69 этюдов о русских писателях Безелянский Юрий

Следующий поэт. Алексей Хомяков (1 мая 1804). Глава славянофилов, апологет православия. Назвал Запад «страной святых чудес». И обращался к России с призывом: «Проснися, дремлющий Восток!» Хомяков взывал и к Киеву: «Пробудися, Киев, снова!» И в этом же стихотворении «Киев»:

Далее по хронологии – Аполлон Майков (23 мая 1821). Москвич по рождению, как и Хомяков. Но 44 года прослужил в Петербурге в должности цензора. Его поэзия созерцательна, идиллична и отличается рассудочностью.

Но Майкова знают, однако, не по этим строкам, а совсем по другим, ставшими хрестоматийными:

Илиодор Пальмин (15 мая 1841). Имя малоизвестное. Но поэт был примечательный. О своем времени писал:

В письме к Лейкину Пальмин возражал против узких представлений последнего о патриотизме: «...люблю Русь, но всей душой, с остервенением, как бешеная собака, ненавижу и кляну систему и строй нашего общества, т.е. все то, что завещано веками, что поддерживается охранителями...» А цензор Сватковский жаловался на Пальмина: «Не знаю, что и делать с ним – кажется, ничего нет, пустишь, а потом смотришь – яд каплет между строками...»

Арсений Голенищев-Кутузов (26 мая 1848). Учился в Московском университете, а потом перевелся в Петербургский. Критики причислили его к школе Фета – Полонского. В советское время о Голенищеве Кутузове писали, что он был далек от общественной жизни и освободительного движения. Другими словами: аполитичный.

Но не только радость, но и раздумья:

К. Львов – псевдоним. На самом деле: Витольд-Константин Розенблюм (1 мая 1862). Один из первых русских поэтов-эмигрантов.

Константин Фофанов (18 мая 1862), которого Игорь Северянин определил так:

У этого «весеннего» поэта была очень трудная и драматическая судьба, но он не уставал славить природу:

Полной противоположностью Фофанову был поэт Иван Рукавишников (3 мая 1877). Поэт насупленный, мрачный. Одно его стихотворение «Страшное» что стоит!

Максимилиан Волошин. В автобиографии писал: «Я родился в Киеве 16 мая 1877 года, в день Святого духа». «События жизни исчерпываются для меня странами, книгами и людьми...»

Волошин – поэт разноплановый, сложный. Суть жизненных целей выразил так:

Писал стихи и акварели. Не будем касаться его пламенных строк о революции и России («Революция губит лучших,/ Самых чистых и самых святых...»; «В анархии – все творчество России...» и т. д.) Приведем нейтральный отрывок из «Старых писем»:

Поэт Серебряного века Виктор Гофман (14 мая 1884), решивший уйти из жизни в 27 лет.

Корифей Серебряного века – Владислав Ходасевич (16 мая 1886). Ревнитель традиций «пушкинской школы». Пушкин был кумиром Ходасевича.

Увы, ныне русский язык в беде, и нет нового Ходасевича, чтобы его поддержать и воспеть. Но это уже иная тема, и бросаем мостик к другому поэту.

Игорь Северянин (4 мая 1887), поэт ананасов и шампанского. О нем я подробно писал в своей книге «Ангел над бездной» (2001). Среди мириадов стихов этого плодовитого поэта выберем строки, посвященные именно весне – «Весна – и гул, и блеск, и аромат».

В «Поэзе майских дней» Северянин восклицал: «Какие дни теперь стоят!/ Ах, что за дни!..» И далее:

Сирень как эмблема мая. «Тревожит душу зов любви,/ Сирень, весна и соловьи...» «Шумите, вешние дубравы!/ Расти, трава! Цвети, сирень!..» А раз весна, то – «Еще душа веснится и верит...» Отсюда и «Поэза раскрытых глаз»:

Но радость – чувство мимолетное, и вот уже «Поэза раздражения» и «Поэза странностей жизни»: «Встречаются, чтоб разлучаться... Влюбляются, чтоб разлюбить...»

От Игоря Северянина – к Михаилу Зенкевичу (9 мая 1891). Поэт-акмеист. Один из основателей советской школы поэтического перевода.

На этом завершим первую часть нашего маленького представления «Май – месяц поэтов». Как говорится, продолжение следует. Поэзия – действительно наркотик. Только безопасный, благородный и приятный.

Поэты ХХ века, родившиеся в мае. Если не нарушать хронологического ряда, то парад открывает Николай Ушаков (25 мая 1899), тонкий мастер стиха, умело сочетающий пушкинско-тютчевскую традицию с новаторством.

писал Ушаков в стихотворении «Вино». И еще о себе: «Томит вопрос: что я такое – /Неотшлифованный алмаз/ Иль только стеклышко простое?»

Николай Заболоцкий (7 мая 1903). Без преувеличения классик русской поэзии. Его «Городские столбцы», написанные давно, сегодня не кажутся абсурдными – «и всюду сумасшедший бред». Бред нас действительно окружает. И – «стоят чиновные деревья,/ почти влезая в каждый дом...»

Заболоцкий – певец природы. Для него весна – «вешних дней лаборатория», где

И знаменательное признание поэта:

Но весна – период не только созерцания и любования, но и поэтического вдохновения:

Главный завет Заболоцкого: «Не позволяй душе лениться! /Чтоб в ступе воду не толочь, /Душа обязана трудиться /И день и ночь, и день и ночь!»

Иосиф Уткин (28 мая 1903), ровесник Заболоцкого. Поэт совершенно иного плана. Более лирический и более ироничный, достаточно прочесть его «Повесть о рыжем Мотэле»:

У Уткина есть «Стихи красивой женщине», которые вновь звучат злободневно. Это строки о легкомысленных женщинах, «живописных лахудрах»:

Выходишь сегодня на улицу и видишь: джинсы спущены, пупок наружу, – и вперед с мобильником! Но, с другой стороны, как заметил поэт: «Опадет черемухи нежность, /Опадет и вновь родится. /К нам же молодость и нежность /Никогда не возвратится...»

Как говорится, пойдем дальше. Суровый поэт Леонид Мартынов (22 мая 1905). Он требовал дать ответ:

Вопрос кардинальный и на него надо ответить.

Поэтесса трагической судьбы – Ольга Берггольц (16 мая 1910). Жизненные вехи: комсомол и гибель близких, арест и тюрьма, ленинградская блокада и сталинская премия, выход книг и раззор души... – список «горьких лет гонения и зла». Приведем строки Берггольц из цикла «Родина» (1939):

Иная, вполне благополучная судьба Евгения Долматовского (5 мая 1915). Начал печататься с «Пионерской правды» и публиковался до последних дней, без сучка и задоринки. Автор многочисленных лирических песен – «Все стало вокруг голубым и зеленым...» (помните фильм «Сердца четырех»?); и «Как много девушек хороших, как много ласковых имен...» (это уже «Веселые ребята»). Не своей лирикой остался в памяти Долматовский, а именно своими песнями, точнее, текстами песен: «Провожают гармониста в институт...», «За фабричной заставой...», «Школьные годы», «Если бы парни всей Земли...» И полная уверенность, что «И на Марсе будут яблони цвести...» Если кому-то хочется припасть к оптимистическому источнику, то читайте Евгения Ароновича. А если к горькому – то Бориса Слуцкого (9 мая 1924). Он тоже поначалу верил и в светлое будущее, и в мудрых вождей. Прозрение пришло позднее.

Борис Слуцкий занял решительную позицию, порвав с прошлым: «Я в ваших хороводах отплясал...»:

Далее по хронологии – Булат Окуджава (9 мая 1924). Поэт арбатского двора.

Ну, и, конечно, «моя религия» и «мое отечество». И очень приятно предполагать, что «Часовые любви на Волхонке стоят, /Часовые любви на Неглинке не спят...» А разве не замечательно пел Булат Шалвович про то, как

Но, увы, не осуществилась надежда, что «мы все теперь в обнимку». Все теперь порознь. Разбиты на свои социальные группы. И все поклоняются своим кумирам («Дураки обожают собираться в стаю, /впереди главный – во всей красе...»). И остается только молитва:

ХХ век – печальные песни. Сколько в мире накопилось ненависти и зла, что многие поэты не выдержали напряжения и сорвались в пропасть небытия, как это случилось с Юлией Друниной в ноябре 1991 года. А родилась Юлия Друнина 10 мая 1924 года в Москве. Ее вещей темой была война, в которой она непосредственно участвовала. Она была связной «между теми, кто жив и кто отнят войной».

Но когда страна отвернулась от социализма и вступила в войну за капитализм, Юлия Друнина не выдержала и свела счеты с «новой» жизнью. И, как написала о Друниной Римма Казакова:

Очередной «майский» поэт – Андрей Вознесенский (12 мая 1933). К нему у меня особое отношение: вместе учились в московской школе № 554 в Стремянном переулке. Он свою первую книгу «Мозаика» выпустил в 1963 году, а я на путь писательства вступил значительно позднее – первая книга «От Рюрика до Ельцина» вышла в 1993 году. Когда я подарил ее Андрею, он сказал про меня: «Поздняя ягода». Я очень люблю раннего Вознесенского и настороженно отношусь к позднему: слишком сложно, метафорично, барочно. А в «Треугольной груше», к примеру, всё проще, ярче, выпуклее: «В ревю танцовщица раздевается, дуря...», «Царь застыл – смурной, малохольный...», «Завораживая, манежа, /Свищет женщина по манежу!..», «Не сбываются мечты, /С ног срезаются мячи...».

А как со временами года у Вознесенского? Он, как Пушкин: много об осени и совсем мало о весне. «Васильки Шагала» – но это лето. Есть, правда, строки о марте:

Но март уже прошел. А авоськи вовсе исчезли. Вместо тетенек с авоськами – девочки с пирсингом. Настали новые времена, когда

А что есть? «Словно гоголевский шнобель, /над страной летает Мобель». Все обращаются только по мобильнику: ты чо?! Ты где?!.

А какой стиль был у Иосифа Бродского (24 мая 1940)? Нобелевский – это точно. Если возвращаться к теме «Времена года», то у Бродского есть строки об осени, есть «Стихи об апреле», а о мае я не нашел. Зато есть знаменитые «Письма к Римскому другу»:

И совет Бродского, питерца, который нашел последний приют в Венеции: «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку...»:

Как будто Бродский угадал будущее, когда писал эти явно иронические строки. Жизнь внесла коррективы: вместо вербальной иронии – нож в спину. «Такие времена!» – как говорит не поэт, а телеведущий Владимир Познер. И как хочется уйти в другие, более спокойные и безопасные, где «май-баловник», «май-чародей» «веет свежим опахалом». И повторим вслед за «майским» поэтом Константином Фофановым:

А может быть, старое доброе время вернется?.. Но возникает вопрос, а было ли старое время добрым? Конечно, нет. Само время – это жесткая штука, а литература под стать времени. Как сказал молодой современный критик: «Русская литература – это кульминация России, ее возгонка в реторте духа». Ну, а ее создатели, наверное, алхимики: всё перемешивают, добавляют, короче, химичат. Может быть, в этом смысле прочитанная вами книга – универсальная, синтетическая, органическая с добавлением пепла Клааса, который стучит в сердце.