Огненный трон Риордан Рик
– Потому что… – начал я и умолк.
А что я мог сказать? Потому что три месяца назад мы влюбились друг в друга? Потому что мы многое пережили вместе и несколько раз спасали друг другу жизнь? Но Зия этого не помнила. Меня она вспомнила, но лишь как «одного из Кейнов». Все остальное казалось ей чем-то вроде фильма, где ее роль играла другая девчонка, которая делала то, что настоящая Зия Рашид никогда бы не сделала.
– Ты меня не знаешь, – сердито и с горечью сказала мне Зия. – А теперь – убирайтесь оба и не дожидайтесь схватки со мной. Я сама вернусь в Первый ном.
– Знаешь, малыш, девчонка права, – поддержал ее Бес. – Давай уносить ноги. А то мы тут такого натворили, что вся магическая сигнализация заливается на разные лады.
Я стиснул кулаки. Мои худшие опасения подтвердились. Зия встретила меня даже не равнодушно, а с нескрываемой враждебностью. Все хорошее, что было между нами, рассыпалось вместе с глиняной шабти. Но я ведь упрямый. Если мне говорят чего-то не делать, я обязательно это сделаю.
– Я не брошу тебя здесь, – сказал я, обводя рукой развалины ее деревни. – Зия, десять лет назад Апофис разрушил все это. Твой отец ни в чем не виноват. Происшедшее не было случайностью. Змей целился в тебя, а то, что он истребил всю деревню и ее жителей, его не волновало. Искандар тебя вырастил, поскольку чувствовал: в будущем ты сыграешь важную роль. По той же причине он спрятал тебя вместе с символами власти Ра. Да, Зия. По этой причине, а не из-за того, что ты стала вместилищем Нефтиды. Он был на грани смерти и опасался, вдруг уже не сможет оберегать тебя. Не знаю, какую роль ты должна сыграть в грядущих событиях, но…
– Замолчи! – Посох Зии вспыхнул ярче. – Ты путаешь мне мысли. Твои слова ничем не лучше кошмаров.
– Мне незачем путать тебе мысли.
Благоразумнее было бы заткнуться, но я не желал верить, что Зия способна испепелить меня своим посохом.
– Перед смертью Искандар понял: Дом жизни должен вернуться к магии древности. Поэтому верховный чтец сохранил жизнь мне и Сейди. Боги и маги должны действовать сообща. Ты… твоя шабти поняла это, когда мы вместе сражались в красной пирамиде.
– Картер, нам пора уезжать, – уже настойчивее повторил Бес. – Времени почти не остается.
– Едем с нами, – предложил я Зие. – Ты выросла в одиночестве. Единственным близким тебе человеком был Искандар. Я твой друг, Зия. Мы сможем тебя защитить.
– Я не нуждаюсь в вашей защите! – крикнула Зия, вскакивая на ноги. – Я – писец Дома жизни!
Из ее посоха вылетело пламя. Я полез в карман за жезлом. Но жезл я потерял, отбиваясь от демона. Я инстинктивно схватился за символы власти Ра – пастуший посох и боевой цеп – и поднял их над головой крест-накрест. Посох Зии разлетелся в щепки. Огонь потух.
Зия попятилась. От ее пальцев шел дым. Она с нескрываемым ужасом смотрела на меня.
– Ты посмел взять в руки символы Ра?
Я был удивлен не меньше Зии.
– Я… я не собирался этого делать. Я просто хотел с тобой поговорить. Наверное, ты проголодалась. У нас в машине есть еда и питье.
– Картер! – завопил Бес. – Опасность!
Слишком поздно гном ее учуял. Его окружил ослепительно яркий белый свет. Я невольно закрыл глаза. Когда кончилось мельтешение разноцветных кругов, Бес уже находился в клетке. Ее прутья светились, как неоновые трубки. Рядом с клеткой стояли двое. Те, кого я меньше всего жаждал увидеть: Мишель Дежарден и Влад Меншиков.
Дежарден еще постарел. Волосы его сильно поседели и торчали нечесаными прядками. Борода была спутанной и всклокоченной. Одежда верховного чтеца висела на нем… даже не как на вешалке. Скорее как на призраке. Плащ из леопардовой шкуры волочился по илистой земле.
Зато Влад Меншиков выглядел отдохнувшим и посвежевшим. Он был готов к новому раунду увлекательной игры под названием «Помучаем Кейнов». За это время он обзавелся другим костюмом – тоже белым – и другим посохом (естественно, со змеиной головой). На шее висело знакомое мне ожерелье со змеей. Сет оказался прав: голова Меншикова выдержала шесть разбитых о нее ваз. Только теперь на голове у русского мага красовалась белая шляпа, скрывавшая следы побоища в Малахитовом зале. Меншиков улыбался, словно радовался встрече со мной. Надо сказать, улыбался вполне искренне. А вот новых солнечных очков он не приобрел, так что можно было видеть, какая ненависть пылает в его изуродованных глазах.
– Как я вам и говорил, господин верховный чтец, – прохрипел Меншиков. – Все подтвердилось. Кейн сумел найти эту бедную девочку и попытался перетянуть ее на свою сторону.
– Дежарден, не слушайте его, – крикнул я. – Меншиков – предатель. Он вызывал Сета. Хуже того, он пытается освободить Апофиса.
– Вы слышали? – обиженно воскликнул Меншиков. – Совсем мальчишка, а уже научился лгать и очернять других. Сам с благословения дядюшки занимается запретной магией и еще имеет наглость обвинять в этом меня.
– Да? Рассказать про Малахитовый зал?
Меншиков принялся разглядывать Беса. Гном сидел неподвижно, явно замороженный магией этого злодея.
– Напрасно, Картер Кейн, ты строишь из себя невинную овечку, – сказал Влад. – Как говорится, сообщники налицо. Кого мы здесь видим? Несравненного Беса, бога гномов. К счастью, дед научил меня превосходному заклинанию. Оно позволяет связывать этого шустрого коротышку по рукам и ногам. Дед научил меня и многим другим заклинаниям пыточного характера. Они особенно действенны на карликах вроде Беса. Мне всегда хотелось попробовать их на практике.
Дежарден поморщился. Что его больше раздражало – мое присутствие или слова Меншикова, этого я не знал.
– Картер Кейн, я знаю, что ты мечтаешь занять трон фараона, – заявил мне Дежарден. – Я знаю о твоих противозаконных контактах с Гором. Но все твои прежние дела – детские шалости по сравнению с увиденным здесь. У тебя в руках – посох и цеп Ра, пропавшие из нашего хранилища. Даже при твоей бесцеремонности это уже неприкрытый акт агрессии.
Мои пальцы все еще сжимали посох и цеп Ра.
– Я не похищал их у вас. Я просто их нашел…
Я вовремя осекся. Нельзя было рассказывать Дежардену и Меншикову, что атрибуты Ра находились в гробнице вместе с Зией. Даже если верховный чтец мне и поверит, это может повредить Зие.
Дежарден кивал, будто я исповедовался перед ним. Мне показалось, что мои слова его огорчили.
– Так я и думал. Напрасно Амос меня уверял, что ты – достойный служитель Маата. Ты – не только юный авантюрист, якшающийся с богами, но еще и вор.
– Зия, выслушай меня! – крикнул я ей. – Тебе грозит опасность. Меншиков заодно с Апофисом. Он тебя убьет.
Влад очень правдоподобно изобразил, что оскорблен моими словами.
– С какой стати мне убивать эту девочку? Я вижу, Зия освободилась от власти Нефтиды. Богиня вероломно вторглась в ее тело. Зия тут ни при чем.
Меншиков подошел к Зие и протянул ей руку.
– Рад видеть тебя живой и невредимой, дитя мое. В последние дни жизни Искандар вел себя слишком странно. Зачем-то спрятал тебя здесь. Проявил недопустимую мягкость к юным преступникам Кейнам. Но ты, Зия, ни в чем не виновата. Не верь этому малолетнему предателю. Идем с нами.
Зия не торопилась верить и ему.
– У меня… у меня были странные сны.
– И они сбили тебя с толку, – с непривычной мягкостью произнес Дежарден. – Что ж, вполне естественно. Твоя шабти передала тебе свои воспоминания. Ты видела, как Картер Кейн и его сестра пошли на мировую с Сетом. Они должны были уничтожить Красного властелина, но позволили ему уйти. Теперь скажи: ты сама это помнишь?
Зия настороженно смотрела на меня.
– Вспомни, почему мы это сделали, – попросил я. – Не потому, что Сет нас очаровал или что-то нам пообещал. В борьбе против хаоса должны объединиться все. А хаос неумолимо набирает силу. Не пройдет и суток, как Апофис вырвется на свободу. Зия! Я…
Слова застряли у меня в горле. Мне хотелось сказать ей о своих чувствах, но ее глаза сделались жесткими, как два куска янтаря.
– Я тебя не знаю, – почти шепотом сказала она.
– Конечно, дитя, – улыбнулся Меншиков. – Откуда тебе его знать? У тебя нет ничего общего с предателями. А теперь, с позволения господина Дежардена, мы отправим этого юного еретика в Первый ном, где он предстанет перед справедливым судом, а затем…
Меншиков повернулся ко мне. Его изуродованные глаза торжествующе блестели.
– Затем будет казнен.
15. Верблюды такие злые…
Сейди
Да, Картер. Возможно, сражение с водяными демонами было непередаваемо жутким. Однако не жди от меня сочувствия. Во-первых, тебя никто туда не гнал. Ты сам отправился, позабыв обо всем на свете. А во-вторых, пока ты спасал Зию, я мучилась общением с верблюдами. И это еще вопрос, кто хуже: демоны или верблюды.
Верблюды – существа препротивные.
Кто-то из слушающих подумает: «А не капризничаешь ли ты, Сейди? Ведь это были магические верблюды, вызванные с помощью амулета Уолта. Магические верблюды наверняка отличаются от нормальных».
Могу вам сообщить на основе собственного печального опыта: магические верблюды точно так же плюются, гадят, брызжут слюной, кусаются, жуют и, что противнее всего, воняют, как и «нормальные». Если уж на то пошло, магия лишь усиливает самые отвратительные верблюжьи особенности.
Естественно, из Александрии мы выезжали не на верблюде. Но чем дальше, тем ужаснее становился транспорт, которым мы пользовались. На автобусе мы доехали до заурядного городишки к западу от Александрии. В салоне – никакого кондиционера, зато полным-полно людей, еще не открывших для себя дезодоранты, антиперспиранты и прочие достижения личной гигиены. На местной автостанции нам почти сразу встретился подозрительно услужливый араб, обещавший довезти нас до Бахарии. Поскольку других вариантов не предвиделось, мы сели к нему в машину. Едва тронувшись, он врубил на всю мощь магнитолу, и мы поневоле были вынуждены слушать хиты квартета «АББА». Сам водитель балдел от их песен и лопал репчатый лук без соли и хлеба. Вскоре мне показалось, что мы едем не туда. Вначале араб что-то мямлил насчет более короткой дороги, затем вообще перестал отвечать на наши вопросы.
Кончилось тем, что он завез нас в какую-то грязную деревушку и представил своим дружкам-бандитам. Двое беззащитных американских подростков. Легкая добыча. Я с удовольствием продемонстрировала этим незадачливым грабителям превращение моего посоха в большого голодного льва. Думаю, водитель с дружками бегут до сих пор. В нашем распоряжении оказалась брошенная машина. Уж не знаю, какое заклинание поставил на мотор любитель «АББЫ» и лука, но завести его нам не удалось.
Посовещавшись, мы решили больше не искушать судьбу. Я не раз вспомнила слова Беса: «Здесь тебе не Америка». Мы сразу бросались в глаза. По местным меркам, я считалась вполне взрослой женщиной, и местные мужчины разных возрастов оценивающе поглядывали на меня. Представьте, какой диковинкой я им казалась! Светлые волосы с несколькими пурпурными прядями и далеко не женский наряд. А попробуйте убедить арабов, что смуглокожий парень – мой брат. Словом, мы с Уолтом убедились: внимание местных жителей к нам продиктовано не любопытством, а прежде всего – корыстными интересами. Нам не хотелось сталкиваться ни с бандитами, ни с египетской полицией. И конечно же, мы не жаждали встреч с магами, которые могли замаскироваться под кого угодно. Оставалось одно: вызвать магических верблюдов, задать им прямой курс на Бахарию (это делается с помощью горсти песка и заклинания) и двинуться через пустыню.
Мои впечатления от пустыни? Спасибо за вопрос. Отвечаю: нестерпимо жарко и везде песок.
Ну почему пустыни такие громадные? Вот были бы они шириной до полумили. Вполне достаточно, чтобы составить представление о том, что такое сухая и бесплодная пустыня. А потом они сменялись бы более приятным ландшафтом. Например, лугами и речкой. И город не помешал бы. С нормальными улицами, магазинами и местами, где можно поесть, не рискуя отравиться.
Конечно, мечтать не запретишь. А в реальности пустыня тянулась во все стороны и уходила к горизонту. Представляю, как бы Сет сейчас хохотал, видя наш мини-караван, бредущий среди барханов. Если пустыни – его родной дом, то с благоустройством дома у Сета дела обстоят из рук вон скверно.
Мне досталась верблюдица. Я назвала ее Катриной. Настоящее ходячее недоразумение. Она могла обслюнявить что угодно. Пурпурные прядки в моих волосах представлялись Катрине экзотическим фруктом, и она норовила добраться до моей головы. Верблюду, на котором ехал Уолт, я дала имя Гинденбург. Он был величиной с дирижабль и вмещал в себя изрядное количество газа. Вот только этот газ не помогал ему взлететь.
Мы ехали рядом. Уолт всматривался в горизонт и о чем-то сосредоточенно думал. В Александрию он примчался, не колеблясь. Как я и предполагала, наши амулеты шен были связаны. Немного сосредоточившись, я послала ему сообщение и попросила о помощи. Чуть больше усилий понадобилось мне, чтобы протащить его через Дуат. Очень удобная магия. Лучше всяких шабти.
Не скажу, чтобы в пустыне Уолт чувствовал себя уютно. Он сразу умолк. Одет он был, как обычный американский подросток, собравшийся за город: черная линялая майка, широкие слаксы и кроссовки. Но, присмотревшись, вы бы увидели, что Уолт вез с собой приличный магический арсенал. На шее у него болтался целый зоопарк амулетов в виде животных. На каждой руке поблескивало по три кольца. Вокруг талии он повязал не то веревку, не то тесьму. Эту деталь его туалета я видела впервые и решила, что и она обладает магическими свойствами. За спиной Уолта висел рюкзак. Представляю, сколько всего он туда понапихал! Но даже при такой солидной экипировке Уолт сильно нервничал.
– Приятная погода, – сказала я, чтобы хоть как-то возобновить разговор.
Уолт наморщил лоб и замотал головой, будто я его разбудила.
– Ты что-то сказала? Прости, я тут… думал.
– Знаешь, иногда разговор очень помогает. Ну вот… словом… если бы у меня была какая-нибудь серьезная проблема, угрожающая жизни… про которую я могла бы сказать только Жас… если бы Бес знал, что будет дальше, но молчал… и если бы я согласилась отправиться с хорошей подругой в путешествие по пустыне, когда несколько часов нет других занятий, кроме разговоров… думаю, мне бы обязательно захотелось ей рассказать о том, что меня мучает.
– Гипотетически я могу это представить, – сказал Уолт.
– И если бы эта девочка одна не знала, что со мною, а ее бы это серьезно волновало… наверное, она бы очень обиделась на мою скрытность. И она бы гипотетически задушила тебя… то есть меня. Гипотетически.
Уолт слегка улыбнулся. Не могу сказать, чтобы от его взгляда я таяла… это все-таки не Анубис… но мне нравилось его лицо. Он совсем не был похож на моего отца, но в нем ощущалась та же сила и неуклюжее обаяние. Что-то такое, от чего становится легче и чувствуешь себя чуточку увереннее.
– Мне трудно об этом говорить, – признался Уолт. – Я вовсе не хотел ничего от тебя скрывать.
– К счастью, еще не поздно рассказать.
Наши верблюды тащились вперед. Катрина пыталась не то поцеловать Гинденбурга, не то плюнуть в него, а он в ответ пукал. Отвратительный звуковой фон для беседы.
Я молчала и ждала. Не скажет – больше приставать не буду. Но Уолт все-таки заговорил:
– Я думаю, это как-то связано с кровью фараонов. В семье Кейн соединились две линии правителей – Нармера и Рамзеса Великого.
– Мне так говорили. И Сейди Великая тоже имеет к этому отношение.
Уолт молчал. Наверное, мысленно вообразил меня правительницей. Сама понимаю: зрелище довольно пугающее.
– Моя линия, – сказал он наконец и снова умолк. – Скажи, ты много знаешь об Эхнатоне?
– Почти ничего не знаю. Слышала, он был фараоном. Вроде даже египетским.
Уолт засмеялся. Уже лучше. Если я не дам ему соскользнуть в серьезность, есть вероятность, что он мне все-таки расскажет.
– Ладно, уже неплохо, – сказал он. – Так вот: Эхнатон был знаменит тем, что решил избавиться от всех старых богов и поклоняться лишь Атону. То есть солнцу.
– Да… теперь вспоминаю.
Это что же: разделившись с Картером, я получила в спутники почти точную его копию? Неужели еще один «ботаник», повернутый на Древнем Египте?
– Слушай, я кое-что вспомнила. Этот фараон перенес столицу.
Уолт кивнул.
– Эхнатон построил новый город в Амарне. Странный он был тип. Но ему первому пришла в голову мысль, что от старых богов один лишь вред. Он пытался запретить поклонение им, разрушал их храмы. Эхнатон хотел поклоняться только единственному богу, однако сделал весьма странный выбор. Он выбрал солнце. Не бога солнца Ра, а именно солнечный диск, Атон. Естественно, жрецы и маги старых богов, особенно жрецы Амона-Ра…
– Это одно из имен Ра? – догадалась я.
– Более или менее, – ответил Уолт. – Жрецы Амона-Ра вовсе не были счастливы от реформ Эхнатона. После его смерти они осквернили все статуи Эхнатона и постарались соскрести или сбить имя фараона со всех памятников и вообще отовсюду. Амарна пришла в полное запустение. Египет вернулся к своим старым богам.
Интересно. Значит, Искандар был не первым, кто запретил обращаться к старым богам. И Эхнатон опередил его на тысячи лет.
– Надо понимать, Эхнатон был твоим прапрапредком? – спросила я.
Уолт намотал на руку поводья Гинденбурга.
– Да. Я – один из потомков Эхнатона. У нас, как и у потомков других линий фараонов, есть склонность к магии. Но есть и… проблемы. Наверное, ты уже догадалась, что боги тоже не слишком жаловали Эхнатона. Его сын Тутанхамон…
– Фараон Тут? – воскликнула я. – Ты связан с Тутом?
– К сожалению, – вздохнул Уолт. – Тутанхамон был первым, кто пострадал от проклятия. Он умер в девятнадцать лет. И ему еще повезло.
– Постой. Что за проклятие?
Стоило мне спросить, и Катрина с визгом затормозила. Только не говорите, что с визгом тормозят машины, а не верблюды. Моя верблюдица достигла вершины большого песчаного холма, и песок под ее копытами скрипел точь-в-точь как автомобильные тормоза. Гинденбург тоже остановился, но «поддал газу».
Я взглянула вниз. Вдалеке виднелись зеленые поля и пальмы. Если бы не они, все это было бы похоже на лондонский парк. В воздухе проносились птицы. Сверкала вода в озерах. Я заметила несколько хижин, разбросанных в разных местах оазиса. Над их крышами поднимались струйки дыма. У меня даже глаза заболели от обилия красок. Возникло ощущение, словно я вышла из темного кинозала на ярко освещенную улицу.
Представляю, какие чувства возникали у древних путешественников, когда после многих дней утомительных странствий по пустыне им попадался оазис. Неужели впереди нас ждал райский уголок?
Верблюды, даже магические, лишены чувства прекрасного. Гинденбург и Катрина смотрели не на красоты оазиса, а на цепочку следов, тянущихся снизу. Эти следы оставлял поднимавшийся к нам кот. Мне показалось, что он был сильно не в настроении.
– Наконец-то, – произнес кот.
Я слезла с Катрины и вперилась глазами в кота. Меня не удивляли говорящие коты. Я видела штучки и поудивительнее. Кот говорил знакомым голосом.
– Баст! – воскликнула я. – Что ты делаешь внутри этого…
Кот встал на задние лапы и вытянул передние.
– Ты хотела сказать, внутри этого египетского мау? Посмотри, какой красавец. Пятнистый, будто леопард, голубоватая шерсть.
– Только мне кажется, что этого красавца крутили в блендере! – выпалила я.
Честное слово, я не хотела обидеть котяру. Но ему здорово досталось от жизни и от врагов. Кто-то выдрал ему целые клочья шерсти. Наверное, в раннем котеночном детстве он действительно был красавцем. Но то время давно прошло. Оставшаяся шерсть была грязной и свалявшейся. Морду кота уродовали многочисленные шрамы, а воспаленные, гноящиеся глаза сразу заставили меня вспомнить про Влада Меншикова.
Баст… или кот… словом, они снова встали на четыре лапы и презрительно фыркнули.
– Сейди, дорогая. Помнишь, мы с тобой говорили о боевых шрамах у котов? Этот кот – настоящий воин!
«Воин, которого вечно бьют», – подумала я, но промолчала.
– Баст, где ты сейчас? – спросил спрыгнувший с Гинденбурга Уолт.
– Пока что в глубинах Дуата, – вздохнула она. – Наверное, проторчу здесь еще день, пока не выберусь. Здешние события… несколько хаотичны.
– Как ты? – спросила я.
– Более или менее, – ответила Баст, и кот утвердительно кивнул. – Но приходится держать ухо востро. Бездна кишит врагами. Все известные пути и реки охраняются. Мне придется сделать большой крюк, чтобы выбраться незаметно. Завтра, на закате дня, наступит весеннее равноденствие. Надеюсь, к этому времени поспею. Но я все-таки решила отправить вам послание.
Уолт сдвинул брови.
– Так значит, этот кот – настоящий?
– Разумеется, настоящий, – ответила Баст. – Управляется частичкой моего ба. Я легко могу говорить через кошек. Но до сих пор рядом с вами не было ни одной. Понимаете? Вам надо держаться поближе к кошкам. Кстати, когда я уйду из кота, не забудьте его вознаградить. Он заслужил. Может, у вас найдется рыба или молоко?
– Погоди, Баст, – перебила я богиню кошек. – Ты говорила о послании. Какое послание?
– Апофис поднимается.
– Так мы это уже знаем.
– Все оказалось хуже, чем мы думали, – сообщила Баст. – Над разрушением стен его тюрьмы трудится целый легион демонов. Апофис так рассчитал время своего освобождения, чтобы оно совпало с пробуждением Ра. Оно ему очень нужно. Слышите? Пробуждение Ра – часть коварного замысла змея.
Моя голова превращалась в желе. И дело было не в ошеломляющей новости, а в том, что Катрина добралась-таки до моей головы и теперь обсасывала мне волосы.
– Баст, я правильно тебя поняла? Апофис хочет, чтобы мы освободили его заклятого врага? Это какая-то бессмыслица.
– Я не могу вам объяснить. Но чем ближе я к его клетке, тем яснее могу читать мысли змея. Мы же с ним веками сражались. Наверное, осталась какая-то связь… Дело не в этом. Завтра наступает весеннее равноденствие. И завтра, двадцать первого марта, Апофис намерен выбраться из Дуата. Он задумал проглотить солнце и уничтожить мир. Апофис считает, что пробуждением Ра вы только поможете ему осуществить ужасный замысел.
Уолт нахмурился. Совсем как Картер.
– Если Апофис хочет, чтобы мы успешно пробудили Ра, почему тогда он мешает нам?
– А мешает ли? – спросила я.
Мелочи, не дававшие мне покоя в последние дни, вдруг совпали, как куски пазла. Почему в Бруклинском музее Апофис лишь попугал Картера? Ведь Стрелы Сехмет могли бы с легкостью убить моего брата. Первая странность. Вторая: почему нам позволили убраться из Петербурга? И наконец, третья: с чего это вдруг Сет подсказал местонахождение третьего свитка?
– Апофису нужен хаос, – объяснила я. – Он хочет, чтобы его враги перессорились между собой. Когда Ра вернется, начнется что-то вроде гражданской войны. Маги и так уже разделены. Боги вспомнят старые обиды и начнут воевать друг с другом. И если Ра возродится не молодым и сильным, а останется дряхлым стариком, каким я его видела…
– Так может, нам незачем пробуждать Ра? – прервал меня Уолт.
– Это не решение, – сказала я.
– Я совсем сбита с толку, – призналась Баст.
Мои мысли лихорадило. Верблюдица продолжала жевать мои волосы, но я едва это замечала.
– Нам нельзя отказываться от задуманного, – сказала я. – Нам нужен Ра. Маат и хаос должны быть уравновешены. Вы согласны? Поднимется Апофис, значит, и Ра тоже должен подняться.
Уолт крутил кольца на своих пальцах.
– Но если Апофису так нужно пробуждение Ра, если он считает, что это поможет ему уничтожить мир…
– А мы должны считать, что Апофис ошибается.
Мне вспомнилось, что говорила Жас… то есть ее рен:
«Мы выбрали веру в Маат».
– Мы можем считать что угодно, – невесело усмехнулся Уолт. – Апофису плевать на наши мнения.
– Возможно, ему плевать на наши мнения. Но он не представляет, что кто-то способен объединить силы богов и магов, – сказала я. – Змей уверен: возвращение Ра еще больше ослабит нас. Мы должны доказать ему обратное. Мы должны из хаоса создать порядок. Этим всегда занималась египетская цивилизация. Мы сильно, очень сильно рискуем. Но если мы вообще опустим руки из-за боязни провала, получается, тем самым лишь поможем Апофису.
Трудно произносить воодушевляющую речь, когда эта чертова верблюдица лижет тебе волосы. Но Уолта я убедила. Кота… то есть Баст – нет. Впрочем, от кошек редко дождешься энтузиазма.
– Вы недооцениваете Апофиса, – предостерегла она. – Вы еще не сражались с ним. А я сражалась.
– Потому мы и хотим, чтобы ты поскорее вернулась.
Я кратко рассказала ей о разговоре Меншикова с Сетом и о планах русского мага уничтожить наш дом в Бруклине.
– Баст, Амосу и нашим ученикам грозит жуткая опасность. Меншиков еще безумнее, чем мы думали. Прошу тебя, возвращайся в Бруклин, как только сможешь выбраться из Дуата. Мне почему-то кажется, что наша финальная битва произойдет там. Мы найдем третий свиток и Ра.
– Ох, не люблю я финальные битвы! Но ты права. Все это очень скверно. Кстати, а где Картер и Бес?
Кот вертел мордой, давая Баст полный обзор.
– Надеюсь, вы не превратили их в верблюдов?
Пришлось рассказать ей про «гениальный» замысел Картера.
Баст сердито зашипела.
– Что за глупость! Ну ничего, я поговорю с этим богом гномов! Как он вообще смел позволить тебе одной забраться в пустыню?
– А я что, невидимка? – оскорбился Уолт.
– Прости, дорогой. Я не хотела тебя обидеть.
У кота задергались глаза. Он стал кашлять, будто подавился комком собственной шерсти.
– Я не могу долго разговаривать из Дуата. Удачи тебе, Сейди. Лучше всего входить в лабиринт с юго-восточной стороны. Ты не ошибешься, там полно финиковых пальм. У местных жителей там что-то вроде фермы. Ищи черную водонапорную башню. И остерегайся римлян. Они очень…
Кот задрал хвост, заморгал и стал очумело озираться по сторонам.
– Каких римлян? – спросила я. – Почему их надо остерегаться?
Кот агрессивно замяукал. Теперь он гулял сам по себе, и его мяуканье означало: «Кто вы такие? И где моя честно заработанная еда?»
Я щелкнула нахальную верблюдицу по носу.
– Двигаем дальше, – сказала я Уолту. – Будем искать мумии.
У нас не было ни рыбы, ни тем более молока. (Какое молоко выдержало бы пустынный зной?) Мы угостили кота кусочками вяленой говядины и налили воды. Впрочем, он не жаловался. Поскольку кот явно пришел из оазиса и знал дорогу домой, мы не стали ждать, пока он наестся, а отправились дальше. Верблюдов мы снова превратили в амулеты и остаток пути до Бахарии решили пройти пешком.
Ферму, где выращивали финики, мы нашли без труда. Водонапорная башня стояла на самой границе финиковой плантации и была самым высоким местным сооружением. Мы шли под пальмами, хотя бы частично спасаясь от жгучего солнца. Вскоре мы увидели дом из саманного кирпича. Вокруг – ни души. Не знаю, есть ли у египтян сиеста, но здесь, как и во всех жарких странах, никто не мучил себя работой на послеполуденной жаре.
Возле водонапорной башни я не увидела входа в гробницу, даже намека на него. Чувствовалось, башня стояла здесь уже давно и успела состариться. Особой сложностью конструкция не отличалась: большой круглый бак черного цвета, стоящий на четырех ржавых опорных столбах высотой около пятидесяти футов. Бак подтекал, оттуда с интервалом в несколько секунд шлепалась капля воды и тут же уходила в плотный песок. Вокруг башни, как и везде, росли финиковые пальмы. Среди жесткой травы торчали какие-то сельскохозяйственные орудия. Похоже, им было столько же лет, сколько башне. Сделав еще несколько шагов, я увидела покоробленный фанерный щит с подобием рекламы, намалеванной красками из аэрозольных баллончиков. Возможно, кто-то из фермеров пытался продать свой товар на рынке. Под арабской надписью следовала английская: «Финики – лучшая цена. Холодная бебси».
– Что еще за бебси? – удивилась я.
– Пепси, – объяснил Уолт. – Помню, я где-то в Интернете об этом читал. В арабском языке нет звука «П». Газировку здесь называют бебси.
– Ты бы не отказался сейчас от бебси с биццей?
– Думаю, что нет.
Я оглянулась по сторонам и фыркнула. Совсем как Маффин, когда ей что-то не нравилось.
– И это называется местом знаменитых раскопок? А где археологи? Где туристы, жадные до впечатлений? Где торговцы сувенирами?
– Наверное, Бест указала нам место тайного входа, – предположил Уолт. – Это лучше, чем красться мимо охранников и незаметно отставать от экскурсии.
«Тайный вход» звучало интригующе. Но где он? Под каким-нибудь деревом? Или внутри бака? Сколько я ни вглядывалась, среди травы не виднелось даже намека на следы каменной кладки. И ни одной пещеры. Я поддела ногой рекламный щит. Под ним был все тот же песок, побуревший от капавшей воды.
Потом я стала вглядываться в мокрое пятно.
– Смотри-ка, – пробормотала я, опускаясь на корточки.
Вода, капавшая из прохудившегося бака, стекала в канальчик. Канальчик в песке? Мы видели, с какой жадностью песок поглощал воду. Значит, внизу находится что-то твердое. Скорее всего, камень.
Да и сам канальчик был небольшим. Затем вода уходила вниз. В трещину длиной не больше трех футов и толщиной с карандаш. Трещина выглядела слишком прямой, чтобы считать ее природным образованием. Я запустила руку в мокрый песок. На глубине двух дюймов мои ногти царапнули по камню.
– Помоги мне расчистить, – попросила я Уолта.
Мы быстро убрали песок. Под ним оказалась каменная плита площадью около десяти квадратных футов. Я подсунула пальцы под ее мокрый край, однако плита была плотной и очень тяжелой.
– Хорошо бы лом найти, – сказал Уолт. – Мы бы использовали его как рычаг.
– Хорошо бы, – согласилась я. – А еще лучше – портативный подъемный кран. Ты, случайно, не захватил с собой?
Он молча покачал головой.
– Тогда обойдемся подручными средствами.
Уолт уже собрался возражать, но, когда я достала посох, молча отошел в сторону. Теперь я лучше понимала магию богов, и мне не надо было сосредоточиваться на своих действиях. Вместо этого я старалась почувствовать связь с Изидой. Ведь нашла же она однажды гроб мужа, спрятанный в стволе кипариса. Отчаяние и гнев Изиды разнесли здоровенное дерево в щепки. Я настроилась на эти чувства, указала концом посоха на каменную плиту и произнесла:
– Ха-ди.
Могу похвастаться: заклинание сработало лучше, чем в Петербурге. На конце посоха вспыхнул иероглиф. Камень разлетелся в пыль, обнажив темную дыру, уходящую вниз.
Побочные последствия: я разрушила не только плиту. Земля вокруг дыры начала трескаться. В открывшуюся яму полетели камни, и мы с Уолтом поспешно отбежали. Должно быть, я сломала крышу подземного свода. Дыра ширилась и вскоре достигла столбов водонапорной башни. Все сооружение заскрипело и угрожающе закачалось.
– Бежим! – крикнул Уолт.
Мы отмахали футов сто и спрятались за толстым стволом старой пальмы. Водонапорная башня раскачивалась, как пьяная. Вода хлестала из сотен больших и маленьких дырок в баке. Потом бак рухнул в нашу сторону, окатив нас с головы до ног. Между пальмами забурлила настоящая река. Все это сопровождалось таким грохотом, что его было слышно по всему оазису.
– Ой, – только и могла сказать я.
Уолт посмотрел на меня как на сумасшедшую. А что мне оставалось делать? Искать местных жителей и спрашивать, не будут ли они так любезны отодвинуть каменную плиту, поскольку нам очень нужно попасть в подземный лабиринт с мумиями? И потом, говоря по правде, иногда так здорово что-нибудь сломать с помощью магии. Я просто не могла удержаться.
Когда все стихло, мы вернулись к «мемориальному кратеру имени Сейди Кейн». Теперь дыра была размером с плавательный бассейн. Внизу, на глубине шестнадцати футов, под слоем песка и камней виднелись мумии. Целые ряды мумий, лежащих на каменных плитах и завернутых в ветхие тряпки. Мой эксперимент со «взрывной магией» сплющил многих из них, но это были настоящие мумии, ярко разрисованные красной, голубой и золотой красками.
– Золотые мумии, – с благоговейным страхом прошептал Уолт. – Часть подземной гробницы, которую еще не успели раскопать. И теперь уже не раскопают. Ты все разрушила.
– Я же сказала «ой»… Ну что ты уставился на меня? Лучше помоги мне спуститься вниз, пока сюда не прибежал хозяин башни. Спорим, у него есть дробовик?
16. …а римляне – еще хуже
Сейди
Если честно, своим взрывом я не так уж много чего и испортила. А вот вода из подтекающего бака портила этот склад мумий долго и упорно. Вода и мумии вместе не уживаются. И первой нас тут встретила дикая вонь.
Мы перебрались через возникший завал и нашли наклонный коридор. Не знаю, был ли он естественного происхождения или его вырыли люди. Коридор вихлял ярдов сорок, затем вывел нас в другое погребальное помещение. Сюда вода не доходила, и потому все мумии отлично сохранились. В рюкзаке Уолта нашлись фонарики, правда, светили они не особо ярко (Уолт забыл сменить батарейки). Мы водили лучами по каменным плитам и нишам и повсюду видели блеск золотых мумий. Их здесь было не менее сотни. Это только в одном помещении. А сколько их тут всего? Скорее всего, великое множество. Коридоры расходились во всех направлениях.
На центральном постаменте лежали три мумии. Уолт посветил на них фонариком. Их туго запеленатые тела напоминали кегли. Рисунок на ткани детально повторял тело: скрещенные на груди руки, шею с ожерельями, туловище в традиционной египетской юбочке, ноги в сандалиях. По обоим бокам тянулись охранительные иероглифы и изображения богов. Все это вполне соответствовало традициям египетского искусства. А вот лица были нарисованы совсем в другой манере – реалистичной. Казалось, их вырезали и наклеили на ткань. Слева лежал бородатый мужчина с худощавым лицом и печальными темными глазами. Справа – красивая женщина с вьющимися золотисто-каштановыми волосами. При взгляде на среднюю мумию у меня даже сердце защемило. Совсем маленькое тело наверняка принадлежало ребенку. Так и есть. Судя по портрету, это был мальчик лет семи. Глаза он унаследовал от мужчины, а волосы – от женщины.
– Семья, – предположил Уолт. – Потому их и похоронили вместе.