Нашествие ангелов. Книга 1. Последние дни Коллинз Сьюзен

27

Я еду сквозь толпу по Монтгомери-стрит со скоростью вдвое меньшей, чем если бы шла пешком. Люди расступаются, но неохотно, и лишь после того, как бросают на меня оценивающие взгляды. Я еще раз проверяю, заперты ли дверцы, хотя вряд ли замки остановят того, кто решит разбить окно.

К счастью, мы не единственные, кто едет в машине. У пропускного пункта стоит небольшая очередь автомобилей, окруженная множеством пеших. Видимо, все ждут, когда им разрешат пройти. Проехав как можно дальше, я пристраиваюсь к последней машине.

Среди ожидающих большинство – женщины. Они чисто умыты и одеты как на вечеринку. Женщины стоят в шелковых платьях и на высоких каблуках среди оборванных мужчин, и все вокруг ведут себя так, будто это вполне нормально.

Пропускной пункт представляет собой брешь в высоком ограждении из проволочной сетки, перекрывающей улицы вокруг делового района. Учитывая то, что от него осталось, вряд ли его сложно было отгородить. Но это лишь временная стена из отдельных секций, которые соединены друг с другом, но не вделаны в асфальт. Толпе не потребовалось бы много усилий, чтобы повалить ее и пройти внутрь. Однако никто не рискует подходить к ограждению, как будто через него пропущено электричество.

А потом я вижу, что для подобной осторожности есть причина.

По другую сторону ограждения патрулируют люди, которые тычут металлическим стержнем в каждого, кто оказывается чересчур близко. Когда в кого-то попадают, раздается треск и проскакивает голубой разряд. Охрана использует что-то вроде электрострекала, чтобы удерживать людей на расстоянии. Все сторожа, кроме одного, – мужчины с мрачными, ничего не выражающими лицами.

Но среди них есть и женщина. Это моя мама.

Увидев ее, я ударяюсь головой о руль, но от этого не становится легче.

– В чем дело? – спрашивает Раффи.

– Там моя мать.

– Это что, проблема?

– Вероятно.

Я проезжаю еще несколько футов, по мере того как движется очередь.

Мама относится к своей работе куда эмоциональнее мужчин. Она пытается дотянуться сквозь сетку как можно дальше, чтобы ужалить шокером как можно больше народу. Она даже хрипло смеется, тыча опасным прибором в мужчину, который успевает отшатнуться. Весь ее вид говорит о том, что она получает ни с чем не сравнимое наслаждение, причиняя людям боль.

Несмотря на внешнее впечатление, я чувствую, что маме на самом деле страшно. Не зная ее, можно подумать, что весь пыл вызван злобой, однако есть немалая вероятность, что она даже не воспринимает своих жертв как людей.

Вероятно, она думает, будто оказалась в аду в клетке, окруженная чудовищами, – возможно, в качестве расплаты за заключенную с дьяволом сделку, а может быть, просто потому, что против нее сговорился весь мир. Вероятно, она думает, что люди возле ограды на самом деле замаскированные чудовища, подкрадывающиеся к ее клетке. Кто-то чудесным образом дал ей оружие, позволяющее удерживать этих чудовищ на расстоянии, и как не воспользоваться таким шансом?

– Как она здесь оказалась? – думаю я вслух.

По ее щекам и жирным волосам размазана грязь, одежда порвана на локтях и коленях. Вид такой, будто ей приходилось спать на земле. Но во всем остальном она выглядит здоровой и сытой, и на щеках проступает румянец.

– Все, кто на дороге, оказываются здесь, если не погибают раньше.

– Каким образом?

– Сам не понимаю. Похоже, у вас, людей, есть некий стадный инстинкт, заставляющий сбиваться в кучу. А это самое большое стадо поблизости.

– Город. Не стадо. Города для людей. Стада для животных.

В ответ он лишь презрительно фыркает.

Вероятно, лучше оставить мать здесь, чем пытаться провести ее в обитель. Трудно быть незаметной, когда она рядом. Подобное может стоить жизни Пейдж. Мне все равно ничем не облегчить мучений мамы, когда она в таком состоянии. Люди рано или поздно поймут, что, когда она патрулирует ограду, от нее следует держаться подальше. Здесь ей будет безопаснее. Нам всем будет безопаснее, пока она здесь.

Подобные оправдания не уменьшают чувства вины, но ничего лучшего мне сейчас не придумать.

Я отвожу взгляд от матери, пытаясь сосредоточиться на том, что меня окружает. Нельзя отвлекаться, если мы хотим остаться в живых.

В толпе передо мной начинает вырисовываться некий порядок. Женщины и девочки-подростки, нарядно одетые и накрашенные, напирают на впереди стоящих, надеясь привлечь внимание охранников. Многих красоток окружают люди, похожие на родителей или дедушек с бабушками. Женщины часто стоят рядом с мужчинами, иногда с детьми.

Охранники отрицательно качают головой почти каждому, кто требует его пропустить. Время от времени женщина или группа женщин отказываются уйти с дороги, когда их заворачивают назад, предпочитая умолять и плакать. Ангелов, похоже, это нисколько не волнует, зато волнует толпу, которая поглощает отвергнутых, отталкивая их все дальше, пока те не оказываются в самых задних рядах.

Время от времени охранники кого-то пропускают. Насколько я могу понять, это всегда женщины. Пока мы приближаемся к воротам, разрешают пройти двум.

Обе женщины – в обтягивающих платьях и на высоких каблуках, как и я. Одна из них входит, не оглядываясь назад, и уверенно шагает по пустой дороге по ту сторону ворот. Другая колеблется, посылая воздушный поцелуй мужчине и двоим грязным детям, цепляющимся за сетку ограды. К ним приближается мужчина с шокером, и они в страхе убегают.

После того как пропускают этих женщин, группа стоящих возле края толпы начинает обмениваться вещами. Мне требуется минута, чтобы понять: они принимают ставки на то, кому удастся пройти. Букмекер показывает на нескольких женщин, стоящих возле охранников, затем берет вещи у людей вокруг. Игроки – в основном мужчины, но есть и женщины. Каждый раз, когда в ворота пропускают женщину, один из игроков отходит в сторону с выигрышем в руках.

Хочется спросить, что происходит, почему люди хотят попасть на территорию ангелов и почему они устроили лагерь. Но я понимаю, что в глазах Раффи вновь поведу себя как маленькая девочка, задающая слишком много вопросов. И потому задаю лишь один вопрос, действительно существенный.

– Что, если нас не пропустят? – говорю я, стараясь не шевелить губами.

– Пропустят, – отвечает он из темноты под задним сиденьем.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что ты выглядишь именно так, как им нужно.

– Как?

– Красиво. – Его голос словно ласкает меня из тени.

Никто еще не говорил мне, что я красивая. Я была слишком занята отношениями с матерью и заботой о Пейдж, чтобы уделять достаточно внимания своей внешности. Щеки вспыхивают, и я надеюсь, что не буду выглядеть как клоун, когда доберусь до пропускного пункта. Если Раффи прав и это единственный способ туда проникнуть, я должна выглядеть как можно лучше, чтобы снова увидеть Пейдж. Когда я оказываюсь впереди хаотической очереди, несколько женщин уже готовы наброситься на охранников. Никого из них не пропустили. Я вспоминаю о своих жирных волосах, что отнюдь не улучшает моего настроения.

Охранники окидывают меня скучающим взглядом. Их двое, и пятнистые крылья кажутся маленькими и сморщенными по сравнению с крыльями Раффи. Лицо одного из охранников покрыто зелеными пятнышками, как и его крылья. Отчего-то хочется назвать его Пестрым, словно коня. Весь его вид до боли напоминает о том, что он не человек. И что Раффи – не человек…

Пестрый жестом велит мне выйти из машины. Мгновение поколебавшись, я медленно выбираюсь наружу. С другими девушками, в машинах передо мной, он так не поступал.

Я одергиваю подол платья, убеждаясь, что оно прикрывает ягодицы. Охранники оглядывают меня с головы до пят. Я с трудом подавляю желание сгорбиться и прикрыть грудь руками.

Пестрый дает мне знак повернуться кругом. Я чувствую себя словно стриптизерша, и очень хочется врезать ему по зубам, но я медленно поворачиваюсь, стараясь не споткнуться на высоких каблуках. Пейдж. Думай о Пейдж…

Охранники переглядываются. Я лихорадочно размышляю о том, что мне сделать или сказать, чтобы меня пропустили. Если Раффи говорит, что попасть туда можно только так…

Пестрый машет рукой, пропуская меня.

Я настолько ошеломлена, что продолжаю стоять на месте.

Затем, пока они не передумали, я отворачиваюсь, чтобы не видеть, если они отрицательно покачают головой, и с самым беспечным видом сажусь в машину. Волосы у меня на затылке встают дыбом в ожидании резкого свистка, или прикосновения руки к плечу, или рычания немецких овчарок за спиной, как в старых фильмах про войну. Ведь мы на войне – разве не так?

Но ничего не происходит. Я завожу двигатель, и мне не препятствуют. Я получаю новую порцию информации – ангелы не рассматривают людей как угрозу. Что, если несколько мартышек проберутся сквозь щели в ограде? Насколько сложно обуздать вторгшихся на их территорию животных?

– Где мы? – спрашивает Раффи из темноты позади меня.

– В аду, – отвечаю я, продолжая ехать со скоростью двадцать миль в час.

Улицы здесь пусты, так что я могла бы при желании разогнаться и до шестидесяти, но не хочется привлекать лишнего внимания.

– Если ты так представляешь себе ад, ты чересчур невинна. Ищи что-то вроде клуба – где много света, много женщин. Подъезжай туда и остановись, но не слишком близко.

Я окидываю взглядом странно пустынные улицы. Несколько женщин, выглядящих жалко на завывающем сан-францисском ветру, ковыляют по тротуару к лишь им известной цели. Я еду дальше, глядя на пустые улицы, а затем замечаю людей, во множестве выходящих из высокого здания в переулок.

Подъехав ближе, я вижу толпу женщин возле входа в ночной клуб в стиле двадцатых годов. Вероятно, им очень холодно в открытых вечерних платьях, но они стараются держаться прямо и выглядеть как можно привлекательнее. Вход представляет собой арку в классическом стиле ар-деко, возле которой стоят ангелы-охранники в смокингах с разрезами на спине для крыльев.

Я останавливаю машину в паре кварталов за клубом, кладу ключи в карман на солнцезащитном козырьке и оставляю ботинки под пассажирским сиденьем, чтобы в случае чего их можно было быстро схватить. Жаль, что нельзя запихнуть их под обтягивающее платье, но там есть место лишь для фонарика и карманного ножа.

Я выскальзываю из машины. Раффи выбирается следом за мной. Ветер бьет в лицо, растрепывая волосы. Я обхватываю себя руками, жалея, что на мне нет пальто.

Раффи вешает меч на пояс; в смокинге он словно старомодный джентльмен.

– Когда подойдем, постарайся не дрожать от холода, чтобы никто не удивился, почему я не снял пиджак и не отдал его тебе.

Сомневаюсь, что такая ангельская невежливость кажется кому-то удивительной, но молчу.

– Как так вышло, что теперь тебе не нужно прятаться?

Он устало смотрит на меня, словно я его безнадежно утомляю.

– Ладно, ладно. – Я примирительно поднимаю руки. – Ты командуешь – я подчиняюсь. Помоги только найти сестру.

Я делаю вид, будто запираю рот на замок и выбрасываю ключ.

Раффи поправляет и без того ровно сидящий на нем смокинг – неужели нервничает? Он предлагает мне руку. Я беру его под локоть, и мы идем по тротуару.

Сперва мышцы его напряжены и глаза постоянно бегают по сторонам. Что он ищет? Неужели у него в самом деле столько врагов среди его собственного народа? Однако через несколько шагов он расслабляется – а может, заставляет себя расслабиться. Так или иначе, для окружающих мы теперь обычная парочка, вышедшая на вечернюю прогулку.

Когда мы подходим ближе к толпе, я замечаю новые подробности. Некоторые из входящих в клуб ангелов одеты в старомодные гангстерские костюмы, включая фетровые шляпы с перьями. У многих видны длинные цепочки от часов.

– Это что, костюмированный бал? – спрашиваю я.

– Просто сейчас такая мода в обители, – слегка неодобрительно отвечает Раффи.

– А что сталось с правилом насчет того, что нельзя водить дружбу с дочерьми человеческими?

– Превосходный вопрос, – цедит он сквозь зубы.

Вряд ли мне хотелось бы оказаться рядом, когда он потребует на этот вопрос ответа.

– Значит, заводя детей от людей, вы становитесь проклятыми, потому что нефилимы под большим запретом, – говорю я. – Но что касается всего остального…

Он пожимает плечами:

– Видимо, было решено, что это, так сказать, серая зона. В итоге все они могут сгореть в огне. – Он добавляет шепотом, словно про себя: – Но огонь порой может быть искусителен.

При мысли о том, что сверхчеловеческим существам могут быть свойственны людские искушения и пороки, меня пробирает дрожь.

Мы выходим из-за здания, чтобы перейти улицу, и мне снова безжалостно бьет в лицо ветер. Аэродинамическая труба – ничто по сравнению с улицами Сан-Франциско.

– Постарайся так не дрожать.

Я выпрямляюсь, хотя страшно хочется сжаться в комок. По крайней мере, моя юбка недостаточно свободна, чтобы задираться от ветра.

Мы приближаемся к толпе, и возможность задать новые вопросы исчезает. Во всей сцене есть нечто сюрреалистичное – как будто я иду из лагеря беженцев в привилегированный ночной клуб со смокингами, женщинами в вечерних платьях, дорогими сигарами и украшениями.

Холод, похоже, нисколько не беспокоит ангелов, лениво выдыхающих на ветер сигарный дым. Прежде я нипочем в жизни не смогла бы представить себе курящего ангела. Эти парни больше похожи на гангстеров, чем на благочестивых высших существ. Каждому из них оказывают знаки внимания не менее двух женщин. Вокруг некоторых толпятся по четыре или даже больше. Судя по обрывкам разговоров, все они изо всех сил пытаются привлечь внимание ангелов.

Раффи направляется мимо толпы прямо к дверям. На страже стоят два ангела, но Раффи, даже не взглянув на них, идет дальше. Он держит меня под руку, и я просто шагаю рядом. Один из охранников пялится на нас, словно некое шестое чувство посылает в его мозг тревожные сигналы.

Какое-то мгновение я уверена, что он нас остановит.

Вместо этого он задерживает двух пытающихся войти внутрь женщин. Мы проходим мимо, слыша, как они убеждают охранников, будто ангел попросту забыл их на улице и ждет внутри. Охранник неумолимо качает головой.

Судя по всему, в качестве входного билета в обитель требуется ангел. Мы входим в двери, и я облегченно вздыхаю.

28

Двухэтажный вестибюль со сводчатым потолком в стиле ар-деко тридцатых годов выглядит так, словно специально предназначался для встреч людей благородного происхождения. Главную его часть занимает позолоченная винтовая лестница, создавая идеальный фон для пар в длинных платьях и смокингах. По иронии судьбы с украшенного фресками потолка на нас глядят пухленькие херувимы.

Сбоку тянется длинная мраморная стойка, за которой когда-то стояла обслуга и спрашивала прибывших, сколько дней они хотят здесь провести. Теперь же стойка служит лишь напоминанием, что всего пару месяцев назад в этом здании находился шикарный отель. Впрочем, она не совсем пуста. За ней – единственный служащий, маленький, жалкий человечек на фоне мрамора и ангельских статей.

В вестибюле множество мужчин и женщин, они стоят группками, беседуют и смеются. Все в вечерних костюмах. Большинство женщин – люди, за исключением единственной кружащей по вестибюлю ангелицы. Среди мужчин есть как люди, так и ангелы. Люди – слуги – разносят напитки, собирают пустые бокалы и принимают пальто у тех немногих счастливых женщин, у которых таковые есть.

Раффи задерживается лишь на несколько секунд, осматриваясь. Мы идем вдоль стены по широкому коридору с мраморным полом и желтыми обоями. Свет в вестибюле и коридоре скорее создает атмосферу, чем имеет практический смысл. Стены большей частью в тени, что наверняка не ускользает от внимания Раффи. Вряд ли можно сказать, что мы тайком пробираемся через здание, но уж точно не привлекаем к себе ничьего внимания.

Через огромные, обитые кожей двери в медном обрамлении движется непрерывный поток народа. Мы направляемся в ту сторону, когда сквозь толпу проталкиваются три ангела. Они широкоплечие и крепкие, каждый мускул выдает атлетов. Нет, даже, скорее, не атлетов. Воинов – вот более подходящее слово.

Двое из них на голову выше толпы. Третий не столь дороден и более гибок, словно гепард в компании медведей. Сбоку у всех троих свисают мечи. После Раффи и охранников это первые ангелы с мечами, которых я вижу.

Раффи наклоняется ко мне, улыбаясь, словно я только что сказала нечто забавное. Его голова так близка к моей, что кажется, будто он хочет меня поцеловать. Но вместо этого он просто касается моего лба своим.

Для проходящих мимо Раффи выглядит просто влюбленным мужчиной. Но они не видят его глаз. Несмотря на улыбку, выражение лица Раффи полно невыносимой боли, той, которую не снимешь анальгином. Когда ангелы минуют нас, Раффи слегка поворачивается всем телом, чтобы все время быть к ним спиной. Ангелы смеются над чем-то сказанным Гепардом, и Раффи закрывает глаза, будто охваченный сладостной горечью, которой мне не понять.

Он совсем рядом, я даже чувствую на лице его дыхание – и вместе с тем он где-то далеко, обуреваемый мрачными и недобрыми чувствами. Каковы бы ни были эти чувства, они явно очень человеческие. Я ощущаю непреодолимое желание вывести его из этого состояния, как-то отвлечь.

Я провожу ладонью по его щеке, осязая приятное тепло. Может, даже слишком приятное. Он не открывает глаз, и я осторожно касаюсь губами его губ.

Сперва я не получаю никакого ответа и уже собираюсь отодвинуться.

А потом его поцелуй становится голодным и страстным.

Это не нежный поцелуй влюбленного на первом свидании, но и не поцелуй мужчины, движимого лишь чистой похотью. Он приникает ко мне с отчаянием умирающего, который верит, будто этот поцелуй даст ему вечную жизнь. Объятия его столь яростны, а губы прижимаются к моим столь неистово, что я перестаю что-либо соображать.

Объятия ослабевают, и поцелуй становится сладострастным.

От нежного прикосновения его губ и языка исходит щекочущее тепло, пронизывающее меня насквозь. Тело мое тает в его руках, и я чувствую твердые мускулы его груди, мягкие ладони, скользящие по моей пояснице и плечам, влажный рот на моих губах.

А потом все заканчивается.

Он отодвигается, судорожно ловя ртом воздух, словно только что вынырнул из неспокойной воды. Глаза его подобны бездонным водоворотам.

Он смеживает веки, выравнивая дыхание, а когда снова открывает глаза, они кажутся скорее черными, чем синими, и в них невозможно что-либо прочитать.

То, что я видела в них мгновение назад, теперь ушло на такую глубину, что у меня возникает мысль, не игра ли это моего воображения. О том, что он вообще хоть что-то чувствует, говорит лишь его учащенное дыхание.

– Тебе следует знать, – произносит он столь тихо, что даже ангелы, скорее всего, не слышат его на фоне разговоров в коридоре. – Ты мне даже не понравилась.

Я застываю в его объятиях. Не знаю, что я ожидала услышать, но уж точно не это.

В отличие от него, я уверена, что мои чувства отчетливо и ясно отражаются у меня на лице. Я ощущаю, как от стыда вспыхивают щеки.

Он как ни в чем не бывало поворачивается и проходит через двустворчатые двери.

Я стою в коридоре, глядя, как двери раскачиваются туда-сюда, пока не останавливаются.

С другой стороны проходит какая-то пара. Ангел обнимает за талию женщину. На ней украшенное блестками обтягивающее платье до полу, подчеркивающее фигуру при каждом шаге. На нем пурпурный костюм с неоново-розовой рубашкой, широкий воротник которой ложится на плечи. Оба не сводят с меня глаз.

Когда на тебя таращится мужчина в пурпурном и ярко-розовом, понимаешь, что пора сменить внешность. Хотя мое короткое красное платье в обтяжку выглядит здесь вполне уместным. Похоже, их привлекло ошеломленное и униженное выражение моего лица.

Я придаю лицу самый нейтральный вид и заставляю себя расслабиться, по крайней мере внешне.

Мне уже приходилось целоваться с парнями. После бывало неловко, но не так, как сейчас. Поцелуи всегда казались мне приятными, словно ароматные розы или смех в летний день. Но то, что я минуту назад пережила с Раффи, – совсем другое дело. От этого поцелуя подгибались колени, переворачивались внутренности, щекотало в жилах – воистину ядерные ощущения.

Я делаю глубокий вдох, задерживаю дыхание и медленно выдыхаю.

Я ему даже не понравилась…

В конце концов я, как обычно, загоняю все чувства в самый дальний уголок разума, запирая его дверью толщиной десять футов на случай, если хоть что-то попытается выбраться наружу.

Даже если бы он действительно хотел меня, что с того? Конечный результат был бы тем же самым. Тупик. Наше партнерство близится к концу.

Как только я найду Пейдж, нужно будет как можно скорее отсюда убираться. А ему нужно пришить назад свои крылья, а потом разделаться с недругами. Дальше пусть разрушает мой мир вместе со своими приятелями, а я буду выживать вместе со своей семьей. И не более того. Никаких девичьих фантазий.

Я снова глубоко и медленно вздыхаю, убеждаясь, что остатки любых чувств находятся под полным моим контролем. Главное – найти Пейдж. А для этого мне придется еще немного посотрудничать с Раффи.

Я прохожу через двустворчатые двери и отправляюсь на его поиски.

29

Едва я вхожу внутрь, мир заполняется ревом джаза, смехом и гулом разговоров. На меня накатывает волна тепла, едкого сигарного дыма, духов и запахов изысканной еды, соединяясь в непостижимую смесь ощущений.

Я не в силах избавиться от чувства сюрреалистичности происходящего. Снаружи люди страдают без пищи и крова в разрушенном Нашествием мире. Здесь же как будто ничего не изменилось. Да, у мужчин есть крылья, но во всем остальном это напоминает клуб двадцатых годов прошлого века – стильная мебель, джентльмены в смокингах, леди в длинных платьях.

Нет, вовсе не вся одежда здесь выглядит как в двадцатые годы. Встречаются и костюмы семидесятых или вообще словно из научно-фантастического романа, как будто некоторые из гостей не понимают, какой должна быть одежда той эпохи. Но зал и мебель – именно в стиле ар-деко, и большинство ангелов одеты в старомодные длиннополые смокинги.

Зал сверкает от золотых часов, блестящего шелка и искрящихся драгоценностей. Ангелы едят и пьют, курят и смеются. Целая армия людей-слуг в белых перчатках разносит шампанское и закуски под мерцающими люстрами. Музыканты, слуги и большинство женщин выглядят полностью по-человечески.

Меня охватывает безрассудная ненависть к людям в зале. Все они такие же предатели, как и я. Хотя нет; если честно, то, чем они занимаются, куда лучше, чем мой поступок в лагере Оби, когда я не выдала Раффи.

Хочется отделаться от мысли, что они просто охотники за деньгами, но я вспоминаю женщину, чьи муж и голодные дети цеплялись за ограду, пока она шла к обители. Вероятно, это единственный шанс на то, что ее семья будет накормлена. Надеюсь, ей удалось пройти. Я окидываю взглядом зал, не мелькнет ли ее лицо.

Но вместо этого я вижу Раффи.

Он стоит, прислонившись к стене в темном углу, и наблюдает за толпой. К нему льнет какая-то брюнетка в черном платье и со столь белой кожей, что похожа на вампира. Кажется, она так и сочится сексуальностью.

Возникает желание пойти куда угодно, только не к Раффи, но у меня есть миссия, а он – ключевая ее часть. Я никак не могу упустить шанс найти Пейдж лишь из-за того, что чувствую себя неловко в его обществе.

Взяв себя в руки, я направляюсь к нему.

Брюнетка гладит его по груди, что-то интимно шепча. Он высматривает кого-то в зале, похоже даже не слыша ее. Схватив бокал с янтарной жидкостью, осушает одним глотком и ставит среди других пустых бокалов на ближайший стол.

Раффи не оборачивается, когда я прислоняюсь к стене рядом, но знаю, что он видит меня точно так же, как видит и девушку, которая смотрит на меня так, будто готова убить. Словно подчеркивая свои намерения, она повисает на Раффи.

Взяв очередной напиток у проходящего мимо официанта с подносом, он осушает бокал и берет еще один, прежде чем официант успевает уйти. За то недолгое время, которое мне понадобилось, чтобы собраться с духом и найти Раффи, он опорожнил уже четыре бокала. Либо он чем-то потрясен, либо у него начался запой. Здорово. Повезло же мне заполучить в компанию ангела-алкоголика!

Наконец Раффи поворачивается к брюнетке, которая ослепительно улыбается ему. В ее глазах вспыхивает желание, от которого мне становится не по себе.

– Иди поищи кого-нибудь другого, – безразличным голосом говорит ей Раффи.

Ох! Даже несмотря на ее убийственный взгляд, мне вдруг становится жаль ее.

Но ведь на самом деле он всего лишь сказал, чтобы она ушла. По крайней мере, не заявил, что она ему даже не нравится.

Брюнетка медленно отодвигается, словно давая ему шанс сказать, что он просто пошутил. Когда Раффи снова начинает рассматривать гостей, она бросает на меня последний испепеляющий взгляд и уходит.

Я обвожу зал глазами, пытаясь понять, что привлекает внимание Раффи. Клуб довольно уютен и не столь велик, как мне сперва казалось. Здесь полно народу; для такого шума и такой кипучей энергии подошло бы заведение покрупнее, а это скорее бар, чем современный клуб. Мой взгляд тотчас же привлекает группа, которая сидит в одной из кабинок так, будто это королевский престол, а они – избранные.

Так могут себя вести школьные красавчики в столовой, герои-футболисты на вечеринке, кинозвезды в клубе. В кабинке и вокруг нее расселось полдюжины ангелов. Они шутят и смеются, каждый одной рукой держит бокал, а другой обнимает гламурную девицу. Здесь полно женщин. Они либо трутся о мужчин, пытаясь привлечь их внимание, либо медленно расхаживают, словно на подиуме, глядя на ангелов голодными глазами.

Эти ангелы выше и здоровее остальных в клубе, и от них исходит некая опасность, несвойственная другим, вроде той, что отличает тигров в сафари-парке. Они напоминают мне тех, кого мы видели выходящими из клуба, – тех самых, от которых прятался Раффи.

У всех у них на поясе висит меч. Вероятно, так выглядели бы викинги, если их побрить и одеть в современное. Думаю, Раффи вполне бы туда вписался – я с легкостью могу представить, как он сидит вместе с ними в кабинке, пьет и смеется. Хотя… чтобы представить его смеющимся, требуется неслабое воображение, но я нисколько не сомневаюсь, что он способен и на это.

– Видишь того парня в белом костюме?

Раффи едва заметно кивает в сторону группы ангелов. Не заметить трудно. Парень не только в белом костюме. Его туфли, волосы и крылья так же белоснежны. Единственное, что имеет цвет, – его глаза. С этого расстояния я не могу определить, какого они цвета, но не сомневаюсь, что вблизи они шокировали бы меня, просто по контрасту со всем остальным.

Я никогда не видела альбиносов, но уверена, что даже среди них столь полное отсутствие цвета – явление достаточно редкое. У человеческой кожи просто не бывает такого оттенка. Хорошо, что он не человек.

Он стоит, прислонившись к стенке круглой кабинки, и кажется здесь не вполне уместным. Его смех начинается с полусекундной задержкой, словно он ждет какого-то сигнала от остальных. Он единственный, на ком не висят девицы – напротив, обходят его стороной. Он наблюдает за женщинами, но не протягивает ни к одной из них руку. В нем есть нечто такое, отчего и мне хочется держаться от него подальше.

– Нужно, чтобы ты подошла и привлекла его внимание, – шепчет Раффи.

Здорово! Так я и знала.

– Замани его в мужской туалет.

– Шутишь? Каким образом?

– Ты изобретательна. – Его взгляд блуждает по моему обтягивающему платью. – Что-нибудь придумаешь.

– Что случится в туалете, если я его туда затащу? – спрашиваю как можно тише.

Думаю, если бы я говорила достаточно громко и меня могли бы услышать другие, Раффи наверняка ответил бы подробно.

– Убедим его помочь нам, – мрачно говорит Раффи.

Похоже, он сам не верит, что это удастся.

– Что, если он откажется?

– Конец игры.