Пришельцы. Земля завоеванная (сборник) Злотников Роман
– Сам не понимаешь? – нахмурился Сёма.
– Ха! Мы люди маленькие, нас это не касается. А вот сессия скоро, – менторским тоном сообщил Заглоба и пошлепал дальше.
– Видите? – взвился Вовка. – Им плевать, у них, понимаешь, сессия, работа, дела! Зарылись носом в повседневность, от страха-то.
– Видим, – кивнул Сёма. – И что ты предлагаешь?
– Разобраться, что происходит, для начала. В худшем случае, возможно, организовать Сопротивление или просто свалить из города. Правительства – курвы, они нас сдадут!
С последним согласились все.
– Но что делать-то нужно? – беспомощно развела руками Ира.
– А что мы знаем? – хладнокровно ответствовал Вовка.
– Ничего, – хмыкнул Сема. – К ближайшей тарелке смотаться предлагаешь? Так нас туда и пустят. Оцепили наверняка.
– Всё информация, – пожал плечами Вовка.
– Так, ни к какой тарелке мы не поедем, пока не найдем Ваську, – зарычала Маша.
– Тогда так, – мгновенно переориентировался Вовка. – Вы, ребят, едете к месту посадки. И просто слухи на улице и в Сети собираете. Мы едем искать Васю. Не мог же он из квартиры сдернуть? Через полтора часа встречаемся снова тут.
Василий пришел в себя… где-то. Металлические переборки и полное отсутствие дверей настроения не улучшали. Рядом лежала, все еще в отключке, соседка.
Кроме них, в камере никого не было.
Он потыкал девушку носом, удивившись, до чего же приятно та пахла. Она открыла глаза, улыбнулась:
– Ты пришел спасти меня?
– Конечно, детка, – веско сообщил Василий.
– И как же мы сбежим?
– Пока не знаю.
– Я верю в тебя, милый, – сказала она и заурчала.
Василия будто мягкой тряпочкой по сердцу погладили.
Одна беда. Он не знал не только как выбираться, но и где он оказался. Хотя подозрения у него имелись. И препоганейшие.
– Что случилось? – спросил Сёма, наморщив высокий лоб.
Был он до отвратительности бодр, в шуйце сжимал запотевшую от холода бутылку минералки. Ира еле поспевала за своим кавалером, шагавшим весьма споро, пусть и в задумчивости.
Вовка поднял взгляд от мрачной, словно надгробие, Маши. Развел руками – мол, нашли, что спрашивать.
Молчание нарушила сама Маша, выдавив:
– Котик мой бедный… – в голосе девушки почти не слышалось эмоций. – А дальше-то что? Неужели и нас так?..
Потом не выдержала, резко всхлипнула и отвернулась.
Вовка только вздохнул, приобняв её за плечи.
– Так, значит, не гон? – удивился Сёма.
– Ага, – кивнул Вовка. – Половина кошек, если не больше, пропала. Я же говорил – керосином пахнет.
– Как же Дуська осталась? – удивилась Ира.
– Везучая ты… – выдохнула Маша. – А если до нее доберутся? Гады, сволочи, содомиты!
Ира побледнела. Сёма нехорошо посмотрел на Машу, но ничего не сказал. Достал мобильник, потыкал пальцем.
– Вот, вебкамера у тебя на хате. Видишь, в порядке Дуська. На клаве спит, перегрев ноутбука обеспечивает.
– Мы должны их победить, слышите, – вдруг заявила Маша, сорвавшись на истерические нотки. – Это уже скотство! Котов нельзя обижать, слышите? Ваську надо вернуть!
– Да к чер… Ладно, не о том речь, – перебил Вовка. – Что узнали?
– Ничего особенного. Нормально оцепить все тарелки у властей людей не хватило, а может, договорились уже, но чужие и сами неплохо справляются. Стены металлические, дверей нет, фиг пройдешь. Висят в полуметре над землей – и всё. Кто-то сверлом пробовал – ровным счетом ничего не вышло. Кстати, когда садились, прохожих и машины как-то сдвинули. А вот памятник Вождю Пролетариата подавили на площади, прикиньте? – сообщил Сёма. – Возможно, это межзвездные диссиденты. Или, учитывая кошек, сериал про Альфа готовил нас к суровой действительности. Часть сразу схавали, а часть на развод оставили.
– Дурак, – сказала Ира, тревожно поглядывая на экранчик смартфона.
Маша заплакала.
Над аллеей на бреющем полете пролетел знакомый учебник по аналитической геометрии. Вслед за ним вприпрыжку с дикарским гиканьем пробежал Заглоба и начал его рвать зубами и ногами.
Все остолбенели.
– Староста, ты чего? – выдавил Вовка.
– Злоботрясов! Гадина! – отвечал жирдяй. – Заявил, что раз конец света, то все давайте зачетки. Ну, я собрал, отнес ему. А он, а он… Два часа про Махабхарату рассказывал, а потом зачетки поджег и танцевать начал. Мы его схватить попытались, а он… он…
– Что «он»? – с трудом сдерживая смех, спросил Сёма.
– Вы не хотите знать, – всхлипнул Заглоба. – Как бог свят, не хотите.
– М-да, – повернулся к друзьям Вовка, – люди уже с ума сходят. Точно продали нас правительства. Сговорились.
– Не-а! – выкрикнул вдруг Заглоба, оказавшийся слухастым. – У меня дядя в аппарате президента. Ни с кем на связь не выходили, главный собрал манатки и свалил в бункер на Алтай. Вот оно как, значит.
– Вот оно как, – повторил Сёма. – Может, как у Лема, нечеловеческая логика формально даже на разум не похожа? Ведь знают, что слова понимаем. Знают, что ждем, что не понимаем ни шиша, а молчат.
– Молчат, – согласился Вовка.
– Ребят, – сказала Ирка. – Я тут подумала… А ведь Дуська породистая. Вислоухая. У кого такие же – тоже все при котах. И перса я у соседки видела… А исчезли дворовые…
– По идее, – задумался Сёма, – так не показательно. Надо бы побольше выборку. И вскрыть не мешало бы.
– Я тебя вскрою, – ласково пообещала Ира.
В камере становилось людно. Кошаки – разных расцветок, поведения и нравов, патриархи и совсем котята – толпились бок о бок. Непримиримые враги забывали о вражде. Пары ссорились.
Кто-то запел колыбельную – грустно, жалобно.
– Ну как? – спросила соседка.
– Было бы отлично, малышка, если бы меня не отвлекали. И прикрывайте, прикрывайте, наверняка все камерами напичкано, – с набитой пастью прорычал Василий.
Он уже снял одну из панелей пола и пытался пробиться сквозь пучки проводов к какому-то распределительному щитку. Меньше всего на свете ему хотелось ненароком перекусить провод. Мало ли какое там напряжение!
Василий предпочитал оставаться в живых. Особенно теперь, когда Семирамида так на него смотрит.
– Наши девушки нас не ценят. Я больше скажу – они хотят нашей смерти. Ой вэй, – Сёма был безутешен.
– Сам виноват, – зарычал Вовка, вглядываясь через бинокль в даль светлую. – Надо же было про Альфа ляпнуть! Это моя сразу сказала: котика не спасешь – можешь не возвращаться, а у тебя еще шансы были.
Друзья стояли на крыше многоэтажки неподалеку от ближайшего к квартире Маши места посадки.
– Друг мой, я начинаю задаваться вопросом, – сообщил Сёма, – а нужны ли нам такие дамы сердца? В конечном счете бытие монаха обходилось бы дешевле. Можно даже шаолиньского.
– Зато какие приключения, блин, – ответил Вовка. – Да и все равно бы полезли.
– И то верно. Надо же разобраться. Видишь что?
– Тарелка в полуметре над землей, да. Блокпост вижу. Пустой. На стене надпись, так: «Сами сторожите, подставляйтесь, гады. Не за нашу зарплату». Еще вижу… Стоп, да это ж Заглоба! Голый, простыней банной обернулся, с такими же римлянами. И плакатики у каждого: «Иисус был инопланетяниным». Ха, вот балбесы, через «О» пишется, не через «Ы».
– А остальное в их позиции тебя не смущает?
– Забей. Короче. Там психи в ассортименте, куча хипстеров селфи делает опять же, но охраны нет, трупов нет, можно лезть. Набор не забыл?
– Как договаривались. Паяльная лампа, кувалдометр, кислота, термит, еще мелочи всякие и супероружие – твой покорный слуга. Я зачарованный, от меня женские сердца батальонами бьются, не то что какие-то тарелки.
– Мечтай-мечтай, – Вовка опустил бинокль. – Но все же… Как бы нам эти чокнутые не помешали делом заниматься…
Василий ругательно ворчал себе под нос. Панель пришлось почти полностью прикрыть за ним, так что света было мало. Хуже того – у пульта управления обнаружилась добрая сотня кнопок – и ни одна не была подписана.
Одно хорошо – они хотя бы пахли по-разному, не перепутаешь.
Как его человек в таких случаях говорила? «Метод научного тыка способом русского Авося»?
Именно это ему и оставалось. Василий на всякий случай зажмурился и начал бить лапой по клавишам.
– Я дурной! Контуженый! У меня дрель! – разорялся Сёма. – Вот подойдете, я вам вжик сделаю, вжик! Есть желающие?
Желающих пока что не находилось, но это обещало продлиться недолго. Орды психов смотрели на них крайне недобро с тех пор, как поняли, что объекту религиозного поклонения грозит вскрытие. Блогеры, фотографы и прочие зеваки были не лучше.
Сейчас толпа остановилась. Кто-то уже дозвонился по сотовому до «неотложки» и призывал психиатрическую «Скорую» на помощь. Кто-то безуспешно пытался вызвать ментов. Несколько человек организовали онлайн-трансляции их возни, а над головами уже минут пять как реял чей-то мультикоптер.
– Консервный нож?
– Не работает, – бросил Вовка. – Термит давай.
– Скажу тебе как витязь земли Русской витязю земли Русской, – зло пробормотал Сёма. – Провозишься еще двадцать минут – тут нас и повяжут. Причем сами. Не впечатляет их дрель, ну вот ни разу. И самое обидное – этих всех нормальными посчитают.
– Ты не русской, ты израильской. Земли.
– Тем более!
Шипение горящей смеси алюминия с ржавчиной заставило друзей замолчать.
– Похрен пляски, – констатировал Сёма.
– Хрен, – согласился Вовка.
– Время кувалды, – сказал Сёма. – Если и она не поможет…
– Нет времени на кувалду! Они уже опомнились, сейчас хватать полезут! Не убивать же дураков, – как-то излишне самоуверенно выпятил подбородок Вовка. – С нами крестная сила! За Русь святую!
Размашисто перекрестился – и пошел на таран матово блестящей стенки, внезапно распахнувшейся темным провалом перед ним.
– И почему все-таки коты… – пробормотал Сёма, прежде чем последовать за ним.
Края стенки вновь срослись. Зеваки загомонили и принялись быстро строчить твиты о только что увиденном.
Василий услышал, как пульт издал победную мелодию и затих. Все-таки он чего-то добился!
Но тут панель сверху распахнулась. Грубые металлические манипуляторы ухватили его под пушистые лапы. Отбегался, значит.
Когда его выносили из камеры, он успел крикнуть:
– Я люблю тебя, Семирамида!
Она лишь отвернулась.
«Глупо. Глупо. Глупо». – Мысль не давала покоя, билась в мохнатой башке, пока манипуляторы укладывали его мордой в пол.
Раздался голос – не вслух, а в самом нутре, голос на Старом Языке. Голос не был торжественным, лишь усталым:
– Выездная сессия трибунала двадцать бис сто сорок пять пятнадцатого сектора объявляется открытой.
– Невиновен! – завопил во всю глотку Василий, но еще один манипулятор тут же закрыл ему рот.
– Отвечайте на цивилизованном языке, подсудимый!
Василий бессильно заурчал.
– Итак, состав преступления налицо. Вы, Базилеус Стратокариус Четвертый и ваши подельники, обвиняетесь в массовом психическом воздействии четвертой степени на живые существа на пороге обретения разума, повлекшем среди них групповые психозы третьей степени, и злонамеренном использовании внешнего сходства с местной фауной с целью незаконной колонизации и установления рабовладельческого строя. Ваше слово, обвиняемый?
Манипулятор отпустил затылок. Седой кот в форме капитана третьего флота укоризненно смотрел на Василия.
– Я ни при чем! Предки!.. – напрягшись, транслировал он.
– И вы ничего не знали? То-то вы так удивились нам. Стыдно на вас смотреть, Базилеус. Противно. Загляните в местную инфосеть. Одни котики. Вы понимаете, какую психотравму нанесли обществу? Я не говорю о том, как вы чистили память вашим так называемым «хозяевам» – злая шутка, Базилеус! – при переходе от одного к другому с целью не допустить распространения информации о вашей реальной продолжительности жизни. Что, кстати, не удалось. «Девять жизней», ага. Как вы пытались пристроить ваших дружков – чау-чау и панд – отдельная песня.
Василий беспомощно мурлыкнул.
– Ша! – ответствовал капитан. – К тысяча девятисотому году по местному летоисчислению полуразумные туземцы должны были уже выйти из периода войн. Тем более мировых. Возможно, обрести разум. А вы их искалечили. Да что я с вами говорю? Сын и внук рабовладельцев. Паразитов. Тьфу. Машина! Приговор. Дело передать на рассмотрение Высшему Суду. К подсудимому превентивно применить дисциплинарное воздействие первой степени. Привести в исполнение!
– Вам просто завидно! – из последних сил заорал Василий.
– И стыдно. В том числе за это, – грустно кивнул капитан.
Манипулятор ухватил за загривок – не вырваться. Распахнулся люк в полу, открывая взгляду зловонную лужу. Потащило мордой вниз.
– Нет! Мя-я-я-у-у-у-у!!!! – позабыл от страха «цивилизованный» телепатический язык Василий.
– Стоять! – землянская речь прозвучала музыкой.
Удар кувалды сокрушил манипуляторы. Человеческая рука ухватила за загривок, вырывая шерсть, царапая ногтями, но это не волновало кота ни в малейшей степени.
Вторая рука ткнула капитана мордой в лужу.
Василий завопил от радости и попытался всеми четырьмя лапами обнять спасителя – кажется, самца его человека, кандидата на то, чтобы стать вторым его рабом.
«Прошел. Все тесты прошел! – решил он. – Заочно! Машке внушу – пусть кормит и балует. И не придирается!»
– Превентивные ему меры, сволочи! А ну быстро говори, скотина, как отсюда выбраться!
Вовка приподнял капитана.
– Вы… что… слышали? – попытался спросить капитан и немедленно отправился рылом обратно.
– Ответ неверный, – заявил Сёма, поигрывая кувалдой. – Слышали. Переводчик отключать надо, если приватности хотите.
Вова снова приподнял кэпа:
– Сисадмина… сгною…
– Аминь. По делу есть что сказать?
– Вы что, не поняли?! – завизжал мученик. – Вас используют! Вы их рабы! Мы вас освобождать прилетели!
– Умный ты, а дурак, – вздохнул Вовка горько. – И о психическом воздействии ни хрена не знаешь. Вот у Машки – воздействие. И рабство. А этот подлец еще тапком по рыжей морде получит. За то, что попался.
Начинался еще один чудесный день.
Василий проснулся на мягком кресле, потянулся, улыбнулся, предвкушая завтрак. Не сложилось.
Могучая рука ухватила под лапы, запихнула в рюкзак.
– Экзамен у Злоботрясова через час, а ты тут прохлаждаешься, Кашпировский хвостатый! – заявил Вовка. – И смотри, чтобы не меньше «отла» поставил, поганец! Кастрирую к лешему!
– Мя-я-яу! – возмутился Василий.
– Фигли мяу! Мне кэп всё-всё объяснил, как от тебя экранироваться!
Рюкзак закрылся. Стало темно.
Василий заплакал.
На суде, бок о бок с родичами и любовью всей его жизни, было бы легче.
Владимир Венгловский
Радужные небеса
На опушке березовой рощи среди осоки и пырея возвышаются два могильных холмика. На деревянных крестах таблички с именами матери и сына – одна дата смерти еще до войны с мимиками. Могилы пусты, но об этом знаю лишь я. Они служат для того, чтобы помнить и знать, кто я такой.
Чтобы полностью не раствориться в собственном уютном мире.
– Хороший нынче денек! – помахал мне рукой из-за забора Потапыч. – Как дела, Эван?
– Да не жалуюсь. – Я воткнул лопату в землю, снял брезентовые рукавицы и нахлобучил их на черенок лопаты. Пот заливал глаза, от жары не спасала даже тень от раскидистой яблони. – Давно уже собирался яму для силоса выкопать, всё руки не доходили. Что сегодня, нет для меня писем?
Потапыч виновато пожал плечами. Вопрос был привычным, игра шла по давно установленным правилам.
– Есть только «Сельские вести». Как обычно. – Потапыч тяжело вздохнул и шагнул во двор.
Мой дом стоял в конце улицы, и сквозь открытую калитку я увидел залитую летней жарой пустую дорогу. В небе переливались радужными цветами иглы тернии – силовые поля, искривляющие пространство. Словно распустившийся гигантский цветок, терния была прекрасна, как и в первый день своего появления возле города. Одна из многих, соединивших Землю с иной планетой. Где-то в центре тернии находится портал – кротовина, позволяющая пришельцам приходить в наш мир.
Я зажмурился. От воспоминаний и ярких картин прошлого нельзя спрятаться. Вновь и вновь они возникают перед глазами во снах и реальности вместе с болью и ощущением беспомощности. Ничего уже не исправить и не изменить.
Потапыч из прошлого погиб на моих глазах – мимик разорвал его, когда Потапыч, крича, бежал по улице. Длинные, гибкие, словно резина, щупальца захлестнулись вокруг его ног и шеи, скрутили, как белье во время отжима, до хруста и брызнувшей в пыль крови. Мои руки дрожали, но я успел зарядить охотничье ружье патронами с картечью. Выстрел, еще один. От мимика отлетали куски плоти. Я пятился во двор, перезаряжая оружие.
Не думал, что оно мне когда-нибудь пригодится. Не охотился с молодости. Сын жалел зверей, а после его смерти я и сам не хотел никого убивать. Но патроны купил. Так, на всякий случай.
По вечерам в пустом доме, где кроме меня жил лишь прячущийся под полом сверчок, я не раз подносил ствол ружья к подбородку, держа палец на спусковом крючке. Сверчок выводил трели, а я вспоминал погибших жену и сына. Террористов, взорвавших школьный автобус, в котором они ехали, поймали спустя несколько дней после трагедии. Одного убили во время перестрелки, двоих судили. Мне от этого легче не стало.
Может быть, плохо, что одинокими вечерами мне не хватило духу спустить курок. Но умирать от клыков, лап или щупалец мимика не хотелось. Пришельцы выглядели так, будто явились из наших кошмаров. Они могли принимать любой облик, подстраиваясь под наши мысли. Вытягивали сокровенные фобии из нашего подсознания, а мы всегда видели в пришельцах врагов. Теперь же наши страхи обрели плоть.
Навыков стрельбы я не утратил. Глаза схватившего Потапыча мимика лопнули, из его пасти хлынула кровь. Инопланетная тварь забилась на земле, ломая заборы и сдирая со стен штукатурку. Я смог спастись, чтобы позже вступить в ополчение.
Худшее в войне – это знание, что она проиграна еще до боя. Вторгшихся было слишком много, тернии появлялись там, где их совсем не ждали. Мимики захватили командные центры в считаные дни.
– Хорошо у вас, – сказал Потыпыч, срывая с ветки яблоко. – Спокойно.
– Здравствуйте, Сергей Потапович! – Из дома вышла Маша в купальном костюме и шезлонгом в руках. – Чаю хотите? Холодного. С самого утра остужала.
– Холодного, говоришь? – Потапыч вытер яблоко о рубаху и вгрызся в сочную мякоть, не отводя взгляда от моей жены. – Грех отказываться.
– Тогда я сейчас. – Маша нагнулась, разложила шезлонг, а затем вернулась в дом.
– Не больно-то пялься, Потапыч, – тихо сказал я.
– Да будет тебе, – усмехнулся почтальон. – Я ж только посмотреть. Как на картину, можно сказать.
Он пожевал, скривился, затем придирчиво осмотрел яблоко и выковырял оттуда червяка.
– Давай уже свою газету, – протянул я руку.
Потапыч порылся в сумке и достал старый истрепанный экземпляр «Сельских вестей» за двенадцатое августа две тысячи двадцатого года. Я знал газету едва ли не наизусть. На первой странице под заголовком «Спецэффекты или инопланетяне?» фотография тернии – нагромождение разноцветных бликов. Каждый раз терния казалась иной. Это как стеклышки в калейдоскопе – поверни его, и они сложатся в новый узор. Небо вокруг тернии расцветало радужными лучами искривленного пространства.
Тогда мы посчитали статью газетной уткой.
– Спасибо, Потапыч, очень интересно, – сказал я, возвращая газету в его сумку. – А главное, познавательно.
Во дворе вновь появилась Маша с двумя чашками чая – для меня и Потапыча. Мы вместе с ним устроились на лавке в тени под деревом. Маша подошла сзади и облокотилась мне на плечи.
– Связи со столицей все нет? – спросил Потапыч.
– Нет, – ответил я, погладив спустившуюся мне на грудь руку жены.
В подвале гудел электрогенератор, компьютер работал, но Интернета не было. Мобильная связь тоже отсутствовала.
– Как там, интересно, – вздохнул Потапыч. – Сражаются ли наши еще?
– Вчера я видел военные самолеты. Три штуки. Летели на восток. Значит, кто-то еще дерется. Хотя все уже кончено.
– Эх-х-х… – махнул рукой Потапыч, расплескивая чай, отчего на его рубашке появились несколько новых пятен. – Давай как-нибудь вечерком раздавим чекушку? У меня еще одна припрятана со старых времен, хе-хе.
– Почему бы и не раздавить, – согласился я. – Очень даже можно раздавить.
– Я вам покажу! – Машины накрашенные коготки впились мне в шею. – Алкоголики! Только посмейте!
– Ладно тебе! – Я поднялся и обнял жену.
– Ну, молодые люди, оставляю вас наедине.
Потапыч поставил чашку на лавку и поковылял к калитке. Прежде чем уйти, остановился, оглянулся и заговорщицки подмигнул.
– Ванек, ты все же подумай насчет этого дела. – Он щелкнул себя по шее и, заметив гневный взгляд моей жены, шутливо поднял руки. – Все! Ухожу-ухожу.
Лешка с друзьями с самого утра убежал на озеро ловить рыбу, и мы с Машей были предоставлены самим себе. Работа подождет.
– Что ты делаешь? – наигранно возмутилась моя жена, когда я повел ее в дом.
– Там прохладно. – Я расстегнул застежку на ее спине. – Там хорошо. И вообще загорать вредно. Успеешь еще.
Я поцеловал жену в шею и вдруг вспомнил засохшую струйку крови в этом же месте, когда я увидел Машу в морге на опознании.
– Ты чего? – тихо спросила Маша. – Что случилось?
Я вернулся на лавку и опустил голову на руки.
– Что-то не так? – Маша села рядом. Погладила меня по голове.
– Все нормально. – Я через силу улыбнулся. – Все хорошо. Ты иди загорай. Я еще чуть-чуть посижу.
– Вперед! Быстрее!
Мой отряд – все оставшиеся в живых десять человек – шли по центральной улице. Мы собирались довести до тернии автоматическую тележку, несущую ядерный заряд, пройти сквозь туннель в космосе на планету мимиков и по возможности уничтожить их командный центр.
Вдоль дороги стояли одноэтажные дома с проломленными стенами и выбитыми окнами. В одном, с уцелевшим деревянным петушком над дверью, жила старая Клавдия, у которой я в детстве таскал яблоки.
Из дверного проема вырвался мимик – клубок лап и щупалец. Я упал на колено, вскинул автомат. Разрывные пули прошили тело чужака, вырывая ошметки мяса. Оторванное щупальце отлетело на середину улицы. Оно извивалось, словно огромная змея, оставляя на земле чернильные кляксы. Деревянный петушок над входом пошатался на перебитой ноге, а потом упал в кучу трепещущей плоти.
– Справа! Берегись, капитан!
Рядом стрелял Чижик, самый молодой из «коршунов».
Мимики лезли со всех сторон. Я выпустил почти весь рожок в раскрытую пасть мимика, полную острых зубов. Пули разорвались у него внутри, и меня забрызгало черной кровью. Двух одинаковых мимиков не существует. Разумны ли они? Я не знаю. Никто не знает. Может быть, они копируют не только наши страхи, но и мысли и переживания? Полная мимикрия? Определенно у них где-то должен быть главный. Тот, кто управляет их действиями.
Калитка открылась, во двор вбежал Лешка.
– Папа! Пойдем со мной на рыбалку! Пожалуйста! Олег и Колька ушли! А там самый клев! У меня вот такой карась сорвался!
– Клев, значит? – Я с сомнением посмотрел на полуденное солнце. Работать не хотелось. – Ладно, пойдем.
И мы пошли, оставив Машу загорать в шезлонге.
На улице было по-прежнему пусто. В соседнем доме жила глухая баба Клава, вечно сварливая и всем недовольная старушка, у которой мы покупали молоко. Еще дальше снимала дом молодая семья – Павел и Оля. Маша жаловалась, что порой по ночам они слишком шумные. Перед Лешкой неудобно, если он проснется. Но сама Машка от далеких вздохов и вскриков уснуть не могла, да и мне не позволяла.
В самом начале улочки в доме с провалившейся крышей обитал Потапыч. Я снова вспомнил его бегущим по дороге. На стенах пустых домов с выбитыми стеклами виднелись следы от когтей и пятна засохшей крови.
– Папа, – прижался ко мне сын. – Они больше не придут?
– Не придут, – успокоил я его.
– Может, не пойдем на рыбалку? Пойдем лучше в парк.
– Пойдем в парк, – согласился я.
Удочки мы решили домой не возвращать. Парк аттракционов построил в нашем маленьком городке местный олигарх и депутат Онуфриев. Возле входа стоял киоск, где обычно по вечерам и выходным шла бойкая торговля сладостями. Сейчас киоск был опрокинут, его жестяной бок погнут, будто по нему потоптался кто-то тяжелый.
Читать бесплатно другие книги:
