Знаменитые писатели Запада. 55 портретов Безелянский Юрий

Удивительный день 22 апреля: родился Иммануил Кант, в этот же день появились на свет Владимир Ленин, Александр Керенский и, наконец, 22 апреля родился Роберт Оппенгеймер, знаменитый физик-ядерщик. Итак: один философ, два политика и один физик. О политиках говорить надоело. О таком ученом, как Оппенгеймер, надо писать целый роман. А вот о философе, да еще о Канте, — это и интересно, и, как сейчас модно говорить, — в нашем «формате».

Где родился и кем был

Один из четырех великих немецких философов-идеалистов (Фихте, Шеллинг, Гегель), Иммануил Кант родился в Кенигсберге (ныне Калининград), в семье шорника, 22 апреля 1724 года, в день святого Иммануила (библейское имя, означает «С нами Бог»). Был четвертым ребенком в семье, а всего детей насчитывалось девятеро. Низкое происхождение, бедность да к тому же ранняя потеря родителей, казалось, сулили Канту заурядную жизнь и прозябание. Но судьба одарила его жаждой познаний, и благодаря этой ненасытной жажде (все узнать и все понять) он добился многого и золотыми буквами вписал свое имя в историю человечества.

Канту удалось при всей своей бедности поступить в Кёнигсбергский университет и в 1745 году закончить теологический факультет. Но для этого ему приходилось преодолевать свое нездоровье — он часто болел, был слабосилен, подвержен нервным припадкам и имел склонность к ипохондрии. И добывать средства для жизни: он репетиторствовал, а еще играл на бильярде и в карты на деньги (передергивал ли карты будущий философ — неизвестно).

Закончив университет в 21 год, Иммануил Кант в течение 9 лет выполнял роль домашнего учителя в различных аристократических семьях, а на досуге упоенно предавался философским раздумьям и изысканиям. И тут можно привести первую цитату из сочинений Канта:

«Философию вообще нельзя выучить. Математике, истории, физике можно обучиться, а философии нельзя, можно только научиться философствовать. Философии нельзя обучиться потому, что она еще не существует в форме готовой, признанной науки. Всякий философ строит свою систему на обломках предыдущей, но никогда не была построена еще система, которая сохранилась бы во всех своих частях. Итак, философии нельзя обучиться уже потому, что ее еще нет до сих пор».

Итак, Кант много размышлял и строил свою кантовскую систему философии, о которой пойдет речь чуть ниже.

А пока вехи жизни. В 31 год он получил звание приват-доцента университета и в течение 42 лет, с 1755 по 1797 преподавал в университете метафизику, логику, философию, физику и математику. Звание профессора логики и метафизики Кант получил в 46 лет, а до этого, в ожидании профессуры, ему пришлось подрабатывать в Кёнигсбергской дворцовой библиотеке помощником библиотекаря. Он разбирал чужие книги и писал свои. Главное свое сочинение, «Критика чистого разума», Кант написал, когда ему было 57 лет.

Выбравшись из бедности, ученый достиг только среднего достатка (увы, и раньше интеллектуальный труд не приносил больших дивидендов). Ему прислуживал всего лишь один лакей — старик Лампе. У Евгения Винокурова есть прелюбопытные строки о философе и его слуге:

«Работа — лучший способ наслаждаться жизнью», — утверждал Кант, и он наслаждался вовсю! В старости, когда у него не было сил читать лекции, он зарывался дома в книги. Во время таких интеллектуальных бдений в доме стояла гробовая тишина.

Любопытно, что с января 1757 года по июль 1762 года Кант был российским подданным, но российская бюрократия оказалась не лучше прусской, и письмо философа на имя российской императрицы Елизаветы Петровны с просьбой предоставить ему освободившуюся в университете вакансию заведующего кафедры, логики и метафизики последствий не возымело. Назначили другого — разумеется, не самого умного.

Иммануил Кант не дожил двух месяцев до 80 лет и скончался 12 февраля 1804 года (т. е. 200 лет тому назад). Умер он в достатке и оставил трем родным сестрам и брату состояние в 20 тысяч гульденов. Кенигсберг понял, какого великого человека потерял, только когда Канта не стало. 28 февраля, в день похорон, 28 лучших студентов Альбертины (так назывался университет) несли гроб с умершим. И тут же было образовано «Общество друзей Канта», однако оно впоследствии не смогло отстоять дом на бывшей Модиттенштрассе, в котором жил великий философ. Его отдали какому-то купцу под ресторацию, а потом и вовсе снесли. Сегодня его место занимает некий павильон с мемориальной доской: «На этом месте стоял дом, в котором Иммануил Кант жил и учился с 1783 по 1804 год». Был в прежние времена мемориальный музей, но его давно разорили. Один сундук, где хранились гениальные рукописи, остался.

Давно растворился в воздусях дух Кенигсберга. Калининград — русский город. И Кант не Пушкин. Особого почтения со стороны властей к его памяти нет. Подумаешь, был иностранным членом Петербургской академии наук при Екатерине Дашковой. В советские времена, в годы репрессий единственного прямого потомка его брата (сам философ не был женат и детей не имел), одного из руководителей завода «Уралмаш», ликвидировали. И не таких кантов ставили к стенке!..

Философские построения Иммануила Канта

По существу, Кант первым сформулировал теорию познания и сделал ее основным предметом философии. Он написал три важные книги: «Критика чистого разума» (1781), «Критика практического разума» (1788) и «Критика способности суждения» (1790) — фундаментальные философские работы, принесшие ему репутацию одного из выдающихся мыслителей XVIII века. В абсолютистской Пруссии он был единственным интеллектуалом, который последовательно обосновывал доктрину либерализма, защищал систему гражданских прав и свобод, и сразу возникает вопрос: а были ли знакомы с учением Канта классики марксизма-ленинизма? Оказывается, нет. Ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин Канта не читали, а знали его понаслышке — так утверждает академик Теодор Айзерман, крупнейший кантовед в России. Ленин вообще походя, отвергал Канта и называл его «мелким мыслителем».

Но бог с ними, с классиками марксизма, Кант сам был классиком. Он писал: «Поприще философии в этом широком значении можно подвести под следующие вопросы: 1. Что я могу знать? 2. Что я должен делать? 3. На что я могу надеяться? 4. Что такое человек? На первый вопрос отвечает метафизика, на второй — мораль, на третий — религия и на четвертый — антропология. В сущности, все это можно было бы свести к антропологии, ибо три первых вопроса сводятся к последнему».

«Чем дольше я размышляю, — отмечал Кант, — тем более две вещи наполняют душу мою все новым удивлением и нарастающим благоговением: звездное небо надо мной и нравственный закон во мне».

Нравственный закон — это, наверное, то, что в России забыто многими. Везде и всюду царит попрание моральных принципов. А они очень просто и вместе с тем величественно были сформулированы Кантом: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице также всякого другого как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству».

И еще: «Отречение от своего внутреннего убеждения есть поступок низменный».

«Закон, живущий в нас, называется совестью. Совесть есть собственно применение наших поступков к этому закону».

Увы, согласно Канту, человек больше склонен к злу, чем к добру. Человек, по Канту, часто стремится уклоняться от следования основным принципам морали, то есть идет от блага и совершенства к злу и несовершенству. Поэтому все наши поступки должны находиться под строгим контролем чувства долга, готового моральным принуждением заставить нас исполнять нравственный закон. Все воспитание ребенка и подростка должно внедрять в него сознание морального долженствования. Сознание исполненного долга есть единственная награда за хорошие поступки — такова этика Канта.

Однако не будем вдаваться в дебри этических воззрений философа. Лучше упомянем его знаменитый трактат «К вечному миру» (1795), в котором он говорил, что каждый человек должен иметь возможность посетить любой уголок земли (и Париж, разумеется) и не подвергаться при этом нападению и враждебным действиям. Это — «право всеобщего гостеприимства».

Кант мечтал о вечном мире. «…Вечный мир (конечная цель всего международного права) есть, разумеется, неосуществимая идея. Но политические принципы, нацеленные на то, чтобы вступить в такие (международные) связи, которые служили бы постоянному приближению к состоянию вечного мира, вполне осуществимы…»

Современник Канта Кёстнер в связи с этими умозаключениями философа из Кенигсберга написал эпиграмму:

Увы, до вечного мира весьма далеко, и мечты Канта остаются всего лишь мечтами. Но сегодня политикам всех стран, а уж нашим тем более, следует взять на вооружение хотя бы один категорический завет Канта: «Не надо лгать!»

А теперь оставим философию и поговорим о житейском.

Кант как человек и обыватель

Иммануил Кант как человек не менее интересен, чем философ. Он удивительным образом построил свою жизнь и прославился своей пунктуальностью. Однако строгим и точным Кант стал не сразу, поначалу он был, как все молодые люди, расхлябанным и необязательным. К скрупулезной точности Кант приобщился под влиянием своего знакомого — английского купца Грина. Педантичность и аккуратность стали его второй натурой. Вся его жизнь была размеренна, высчитана и уподоблена точнейшему хронометру. Ровно в 10 часов вечера он ложился в постель, ровно в 5 часов вставал. И так в продолжение 30 лет. Ровно в 19 часов он выходил на прогулку, и жители Кенигсберга проверяли по нему свои часы.

Рассказывают, что размеренный ритм домашних дел и ученых занятий был нарушен Кантом лишь два раза: однажды его заставило обо всем забыть чтение «Эмиля» Руссо; а во второй раз его вывела из душевного равновесия депеша о взятии Бастилии.

Кант был низкого роста (157 см) и тщедушного телосложения. Белокурые волосы, живые умные глаза, высокий лоб, умение хорошо держаться делали его вполне привлекательным. Одевался он со вкусом. «Лучше быть дураком по моде, чем дураком не по моде», — лукаво говорил он. Кант вовсе не был затворником, как его порой представляют в воспоминаниях. Да, он уединялся для работы и трудился, конечно, в одиночестве. Но вообще любил общество, обеды в компании гостей. Он обожал вино и презирал пиво, и никакие «Три толстяка» или «Клинское» не могли бы его увлечь. Своим гостям по столу он часто говорил: «Дорогие друзья, друзей не существует».

Несмотря на свою тщедушность, Кант в зрелом возрасте практически никогда не болел. Этого он добился силой своей воли. Разработал стройную систему гигиенических правил и неукоснительно их придерживался. Возможно, эти правила кого-нибудь заинтересуют сегодня, они вполне разумны, а главное, эффективны: держать в холоде голову, ноги и грудь. Мыть ноги в ледяной воде. Меньше спать, но спать обязательно и строго по часам. Чтобы поскорее заснуть, Кант использовал слово «Цицерон», которое повторял про себя и тем самым рассеивал свои мысли. Попробуйте: «Цицерон, Цицерон, Цицерон» — и вот вы уже спите.

Вот некоторые другие правила: больше двигаться, гулять в любую погоду. Дышать носом. Ограничивать себя в питье. Есть (о, как это возможно?!) один раз в день. К лекарствам Кант относился отрицательно — прибегал в основном к самовнушению. В итоге до преклонного возраста сохранял ясность мысли, бодрость духа, интерес к любимому делу — к философии.

Свою последнюю лекцию (по логике) Кант прочитал 23 июля 1796 года. Ему шел 73-й год (по тогдашним меркам — пора дряхлости). Потом философ еще три семестра объявлял лекционные курсы, но с оговоркой: «если позволит состояние здоровья». Увы, здоровье уже не позволяло, и лекции отменялись.

Помимо гигиенических правил представляет интерес и свод житейских мудростей Канта, к примеру такие:

— Кто отказался от излишеств, тот предостерегся от лишений.

— Страдание — это побуждение к деятельности.

— Склонность к удобствам в человеке хуже любого другого зла в жизни.

— Всего долее живут в том случае, если менее всего заботятся о продлении жизни.

— Когда справедливость исчезает, то не остается ничего, что могло бы придать ценность жизни.

— Глупость — это недостаток, и против него нет лекарства.

Особо хочется выделить кантовское наставление: «Имей мужество пользоваться собственным умом». И утверждение, что правитель нуждается в услугах философа, ибо «обладание властью извращает свободное суждение разума».

Ну а теперь:

Кант и женский вопрос

Кант не был женат ни разу, оставался холостяком до последних своих дней. Впрочем, у философов это далеко не редкость, достаточно привести такой «холостяцкий» ряд: Платон, Декарт, Гоббс, Локк, Лейбниц, Юм, Кьеркегор, Ницше и многие-многие другие, по тем или иным причинам избравшие безбрачие. Кант в молодые годы мечтал о женитьбе, но… «Когда мне могла понадобиться женщина, — признавался он, — я не был в состоянии ее прокормить, а когда я был в состоянии ее прокормить, она уже не могла мне понадобиться…»

Все четко и ясно. Так или иначе, но в своих высказываниях Кант не раз прославлял женщину. Он говорил: «Женщины даже мужской пол делают более утонченным». Этот аскет умел быть дамским угодником! Сохранилась примечательная записка, которую 38-летний холостяк Кант 12 июня 1762 года (дата зафиксирована точно) получил от кёнигсбергской красавицы Марии Шарлотты Якоби: «Дорогой друг! Вас не удивляет, что я решаюсь писать Вам, великому философу?.. Претендую на Ваше общество завтра в послеобеденное время… Мы ждем Вас, мои часы будут заведены…»

Что означает последняя загадочная фраза? Вполне возможно — фривольный намек на интимные отношения. В популярном тогда романе Стерна «Тристрам Шенди» отец героя имел обыкновение по воскресеньям заводить большие напольные часы, а затем выполнять свои супружеские обязанности…

Кант любил книги Стерна. Мадам Якоби слыла начитанной женщиной. Вот вам и вероятная разгадка послания.

Эротика, по словам Канта, — источник величайшего чувственного наслаждения. Кант ценил это наслаждение, но вряд ли им часто пользовался: для него философия была все же выше плотской любви.

Да, еще одна кантовская дефиниция. Брак Кант определял как «соединение двух лиц разного пола ради потенциального обладания половыми органами другого». Вот вам другой Кант — возможно, ближе к истинному: никакого романтического флера. Все трезво и прагматично.

Маленький финальный аккорд

Что сказать в заключение? Читать Канта трудно. Понимать (имеются в виду философские построения) еще труднее. Но понятая мысль радует и возвышает… Лев Толстой зачитывался Кантом и был уверен, что их воззрения совпадают. Других ревностных ценителей Канта среди российских светил, пожалуй, и не было. Тем не менее все, и особенно политики, часто повторяют его постулаты. Но повторять — не значит им следовать. В пьесе немецкого писателя Томаса Бернгардта попугай бессмысленно повторяет: «Императив, императив, императив…»

Совет Канта: «Умей мужественно пользоваться собственным умом» — трудный совет.

А еще труднее — не лгать! Это уже совсем не по-русски. Нам с Кантом не по пути. Мы кантуемся по-своему.

Когда говорят о европейской философии, то сразу вспоминают трех великих немецких философов — Канта, Гелеля и Шопенгауэра… Три философских раскидистых дуба, под сенью которых развивались и мужали позднейшие немецкие титаны мысли — Ницше, Гуссерль, Хайдеггер, Ясперс и другие.

В России вначале был популярен Гегель. Проспер Мериме, знаменитый автор «Кармен» и большой друг России, писал в предисловии к французскому изданию тургеневского романа «Отцы и дети»: «Не так давно в Санкт-Петербурге мыслили по Гегелю, в настоящее время в большой славе Шопенгауэр». Да и сам Тургенев советовал Герцену: «Шопенгауэра, брат, надо читать поприлежней, Шопенгауэра».

О распространении идей Шопенгауэра в дореволюционной России поговорим позднее, а сначала вспомним, как относились к философу совсем недавно, в советские времена. Вот кратенькая энциклопедическая справочка:

«Нем. философ-идеалист, идеолог прусского юнкерства, резко враждебно относящийся к революции, народу, демократии, философия Ш. — волюнтаризм, проповедь пессимизма, отрицание научного познания и историч. прогресса. Волюнтаризм и человеконенавистничество Ш. являлись одним из источников идеологии герм, фашизма» (Энциклопедический словарь, т.3, 1955).

Философский словарь 1983 года по-прежнему числил Шопенгауэр в философах-идеалистах, но, правда, уже не связывал его с идеологией фашизма.

Листая подшивку журнала «Наука и жизнь», я натолкнулся на публикацию очерка Максима Коробейникова «Читая Шопенгауэра» (4–1993). В нем автор вспоминает, как он в 50-е годы сдавал кандидатский минимум по философии. Один из членов экзаменационной комиссии ехидно спросил:

— А что вы знаете об Артуре Шопенгауэре?

Коробейников похолодел: конечно, он не читал и не знал Шопенгауэра, но тут же вспомнил совет своего научного руководителя: «Имейте в виду, что зарубежную философию никто из экзаменаторов не знает. Главное — не робейте, критикуйте, разносите в пух и прах Смело, решительно и убежденно». И Коробейников бросился «драконить» Шопенгауэра: идеалист, метафизик, иррационалист, волюнтарист, пессимист, аскет, такой и сякой. Экзаменаторы слушали с явным удовольствием и похвалили в итоге: «Это серьезная критика буржуазной философии».

После экзамена Коробейников решил познакомиться с сочинениями повергнутого им Шопенгауэра и был очарован им: оказывается, Шопенгауэр учит думать, размышлять и рассуждать. «Почти полтораста лет назад он высказал такие мысли об обществе, прогрессе, личности и морали, которые не только не устарели, но сейчас приобретают еще большую, особую актуальность. И это крайне важно», — признался бывший гонитель Шопенгауэра. Естественно, в советское время Шопенгауэра не чтили, не уважали, третировали и запрещали. Ату его! У нас есть Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин, — и нам этого достаточно по горло. Во!..

В начале 90-х марксистско-ленинская идеология, а вместе с ней и официальная философия затрещали по всем швам. Появились «новые», а точнее сказать, основательно забытые и задвинутые в угол старые имена, былые кумиры, властители дум, и среди них в первых рядах оказался Шопенгауэр. Появились публикации — Авраама Новикова «Парадоксы Артура Шопенгауэра» («Аврора», 8–1991), Бориса Хазанова «Черное солнце философии» (ЛГ, 7 июля 1993) и др.

Уволенный в запас философ вновь встал в строй. Оказалось, что вопросы, мучившие его и заставившие его размышлять о человеке и о тайнах мира, вновь востребованы.

Немного биографии

Помимо философских взглядов, весьма интересна и фигура самого философа. Неординарный. Необычный. Эксцентрический человек. Мизантроп и пессимист.

Артур Шопенгауэр родился 22 февраля 1788 года в Данциге (ныне Гданьск, Польша). Отец Генрих Флорис Шопенгауэр, коммерсант и банкир, полуголландского происхождения. Замкнутый, строгий, угрюмый человек. Мать, чистокровная немка Иоганна Генриетта Трозинер, напротив, была чрезвычайно общительна, жизнерадостна и неуравновешенна. Странная генная смесь для сына. Когда Артуру было 5 лет, родители перебрались в Гамбург, там он учился в местном коммерческом училище. А еще обучался в Англии и во Франции и в молодые годы много разъезжал по странам Европы. Впоследствии Шопенгауэр в своей биографии, представленной в университет, отмечал свой космополитизм: воспитанный как гражданин мира, он считал, что его отечество обширнее Германии. К тому же он считал себя пацифистом и предполагал служить человечеству не своими кулаками, а своим мозгом.

По требованию отца Артур Шопенгауэр занимался бухгалтерией, счетоводством, банковскими операциями, что ему абсолютно было чуждым, и роковой случай избавил его от всех этих нудных манипуляций с цифрами. 20 апреля 1805 года отца обнаружили мертвым в канале — очевидно, самоубийство. А 17-летнему Артуру Шопенгауэру досталось около 20 тысячи талеров наследства, что составляло вполне приличный капиталец и позволило ему до конца жизни не знать материальных тягот.

Из Гамбурга с матерью и сестрой Аделаидой будущий философ переехал в Веймар, где увлекся классической филологией — изучением греческого и латинского языков и античной литературы. В Веймаре Шопенгауэр познакомился с Гёте, но гётенианцем не стал, считая, что у него свой дорога, свой особый путь. Он не признавал никаких авторитетов.

Осенью 1809 года 21-летний Шопенгауэр поступил в престижный Геттингенской университет, где проучился два года. Кроме философии, усердно занимался физикой, химией и ботаникой, а также анатомией и астрономией, то есть проявлял настоящую жажду знаний. Но все же главными были «божественный Платон» и «изумительный Кант». «Философия, — писал он матери 8 сентября 1811 года, — это высокая альпийская дорога, к ней ведет лишь крутая тропа с острыми камнями и колючими шипами; она единственная и становится тем пустыннее, чем круче по ней восходишь…»

Покинув Геттинген, Шопенгауэр поступил в Берлинский университет и очень быстро, через два года — 2 октября 1813 года — получил диплом доктора наук. Из Веймара переезжает в Дрезден, увлекается браманизмом и создает свой основной труд, который он завершил в 30-летнем возрасте. «Мой труд, — писал Шопенгауэр издателю Брокгаузу 28 марта 1818 года, — представляет собою новую философскую систему… новый ряд мыслей, которые до сих пор еще никогда не приходили в голову ни одного человека…»

Труд назывался «Мир как воля и представление». Это главная книга Шопенгауэра, все последующие его сочинения — некие вариации ее. Из 800 экземпляров «Мира как воли…» за полтора года было продано лишь 100. Оставив для продажи 50 экземпляров, издатель превратил все остальные в макулатуру. Спустя четверть века Шопенгауэру удалось переиздать первый том «Мира как воли и представления» и второй том (750 и 500 экземпляров и, как всегда, без оплаты авторского гонорара). И снова никакого особого интереса, что заставило Шопенгауэра с горечью воскликнуть: «Как велика бездна между народом и книгами!». «Полное пренебрежение, которому подверглись: мои труды, — писал Шопенгауэр в своих франкфуртских размышлениях в 1832 году, — доказывает либо то, что я не был достоин современности, либо наоборот. В том и другом случае это значит: „The rest is silence“» («дальнейшее — молчание» — Ю.Б.).

Философские мысли, рассуждения и построения Шопенгауэра оставим на потом, а пока рассмотрим некоторые узоры на канве его жизни. 21 февраля 1820 года Шопенгауэр был зачислен приват-доцентом в Берлинском университете и начал читать лекции параллельно Гегелю. Более того, решил с ним соревноваться и назначал свои лекции именно в те часы, в которые выступал Гегель. И, конечно, проиграл: к Гегелю студенты валом валили, а к Шопенгауэру приходили не более 4–5 студентов. 24 семестра числился Шопенгауэр приват-доцентом, а преподавал всего лишь первый семестр. Во всех последующих занятия не состоялись. Завидовал ли Шопенгауэр Гегелю? Мягко сказано. Он его ненавидел. Вот что он писал о нем:

«Одно искусство действительно понимал этот Гегель, именно искусство водить немцев за нос. Но это не великое искусство. На каждой странице, в каждой строчке сквозит старание обморочить и обмануть читателя. Беспристрастный и независимый читатель, раскрывающий сочинения и спрашивающий себя, тот ли это мыслитель, который хочет поучать, или шарлатан, который задумал обморочить, — не может и пяти минут оставаться в сомнении об этом: до того все дышит в них недобросовестностью».

Вот так — наотмашь. Так же нелицеприятно отзывался Шопенгауэр о Фихте, мол, как философ он недоразвит. Короче, берлинский период был для Шопенгауэра неплодотворным, разве что несколько любовных интрижек, одна из них с хористкой берлинской оперы Каролиной Рихтер. И вдруг на Берлин в конце августа 1831 года напала холера, которая унесла в могилу главного противника Шопенгауэра — Георга Вильгельма Фридриха Гегеля — в возрасте 61 года. Боясь холеры, Шопенгауэр срочно покидает Берлин. Долголетнее томительное и бесплодное пребывание в прусской столице было наконец-то прервано. Можно сказать: не было бы счастья, так холера помогла. «Я благодарен холере, — писал Шопенгауэр много лет спустя, — за то, что 23 года тому назад она изгнала меня оттуда…»

Следует отметить, что Шопенгауэр был мнительным и весьма боялся за свою жизнь. Так, он бежал из Неаполя — как только узнал о первых случаях заболевания в городе оспой. Слухи об отравленном табаке заставили его покинуть Верону. У него явно прослеживалась мания преследования. Как отмечает биограф Шопенгауэра, философ жил всегда в нижнем этаже, чтобы удобнее было спастись в случае пожара, боялся получать письма, брать в руки бритву, никогда не пил из чужого стакана, опасаясь заразиться какой-нибудь болезнью… исключительной и постоянной заботой его было собственное Я, которое он старался возвеличить всеми способами… Недаром Чезаре Ломброзо в своей книге «Гениальность и помешательство» приводит в качестве примера и Шопенгауэра. В нем действительно было явное отклонение от нормы: экстравагантность вместо заурядности. Шопенгауэр был весь пропитан эгоцентризмом. Сам о себе Шопенгауэр говорил так: «То, что я думаю, что пишу, представляет для меня ценность и это мне важно; а то, что происходит лично со мною, что касается меня самого — это имеет второстепенное значение, и я отношусь к этому с насмешкой».

Далее коснемся темы женщин. И тут можно вспомнить веселую старую песенку из кинофильма «Небесный тихоход» с маленькой перефразировкой: «Первым делом, первым делом — философия, ну, а девушки? А девушки потом!» Шопенгауэр к женщинам так и относился. По молодости у него было несколько любовных связей, в частности в Берлине. Одну, как он выразился, «Дульцинею», он возил даже в Венецию. Но в целом он плохо относился к противоположному полу и был настоящим женоненавистником. Достаточно вспомнить, что он говорил о прекрасном поле:

«Низкорослый, узкоплечий, широбедрый пол можно назвать красивым только отуманенный половым возбуждением рассудок мужчины. И вся ее красота кроется в этом возбуждении… Женщина по своей натуре обречена по повиновение, ей нужен господин… Они напоминают священных обезьян Бенареса, которые в сознании своей святости и неприкосновенности позволяют себе все и вся… Природа одарила женщину искусством притворства. Из этого проистекает лживость, неверность, измена, неблагодарность…»

Невольно возникает вопрос, кто же так «насолил» бедному философу, что он презирал женщин и стал апологетом полового воздержания?..

Ненависть к женщинам Шопенгауэр выместил на своей соседке по квартире, 47-летней швее Маркет, которая часто досаждала философу своими криками и шумом, доносившимися из ее дверей. В 1821 году разозленный очередным шумовым эффектом, Шопенгауэр, повстречав соседку, выговорил ей все, что о ней он думал и в порыве слов сильно ее толкнул. Она полетела с лестницы кувырком и получила увечья. Был длительный судебный процесс, и Шопенгауэру пришлось не только уплатить 300 талеров штрафа, но и в течение 20 лет платить ей пособие по нетрудоспособности. Когда она скончалась, Шопенгауэр выразил радость: «Слава Богу, что старуха умерла!»

За год до смерти самого философа, ему пришлось пережить небольшое любовное увлечение. Молодая красивая француженка Елизавета Ней, внучка знаменитого наполеоновского маршала, решила вылепить бюст Шопенгауэра. Очарованный ею, он согласился. Она поселилась в доме Шопенгауэра, работала над бюстом, пила с ним по утрам кофе и совершала прогулки, мило болтая о всяких пустяках. «Я никогда не думал, что может существовать такая милая девушка, — писал Шопенгауэр своему приятелю. — Ней — самая милая девушка, какую я только встречал».

Наверное, повстречай в молодые годы подобную женщину, как Елизавета Ней, Шопенгауэр не стал бы женоненавистником. Но такая «милая девушка» ему не встретилась, и он стал женоненавистником. Гипсовый бюст, вылепленный Елизаветой Ней, очень нравился философу.

Итак, Шопенгауэр всю жизнь прожил холостяком, без женщин. Были ли у него друзья? Фактически нет. Только приятели и знакомые, да и то он предпочитал с ними встречаться как можно реже.

«Истинная дружба, — иронически заметил однажды Шопенгауэр, — одна из тех вещей, о которых, как о гигантских морских зверях, известно, являются ли они вымышленными или где-то существуют».

Поселившись во Франкфурте-на-Майне, Шопенгауэр в продолжение 27 лет, до конца своей жизни, оставался там, ведя, представленный самому себе, одинокую жизнь отставного приват-доцента. На своей философской «альпийской вершине» он оставался в полном одиночестве. В юности он сказал: «Жизнь — очень сомнительная вещь, я решил посвятить мою жизнь размышлениям о ней». Он и посвятил. Оказался верным своей привязанности и страсти до последних дней.

Издательство «Мысль» в 1975 году в серии «Мыслители прошлого» выпустила книжечку Бернарда Быховского «Шопенгауэр». Приведем отрывок из нее.

«Современность отвернулась от него, и он повернулся спиной к современности, замкнулся в себе, в свои философские раздумья. „Я живу как отшельник, целиком и полностью погрузившись в свои изыскания и занятия“, — писал он Г. Лабесу (30 мая 1835). „Кто не любит одиночества — тот не любит свободы, ибо лишь в одиночестве можно быть свободным“. Большую часть дня проводил он в кабинете своей двухкомнатной квартиры, поглощенный писанием и чтением. Его окружали бюст Канта, портрет Гёте, тибетская статуя Будды, 16 гравюр на стенах с изображением собак и книги, книги, книги… 1375 томов хранилось в его библиотеке. „Не будь на свете книг, я давно пришел бы в отчаяние…“, — признавался он.

Образ жизни Шопенгауэра был монотонным и однообразным. Он придерживался строгого режима. Надев старомодный фрак и аккуратно повязав шею белым бантом, он в установленный час шел обедать в близлежащий ресторан. Совершал длительные прогулки, на ходу разговаривая с самим собой. Его сожителем и постоянным спутником был белый пудель Астма (брахманское: духовное первоначало, „самость“). Шопенгауэр-младший, — называли его соседи. „Эй ты, человек!“ — бранил пса Шопенгауэр. По вечерам философ отдыхал, играя на флейте, а перед сном читал произведения античных поэтов (многие из которых он знал наизусть). Но наибольшее удовольствие доставляло ему чтение „дупнекхата“ — 50 отрывков из упанишад.

Так шли год за годом, десятилетие за десятилетием монотонной, безрадостной жизни. „Вы знаете, что я никогда не был особенно общителен, а теперь я живу еще более замкнуто, чем когда бы то ни было“, — делился он в последний год жизни с невесткой Гёте… Его не печатали, не читали, не слушали. Его сочинения, как правило, игнорировали. Он видел в этом „заговор профессоров“ против него…»

Что добавить к этому? Шопенгауэр жаждал славы, но ее так и не было. Он хотел услышать хотя бы отклики на свои сочинения и для этого нанимал людей, которые выписывали любые упоминания о нем в немецких и иностранных газетах. Он ждал признания несколько десятилетий, мучительно размышляя о том, почему его все нет, сидя с длинной трубкой у камина и листая страницы лондонской «Тайме». И все же он, как отмечает Борис Хазанов, дожил до своей славы и сравнивал себя с рабочим сцены, который замешкался и не успел во-время уйти, когда поднялся занавес. В иронии Шопенгауэру не откажешь…

Современники Шопенгауэра, разглядывая фотографии и портреты философа, говорили: «Он похож на Вольтера, на Бетховена, на Талейрана». Внешне — да, но не своей сутью, у него был мрачный прокурорский взгляд. И натуру он имел весьма двойственную. Сентиментальная чувствительность вполне уживалась в нем с жестокосердием, особенно в отношениях с родными. Необычное высокомерие — с неизбывной потребностью в общении. Горделивый аристократический аристократизм — с непреодолимой зависимостью от бытовых мелочей и работой о сохранении капиталов. Презрение к людям — с почти детским тщеславием. Противоречива была и вся его философия.

С Шопенгауэром хотел дружить Рихард Вагнер. Но «Нибелунги» не вдохновили Шопенгауэра и он отверг преданнейшую любовь композитора. Шопенгауэр остался верен своему любимому Джоаккино Россини. Именно его вещи Шопенгауэр с вдохновением исполнял на своей флейте.

Вот так и жил Артур Шопенгауэр. Он дожил до момента, когда «философию Шопенгауэра» стали преподавать в Боннском и Лейпцигском университетах, что позволил ему в одной из рукописей повторить слова Петрарки: «Все это преодолено — закат моей жизни стал зарей моей славы»

Шопенгауэр умер 21 сентября 1860 года в возрасте 72 лет. На его могиле нет никаких эпитетов, никаких чинов, званий, степеней. Только имя: «Артур Шопенгауэр».

Когда Шопенгауэра на склоне лет спросили, где он хочет быть похороненным (в середине XIX века этот вопрос не считался бестактным), он ответил: «Мне все равно, меня — найдут».

Его «нашли». И вознесли.

Философия здравого пессимизма

Современному обычному человеку из толпы толковать о философии бессмысленно: кому нужны эти мудрствования, коль забота одна — у бедных выжить, у богатых — заработать? Все эти мудреные философские построения, термины, «вещи в себе» и так далее, — попробуй разберись. Недаром сам Гегель шутил: «Только один человек меня понял, да и тот меня, по правде сказать, не понял». Понять до конца Шопенгауэра тоже не просто, хотя его посыл к философскому осмыслению мира и человека довольно-таки прост.

«Уже в 17-летнем возрасте, — признавался Шопенгауэр, — я был настолько проникнут горечью жизни, как Будда в своей молодости, когда узрел болезнь, старость, страдания и смерть…» Большинство людей старается не акцентировать свое внимание на всех негативах жизни, не замечать их, а тем более не «пережевывать» их в голове. А вот Шопенгауэр, напротив, погружался в них без остатка. В своих произведениях он писал «о ничтожестве и горестях жизни», которая «как в великом, так и в малом — всеобщее горе, беспрерывный труд, непрестанная сутолока, бесконечная борьба, подневольная работа, связанная с крайним напряжением всех физических и духовных сил». Он считал, что человек — «главный источник самых серьезных зол», ибо человек homo homini lupusest (человек человеку волк. — Ю.Б.) и «взаимные отношения людей отмечены по большей части неправдой, крайней несправедливостью, жесткостью и жестокостью».

Все это писал Шопенгауэр задолго до XX века, до Первой и Второй мировых войн, до применения газов, до взрывов атомных бомб, до Освенцима и Дахау, до Бабьего Яра, до миллионов жертв советского ГУЛАГа. Он как бы предвидел, что человеческое зло может стремительно идти по нарастающей. Социальный оптимизм по Шопенгауэру лишен всякого основания: «Прогресс — это сновидение XIX века, подобно тому, как воскресение из мертвых было сновидением X века; у каждого времени свои сны».

«Все прекрасно лишь до тех пор, пока вас не касается… — говорил Шопенгауэр. — Жизнь никогда не бывает прекрасна; прекрасна только картина жизни… в очистительном зеркале искусства».

Основные идеи своей философии Шопенгауэр изложил в первом томе «Мира как воли и представления» и отчасти в книге «О воле в природе». Что такое мир и что мы можем о нем знать? Шопенгауэр утверждает, что все сущее вокруг нас есть, собственно, не сам мир, не вещи сами по себе, а наши представления о них. То есть все сконцентрировано в восприятии человека, не сам мир — это слепая «воля к жизни», которая дробится в бесконечном множестве «объективизации», речное бессмысленное коловращение. И вывод: жизнь не имеет смысла, не имеет цели или, говоря иначе, она сама для себя цель. «Всегда и повсюду истинной эмблемой природы является круг, потому что он — схема возвратного движения, а оно действительно самая общая форма в природе, которой пользуется везде…» Постоянное умирание и постоянное возрождение, как смена сезонов: весна — лето — осень — зима — снова весна и так бесконечно. И все подчинено воле. Воля есть темный безначальный порыв — воля к существованию. И эта воля в человеке, в животных, в растениях, во всей живой и неживой природе.

Однако воля человека — это не только достижение какого-то конкретного результата, но главное — осознание бессмысленности и безнадежности собственного существования. Жизнь — это смена страдания и скуки, скуки и страдания. Our life is faise nature, — как говорил почитаемый Шопенгауэром лорд Байрон, наша жизнь — недоразумение, и даже самоубийство не обещает никакого выхода.

Но самоубийцы — это все же единицы, а так человек в массе больше всего любит свое существование, инстинкт самосохранения — первая заповедь воли к жизни. Неудержимое, непрестанное стремление к благу, к наслаждению, к радости — ее движущая воля, воля к жизни претворяется к неустанной погоню за счастьем. А счастье — это по сути своей химера. Это понимал не только Шопенгауэр, но понимали до него и после него. Зигмунд Фрейд меланхолически замечал: «Задача — сделать человека счастливым — не входит в план сотворения мира».

«Главная и основная пружина в человеке, как и в животном, есть эгоизм», — считал Шопенгауэр и различал две разновидности эгоизма: эгоизм, который хочет собственного блага, и гипертрофированный, злобный эгоизм, который хочет чужого горя. В первом случае обычно он прикрывается вежливостью, этим «фиговым листком эгоизма». Во втором он выступает как обнаженное злодеяние: «Иной человек был бы в состоянии убить другого только для того, чтобы его жиром смазать себе сапоги!» Но при этом, добавляет Шопенгауэр, «у меня осталось сомнение, действительно ли это гипербола».

Второй вид эгоизма, или, иначе говоря, зависть, черная зависть расцвела в России при сломе социалистической системы и построения капиталистической. Все общество пропитано черной завистью, злобой и ненавистью.

Шопенгауэр выделяет и третью пружину человеческих поступков: сострадание, которое хочет чужого блага, доходит до благородства и даже до великодушия. Люди остались бы чудовищами, если бы природа не дала им в помощь разуму сострадание. Но, увы, оно не так распространено, как зависть и ненависть. Давно замечено, что сопереживание радости соседа (товарища, коллеги и т. д.) обычно дается человеку трудней, чем сопереживание его неудач. Неудача другого — это тихая радость завистника.

Человеческая судьба, по Шопенгауэру, есть «лишения, горе, плач мука и смерть». Мир — юдоль скорби и страдания — таков лейтмотив всей его философии. Шопенгауэровский афоризм к месту: «Всякое страдание есть не что иное, как неисполненное и пресеченное хотение».

«Жизнь всякого отдельного человека… собственно, всегда трагедия, — такой безрадостный вывод делает Шопенгауэр, — но разобранная в частности, она имеет характер комедии». Этот мир, по Шопенгауэру, еще ужаснее Дантова ада, ибо в нем каждый человек, гоняющийся за своим счастьем, «должен быть дьяволом для другого» («Ад — это другие», — скажет позднее Сартр). В конце концов «дьявол» не что иное, как «персонифицированной воля к жизни», или скажем от себя: счастье одного основывается всегда на несчастии другого.

Что может облегчить страдания? По мнению Шопенгауэра, существуют две вещи, приносящие облегчение. Прежде всего, созерцание чужих страданий. Не какая-нибудь оценка их, которая бы давала возможность помочь страждущим, а просто сочувствие, временно отвлекающее от собственных страданий. Созерцание несчастной судьбы других людей помогает нам легче переносить собственную судьбу, — утверждает Шопенгауэр.

Временное облегчение может принести созерцание произведений искусства. Созерцание приостанавливает действие воли. Погружение в красоту на какое-то время утешает нас. Еще один вывод франкфуртского отшельника. Пример из личной жизни. Когда я приехал во Флоренцию, то шел дождь, ненастная погода портила настроение, в душу закралось отчаяние. Но, всматриваюсь, в полотно Боттичелли «Весна», душа прояснялась и делалось радостнее. Красота красок и линий очаровывала и заставляла забыть об окружающем мире.

Шопенгауэр своеобразно смотрел на историю человечества, считая, что ее периоды (или главы) не отличаются по своему существу друг от друга, а «только именами и хронологией». «Все, о чем повествует история, это в сущности только тяжелый, долгий и смутный кошмар человечества». «Устройство человеческого общества колеблется, как маятник, между двух зол» — деспотизмом и анархией. Применительно к России скажем: или пугачевская вольница с раззором и насилием и смертью, или аракчеевский полицейский намордник. Крайние варианты: Иван Грозный и Иосиф Сталин, и море крови.

В реформы Шопенгауэр не верил, революции презирал и считал, что «никакие конституции и законодательства, никакие паровозы и телеграфы никогда не сделают из жизни чего-нибудь истинно хорошего». Сегодня мы с вами видим, как научно-технический прогресс многое сделал для облегчения труда людей, но сделал ли он их счастливее? — вот в чем вопрос, появилось много всяких технических «штучек», но они не смогли решить человеческие проблемы.

Какой прок от просветителей, реформаторов, гуманистов? — спрашивал Шопенгауэр: «чего добились на самом деле Вольтер, Юм, Кант?» Все их старания — тщетные и бесплодные усилия, ибо «мир — это госпиталь неизлечимых».

Говоря о соотношении веры и знания, Шопенгауэр говорил, что они — вера и знания — «это две чашки весов: чем выше одна, тем ниже другая». Необходимо выбирать: либо-либо. «Кто любит истину, тот ненавидит богов, как в единственном, так в множественном числе».

И вернемся снова к понятию счастья. Тут, как считает Шопенгауэр, многое зависит от темперамента. Один продолжает смеяться там, где другой близок к отчаянию. Один, достигнув девяти целей из десяти, не радуется девяти удачам, а печалится об одной неудаче, другой в одной-единственной удаче находит утешение и радость. Богатые и бедные. У каждого из них свои радости и печали, на этот счет у Шопенгауэра есть следующее рассуждение:

«Подобно тому, как та страна всего счастливее, которая менее нуждается или совсем не нуждается в импорте, так надо это же сказать и о человеке, которому достаточно его внутреннего богатства и который мало чувствует потребности во внешних благах или даже совсем может обойтись без них, ибо подобного рода привозные товары дорого стоят, лишают независимости, вовлекают в опасности, причиняют досады и в конце концов все-таки являются лишь плохой заменой для произведений собственной почвы».

Шопенгауэр стоит на позициях древнегреческого писателя Лукиана «Только в богатстве души настоящее наше богатство; все остальное таит больше печалей в себе».

Вот и Брунгильда в «Кольце Нибелунгов» говорит: «Я покидаю дом желаний…»

Надо не желать бесполезного, а надо действовать. «Наша жизнь — безостановочное движение, и полное безделье скоро становится невыносимым, порождая отчаянную скуку. Эту потребность в движении надо регулировать, чтобы методически — и следовательно полнее — удовлетворять ее…» Только вот, увы, мир ценностей, как во времена Шопегауэра, так и в нынешние, перевернут. И как точно выразился другой немецкий мыслитель Лессинг: «Одни бывают знаменитыми, другие заслуживают это». Такое положение с горечью констатировал и Шопенгауэр. Общество отталкивает умных людей своим принципом равноправия, то есть равенством притязаний при неравенстве способностей, следовательно, и заслуг, «вообще вся общественная жизнь, — говорит Шопенгауэр, — есть непрерывное разыгрывание комедии».

И финальный аккорд: «Потому-то, как бы ни менялись на мировой сцене пьесы и маски, но лицедеи в них остаются все те же. Мы сидим вместе и говорим, и волнуем друг друга, и разгораются глаза, и голоса становятся громче… но точно так же за тысячу лет сидели другие: было все то же, и было все так же: как раз то же самое будет и через тысячу лет».

Герои и собеседники уходят, умирают, исчезают, но все «неизчезновенно» (таков дословный перевод выражения Шопенгауэра). Материя и мир вечны.

Шопенгауэр в России

Первым переводчиком на русский язык сочинений Шопенгауэра был Афанасий Фет. Он перевёл и, судя по всему не без удовольствия, «Мир как воля и представления». Предисловие к этому переводу написал Николай Страхов, который заметил, что у Шопенгауэра пессимизм, закрывающий все выходы к оптимизму, имеет настоящий религиозный характер и его книга «может служить прекрасным введением к пониманию религиозной стороны человеческой жизни».

Читать подобное странно. Шопенгауэр — христианский философ? Но вот и оксфордский профессор, англичанин Дж. Сток утверждал, что тщательное изучение доктрины Шопенгауэра «обнаруживает, что прокламируемый им атеизм, его цинизм, а порою и грубость есть лишь не что иное, как предохранительный щит, за которым скрывается вызывающее глубокую симпатию сердце, жаждущее истины, благодати и спасения».

Возможно, что именно это и вычитал у Шопенгауэра, русский поэт признавался: «Шопенгауэр для меня не только последняя крупная филосовская ступень, это для меня откровение, возможный человеческий ответ на те умственные вопросы, которые сами собой возникают в душе каждого».

Один из мучительнейших вопросов бытия — смерть. Ее Фет воспринимал почти по-шопенгауэровски:

Или другие строки. Подчиняясь общим законам мировой воли:

Вечное коловращение природы. И вот уже Фету пишет удивительное письмо Лев Толстой, не начинающий писатель, a уже автор «Войны и мира»: «Знаете ли, что для меня нынешнее лето? — На переходящий восторг перед Шопенгауэром и ряд духовных наслаждений, которых я никогда не испытывал. Я выписал все его сочинения и читаю, и читаю … теперь я уверен, что Шопенгауэр гениальнейший из людей… Я начал переводить его. Не возьметесь ли и вы за перевод его? Мы бы издали вместе».

Отзвуки шопенгауэровской воли можно найти на страницах «Войны и мира». Не без влияния Шопенгауэра Толстой пришел к выводу: «Необходимо отказаться от несуществующей свободы и признать неощущаемую нами зависимость». Словом, все детерминированно!..

В 90-е годы XIX столетия влияние Шопенгауэра в России достигло своего апогея. «Философия Шопенгауэра была разлита в воздухе», — вспоминал Андрей Белый.

Многие положения Шопенгауэра нашли лирическое выражение в поэзии Федора Сологуба, про которого критик Аким Волынский сказал: «какой-то русский и вышедший из удушливого подвала… подвальный Шопенгауэр».

В этом стихотворении 1897 года Сологуб перекликается с положением Шопенгауэра о жизни как о постоянном умирании.

У Шопенгауэра это выражено так: «Всякий день есть маленькая жизни; всякое пробуждение и вставание — маленькое рождение; всякое свежее утро — маленькая юность; всякое приготовление ко сну и засыпание — маленькая смерть».

Следует упомянуть, что портрет Шопенгауэра был единственным в кабинете Льва Толстого. До Толстого Тургенев, Анненков и Боткин верили в разумность всего существующего, в возможность устроить мир по законам добра и справедливости, воспитать людей свободными от зависти и взаимной враждебности. Жизнь опровергла эти иллюзии и подтвердила пессимистические взгляды Шопенгауэра. Порок мизантропии и декаданса оказался прав: у человечества мало надежд на его исправление.

Ледяное дыхание философа ощущается и по сей день. Неудачные теории Маркса и практика большевиков в России вернули интерес к подзабытому Шопенгауэру.

К 220-летию со дня рождения Артура Шопенгауэра в «Независимой газете» (22 февраля 2008) порезвился молодой критик Михаил Бойко. Он заявил, что стихийных шопенгауэрианцев больше, чем стихийных марксистов, ницшеанцев и фрейдистов вместе взятых. «Все, кто верит в „закон бутерброда“ (иногда его называют „законом подлости“), — стихийные шопенгауэрианцы. Каждый, кто в минуты беспричинной грусти вздыхает: „Все плохо“, а после пятиминутного размышления уточняет:

„Очень плохо“, — тоже…»

А разве в знаменитом признании бывшего российского премьера «Хотели как лучше, а получилось как всегда» — не таится отзвук шопенгауэровской философии, некий перифраз философа?..

Грустно взирая на новую Россию с беспределом практически во всех сферах жизни и ее неумением и нехотением войти в цивилизованную европейскую семью, хочется, как завещал Шопенгауэр — «желать, как можно меньше, а знать как можно больше». Хотя это знание и отравляет жизнь.

И на десерт

Престранным был человеком Артур Шопенгауэр. Престранным. Мало того, что он ненавидел женщин, он был еще и свирепым антисемитом. Не любил и другие нации. Считал, что англичане — лицемеры, итальянцы — бесстыдники, американцы — пошляки, французы… «В других частях света есть обезьяны, в Европе же — французы». Не жаловал Шопенгауэр и немцев: «И презираю немецкую нацию за ее чрезмерную глупость и стыжусь своей принадлежностью к ней».

Шопенгауэр всячески восхвалял свое одиночество, свое отчуждение от толпы, от окружающей его черни, «уединение, — говорил он, — избавляет нас от необходимости жить постоянно на глазах у других, и, следовательно, считаться с их мнениями». Надо «довольствоваться самим собою, быть для себя всем и иметь право сказать: „Omnia mea mecum porto“ („Все свое ношу с собой“. — Ю.Б.) — это бесспорно важнейшее данное для счастья».

Короче, декаданс, упадничество, мизантропия. А высокие цели? «Стараемся выдуть мыльный пузырь как можно больше, хотя отлично знаем, что он лопнет».

А есть ли счастье? По Шопенгауэру, его нет. Но сам он все же счастье испытал. Жить более среди книг, нежели между людей.

Помните Лермонтова: «Да, были люди в наше время, Не то, что нынешнее племя: Богатыри — не вы!..» Альберт Швейцер — один из таких богатырей — жил сравнительно недавно в конце XIX — в середине XX века и его вполне можно назвать нашим современником. Мыслитель, философ, лауреат Нобелевской премии мира, а еще — музыкант-органист, видный музыковед и органный мастер. Но и это еще не всё. Он был доктором, лечил и спасал людей. Равносторонний, многогранный человек. Человек-оркестр…

Краткая биография

Альберт Швейцер родился 14 января 1875 года в многодетной семье пастора Луи Швейцера. Примечательно, что его мать, урожденная Адель Шилленгер, была дочерью пастора. Их сын Альберт вполне мог стать священником, но он избрал более широкий спектр деятельности: его интересовали не только дела небесные, но и земные. Альберт появился на свет в маленьком городке Кайзерсберге, что среди Вогезских гор, в Верхнем Эльзасе. И по рождению у него было две родины: Германия и Франция (Эльзас переходил то к одной стране, то к другой). Он и владел двумя языками — немецким и французским.

Альберт Швейцер рос хилым и болезненным ребенком, а вырос здоровым и сильным, о себе он говорил: «Я сосна Вогезских гор». А сосны в тех краях исключительно стройные и крепкие. С детства у Альберта были две страсти: музыка и книги. Они и определили главные приоритеты в его жизни.

Первые знания он приобрел в деревенской школе, затем «реальщуле» в Мюнстре, гимназия в Мюльхаузене, университет в Страсбурге, изучение философии в Берлине.

В 30 лет Альберт Швейцер принял неожиданное для окружающих решение все свои дальнейшие годы заняться практическим делом — лечить туземцев в глухих джунглях — Экваториальной Африке, а для этого получить необходимые знания, и он поступил на медицинский факультет. Этот поступок многие из его друзей и знакомых восприняли как некое сумасшествие, как зарывание своего таланта теолога и органиста в землю. Но Швейцер упрямо шел к своей цели. И вот весной 1908 года доктор философии уже сдавал практический экзамен по приему родов.

До получения диплома врача Швейцер вместе с другими видными музыкантами Франции создает в Париже Баховское общество, выступает на концертах в качестве органиста и зарабатывает деньги, чтобы в Габоне открыть больницу: приобретает необходимую аппаратуру, инструменты, лекарства.

26 марта 1913 года Альберт Швейцер вместе с женой Хелен Бреслау отправился в Африку, в Габон, где начинает строить больницу в Ламберене на берегу реки Огове, среди девственных джунглей. Хелен была верной и преданной женой Швейцера, его единомышленницей, но, увы, её здоровье не вынесло тяжелых условий проживания в джунглях, и в 1957 году она скончалась. Альберт Швейцер пережил её на 8 лет.

На ее похоронах были сказаны следующие примечательные слова: «Она обручилась не только с человеком, Альбертом Швейцером, она обручилась также с работой, к которой побуждало его призвание».

Возникает вопрос, почему преуспевающтй доктор философии, автор уже многих популярных книг, в том числе о Бахе, Канте, Иисусе Христе и апостоле Павле, бросил комфорт Европы, пренебрег своим успехом как мыслитель и как органист, и уехал неведомо куда, в африканские джунгли (как не вспомнить стихи Корнея Чуковского: «Не ходите, дети, в Африку гулять!..»)? Действительно, почему? Захотелось неизведанного? Романтики? Острых ощущений? Отнюдь нет. Сам Швейцер дал простое объяснение: «Я хотел стать врачом, чтобы можно было работать, а не заниматься разговорами. В течение многих лет я выражал себя в словах…»

Человек мысли — Альберт Швейцер — захотел стать человеком дела, недаром его любимым изречение были слова Гёте: «Вначале было Дело». Больница в Ламберене стала настоящим делом, где Швейцер лечил прокаженных, врачевал язвы, принимал роды и делал многое другое, чтобы облегчить физические страдания детей и взрослых. Туземцы не знали слова «врач», они звали его на свой лад «Оганга», что означало — целитель. А европейские друзья Швейцера шутили: «В Африке он лечит старых негров, а в Европе старые органы».

В одном из писем друзьям Швейцер писал: «Каждое утро, отправляясь в больницу, я ощущаю как невыразимую милость тот факт, что в то самое время, когда стольким людям приходится по долгу их службы причинять другим страдание и смерть, я в состоянии творить добро и способствовать спасению человеческих жизней, то чувство помогает мне бороться с любой усталостью».

Интересно, как оценивал африканскую деятельность Швейцера его друг Альберт Эйнштейн: «Больница в Ламбарене — это в значительной степени результат бегства от наших нравственно окаменевших и бездушных традиций цивилизации — зла, против которого одиночка бессилен».

Все последующие годы Альберт Швейцер проводил между Африкой и Европой. В европейских столицах он выступал с органными концертами, читал лекции, выпускал книги, отдыхал, общаясь с друзьями. А в Африке неустанно, неутомимо работал, помогая всем страждущим и больным. В конце 20-х годов он построил новую на холме Адолинанонго. Подробности своей африканской жизни и деятельности доктор Швейцер изложил в книге «Письма из Ламберене».

Альберт Швейцер осудил фашизм. Позднее боролся против ядерных испытаний и гонки вооружений. В 1953 году он был удостоен Нобелевской премии мира. На вручение не смог приехать, и в ноябре следующего года прочел в Осло Нобелевскую речь о проблеме войны и мира. Он говорил об очень простых и понятных вещах — о том, что люди, пережившие ужасы двух мировых войн, не должны пренебрегать попыткой предотвратить появления нового разрушительного зла. Послание к людям Швейцар назвал «Декларацией совести». Английская королева Елизавета II вручила великому гуманисту XX века «Орден чести», самую почетную награду Британии для гражданского лица.

Несмотря на почтенный возраст, «Старик из джунглей» оставался деятельным и активным. Он мог уйти на покой, греясь в лучах своей славы, но нет. Он до конца своих дней оставался верным своей задаче служить людям.

5 сентября 1965 году, на 91-м году жизни Альберт Швейцер скончался. Умирал он спокойно и величественно. Незадолго до смерти сам смастерил себе деревянный крест, на котором было начертано: «Альберт Швейцер». И — всё. Его похоронили по африканскому обычаю под окнами его рабочего кабинета в Ламберене. Африка объявила Швейцера своим приемным сыном.

По окончании XX столетия радиостанция «Эхо Москвы» провела голосование по мультимедийному проекту «Персона века». В номинацию зарубежных духовных лидеров вошли: 1. Рон Хаббард. 2. Махатма Ганди. 3. Мартин Лютер Кинг. 4. Мать Тереза. 5. Зигмунд Фрейд. 6. Альберт Швейцер. 7. Мао Цзэдун. 8. Адольф Гитлер. 9. Аятолла Хомейни и 10. Иоанн Павел II. С этим списком, конечно, можно спорить, но одно имя бесспорно: Альберт Швейцер.

Музыка

Ощущение музыки посетило Альберта Швейцера в раннем детстве. Первым музыкальным инструментом, на котором он научился играть, было фортепиано. Затем его полностью захватил орган. Орган стал для него поистине родным инструментом. Он разбирался не только в его звуках, но и в устройстве, отлично зная, что влияет на тембр, чистоту и силу звучания, какая разница между старыми и новыми органами и т. д.

Альберт Швейцер рано овладел мастерством органиста и в 16 лет ему доверили аккомпанемент на органе к «Реквиему» Брамса. В дальнейшем он стал одним из лучших органистов в Европе и выступал с концертами в лучших залах и соборах Европы.

Любимым композитором Швейцера был Иоганн Себастьян Бах. На втором месте стоял Рихард Вагнер. О Бахе Швейцер написал книгу сначала на французском, потом на немецком языке. В книге он с любовью рассказал о жизни и творчестве Баха, расшифровал, как Бах создавал свои великие «Страсти по Матфею». Как тут не вспомнить поэтические строки Николая Ушакова:

Конец XIX века в Германии ознаменовался зарождением баховского культа, и Швейцер внес свой немалый вклад в него. Он выступал почти на всех баховских концертах в европейских столицах. Работая в Африке, он не упускал возможности доказать, что он — превосходный органист. И не только исполнитель органной музыки, но и прекрасный органный мастер и плюс к этому тонкий музыковед.

В жизни Альберта Швейцера философия и музыка тесно переплетались между собой: в его философских сочинениях явно ощущался баховский темп и выводы достигали высот баховских хоралов, а в музыке, которую исполнял Швейцер, поражала философская глубина.

И еще одна маленькая деталь. Альберт Швейцер унаследовал любовь к органу от своих родителей и, в свою очередь, передал эту любовь к единственной дочери Рене, которая вышла замуж за органного мастера.

Философия

Страницы: «« « ... 1112131415161718 » »»