Властелин Безмолвного Королевства Кук Глен

9

Принцесса Элспет, графиня фон Супфер, маркиза Руньянская, владычица Племенцы, и прочая, и прочая, думала, что сумеет удержать себя в руках. Она знала, что ей предстоит, у нее было время смириться с правдой во время сумасшедшей скачки из Племенцы в Хоквассер, где Лотарь перед кончиной собирал небольшую армию для небольшой кампании в Северной Фиральдии. Но одно дело – знать, и совсем другое – увидеть Мусина в гробу, в зале, уставленном ледяными глыбами. Горе из абстрактного знания моментально превратилось в ужасающую реальность.

Она с рыданиями бросилась на неподвижное бледное тело. Мусин был таким холодным. И казался гораздо меньше, чем она помнила.

Элспет не сумела удержать себя в руках.

Чья-то ладонь стиснула ее плечо. Девушка подняла голову и увидела позади себя Катрин. Глаза у сестры покраснели от слез. Боль оставила жестокий отпечаток на ее душе.

Сестры упали друг другу в объятия и зарыдали под хмурыми взглядами придворных дам и немногочисленных вельмож. Самые важные советники еще не прибыли. Они, по всей видимости, не торопились отдать Граальскому императору Лотарю последний долг.

К собственному удивлению, Элспет удалось справиться с собой раньше, чем Катрин. Хотя именно Катрин называли за глаза ледяной девой, она всегда тщательно скрывала, что творится у нее в душе. Но ее возлюбленный брат всегда был тем, на кого она направляла все свои тщательно сдерживаемые и порой даже болезненные чувства.

– Элспет, мой мир рухнул, – сказала Катрин.

Элспет неприятно удивило то, что сестра обратилась к ней по имени, а не использовала ласковое прозвище, принятое в их семье.

– Это даже хуже, чем когда умер папа. Хотя мы всегда знали, что так будет.

– С отцом было непросто ужиться, – отозвалась Элспет, ей в тот момент было трудно сосредоточиться, и она просто повторила слова самой Катрин – именно так сестра объяснила свое спокойствие после гибели Йоханнеса в Аль-Хазене. – Кто эти люди?

Она указала на троих священников, которые старались не попадаться императорским дочкам на глаза.

– Это отец Волкер. Мой духовник. А тех двоих я не знаю. Он знакомил нас, но я была слишком расстроена и не запомнила имен. Один из них епископ. Он проведет обряд похорон и примет мою присягу.

– Вот как?

– Я не хочу становиться императрицей, Элспет. Не хочу иметь дел с Омро ва Стил-Паттером и остальными стервятниками. Помоги мне, Элспет.

– Я всегда на твоей стороне, милая сестрица. Я твоя самая верная подданная. Проси что угодно, и я с радостью выполню твою волю. Одно твое слово.

На лице Катрин промелькнула холодная тень подозрения.

На следующий день после прибытия Элспет в Хоквассер Катрин Идж приняла императорскую присягу. На церемонии не было советников, ее благословил епископ Хробьярт Карбонский. В интересах государства он принял у Катрин клятву, а официальную коронацию назначили на конец лета, на праздник Крамас. Праздник этот восходил к древним временам, и никто уже не помнил, что празднуется в этот день, но именно тогда официально короновали Граальских императоров с самого основания Новой Бротской Империи патриархом Миролюбивым II. Некоторые любители истории утверждали, что Крамас символизировал победу варварских племен над легионами Древней Бротской Империи. После кровопролитной Битвы при Кармю, как ее называли в Броте, императоры ни разу больше не покушались на центральную часть континента.

Не всех устраивал день коронации: те советники, которые уже съехались в Хоквассер, требовали отложить ее. Необходимо было собрать весь совет.

Никто не говорил этого вслух, но все прекрасно понимали: в полном составе совету будет проще подчинить себе Катрин.

Элспет следила за своим языком и не позволяла себе никаких замечаний в адрес злобных стариков.

– Если вы хотите сообщить императрице что-нибудь важное, лучше отправить ей послание до того, как прибудет эрцгерцог Хиландельский, – посоветовал Элспет в личной беседе Альгрес Дриер. – После его приезда до Катрин будет сложно добраться. Он будет строго следить за тем, кто имеет к ней доступ.

Элспет удивилась и обрадовалась. Обычно ее телохранитель отмалчивался и ни разу еще при ней не позволял себе таких длинных фраз. Совет этот оказался вполне уместен.

– Капитан, вы нужны мне как никогда. Как мне заручиться вашей поддержкой?

– Принцесса, вы уже ею заручились. Такова была воля императоров – вашего отца и брата. Только смерть разлучит нас. Вы теперь ближе мне, чем жена.

Так оно и было в буквальном смысле. Жена Дриера отказалась вместе с ним переезжать в Племенцу.

– Альгрес, я не создана для этого.

– Так бывает со всеми, пока на них не ложится ответственность.

– Но…

– Вы дочь Йоханнеса Иджа и Терезии из Ницшау.

От горя и усталости у Элспет уже не было сил спорить. Она ненавидела свою жизнь и сомневалась, что в ближайшем будущем ей станет лучше. Даже любимая Племенца потеряла часть былого очарования.

– Не уверена, что этого достаточно.

– У вас и так есть о чем подумать, – отозвался помрачневший Дриер. – Отдохните. Но прежде как можно скорее встретьтесь с сестрой.

На письмо Элспет Катрин не ответила. Императрица уединилась со своим духовником и другими церковниками.

Феррис Ренфрау добрался до Хоквассера раньше эрцгерцога и успел и на похороны, и на торопливую церемонию принесения присяги, которую провел епископ Хробьярт. Ренфрау буквально материализовался за левым плечом у Элспет. Она почувствовала, что он там. Тучи мгновенно начали рассеиваться, дурное расположение улетучилось. Принцесса гордо выпрямила спину.

И почувствовала себя виноватой.

Ведь именно так должен был влиять на нее Альгрес Дриер. В этом и состояла его задача, и Элспет не справилась бы без капитана Дриера и его браунскнехтов. Но она ничего не могла с собой поделать – только Ренфрау так ее вдохновлял.

А еще Элспет стало грустно: Феррис Ренфрау был предан в первую очередь Граальской Империи в целом, а не тоскующей младшей дочери предпоследнего императора.

Катрин опустилась на колени перед епископом Хробьяртом, тот о чем-то с нею пошептался, а потом взял из рук у стоявшего слева церковника, который сопровождал его повсюду, корону. Отец Волкер взмахнул кадилом и окропил всех святой водой.

Все трое святых отцов были в белом. Отец Волкер и второй священнослужитель облачились в простые строгие сутаны, а вот епископ Хробьярт выбрал убранство, расшитое речным жемчугом и неограненными драгоценными камнями, да еще украшенное кружевами. Последний раз Элспет видела церковников в белом облачении на коронации Лотаря. В обычные дни они носили серое или коричневое. А некоторые – черное.

Святош в черном Элспет ненавидела: они служили либо в Конгрегации по искоренению богохульства и ереси, либо в Братстве Войны, либо в Граальском ордене. И по ту сторону Джагских гор могущество двух знаменитых рыцарских орденов крепло с каждым днем.

Рыцари Граальского ордена с презрением относились к членам Конгрегации и Братства, а потому те не сумели широко распространить свое влияние на севере от Джагских гор. Там, где епископальная вера сталкивалась с язычеством, Граальский орден – некое подобие Братства, только северного толка – имел большой вес.

Из задумчивости Элспет вывел Феррис Ренфрау: всем присутствующим на церемонии пришла пора преклонить колена перед новой императрицей. Феррис и принцесса опустились на колени, епископ Карбонский благословил императрицу, а затем последовал долгий обмен ритуальными фразами. Элспет выговаривала нужные слова механически, не концентрируясь на них, – обычный ритуал на церковнобротском, даже пятилетний ребенок не сбился бы, да еще и успел бы учинить какую-нибудь проказу.

– Принцесса, – обратился к ней Ренфрау, когда они вышли из церкви, громко, словно бы ничуть не опасаясь, что их подслушают, – по возвращении в Племенцу вы, возможно, столкнетесь с большими трудностями. Патриарх, несомненно, будет испытывать на прочность новую власть.

– Безупречный увидит, что с дочерями Иджа иметь дело ничуть не проще, чем с их отцом.

Элспет вспомнила о бротском главнокомандующем: быть может, их пути больше не пересекутся.

– Я надеюсь на это, однако, к несчастью, все может оказаться не так просто.

– Что вы имеете в виду?

Ренфрау оглянулся на Альгреса Дриера, который, как всегда, на публике и во время официальных мероприятий не отходил от принцессы ни на шаг.

– Время покажет, принцесса. Мне пора. Позаботьтесь о ней, капитан.

И Ренфрау исчез. В мгновение ока – вот он здесь, а отвернешься на секунду – и его уже нет.

– Как он это делает? – удивилась Элспет.

– Да еще в таком возрасте. Колдовство? Человек ли он вообще? – отозвался Дриер, который уважал Ренфрау, но не любил – ни самого Ферриса, ни тех взглядов, которые тот навязывал принцессе.

– В каком таком возрасте?

– Он уже целую вечность направляет Империю. Незаметно. Кое-кто думает, что именно он стоит за избранием вашего отца. И за Актом о престолонаследии.

– Отец действительно говорил, что Ренфрау известно множество секретов. И что он охотно использует их при случае.

– К счастью, вы слишком молоды и у вас секретов еще нет.

– К счастью. Можно подумать, у меня когда-нибудь была возможность сделать такое, что нужно было бы скрывать.

К ним уже спешили приближенные к Элспет дамы. Они не могли допустить, чтобы принцесса беседовала со своим телохранителем у всех на виду, ведь так могла пострадать ее репутация.

Когда Катрин заперлась с тремя святыми отцами – наедине, без компаньонки, императорский двор отнесся к этому спокойно. Хотя репутация у священников тогда была похуже, чем у иных мирян. Но вот когда Катрин объявила, что намерена исправить ошибку отца и оказать поддержку не Вискесменту, а Броту, все всполошились.

Как будто этого было мало, новая императрица объявила вельможам, что отправится в вечный город, чтобы там ее короновал сам патриарх.

– У эрцгерцога наверняка случится апоплексический удар, – предположил Альгрес Дриер.

Удар не удар, а эрцгерцогу придется ехать вместе со всеми.

– Вряд ли эрцгерцогу Хиландельскому хватит на это воображения, – отозвалась Элспет. – Он сам виноват: мог бы приехать и раньше. Но империя ведь существует исключительно для его удовольствия, именно в этом он хотел убедить всех и каждого. Решил, что дочь Йоханнеса Иджа растеряется. Но Катрин не глупее Мусина, а может, даже и умнее. Она не стесняется выказывать свое неуважение к этим типам. Однако не следовало сестре таким образом демонстрировать всем свою самостоятельность.

Дриер предостерегающе хмыкнул. Поблизости, как обычно, толклись фрейлины и, разумеется, подслушивали. Одни побегут докладывать императрице, другие – советникам.

Лишь немногие из имперской знати поддерживали Безупречного, основная же, наиболее влиятельная и решительно настроенная часть аристократии была против него.

Когда подданные подготовились к отъезду, Элспет отправила сестре послание, испрашивая позволения вернуться в Племенцу.

К ней подошла госпожа Шевра. Он была очень взволнована, на лице ее попеременно проступали тревога, робость и, наконец, злобное торжество.

– Да? – обратилась к ней Элспет.

Старая корова, несомненно, принесла дурные вести. Очень хочет поступать благородно, но не может не радоваться чужому несчастью.

– Ее величество отказали вам в вашей просьбе. Вы должны отправиться в Брот вместе с ней.

– Капитан Дриер, планы меняются. – (Дриер кивнул.) – Договоритесь со свитой императрицы. Мы сможем сэкономить, если в Фиральдии будем останавливаться в имперских городах.

Шевра поджала губы. Она-то надеялась помучить девчонку, но та приняла дурные вести не моргнув глазом.

Элспет Идж больше не будет хныкать. Никогда. Ни по вине эрцгерцога Хиландельского, ни по вине императрицы Катрин Идж.

Нет худа без добра: чтобы не лишиться своего влияния, эрцгерцогу придется отправиться в самое сердце Фиральдии вместе с Ганзелевыми дочерьми. А ему это совсем не по нраву. В Фиральдии ведь никто даже не знает, кто он такой. Там на него всем плевать.

Их ждал Брот. А именно там квартирует со своей армией главнокомандующий.

Элспет охватило волнение.

Может, все не так уж и плохо.

– Принцесса, вам нехорошо? – поинтересовалась Дельта ва Кельгерберг. – Вы так покраснели.

Да, она действительно покраснела, а еще никак не могла выровнять дыхание.

Эрцгерцог не обдумал толком своих действий: он слишком высоко себя ценил и не собирался уступать этой паршивке.

Вне себя от гнева, он покинул Альтен-Вайнберг и устремился на юг. Необходимо во что бы то ни стало добраться до Фиральдии вовремя, чтобы остановить безумную девчонку. Она не должна пасть на колени перед этим бротским растлителем мальчиков, перед этим грязным сифилитиком Безупречным V.

После отъезда из Альтен-Вайнберга в свите эрцгерцога Хиландельского насчитывалось сорок три человека, но почти сразу же отряд начал редеть. В Хоквассере куда-то подевалось с полдюжины подданных. Проклиная всех и вся, эрцгерцог отправился в Джагские горы, хотя бушевала необычная для того времени года метель.

Кое-кто из приближенных хотел укрыться и переждать непогоду, но у них было с собой слишком мало провизии – оставалось либо повернуть назад, либо пробиваться дальше.

Кое-кто повернул.

К перевалу двинулось уже тридцать два человека.

Миновал еще один день – суровый и морозный, еще кое у кого из спутников эрцгерцога не выдержало чувство долга – они вернулись в Хоквассер, где как раз начали собираться призванные Лотарем войска. Солдаты ждали дальнейших указаний и истребляли имперские запасы провизии.

Оставшиеся путники остановились на привал. Снежинки кружили в свете небольших костров, словно белоснежные угольки. Посреди ночи всех разбудили вопли. Трое из четверых караульных бесследно пропали, четвертый же ничего не видел, но слышал крики.

Больше никто уже не спал.

На следующий день снегопад прекратился, однако сугробы, которые успело намести, и не думали таять. Отряд эрцгерцога вскарабкался еще выше – туда, где заканчивался лес. Дрова теперь приходилось тащить с собой.

Им не удалось остановиться на ночлег ни в гостинице, ни в трактире, ни на постоялом дворе. Даже имперские почтовые станции стояли покинутыми все до одной. Несколько небольших замков еще держались, и лишь благодаря им худо-бедно осуществлялось почтовое сообщение. Ни в одном из них ворота отряду эрцгерцога не открыли – побывавшая здесь недавно императрица со своими подданными успела истощить все и без того скудные запасы.

Следующей ночью снова поднялась тревога.

Эрцгерцог, закутавшись в одеяла, трясся от холода возле единственного костра и пытался не заснуть. На коленях у него лежал обнаженный меч.

Императорский регент Омро ва Стил-Паттер с возрастом превратился в мерзкого старикашку, но в молодости он был бесстрашным рыцарем – три года воевал в Святых Землях и два года вместе с членами Граальского ордена обращал в истинную веру язычников Великих Болот. Это теперь он уже с трудом переносил дорожные неудобства, а кости его нещадно ломило, но перед лицом ужаса эрцгерцог не запаниковал.

Его разбудили вопли.

Вопили в какой-то дюжине футов от костра.

Эрцгерцог Хиландельский схватился за меч и вскочил.

К нему приближалось нечто ужасное. Огромное. Похожее на гигантское насекомое. На огромного палочника с неимоверным количеством лап и выпуклыми глазами, казалось извергавшими огонь. В лапах чудовище несло истекавшего кровью человека.

Когда страшилище резким движением выбросило вперед громадную когтистую клешню, эрцгерцог не растерялся. Он взмахнул мечом, и отсеченная клешня упала на землю. Чудище атаковало снова. С легкостью разорвав одеяла, в которые был закутан эрцгерцог, и кольчугу, оно полоснуло по левому плечу старика. От сильного удара регент отлетел в сторону.

На какую-то секунду в мозг поверженного эрцгерцога Хиландельского хлынул поток чужого сознания. Отчасти это были вполне разумные мысли, почти философские размышления, – чудовище умело наблюдать и анализировать, но они мешались с безумием, которое питалось ненавистью и неутолимой жаждой крови и мести, с образами тысяч смертей тех, кого страшилище уже убило или надеялось убить.

А потом тварь сбежала, волоча за собой добычу.

Ошеломленный эрцгерцог, распростершись на окровавленном снегу, пытался очистить свой разум от жутких видений. Наконец он пошевелился, повернулся и неожиданно уткнулся носом в дергающуюся отсеченную конечность.

– Хартвелл, – хрипло позвал старик, когда к месту битвы подоспел первый подданный, – сохраните это. Заберем с собой.

– Зачем, ваша милость?

– Делайте, что велено. Возможно, по этому обрубку мы что-нибудь разузнаем об этой твари.

Чудовище больше не показывалось. В тот раз.

Эрцгерцогу Хиландельскому казалось, что он провалялся на снегу несколько часов, терзаемый безумными видениями чужого разума, на самом же деле прошло всего несколько минут.

– Ты видел его? – спросил он у слуги, который обрабатывал рану.

– Кого, господин? – Во время походов эрцгерцог не требовал, чтобы его люди соблюдали все формальности и обращались к нему надлежащим образом; врагов, считавших его надутым самовлюбленным стариком, это всегда удивляло.

– Чудовище.

– Нет, господин.

– Это был… – Он хотел сказать «мстительный бог», но ведь Бог лишь один, и это явно не огромное мерзкое насекомое, питающееся человечиной. – Это было Орудие Ночи. Несомненно, величайший демон.

На лице слуги (звали его Гораций) промелькнуло недоверие. Хотя он слышал вопли, видел окровавленный снег и знал о сгинувших товарищах.

На следующее утро из лагеря выехало двадцать три человека. От пропавших не осталось и следа – разве что пожитки, которые пришлось бросить, потому что некому было их нести.

Отряд эрцгерцога спешно пробирался через горы; зачастую им приходилось разбивать лагерь пораньше, если днем находилось подходящее для ночлега место. Регента терзала боль от раны. А еще – гнев. Он все больше отставал от Ганзелевых девиц. И терял все больше людей.

До приветливых холмов Северной Фиральдии добралось двенадцать человек, включая самого эрцгерцога.

– Напомните мне, когда все мы оправимся. Тварь, с которой мы здесь столкнулись, сейчас представляет самую большую опасность для Империи, – велел он одному из своих ближайших подданных и скривился, потому что при любом воспоминании о чудовище его и без того саднящая рана начинала болеть еще сильнее.

Новости же о том, что дочка Иджа пересекла Джагские горы вполне благополучно, настроения регента не улучшили.

Как и известия из Коннека.

10

Вести редко доходили до Карон-анде-Лета вовремя: путешественники там почти не бывали. Иногда Рольты что-то узнавали от гонцов, забредших в замок по дороге из Антье.

Пословица гласит: «С глаз долой – из сердца вон», но в случае Реймона Гарита все произошло с точностью до наоборот.

Сочию попеременно одолевали радость (еще бы – столько внимания) и страх из-за подобной напористости.

Вести о смерти Лотаря добрались до Рольтов спустя месяц после самого события.

– Плохо, – покачал головой Брок, выслушав гонца.

Брат Свечка подозревал, что смерти новоиспеченного императора Брок ожидал с того самого момента, как этот болезненный мальчик взошел на престол.

Как, впрочем, и весь западный мир.

– Да, думаю, ничего хорошего из этого не выйдет, – согласился монах. – Эти новости вызовут разного рода бесчинства и беспорядки.

Никто ведь не верил, что дочери Йоханнеса окажутся впору знаменитые черные сапоги и она сумеет проявить ту же железную хватку, что и ее отец.

Брат Свечка мало знал об этой девушке. Катарина, кажется? Как-то так. Но старик достаточно странствовал по свету и хорошо изучил человеческую природу.

Те, кто жил интригами и заговорами, смотрели на все через призму своих желаний и полагали, что мир покорится их прихоти.

Реальность же не терпела самообмана.

– Скоро эти преинтереснейшие времена станут еще интереснее, – заметил молчаливый обычно Турм Рольт.

– Нужно выставить побольше караульных отрядов, – решил Брок. – Как только в Гролсаче прознают про смерть Лотаря – мигом начнутся неприятности. Турм, извести деревенских, чтобы крестьяне успели подготовиться. Их запасы нужно укрыть в замке.

– Согласятся ли они?

– Надеюсь, что мне еще доверяют в этих краях. Нужно было оставить тебя за главного, когда я уезжал.

Во время отсутствия Брока во владениях вокруг Карон-анде-Лета чуть было не воцарился хаос. Люди не понимали, почему он с такой легкостью подчинился сумасбродному Тормонду IV. Безумный герцог, засевший в своем убежище под Кауреном, воспринимался здесь почти как вымышленный персонаж. Граф Реймон представлялся куда более настоящим потому в основном, что помог разгромить Хейдена Бэка.

Брат Свечка едва ли встречал еще где-либо таких невежественных упрямцев. Они никуда не путешествовали. Удивительно, что мейсальская ересь укоренилась тут всего за одно поколение.

С другой стороны, учение ищущих свет резко отличалось от их безысходных и полных отчаяния будней.

Рольты готовились к неприятностям, крестьяне помогали, но неохотно. Приходилось преувеличивать грозившую им опасность. Но что в том дурного, если так все будут наготове.

– Ваши бездельники ропщут, – шутливо заметил брат Свечка как-то утром, стоя на крепостной стене. – Крестьяне охотно подняли бы бунт, вот только им лень.

Это была почти правда. Даже здешние коннектенцы преуспевали. Людям не приходилось, чтобы не умереть с голоду, тяжко трудиться от рассвета и до заката. Такова уж человеческая природа: теперь им казалось ужасно несправедливым, что от них требуют каких-то усилий.

– Вон Сочия скачет. Несется так, будто за ней гонятся все Орудия Ночи разом.

Возможно, доля истины в этих словах была, и мелкие Орудия действительно увивались за девушкой – крестьяне постоянно рассказывали о странных запахах и огнях.