Под пологом семейного счастья Остен Эмилия
Мистер Стюарт Квинсли в хорошем настроении возвращался к деревенской гостинице, в которой оставил свою лошадь на все время, что он пил чай в гостях у миссис Браун и ее дочерей. Как ни странно, очарование этих дам гораздо полнее раскрывалось перед молодым человеком, когда они были все вместе, дополняя друг друга. Рассудительная и практичная миссис Браун в своем доме могла позволить себе общаться с дорогими ей гостями запросто, шутить и смеяться не меньше, чем ее младшая дочь, и Стюарт иногда забывал, что находится в компании представительниц двух поколений, воспринимая мать своих юных приятельниц как их старшую сестру. Остроумные, а подчас парадоксальные реплики Полли немало смешили юношу, а ласковая вдумчивость Дженни с ее редкими, но милыми замечаниями в обрамлении матери и сестрицы выглядела еще более привлекательной.
Юноша как раз думал о том, почему он не обратил внимания на Дженни Браун во время визита к сэру Дримстоуну в прошлом году, когда его окликнули:
– Здравствуйте, мистер Квинсли! Какая удача, что вы встретились на моем пути! Надеюсь, вы окажете мне любезность и поможете отнести в приходскую школу эту тяжелую корзину с продуктами для учителя, молодой человек очень беден, и мы помогаем ему по мере наших ничтожных возможностей. – Миссис Хорсмен изо всех сил старалась выглядеть приветливой, и юноша поторопился помочь старой даме, взяв в одну руку корзину, а другую предложив спутнице. – Я вижу, вы принимаете большое участие в семье Браун, как и всякий добросердечный человек, знающий об их страданиях, – начала умильным тоном миссис Хорсмен.
Молодой человек был даже несколько смущен столь высоким мнением о нем этой почтенной особы, так как, по правде говоря, его интерес к некоей даме из этой семьи был более корыстным, чем просто утешение печалей.
– Право же, мадам, вы преувеличиваете как мое добросердечие, так и страдания миссис Браун и ее дочерей. Конечно, они потеряли мужа и отца, но, сколько я слышал, он уже был в весьма преклонном возрасте, и это печальное событие, хоть и явилось неожиданно, все же не стало ошеломляющим, как бывает с родственниками, если на тот свет уходит более молодая особа.
– Дорогой мой мистер Квинсли, вы абсолютно правы! Но потерей кормильца горести этой семьи не ограничиваются. Вы, верно, заметили, что их достаток оставляет желать лучшего, и бедной Алисон Браун теперь придется еще быстрей крутиться, чтобы вести светский образ жизни, да тут еще это несчастье с Дженни… – миссис Хорсмен внезапно замолчала, словно бы сказав лишнее.
– Несчастье с мисс Дженни? – встревоженным тоном повторил Стюарт, нетерпеливо ожидая продолжения.
– Прошу простить меня, мистер Квинсли, – чопорно ответила миссис Хорсмен, принимая на себя неприступный вид, – но есть вещи, о которых чем меньше знают, тем лучше.
– Вы сами сказали, миссис Хорсмен, что я принимаю участие в этой семье, и если есть что-то, что я бы мог для них сделать, – только намекните, и я приложу все усилия, сохранив дело в тайне.
Молодой человек немедля вообразил ужасные события, страшные болезни и другие ужасы, от которых страдала Дженни, и себя в роли рыцаря-спасителя, удостоенного хотя бы ласкового взгляда, если уж не поцелуя.
Миссис Хорсмен, весьма довольная произведенным впечатлением, продолжила, однако, упираться, по всем правилам заманивая жертву в расставленные сети:
– Прошу вас, не настаивайте, мистер Квинсли! У этих бедных девочек достаточно друзей, которые готовы поддержать их и не требуют от бедняжек исповедоваться. Я знаю, что вы благородный молодой человек, ваш дедушка часто рассказывает, как вы печетесь о нем, делая это не из корыстных побуждений, а исключительно из сыновней привязанности.
Уже окончательно запутанный Стюарт хотел было воскликнуть: «К черту дедушку!», так как совершенно не понимал, для чего старая ведьма приплела к разговору о Браунах еще и пожилого лорда. «Может, они одолжились у него и теперь не могут возвратить деньги?» – подумалось юноше, и он вознамерился во что бы то ни стало выпытать у старухи всю правду. Тем временем они дошли до приходской школы, около дверей которой стояла деревянная скамья. На нее-то Стюарт и опустил наконец ношу и смог повернуться к собеседнице и продолжить разговор, глядя ей в глаза:
– Мадам, вы убедили меня в своей щепетильности относительно хранения чужих тайн, но, поверьте, я способен держать доверенные мне секреты при себе! Даю вам слово джентльмена, что все, сказанное между нами, не пойдет от меня далее. А теперь вы очень обяжете меня, если объясните, какого рода несчастья приключились с мисс… с семьей Браун и могу ли я как-то им помочь, если не лично, то хотя бы через вас, оставшись неизвестным доброжелателем.
«Вот ты и попался!» – усмехнулась про себя миссис Хорсмен. Она прекрасно знала, что такой человек, как Стюарт Квинсли, высоко ценит понятие «слово джентльмена» и ни за что не нарушит его, какими бы неприятностями ни грозило ему молчание.
– Ну что ж, видит Бог, я сделала все, что могла, и, раз уж вы дали слово, я расскажу вам, какого рода печаль владеет этим семейством, и сделаю это только ради вашего спокойствия – вы убедитесь, что ничем не сможете тут помочь, кроме дружеского участия и сохранения секрета от других, менее порядочных людей.
– Прошу вас, миссис Хорсмен, – взмолился юноша, испытывавший в последние десять минут едва одолимое желание схватить старуху за шиворот и трясти до тех пор, пока вместе со шпильками из нее не вылетят все необходимые слова.
– Как вы уже, вероятно, знаете, у дорогой Алисон есть чрезвычайно богатая тетка, миссис Грантли, до последних дней занимавшаяся воспитанием мисс Полли.
– Да, я слышал об этом. – Стюарт не вполне понимал, при чем здесь какая-то тетка, но надеялся, что миссис Хорсмен начала-таки двигаться в нужном направлении.
– Она также принимает участие в ее матери и старшей сестре. Пока что это участие заключается в весомых подарках по случаю различных праздников, но в будущем тетушка пообещала обеспечить обеих девочек достаточными средствами, закрепив их права в своем завещании, – продолжила миссис Хорсмен, как бы смущаясь деликатностью темы, которую она вынуждена была обсуждать с посторонним джентльменом. – Некоторое время назад она внесла обещанные поправки в завещание, обозначив, однако, некоторое условие, и явившееся в итоге причиной всех горестей.
– Какое условие? – все более и более взволнованный тон юноши показывал рассказчице, насколько глубоко он принимает к сердцу ее рассказ.
– Обе девочки должны выбрать себе мужей не иначе как с одобрения миссис Грантли, иначе ни они, ни их матушка не получат ничего, и даже те блага, которыми она до сих пор наделяла Полли, будут у нее отобраны.
На короткое время Стюарт почувствовал облегчение:
– Едва ли это невыполнимое условие, миссис Хорсмен. Посудите сами, обе мисс Браун обладают, в числе прочих достоинств, и несомненным здравым смыслом, а значит, выберут себе женихов среди людей уважаемых, которые должны будут понравиться их тете. И потом, что будет, если она умрет раньше, чем они окажутся замужем?
– В этом случае они также получат значительный капитал, остальная же часть ее состояния достанется их матери. Вы были бы правы в своем суждении, если б девушки стали выбирать себе женихов теперь, когда они знают о поставленном условии. Но как быть, если одна из них уже помолвлена и не желает изменить своему намерению?
– Помолвлена? – растерянно повторил Квинсли. – Но… которая же из них? Прошу вас, миссис Хорсмен, ответьте мне как можно скорее!
По волнению юноши миссис Хорсмен поняла, что они с подругами очень своевременно начали действовать. Еще немного, и мистер Квинсли мог бы сделать предложение Дженни, и тогда прибегать к их уловке было бы уже поздно, да и неизвестно, чем бы все это закончилось. Она продолжила говорить приторно-сочувственным тоном, словно бы не замечая нервного трепета молодого человека:
– Около года назад Дженни встретила и полюбила одного скромного юношу, младшего сына сквайра, который вот-вот должен был стать священником. Должна вам заметить, что Дженни с юных лет не представляла себе иной судьбы, кроме как брак со служителем церкви, настолько глубоко было ее уважение к отцу, а через него и ко всем людям, облеченным саном. К несчастью, молодой человек так и не получил приход, поскольку вызвал неудовольствие могущественного дяди миссис Браун, мистера Грантли, разошедшись с ним во мнениях относительно догматов нашей церкви. Так как мистер Грантли очень дружен со своей золовкой, маловероятно, чтобы мистер Томлинс понравился Джозефине Грантли. Поэтому молодым людям только и остается, что хранить все в секрете до тех пор, пока либо юноше не удастся втереться в доверие к Алану Грантли, либо тетушка не отойдет в мир иной, оставив уже упомянутое завещание.
Ошеломленный Стюарт Квинсли не уловил, однако, в рассказе старой дамы самого главного для себя, а потому с трепетом осмелился задать вопрос:
– Все, что вы рассказали, очень печально и трогательно, но пока мисс Дженни свободна, все еще может измениться, даже ее выбор.
– Мисс Дженни весьма постоянна в своих привязанностях, и преподобный Томлинс подходит ей во всех отношениях, полностью разделяя ее склонности к книгам и садоводству. Не думаю, чтобы она способна была переменить свое решение. Разумеется, в деревне мало кто знает об этом, но мы, члены попечительского совета, как никто, близки с этой семьей и всячески поддерживаем ее, несмотря на то что иногда не одобряем поступки кого-либо из них. Не будь мистер Томлинс священнослужителем, я первая выказала бы Дженни свое порицание, но против сана я ничего не могу возразить.
– Да, мадам, вполне понимаю. А теперь прошу простить меня, я вспомнил, что час, в пределах которого я обещал зайти за своей лошадью, уже давно миновал, и я вынужден вас покинуть, – юноша чувствовал острое желание остаться одному и обдумать как следует все услышанное.
– Разумеется, я и так отняла у вас довольно времени, мистер Квинсли. Премного благодарна вам за помощь, но меня уже, вероятно, заждались в школе, – заторопилась и миссис Хорсмен, боящаяся дальнейших расспросов, в ходе которых молодой человек мог уличить ее во лжи.
К сожалению, Стюарт не заметил никаких шероховатостей в ее рассказе, напротив, теперь ему показалось, что он понял, почему не заметил Дженни в обществе в прошлом году – вероятно, она была там, где могла хотя бы изредка видеться со своим женихом. Поэтому он поспешил еще раз заверить миссис Хорсмен в своем полном молчании, пообещав также не тревожить расспросами и сочувствием семью Браун, и наконец откланялся.
Последующие несколько дней он избегал общества мисс Дженни Браун, пытаясь разобраться в своих чувствах и определить, насколько сердце его задето. Он не испытывал никакой досады на мисс Браун, напротив, теперь ему стали понятны некоторые странности ее поведения, меланхолия и задумчивость. Он перестал также удивляться дружбе между Дженни и Марком Рэдволом, которую считал до сих пор удивительным явлением, настолько мало были схожи во взглядах и привычках эти двое. Вероятно, Марк был посвящен в историю Дженни и ее жениха, а возможно, даже был с ним дружен и мог позволить себе в открытую поддерживать мисс Браун, на правах друга детства не вызывая подозрений. В то время как мистер Томлинс, скорее всего, пытался сделать себе карьеру где-нибудь в другом месте. Навряд ли, проживай жених Дженни неподалеку, молодые люди смогли бы сохранять невозмутимый вид в обществе, они наверняка выдали бы себя каким-либо неосторожным словом или взглядом.
К началу ноября Стюарт убедил себя, что не был пылко влюблен, так как испытывал лишь сожаления, не перешедшие в глубокие страдания, но все же решил по мере возможностей сократить общение с семьей Браун, так как еще полагал сердце свое в некоторой зависимости от нежного взгляда мисс Дженни.
Регулярные приглашения на обеды и чаепития в дом Бродвиков, а также на званые вечера к графине Рэдволл, последовавшие вскоре после разговора с миссис Хорсмен, мистер Квинсли принимал без особого трепета, но не считал необходимым отказываться, тем более что Браунов не звали ни к тем, ни к другим. Несколько удивило юношу явное благоволение леди Рэдволл к мисс Корделии, которую графиня отмечала постоянно, то и дело расхваливая рисунки мисс Марч или ее игру на фортепьяно. Однако Стюарт упорно не приходил в восторг от талантов мисс Корделии, предпочитая выступать в роли слушателя, а место компаньона в дуэтах с мисс Марч уступая другу Марку. Прелестная девушка не смогла затронуть душу мистера Квинсли, так как он еще не совсем оправился от одной привязанности, истинной или воображаемой. Имел значение и тот факт, что юноша счел повышенное внимание друг к другу между Марком и мисс Корделией началом чего-то большего, чем просто знакомство, и не собирался становиться на пути у приятеля. Ко всему прочему, его визит к дедушке несколько затянулся, о чем ему уже неоднократно напоминала в письмах мать.
В середине ноября графиня Рэдволл, как обычно, собрала небольшой кружок в своей гостиной, подальше от язвительной свекрови и вялого, так и не вышедшего из-под материнской опеки супруга. Графиня с царственным видом восседала на уютном диване, перед которым мисс Марч, стоя на коленях, расчесывала белоснежную шерсть любимой кошки хозяйки. Марк, только что возвратившийся с долгой прогулки, расположился у камина, рисуя в своем воображении поединок на зонтиках между своей бабушкой и миссис Хорсмен и с удовольствием представляя посрамление последней. Миссис Бродвик и миссис Пич играли в лото за маленьким столиком, мистер Бродвик в уголке внушал двум молодым леди, мисс Мэй и мисс Сторкинс, недопустимость чтения романов и красочно расписывал вред, который они наносят женской натуре, падкой до всяких безрассудных поступков.
Появление Стюарта Квинсли немного оживило компанию, графиня тут же усадила юношу рядом с собой и стала спрашивать, отчего он явился так поздно и что могло его так задержать.
– Вы упустили чудесную возможность послушать, как мой сын и мисс Марч поют арию из новой оперы, надеюсь, это послужит вам достаточным наказанием за опоздание.
– Вы правы, ваша светлость, это действительно большая потеря для моего эстетического вкуса, тем более что мне не скоро теперь доведется послушать столь приятное пение, по крайней мере в этом составе, – ответил Стюарт с поклоном в сторону мисс Корделии.
– Что это означает, мистер Квинсли? – тут же осведомилась графиня, а другие дамы отвлеклись от своих занятий, и только Марк, просвещенный уже относительно намерений друга, продолжал полеживать в кресле, чему-то улыбаясь.
– Я должен сообщить вам, ваша светлость, а также и вам, дорогие дамы, что вскорости покину ваше очаровательное общество и направлюсь домой, в Винчестер, где меня ожидает матушка. Мне остается только со всем пылом моей души поблагодарить вас за несказанно любезный прием, оказанный мне всеми членами местного общества. Никогда еще я не гостил у лорда Дримстоуна с такой приятностью, – учтивость юноши не рассеяла разочарование, которое испытала графиня при этих словах.
– Ваш сыновний долг, разумеется, должен быть исполнен так скоро, как этого требуют обстоятельства. Но по вашему обществу здесь будут так скучать… – графиня выразительно посмотрела в сторону Корделии, которая продолжала возиться с кошкой, словно бы не произошло ничего необычного.
– Я также буду глубоко огорчен расставанием, мадам, но матушка настойчиво требует моего присутствия дома по важному делу.
– Я уверена, что она смогла бы обойтись без вас еще некоторое время, а лучшее, что она может сделать, – пожаловать в наши края лично. Я однажды встречалась с вашей матушкой, мистер Квинсли, и нашла ее общество невыразимо приятным.
– Боюсь, миссис Рэдволл, ее приезд в настоящее время не представляется возможным. Дело в том, что сразу же по моему возвращению домой между мной и дочерью наших соседей, мисс Спиритс, будет заключена помолвка, и матушка не хочет долее откладывать это радостное событие.
Графиня, не сдержавшись, охнула, ее примеру тут же громогласно последовали другие дамы, за исключением мисс Марч, которая восприняла известие довольно равнодушно, ведь Марк-то Рэдволл никуда уезжать не собирался.
Графиня засыпала Стюарта вопросами и упреками – как он смел так долго скрывать от друзей столь важную новость? Стюарт отвечал, что родители его и молодой леди сговорились о будущей помолвке еще много лет назад, а сейчас невеста достигла самого благоприятного возраста для вступления в брак, которого так ожидают две семьи.
Мистер Квинсли не стал упоминать о позволении, которое дали родители обоим молодым людям – если до наступления двадцати одного года кто-либо из них изъявит желание вступить в брак по собственному выбору, семьи не станут чинить им в этом никаких препятствий. Еще недавно Стюарт собирался воспользоваться своим правом, но сейчас, пережив неудачное увлечение мисс Браун, решил выполнить взятое некогда на себя обязательство. Он не любил свою невесту, но был привязан к ней по крайней мере не меньше, чем Марк Рэдволл к Дженни, а этого уже вполне довольно для счастливого брака.
Вскоре после своего объяснения Стюарт откланялся, сославшись на необходимость собираться в дорогу, и Марк отправился вместе с другом, чтобы проводить его и пожелать счастья. Оставшиеся гости некоторое время увлеченно обсуждали новость, за исключением графини, перед которой снова возникла опасность в лице ее дорогой мисс Марч.
7
Тем же вечером Полли вошла в кабинет мистера Брауна, ставший теперь пристанищем для Алисон, где она размышляла или подсчитывала убытки. Миссис Браун сидела за стареньким письменным столом и сердито рассматривала записи в расходной книге, вероятно, надеясь, что от ее взгляда они испуганно скорчатся и статьи расходов окажутся гораздо меньше.
– Добрый вечер, матушка! – Голос Полли, как всегда впечатляющий насыщенностью оттенков, едва не напугал Алисон, и она с досадой уставилась на дочь, нарушившую ее уединение.
– Что-то случилось, Полли, дорогая, почему ты еще не в своей комнате? Дженни уже, наверное, легла в постель.
– Наверняка она в очередной раз проливает слезы над этими бестолковыми Ромео и Джульеттой, а у меня есть дела и поважнее, – решительное неприятие дочерью великого наследия Шекспира всегда вызывало у Алисон улыбку.
– Ну и какие же у тебя дела? Тетя Джозефина прислала очередную гневную эпистолу?
– Нет, моя новость касается наших здешних знакомых. Я знаю теперь, почему мистер Квинсли перестал посещать наш дом.
– Твое известие очень своевременно! Я уже третью неделю горю желанием посмотреть ему в глаза и спросить, как он смог так легко отказаться от обретенных друзей, но молодой джентльмен, похоже, нарочно избегает нас. Как тебе удалось узнать, в чем тут дело?
– Я бы предпочла умолчать об источнике и сразу перейти к главному, – обычно предельно откровенная, на этот раз Полли что-то скрывала, но Алисон была слишком встревожена долгим отсутствием мистера Стюарта, чтобы обращать внимание на капризы девчонки.
– Ну говори же, Полли! Мне начинает казаться, будто Квинсли совсем не увлечен нашей Дженни, тем более что она так мало поощряет его, несмотря на все мои намеки.
– Я вынуждена сообщить нерадостную новость. Мистер Квинсли уезжает к себе домой, в Винчестер, и женится на соседке, с которой помолвлен с юных лет.
– Вот уж воистину неудачный день. Мало того что мы задолжали за мясо и черный шелк на шляпки, так еще рушатся все мои планы относительно устройства Дженни!
– Ну, за шляпки и мясо я охотно заплачу из своих денег, а что касается замужества сестрицы, нам придется искать другие варианты.
– Как будто это так легко! – в сердцах воскликнула Алисон. – Почти месяц я устраивала обеды и чаепития, которые мы не можем себе позволить, старалась приодеть и причесать Дженни как можно красивее – и все напрасно! Вот они, нынешние молодые люди! Начинают ухаживать за девушкой, позволяют всем поверить в серьезность их намерений – и вдруг внезапно исчезают без всяких объяснений. Признаюсь, я была лучшего мнения о Стюарте Квинсли. Ну что ж, по крайней мере, его поведению есть объяснение, а я уж было заподозрила графиню Рэдволл и ее приживалок в какой-нибудь мерзкой интриге, – добавила она после некоторой паузы.
Как мы с вами знаем, миссис Браун была не так уж далека от истины, но знать это ей и ее дочери было не дано. Полли почувствовала, что мать растеряна и крах ее ожиданий, к тому же подкрепленный финансовым ущербом из-за дополнительных трат на приемы, на какое-то время лишит ее способности в ближайшее время придумать новый план. А значит, действовать должна она, Полли.
– Матушка, я думаю, мне стоит попробовать приискать мужа для себя. Дженни еще слишком печалится о смерти нашего отца, и ее меланхоличный вид отпугивает кавалеров. Я же, выйдя замуж, буду иметь собственные деньги и смогу помогать вам, не опасаясь вызвать упреки тети Джозефины и поставить вас с Дженни в неловкое положение.
– Девочка моя, твое стремление заботиться о семье, конечно же, похвально, но я не думаю, что найти обеспеченного мужа для тебя нам будет проще, чем для твоей сестры. И, раз уж ты заговорила о тете Джозефине, думаю, тебе пора собираться домой, два месяца, о которых мы сговаривались, уже на исходе, и тетушка не потерпит дальнейшего промедления.
– Не думаю, что тебе стоит хлопотать обо мне, дорогая мама. Я сама способна позаботиться о своем будущем, вот увидишь! Что же касается тети Джозефины – если до Рождества я не буду помолвлена, обещаю тебе, я вернусь к ней и буду паинькой.
Миссис Браун была поражена уверенностью, сквозившей в речах Полли, но не хотела разочаровывать девушку напоминанием о ее не слишком подходящей внешности. Зато Полли сама определила свой срок пребывания в Риверкрофте, и у Алисон появилась возможность поймать ее на слове.
– Ну что ж. Пусть так и будет. Если ты не сможешь завоевать руку и сердце какого-либо славного молодого человека, ты отправишься назад к тетушке Грантли и постараешься заслужить ее прощение. Думаю, настало время и мне быть понастойчивее в родственных связях, после твоего отъезда я напишу ей и попрошу пригласить нас на Пасху. Смена обстановки ободрит Дженни, у твоей тетушки наверняка множество знакомых, и, возможно, кто-то из них окажется вполне подходящим для более длительного общения.
Полли видела, что миссис Браун не верит в возможность ее помолвки, да еще в столь краткие сроки, но не стала пытаться переубедить мать, и обе разошлись по комнатам, оставшись каждая при своем мнении.
Вечерняя молитва сегодня выпадала из памяти Алисон. Виной этому был не только разговор с младшей дочерью и удручающее состояние расходных книг, но и последняя встреча за чаем со старой графиней Рэдволл.
Откровенная с друзьями, пожилая леди без всяких церемоний завела с Алисон беседу о будущем ее семьи:
– На правах доброго друга позвольте мне спросить, как вы планируете жить дальше? Не настала ли пора обратиться к вашей тетушке и попросить выделить Полли отдельное содержание, раз уж она живет теперь с вами?
– Я признательна вам за беспокойство о нас, но, надеюсь, Полли отбудет назад к миссис Грантли, как только убедится, что мы перестали глубоко горевать о смерти моего мужа. Что касается просьб о деньгах, это совершенно невозможно, моя тетушка уже сделала для нас столько, что было бы вопиющей неблагодарностью просить еще. К тому же, я надеюсь, Дженни удастся найти достойного жениха и устроить свою жизнь.
– Я рада, что вы сами заговорили об этом, дорогая Алисон. Боюсь, вы выдаете желаемое за действительное. Мы обе с вами знаем, как привязана Дженни к моему внуку, и навряд ли вы сможете заставить ее вообразить, что она любит кого-то другого.
– Вы правы, но у нас нет другого выхода. Оставшихся от мистера Брауна средств нам хватит ненадолго, а Полли слишком молода и несколько… своеобразна, чтобы надеяться на скорейшую партию, – Алисон неловко было говорить это, но графиня была ее единственным другом.
– Почему же нет? А вы не думали, что теперь, когда вы свободны, вам следует подумать о собственном устройстве? Вы, осмелюсь заметить, красивее, чем ваши дочери, и еще вполне в том возрасте, когда можно строить планы. Я не говорила бы этого, если б не была уверена, что ваша привязанность к мистеру Брауну не выходила за рамки дружеской, – проницательно заметила старая дама.
– О моем устройстве? – Алисон рассмеялась. – Вряд ли это возможно.
– Почему же? Вы всегда были уверены в себе и своих силах, откуда теперь такие сомнения?
– Я – бедная вдова с двумя взрослыми дочерьми. Вряд ли другие мои качества перевесят это горестное обстоятельство в глазах джентльменов. Впрочем, я никогда не думала о такой возможности, – добавила миссис Браун.
– Разумеется, вы слишком недавно овдовели, чтобы такая мысль могла прийти вам в голову. Но почему бы не подумать теперь? Я знаю нескольких мужчин подходящего возраста и положения, которые охотно ввели бы в свой дом красавицу жену, которая умеет рачительно вести хозяйство, а дочери только украсят его. Я не пытаюсь убеждать вас, моя дорогая, но поразмыслите о моих словах на досуге, и вы поймете, что это не самый худший вариант развития событий.
На этом дамы расстались, и Алисон была слишком занята, чтобы вспоминать о разговоре. Но полчаса перед сном были единственным временем, когда она могла поразмышлять о самой себе, а не только о дочерях и хозяйстве.
И в самом деле, дамы ее возраста иногда выходят замуж. И не обязательно за вдовцов с кучей ребятишек. Но брак означал утрату самостоятельности, ведь кто даст гарантию, что Алисон дважды повезет с покладистым безобидным мужем?
Не лучше ли вернуться к мыслям о ферме? Там она будет сама себе хозяйкой, и нашу героиню совершенно не пугало осознание того, что она совершенно ничего не знает о том, как организовать подобное мероприятие.
Уставшая от дневных хлопот, Алисон легла спать, решив оставить все как есть и подождать будущего года – на некоторое время ее средств хватит на жизнь, но на всякий случай следует навести справки, не сдается ли где-нибудь небольшая ферма за приемлемую плату.
Последний месяц перед рождественскими праздниками всегда был в Риверкрофте самым скучным временем в году. Наохотившись вволю, гости разъехались по домам, зачастую прихватив с собой и хозяев, наиболее солидные семейства отбыли в Лондон, пройтись по модным лавкам и показаться в театрах в новых туалетах, и только с середины декабря опустевшие дома начинали готовиться к возвращению своих обитателей, балам и другим зимним увеселениям.
Нынешний год не стал исключением, что, по правде говоря, не так уж опечалило Браунов. Старая графиня осталась дома, в то время как ее сын с невесткой отправились погостить у замужних дочерей. Марк на этот раз не поехал с родителями, сославшись на растянутую во время охоты лодыжку. Как он умудрился сделать это, охотясь верхом, никто так и не понял, но факт остается фактом, и недовольная графиня отбыла вместе с мужем, оставив бабушку и внука наслаждаться свободой и общением с друзьями, выбранными ими самими.
Разумеется, в числе наиболее часто приглашаемых гостей были дамы семейства Браун. Алисон махнула рукой на поиски жениха для Дженни, так как в округе все равно не осталось достойных кавалеров, к тому же было жестоко оставлять ее дома, когда девушка так расцветала при виде Марка. Присутствие в компании Полли не позволяло молодым людям проводить время наедине, так что повода для беспокойства по поводу репутации Дженни у Алисон не имелось. Старая графиня охотно беседовала как с матерью, так и с младшей дочерью, предоставляя старшей мисс Браун вволю играть на шикарном фортепьяно, а Марку – переворачивать ей ноты. Впрочем, Марк зачастую пускался в пляс с Полли, вызывая у старших дам настоящие приступы смеха, настолько комично молодые люди выглядели рядом.
Так, с приятностью, протекло время, и вот уже первые кареты с обитателями Риверкрофта потянулись домой, возвращая своих хозяев и новых гостей на положенное им место.
– Мои дорогие мисс Браун, – сказал как-то утром Марк, неожиданно наведавшийся в домик Браунов с утра пораньше, да еще и в компании приятеля, Томаса Притчарда, – а не устроить ли нам на Рождество какую-нибудь проделку, о которой будет судачить весь Риверкрофт до самого лета? Рождество в наших краях уже давно перестало быть по-настоящему веселым праздником, эти, осмелюсь сказать, престарелые колдуньи, миссис Хорсмен и Пич, с разрешения моей матери превратили наше общество в сборище унылых ханжей. А в этом году к ним прибавился еще один образец косности и чванства – мистер Бродвик, о его почтенной супруге, миссис Бродвик, я умолчу только из уважения к ее сестрице мисс Марч.
У Полли нашлось бы что сказать о мисс Марч, но она не стала отвлекаться от главного:
– Устроить хорошую шутку было бы, право же, достойным завершением этого года, но что конкретно вы предлагаете, мистер Рэдволл?
– Мы с Томом уже посоветовались и вспомнили о старой доброй традиции нашего детства – устраивать на святки домашние концерты или даже постановки. Мы как будто не слишком выросли, чтобы с презрением относиться к развлечениям такого рода, не так ли, дамы?
Дженни готова была одобрить все, что бы ни предложил Марк, но сейчас ее одолело некоторое смущение:
– Мистер Рэдволл, вы забываете, что мы находимся в трауре по батюшке. Уместно ли нам с Полли принимать участие в развлечениях, когда прошло столь мало времени с его кончины?
– Дорогая Дженни, вы знаете, как глубоко я уважал вашего досточтимого батюшку и сколь тепло и снисходительно он относился ко всем моим проказам. Сам человек серьезный, он никогда не возражал против допустимого веселья, понимая, что всякому – свое: молодежи – песни и танцы, людям пожилым – карты и сплетни. Думаю, его память не будет оскорблена, ведь наше представление не пойдет далее узкого круга дорогих друзей и близких соседей.
– Поверьте, мисс Браун, мы не будем заставлять вас делать ничего такого, что могло бы нанести урон вашей репутации или памяти вашего батюшки, – вступил в разговор мистер Притчард, долговязый и нескладный, но достаточно обаятельный юноша. Он был третьим сыном в семье, и это обстоятельство мешало заботливым мамашам рассматривать его как выгодную партию, но его общество считалось в Риверкрофте вполне приемлемым.
– Не будь ханжой, Дженни, в самом деле! – высказывания Полли, как всегда, отличались большой решительностью. – Эти господа не пришли бы к нам, имейся в этой затее что-нибудь плохое. Тебя никто не заставляет изображать богиню охоты, как там ее зовут, Диана? – с луком и в одной лишь накидке из листьев плюща!
Бедная Дженни пришла в ужас только от одной мысли о подобном нарушении приличий, но она не смогла устоять перед столь единодушным нападением, тем более что ее уговаривал сам Марк Рэдволл.
– Ну, если вы считаете, что матушка позволит…
– Разумеется, она позволит, Дженни! Она всегда говорит, что ты слишком много времени проводишь за книгами и слишком мало – гуляешь и развлекаешься. Марк, скажите же ей, что это вредно для ее здоровья! – обращение к наследнику Рэдволлов просто по имени изумило Дженни, хотя она уже начала привыкать к манерам сестры и почти перестала краснеть всякий раз, когда Полли говорила или делала что-либо, идущее вразрез с общепринятыми правилами.
– Ох, мисс Полли! Я твержу ей об этом с десятилетнего возраста, и только в редких случаях мне удавалось выманить ее из нашей библиотеки. Дженни, если вы желаете, я сам переговорю с миссис Браун, но я уверен в ее полном согласии. В отличие от вас, она женщина жизнерадостная и любит хорошую шутку, к тому же ее несомненным достоинством является полное равнодушие к мнению этой банды из попечительского совета.
– Не говорите так, Марк, прошу вас! Папенька глубоко уважал миссис Хорсмен, ведь, несмотря на суровые манеры, они делают много хорошего в нашем приходе! – Только в минуты волнения Дженни называла Марка по имени, ее следование приличиям не могла поколебать даже многолетняя дружба.
– Поверьте, я и сам втайне обожаю миссис Хорсмен, но пусть уж она занимается своими делами, а мне оставит заниматься своими, – Марк продолжал дурачиться, но видно было, что он уверен в своей победе.
И Дженни сдалась. Она даже задала животрепещущий вопрос:
– А какие именно произведения вы намерены использовать в спектакле или концерте? Вы уже думали об этом?
– Несколько баллад и стихов мы с Томом уже подобрали и, разумеется, запланировали коллективное исполнение рождественского гимна учениками приходской школы – это будет дань миссис Хорсмен и ее приятельницам. А вот что будет кульминацией программы, мы без вас решить не смогли. Это должна быть пьеса, я полагаю, не слишком длинная и нравоучительная, чтобы гости не заскучали, и достаточно свежая, чтобы соседи не смогли заявить, будто видели ее в прошлом году у Аткинсов или Перкинсов. Итак, ждем вашего мнения, дорогие дамы!
Полли, видевшая немало пьес в театре, но не слишком увлекавшаяся их чтением, всерьез призадумалась, в то время как не расстающаяся с книгой Дженни робко произнесла:
– Мне кажется, история о двух благородных влюбленных будет подходящей к Рождеству. Она, конечно, содержит любовный сюжет, но в то же время не совсем уж легкомысленная, ведь в святочные дни мы должны пребывать в возвышенном настроении, не забывая о том, что именно мы празднуем.
Негодование, которое обрушилось на Дженни, тут же заставило ее пожалеть о том, что она вообще согласилась ввязаться в это дело. Начала, разумеется, Полли:
– Да ты с ума сошла, Дженни, ей-богу! Твои Ромео и Джульетта своими страданиями вгонят в гроб всех гостей, и нас закидают объедками пирожных и вставными челюстями! Нет уж, проливай над ними потоки слез в своей спальне, а на праздник мы придумаем что-нибудь повеселее.
Марк постарался быть более тактичным:
– Не сердись, Дженни, но мисс Полли в чем-то права, хотя и высказалась несколько категорично. Монтекки и Капулетти хороши во время поста, когда у всех от недостатка сладостей меланхоличное настроение, а Рождество, с его пудингами с заварным кремом и зимними яблоками, не располагает к унынию. Но про Шекспира ты правильно вспомнила, он сейчас не в моде в театральной сфере и может показаться довольно свежим нашим гостям. Только надо выбрать какую-нибудь комедию. Может быть, «Сон в летнюю ночь» подойдет?
– Его ставили, и очень посредственно, на прошлые именины мисс Линкольн в Линкольн-холле, и нам не избежать сравнений, – заметил Томас Притчард.
– Я не был на том празднике, но тогда, конечно, не стоит браться за эту пьесу. Если мы сделаем лучше, гости скажут, что мы постарались превзойти соседей и посеять зависть, а если хуже – что мы бездарные подражатели.
– Ты просто не любишь Линкольнов, потому что мисс Линкольн осталась равнодушна к твоему красноречию, – рассмеялся Томас, – а что вы думаете насчет «Двенадцатой ночи»?
– А что, эту идею, пожалуй, стоит рассмотреть, – оживился Марк, проигнорировав замечание друга насчет мисс Линкольн.
Он вскочил с места и принялся расхаживать по комнате, вслух перебирая достоинства пьесы: во-первых, это комедия, во-вторых, не слишком длинная, в-третьих, не требует особых приготовлений и костюмов, и, в-четвертых, в ней есть характерные роли, которые могут подойти присутствующим и их друзьям. Полли и мистер Притчард одобрили все его суждения, и только Дженни испуганно взмахнула руками:
– Нет-нет, я ни за что не буду играть в этой пьесе, и не уговаривайте! Она слишком откровенно насмехается над добропорядочностью и трудолюбием, а также над верностью чувств!
– Ты говоришь о Мальволио? Не худо было бы и нам сыграть подобную шутку с миссис Хорсмен, – Марк уже настолько загорелся идеей, что не собирался теперь от нее отказываться. – Если ты не хочешь участвовать в спектакле, Дженни, мы поймем твои чувства и не будем тебя заставлять. Лучшее, что ты можешь сделать, – это сопровождать нашу игру музыкой. Так ты поможешь нам скрыть свои огрехи и подскажешь зрителям, когда надо плакать, а когда смеяться, если они сами не догадаются.
– К тому же публика не уснет во время спектакля, – заметила Полли, не слишком-то жаловавшая игру сестры на фортепьяно.
Дженни, которая обучалась игре у гувернантки сестер Марка, хотела было обидеться, но юноша тут же поспешил сгладить бестактность ее сестры:
– Никто не сможет сказать ничего худого о твоем исполнении, Дженни, пусть у тебя и не было настоящего учителя. Но твои старания привели к высокому мастерству, которого никогда не смогли бы достичь мои сестры. Вспомни, как они тебе завидовали, хотя ты намного моложе их, а уже в тринадцать лет играла лучше, чем Энн в восемнадцать!
Дженни немного успокоилась, так как слова Марка были полны дружеской заботы, совсем как в те годы, когда он отвлекал сестер, предоставляя Дженни возможность посидеть за фортепьяно. В целом постановка «Двенадцатой ночи» была одобрена, и дело дошло наконец до распределения ролей:
– Герцогом Орсино буду, конечно, я. Ты, Томас, полагаю, великолепно исполнишь роль шута. Мисс Дорис Мэй сойдет за Марию, а жених мисс Долни, этот напыщенный Фоксли, – вылитый Мальволио. Виолой, я думаю, займется мисс Полли, – Марк улыбнулся и подмигнул Полли, ничуть не смущенной этим вольным жестом.
– Как, Полли? – Дженни не смогла понять, шутит Марк или говорит серьезно.
– Конечно, а что в этом странного? На роль Себастьяна мы пригласим Бертрама Тайгера, они с Полли, да простит меня мисс Браун, одинакового сложения и почти одного роста, к тому же оба рыжеватые, так что на расстоянии вполне могут сойти за близнецов.
Полли, отнюдь не стеснявшаяся упоминания о своей величественной фигуре, с восторгом приняла идею Марка, Томас, добродушно усмехаясь, согласился с доводами друга, так что мнение Дженни, не участвующей непосредственно в спектакле, значения не имело.
Вскоре между молодыми соседями и их вновь прибывшими гостями были распределены и другие роли, за исключением одной из главных героинь. На это прискорбное упущение наконец обратил внимание мистер Притчард:
– Друзья мои, а как же Оливия? Про нее то мы и забыли! Какая из наших достойнейших соседок гордо примет на себя бремя первой красавицы и звезды нашей постановки?
– Разве я не сказал? – вроде бы удивился Марк. – Разумеется, мисс Корделия Марч. Кто, кроме нее, достоин обоих этих титулов?
– Ах ты, мошенник! – вскрикнул Томас. – Ты сразу же это придумал, как только вызвался быть герцогом Орсино! И как это я не догадался сразу, болван я этакий!
– Умерь силу своих выражений при дамах, Том. К несомненной красоте мисс Марч добавляется еще и родство с семьей священника. Если мы не хотим разгневать попечительский совет, о чем переживает наша Дженни, лучшего способа, чем пригласить родственницу мистера Бродвика, я не вижу. Его одобрение наложит печать молчания на рты всех этих дам во главе с миссис Хорсмен.
– Твое коварство безгранично, Рэдволл! Но ничто не убедит меня, будто ты выбрал мисс Корделию не потому, что должен будешь играть влюбленного в нее героя. Представляю, какими пылкими будут ваши репетиции, – рассмеялся Томас, не подозревая, сколько огорчения приносит этими словами старшей мисс Браун.
– Как бы там ни было, ты не должен забывать, что женится-то он в конце концов на Виоле, то бишь на мисс Полли, – улыбнулся и Марк, снова подмигивая последней.
Полли ответила ему тем же, когда в комнату вошла Алисон, вынужденная отвлечься от ее расходных книг из-за громких возгласов и смеха из гостиной. Марк тут же добавил к своим манерам весь присущий ему запас галантности и такта, который извлекал на свет по мере необходимости, и с легкостью заручился одобрением миссис Браун, хотя последняя была несколько удивлена ролью, отведенной ее младшей дочери. Впрочем, в комедийном таланте Полли сомневаться не приходилось, и матери оставалось только надеяться, что его блеск заставит зрителей забыть о пухлых щеках и объемной талии девушки. Другим преимуществом подобного развлечения в глазах Алисон было участие в подготовке к концерту значительного числа молодых людей из достойных семей, которое могло привести к сближению одной из ее дочерей с кем-нибудь из них.
Ей даже стало казаться, что Полли уже знала о готовящемся вечере в тот момент, когда с такой уверенностью говорила о своей будущей помолвке. Возможно, Алисон недоглядела, и дочь увлеклась кем-либо из соседей, и даже не исключено, что она питает надежду на взаимность. В таком случае, кроме приятно проведенного времени, спектакль принесет неоспоримую выгоду ее семье, а упускать выгоду Алисон не намеревалась. Поэтому она охотно пообещала всячески содействовать в успехе задуманного мероприятия, пригласила молодых людей проводить репетиции в ее скромном жилище и даже согласилась принять участие в подготовке мужского костюма для Полли, так как он единственный требовал шитья.
Она же предложила дочерям на время праздников снять черные платья, чем порадовала Полли и привела в ужас Дженни, которая, впрочем, была уже настолько под влиянием настроений компании, что не осмелилась возражать громко, про себя пообещав, что ее наряд по своему виду не будет сильно отличаться от траурного.
8
Подготовка домашних постановок и концертов – едва ли не единственное дозволенное развлечение, во время которого молодежь может свободно общаться друг с другом без особого присмотра старших. Неудивительно поэтому, что идея мистера Рэдволла и его друзей была более чем восторженно принята теми из соседей, кого пригласили поучаствовать в этой затее. Те же, кого не позвали, не сочли возможным отклонить приглашение на праздник, назначенный на вечер двадцать пятого декабря, но корни обиды пустили ростки не в одном доме. Предприятию было бы не миновать дурной славы, если бы не красноречие Марка Рэдволла, лично объехавшего обойденных вниманием знакомых и сумевшего внушить им незаменимость их в качестве зрителей. Он так пылко расписал все тяготы, павшие на плечи артистов, и так красочно обрисовал потребность в доброжелательных зрителях, которым предстояло распространить хвалебные отзывы по всей округе, что никто не смог отказать ему в такой малости. Особенно легко поддались на уговоры молодые леди, каждая из которых уже представила себя в креслах перед сценой, где красавец Марк Рэдволл исполняет арию влюбленного только для нее одной.
Будущий мировой судья мистер Фоксли сначала было усомнился в чести, оказанной ему ролью всеобщего посмешища Мальволио, но Полли вместе с его невестой мисс Долни убедили молодого человека, что фигура Мальволио на самом деле содержит гораздо больше величия и трагизма, чем привыкли думать обыватели, и единственно талант Фоксли вполне может вознести эту роль на заслуженную высоту.
Из мисс Корделии сперва получалась совершенная Оливия. Она с таким бесподобно надменным видом принимала посланца влюбленного в нее герцога Орсино, что наблюдательному зрителю становилось понятно – в эту сцену она вложила все свое недоброжелательное отношение к мисс Полли, изображающей вестника несчастного воздыхателя. Дальше дела пошли не столь хорошо, мисс Марч никак не могла правдоподобно изобразить страсть к Себастьяну, что, по правде говоря, можно было понять – плотный улыбчивый Бертрам Тайгер и впрямь напоминал Полли и никак не мог явиться идеалом мужской красоты для такой девушки, как мисс Корделия. Напротив, она словно бы позабыла, что должна отталкивать Орсино, и одаривала Марка не в меру нежными улыбками. Весь его талант режиссера не мог ничего тут изменить, и оставалось только снова и снова репетировать с мисс Марч, чего она, собственно, и добивалась.
Как и ожидалось, Полли в обеих своих ролях блистала красноречием, удивительно быстро запоминая текст. В свою очередь, ей особенно хорошо удавалось изобразить равнодушное, если не сказать больше, отношение к Оливии.
Остальные участники постановки если и не демонстрировали выдающихся способностей, то хотя бы компенсировали недостаток умения большим энтузиазмом.
Неожиданным открытием явилось то, что приходский учитель оказался невероятно стеснительным. Его полная неспособность выступать перед высокой публикой чуть было не лишила детский хор возможности поучаствовать в представлении, и только вдруг обнаружившиеся в мисс Форест таланты дирижера спасли рождественский гимн от краха.
Словом, как бы ни прошло само представление, уже одна идея его устройства так оживила всю округу, что Рождества стали ожидать с утроенным нетерпением как пожилые, так и молодые жители Риверкрофта.
Сидящая на диване в своей гостиной старая графиня наблюдала за внуком, который безудержно метался по комнате, принимая самые причудливые позы и издавая непонятные восклицания, что в глазах молодого человека являлось репетицией его признания Оливии.
– Как по-вашему, мадам, сегодня эта сцена удается мне лучше? – юноша наконец выдохся и обернулся к авторитетному судье, надеясь втайне на горячее одобрение.
– Лучше бы ты вовсе выбросил эту сцену из постановки! Мало того, что ты безбожно перевираешь Шекспира, так еще доведешь до неврастении всех наших служанок!
– Как, почему? – Марк знал, что бабушка не упустит возможности покритиковать его, но подобного принижения его гения он не ожидал.
– Вчера ко мне в слезах явилась Кэтти-Энн и сказала, что хочет уволиться, так как ее подозревают в воровстве, а она честная девушка. После долгих уговоров мне удалось вытянуть из нее, что мистер Марк обвинил ее в краже чего-то, чего она и в глаза не видела. Что ты скажешь на это?
Ошеломленный Марк развел руками:
– Я ничего ей не говорил, она хорошая девушка и, конечно же, не заслуживает никаких упреков. Правда, она заходила в бильярдную, где я репетировал, но не помню, какое из моих высказываний могло навести на столь странные мысли.
– Ты не помнишь, так я тебе напомню. По словам девушки, когда она вошла в комнату, чтобы переменить цветы в вазах, ты набросился на нее с криком: «Верни мне то, что ты украла!» Отвечай немедля, было такое?
Марк смущенно почесал нос:
– Я как раз проходил свидание с Оливией, но репетировать такие эмоциональные сцены одному скучно и не вызывает такого вдохновения, как при наличии партнера, и приход Кэтти-Энн с охапкой цветов показался мне удачным случаем. Когда обращаешься к кому-то, все слова выглядят убедительнее. Ну да, я и произнес что-то, видимо, то самое выражение, которое она вам передала. Я, конечно же, имел в виду похищенное Оливией сердце, и я бы объяснил ей, что репетирую, но эта глупышка бросила цветы и с рыданием выбежала вон. Пока я собирал всю эту зелень, ее и след простыл. Я не знал, что она отправилась прямиком к вам.
– Хорошо, что она не направилась к твоей матери! Так напугать девушку, и к тому же в пьесе нет ничего подобного! – продолжала громыхать престарелая дама.
– Некоторые выражения Шекспира немного устарели, и я заменяю их более современными, – пытался оправдаться Марк. – А Кэтти-Энн я куплю веер или зонтик, и она меня простит.
– Они все тебя прощают, негодник. И до каких же это пор, интересно, ты будешь порхать вокруг девушек, как беспечный мотылек?
Марк поморщился – неожиданная смена темы была привычным делом в разговоре с бабушкой, но до сих пор она и его отец не заводили разговора о женитьбе, тогда как его матушка восполняла этот пробел за троих.
– Ты же знаешь, я восхищаюсь красотой всех девушек, которые встречаются на моем пути. Выбрав какую-нибудь одну, я утрачу безвозвратно всех остальных.
– Это говорит о прискорбном недостатке здравого смысла. Надеюсь, это у тебя не по моей линии.
– Разве чувство прекрасного называется глупостью? – Марк любил спорить с бабушкой даже и ради самого удовольствия потягаться с столь сильным противником, а в данном случае он еще и чувствовал свою правоту.
– Ты видишь только внешнюю красоту, а их душевные качества тобой полностью игнорируются. Тогда как, и тебе это уже много раз говорили, для семейной жизни важнее всего внутренняя сторона супругов, а внешняя красота долго не продержится. Взять хотя бы твою последнюю пассию, мисс Марч. Она прелестно выглядит и была бы еще прелестнее, если бы раскрывала рот только для того, чтобы поесть или спеть песенку. Так ведь нет же. Кто-то, вероятно ее сестра, внушил ей, что она лучше привлечет внимание, если будет говорить всякие глупости, – резкая отповедь старой графини скорее позабавила Марка, чем огорчила, так как он знал о лучших побуждениях, владеющих его престарелой бабушкой.
– Вы ошибаетесь, мадам, если думаете, что я не замечаю той малости душевных качеств, которыми обладает мисс Марч. Об этом я вам и говорю, дорогая бабушка, – я преклоняюсь перед красивым личиком и не рассчитываю на большее. Кто вам сказал, что я женюсь на мисс Марч?
– Твоя мать уже третий месяц с тревогой ожидает этой новости.
– Я не буду разочаровывать ее чаяний, иначе она тут же начнет искать мне невесту.
– Но ты же собираешься когда-нибудь образовать семью? – На самом деле бабушка беспокоилась об этом больше, чем хотела показать внуку, и даже облегчение от того, что Марк не планирует женитьбы на мисс Марч, не рассеяло тревогу.
– Когда-нибудь, несомненно. Но я женюсь только на женщине, с которой, помимо очарования от ее красоты, мне будет нескучно. Мои родители разговаривают только о деньгах и о погоде, и их пример отбивает у меня всякую охоту выбирать себе невесту из тех молодых леди, на которых все время указывает матушка. Ах, если б я мог найти девушку, похожую на вас! – последнее восклицание шло из глубины души молодого человека.
– Навряд ли твоя мать потерпит в доме еще одну сварливую особу с дурными манерами. Да и где ты такую найдешь? – Графиня Розамонд была польщена, но старалась скрыть это от внука.
– У вас доброе сердце, бабушка, и вы говорите то, что думаете. Ни с кем мне не бывает так весело болтать, как с вами и Полли Браун.
– Тебе тоже нравится эта девушка? – миссис Рэдволл улыбнулась, как всегда при воспоминании о задорном блеске темных глаз девушки.
– О да. Она не такая тихоня, как Дженни, но так же хорошо умеет слушать. И тоже говорит то, что думает.
– Кстати о Дженни, ты не хотел бы, чтобы твоя жена походила на нее? – Если Марк и почувствовал подвох в этом вопросе, то никак не показал этого.
– Дженни – самое славное существо из всех, кого я знаю, и мое детство не было бы и вполовину таким счастливым, если бы я с ней не встретился. Признаться, я обменял бы всех своих трех сестер на нее одну, но в качестве жены она, наверное, лучше подойдет кому-либо, похожему на покойного мистера Брауна. Я не увлекаюсь чтением, кроме стихов и пьес, я не люблю тихие беседы и безмолвное созерцание какого-нибудь садика или прудика, так что и ей я не подхожу. Она была бы несчастна со мной, а этого я не допущу.
Старая дама в очередной раз всерьез задумалась, не настало ли уже время объяснить Марку, что без него Дженни будет гораздо несчастнее, но появление самой девушки помешало ей изменить ход нашей истории.
Дженни, порозовевшая на холодном воздухе, вошла с папкой нот, чтобы окончательно утвердить репертуар, который ей предстоит играть по ходу пьесы, и графиня удалилась, оставив молодых людей увлеченно обсуждать, какой ноктюрн подходит к какой сцене.
9
Вечером двадцать третьего декабря все участники концерта, включая сирот из приходской школы, были приглашены в дом Рэдволлов на последнюю репетицию представления, за которой должен был последовать ужин. Для того чтобы настроить участников на нужный лад, детей послушали первыми. Гимн в их исполнении звучал нежно и трогательно, а мисс Форест в роли дирижера превзошла самое себя. Получив заслуженные аплодисменты, детишки в сопровождении стесняющегося учителя и пунцовой от гордости и смущения мисс Форест отбыли в малую столовую подкрепиться, а оставшиеся члены компании небольшими группками разошлись по комнатам, чтобы прорепетировать сначала отдельные сцены, а после ужина – пьесу целиком.
Дженни Браун, отыграв еще раз все этюды, долженствующие сопровождать ход спектакля, распрощалась и отправилась навестить Сару Долни. Мисс Сара сильно простыла и вот уже три дня лежала в постели, заливаясь слезами, так как болезнь практически лишала ее шансов увидеть триумф своего жениха на подмостках сцены. Добросердечная Дженни в который раз собиралась утешать подругу и обещать после спектакля немедленно явиться к ней и во всех подробностях рассказать о происходившем.
В большой гостиной молодая графиня Рэдволл, будучи не в настроении от того, что ей приходилось находиться в одном доме с миссис Браун и ее дочерьми, которых она не выносила, сидя за столиком у окна, торопливо подписывала приглашения тем из вновь прибывших к ее соседям гостей, кого считала достойными чести быть приглашенными в ее элегантный дом. Граф Рэдволл спрятался от суеты и шума в курительной комнате, где играл в шахматы с мистером Бродвиком. Последний безнадежно проигрывал, но тем не менее изображал из себя знатока.
Старая графиня вспоминала развлечения своей молодости, по мере сил помогая Алисон доделывать костюм Полли и не без злорадства наблюдая, как кривятся лица миссис Пич и миссис Хорсмен, когда она употребляла выражения, несовместимые в глазах общества со словом «леди».
Коротко говоря, каждый был занят своим делом до того момента, как был подан сигнал к ужину, и молодежь потянулась в гостиную, чтобы затем направиться в большую столовую, чинно и благопристойно, следом за молодой графиней, которая очень тщательно следила за соблюдением подобных ритуалов. Присутствие старой графини сегодня лишало ее возможности главенствовать за столом, но порядок должен был соблюдаться неукоснительно. Вскорости в комнате собрались почти все участники представления, и в этот момент мисс Марч спросила, обращаясь ко всем сразу:
– А где мистер Рэдволл?
Томас Притчард поспешил ответить на этот вопрос, так как участники компании начали озираться, пытаясь определить, все ли собрались – задержка могла вызвать неудовольствие графини.
– Они с мисс Браун отправились репетировать в библиотеку, у них не очень получается одна сцена, и мисс Полли просила позвать их, когда будет пора садиться за стол, – исчерпывающее объяснение юноши вызвало ревнивую досаду на лицах миссис Теодоры Рэдволл и мисс Корделии, но они не успели каким-либо образом выразить свое отношение к этому факту.
– Ну что ж, библиотека как раз на пути в столовую, мы позовем их по дороге, а сейчас самое время отправляться, иначе кое у кого заурчит в животе, – высказывание старой графини вызвало одновременно веселые смешки и неодобрительное перешептывание в обществе.
Тем не менее, пропустив вперед хозяек дома, гости парами и тройками высыпали в широкий коридор, ведущий в открытую по случаю сборища большую столовую. Проходя мимо библиотеки, Розамонд Рэдволл небрежно распахнула дверь с намерением позвать внука и Полли, и той части компании, которая следовала сразу за старой дамой, открылась сцена, способная во все времена привести в сильнейшее волнение родственников молодого человека и юной девушки.
Два томика Шекспира лежали рядышком на полу, а парочка, сидя на ковре перед камином и точно так же прильнув друг к другу, самозабвенно целовалась, являя пример полного погружения в выбранное занятие, ибо шум растворившейся двери никоим образом не дошел до органов их чувств.
Старая графиня хмыкнула, выражая таким образом заинтересованность в происходящем, ее невестка же, схватившись за сердце, истерично выкрикнула:
– Марк!
Шедшей следом Алисон показалось, что пол под ней скакнул в сторону, и она ухватилась за дверной косяк, чувствуя, как напирает сзади толпа любопытствующих гостей, уже сообразившая, что вызвано какой-то серьезной причиной. Кто-то, мисс Мэй или мисс Марч, громко ахнул, и молодые люди наконец прервали свое увлекательное занятие. Повернувшись к толпе в дверях, Марк улыбнулся и слегка укоризненно заметил:
– Надо было постучать.
Полли скромно потупила взгляд, однако Алисон успела заметить на ее лице полное отсутствие какого-либо смущения.
– Что ты делаешь, Марк?! – еще более визгливо выкрикнула графиня, с трепетом опираясь на руку подоспевшей миссис Бродвик.
– Матушка, бабушка, дорогие гости! – самым торжественным тоном начал молодой Рэдволл, и только хорошо знавшие его могли уловить веселье в голосе юноши. – Мои чувства к мисс Полли Браун возобладали над благоразумием, и я, почтительно призывая всех вас в свидетели, прошу ее стать моей женой.
Вот так Полли Браун получила предложение руки и сердца, сидя на ковре в библиотеке графа Рэдволла.
С торжествующей улыбкой Полли вложила пухлую ручку в руку Марка и согласно наклонила голову: