Гений страсти, или Сезон брачной охоты Гринева Екатерина

– Только не надо мелодраму разводить, – поморщилась я. – Здесь замешаны прежде всего деньги, карьера, амбиции. Укравший ролик человек, скорее всего, собирался сбагрить его некой второй стороне – в конкурирующее агентство и вскоре перейти туда работать. Я лично не удивлюсь, если Никита и Ульяна разом напишут заявления об уходе под предлогом: типа, они не могут больше работать в моей фирме – из-за всей этой истории. Разве я примусь хватать их за руки, уговаривать остаться? Конечно, нет! На это все и было рассчитано. А потом, у Ульяны такие связи, такой папа, что к ней особо-то и не пристанешь с уговорами. Придет ко мне парочка амбалов, скажут они пару ласковых – и на этом мой диалог с Ульяной завершится.

– Влад! – сказал Гриша после непродолжительного молчания. – Ты сегодня какая-то…

– Какая?

– Железная, что ли… Чувства людей вообще в расчет не принимаешь. Словно они роботы какие-то! Я все понимаю: ты у нас – «железная» Вешнякова. Но в душе я не очень-то этому верил. Я даже подумал, что у тебя с этим Шаповаловым что-то…

– Заткнись! – рявкнула я.

От удивления Гриша часто-часто заморгал.

– Заткнись! И не лезь, куда тебя не просят! Понял?! И чтобы больше я об этом никогда не слышала! И не пристегивай ко мне этого… дальневосточного жеребца! Ясно?!

– Не кипятись…

– А ты не лезь!..

Стало трудно дышать, я дернула молнию на куртке и опустила стекло.

– Холодно же, – пробурчал Гриша. – Закрой!

– А мне жарко!

Защемило, засосало под ложечкой, и я испугалась. Да кто он мне такой, этот Шаповалов, чтобы я вообще о нем думала?! Если разобраться – никто! Ну, перепихнулись пару раз, да, мне было приятно, да, мне было хорошо… И что? Почему мои мысли упорно возвращаются к нему?

– Ладно, не буду, – примирительным тоном сказал Гриша. – В конце концов, твоя личная жизнь – это твое дело.

– Да нет у меня никакой личной жизни!.. – выпалила я и осеклась.

Как нет? А та ночь в доме моей матери? И позже, у меня? Та нежность, с которой его грубые пальцы касались ложбинки между моими грудями, и тот момент в лесу, когда снег был таким мягким, таким нежно-розовым – разве всего этого не было?!

Я посмотрела в верхнее зеркальце – на Гришу.

– Прости, я погорячилась.

– Взаимно! – буркнул он.

Я дернула рычаг зажигания.

– Подожди! Я схожу за сигаретами. Я помню, здесь за углом ларек стоит. Две минуты.

– Иди. Только быстро!

– Мигом обернусь.

Гриша вылез из машины и зашагал к углу дома.

Зачем я его отпустила, почувствовала я угрызения совести, он же едва-едва ползает! На него недавно напали, он плохо себя чувствует, а я отправила его за сигаретами, как мальчика на побегушках.

Я завела мотор и медленно поехала следом за Гришей по узкой дорожке. Он нырнул под арку, чтобы сократить расстояние и пройти дворами. Я вырулила на проезжую часть. Гриша вынырнул из прохода – сутулый, нахохлившийся, как воробей, он вошел в арку. Я остановила машину и потянулась за сумкой. Случайно переведя взгляд на Гришу, я замерла… За Гришей шла… тень! Тень имела смутные темные очертания и шла за Гришей, все ускоряя шаг. Похолодев от страха, я выскочила из машины.

– Гриша! – отчаянно заорала я, размахивая руками. Тень собралась в комок и… прыгнула на Гришу.

Он слабо взмахнул рукой и мешком осел на тротуар.

– Гриша! – орала я, гигантскими прыжками мчась к нему. – Гриша-а-а-!!!

Тень застыла на месте, явно что-то прикидывая. Рванулась, нырнула в арку и скрылась с моих глаз.

Запыхавшись, я резко затормозила около Гриши. Он лежал на тротуаре и стонал.

– Гришенька! Куда тебя ударили?

– Опять по башке дали, – горестно пробормотал он, потирая ладонью голову. – Скоро придется тебе другого помощника искать! Моя голова ни черта соображать не будет. Знают, гады, куда метить – в самое мое креативное место!..

– А задница у тебя еще не креативит? – сморозила я очередную глупость.

– Нет. Если б они по заднице били, было бы не так больно и обидно. У меня же рабочий инструмент – голова!

– Гриш! – я присела на корточки. – Ты не видел, кто тебя шарахнул? Не видел? – я спрашивала его с мольбой и надеждой – мне и в самом деле было очень важно, чтобы он видел.

Но Гриша разбил вдребезги все мои надежды.

– Не-а!! Ни черта я не видел! Сзади что-то бросилось на меня, и все! А потом ты прибежала! Конец «фильмы»!

– Гриша! Не ерничай. – Я оглянулась. Мы сидели на асфальте, под аркой, в темном тоннеле, откуда жутко сквозило, и я вдруг подумала, что мы оба – очень удобные мишени. Я невольно дернулась, и Гриша странно как-то на меня посмотрел:

– Ты что?

– Ничего. Бежим отсюда! Здесь мы видны, как на ладони.

– Ты думаешь? – Гриша осторожно повертел головой по сторонам.

Внезапно я рассердилась:

– Я знаю, а не думаю! Это ты, дурачина старая, все думаешь, думаешь!..

– А вот и нет…

– Хватит рассуждать! Ты встать можешь? Обопрись на меня.

Гриша с трудом поднялся.

– Пошли! – скомандовала я.

– Куда?

– К Никите!

– Ты думаешь, это он?!

– Я ничего не думаю! Я хожу вокруг да около! Вокруг меня сплошные догадки, а я блуждаю в этих чертовых потемках без всякой надежды выбраться на белый свет! Марка уже нет. На меня и на тебя напали! На тебя – даже дважды. Может быть, потому, что на тебя было удобнее напасть, я-то сидела в машине, а ты пошел за сигаретами.

– А кто меня послал?

– Ты еще скажи, что это я во всем виновата! – рассердилась я.

– Кажется, ты приходишь в себя, – съехидничал Гриша. – Злая, раздраженная и, как обычно, срываешься на сотрудниках. Но почему ты решила, что это был Никита?

– Мы только что ушли от них, а им явно не понравились наши вопросы. – Мы двинулись обратно к дому Никиты. Гриша сопел и наваливался на меня всем телом. – Никита пошел следом за нами, и ты… стал удобной мишенью. Все ясно и логично. Разве не так?

– Не так! – Гриша остановился и устало провел рукой по лбу. – Я ни в чем не уверен и на Никиту не наговаривал… учти!

– Ты его выгораживаешь?

– Нет, Влад! Это не то! Это – другое… – голос Гриши прозвучал печально. – Я его не выгораживаю, я просто не могу в это во все поверить. Но и это – не то! Просто мы все – одна команда. И я буду за свою команду драться до последнего! Даже если все примутся уверять меня в обратном – я не сдамся и не предам своих.

– А я, значит, предаю? – тихо спросила я, но Гриша оставил мой вопрос без ответа.

– Так вот, пока я не увижу ничего конкретного своими собственными глазами, пока мне не представят убедительных доказательств, я ни во что такое не поверю и не начну обвинять своих, – последние слова он почти прохрипел и схватился за горло.

– Дурак ты старый! – на моих глазах выступили слезы. – Какой же ты дурак, Гриша! Я тоже своих не сдаю, но мне тем более противно, что в этом замешан кто-то из наших! Мне это поперек горла стоит!

Я провела ребром ладони по своей шее, и Гриша чуть не упал.

– Поосторожнее, а то еще уронишь меня!

– Как ты мог подумать, что я своих сдаю, – я то глотала злые слезы, – да я за всех вас глотку перегрызу кому угодно! Гриш! Я же одинокая баба, у меня никого нет! Только не перебивай! – Я протестующе подняла руку. – Вы – это все! Дети мои и родственники, вы – вся моя жизнь! И для меня это больше, чем удар судьбы, это крушение всей моей жизни… Я не знаю, на кого мне думать!

– Даже на меня подумала, – мрачно сказал Гриша.

Зазвонил мой телефон. Я машинально нажала на соединение.

– Влада! Это я, – услышала я голос змея-искусителя Шаповалова. – Ты где? Я тебе звонил, звонил…

– Я… не хочу с тобой разговаривать.

– Да ну! – весело изумился Шаповалов. – А в чем дело-то, мадам, не просветите?

– Ты знаешь, в чем! – я искоса взглянула на Гришу, тот из деликатности отвернулся. – Нам не о чем разговаривать, – добавила я.

– Как это – не о чем? – возмутился Шаповалов. – У нас очень даже много тем для беседы!

– Нет!

– Да! Ну так что?

– Пока! – и я нажала на «отбой». Мои щеки загорелись. Как ни странно, мне отчего-то стало ужасно весело, легко, как в детстве, когда я весной гуляла по улицам и ела на ходу мороженое, и настроение мое было таким беззаботным, праздничным. Я ведь ждала этого звонка, ждала! Хотя ни за что не хотела самой себе в этом признаваться!..

– Поговорила?

– Да. Поговорила. А что? – произнесла я с некоторым вызовом в голосе.

– Ничего… Ты даже на меня подумала! Что это я украл ролик!

– Гриш! Ну прости меня, я что хочешь сделаю ради этого! Хочешь, на колени встану?

– Ты что, Влад! Ты, часом, умом не тронулась?

– Мы же с тобой на пару бутерброды твои черствые ели, в бумагу туалетную замотанные! Это ты их так заворачивал…

– У меня больше под рукой ничего тогда не было… Да сдались тебе эти бутерброды! Все время их вспоминаешь! Я уже и не помню, ей-богу.

– А я помню! И я, между прочим, мечтаю научиться хорошо готовить!

– Ты?! – Гриша вытаращил глаза.

– Ну да, я! А что, или я монстр какой-то? Плюшки хочу научиться печь, торт «наполеон», готовить рыбные котлеты по-дальневосточному.

– Плюшки, «наполеон»… дальневосточная кухня… все понятно! – хмыкнул Гриша.

– Замолчи, Гриша! Я тебя прошу, замолчи… иначе мы поссоримся всерьез и никогда уже больше не помиримся, – быстро сказала я. – И если я от тебя услышу еще хотя бы слово…

– Понял. Молчу… Но что мы скажем нашим голубкам?

– Найдем что.

Ульяна и Никита открыли нам мгновенно – бледные, встревоженные. Я кратко рассказала о нападении на Гришу. Ульяна охнула, зажав рот рукой, Никита сдвинул брови, отчего светлые глаза потемнели. Либо оба они были чертовски хорошими актерами, либо я – никудышным психологом. Точно, одно из двух… Я не находила в их поведении ни тени игры, и это убеждало меня в полнейшей абсурдности моих диких предположений. Но, честно говоря, я уже ни в ком и ни в чем не была уверена… Они предложили нам остаться у них на ночь и больше никуда сегодня не выходить. Так будет безопаснее, прибавила Ульяна. Но Гриша помотал головой, и я вслед за ним.

К моей машине мы шли уже во второй раз за этот вечер, поминутно оглядываясь. «Так и развивается паранойя», – заметил с нервным смешком Гриша. «Лучше подстраховаться, – возразила я, – если мы хотим остаться в живых, а не валяться на дороге с дыркой в голове или в сердце».

В машине Гришу разморило. Он был измучен, страшно устал, и то же самое можно было сказать и обо мне. Но я давно привыкла не показывать никому своей усталости, держать все в себе. И только когда я оставалась одна, могла немного расслабиться…

Едва мы подошли к Гришиному подъезду, как к нему кто-то кинулся, и я инстинктивно выставила вперед руку, словно готовилась вцепиться в очередного нападавшего. Но это была… Ирочка, которая отчаянно мотала головой и внезапно принялась колотить Гришу куда попало своими маленькими кулачками. Я схватила Ирочку за руку, но она вырвалась. Спутанные волосы, изорванная черная крутка – Ирочка была больше похожа на бомжиху, нежели на мою всегда такую аккуратную и исполнительную секретаршу.

– Г-гриша! К-как ты мог?! Г-риша! – рыдала она.

– Ирочка! Ира! – он широко распахнул руки, как бы намереваясь заключить ее в объятья, но она продолжала осыпать его бессильными ударами.

– Ира! Что случилось?! – попыталась осадить я ее. – Ира!

Я с размаху ударила ее по щеке, чтобы привести в чувство. Она охнула, схватилась за щеку и уставилась на меня глазами, полными слез.

– Влада Георгиевна! – пролепетала она. – Но это… это же он меня и похитил! Он! – она ткнула в Гришу пальцем и залилась слезами.

– Я?! – поразился Гриша, отступая назад. – Я?! Тебя?!

– Ну да! Ты же выманил меня на балкон покурить… Ты позвонил мне на сотовый… правда, почему-то с чужого номера… ты сказал, что потерял свой телефон… голос твой звучал как-то странно… попросил, чтобы я вышла на минутку на балкон. Я хотела было спросить, что случилось, но ты уже дал отбой. И я пошла на балкон! Подумала: Влада Георгиевна занята, я могу покурить. А на балконе… ты там стоял, спиной ко мне… ты был в куртке… потом ты повернулся и чем-то меня стукнул… и я отключилась… а очнулась в каком-то фургоне-е-е! – прорыдала Ирочка. – И ты… ты сказал мне, чтобы я не рыпалась, иначе мне хана полная… и я так испугалась, так испугала-а-а-сь… как никогда в жизни! Ты привез меня в какую-то деревянную избушку… у нее крыльцо такое… покосившееся… и петух резной там такой, ты все время повторял, чтобы я молчала, не поднимала шум, иначе ты меня прирежешь! И еще ножик доста-а-ал! И я в обморок упала, хотя я, вообще-то, крепкая, я только на вид слабая…

– Петух?! Резной?! – схватился за голову Гриша. – Это же наша старая семейная дача, на которой сто лет уже никто не бывал!

– Я сидела в темной холодной комнатушке и дрожала от холода! Думала, сейчас совсем окоченею! И ты все время меня сторожил… сидел в соседней комнате! Ты выглядел так странно, что я подумала: ты сошел с ума!.. Один раз ты куда-то отошел, и я выскочила во двор и побежала что было сил… а ты погнался за мной… ты орал что-то, потом споткнулся и упал, а я все бежала, бежала… пока не свалилась в какой-то овраг… Потом услышала шум машин и пошла в ту сторону. Там была дорога, и меня кто-то подвез до Москвы… Влада Георгиевна! Он – маньяк! Звоните в милицию!

– Я – маньяк?! – Гриша снял очки. – Влада! Это был мой брат! Он, видимо, убежал из санатория… у них перестановка кадров, новый директор и им ни до чего. Они сказали мне, что его должны выписать, но выписка временно откладывается. А он удрал! Они скрывают свою халатность и разгильдяйство… Мне даже не позвонили и не сообщили об этом!

– Брат? Ты мне никогда не говорил ни о каком брате!

– Я… не хотел никому говорить. О моей проблеме знала только Влада.

– А почему он так похож на тебя? – всхлипнула Ирочка.

– Да мы же – близнецы! Понимаешь: близ-не-цы, – по слогам повторил Гриша и надел очки.

– Ты мне никогда об этом не говорил! – вырвалось у меня. – О том, что вы – близнецы!

– Специально. – И мой заместитель криво улыбнулся. – Ну сама посуди, как бы ты на меня смотрела, если бы знала, что есть человек, как две капли воды похожий на меня, и он – псих?

– Какой еще близнец?! – Ирочка прикусила палец. – Я ничего не понимаю! Это был ты! Или… или все же?..

– Ирочка! Да как ты вообще могла подумать, что я способен причинить тебе вред? Ирочка! Да я… да не посмел бы никогда сделать что-то такое!

– Послушайте, Ирочка! Давайте-ка зайдем к Грише и все выясним. Мы вас чаем напоим. Вы же, наверное, голодная?

– Ну да! Голодная! Но мне там даже есть не хотелось, я так разозлилась на него, вы даже не представляете! Так бы и разорвала на куски!

– И он тебе не объяснил, кто он такой? Не назвал свое имя?

Ирочка сердито сверкнула глазами:

– Нет! Я думала, что это – ты!

– Ирочка… не стоит нам стоять на улице…

Я потянула Ирочку за рукав. Гриша взял ее под руку, и они шли за мной следом. У Гриши был абсолютно счастливый вид. Ирочка притихла, она шла, опустив голову, и смотрела себе под ноги.

В Гришиной квартире было темно. Мы вошли и услышали душераздирающий вой.

– Это кто?! – шарахнулась в сторону Ирочка.

– Кот Борис. Жуткий разбойник и нахал. Он пока находится у меня… на временном содержании.

– А… – Ирочка тихо рассмеялась и добавила: – А я уж было подумала… – фразу она не закончила, и мне послышался звук поцелуя. Или мне все-таки показалось?

Я щелкнула выключателем, и маленький коридор осветился тусклой лампочкой. Борис сидел на пороге комнаты и смотрел на нас ярко-зелеными глазами.

– Мяу! – кот подошел к Грише и потерся о его ногу.

– Все идем в кухню, – скомандовала я.

…Ирочка пила чай маленькими глотками, обхватив кружку обеими руками. Черную куртку она бросила на пол в коридоре. Ирочка заметно осунулась, ее светлые кудряшки свисали вдоль впалых щек. Она поминутно встряхивала волосами, не сводя с Гриши глаз.

Он налил водку в стопку и залпом выпил.

– Мишка, сволочь! Но он болен, он очень болен, он просто не может контролировать себя… – Гриша разговаривал как бы сам с собой. Он стоял возле холодильника, переводя взгляд с меня на Ирочку. – Если бы я знал… Но он и так очень несчастен. Я потратил кучу денег на его лечение, и все – без толку. Возил его в Швейцарию! Безрезультатно! Тяжелый клинический случай, – выдохнул Гриша. – Но, в сущности, он – безобидный человек. Я не знаю, почему Ирочка… Я вообще не понял, как Ирочка… – он замолчал и беспомощно взмахнул рукой.

– Безобидный?! – переспросила Ирочка, и ее нижняя губа оттопырилась, было ясно, что она вот-вот заплачет.

– Гриша хочет сказать, – быстро вставила я, – что его брат умело маскирует свою сущность. Но откуда он вообще знает об Ирочке?

Гриша отвел взгляд:

– Не знаю…

– Знаешь, но не хочешь говорить. Не может быть, чтобы твой Миша так ловко проник на территорию нашей фирмы, поднялся на наш этаж и нашел Ирочку! Как все это объяснить? Если тебе есть что сказать, то самое время это сделать! Мы постараемся все понять. Колись, Гриша, колись!

– Когда-то… уже давно… я показал брату свое место работы. Провел его к нам в конце рабочего дня, устроил, так сказать, показательную экскурсию. Он сам попросил об этом.

– Когда это было?

– Года три тому назад.

– Предположим. А Ирочка? Как он ее нашел, как узнал ее телефон?

– У меня была ее фотография… с собой, – Гриша вновь потянулся к бутылке, но в последний момент он отдернул руку и потер лоб. – Все время. Всегда. В портфеле… И на обороте был написан ее телефон.

– Я не дарила вам свои фотографии, – подчеркнуто отстраненно сказала Ирочка и всхлипнула.

– Да, это я сам… как-то сфотографировал тебя на свой мобильный, когда ты работала, увеличил и распечатал. Вот… – Гриша как-то нелепо взмахнул рукой, и пустой стакан грохнулся на пол.

– Разбился, – прошептал Гриша. – И шут с ним…

– Я соберу, – быстро вскочила Ирочка. – Сию минуту…

Она проворно нагнулась и стала руками собирать осколки.

– Ирочка! – с благоговейным ужасом сказал Гриша. – Вы же поранитесь! Не надо! Я прошу вас!

Он присел на корточки рядом с ней и взял в руки самый большой осколок. И так и замер с ним в пальцах. Ирочка как зачарованная смотрела на него. Ее губы зашевелились, но что именно она сказала, я не расслышала.

– Значит, Ирочкина фотография всегда лежала в твоем портфеле… – подытожила я. – И как же Миша мог… мг… «соединиться» с твоим портфелем?

Гриша уставился на меня невидящими глазами.

– Какое отношение Миша может иметь к твоему портфелю? – переиначила я фразу. – Как он получил к нему доступ?

– Но я же ездил к нему в санаторий, навещал его… Примерно раз в месяц… Иногда и по два раза. Свои родственные обязанности я выполнял исправно, не халтурил…

– Ты ездил в санаторий с рабочим портфелем? – уточнила я. – С портфелем, где лежали важные договоры, контракты, материалы наших заказчиков? Да ты – разгильдяй, каких поискать! Гриша, ты нас всех под монастырь подводишь! Ты хоть соображал, что делал?! И даже не подумал об этом – оставлять материалы дома! Хорош заместитель! А я-то доверяла тебе, как себе! – Я распалялась все сильнее и сильнее.

Ирочка выпрямилась и прижала руки к груди, не замечая, что сжимает в них осколки стакана.

– Он не виноват, Влада Георгиевна! Ничуточки не виноват! Он всегда очень старался, за наше агентство всегда переживал… Как никто! И за дело горой стоял. Ну, так сильно разве только вы сами переживаете! И он всегда говорил мне, что наша работа для него – все!

– Кроме тебя, – хрипло поправил ее Гриша. – Я не говорил, что работа для меня важнее тебя…

– Но ты ведь всегда так «боле-е-ел» за всех нас, и когда этот ролик пропал, на тебе лица не было! Я же видела! И ты не мог поверить в то, что вся работа – зря и что у нас фестиваль накрывается медным тазом! А так все красиво представлял и мне, и себе: и дорожку, и золотую статуэтку, и как мы даем интервью…

– Все разом? Так все и стоим рядком и тараторим, как попугаи? – саркастично заметила я.

– Не знаю, – Ирочка опять заплакала, осколки упали на пол. Она закрыла лицо руками, и Гриша, быстро положив большой осколок на холодильник, бросился ее утешать: неловко прижал Иру к себе и бросил на меня уничтожающий взгляд. «Довела девчонку до слез!» – сигналил он мне. Ей, мол, и так кошмар пережить довелось, и ты еще ее добиваешь! Надо было срочно идти на мировую, пока я не стала эдаким воплощением Вселенского Зла в его глазах.

– Ладно, Ирочка, – примирительным тоном сказала я. – Спасибо, конечно, за то, что вы так рьяно защищаете Григория Наумовича. Он без вас – просто никуда!

«Я не изверг, – взглядом просигналила я Грише. – Я просто измотанная женщина и не очень удачливый начальник, раз у меня прямо из-под носа увели ролик! И увел его кто-то из своих. Мы же с тобой это понимаем прекрасно, какие бы факты ни твердили нам об обратном. Мы с тобой последовательно подозревали всех! Я-то подозревала в открытую и дошла до того, что всерьез подумала на тебя. А ты действовал потихоньку, как родная мать, которая не хочет сдавать своего нашкодившего отпрыска милиции, а сначала пытается вразумить его с помощью уговоров. За нашими плечами уже есть один труп, несколько случаев нападения на нас, есть похищение Ирочки… И во что же мы с тобой ввязались, заместитель ты мой дорогой? Неужели ты не чувствуешь? А я вот чую: нам надо уносить ноги подобру-поздорову, пока целы! Только вот мы с тобой, два дурака старых, жизнью битых-перебитых, ничего и знать об этом не желаем, все прем на рожон, до последнего… Разве не так? Неужели ты сам не чуешь? Или чувство опасности у тебя совсем «отбилось», как нюх пропадает у старой собаки?..»

– Давайте лучше подумаем, как нам следует действовать дальше, – сказала я вслух. – Плакать и упрекать друг друга – толку мало. Непродуктивно!

– Влада! Ты… ты просто невозможна! У тебя все вечно по полочкам разложено: продуктивно – непродуктивно, – счастливым голосом откликнулся Гриша. Он сжимал Ирочку в объятьях, и она уже перестала плакать, только пошмыгивала своим хорошеньким носиком.

– Кому-то же и подумать полагается! – поддела я его.

Рыжий котяра материализовался на пороге кухни.

– Здесь осколки валяются, надо их все же собрать, а то кот поранит лапки.

Ирочка вновь присела на корточки, разом ловко собрала осколки и выкинула их в мусорное ведро. Кот, не обращая ни на кого внимания, запрыгнул на подоконник и зевнул во всю пасть.

– Надо найти Мишу! – Гриша опустился на табуретку и сжал руки в кулаки. – Я немедленно позвоню главврачу и спрошу о нем. Развели бардак! Пациенты бегают по городу, а они в ус не дуют! – решительно сказал он. Перед Ирочкой, которая сидела рядом и не спускала с него зачарованного взгляда, Грише хотелось выглядеть решительным, смелым и ловким, человеком, способным одним махом решить все мелкие и крупные проблемы.

– Посмотри на часы! Если ты позвонишь врачу в такое время, тебя самого туда упекут, или позвонят в милицию-полицию и обвинят в хулиганстве. Что-либо выяснить мы сможем только утром. У меня один вопрос остался: имеет ли твой Миша какое-то отношение к пропаже ролика?

– Нет, – быстро проговорил Гриша. – Он не мог! Он же не знает пароля и никогда не работал с компьютерами. И он не хакер. Твое предположение отметается с ходу.

Я задумалась: моя версия в самом деле выглядела очень шаткой, неубедительной. Получается – опять двадцать пять? Все по новой – кто, как?..

– Гриша! Мы опять пойдем по второму кругу? Никита, Ульяна, Тамара Петровна и… – я поглядела на Ирочку и осеклась.

– Ирочка, я, ты… – спокойно продолжил Гриша.

– А я-то тут при чем?! – поразилась я. – Какой у меня-то мотив?

– Решила повысить уровень своего финансового благополучия и «продалась» конкурентам. Чтобы взять бабки а-ля натурель. Разве не могло быть такого? Хотя бы теоретически…

– Даже практически, – сказала я, несколько ошеломленная этим предположением.

– Вот видишь…

– Я… не брала ролик, – пропищала Ирочка. – Честное слово! Хотя я понимаю… э-э… – она скосила глаза в сторону. – У меня… есть мотив. Я ужасно устала жить с теткой! Элеонора – просто невозможная, все время требует то одно, то другое. А если что-то не по ней, она сразу попрекать меня начинает. А я же не виновата, что у меня родители умерли…

Гриша накрыл Ирочкину руку ладонью.

– Достаточно! Никто тебя и не подозревает. Мы просто… проговариваем вслух различные предположения… И не переводи стрелки на себя! Это совершенно излишне.

– Да, – поддакнула я. Мне не хотелось выглядеть извергом в Гришиных глазах. Тем более что в данный момент он был (почти) счастлив. Несмотря ни на что…

В итоге я решила за всех нас:

– Ирочка! Мы обязательно что-нибудь придумаем. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. Мы с Григорием Наумовичем – жутко креативные и головастые люди. И все у нас получится! А сейчас – спать, потому что завтра к нам в офис нагрянет полиция. И начнутся бесконечные расспросы. Про Марка…

– Марка? – глаза Ирочки стали как две луны – просто страшные в своей бездонности. – А что случилось с Марком?!

…После того, как мы с Гришей наконец кое-как успокоили Ирочку и я легла с ней «валетом» на Гришином продавленном диване, а Гриша, обняв рыжего Бориса, улегся в кухне на полу, я подумала, что эта нескончаемая ночь наконец-то «иссякла». Хотя была уже не ночь, а утро… А новый день будет еще в большей степени сумасшедшим, в этом-то уж я ни капельки не сомневалась.

– Когда и где вы в последний раз видели своего сотрудника? – капитан милиции Ершов Валерий Николаевич смотрел на меня строго, выжидательно.

– На работе, – я с тоской смотрела в окно. Погода продолжала «забастовку», за окном серел мрачный такой же день, как и вчера, только без снега. Но почему-то казалось, что к вечеру опять «повалит», а весна вообще ведет себя как «звездный» гость, которого все ждут на вечеринку, а он все не идет и не идет, и гости уже нетерпеливо шушукаются, то и дело поглядывая на дверь… Ершов был не очень высоким: эдакий крепыш с широкими плечами, с тонкими губами… Я никогда не любила мужчин с тонкими губами и вдруг подумала, что, наверное, Ершову я тоже не нравлюсь. Тем более, ему есть за что меня невзлюбить. Я для него – вся из себя, такая-растакая, бизнес-леди! А он – госслужащий, живет на одну зарплату…

– Когда именно?

– С утра и до самого вечера. Наш рабочий день начинается в девять утра, а заканчивается в шесть. Иногда, правда, бывают сверхурочные часы, но вчера этого не было.

– Когда именно вы его видели?

Я потерла лоб ладонью.

– Кажется, я видела его в тот день лишь мельком. Один или два раза… Я прошла по коридору мимо кабинета, где сидел Марк, и кивнула ему. В другой раз я столкнулась с ним в коридоре. Все.

– У вас не было в тот день каких-либо совещаний, летучек, производственных пятиминуток? – Ершов смотрел на меня с недоверием, словно я скрывала от него правду.

– В тот день – нет, – я подавила вздох. Как же мне объяснить ему, постороннему человеку, что у нас все «не как у людей» – все кувырком и не по плану! Что мы, как сумасшедшие, могли обсуждать какую-то проблему с утра до вечера, вне всяких рамок рабочего дня, засиживаясь порою допоздна? Сидели на нашей «семейной» кухне и спорили до хрипоты по поводу различных «концепций» и «творческих идей». Как я старалась подобрать команду, объединенную и увлеченную одним общим делом, – не людей, которые будут просто просиживать в офисе штаны, строго «от и до», а вдохновенных «крейзиков», для которых дело превыше всего? Ну, и еще то, что называется «корпоративной честью, этикой и профессионализмом». Я хотела, чтобы мы были не просто классными, а лучшими в своем деле! И не жалела для этого ничего – ни денег, ни времени, ни нервов. Да и этот ролик для Каннского фестиваля был задуман тоже как своего рода вызов, как некая планка для нас: сдюжим – не сдюжим? Потянем – не потянем? Все это было азартной игрой, увлечением, на которое мы поставили слишком много…

Но вряд ли капитан Ершов понял бы меня.

– Мы совещались по мере необходимости, – взяла я «офисный» тон. – Но вчера мы запланированных совещаний не устраивали.

Капитан Ершов поднял брови, но ничего не сказал.

– Связано ли убийство Марка Свешникова с его профессиональной деятельностью?

– Не знаю, – для большей убедительности я пожала плечами. – Не думаю.

– Его убили выстрелом в грудь, практически в упор. Это мог сделать только кто-то из его близких. Мать Свешникова, Ирина Алексеевна, сказала, что при всем его очень широком круге друзей и знакомых Марк был довольно-таки замкнутым человеком и нелегко сходился с людьми. Он старался никого не впускать на свою личную территорию. Это – ее слова. А вы что можете сказать о своем сотруднике?

Этот вопрос застал меня врасплох. Я вся подобралась.

– В целом Ирина Алексеевна права. Кроме того, я стараюсь не лезть в личную жизнь своих сотрудников…

– Я как раз хотел спросить вас о его знакомых. Кого из них вы знали?