Знаменитые писатели Запада. 55 портретов Безелянский Юрий
Путешествие на Запад
Путешествие!.. Господи, сколько лет сидели за железным занавесом и вдруг дозволили увидеть мир. Незнакомый. Чужой. Притягательный.
«Жизнь во время путешествия — это мечта в чистом виде», — утверждала Агата Кристи. А Гилберт Честерсон с луковой усмешкой говорил: «Путешествие развивает ум, если, конечно, он у вас есть».
Лично я обожаю путешествовать. Но скажу откровенно: только не на Восток. Довелось мне побывать во Владивостоке, в Бухаре и в Каире, — не понравилось. Восток — не по мне. Мое — это Запад. Запад меня пленяет и очаровывает. Может быть, в какой-то реинкорации я жил в Европе?.. По крайней мере, когда я впервые оказался на Западе (в составе престижной группы советских журналистов в июле 1973 года в Льеже, а далее поездка по Бельгии, Люксембургу и Голландии), то первое, что я почувствовал, что я — дома. И мне было там хорошо и комфортно, невзирая на все «гримасы капитализма».
- Я видел Рим, Париж и Лондон,
- Везувий мне в глаза дымил… —
писал Константин Случевский. Но при этом, конечно, не забывал я и про горько-сладкий «дым отечества». И какого русского не гнетет «тоска по родине»?! Как там у Марины Цветаевой?
- Но если по дороге — куст
- Встает, особенно — рябина…
Русский писатель на Лазурном берегу
Нет, я не в том тебе завидую
С такой мучительной обидою,
Что уезжаешь ты и вскоре
На Средиземном будешь море…
… Я это сам не раз испытывал…
Николай Гумилев. «Отъезжающему»
Предлагаю читателям беглые заметки про Италию. Мне посчастливилось, — что там лукавить! — в третий раз посетить эту удивительную страну. Божественную Италию. Великолепную Италию. Конечно, там есть своя драматическая, история, даже свой итальянский фашизм, существуют многочисленные проблемы (а где их нет!), но я пишу не социологическое исследование, не социально-экономический трактат, а всего лишь небольшое лирическое повествование, и даже не повествование, а крохотный сюжетик. Некий размышлизм по поводу Италии. И тут надо сделать признание: Италия создана специально для наслаждения. Здесь даже у самых холодных людей пробуждается чувственность. Отчаявшиеся люди возрождаются, к жизни. Больные выздоравливают, а влюбленные и вовсе теряют голову. Страна-праздник. Сиеста длиною в жизнь.
В кровавые 30-е годы Мандельштам восклицал:
- В Европе холодно. В Италии темно.
- Власть отвратительна, как руки брадобрея…
В Италии ночью, конечно, темно, а так — солнце, солнце!.. Когда в Москву нагрянула хмурая осень со слякотью и жаркими предвыборными бурями, особенно хочется вспоминать Италию. Ее вечно голубое небо и состояние вечной Примаверы — не сменяющейся Весны.
Русские поэты об Италии
Как тут не вспомнить нашего Пушкина. В своем «Путешествии в Арзрум» он мечтал:
- Поедем, я готов; куда бы вы, друзья,
- Куда бы ни вздумали, готов за вами я
- Повсюду следовать, надменной убегая:
- К подножию ль стены далекого Китая,
- В кипящий ли Париж, туда ли, наконец,
- Где Тасса не поет уже ночной гребец,
- Где древних городов под пеплом
- дремлют мощи.
- Где кипарисные благоухают рощи,
- Повсюду я готов. Поедем…
Но, увы, Александр Сергеевич так и не поехал ни в Китай, ни в Париж, ни на родину поэта Торквато Тассо в Италию. Пушкину пришлось странствовать лишь по российским дорогам.
Другим повезло больше. Например, Гоголю. После Италии Швейцария и Германия казались ему «низкими, пошлыми, гадкими, серыми, холодными…» Он пишет с дороги: «Не успел я въехать в Италию, уже чувствую себя лучше. Благословенный воздух ее уже дохнул». Через две недели по приезде Николай Васильевич признается: «Небо чудное, пью его воздух и забываю целый мир».
Борис Зайцев подтвердил: «Вечное опьянение сердца» Италией.
Герцен: «В Италии все определенно, ярко, каждый клочок земли, каждый городок имеет свою физиономию, каждая страсть — свою цель, каждый час — свое освещение, тень как ножом отрезана от света; нашла туча — темно до того, что становится тоскливо; и светит солнце — так обливает золотом все предметы, и на душе становится радостно».
«Волшебный край!» — восклицал Яков Полонский. «Италия для нас не географическое, не национальное понятие, — утверждал Николай Бердяев. — Италия — вечный элемент духа, вечное царство человеческого творчества… В Италии русскому вольно дышится».
Многие русские писатели и поэты приезжали и жили в Италии: Баратынский, Батюшков, Языков, Зинаида Волконская и Растопчина, Тургенев и Некрасов, Бунин и Брюсов, Мережковский и Блок, — всех не перечислишь.
А художники! В Российской академии художеств бытовала традиция — посылать лучших учеников стипендиатами в Рим на стажировку. Многие ездили туда и после окончания Академии, а кое-кто подолгу жил на Аппенинах. Александр Иванов — автор знаменитой картины «Явление Христа народу» — прожил в Италии 30 лет, а замечательный художник-пейзажист Сильвестр Щедрин умер в Италии и похоронен в Сорренто. Много лет провел в Италии Орест Кипренский.
Но вернемся к писателям и поэтам. Павел Муратов написал толстенную книгу «Образы Италии». «Эта вечная зелень… волнует и очаровывает сердца северных людей…» — отмечал он.
Поэт Арсений Голенищев-Кутузов писал в стихотворении «В садах Италии» (1904):
- Если ждет твое сердце любви — поспешай
- В тот излюбленный солнцем, пленительный край,
- Где у склонов цветущих прибрежий и гор
- Расстилается моря лазурный простор,
- Где красу юных пальм сторожит кипарис,
- Где с землей небеса в томной неге слились.
- Там недвижной теплынью окутанный день
- Будет нежить мечтаний беспечную лень;
- А крылатая, черная южная ночь
- Обоймет… обольстит… и умчит тебя прочь
- От забот и боязни, сомнений и слез
- В звездный мир воплощенья несбыточных грез.
- Этот мир… он — порыв, он — безумье, он —
- бред!
- Ни минувшего в нем, ни грядущего нет!
- Он, лобзая, молчит, потому что нет слов,
- Чтобы выразить зной его пламенных снов;
- К жизни робкого сердца, объятого тьмой,
- Он прильнет лишь на миг… но тот миг —
- будет твой!
Звучит, возможно, это архаично, но так писали прежде. Классика. С этим надо смириться. «В ночи лазурной почивает Рим…» — писал Тютчев. О Вечном городе Бунин: «Дул теплый ветер. Точно сея/ Вечерний сумрак, жук жужжал./ Щербатый остов Колизея/ Как чаша подо мной лежал…»
Валерий Брюсов:
- Я — неведомый прохожий
- В суете других бродяг;
- Пред дворцом, где жили дожи,
- Генуэзский вьется флаг…
«Флоренция, ты ирис нежный», — восхищался Александр Блок. В своем цикле «Итальянские стихи» писал: «В черное небо Италии) Черной душою гляжусь». И строки, посвященные «Девушке из Spoleto»:
- Тихо я в темные кудри вплетаю
- Тайных стихов драгоценный алмаз.
- Жадно влюбленное сердце бросаю
- В темный источник сияющих глаз.
Николай Гумилев в книге «Колчан» посвящает строки разным городам Италии: Венеции, Риму, Болонье, Падуе… «В Генуе, в палаццо дожей/ Есть старинные картины,/ На которых странно схожи/ С лебедями бригантины…» И еще:
- В глухой таверне старого квартала
- Сесть на террасе и спросить вина,
- Там у воды приморского канала
- Совсем зеленой кажется стена.
Еще один поэт Серебряного века — Вячеслав Иванов. В 1924 году он из России безвозвратно уехал в Италию. Там перешел в католичество, поселился в Риме на Терпейской скале. Умер 16 июля 1949 года в Риме. Оставил циклы стихов «Римские сонеты» и «Римский дневник 1944».
- Люблю домов оранжевый загар,
- И людское меж старых стен тесненье,
- И шорох пальм на ней в полдневный жар;
- А ночью томной вздохи каватины
- И под аккорды бархатных гитар
- Бродячей стрекотанье мандолины.
В Италии появился на свет роман «Доктор Живаго», который принес Борису Пастернаку славу и хулу, и привел поэта к преждевременной смерти. В 1964 году в Италии Анне Ахматовой была вручена литературная премия «Этна-Термина».
Поэтам из ахматовского окружения — Бродскому и Рейну судьба тоже подарила Италию, а Бродский и вовсе покоится на кладбище в Венеции, рядом с Сергеем Дягилевым. Он с полным правом мог сказать: «И я когда-то жил в городе, где на домах статуи…»
- Площадь пустынна, набережные безлюдны.
- Больше лиц на стенах кафе, чем в самом кафе…
Друг Иосифа Бродского Евгений Рейн выпустил книгу итальянских стихов «Сапожок»: «Стационе Гран-Канале!/ Правый Боже! О, взгляни!/ Были!/ Нас не доконали/ отраженья и огни».
- За вокзалом в закатном кармине
- я сидел, опрокинувши джус.
- Никакой ностальгии в помине,
- о, проклятый Советский Союз!
- Несусветные мотоциклеты
- пролетавши безумной стрелой
- и фонтаны плясали балеты,
- и цыгане бродили толпой…
Стихи об Италии можно приводить без конца. И я, грешный, не удержался и обольстился звуками лиры:
- В России серость и грязь,
- И вдруг аномалия:
- Искусства древнего вязь —
- Италия!..
Сан-Ремо
В эту поездку в Италию я не посещал ни Рим, ни Флоренцию, ни Венецию, ни Ассизи, ни Пизу, ни Милан, а на короткое время обосновался на севере Италии, в Лигурии, на Лазурном берегу. Чудесненькое местечко, — я вам доложу. Даже больше: вариант рая на земле. Если вся Италия — это сапог, то Лигурия — жемчужная брошь, сверкающая на солнце. Или праздничная бирюза, как выразился Бродский.
Представьте, кромка берега, защищенная горами и обращенная к морю. Особый климат. Вечная весна. Солнце светит 3 тысячи часов в год. Температура воздуха в районе +20–25, самая нижняя холодная точка +8. И не надо никаких шуб и ватников.
Лазурный берег — сплошная вереница белоснежных вилл и живописных парков, неожиданно переходящих в скопище многоэтажек современного дизайна. Итальянская Ривьера (а есть еще французская) делится на две части: Ривьера Цветов (гвоздики, розы, мимозы, хризантемы экспортируются во все страны Европы, прибывают и благоухают у нас) и Ривьера Пальм (более 40 разновидностей. Если пальмы в Гаграх — это экзотика, то тут повседневность). Нежно голубое небо. Переливающееся всеми оттенками синевы и аквамарина Лигурийское море. Белоснежные яхты. А еще — «шлюпки, моторные лодки, баркасы, барки,/ как непарная обувь с ноги Творца» (Бродский). Песочные и галечные приветливые пляжи с разноцветными зонтами. Очевидно, Остап Бендер не знал о существовании Лазурного берега, иначе он не мечтал бы о Рио-де-Жанейро. В Средиземноморье лучше. Правда, тут ходят не в белых штанах, а в трусах и шортах, а иногда и без оных. И такая кругом благодать. Лежбище миллионеров. Пристанище туристов. Воплощенная мечта романтиков и идеалистов. И, конечно, здесь отдыхали и жили многие знаменитости: Мопассан (в Портофино он начал писать «Милого друга»), Хемингуэй, Чарли Чаплин, Луи Армстронг, Мадонна и далее по звездному списку. А уж как любили Лазурный берег художники, и прежде всего импрессионисты! Клод Моне млел от городка Бордигерра. А кто не млел?!..
Городков и поселений на Лазурном побережье множество, мы выбрали с женой Сан-Ремо, столицу Цветочной Ривьеры (59 тыс. чел.) Его основание относится к 1 веку до нашей эры. Курортным городом Сан-Ремо стал с середины XIX века. Здесь обосновалась в те времена русская община. Были консульство, библиотека, небольшое издательство книг и газет на русском языке, а кроме того, настоящая русская баня и пекарня, где пекли черный хлеб. И самое главное — Русская церковь. Она была освящена в декабре 1913 года. Автором проекта выступил Алексей Щусев (да, тот самый, кто спроектировал мавзолей в Москве). Сам Щусев в Сан-Ремо не прибыл, а привязку к местности и ведение строительства осуществил местный архитектор Пьетро Агости. Церковь небольшая, но изящная. В годы Второй мировой войны в нее попала бомба: пробила крышу, но не взорвалась, — Бог хранил! А главный храм Сан-Ремо — собор Сан-Сиро, построенный в XII веке.
Знаменит Сан-Ремо своей набережной, которая называется corso Imperatrice. Это супруга Александра II Мария Александровна не раз бывала в Сан-Ремо и подарила городу пальмовые деревья, которые стали украшением приморского променада (или скажем привычней: бульвара). Променад выложен красивой плиткой, затенен пальмами и овеваем морским ветерком. Эх, в Москве бы такой!..
Еще достопримечательность Сан-Ремо — казино и театр «Аристон», где проходят известные в России музыкальные фестивали итальянской песни (первый состоялся 29 января 1951). Любопытно, что в Сан-Ремо проводится еще один песенный конкурс как бы в противовес основному фестивалю. Он посвящен певцу Луиджи Тенько, который покончил жизнь самоубийством в январе 1967-го, выразив тем самым протест против необъективности жюри. Вот такие разыгрываются иногда страсти в городе Красоты и Цветов.
Об архитектуре Сан-Ремо не пишу — в основном это стиль «либерти» и разнообразная эклектика, но вполне красивая. В городе много ресторанов, баров, кафе. И тут надо отметить, что итальянцы — большие любители поесть. Еда в Италии — это не просто еда, это — культ, нечто святое. Не случайно книга «Искусство хорошей еды» Пеллегрино Артузи — самая издаваемая и читаемая книга за всю историю Италии после «Обрученных» Алессандро Мандзони и «Пиноккио» Карло Коллоди. Каждый итальянец проводит на кухне 3 часа 11 минут ежедневно. Еще бы! Прежде чем приготовить, надо выбрать из чего. 365 различных паст /или макарон, по-нашему/ и 365 видов соусов! Головокружительные комбинации! А салаты? А вина?.. Нет, только не перечислять, а то можно увязнуть, пустить слюни и срочно бежать на собственную кухню что-то перехватывать. Конечно, у нас нет традиционных итальянских лепешек с сыром фокаччо-фомаччо, но что-то тоже обязательно найдется …
Толстых в Сан-Ремо немало, особенно выделяются необъятными формами женщины. На диетах в Италии сидят только топ-модели, а все остальные кушают в удовольствие. Много пожилых и стариков, нежащихся под постоянным солнцем. Жители Сан-Ремо в шутку называют свой город домом престарелых. Достойная пенсия, вечное тепло, красивые виды — что еще надо на закате жизни?..
Вилла и деньги Нобеля
И еще одна достопримечательность Сан-Ремо: вилла Альфреда Нобеля. Для тех, кто не знал или запамятовал: Нобель — крупный капиталист конца XIX века, владелец 93 заводов, создатель динамита, искусственного шелка и газовых моторов, увековечивший свое имя на листке бумаги, исписанном от руки. Он учредил премии тем, кто «принес человечеству наибольшую пользу». Это завещание Нобель написал в Париже 27 ноября 1895 года. Он сделал 85 научных открытий, но только этот листок завещания обеспечил ему бессмертие. Нобелевские премии! Это престиж, слава и деньги!
Оставим в покое историю присуждений Нобелевской премии, хотя это тоже увлекательная история (ее не получил из-за каких-то бумажных формальностей Лев Толстой). Вспомним, что до 1917 года первыми русскими нобелевскими лауреатами были физиологи Павлов и Мечников. Сколько выдающихся физиков, а сколько и лириков! Среди русских писателей — Бунин (1933 год), Пастернак (1958), Шолохов (1963), Солженицын (1970) и Иосиф Бродский (1987).
В своей нобелевской речи Бродский отметил значение именно литературы: «Хотя бы уже по одному тому, что насущным хлебом литературы является именно человеческое разнообразие и безобразие, она, литература, оказывается надежным противоядием от каких бы то ни было — известных и будущих — попыток тотального, массового подхода к решению проблем человеческого существования. Как система нравственного, по крайней мере, страхования, она куда более эффективна, нежели та или иная система верований или философская доктрина».
А теперь о самом Альфреде Нобеле. Он родился 21 октября 1833 года в Стокгольме. Когда ему шел 9-й год, семья переехала в Санкт-Петербург. Одним из учителей его стал петербургский профессор, знаменитый химик Николай Зинин, это он привил мальчику любовь к науке, хотя поначалу Альфреда Нобеля больше привлекала литература, и он сочинял пьесы и писал романы. Но дело, бизнес перевесили все. Со своими братьями Людвигом и Робертом Альфред Нобель организовал «Товарищество нефтяного производства братьев Нобель», и к концу XIX века Нобели контролировали до 90# российской нефти. В 1917 году нефтяная компания была национализирована.
Все братья Нобели были талантливыми трудоголиками и утверждали: «В тот день, когда не хочешь работать, не должен и есть». Альфред Нобель многое успел сделать, но к концу жизни из-за сложных отношений с французским правительством покинул Париж и переселился на купленную им в Сан-Ремо виллу, где в течение своих последних 5 лет продолжал проводить научные эксперименты. Трехэтажная вилла Нобеля достаточно скромная, мебель, кабинет и спальня — все почти аскетические. Наш какой-нибудь богатей, торгующий стиральным порошком, наверняка имеет более роскошные апартаменты, но будут ли его помнить потомки?.. А вот Нобель! Нобель на века.
Несколько штрихов из частной жизни Альфреда Нобеля: он не был женат и не имел детей. Увлечение Бертой Кински (в замужестве баронесса фон Зуттнер) ни к чему не привело. И были еще долгие и мучительные отношения с Софи Хесс, цветочницей из венских окраин. Он дал ей образование, обеспечил ей роскошную жизнь, но все тщетно: леди из цветочницы не получилось. В конце концов она вышла замуж за бывшего кавалерийского капитана фон Капивара и продолжала шантажировать своего богатого покровителя. После смерти Альфреда Нобеля она выменяла 216 интимных писем, обращенных к «фрау Софи Нобель», у родственников покойного за кругленькую сумму. Пошлая и ничтожная женщина! А великий Нобель умирал в Сан-Ремо на своей вилле в одиночестве. У его постели не оказалось никого, кроме слуг, разумеется, не понимавших шведского — языка своего хозяина. А он из-за инсульта не мог говорить ни по-английски, ни по-французски.
Альфред Нобель умер 10 декабря 1896 года, в возрасте 63 лет. В день его смерти и происходит присуждение Нобелевских премий. Мне, скромному литератору, она, конечно, не светит, и об этом я грустно написал в книге посетителей на вилле Альфреда Бернхарда Нобеля, мол, греет талант других нобелиатов — Бунина и Пастернака. А мой удел: писать и писать. Как язвительно говорил Паниковский Балаганову: «Пилите, Шура, пилите…»
Ницца
Живя в Сан-Ремо, мы с женой сделали несколько марш-бросков по Лазурному побережью. Посетили Монако и Монте-Карло, о котором Маяковский писал: «А вот Монте-Карло не спит, в казино дуют пиковые дамы, продуваясь в сто систем». Продувать таким тяжелым трудом заработанные маленькие литературные гонорары — не хотелось. Мы гордо встали в позу Владимира Владимировича:
- Сквозь звезды утро протекло…
- на грандиозье Монте-Карло
- поганенькие монтекарлики.
Нас привлекала Франция. Ницца — неофициальная столица Лазурного берега (343 тыс. чел.), куда мы и устремились. В октябре 1843 года Гоголь писал Жуковскому: «Ницца — рай: солнце, как масло, ложится на всем…» Действительно, все утопает в лучах, солнце играет и резвится, как ребенок. Хотя не для всех этот солнечный город был радостью, в тяжелые минуты своей жизни Тютчев писал:
- О, этот Юг! о, эта Ницца!..
- О, как их блеск меня тревожит!
- Жизнь, как подстреленная птица,
- Подняться хочет и не может.
- Нет ни полета, ни размаху —
- Висят поломанные крылья.
- И вся она, прижавшись к праху,
- Дрожит от боли и бессилья…
Эти строки Федор Иванович написал 21 ноября 1864 года в Ницце, где пребывал в одиночестве, пытаясь унять боль после смерти Елены Денисьевой.
Описывать белоснежную и трепетную Ниццу, раскинувшуюся вдоль залива Ангелов, не буду — на то есть туристические путеводители. Отмечу лишь знаменитый 6 километровый Promenade des Anglais (Английский променад) и лучший отель города «Негреско» — здание в стиле бель-эпок с огромным куполом — неофициальный символ Ниццы. Моя задача иная: поговорить о русских в Ницце) и выбросим за борт французских художников Рауля Дюфи и Анри Матисса, творивших на Лазурном берегу, — нельзя объять необъятного. Но с кого начать — с венценосных особ или с простых смертных, с подданных русских царей? Начнем с верхушки вертикали.
Царские истории
Император Николай 1, который был «гонителем передовой русской культуры», по оценке советских историков, «и всеми средствами старался укрепить самодержавие», был мужчиной статным, видным и красивым. И непрочь, как говорится, пошалить. Ему приглянулась 20-летняя невинная девушка, дочь гувернантки-шведки. Император провел с ней часок, получил удовольствие и… зачал ребенка, дитя соблазна и любви. И появилась на свет незаконорожденная Жозефина, сокращенно Юзи, девочке дали фамилию одного из советников царя Кобервайна. Не касаясь деталей ее судьбы, скажем, что она влюбилась художника Жозефа Фрисеро, обвенчалась с ним 1 января 1849 года и, с царского согласия, уехала на родину мужа в Ниццу. У них родилось четверо сыновей, которым дали имена русских императоров и великих князей из-за благодарности за денежки из царской казны. Но прошлое, однако, не давало покоя бедной и одновременно счастливой Жозефине, и она в конечном счете обратилась в католичество и постриглась в монахини. Умерла в женском монастыре. В жилах ее многочисленных потомков течет русская кровь, один из них Серж Рома написал книгу о своих предках, о прабабушке, которая не смогла отказать русскому императору в «таком маленьком удовольствии», если использовать выражение Владимира Набокова.
Вдовствующая императрица Александра Федоровна, супруга Николая I, дважды (в 1856–1857 и 1860 годах) останавливалась в Ницце для поправления здоровья. За ней следовал небольшой двор. А после того как король Виктор Эммануил III подписал договор, в соответствии с которым залив Вильфранш сделался российской военно-морской базой, жители Лазурного берега горячо приветствовали русских матросов и дарили им цветы, золотые кольца, а кое-кто и еще что-то поценнее. Но в итоге эта важная в стратегическом плане военно-морская база была утеряна Россией (не первая и не последняя потеря) и вместо русского флота там обосновалась американская флотилия.
С Ниццей связана судьба и другой русской императрицы — Марии Александровны, супруги Александра II. Ее первенец, цесаревич Николай был помолвлен с датской принцессой Дагмарой. 24 сентября 1864 года он писал: «Ближе знакомясь друг с другом, я с каждым днем более и более ее люблю… Конечно, найду в ней свое счастье…» Но судьба распорядилась иначе. Приехав в ноябре 1864 года в Ниццу, он почувствовал резкое обострение давней болезни, полученной от ушиба спины при падении с лошади еще 4 года назад. Состояние больного быстро ухудшалось. Императрицу врачи уверяли, что у сына ревматизм. Но это было смертельное заболевание. В Ниццу срочно приехали младший брат великого князя Александр и нареченная невеста. Николай Александрович, чувствуя приближающийся конец, собственными руками наложил десницу будущего Александра III на голову Марии Федоровны (так названа была при переходе в православие Дагмара) в самый час кончины 12 апреля 1865 года. Александр III и Мария Федоровна в честь умершего наследника назвали своего сына тоже Николаем. Николай II стал государем-мучеником.
Останки почившего были перевезены на фрегате «Александр Невский» в Кронштадт, но память о нем осталась в Ницце надолго. Улица вдоль виллы «Бермон», где скончался цесаревич, названа «Бульваром Цесаревича». Рядом с виллой в 1912 году возник Русский православный кафедральный собор Св. Николая (архитектор Преображенский). Собор построен в стиле нарышкинского барокко. Внутренний декор и иконостас принадлежит кисти Леонида Пьяновского. В крипте собора находится Музей русской колонии в Ницце. Много личных вещей императора Александра II, в том числе рубашка, которая была на нем в момент покушения, стоившего ему жизни. Русские эмигранты первой волны отдали музею многие бесценные реликвии.
Сразу за собором расположена Мемориальная часовня великого князя-наследника. Раз в году, в день смерти Николая Александровича, здесь проходит торжественная поминальная служба.
Императрице Марии Федоровне тоже пришлось испытать немало горя и несчастий на русской земле. Покидая Россию, 25 апреля 1919 года она сделала в своем дневнике следующую запись: «Смерть Никсы 54 года назад… Незабвенный Никса до последнего вздоха держал мою руку в своей руке…»
И последняя царская история, связанная с Александром II. Тайный роман императора с 18-летней княжной Катенькой Долгоруковой (32 года разницы!). Супруга Мария Александровна, конечно, очень переживала из-за этого, тем более что это был не краткий роман, а длительный, для нее бесконечный. Императрица рожала детей, теряла здоровье и испытывала потрясения из-за измены супруга. Она часто выезжала на Ривьеру. Жила в Сан-Ремо, занималась благотворительностью. Фрейлина двора Анна Тютчева, дочь поэта, писала, что Мария Александровна — императрица-страдалица, а император Александр II — тиран и самодержец. Тиран не тиран, но именно он отменил крепостное право в России и провел необходимые реформы. А Катенька (Катрин, как он ее звал) была его истинной любовью, сохранилось более тысячи писем, которыми обменивались император и его возлюбленная («моя восхитительная фея», — писал он ей).
Спустя 40 дней после смерти в мае 1880 года Марии Александровны, Александр II тайно женился на Екатерине Долгорукой и узаконил их троих детей, предоставил княжеский титул и фамилию — Юрьевские. После гибели императора княгиня Юрьевская покинула Россию, жила в Ницце, где она купила виллу «Жорж», в отелях Парижа и Берлина, жила, разумеется, безбедно (Александр II позаботился о ней) и представляла из себя свергнутую императрицу. Появлялась она и в России. Однажды Александр III, недовольный ее образом жизни, сказал ей: «На вашем месте, вместо того чтобы давать балы, я бы заперся в монастыре». После этой фразы Юрьевская больше не приезжала в Россию. Она умерла 15 февраля 1922 года. Кто-то из журналистов сказал: «Жизнь княгини Юрьевской в истории России была как айсберг, половина которого — тайна».
Другие русские в Ницце
У Николая Заболоцкого есть стихотворение «У гробницы Данте»:
- Так бей, звонарь, в свои колокола!
- Не забывай, что мир в кровавой пене!
- Я пожелал покоиться в Равенне,
- Но и Равенна мне не помогла.
Но то итальянец Данте и Равенна, а как жили и упокоились другие русские, не царской крови? В середине XIX века, после того как стал ходить прямой поезд Санкт-Петербург, — Ницца, город в заливе Ангелов, стал называться «зимней столицей» российского царствующего дома. За знатью потянулись и другие обеспеченные люди, кто мог позволить себе холодной русской зимой понежиться под лучами южного солнца.
Мария Башкирцева, художница и мемуаристка, писала: «Я люблю Ниццу; Ницца — моя родина, в Ницце я выросла, Ницца дала мне здоровье, свежие краски. Там так хорошо!.. небо, море, горы…» Картины Марии Башкирцевой украшают Музей искусств Ниццы, а одна из улиц носит ее имя. В разные годы здесь жили Гоголь, Герцен, Достоевский, Чехов (Антон Павлович 5 раз совершал поездки в Ниццу, четыре зимы останавливался в русском пансионе на улице Гуно, в квартале композиторов, в отеле «Оазис», где и создал свою пьесу «Три сестры»); еще Бунин, Георгий Адамович, Марк Алданов… Великие революционеры освятили своим посещением Ниццу — Ленин и Плеханов. В отеле «Негреско» останавливался знаменитый пианист Артур Рубинштейн. Однажды на одном из его концертов кто-то из богатых зрителей возмутился: «Какие пальцы! А какой фигней занимается!»
Русская Ницца. В 1911 году русская колония в Ницце насчитывала более 3 тысяч человек. Одна из главных улиц называется Кронштадтской.
В рассказе «Генрих» из бунинских «Темных аллей» герой с насквозь промерзшего Белорусского вокзала едет на Лазурный берег: «А дальше уже вольный, все ускоряющийся бег поезда вниз, вниз и все мягче, все теплее бьющий из темноты в открытые окна ветер Ломбардской равнины, усеянной вдали ласковыми огнями. И перед вечером следующего, совсем летнего дня — вокзал Ниццы. Он… думал о том, что в Москве теперь двадцать градусов мороза…»
Необходимо вспомнить предпринимателя русско-балтийского происхождения Павла фон Дервиса, нажившего огромное состояние на строительстве и концессии железных дорог в России. В Ницце Дервис купил заброшенный парк Вальроз и построил в нем величественный дворец, а еще разбил сад с каскадами и гротами. Фон Дервис был увлечен не только оборотом денег, но и искренно любил музыку, содержал симфонический оркестр и в Шато Вальроз построил театр на 400 мест. Именно здесь 5 января 1879 года прошла премьера оперы Глинки «Жизнь за царя». Однако неожиданная смерть дочери сразила предпринимателя-мецената, и музыкальная жизнь в Шато Вальроз угасла. Правда, до сих пор функционирует открытая им школа в Ницце. В честь фон Дервиса названа и одна из улиц города.
В Ницце есть и русское кладбище, где покоится прах многих известных русских, прежде всего Александр Герцен. Он умер в январе 1870 года, в Париже и похоронен на кладбище Пер-Лашез, но согласно его завещанию был перезахоронен в семейном склепе в Ницце. «Былое и думы» не могли быть вне Ниццы.
Здесь нашел успокоение поэт Серебряного века Георгий Адамович (1892–1972). Одна из его книг, выпущенная на Западе, носит; символическое название «Одиночество и свобода». Адамович оставил пронзительные стихи. И все время возвращался к теме России:
- Что там было? Ширь закатов блеклых,
- Золоченых шпилей ям легкий взлет,
- Ледяные розаны на стеклах,
- Лед на улицах и в душах лед…
И тем не менее Адамович признавал: «На земле была одна столица,/ Все другие — просто города».
В Ницце находится прах Николая Юденича (1862–1933), который согласно «Советской азбуке» Маяковского на букву «Ю»: «Юденич хочет Питер „брать!“» Он, действительно, во главе северо-западной армии пытался взять революционный Питер, но в декабре 1919 года потерпел поражение. Вынужден был эмигрировать. В старой энциклопедии Юденич представлен как «белогвардейский генерал, враг советского народа, ставленник англо-американских империалистов».
Еще один царский генерал Дмитрий Щербачев, который во время Первой мировой войны командовал румынским фронтом, а затем был представителем белых армий при союзном верховном командовании в Париже. Помимо генералов и белых офицеров, есть захоронения царских сановников, камергеров, чиновников, которых накрыла волна революции и которые покинули свою родину.
Фамилии многих неизвестны. К примеру, Леонид Мунштейн (1867–1947). Кто его помнит? Поэт, драматург, фельетонист. Постоянный автор театра-кабаре «Летучая мышь». В эмиграции выпустил один из лучших своих сборников «Пыль Москвы». Очень ностальгировал по прошлому: «Мы глядим на беженскую елку,/ вспоминаем старую Москву./ Рождество… Я плачу втихомолку,/ опустив усталую главу». Мунштейн до конца своих дней оставался непримиримым к советской власти. Задолго до «большого террора», в 1931-м, он напутствовал советских студентов: «Дети! Кончивши вузы с дипломами…/ Не старайтесь встречаться с наркомами…/ Знайте: тот, кто сегодня нарком,/ Может завтра расстаться с пайком,/ Может быть уничтожен тайком…»
В Болье-сюр-Мер, близ Ниццы, лежат останки Марка Слонима (1894–1976). Некогда известный политический деятель, литературный критик, переводчик. В книге «Русские предтечи большевизма» (Берлин, 1922) Слоним писал, что корни большевистской идеологии «уходят далеко в глубь прошлого столетия, не только в учение Маркса, но и в доктрину славянофилов, в коммунистический анархизм Бакунина или социальный максимализм Герцена». Одна из последних книг Слонима: «Три любви Достоевского».
Революция выкинула из России многих заслуженных и достойных людей. Грустно все это. Грустно и мне, старому москвичу, прожившему долгую жизнь в России, от Сталина до Путина. И что в итоге? Остается лишь повторить строки Кирилла Померанцева, поэта дальнего зарубежья (родился в 1906 в Москве, умер в 1991 в Париже):
- Опять на дорогах Италии, —
- Порывисто дышит мотор,
- Венеция, Рим и т. д.,
- Помпеи, Миланский собор…
- … Но мне ли теперь до Венеции,
- До кружев ее базилик,
- Когда оборвавшись с трапеции
- В бессмыслицу, в старость, в тупик…
Финальный аккорд
Финал. Финиш. Или, как говорят итальянцы: баста! Надо заканчивать эти итальянские заметки чем-то веселеньким, за здравие. У Шолома-Алейхема есть строки (цитирую по памяти): «Что это вы все о грустном да о печальном. Давайте поговорим о другом: как насчет холеры в Одессе?..»
Нет, Одесса нынче не в моде. Вот Куршавель — это да! Хотя и он уже начинает выходить из моды. У Vip-персон из России нынче зуд на Италию. Они пачками скупают дома на побережье, в Форт деи Марми в Тоскане. Местные жители в ужасе от богатых и шумных «новых русских». Сразу в бассейне появляется девушка модельных размеров, на столах — черная икра, шампанское и водка. Гвалт, шум, неразбериха. Как отметила газета Daily Telegraph: «нашествие русских вытесняет итальянцев в горы». Кто-то из них с горечью сказал: «Мы же не покупаем ваш Кремль».
Остается хмыкнуть: н-да или повторить восклицание Владимира Познера: «Такие времена!» Хотя задолго до Познера Владимир Маяковский сказал точнее и лучше: «Время — что надо — распроститучье».
Но опять же «времена не выбирают». В них надо жить, выживать и искать свои ниши и варианты, что я лично и делаю. Необходимо много вкалывать, пахать, а потом получить возможность махнуть во Францию или Италию. Правда, всего лишь на короткий срок, — вот в чем проблема! Всегда надо возвращаться обратно, домой в Москву. Как там у Евгения Рейна?
- Выпив граппы, взойдем по траппу
- И отчалим в обратный путь,
- И вернемся сюда когда-нибудь
- В том великом Когда-Нибудь.
Граппа — это итальянская водка. На этом, пожалуй, и закочу свои излишне лирические сумбурно литературные заметки. «Грацие!» — спасибо за внимание. Если что не так, то «скузи» — простите!..
Сан-Ремо, Ницца — Москва.
Сентябрь 2007