Властелин Безмолвного Королевства Кук Глен
– Мы с тобой не обсудили еще кое-кого из неудачливых убийц, – продолжал меж тем Фебруарен, – Орудия Ночи.
– Что?
– Те одержимые, которых ты сразил в Аль-Хазене, – не первая и не последняя твоя схватка в войне с Ночью. Ночь мыслит ошибочными категориями. Сейчас уже слишком поздно: джинна не загнать обратно в бутылку. Но Ночь иначе, чем мы, понимает время. Ее создания мыслят веками и не различают отдельных людей. А вот тебя они знают. Ты для них – угроза. Убийца Богов. Тебя нужно остановить. Мы-то прекрасно понимаем, что знания уже принадлежат не только тебе, но и многим другим. Но ты – искра и сияешь так ярко, что тебя заметили боги.
– Мне все равно ничего не ясно.
– Ты тут недавно решил со всем соглашаться и перестал настаивать, что ты Пайпер Хект из Дуарнены. Сказал, станешь тем, кем мы пожелаем. Точно так же, как когда-то сказал Феррису Ренфрау, да и всем остальным говорил с самого прибытия в Фиральдию. Так вот, только между нами, мой мальчик, давай прямо здесь и сейчас расставим все точки над «i»: ты прекратишь придуриваться. Я знаю о тебе все, и самое важное тоже: ты случайно открыл способ убивать Орудия Ночи. Они не знают, как ты это делаешь и почему у тебя получается, но искру увидели. Та ночь в лесу Эсфири определила всю твою дальнейшую жизнь. А жизнь твоя – лишь одна среди тысяч. Так она видится по обе стороны занавеса, отделяющего наш мир от Ночи, на их стороне еще труднее ее различить. Создания Ночи медленно учатся, зато чуют угрозу еще до того, как она появилась. Одержимые, которые должны были тебя убить, отправились в путь за два века до твоего рождения. И хотя пока у Орудий ничего не вышло, для них еще не все потеряно. Ты показал миру, что можно освободиться от Тирании Ночи. К несчастью, тех, кто готов посвятить себя этому делу, возглавляет полоумный старик, именующий себя Безупречным, раб собственных навязчивых идей. А им, в свою очередь, крутят и вертят некие люди, тщательно скрывающие от него реальность.
– Но я никакой не мессия.
– Разумеется, нет. Ты не сумеешь устроить священный поход против Орудий Ночи. У тебя ни силы воли на это не хватит, ни умения, ни характера. Ты – талисман, оберег для живых. Пока ты жив, Ночь чувствует угрозу.
– Но ведь знание доступно и другим, значит, и угроза останется, даже если я умру?
– Конечно. Вот только Ночь мыслит ограниченно, мыслит собственными мифами. Пойми же, Ночи нельзя ничего объяснить, точно так же как нельзя ничего объяснить крокодилу. Но можно понять, что происходит по ту сторону занавеса, внимательно приглядевшись к скользящим по нему теням.
– Я снова перестаю понимать. Подобные разговоры всегда ставят меня в тупик.
– Кладези волшебства по всему миру иссякают. Точно так же когда-то произошло и в древности, именно потому в том числе людям удалось укротить тогдашние Орудия Ночи. Потом Кладези снова наполнились. Надеюсь, так будет и теперь. Но пока придется иметь дело с последствиями: моря мельчают, с севера надвигаются льды, высоко в горах уже не тает снег. Все происходит быстро. Целые народы бегут от надвигающейся стужи – не только люди, но и Орудия Ночи, и звери.
– Звери?
– Уже через несколько лет мы столкнемся тут с теми видами, которые раньше встречались лишь на севере. Но труднее всего придется не с ними, а с беженцами. Уже появились проблемы. И еще сокрытые создания – с ними хуже всего: они бегут от надвигающейся зимы, а потому жмутся к людям. Хищники станут еще сильнее. Дураки поддадутся на ложь чудовищ из прошлого, когда-то скованных, разъятых на части. «Освободи меня, и я стану твоим богом, а ты будешь править всем» – и тому подобное в том же духе.
– Древние демоны воскреснут.
– Если тебе угодно, называй их так. Название не имеет значения. Важно, что на севере, ближе к вечным льдам, подобное уже происходит. В Коннеке ощутили присутствие Бестии. Призрак Ветроходца видели в тех краях, где сражаются с ордами язычников твои якобы сородичи. В степях…
– Постойте. Харулк Ветроходец не шердское божество. Он из пантеона древних богов, которых сменили Старейшие.
– Верно. А Старейшие пали, благодаря тебе. Часть их могущества забрало то чудище, что теперь обитает в Джагских горах. Оставшиеся боги заперты внутри сжимающейся реальности, в волшебном краю, который они сами и создали в незапамятные времена. А значит, теперь Старейшие не могут снова сразить тех ужасных созданий, которых победили на заре своего существования. Ветроходец ведь не единственный.
– Грядет нечто еще более страшное?
– Пайпер, они появятся. Повсюду. Но теперь мы можем сражаться.
– Это как же?
– Да с помощью твоей проклятой игрушечной пушки! – злобно огрызнулся Фебруарен. – Как там она называется – фальконет? Снаряд с серебром и железом из такой пушечки может остановить даже самое могучее Орудие Ночи.
– Даже Бога?
Фебруарен замолк, но всего на мгновение.
– Вероятно. Если он воплотится в физическую форму.
Хект содрогнулся. Действительно – Убийца Богов.
– Нравится тебе это или нет, но что чалдарянский бог, что праманский бог – всего лишь домовой-переросток.
– Не понял.
– Домовой, Пайпер. Слушай меня внимательно: маленькое Орудие. Крупинка песка отличается от горы лишь размерами. Домовой – это бог, который еще не успел вырасти.
– Но Бог один, и нет бога, кроме единого Бога.
– Может, ты и правда настолько слеп. Будет у тебя свободная минутка – подумай! А потом подумай еще немного.
Хект начал было повторять догматы своей веры – той самой веры, на которой зиждилась вся его жизнь с самого раннего детства в школе неутомимых отроков.
– Прекрати, Пайпер. Ты уже слишком взрослый для подобных глупостей.
Хект понял, что в некотором роде так оно и есть. Но догмы щитом прикрывали разум от доводов рассудка. Верой можно защититься от самых очевидных доказательств.
– Трудно.
– Всем трудно, мальчик мой. Три десятка лет тебя кормили недомолвками и ложью старшие, которым ты доверял. Сами они с детства впитывали эту ерунду, а потому чувствуют острую потребность потчевать ею же тех, кто идет следом. Но потом начинаешь видеть, подмечаешь разные детали, которые их вера никак не может объяснить. Возникают подозрения. Но ты – часть такой цивилизации, которая просто не сможет жить и процветать, если все вокруг перестанут верить в явную чепуху.
– Ваша светлость, – не выдержал Хект, – что это вы такое несете?
– Говорю, что все это чепуха, мальчик мой: епископальные чалдарянские откровения, праманская вера, любая другая религия. Правда состоит в том, что существуют Орудия Ночи. Огромные, как наш Бог, крошечные, как мелкий дух воды. И все они на самом деле не добрые и не злые. Злыми их считают истовые приверженцы других религий. Верующие придают Орудиям форму, созидают реальность своей верой. Измени разум верующего – и ты изменишь Бога. Именно так поступили первые прамане. Да и первые чалдаряне. Еще до Аарона и основателей церкви дэвы поняли, что больше не смогут почитать жестокого бога дейншокинов.
– Вы утверждаете, что то, во что я верю, бессмысленно? Что Господь станет таким, каким я захочу? Что любая вера, даже и еретическая, правдива?
– Не очень-то это все обнадеживает, но зато больше похоже на правду, чем все то, что готовы признать мои епископальные сотоварищи.
– Мне нужна какая-то опора, – честно признался Хект.
– Как и большинству из нас. Это важно для духовного благополучия. Людям необходимо почувствовать себя кирпичиком, частью огромной стены, тогда им кажется, что в их жизни есть какой-то смысл.
– Я доволен тем, что имею.
– Хорошо. Только не позволяй своим заблуждениям ослепить себя, когда Ночь вцепится в тебя когтями. Помни: ни твой бог, ни мой не явил себя у стен Аль-Хазена. Иные боги были там.
«Но кто же, если не Бог, вдохновил меня в ту ночь в лесу Эсфири зарядить фальконет серебром?» – подумал Убийца Богов.
Кловен Фебруарен снова улыбнулся краешком губ, словно прочитав Хектовы мысли.
– Я не завлекаю тебя в сети ворога, Пайпер, но пытаюсь раздуть крохотную искорку здравого смысла, которая тлеет где-то в глубине твоего разума. Тебе нужно внимательно присматриваться к тому, что не является тем, чем кажется.
– Да уж, – ехидно отозвался Хект.
– Возьмем, к примеру, твой амулет. Полезная штучка? Несколько раз жизнь тебе спас, в этом нет сомнений. Но теперь он превратился в досадное препятствие на пути могущественного врага. И этот самый враг наверняка каждодневно клянет себя за то, что подарил тебе эту безделицу. В том виде, в каком подарил.
– Что вы имеете в виду, мой господин?
– Не волнуйся, ни у кого больше не хватит умения его обнаружить. Хотя Бронт Донето и Муно, конечно же, подозревают, что ты не такой простак, каким кажешься.
Хект молча поджал губы. Не станет он ничего говорить.
– Думаю, эр-Рашаль что-то такое узнал уже после того, как подарил тебе талисман и отправил в Фиральдию. Может, все дело в мумиях, а может, виноваты события в лесу Эсфири. Как бы то ни было, внезапно тебя понадобилось убить. Но из-за амулета он не мог действовать напрямую. Наемники потерпели неудачу в Ранче… – Старик теперь словно разговаривал сам с собой. – Затем Сонса. Но тут уж эр-Рашаль не виноват. Грейда предупредили, что на борту того корабля может находиться особый человек, но он не из-за этого пустился в путь. Снова неудача – в Оунвидийской теснине. После этого серьезно просчитались Старкден и аль-Сейхан, сначала здесь, а потом в Аль-Хазене. Тебя не смогли убить ни одержимые, ни даже сам Серый Странник. И потом – неудача за неудачей. Будто бы тебя охраняет Орудие Ночи.
– Спасибо.
– С теми бочками с огненным порошком неудачу едва не потерпел я сам. Смогу ли я защищать тебя вечно? Вернемся к амулету. Знаю, как он тебе помог, но пора с ним проститься. Именно он и наводит их на след.
Хект послушно кивал. Усталость начала брать свое.
– Я его заменю чем-нибудь получше, – предложил старик. – Как только смогу. Он причиняет много боли?
У Хекта уже не осталось сил ничего отрицать.
– Да, если поблизости оказывается какое-нибудь могущественное создание.
– Я это исправлю. Эр-Рашаль и вполовину не так искусен, как думает. Присядь-ка и дай мне поглядеть на твою руку, – заявил Фебруарен, уселся сам, скрестив ноги, прямо на пол, взял Хекта за руку и легонько провел пальцами по его запястью. – А этот безумец хитрее, чем я полагал. Трудно его ощутить, даже если заешь, что он тут.
– Ой!
– Ловкач. Меня тоже ужалило. У нас загвоздка: как только мы снимем амулет, он узнает, что случилось. А еще узнает, где мы его сняли. Значит, появилась прекрасная стратегическая возможность поменять талисман на новый в подходящем месте и в подходящее время и тем самым его напугать.
– Ваша светлость, мне сейчас не до стратегии. Мне хочется убить кого-нибудь, чтобы мой враг наконец-то понял: нельзя трогать моих близких.
– Понимаю твой гнев. Твою ярость. Сколькие из родных пали жертвами на моей памяти? Но таким врагам не втолкуешь. Даже если запустишь камнем прямо ему в лицо, он не оставит тебя в покое.
– Я жажду крови.
– Если потребуется. Но есть и еще кое-что – кольцо.
– Какое кольцо?
– То самое кольцо, которое по ошибке вручил тебе принципат Бруглиони. Кольцо забвения. Где оно?
Ого! А ведь он про него уже забыл. Как быстро.
– Отдал принципату Делари, и тот обещал его изучить. А что?
– Сейчас это не важно, но когда-нибудь оно пригодится. Если это то самое кольцо.
– Гринлинг?
– Что-что?
– Предательская и коварная побрякушка из северных мифов. Мое кольцо чем-то напоминает Гринлинг.
– Нет, это не Гринлинг. Но вполне вероятно, что существует и он. Надеюсь, покоится сейчас где-нибудь подо льдом. Такие вещи можно изготовить лишь с попустительства Орудий Ночи, но потом они обретают собственную жизнь. К счастью, Гринлинг и вдобавок всевозможные магические мечи, молоты, арканы, копья и еще много чего оказались запечатаны в той самой сомкнувшейся реальности, куда заточил северных богов мятежник-одержимый, а иначе нам бы пришлось разбираться и с ними, ведь рано или поздно они точно соблазнили бы чью-нибудь развращенную душонку.
Хект гневно уставился на волшебника.
– Помни, все они существуют. Нет бога, кроме единого Бога. И кроме десятков тысяч других таких же злобных созданий, – ехидно отозвался тот.
– Ваша светлость!
– Поживи-ка в этой юдоли парочку веков или десяток лет позанимайся с Моделью – сразу посмотришь на мир другими глазами. Если у тебя к тому времени останется хоть какая-то потребность в вере, то, пожалуй, сгодится лишь дуалистическая ересь мейсалян и им подобных.
– О мейсальской ереси, ваша светлость, мне ничего не известно. Но уверен, уже совсем скоро придется поближе познакомиться с еретиками.
– Да, уже скоро. Верни кольцо и не расставайся с ним.
Сонный Хект вышел на улицу. Один из телохранителей помог ему сесть на лошадь. Начальник охраны смерил Пайпера сердитым взглядом, но не стал отчитывать за то, что вчера тот ускользнул от своих опекунов.
В Кастелле царила суматоха, но Хект даже не обратил на это внимания.
– Вы какой-то задумчивый сегодня, – заметил полковник Смоленс.
– Да уж, это мягко сказано.
– Хотите поговорить?
– Семейные неурядицы.
– Женщины, – протянул Бюль Смоленс, который иногда брал выходной из-за скандалов с женой.
– Точно. – Пусть так и думает. – Что у нас тут?
– Утром пришли дурные вести.
– Хуже обычного?
– Пожалуй. Консент говорит, Доминаг, Стилурия, Вангелис (и не они одни) собираются уклониться от своих обязательств, если мы потребуем у них рекрутов.
– Мы знали, что столкнемся с трудностями в Дромедане и патриарших владениях в Ормьендене. Там сильно влияние еретиков. Доброе утро, брат Седлако.
– Всегда удобно свалить вину на дуалистов, – заметил Клэй Седлако, – но тут дело скорее в глубоком нежелании подчиняться патриарху.
– В каком это смысле?
– В том смысле, что, по их мнению, Безупречный спятил. В том смысле, что мейсальская ересь не настолько их раздражает, чтобы убивать свою же родню и соседей.
– Дело действительно в патриархе, – встрял Титус Консент. – Он всегда делает глупости.
– Что-что? – рявкнул Бронт Донето. – Что ты сказал?
Как это Донето умудрился прокрасться сюда незамеченным?
– Он лишь излагает факты, ваша светлость, – пояснил Хект. – Докладывает, о чем думают люди в патриарших владениях. Да, наверное, не только там, а вообще повсюду.
Благонадежность Седлако, проверенного епископального чалдарянина, Донето подвергать сомнению не стал.
– Сотни епископов и священников каждый день молят Господа, чтобы Он забрал к себе своего непогрешимого слугу, ваша светлость. И это правда. Ничего не изменится только лишь потому, что нам так хочется.
Принципат нахмурился, но промолчал. Он тоже знал, что его родственника с каждым днем недолюбливают все больше.
– Главнокомандующий, следуй за мной.
В Кастелле за Хектом хвостом ходили двое телохранителей: не хотели снова его потерять. Теперь они тоже устремились следом.
– Но его светлости мы же можем доверять, – сказал им Пайпер.
А даже если нет – что толку от простых солдат?
Донето зашагал по коридорам, Хект трусил за ним.
– Они что, все так презирают моего кузена? – спросил принципат. – А ты сам?
– Они – да, почти все. А я стараюсь воздерживаться от суждений. Я и видел-то патриарха всего несколько раз, даже не разговаривал с ним никогда.
– Поторопись, у нас мало времени.
– Я все еще не оправился от того взрыва.
Донето направился в ту часть Кастеллы, где Хект еще не бывал. Они спустились вниз и прошли по коридорам, в которые, очевидно, редко кто заглядывал. Там было очень холодно и сыро, а кромешную темноту рассеивал лишь тусклый свет глиняных фонарей.
– Не самое приятное место, – сказал Донето. – Словно вот-вот столкнешься с Минотавром или другим чудовищем из древних мифов.
– Или со всеми Орудиями Ночи разом, – пропыхтел Хект. – Куда мы идем?
– В Кройс.
Больше Пайпер ни о чем не спрашивал, но ни на секунду не выпускал принципата из виду. Хотя вряд ли тот решит учинить какую-нибудь пакость. Не здесь и не сейчас.
Снова его занесло в подземелья, на этот раз под Терагаем. Хект представил, сколько сейчас над ними воды, и раскис.
– Жутковато, да? – спросил Донето, ставя ногу на первую ступеньку длинной лестницы.
Лестница эта закручивалась наверх и вправо – не как в обычных крепостях. Значит, строители предполагали, что по ней придется скорее отступать в подземелья, чем подниматься.
Хект почти всегда и на все смотрел глазами солдата. Если перед ним был холм, он не мог просто любоваться пейзажем – его ум тут же начинал вычислять, как на этом холме обороняться, как ловчее напасть. Точно так же он всегда оценивал и здания – как внутри, так и снаружи. Вот и замок Кройс, хоть и стоял на острове и считался неприступным, оказывается, был уязвим из-за подземелья.
Вслух этого Пайпер не сказал.
Их встретили часовые: двое патриарших телохранителей поджидали возле арки, которая венчала лестницу. За аркой располагалась укромная ниша. Телохранителей Безупречного Хект уважал: они хорошо сражались во время набега кальзирских пиратов на Брот.
Принципата Донето ждали: его поприветствовали по имени, но все равно обыскали. Главнокомандующего обыскали еще более тщательно. Тем временем к арке подошли еще несколько гвардейцев. Как и когда их успели позвать, осталось для Пайпера загадкой.
У Хекта с собой был лишь шестнадцатидюймовый кинжал, но его отбирать не стали.
– И зачем же тогда обыск? – спросил Пайпер у Донето, когда они уже шли вслед за своими провожатыми по замку.
– Чтобы проверить, нет ли у нас с собой зловредных штучек, осененных Ночью.
Хект почесал левое запястье. Амулет не заметили.
Эр-Рашаль аль-Дулкварнен действительно был искусным магом.
Вид патриарха поразил Хекта. Казалось, Гонарио Бенедокто, получивший после своего избрания имя Безупречный V, страдает от изнурительной болезни. Смертельно бледный, он был весь в поту и трясся как в лихорадке. Одежду патриарх, очевидно, не менял уже несколько дней. От него исходил омерзительный запах. Но его приспешникам, по всей видимости, не было дела, в каком состоянии находится их патрон.
Хект видел главу церкви несколько раз и даже как-то обменялся с ним приветствием. Но тот, кто сейчас предстал перед ним, был лишь тенью былого Гонарио Бенедокто.
Патриарх умирает?
Хект опустился на колени и коснулся лбом холодного каменного пола. Донето еще по дороге объяснил ему, что следует делать. Почти так же обычно приветствовали каифа Аль-Минфета. Донето проделал все то же, хоть и более сдержанно.
Вокруг патриарха, словно мухи вокруг коровьей лепешки, кружили приближенные. Никого из них главнокомандующий не знал.
– Встань, – повелительно произнес Безупречный. – Мне сегодня нехорошо. Не желаю тратить время на глупости.
Назойливые мухи изумились, кружение прекратилось.
– К вашим услугам, ваше святейшество, – сказал Хект, вставая на ноги, но головы не поднял.
– Ты сможешь это сделать?
– Что, ваше святейшество?
– Очисти Коннек. Избавь меня от этой чумы – от еретиков, величающих себя ищущими свет. Я страдаю, я словно в аду, не могу спать, меня постоянно выворачивает. А эти старые наседки лишь кудахчут, докучают мне… Пора выполнить волю Господа.
Он содрогнулся, будто от внезапного приступа озноба.
Все еще не поднимая глаз, Хект осенил себя знамением и ответил:
– Воля Господа будет исполнена.
Безупречный проковылял пару шагов и уселся в массивное кресло, которое словно бы заглотило его. Титул не добавил ему величественности.
Ненадолго воцарилась тишина.
– Эй вы! – закричал вдруг Безупречный. – Оставьте нас! Все вон! Желаю побеседовать с главнокомандующим наедине.
Свита патриарха и принципат Донето дружно возмутились.
– Оставьте нас! – У Безупречного был хриплый визгливый голос, как у шлюхи, которая возмущается, что ей не заплатили.
Все вышли, последним – Бронт Донето. В дверях он смерил Хекта своим самым суровым взглядом.
– Не хотят оставлять меня одного, – пояснил патриарх.
Хект кивнул. Понятное дело.
– Боятся, что какая-нибудь не получившая их одобрения мысль просочится от тебя ко мне.
– О чем вы хотели мне сказать, ваше святейшество?
– Забудь про мой титул. Пусть на несколько минут я стану для тебя просто Гонарио Бенедокто. Расскажи, что ты на самом деле думаешь о священном походе против коннекских еретиков. Твой патриарх готов его объявить.
Ну конечно. Вот сейчас они с патриархом, словно солдаты на привале, перемывающие косточки офицерам, начнут трепать языком. Все это Хект уже проходил. Дружба закончится ровно в тот момент, когда он скажет правду.
– Думаю, это рискованное предприятие. Разведка наверняка ничего сказать не может. Судя по скудным сведениям, которые до меня доходят, патриотические настроения там гораздо сильнее, чем кажется со стороны.
– В каком смысле?
– Даже самым ярым последователям церкви не по нраву, когда в дела их страны вмешиваются чужаки. И виной тому засилье развращенных и ни на что не способных епископов.
Гонарио Бенедокто сердито нахмурился: ничего такого он слышать не желал. Кто это сомневается в его суждениях?
– Получив приказ, я сделаю все, чтобы от мейсальской ереси остались лишь воспоминания, – сказал Хект. – Но коннектенцы – упрямый народ, поймите. Они не потерпят вторжения иноземцев. Мои тайные агенты утверждают, что жители Коннека всех вероисповеданий сражаются сейчас с беженцами и арнгендскими разбойниками, наводнившими страну.
– Я тоже об этом слышал. А моих посланцев бесчестят и осыпают насмешками. Не понимаю.
– Ваша милость, вас никто не видит, кроме ваших советников. А простые чалдаряне, не видя своего патриарха, поддаются лживым наветам врагов. Они не знают настоящего Безупречного.
Хект нес какую-то чепуху, чтобы только не критиковать патриарха. Пусть думает, что во всех бедах виноват кто-то другой.
Пайпер не собирался помогать Безупречному увидеть жизнь в истинном свете. В Коннеке главнокомандующий сделает ровно столько, сколько нужно, чтобы остаться на своем посту, не больше. Если Безупречный переживет все это и объявит священный поход против Дринджера и Святых Земель, Хект должен оказаться во главе патриаршей армии.
– Главнокомандующий, ты искоренишь мейсальскую ересь? – снова спросил Безупречный.
– Да. Но это будет непросто. Во время кальзирского священного похода король Питер обнаружил язычников даже на Шиппене, а ведь там уже тысячу лет властвуют чалдаряне или прамане.
Безупречный молча глядел на него – так долго, что Хект уже было заволновался.
– Да простит меня Господь, – сказал наконец старик. – Но если они воспротивятся, убейте всех. Не щадите никого. Господь узнает своих.
– Пришло ли время, которого мы ждали? Вы приказываете мне действовать?
– Ожидание окончено. Я все решил и больше не намерен терпеть творящиеся в Коннеке бесчинства. Избавь его от ереси. Приведи мятежных епископальных чалдарян к покаянию. Я передам тебе все необходимые грамоты и бумаги, наделю всеми полномочиями.
– Ваша милость, я выполню ваш приказ. Но больше всего мне сейчас необходимы деньги.
– Иди-ка сюда, главнокомандующий. Помолимся вместе.
Хект подчинился. Интересно, что бы сказали другие ша-луг, увидев его стоящим на коленях подле самого наместника ворога в самом сердце Обители Войны.
Бормоча заученные фразы, он думал, что именно нужно сделать перед выступлением патриаршей армии.
На приготовления ушло двадцать два дня. Хекту почти не удавалось поспать, у него мало что получалось, несмотря на все заверения патриарха.
Никто за пределами Кройса не горел желанием идти в священный поход.
– Позвали на частную аудиенцию? – спросил Пинкус Горт.
Теперь Горт постоянно крутился у Пайпера под ногами. Его назначили командовать особым полком, который Брот собирал для патриаршей армии. По настоянию принципата Донето.
– Не то слово. Мы вместе молились, разделили трапезу, а еще говорили, говорили, говорили.
– И как тебе? Какой он на самом деле?
– Безумец. – Они с Гортом были одни и за пределами Кастеллы, можно говорить свободно, до определенного предела. – Будто не один человек, а целых трое. Настроение меняется каждую минуту – то он взволнован, то подавлен, то вдруг готов учинить бойню, потом говорит, что эти чудовищные мысли, мол, внушило его окружение. Хотя кто именно – об этом ни слова.
– Я так и думал. Слухи не врут. А знаешь, что Бронт Донето тоже туда намылился?
– Думаешь, соскучился по Коннеку? – спросил Хект, которого эта новость ни капельки не удивила.
– Возможно. Он там в прошлый раз развлекался что надо.
– Не могу сказать, что я воодушевлен.
Мало того что придется ехать на нелепую войну, так еще кузен патриарха будет маячить за плечом.
Кузен, который к тому же, если верить принципату Делари, по уши увяз в какой-то грандиозной интриге.
Хект почесал левое запястье и спросил себя: а насколько глубоко Пинкус втянут в козни принципата Донето?
12
Перед отъездом из Брота Элспет слала Катрин вдохновенные письма и мольбы и наконец добилась разрешения отправиться прямиком домой, в Племенцу. Ей не пришлось снова пересекать Джагские горы и ехать в Альтен-Вайнберг, где она оказалась бы в полной власти сестры. Элспет твердо решила во что бы то ни стало сделаться послушнейшей из принцесс и не давать Катрин повода умножать свои несчастья.
Но у Катрин имелись и собственные несчастья. Советники неустанно трудились над тем, чтобы они не иссякали. Особенно старался эрцгерцог Хиландельский, отчаянная попытка догнать имперский кортеж по дороге в Брот не улучшила его расположение духа. Элспет не верила в те истории, которые рассказывали уцелевшие солдаты из эрцгерцогского отряда. Слишком уж они напоминали сказочные страшилки, за которыми пытаются скрыть обычные людские зверства.
Добравшись до дворца Диммель, принцесса рухнула в кровать и проспала десять часов подряд. Потом встала, но ненадолго – сняла дорожное платье, поела и снова отправилась спать. В конце концов она заставила себя подняться. У нее ведь были обязанности, которыми пришлось надолго пренебречь.
В ее отсутствие приближенные справились неплохо. С жалобами в поисках справедливости пришло лишь несколько зануд. Она легко разобралась со всеми прошениями и снова удалилась в свои покои.
В свите Элспет произошли перестановки. Мрачная Шевра ди Натейл уехала домой. Дельта ва Кельгерберг подольстилась к Катрин и теперь служила при дворе. На смену ей пришла Хильда Дедал Аверанж. Элспет ей обрадовалась.
Хильда была всего на несколько лет старше ее самой, и познакомились они еще при дворе Йоханнеса. Отец мужа Хильды ходил у Ганзеля Черные Сапоги в любимчиках.
Высокая и белокурая, госпожа Хильда чем-то напоминала Катрин Идж. Из своих двадцати трех лет девять она прожила в замужестве, но мужа своего, Струмвульфа, видела довольно редко, хотя жену он исправно брюхатил. Хильда пять раз носила под сердцем дитя, но в живых из ее отпрысков осталось лишь двое.
Такая жизнь ужасала Элспет, хотя именно так обычно и жили высокородные женщины того времени.
Несмотря на частые беременности, Хильда не утратила красоты.
Про нее ходили разные слухи. Поговаривали, что она не слишком-то верна ландграфу из Аверанжа. Среди ее любовников называли отца ее мужа, Стернхельма, графа фон Зондерберга. Аверанж был городом в баронской вотчине Стернхельма.
Шептались и о других мужчинах, все они были старше Хильды.
Она была прихожанкой бротской епископальной церкви.