В ожидании дождя Лихэйн Деннис
— Он не глушит мотор.
— В смысле — фургона? Когда останавливается забирать почту?
Она кивнула и улыбнулась:
— А ключи оставляет в зажигании.
Мы приближались к концу Массачусетской платной автострады, и я перестроился в другой ряд, готовясь свернуть на дорогу в южном направлении.
— Куда это ты? — спросила Энджи.
— Сначала заедем к Буббе.
Она наклонилась ко мне. Мы ехали через туннель, залитый желтым светом тянувшихся над головой ламп.
— Ты уже что-то придумал?
— Придумал. Целый план.
— Хороший?
— Не самый элегантный, — сказал я. — Надо будет его немного отшлифовать. Но, по-моему, вполне действенный.
— А элегантного нам и не надо, — сказала она. — Чего с ним цацкаться.
Я ухмыльнулся:
— Цацкаться мы с ним точно не будем.
— Чем грубее, тем лучше, — сказала она.
Бубба открыл нам, одетый только в полотенце. Вид у него был не слишком гостеприимный.
Его торс от пояса и до шеи буквально усыпан шрамами. Часть из них напоминает хвосты лобстеров, другие, размером с детские пальчики, — розовых слизняков. Хвосты лобстеров — это ожоги. Слизняки — следы осколочных ранений. Эти сувениры Бубба приобрел в Бейруте, где служил в морской пехоте. Как-то раз один смертник ворвался на заминированной машине в ворота военной базы, снес их к черту и взорвался. Часовые не сумели его остановить, потому что на дежурство им выдали автоматы с холостыми патронами. Бубба восемь месяцев провалялся в ливанском госпитале, после чего получил медаль и был уволен в запас. Медаль он загнал и исчез на полтора года. В Бостон вернулся в конце 1985-го, наладив связи с подпольными торговцами оружием — до него ради этих самых связей немало народу успело отправиться на тот свет, так и не добившись успеха. Бубба вернулся с грудью, похожей на рельефную карту Урала, нежеланием вспоминать тот день, когда рядом с ним взорвалась машина, и полным отсутствием страха перед чем бы то ни было, — в результате многие стали находить его компанию еще менее приятной, чем прежде.
— Чё надо? — спросил он.
— Я тоже рад тебя видеть. Впусти нас.
— Зачем?
— Кое-что позаимствовать.
— Типа?
— Кое-что противозаконное.
— Ясен пень.
— Бубба, — сказала Энджи. — Мы и сами догадались, чем вы там с мисс Мур занимаетесь. Так что хорош ломать комедию. Впусти нас уже.
Бубба скривился, оттопырив нижнюю губу.
Он шагнул в сторону, мы вошли в помещение склада и увидели Ванессу Мур. Одетая в футболку Буббы — больше на ней ничего не было — она лежала на красном диване, занимавшем середину комнаты. На ее плоском животе стоял фужер шампанского. Она смотрела «Девять с половиной недель» по телевизору с экраном в пятьдесят дюймов. Ванесса щелкнула пультом, заставив замереть Микки Рурка и Ким Бэсингер, которые трахались в переулке под голубым кислотным дождем.
— Привет, — сказала она.
— Привет. Не обращай на нас внимания.
Она зачерпнула горсть орешков из стоявшей на кофейном столике плошки и закинула их в рот.
— Без проблем.
— Несси, — сказал Бубба. — Нам тут надо о делах потолковать.
Энджи взглянула на меня и беззвучно повторила:
— Несси?
— Незаконных делах?
Бубба посмотрел на меня через плечо. Я яростно закивал.
— Ага, — сказал он.
— Оки-доки. — Ванесса начала подниматься с дивана.
— Нет, не вставай, — сказал Бубба. — Нам по-любому наверх надо.
— Еще лучше. — Она скользнула обратно на диван, щелкнула пультом, и Микки с Ким под звуки голимого поп-рока восьмидесятых продолжили свои занятия.
— А я этот фильм ни разу не смотрела, — сказала мне Энджи, пока мы вслед за Буббой поднимались по лестнице на третий этаж.
— Вообще-то Микки в нем выглядит относительно пристойно, — сказал я.
— И Ким в белых носочках, — добавил Бубба.
— И Ким в белых носочках, — согласился я.
— Блестящие рекомендации от парочки извращенцев, — сказала Энджи. — Офигеть, до чего круто.
— Слышь, тут такое дело, — сказал Бубба, включив на третьем этаже свет.
Энджи тут же направилась к ящикам и принялась в них рыться, подыскивая себе подходящее оружие.
— Тебя не напрягает, что я… как бы это выразиться… присовываю Ванессе?
Я прикрыл рот рукой, пряча улыбку, и посмотрел вниз, где стоял открытый ящик с гранатами:
— Все путем, чувак. Никаких проблем.
Бубба сказал:
— Понимаешь, у меня не было… ну, как бы сказать… постоянной…
— …Подруги?
— Ну да. И давно уже.
— Со школы, — сказал я. — Стейси Хеннер ее звали, да?
Он покачал головой:
— Еще в Чечне в восемьдесят четвертом была одна.
— А я и не знал.
Он пожал плечами:
— А я тебе и не рассказывал.
— Понятно.
Он положил руку мне на плечо и наклонился поближе:
— Значит, ты не против?
— Да ради бога, — сказал я. — А что сама Ванесса? Ее все устраивает?
Он кивнул:
— Она мне и сказала, что тебе без разницы.
— Да?
— Да. Сказала, что никакой такой любви между вами и не было. Так, чисто покувыркаться.
— Покувыркаться, значит, — хмыкнул я, и мы подошли к Энджи.
Энджи вытащила из деревянного ящика ружье и встала, уперев приклад в бедро. Ствол ружья возвышался над ее головой, и вообще оно казалось таким громоздким и тяжелым, что не верилось, будто Энджи сможет удержать его в руках, не завалившись вбок.
— И оптика к нему у тебя имеется?
— А как же, — ответил Бубба. — Что насчет патронов?
— Чем больше, тем лучше.
Бубба повернул голову и безо всякого выражения произнес:
— Смешно. Ванесса то же самое говорит.
Мы сидели на крыше здания напротив дома Скотта Пирса и ждали телефонного звонка. Нельсон, заинтригованный ружьем, остался с нами.
Ровно в десять у Скотта Пирса зазвонил телефон. Мы увидели, как он пересек гостиную и поднял трубку черного телефонного аппарата, закрепленного на кирпичной колонне в центре комнаты. Послушав собеседника, он улыбнулся и лениво оперся о колонну, щекой прижав трубку к плечу.
Но постепенно его улыбка увяла, а на лице проступила гримаса отвращения. Он вытянул руки, как будто собеседник мог его видеть, и быстро заговорил, заискивающе изгибаясь всем телом.
Затем Кэрри Доу, должно быть, бросила трубку, потому что Скотт Пирс оторвал ухо от телефона и секунду смотрел на него, после чего закричал и принялся колотить трубкой по кирпичной колонне, пока у него в руках не осталось ничего, кроме осколков пластика и витого шнура.
— Ну ни фига себе, — сказала Энджи. — Надеюсь, у него есть запасной аппарат.
Я вытащил из кармана мобильный, позаимствованный у Буббы.
— На сколько ты готова поспорить, что он расколошматит и запасной, как только мы с ним поговорим? — спросил я.
Я набрал номер Скотта Пирса.
Прежде чем я нажал последнюю кнопку, Нельсон, указывая на ружье, сказал:
— Эй, Эндж. Не желаешь ли предоставить мне это почетное право?
— С чего бы это?
— Да просто ты от отдачи улетишь отсюда за пару кварталов. — Он ткнул в меня большим пальцем: — А он чего? Пацифист?
— Промажет. У него руки кривые.
— С такой оптикой?
— Говорю же: он вообще стрелять не умеет.
Нельсон потянулся к ружью:
— Да ладно, мне оно только в радость будет.
Энджи задумчиво посмотрела на ружье, потом перевела взгляд на свое плечо. Через минуту она кивнула, протянула ружье Нельсону и объяснила, что от него требуется.
Нельсон пожал плечами:
— О’кей. А почему бы просто не всадить ему пулю в лоб?
— Потому, — сказала Энджи, — что, во-первых, мы не убийцы.
— А во-вторых? — спросил Нельсон.
— Смерть для него — слишком легкий выход, — сказал я.
Я нажал кнопку вызова на мобильнике, и на другом конце провода у Скотта Пирса зазвонил телефон.
Он стоял, прижавшись лбом к кирпичной колонне. Услышав звонки, медленно поднял голову и повернул ее, словно не мог понять, что это за звук. Затем подошел к кухонной стойке и взял трубку радиотелефона.
— Алло.
— Скотти, — сказал я. — Как дела?
— Мне было интересно, как скоро ты мне позвонишь, Пат.
— Ты не удивлен?
— Тем, что ты узнал, кто я на самом деле? Меньшего я от тебя не ожидал, Пат. Ты и сейчас за мной наблюдаешь?
— Возможно.
Он усмехнулся:
— Я так и думал. Не могу сказать, что я что-то заметил, — в слежке ты не профан, — но в последнюю неделю было у меня такое ощущение, что кто-то сел мне на хвост.
— Интуиция у тебя работает как надо, Скотт.
— Ты даже не представляешь насколько.
— Это интуиция тебе подсказала заколоть пятерых женщин в Панаме?
Он двинулся в гостиную. Шел он с опущенной головой, почесывая пальцем шею. На губах у него играла кривая ухмылка.
— Ну что ж, — выдохнул он в трубку, — домашнее задание ты выполнил на пять с плюсом. Отлично, Пат. — Улыбка сползла с его лица, зато чесался он все яростнее. — Ну так, Пат, дружище, какой план дальнейших действий?
— Я тебе не дружище, — сказал я.
— Ой. Ну извини. Какой у тебя план, ублюдок?
Я засмеялся:
— Какой ты раздражительный, Скотт.
Он приложил ладонь ко лбу, провел ею по волосам и покосился в сторону своих темных окон. Поддал ногой осколок черного пластика на полу.
— Я возьму тебя измором, — сказал он. — Ты устанешь за мной следить. И прицепиться тебе будет не к чему.
— Вот и моя напарница то же самое говорит.
— Она права.
— Позволю себе с тобой не согласиться, Скотти.
— Да ну?
— Ну да. И насколько тебя хватит теперь, когда Кэрри Доу знает, кто такой пилот Тим Макголдрик? Что он и есть тот человек, который довел до самоубийства ее дочь?
Скотт промолчал. Из трубки донеслось какое-то странное шипение, похожее на звук, который издает чайник за минуту до того, как закипит.
— Можешь мне это сказать, Скотти? — спросил я. — Мне просто интересно.
Скотт Пирс резко развернулся от кирпичной колонны, подошел к окнам и уставился на свое отражение. Подняв глаза, он посмотрел на то место, где мог смутно вырисовываться силуэт крыши, на которой мы засели.
— Твоя сестра живет в Сиэтле, говнюк. С мужем и своими…
— …Детьми. Ага, Скотт. Они как раз в отпуск уехали. Ты дебил. Я послал им билеты еще в прошлый понедельник. Вот сегодня утром они и улетели.
— Рано или поздно она вернется. — Он пристально смотрел на крышу, и я со своего места мог видеть, как напряглись жилы у него на шее.
— Но к тому времени, Скотти, все уже будет кончено.
— Меня не так легко вывести из себя, Пат.
— А по-моему, легко, Скотти. Парень, который закалывает умирающих женщин штык-ножом, не может быть адекватным. Так что готовься. В ближайшее время у тебя сорвет резьбу.
Скотт Пирс в оконном проеме горделиво распрямил плечи и сказал:
— Слушай сюда…
Я бросил трубку.
Он уставился на телефон в своей руке, по всей видимости до крайности удивленный тем, что в один и тот же вечер сразу два человека посмели прервать с ним разговор.
Я сделал знак Нельсону.
Скотт Пирс сжал телефон обеими руками, поднял его над головой, и в этот миг соседнее с ним окно разлетелось осколками — Нельсон выпустил в него четыре пули.
Пирс упал на пол, и телефон выскользнул у него из рук и запрыгал по паркету.
Нельсон повернул ствол и выстрелил еще трижды. Окно, перед которым меньше минуты назад стоял Скотт Пирс, осыпалось потоком льдисто поблескивающих осколков.
Пирс перекатился влево и поднялся, присев на корточки.
— Только его не задень, — сказал я Нельсону.
Нельсон кивнул и выпустил пару пуль в пол, на расстоянии нескольких дюймов от ног Пирса, который довольно шустро перемещался в сторону кухни. Резко выпрямившись, он перемахнул за кухонную стойку.
Нельсон посмотрел на меня.
Энджи подняла глаза от полицейского сканера Буббы, и в ту же секунду тишину летней ночи нарушил вой сигнализации, включившейся в квартире Пирса.
— У нас две с половиной минуты, не больше, — сказала она.
Я тронул Нельсона за плечо:
— Много еще успеешь разнести за минуту?
Нельсон улыбнулся:
— Да до хрена.
— Отрывайся по полной.
Сначала Нельсон вышиб оставшиеся окна, затем принялся за освещение. Настольная лампа от Тиффани, украшавшая кухонную стойку, разлетелась фонтаном разноцветных брызг. Светильники под потолком кухни и гостиной осыпались дождем белого пластика и мутного стекла. Видеокамеры вспыхнули красно-синими электрическими искрами. Стараниями Нельсона пол превратился в груду щепок, диваны и кожаные кресла — в раскуроченные руины с торчащими наружу внутренностями. В холодильнике он наделал столько дыр, что большая часть еды наверняка протухнет еще до того, как копы закончат составлять рапорт.
— Одна минута! — прокричала Энджи, перекрывая грохот стрельбы. — Отваливаем!
Нельсон бросил через плечо взгляд на поблескивающую кучку гильз:
— Кто снаряжал магазины?
— Бубба.
Он кивнул:
— Значит, чистые.
Пригибаясь, мы пробежали по крыше и спустились по темной пожарной лестнице. Нельсон кинул мне ружье, запрыгнул в свой «камаро» и не прощаясь рванул с места.
Мы сели в джип. До нас уже доносилось завывание сирен — полицейские машины неслись по Конгресс-стрит.
Я вжал педаль газа и выскочил из переулка, свернул направо на Конгресс, промчался мимо гавани и въехал на городские улицы. На Атлантик-авеню я проскочил на желтый свет, резко свернул направо и, чуть сбросив скорость, перестроился в левый ряд, вписался в правый поворот и двинулся на юг. Добравшись до скоростного шоссе, я почувствовал, что мое сердцебиение почти пришло в норму.
На съезде с шоссе я достал мобильник, которым меня снабдил Бубба, и нажал повтор последнего номера.
— Алло! — хрипло просипел Скотт Пирс. На заднем плане я услышал, как блеянье сирен сменилось тишиной — полицейские прибыли к месту происшествия.
— Значит, так, Скотт. Во-первых, я говорю по клонированному телефону. Можешь триангулировать сигнал сколько хочешь, пользы от этого не будет никакой. Во-вторых, донесешь на меня за то, что я чуток попортил твою квартиру, я сообщу куда следует, что ты вымогал деньги у Доу. Пока все ясно?
— Я тебя урою.
— Вот и замечательно. Кстати, Скотт, это была только разминка. Рассказать, что мы припасли для тебя на завтра?
— Окажи любезность, — произнес он.
— Не, — сказал я. — Подожди, сам увидишь. Хорошо?
— Да ничего ты мне не сделаешь. Только не мне! Не мне! — Его голос заглушил стук в дверь. — Не на того нарвался, сука!
— Да я уже делаю, Скотт. Знаешь, какие времена для тебя наступают?
— Какие?
— Такие, что теперь, Скотти, ты ходи и оглядывайся. Приятного вечера.
Прежде чем нажать отбой, я еще услышал, как полицейские вышибали дверь в его квартиру.
32
На следующее утро, пока Скотт Пирс загружал почту в ящик на углу Мальборо и Кларендон, Бубба запрыгнул в его фургон и укатил на нем.
Пирс заметил неладное, когда Бубба уже свернул на Кларендон. Он бросил сумку и рванул в погоню, но Бубба уже вырулил на Коммонуэлс-авеню и дал по газам.
Энджи остановила свою «хонду» возле почтового ящика, я распахнул дверцу и выпрыгнул наружу, схватил валявшуюся на тротуаре холщовую почтовую сумку и забрался обратно в машину.
Пирс все еще торчал на углу Кларендон и Коммонуэлс, спиной к нам, и не видел, как мы уехали.
— Как ты думаешь, — сказала Энджи, когда мы повернули на Беркли и направились к Сторроу-драйв, — что он предпримет в ближайшие часы?
— Надеюсь, какую-нибудь глупость.
— Его глупости обычно оборачиваются чужой кровью.
Я развернулся и швырнул сумку на заднее сиденье.
— Даже когда у него есть время на раздумье, все по-любому заканчивается чужой кровью, и нам с тобой это хорошо известно. Я хочу убрать из этого уравнения возможность спокойно составить план действий. И посмотреть, как он будет реагировать, когда времени на размышление нет.
— Так что, — сказала Энджи, — теперь возьмемся за его машину?
— Э-э…
— Знаю, Патрик, это классика. Я все понимаю.
— Это классика с большой буквы «К», — сказал я. — Возможно, самая клевая из машин, когда-либо производившихся в этой стране.
Она положила ладонь мне на колено:
— Ты сам сказал, что цацкаться с ним мы не будем.
Я вздохнул и посмотрел на автомобили, мчавшиеся по Сторроу-драйв. Ни один из них, даже самый непристойно дорогой, и рядом не стоял с «шелби» 68-го года выпуска.
— Ладно, — сказал я. — Никаких нежностей.
Его машина была припаркована на многоэтажной стоянке на Эй-стрит в Южном Бостоне, примерно в четверти мили от его квартиры. Нельсон, следивший за Пирсом, как-то вечером засек его: тот сел в машину и поехал кататься по городу, явно без всякой определенной цели, — вдоль побережья, вокруг гавани, — после чего вернулся на парковку. Я знаю немало парней, которые имеют привычку время от времени навещать свою тачку, как любимую собаку, оставленную в гостинице для домашних питомцев. Во власти иррационального чувства вины, они сдирают брезент и садятся за руль, чтобы просто нарезать пару кругов по кварталу.
Вообще-то я и сам такой. Раньше Энджи говорила, что со временем это у меня пройдет. Но теперь она признается, что утратила всякую надежду на мое исцеление.
Мы взяли талон, поднялись на два этажа и припарковались рядом с «шелби» — даже под брезентом его невозможно было спутать ни с одной другой машиной. Энджи ободряюще похлопала меня по спине и по лестнице спустилась на первый этаж, чтобы отвлечь служащего в будке. На ней была черная майка, на несколько дюймов не доходившая до ремня джинсов, в руках она держала карту города и старательно изображала растерянную туристку.
Я стянул с машины чехол и с трудом удержался от восхищенного возгласа. «Шелби-мустанг GT-500» 1968 года в американском автомобилестроении — то же, что Шекспир в литературе, а братья Маркс — в комедийном кино. Все, что существовало до, было лишь пробой сил; все, что будет после, станет лишь жалким подобием, неспособным подняться до высот совершенства, достигнутого в краткий миг человеческой истории.
Опасаясь, что от вожделения у меня подогнутся коленки, я залез под машину, провел рукой по днищу и минуты три шарил, нащупывая приемник сигнализации. Отодрал его, выбрался наружу и отмычкой вскрыл водительскую дверцу. Протянул руку, нажал кнопку, отпирающую капот, и в состоянии, близком к трансу, уставился на слово «КОБРА», выбитое на стальном кожухе фильтра и масляном резервуаре. Блестящий 428-й двигатель даже в состоянии покоя излучал ауру мощи.
Под капотом все сияло чистотой, словно двигатель, радиатор и коробка передач только что сошли с конвейера. Владелец явно ничего не жалел для своего автомобиля. Как бы Скотт Пирс ни относился к людям, но эту машину он любил.
— Прости меня, — сказал я двигателю.