно уверен, пока не поговорил с полицией.

— Вам подсказали эту идею?

— Ну, да.

— Но вы не были абсолютно уверены, пока не поговорили с полицией?

— Нет… но я и раньше думал, что вы похожи на того мужчину. Я имею в виду, он походил на вас. Я говорил вам об этом.

— У меня все, — объявил Мейсон.

Гамильтон Бергер поднялся со своего места с видом иллюзиониста, подводящего к умозрительному завершению удивительный трюк. Окружной прокурор обратился к судье:

— Ваша Честь, по моему приказу повестка о явке в Суд была вручена доктору Холману Б. Кандлеру из Санта-Аны. Я хочу попросить бейлифа пригласить доктора Кандлера из комнаты, отведенной для свидетелей.

Мейсон повернулся к Арлен Дюваль.

— Какие показания он будет давать? — спросил адвокат.

Она пожала плечами.

— Наверное, они вручили ему повестку в последний момент. Он бы обязательно дал нам знать, если…

— Вы уверены?

— Конечно.

— Вы полностью доверяете ему?

— Поставлю на него свою жизнь.

— Возможно, вы как раз это и делаете, — заметил Мейсон.

В зале появились доктор Кандлер и бейлиф.

— Доктор Кандлер, — объявил бейлиф.

— Пожалуйста, пройдите вперед и примите присягу, доктор, — пригласил Бергер.

Доктор Кандлер бросил на Арлен ободряющий взгляд, затем подошел к месту дачи свидетельских показаний, поднял правую руку, принял присягу и ответил на предварительные вопросы.

Затем доктор Кандлер повернулся к окружному прокурору.

— Я думаю, будет честно с моей стороны сразу заявить вам, что абсолютно ничего не знаю о деле, — сказал он.

— Это вы так думаете, доктор, — возразил Гамильтон Бергер, — но я так не считаю. Вы были знакомы с Колтоном П. Дювалем, когда он работал в Коммерческом банке Лос-Анджелеса?

— Да.

— Вы были его личным врачом?

— Да, сэр.

— Также врачом банка?

— Да, сэр.

— Вы знакомы с Арлен Дюваль?

— Я знал ее еще маленькой девочкой.

— Сколько лет вы ее знаете?

— Двенадцать по меньшей мере.

— Сколько ей было лет, когда вы ее увидели в первый раз?

— Где-то двенадцать или тринадцать.

— Вы оставались в дружеских отношениях с Арлен Дюваль, на протяжении всего того времени, что ее отец находится в заключении?

— Да.

— Вы поддерживаете постоянную связь с ее отцом?

— Да, сэр.

— Вы были инициатором подачи прошения о том, чтобы Колтона П. Дюваля освободили условно-досрочно?

— Да, сэр.

— Вы сами собирали подписи?

— Частично сам, а частично моя старшая медсестра, миссис Травис.

— Кто?

— Миссис Травис, ее полное имя Роза Рукер Травис.

— Часть подписей собирала она?

— Да, сэр.

— Но она делала это, работая у вас, вы оплачивали ее время, она действовала по вашему заданию?

— Да, сэр.

— Вы время от времени общались с Арлен Дюваль на протяжении последних полутора лет?

— Много раз.

— Вы общались лично, переписывались или разговаривали по телефону?

— Послушайте, я занятой человек, — взорвался доктор Кандлер. — Если вы пригласили меня сюда только для того, чтобы…

— Минутку, доктор. Успокойтесь. Я хочу выяснить, знакомы ли вы с почерком Арлен Дюваль?

— Да.

— И я хочу напомнить вам, доктор, что вы находитесь под присягой. Сейчас я покажу вам дневник, написанный якобы почерком Арлен Дюваль. Я прошу вас внимательно посмотреть на почерк и сказать, написан ли дневник рукой Арлен Дюваль.

Гамильтон Бергер с победным видом подошел к свидетелю и протянул ему тетрадь.

За своей спиной Мейсон услышал возглас отчаяния, вырвавшийся у Арлен.

— О, нет… нет! — задыхаясь шептала она. — Они не должны были, они не могли… Вы обязаны их остановить.

Из свидетельской ложи послышался профессионально спокойный голос доктора Кандлера:

— Да, это почерк Арлен Дюваль.

— Вся тетрадь написана ее почерком?

— Я не разглядывал каждую страницу.

— Пожалуйста, посмотрите каждую страницу, — попросил Гамильтон Бергер. — Не читайте весь дневник, а просто взгляните на почерк, чтобы сказать, она писала это или нет.

Доктор Кандлер начал листать страницы дневника. Время от времени он кивал головой. Закончив, доктор заявил:

— Да, похоже, что все написано ее почерком.

Арлен наклонилась к Мейсону и зашептала:

— Я специально вела еще один дневник, чтобы сбить всех со следа, но полиция обнаружила настоящий, который был спрятан у колеса. Вы не должны позволить доктору Кандлеру прочитать, что там написано. Там есть вещи, которые превратят его из союзника во врага.

— А теперь я хотел бы обратить ваше внимание на записи, сделанные, в соответствии с отметками, седьмого, восьмого и девятого числа текущего месяца, — продолжал Гамильтон Бергер. — Я прошу вас очень внимательно посмотреть на них, обратить внимание на почерк, которым написано каждое слово. Я бы хотел знать, каждое ли слово из названных мной записей, написано почерком обвиняемой Арлен Дюваль.

— Остановите его, — прошептала Арлен Мейсону.

— Я возражаю против подобного вопроса, потому что он уже был задан и на него был получен ответ, — сказал Мейсон. — Доктор заявил, что весь дневник написан почерком обвиняемой.

Казалось, что доктор Кандлер не замечает ничего происходящего вокруг. Он погрузился в чтение дневника.

Мейсон встал и направился к свидетельскому креслу.

— И поскольку свидетелю показали этот документ, я тоже имею право посмотреть на него, — заявил адвокат.

Мейсон встал рядом с доктором Кандлером. Однако, доктор даже не взглянул на него. Он полностью увлекся чтением.

— Доктор, пожалуйста, дайте мне дневник, — попросил Мейсон.

— Секундочку, секундочку. Не прерывайте меня, — ответил доктор Кандлер.

— Я бы хотел посмотреть на этот документ, Ваша Честь, — обратился Мейсон к судье.

— Я считаю, что доктору надлежит прочитать каждое слово на этих страницах, — высказал свое мнение Гамильтон Бергер.

— Он уже заявил, что они написаны почерком обвиняемой, — возразил Мейсон. — Я протестую против заданного вопроса и считаю, что он имеет единственную цель: выиграть время и не дать мне ознакомиться с содержанием документа. Я имею полное право изучить представленный документ и показать его обвиняемой. Я хочу знать, что она скажет по этому поводу.

— И я тоже, — ехидно заметил Гамильтон Бергер.

Доктор Кандлер продолжал читать.

— Отдайте документ мистеру Мейсону, доктор, — принял решение судья Коди.

Доктор Кандлер не обратил никакого внимания на слова судьи.

Судья постучал молотком по столу.

— Доктор Кандлер!

Доктор Кандлер поднял глаза на судью.

— Да, Ваша Честь?

— Отдайте дневник мистеру Мейсон.

Доктор помедлил, а потом с явной неохотой передал его адвокату.

Мейсон вернулся на свое место и начал совещаться с Арлен Дюваль.

— Это ваш почерк?

— Да. О, Боже, теперь мне конец.

— В чем дело?

— Прочитайте то, что читал доктор Кандлер.

Запись, сделанная седьмого числа, гласила:

«Только что вернулась после долгой прогулки с Джорданом Баллардом. Он уверен, что знает, что произошло и как была организована кража. Он утверждает, что подмену денег совершил доктор Кандлер. Я была ужасно шокирована и оскорблена, но мистер Баллард представил впечатляющие доказательства. Доктор Кандлер являлся официальным врачом Коммерческого банка. Периодически все служащие проходили у него диспансеризацию, он был личным врачом Эдварда Б. Марлоу, президента банка. Медсестра доктора Кандлера, Роза Травис, подсказала Балларду, на какую лошадь поставить, причем убедила его в том, что лошадь, несомненно, выиграет забег. Более того, доктор Кандлер вместе с медсестрой находились в банке примерно за полчаса до того, как был отправлен пакет с наличными. У него была масса возможностей беспрепятственно войти через служебный вход, открыть один из ящиков, где хранились погашенные чеки, и спрятать эти чеки у себя в чемоданчике. Он был единственным, ему, за исключением служащих банка, разрешалось пользоваться той дверью. Он был единственным, кто мог, не вызывая ни у кого подозрений, внести и вынести из банка закрытую сумку, потому что все считали, что в ней находятся инструменты. Он…»

— Я заявляю, Ваша Честь, что это мое вещественное доказательство, — встал со своего места Гамильтон Бергер. — Я считаю, что в настоящий момент, пока это доказательство не было приобщено к делу, адвокат защиты и его клиентка не имеют права его изучать. Они имели право только посмотреть дневник, чтобы удостовериться, что он написан почерком обвиняемой. Они уже давно могли убедиться в этом.

— Я не согласен с окружным прокурором, — сказал Мейсон. — Я считаю, что мы имеем право прочитать этот документ перед тем, как его приобщат к делу в качестве доказательства. Возможно, мы захотим возразить. Возможно, мы не будем возражать. Возможно, мы поставим под сомнение подлинность документа. Может, мы обнаружим, что в него вставлено несколько страниц, которые написаны не почерком обвиняемой, а являются искусными подделками.

— Я считаю, что адвокат защиты прав, — высказал свое мнение судья Коди. — Будет лучше, если мы разрешим защите прочитать весь документ прежде, чем он приобщен к делу в качестве доказательства.

— В настоящий момент я не предлагаю приобщать этот документ к делу в качестве доказательства, — заявил Гамильтон Бергер. — Я просто хочу, чтобы он был помечен для идентификации. Я спросил доктора, написан ли дневник почерком обвиняемой и доктор ответил утвердительно. Ваша Честь, я хочу, чтобы этот дневник был помечен для идентификации. Я считаю, что в таком случае защита имеет право на беглый осмотр документа. В дальнейшем, перед тем, как я представлю этот дневник для приобщения к делу в качестве доказательства, у господина адвоката будет право прочитать документ целиком, чтобы решить, согласен ли он на приобщение дневника к делу в качестве доказательства или хочет возразить против этого, а если да, то на каких основаниях.

— Хорошо. Если вы хотите, чтобы документ был просто помечен для идентификации в настоящее время, то в дальнейшем защите должна быть предоставлена возможность изучить документ, — постановил судья Коди.

Гамильтон Бергер бросил победный взгляд на Перри Мейсона.

Мейсон отдал дневник так же неохотно, как и доктор Кандлер.

— Пока это все, доктор, — сказал окружной прокурор. — Я снова вызову вас через какое-то время, но сейчас я хочу обосновать представление этого дневника.

— Секундочку, — остановил Мейсон уже покидающего свидетельское место доктора Кандлера. — Я собираюсь провести перекрестный допрос.

— Но он еще не давал никаких показаний, относительно которых можно проводить перекрестный допрос, — возразил Гамильтон Бергер. — Я снова приглашу его, когда буду представлять дневник для приобщения к делу в качестве доказательства.

— Он заявил, что документ написан почерком обвиняемой.

— В этом нет сомнений. Конечно, это ее почерк.

— Не будьте так уверены.

Мейсон встал со своего места и направился к свидетельскому креслу, где сидел сбитый с толку, побледневший доктор Кандлер.

— Вы знакомы с почерком обвиняемой, доктор Кандлер? — спросил адвокат.

— Да.

— А теперь взгляните на фотокопию одного документа, доктор. Это почерк обвиняемой?

Мейсон передал доктору Кандлеру фотографию размером одиннадцать на четырнадцать дюймов, на которой был изображен список цифр, находившийся у Томаса Сакетта.

Доктор Кандлер посмотрел на цифры и покачал головой. Его лицо, за которым внимательно следил Мейсон, ничего не выражало.

— Секундочку, — вставил Гамильтон Бергер. — Теперь я имею право взглянуть на документ.

— Конечно. — Мейсон протянул ему фотографию.

Гамильтон Бергер взял снимок в руки. Внезапно его глаза округлились от удивления. Он повернулся и побежал к своему столу, открыл записную книжку, вытащив ее из груды бумаг, и начал сравнивать номера, занесенные в нее, с номерами на фотографии.

Мейсон молча последовал за окружным прокурором к столу, отведенному для обвинения. Когда Гамильтон Бергер смотрел в записную книжку, чтобы сверить цифры, Мейсон, ни слова не говоря, взял фотографию и уже был на полпути к своему столу, когда Бергер осознал, что список у него забрали.

— Верните его сюда. Я хочу на него посмотреть! — заорал Гамильтон Бергер.

Мейсон просто улыбнулся.

— Ваша Честь, Ваша Честь, — кричал окружной прокурор, — это очень важно. Защита не имеет права держать у себя этот документ. Я… Я хочу посмотреть на этот документ.

— У вас уже была возможность посмотреть, написан ли он почерком обвиняемой или нет, — ответил Мейсон.

— Но я требую, чтобы мне была предоставлена возможность изучить его. Я настаиваю… Мейсон повернулся к недоумевающему судье.

— Я прошу, Ваша Честь, чтобы этот документ был просто помечен для идентификации. Поэтому, в соответствии с правилом, провозглашенным самим господином окружным прокурором, он не имеет права читать этот документ в настоящее время. Он посмотрел на него и этого достаточно.

— Ваша Честь, — взмолился Гамильтон Бергер, — это конфиденциальный документ… это один из самых строжайших секретов во всем деле… он оберегался… Я требую представить этот документ.

— Он был представлен, — заметил судья.

— Я имею в виду, я требую приобщить его к делу в качестве доказательства.

— Со стороны обвинения? — спросил заинтересовавшийся судья.

— Возможно, он будет использован, как финт, для введения в заблуждения, для запугивания. Я…

— Хватит, — прервал судья Коди. — Вы хотите, чтобы этот документ был приобщен к делу в качестве доказательства?

— Я… Если придется, я это сделаю. Ваша Честь, этот документ, очевидно, содержит список номеров купюр, которые составляют в общей сложности пять тысяч долларов. Они предназначались для выкупа шантажисту и были украдены из Коммерческого банка.

Мейсон улыбнулся разозленному прокурору.

— В дальнейшем, когда я представлю это доказательство для приобщения к делу, у вас будет возможность изучить этот документ, мистер Бергер. А на настоящий момент, в соответствии с пунктом закона, провозглашенного вами же, у вас есть право только посмотреть на него. Вы уже посмотрели.