О, этот вьюноша летучий! Аксенов Василий

– Это дело уголовного розыска, – объяснил Мишин. – Там, в центре, какая-то банда завелась, орудуют по вокзалам. У них есть машины. Выслеживают семейства с подходящим имуществом, выдают себя за грузовые такси, предлагают услуги. Вывозят всех за город и…

– Понятно! – кивнул Силуэт. – Теперь все понятно. – Он весело потер руки. – Ну, значит, сегодня кайф будет!

Он был предельно возбужден, глаза сияли, и весь чуть и не пританцовывал в ожидании этого неожиданного, выбивающегося из рутины «парашютного» действия.

Через некоторое время перекресток подготовился к операции «Тюльпан». На первый взгляд все было обычно: движение шло беспрепятственно и по Е-7, и на Цветоград, и на трассу «Север – Юг». Быть может, только опытные водители замечали, что слишком много вокруг курсирует патрульных мотоциклов и что мотоциклисты то и дело переговариваются с кем-то по своим нагрудным «уоки-токи».

В стеклянной подсобке поста, висящей на бетонной ноге, тоже царит атмосфера напряженного ожидания, хотя капитан Ермаков спокойно попивает чаек. Быть может, этим своим чаепитием он пытается несколько разрядить обстановку, а может быть, ему просто чаю хочется.

– А вдруг этих урок прямо на вокзале возьмут? – сдерживая возбуждение проговорил Вика-Силуэт.

– Хорошо бы, – вздохнул простодушный Лева Чеботарев.

– Рассказать новый анекдот? – спросил Вика.

Лейтенант Валько повернул к нему просиявшее лицо.

– Ну-ка, Вика, давай! Выдай!

Ермаков тихо сказал:

– Чеботарев, Мишин, личное оружие в порядке?

– Два кирпича катятся к краю крыши, – рассказывает анекдот Силуэт. – Один говорит: «Жаль, погода плохая», а второй говорит: «Ничего, был бы человек хороший».

Все засмеялись, лишь только Валько застыл с изумленным лицом, отражающим работу мысли.

Тут взвыл зуммер, и громкий голос майора Озера заговорил в рации:

– Капитану Ермакову! Капитану Ермакову! Перекройте движение на трассах! Повторить приказание!

Началось! На перекрестке нашем разыгрывается массовая сцена, уступающая, конечно, в монументальности Бородинской битве, но все-таки внушительная. Ринулись в разные стороны мотоциклы, взвыли сирены, повсюду загорелся красный свет, побежали дружинники… Все проезжающие «средства транспорта» останавливались и отгонялись к обочине. Трасса Е-7, дорога на Цветоград и магистраль «Север – Юг» перекрывались баррикадами из старых грузовиков и автобусов.

Наконец, из «аквариума» увидели преступников. По опустевшей трассе Е-7 со стороны центра приближался голубой «ЗИЛ-130» с крытым кузовом.

Его преследовали две желтые милицейские машины с пульсирующими фарами и включенными сиренами, но он, по всей вероятности, и не думал останавливаться. Как видно, преступники не видели иного выхода, кроме одного – идти напролом.

Капитан Ермаков и остальные офицеры за исключением радиста кубарем слетели по лестнице к машинам.

Ермаков на бегу вынул из кобуры пистолет и сунул его за пояс.

Он сам бросился за руль «Волги», включил все огни и выехал на перекресток.

Через несколько секунд голубой «ЗИЛ» вырвался на перекресток и здесь притормозил, как бы в некоторой растерянности. Все пути были перекрыты грузовиками и на оставшуюся позади трассу уже выезжали, становясь боком, два автобуса. Ловушка захлопнулась.

– Сейчас на таран пойдут пацаны! – услышал Ермаков позади себя возбужденный голос. На заднем сиденье «Волги» оказался Вика-Силуэт, весь напрягшийся, с сияющими восторженными глазами.

Преступники, описав дикий круг по перекрестку, ринулись вновь на трассу Е-7, но, не доехав десяти метров до баррикады из грузовиков, вдруг ушли вбок, едва ли не перепрыгнули через кювет, проехали через участок выкорчеванного леса и вновь выбрались на асфальт. Таким образом они смогли выиграть большое расстояние и сильно оторваться от преследователей, ибо понадобилось некоторое время, чтобы растащить грузовики и пустить в брешь всю стаю желтых машин.

– Вот это кадры! Вот это пацаны! – хохотал, как безумный, Силуэт в машине Ермакова. – Вот это они нас здорово купили! Вот это асы!

– Жаров, прекратите идиотский хохот! – с досадой поморщился капитан.

Первой в брешь рванулась «Волга» Ермакова. За ней и вся кавалькада. Они постепенно сближались с преступниками.

Голубой «ЗИЛ» гнал на предельной скорости, сильно за сто, но расстояние все уменьшалось. Ермаков догонял грузовик без особого труда. Догнать-то грузовик на форсированной патрульной машине было нетрудно. Как его остановить?

Вскоре они уже увидели в кузове «ЗИЛа» насмерть перепуганных людей: пожилого мужчину, двух женщин и ребенка, и груз – обшитые металлом здоровенные заграничные багажные кофры.

– Стреляйте по скатам, товарищ капитан! – сказал Силуэт, перебравшийся уже с заднего сиденья на переднее. – Ну, что вы не стреляете? Если не уверены, дайте мне пушку. Я попаду, не глядя.

– Умница! – гаркнул Ермаков. – Что будет на такой скорости, если скат у них лопнет? Не догадываешься?

Силуэт присвистнул. Они успели обменяться удивленными взглядами.

– Другая идея! – вскричал Силуэт. – Надо их тормознуть тросом! Сбросьте скорость, товарищ капитан! Там сзади наш фургон идет, мы у них тросик попросим.

Эту «идею» Ермаков принял и стал отставать. Их обгоняли милицейские «Волги» и «бээмвэ». Они выходили вперед и пытались прижать грузовик, но тот пер напролом, и машины отлетали в стороны. Два выстрела прозвучали из кабины «ЗИЛа». Одна из милицейских машин с разбитым лобовым стеклом приткнулась к обочине.

Когда они поравнялись с милицейским фургоном, Силуэт наполовину высунулся из «Волги».

– Эй, ребята! – крикнул Ермаков. – Бросьте ему конец троса с петлей!

В фургоне, видно, тоже поняли идею. Вскоре в руках Силуэта оказался конец стального троса с петлей.

«Волга» снова стала набирать скорость. Трос разматывался вслед за ней. Теперь они снова шли по пятам преступников.

Силуэт дважды пытался, высунувшись из окна, набросить трос на буксирный крюк грузовика, но тщетно.

В следующее мгновение голубой грузовик остановился на шоссе как вкопанный. Преступники, видимо, разгадали намерения настырной «Волги» и решили от нее избавиться. Через тысячную долю секунды «Волга» должна была…

Каким образом капитану Ермакову удалось вывернуть руль и не вылететь с шоссе, остается тайной его тренированного организма.

– Молодец, капитан! – гаркнул Силуэт. – Ты в основном составе!

Погоня возобновилась.

В пролетевшем мимо голубом «ЗИЛе» они успели заметить искаженные лица двух парней и вспышку выстрела. Пуля пробила ветровичок «Волги».

– Теперь страхуй меня, капитан, – спокойно сказал Силуэт и стал вылезать из окна на капот.

– Витька, с ума сошел! – крикнул Ермаков.

– Есть другие предложения? – любезно осведомился Силуэт.

Он непостижимым образом распластался на капоте с тросом в руке. Ермаков, сжав зубы, маневрируя на огромной скорости, подводил машину к буксирному крюку голубого «ЗИЛа». Он шел слегка сбоку, чтобы оставались хоть какие-нибудь шансы увернуться, если преступник захочет повторить свой трюк с внезапной остановкой.

И вот произошло то, чего добивался Силуэт – трос был захлестнут вокруг буксирного крюка.

«Волга» тут же отлетела в сторону и остановилась. Силуэт координированно скатился с капота в мягкий заросший травой кювет.

Теперь голубой «ЗИЛ» был «на крючке» у милицейского фургона. Скорость его на глазах уменьшалась.

Преступник-шофер выскочил из «ЗИЛа» и, не помня себя, ринулся в поле. Ударом ноги в живот его сбил с ног Силуэт. На пути второго встал Ермаков и двумя четкими боксерскими ударами поставил точку в этой истории.

Голубой «ЗИЛ» теперь стоял посреди шоссе, окруженный оперативными машинами.

Преступниками оказались двое малых лет сорока, один с явно криминальной внешностью, другой вполне нормальный, напоминающий какого-нибудь отставного футбольного тренера.

Их уже подсаживали в милицейский фургон, когда подошел Силуэт.

– Одну минуточку.

– В чем дело, Жаров? – спросил Ермаков. – Ордена у меня в кармане нет.

– Ну, что вы, капитан! – улыбнулся Силуэт. – К чему нам слава? Я просто хочу объяснить ребятам их ошибку. – Он дружелюбно повернулся к преступникам. – Вам надо было ребята, не на Е-7 выбираться через кювет, а тараном прорываться к Цветограду. Не улавливаете? Там станция, куча народу, и вы бы на электричке спокойно слиняли. Усекаете?

– Тебя с нами не было, гад, – сказал преступник с криминальной внешностью.

– Это уже другая проблема! – воскликнул Силуэт.

Все вокруг засмеялись. Все были очень довольны успешным завершением операции «Тюльпан», и все хлопали по плечам дружинника Вику Жарова-Силуэта, героя этой операции.

Что касается самого Силуэта, то он был не просто доволен, он просто трепетал от какого-то чуть ли не высокого чувства. Это было нечто вроде его «звездного часа» – все эти миги, полные опасностей. Он даже боли не чувствовал, а между тем кожи на его ладонях почти не осталось после всех фокусов с тросом.

Он лег на траву, а капитан Ермаков присел рядом.

– Жаров, ты гигант, – сказал капитан. – Все четко.

– Да, – скромно согласился Силуэт. – Это было крепко сделано. Вы тоже гигант, товарищ капитан.

Подъехала санитарная машина. Врач и сестрица взялись обрабатывать руки Силуэта.

Ермаков лег на траву, подложил руки под голову и закрыл глаза.

Он снова увидел тот, поразивший его, сюжет из газеты с велогонкой и «Колхидой».

Снова он сам, Петр Ермаков, за рулем автомашины сопровождения, и снова все движется в замедленном темпе: велосипедисты за спиной и налетающая «Колхида» с искаженным пьяным лицом за лобовым стеклом.

И снова за миг до решения ярчайшие, гремящие ликующей (или щемяще нежнейшей – всякий раз по прихоти режиссера) музыкой моменты из жизни Петра Ермакова пролетают перед ним.

Парус.

Танцующая дочка Светланка.

Ночное шоссе.

Сергунчик на плечах.

Парус.

Усталое милое лицо операционной сестры Марии Афанасьевны. Ее улыбка. Протянутая рука.

Правая нога выжимает до предела педаль акселератора.

Автомашина сопровождения проскакивает мимо «Колхиды».

Ермаков с досадой тряхнул головой и открыл глаза.

Рядом лежал, болтая ногой, счастливый Вика-Силуэт.

– Фо липс ар олуэз бэта ден ту, – напевал он знакомую Ермакову песенку. – Значит, орден дадите, капитан? – спросил он, усмехаясь.

– Почетную грамоту получишь, – усмехнулся Ермаков.

– А бутылку мы с тобой выпьем, капитан? – усмехнулся Силуэт.

– Выпьем, Вика, – усмехнулся Ермаков.

Тогда уж оба усмехнулись и встали.

Олег Прянников и Гражина вышли вместе из Института атомных проблем, разговаривая друг с другом, очень увлеченные друг другом и своей беседой, как вдруг физик схватился за голову, а потом побежал вниз по лестнице, вопя, словно одержимый:

– Держи! Держи! Милиция!

С институтского паркинга в глубину аллеи улепетывал какой-то юнец. Прянников подбежал к своей машине, за ним запыхавшаяся испуганная Гражина.

– Что случилось?

– Милиция… – горько усмехнулся Прянников, как видно вспомнив докучливого капитана на перекрестке. – Когда она нужна, ее не бывает. Вы видели? Среди бела дня сперли дворники! Где теперь я их достану? Дворники вместе с поводками?!

– А зачем вам дворники? – спросила Гражина. – Солнце, чистое небо, можно без дворников ехать.

– Не хотите ли вы сказать, любезная Гражина, что исключаете энную вероятность дождя среди ясного неба? – спросил Прянников.

– Мистер Прянников через два «н», – сказала Гражина, – если пойдет дождь, мы будем стоять.

– Не лишено, – задумчиво сдерживая порывы счастья, произнес Олег Павлович и сел за руль. – Не лишено мудрости.

Ермаков и Силуэт, как два закадычных друга, сидели за бутылкой водки. Происходило это действо, обозначавшее по традиции начало дружбы, на кухне жаровской квартиры.

Здесь было до странности чисто, и все лежало на своих местах. Никаких следов мужской «силуэтовской» жизни не обнаруживалось, хотя через дверь в глубине квартиры видна была его койка, портреты девиц, поп-групп и культуристов, прикнопленные к обоям.

Мужчины выпили по второй, закусили и теперь дымили. Ермаков курил свои традиционные «Краснопресненские», Вика Жаров употреблял рублевую гаванскую сигару «Упман».

– Скажи, Вика, ведь ты не за почетную грамоту сегодня так старался? – вдруг спросил Ермаков.

– Шутишь, капитан?! – засмеялся Вика.

– Извини, Вика, за назойливость, – сказал Ермаков. – Этот вопрос для меня… ну, философский, что ли… Почему ты сегодня так решительно действовал?

– Ну-у… – протянул Вика и сам вдруг задумался. – Честно говоря, я и сам не знаю… может быть, инстинкт… – он хлопнул ладонью по столу. – Да! Инстинкт! Вот именно инстинкт!

– Я так и думал, – проговорил, глядя в сторону, куда-то в окно, Ермаков. – Инстинкт спасения…

– Спасения?.. – удивился Вика. – Кого?

– Ну, этих, в кузове «ЗИЛа»… тех, приезжих…

Ермаков вдруг поймал изумленный взгляд Силуэта. Некоторое время они смотрели друг на друга. Силуэт, вдруг помрачнев, поднялся и отошел к окну. Ермаков глядел на его широченные плечи, обтянутые оранжевой майкой.

– Да не, капитан, – с некоторой жестковатостью произнес Силуэт. – У меня, если честно, был другой инстинкт. Инстинкт погони…

– Инстинкт погони?.. – недоумевая, проговорил Ермаков.

Оба окутались клубами дыма.

– Я уж думала – пожар в доме, – прозвучал вдруг в дверях женский голос.

Ермаков вскочил.

В дверях кухни стояла собственной персоной операционная сестра Мария, в которую он так неожиданно и бурно вчера влюбился.

Мария тоже весьма удивилась, увидев капитана Ермакова, но в отличие от него не потеряла ни дара речи, ни свободы движений. Она прошла через кухню, приблизилась к Вике-Силуэту и подставила ему свою щеку. Вика пригнулся, поцеловал Марию в щеку, обнял ее за плечи и повернул к своему гостю.

– Знакомься, капитан. Это моя мамаша.

– Не… неве… невероятно, – еле ворочая языком, пробормотал Ермаков.

Вика и Мария смеялись.

– Что, капитан, не веришь? Я и сам иногда не верю, когда ее вижу на улице, что это моя мама. А ребята недавно спрашивают – ты где это, Силуэт, такую клёвую чувиху подклеил?

– А мы, Вика, с капитаном уже знакомы, – говорила Мария, быстрыми легкими движениями наводя на столе порядок. – Мы с ним вчера имели счастье познакомиться, – быстрый лукавый взгляд в сторону Ермакова. – Он меня, как ты выражаешься, «подклеил»…

Силуэт, смеясь, разливал водку. Ермаков, все еще столбенея, бормотал нечто несуразное:

– Уж что вы, Мария Афанасьевна… ведь вы были при исполнении служебных обязанностей… я не при исполнении… но я… но вы… не скрою я… Вика, ты не подумай… все четко…

Он поднял рюмку, посмотрел на спокойное и такое ему милое лицо Марии и сразу успокоился.

– Замечательное совпадение, – сказал он вполне нормальным тоном. – Просто исключительное. Знаете, друзья, у меня есть идея. Поехали на воду?

Гражина неслась на водных лыжах и хохотала от счастья. Буксировщиком был Прянников. Они описывали большой круг вокруг яхты-дракона, с которой кто-то махал им и что-то кричали.

В яхте пребывала развеселая компания – Ермаков со своими детьми и Мария с сыном.

Ермаков сидел на руле. Он восхищенно смотрел на Марию.

Она в ярком бикини и со спутанной гривой казалась в эти моменты просто юной девушкой. Иной раз она взглядывала на Ермакова, да так, что яхта сбивалась с курса. Капитан явно нравился медсестре Марии.

Серега работал со шкотами и тоже был очень доволен. Он был матросом на этой яхте, и все взрослые, включая даже самого знаменитого на перекрестке парня Силуэта, могли удостовериться, что он кое-что смыслит в яхтенном деле.

Светланка просто обмирала от счастья, боясь поднять глаза на свой идеал, на местного Грэга Блубери, который ничем не хуже, а может быть, даже и лучше оригинала.

Силуэт в плавках сидел, обхватив колени, на носу яхты. Он смотрел прямо на солнце, не щурясь, и если бы не огрызок сигары в углу рта, его лицо тоже бы казалось счастливым. Огрызок сигары, с которым он почему-то не расставался, придавал ему какое-то странное выражение. Иногда он замечал взгляды, которыми обменивались Мария и Ермаков, и тогда легкая тень птичкой скользила по его лицу, но тут же широко улыбался, скалился.

Вдруг он встал и протянул руку Светлане.

– Хочешь, поплаваем, сестренка?

Девочка – хоть в печку позови, пойдет за Викой – поднялась.

Они прыгнули с яхты в воду и поплыли к берегу, который поднимался над водой высоким красноватым песчаным откосом.

Мария, как будто отсутствие сына ее от чего-то слегка освободило, пересела поближе к Ермакову.

– А вы, Петя, давно занимаетесь парусами?

– Давно. Я мастер спорта по этому делу.

– Вот бы моего Вику увлекли. Вот бы он загорелся парусами! Он слишком выпивает, знаете ли, Петя, и вечно торчит в баре, с девчонками, в этом мотеле…

– Если вы мне разрешите, Маша, – проговорил Ермаков, – я бы с вами о Викторе по-серьезному поговорил. Ему с его характером нельзя шофером работать…

Лицо Марии потемнело и постарело сразу на пару десятков лет.

– Вы так считаете, Петя? Что ж…

– Не знаю, – проговорил Ермаков, – пока еще не могу его понять. Быть может, ему лучше бы у нас, в автоинспекции работать… у нас дисциплина и вообще для него интереснее… нет, я не то хочу сказать…

– Я очень за Виктора переживаю, – сказала Мария, – я иногда просто…

Она замолчала.

Яхта ровно скользила к берегу. Головы двух пловцов темнели в солнечном сиянии.

– Вы мне так нравитесь, Маша, – вдруг тихо сказал Ермаков, – я не могу даже сказать… вы…

– Я вижу, Петя, – сказала она, – не надо говорить…

…Яхта ткнулась носом в песок. Сергей ловко опустил парус и забросил швартовочный конец за корягу.

Над маленьким пляжем на обрыве стояли Вика и Светлана.

Ермаков спрыгнул в воду, протянул руку Марии.

Она тоже спрыгнула с борта яхты, подняла голову и вдруг закричала:

– Виктор, не смей! Вика, я тебе запрещаю!

В следующий момент Силуэт отделился от края обрыва. Он прыгнул вверх, сложился, крутанул сальто, потом толчком ног снова отделился уже от отвесного ската, вышел на боковое сальто, а затем там, где обрыв стал уже более пологим, сделал несколько кульбитов и точно остановился прямо на кромке воды.

– Сможешь так, капитан? – спросил он у Ермакова.

– Нет, не смогу, – признался тот. – И пробовать не буду.

– А ты, Мария Афанасьевна, не бойся, – говорил Силуэт, вытаскивая из «Дракона» свои джинсы, кеды и майку. – Для твоего сына такие прыжки – семечки. Слушай, капитан, – обратился он к Ермакову. – Позволь воспользоваться твоим мотоциклом. Мне срочно нужно в город.

– О’кей, Вика, – кивнул Ермаков, бросая ключи. – Значит, завтра на посту увидимся.

– Нет, – сказал вдруг Силуэт сухо, чуть ли не враждебно. – Хватит с меня ГАИ. Вполне достаточно на дружину погорбатил. Пора делом заниматься.

– Смотри, – сказал Ермаков.

– Смотрю, – сказал Силуэт.

Оба вдруг почувствовали, что многосмысленная недоговоренность возникла между ними. Ермаков еще попытался вернуть прежние простые отношения.

– Ребят моих подбрось до дома, Вика. Им надо заниматься.

Силуэт темновато улыбнулся.

– За дочку не боишься, капитан? Насчет Грэга Блубери?

– Вика, ты же взрослый человек, – спокойно сказал Ермаков и скрестил руки на груди.

– Ладно, не волнуйся. Пока, мамуля! Не перегревайся!

Силуэт, Светлана и Сергей побежали к сосновой роще, где был оставлен мотоцикл Ермакова. Через некоторое время оттуда донесся шум мотора. Вскоре он затих.

Ермаков и Мария остались одни на маленьком пляже.

– Посмотри, Олег, на том берегу две фигурки и лодка, – сказала Гражина. – Наверное, влюбленные, а?

– Не исключена возможность, – Прянников прокашлялся. – Да-да…

Ночь застала Ермакова и Марию все на том же маленьком пляже. Они лежали на раскатанном парусе, переводя дыхание. Все еще притрагиваясь друг к другу, все еще не в силах успокоиться.

– Боже мой, мне никогда так не было раньше, – проговорила Мария.

– И мне никогда, – сказал Петр.

– Почему же мы раньше-то не встретились, – с ниточкой горечи прошептала она.

– Но все-таки встретились ведь, – ободрил он ее.

Они счастливо засмеялись.

– Посмотри на том берегу огоньки какие-то в лесу, – сказала она.

– Этот шрам у тебя на животе, – притронулся пальцами к ее животу. – Что это?

– Это Вика, – сказала она. – Его из меня ножом вынули. Кесарево сечение…

Избыток чувств. Он закрывает глаза. Огни на другом берегу гаснут.

Дикий грохот бит-группы в мотеле «Три богатыря».

– Фо липз ар олуэз бэта ден ту! Фо липз ар олуэз бэта ден ту! – выкрикивает в микрофон соло-гитарист.

Прежняя, уже знакомая нам, странная, потная, разношерстная толпа трясется в так называемом танце, и Вика-Силуэт, уже хмельной от какого-то дурного дешевого алкоголя, уже расхристанный и слюнявый, трясется вместе с «шобляком», а Ларка и Кларка виснут на нем.

– Викочка, Викочка! Ты такой основной, ты такой красивый!

– Я никогда не знал своего отца! – кричит Силуэт. – Никогда его не видел и ничего не слышал о нем! Понимаете, гады? Я даже не знаю, кто меня сделал!

Он кричит это отчаянно, но вряд ли кто-нибудь разбирает его слова в грохоте оркестра, а девки думают, что он кривляется, изображает из себя какого-нибудь киногероя или звезду рока, какого-нибудь Грэга Блубери – и так клёво, так кайфово!

– Фо липз ар олуэз бэта ден ту!

Олег Прянников подъехал к мотелю и высадил Гражину уже около полуночи. Он осмелился поцеловать ее в щеку, и она ответила ему поцелуем. Они как-то неловко топтались друг против друга, и видно было, что оба слегка смущены и раздосадованы. В конце концов они попрощались и она пошла к себе, в мотель, где по всем этажам метались многочисленные тени туристов, персонала и пьяных.

Тут к Прянникову развалистой походочкой подошел юнец в майке с собственным портретом на груди.

– Але, мастер, дворники нужны?

Он показывал зажатые в кулак дворники с поводками. Уж не его собственные, прянниковские, это были дворники, украденные утром?

Прянников посмотрел на спекулянта. Улыбочка мерцала на юном лице. Этот был тот самый Шумок из компании Силуэта. Его приятели неподалеку наблюдали за развитием ситуации.

– Что, совесть заговорила? – спросил Прянников.

Шумок шмыгнул носом.

– Ага, совесть заговорила. Выпить надо.

Друзья поблизости захохотали – во дает Шумок!

Прянников зло, нервно выхватил из кармана бумажник.

– Сколько?

– По десяточке пойдет, – ухмыльнулся Шумок.

Прянников чертыхнулся, вытащил две розовых. Они мигом исчезли в джинсах Шумка, но дворники остались у него в кулаке.

– Я сказал по десяточке на брата, а нас четверо, мастер.