О, этот вьюноша летучий! Аксенов Василий

– Давай сюда дворники, или… – Прянников сделал шаг вперед.

Шумок ударил его ногой в живот. Друзья подбежали. Конечно, они слегка ошиблись, не очень точно рассчитали свои силы. Их сбили с толку седые волосы Прянникова, но тот был вполне молод и силен, и он начал колотить «шакалят» одного за другим и всех вместе.

– Ошиблись, мальчики! – зло повторял он. – Не за того меня приняли!

– Парни, делай ноги! – уже крикнул было Шумок, и они уже пустились было в бегство.

Но тут некто со стороны налетел, как ураган, и мгновенным профессиональным движение зажал разбушевавшегося профессора в тиски. Это бы, конечно, Силуэт. Словно стальными наручниками он сжал в кулаках запястья Прянникова, влепил его в стену и коленом уперся в живот.

– Ты что, падла, над детьми издеваешься? – прошипел Силуэт.

– Воры! Шакалы! – прокричал Прянников и попытался отбросить Силуэта, но вдруг почувствовал себя совершенно бессильным в стальном зажиме и был потрясен этим бессилием.

Шумок с компанией тут же «подгребли» – пошкодничать, поиздеваться над «седым фером», которого так с ходу «вырубил» Силуэт.

– Аут! – рявкнул на них Силуэт, а сам, пьяный, холодный и страшноватый, продолжал шептать в лицо Прянникову. – Воры, говоришь? А ты кто? Кто твоя папочка-мамочка?

Тут он получил затрещину. Это подбежала Гражина и, не раздумывая, атаковала обидчика. Изумленный Силуэт разжал тиски. Гражина схватила за руку Прянникова и потащила в мотель. Вслед им хохотали Шумок со своей сворой. Силуэт, покачиваясь, пошел в темноту и исчез. Две девчонки, Кларка и Ларка, побежали за ним, но он взял только Ларку, а Кларке велел «отвалить». Потом они исчезли.

Гражина тащила Прянникова по коридору к своему номеру.

На пути их встала монументальная «дежурная по этажу».

– Сто четырнадцатый номер! Гостей после двенадцати не разрешается!

– Это не гость! – отчаянно сказала Гражина.

– Сейчас из пикета вызову, – сказала дежурная, но почему-то чуть потише и не так грозно, как первую фразу: быть может, лица мужчины и женщины ее чем-то поразили.

– Это мой любимый, – сказала Гражина. – Поймите, пожалуйста.

Дежурная вдруг отступила, пропустила их и села к своему столу.

– Когда по-человечески просят, мы все понимаем, – ворчала она. – Любимый, так и есть – любимый, а не гость.

Перекресток. Разгар рабочего дня. Капитан Ермаков сидит за столом в своем «аквариуме». Пьет чай, угощает заезжего гостя, инструктора автошколы Самохина.

– Автомобиль, Самохин, – это что такое?

Усмехается Самохин – ему ли уж не знать!

– Автомобиль, товарищ капитан, это источник повышенной опасности.

– Верно, – кивнул Ермаков. – Но, кроме того, автомобиль частично одушевленное существо, потому что в него вложен человеческий гений.

Лейтенант Валько после этих слов рот раскрыл, а Самохин чуть со стула не упал.

– Это дело мне надо записать, товарищ капитан. Разрешите, запишу…

Самохин вытащил карандаш и записную книжку, а Ермаков продолжал, прихлебывая чаек, как бы рассуждать сам с собой:

– Современный легковой автомобиль очень чутко все улавливает от водителя. Это, конечно, между прочим. Раньше в деревнях плавать учили – пацана с лодки сбросят и плыви. Между прочим, если водитель в себе не уверен, автомобиль тоже в себе неуверен, и наоборот. Говорю – между прочим. Получается двойной источник повышенной опасности. Валько, согласен? А мы вот здесь, товарищ Самохин, примитивную статистику провели, и получилось на нашем участке за месяц из двенадцати аварий владельцев личного транспорта семеро ваши, товарищ Самохин, ученики-свежачки… Все четко. Это, между прочим, хотелось бы выяснить…

– Что в него вложено, товарищ капитан? – деловито спросил Самохин, как будто и не слышал последних слов, а, дескать, занят был записыванием ермаковской цитаты.

– Человеческий гений, – спокойно и любезно напомнил Ермаков.

Дальнейшее развитие эпизода показало, что инструктора Самохина с небольшой, конечно, натяжкой, можно считать удачливым человеком.

В «аквариум» поднялся мрачный младший лейтенант Лева Чеботарев и, козырнув, доложил Ермакову:

– Извините, товарищ капитан, я Силуэта задержал. Опять на красный свет проехал.

– Почему «извините»? Почему мне докладываете? – вдруг, вроде бы ни с того ни с сего, разъярился Ермаков. – Не могли сами разобраться?

– Извините, товарищ капитан. – Лева Чеботарев мучительно покраснел от невысказанности.

Ермаков надел фуражку и мрачный – желваки по скулам – вылетел из поста.

Машина Силуэта, между прочим, точно такой же голубой «ЗИЛ-130», в погоне за которым он так отличился, стояла у обочины, недалеко от поста. Ермаков обошел ее вокруг и увидел Вику. Тот сидел на подножке, курил сигару. Экий, видите ли, любитель гаванских сигар! Косо глянул на приближающегося капитана, буркнул «привет» и отвернулся.

– Послушай, Вика, сколько же можно… – капитан начал строго, но тут же осекся, когда Силуэт театральным жестом протянул ему техталон.

– Давай, коли дыру и без разговору. Я и Левке говорил – коли дыру! Чего он слинял?

– Слушай, Вика, мы тут в маленьком городе живем. Все знают про наши отношения, – тихо сказал Ермаков.

– А я к тебе в родственники не лезу! – вдруг заорал Силуэт и вскочил с подножки. – Мне такого папочки не надо!

Теперь он стоял перед Ермаковым, сжав кулаки, дрожа от ярости.

А капитан смотрел на него с грустным удивлением: он и не предполагал, что вызывает у кого-то на свете такую горючую ненависть.

– Виктор, Виктор, успокойся… – проговорил он.

– Ты сука, лягашник, спишь с моей матерью – спи! Но только в дом к нам не лезь! Понял? А если я тебя у нас увижу, то…

– Что тогда, Виктор?

Ярость, ненависть и неназванное еще какое-то дикое чувство захлестнули глаза Силуэту, но кулак его точно пришелся по скуле капитану.

С удивлением он увидел, что капитан, как стоял, так и стоит пред ним. Ярость его улетучилась, и, может быть, даже появился страх, но он продолжал себя накачивать, по-блатному шипел, наступал, скрипел зубами.

– Я люблю твою мать, Виктор, – спокойно сказал Ермаков. – Пойми, ты же взрослый мужик…

– Ну, ударь, ударь, легавый, ты же можешь, я знаю… ну стукни меня свингом, ну! Не хочешь? На еще!

Теперь Силуэт ударил капитана левой по корпусу.

– Железный малый! – Он театрально захохотал. – Могу себя считать арестованным?

Ермаков молча зашагал прочь, а Силуэт прыгнул в кабину, включил мотор и с ревом, рывками, с дикой отсечкой выехал на перекресток и направился к Цветограду.

Ермаков медленно приближался к посту. Никаких чувств нельзя было прочесть на его каменном лице в этот момент.

Товарищи его, Мишин, Валько и Чеботарев, да плюс еще шкодливый инструктор Самохин, должно быть, поняли, что за грузовиком произошло что-то необычное, и теперь молча наблюдали за приближением командира.

Ермаков открыл уже дверцу «Волги», когда Чеботарев подбежал нему.

– Товарищ капитан, можно мне с вами?

– Останешься за старшего, – сказал Ермаков, сел за руль и медленно стал отъезжать.

Зажглись зеленые огни. Встречные потоки транспорта скрыли от наших глаз стеклянный «аквариум».

Ермаков отправился, разумеется, не в погоню за Силуэтом, а в горбольницу, к Марии. Теперь они сидели вместе в машине. Мария пыталась курить, ломала сигареты и плакала.

– Это все я виновата… я, я, я… – причитала она, – я не знаю, что делать… если с Викой что-то случится, я не знаю, не знаю, просто не знаю… Петенька, что мне делать? Это я… я… всю жизнь с ним… одна… все что было… жить не хочу…

Она определенно не могла справиться с истерикой и не могла говорить. Ермаков взял ее руки в свои, сжал, заговорил медленно и отчетливо, чтобы дошло:

– Маша, соберись. Дело может кончиться плохо. Мы должны сегодня же все решить втроем. Слушай меня внимательно. Когда Виктор придет с работы, задержи его дома. Не выпускай до моего прихода. Вечером меня подменят из отделения. Ты поняла?

– Он опять на тебя с кулаками полезет! – плакала Мария.

– Теперь не полезет, – сказал Ермаков.

– Он в тюрьму попадет! – вскричала она.

– Не бойся, Маша, – уверенно сказал Ермаков. – Не попадет.

Силуэт сдал наряд в диспетчерскую и вышел за ворота автобазы. Его трясло. Он поднял воротник куртки и быстро зашагал к шоссе.

На развилке в кустиках на манер картины «Три богатыря» расположилась компания.

– Эй, Вика, хлебни! – крикнули оттуда.

Он быстро выпил стакан какой-то мути, побежал к остановке и успел втиснуться в переполненный автобус. Несмотря на тот стакан, его продолжало трясти, и он стоял, глядя в одну точку, на пневмосистему дверей, пока не доехал до мотеля.

Он приближался к мотелю, высокий, с широченными плечами, быстрой уверенной походкой, но его трясло, и он даже иногда закрывал глаза, чтобы не смотреть на багровый закат, что плавился в этот час над индустриально-аграрной равниной.

Уже на территории мотеля, но еще далеко от главного здания, его снова окликнули.

– Эй, Силуэт!

Оказалось – его собственный «шобляк» уютно устроился за углом гаража, на трубах. Ребята и девчонки как-то странно хихикали, дули из горлышка какую-то гадость и активно дымили самокрутками.

– Але, Силуэт, на-ка заторчи! – Ларка и Кларка или кто-то еще протянули ему толстую самокрутку. – Новинка сезона!

Он сел на трубу и вытянул ноги.

Из мотеля вышла Гражина. Она была в кожаной куртке и с чемоданом. Поставила чемодан на асфальт и озабоченно посмотрела на часы.

Машины Прянникова на паркинге еще не было. Прежняя беспрерывная суета царила вокруг. Разгружались и нагружались наши и иностранные тур-автобусы. На паркинге стояли легковые и грузовые автомашины разных систем и моделей.

Гражина улыбнулась – крошечный английский «триумф» не доходил и до середины колеса тягача «КрАЗа».

Из подвала бара снова уже начала стучать осточертевшая ударная музыка.

– Девушка! – сказал кто-то рядом.

Гражина подняла голову и увидела того красивого парня, которому она недавно дала затрещину.

Он был очень красив – действительно. Она даже поймала себя на том, что залюбовалась. Длинные спутанные волосы, широкая грудь со странной надписью «Бей по силуэту!», а главное – глаза. Прежде она не заметила, какие у него огромные сверкающие глаза. И они смотрели на нее с детским восторгом.

Она отвернулась.

– Девушка, ну почему вы от меня отворачиваетесь?

Он снова появился перед ней, но держался на расстоянии и рук не протягивал.

– Какая я вам девушка? – усмехнулась она. – Вам сколько лет, мальчик?

– Двадцать! – сказал он. – Немало!

– А мне тридцать один, – сказала Гражина. – Какая же я вам…

– Все равно вы девушка! – воскликнул Силуэт.

Какой-то немыслимый романтизм распирал все его существо.

– Я вас сейчас увидел и просто обалдел! Я вдруг понял, кто вы! Вы – моя девушка! Я никогда даже и не представлял себе, что в мире есть моя девушка! Вы – моя девушка!

Все это было произнесено с таким сильным и неподдельным чувством, что она была едва ли не потрясена. Она вгляделась ему в лицо – нет, не пьяный. Прекрасный! Он был прекрасен, как принц!

– Как вас зовут?

Она молчала.

– Гражина ее зовут, – сказал кто-то громким шепотом прямо в ухо Силуэту.

– Гражина вас зовут! Гражина, я Виктор, перехожу на прием. Гражина, я – Виктор… Вы молчите? Ну и не надо, не говорите ничего, все равно вы – моя девушка! Гражина, я должен вам сказать очень важные вещи, а вы молчите, но слушайте, но слушайте! Мне сегодня жить не хотелось, пока я вас не увидел и не понял, кто вы. У меня никого нет. Вы понимаете? Я живу один, и мне бывает скучно, так скучно, что хоть спать ложись. Мне кладут в кузов три доски, и я везу их за сорок километров, а обратно – бочку с маслом. Я не могу так жить! Я буду жить по-другому. Я буду жить с вами, Гражина. Молчите! Мы уедем с вами туда, туда, видите, где все расплавилось… Сегодня я ударил два раза человека, который мог бы быть моим лучшим другом, а теперь я его ненавижу. Он у меня отнял все, но зато я нашел вас. Вы… ты… Гражина… или…

Тут вдруг ярчайший свет ослепил Силуэта, и он увидел в огромном всеобъемлющем оранжевом сиянии тысячи торжественно опускающихся парашютов. Он не выдержал и зажал ладонью глаза.

Как раз в этот момент подкатил к мотелю Олег Прянников, бросил в машину чемодан Гражины, схватил ее за руку, что-то прокричал про опоздание на самолет, и они исчезли.

– Где она? – тихо спросил Силуэт, опуская руку.

– Ну, ты заторчал, Силуэт! Клёво кайф поймал! – восхищенно заговорили девчонки. – Вот это выдал тираду!

– Где Гражина?

– Да она с тем фером сейчас укатила, которого мы вырубали! – истерически взвизгнул Шумок. – Ты отключился, а она сделала ноги.

– Куда?! – закричал он, как безумный.

– Туда! В ту сторону!

Он расшвырял своих дружков, выбежал на середину паркинга, заметался, не зная, что предпринять, не зная еще, какая дикая идея придет в голову, побежал вдоль ряда машин, замер на миг возле «триумфа»…

– Эх, вот эту бы мне сейчас тачку!

И вдруг увидел ключ в замке зажигания огромного тягача «КрАЗа». Миг, и он уже был за рулем.

Ермаков говорил из телефонной будки с Марией.

– Нет, он еще не приходил, Петя. Я всех ребят во дворе спрашивала – его никто не видел, а диспетчер говорит, что с базы вовремя ушел.

Голос Марии звучал панически.

– Не волнуйся, – говорил Ермаков. – Я знаю, где он. Не волнуйся, милая. Я еду туда. Не волнуйся, пожалуйста. Через час мы будем вместе дома.

Он вышел из телефонной будки. На другой стороне шоссе у обочины, мертвенно отсвечивая под газовым фонарем, стояла его патрульная машина. Он был еще «при исполнении служебных обязанностей». По привычке он засек время и собрался уже пересечь шоссе, когда увидел стремительно приближающиеся четыре фары – с полным светом и с огромным превышением скорости шел «ВАЗ-2103».

Рефлекс капитана Ермакова сработал безупречно. Он выбежал на асфальт, вытянул вперед свой светящийся жезл и остановил нарушителя.

Черт подери, за рулем был опять тот самый тип, с которым у капитана Ермакова были связаны какие-то неприятные ассоциации – то ли спор какой-то? тяжба ли? Просто ли обматюкались? Он даже и не помнил – что именно.

Он быстро подошел, взял под козырек.

– Старший инспектор Ермаков. Ваши документы, товарищ водитель.

Прянников из окна протянул ему документы, сморщился от отвращения:

– Опять вы? Закон триады. Прокалывайте быстрей. Мы опаздываем на аэродром.

Ермакову тоже не резон был рассусоливать в такой момент. Он вынул компостер.

– Отдаете себе отчет, за что делаю просечку? И никто к вам не придирается, Олег Павлович. Ездить надо…

Он не успел проколоть техталон, когда увидел приближающиеся опять же со стороны мотеля две огромные фары. Он слепили встречные машины и мотались с левой стороны в правую, что называется «гуляли» по шоссе. Красные стоп-сигналы встречных машин сбивались в кучу и бестолково мельтешили перед двумя этими слепящими фарами.

Дурное предчувствие пронзило Ермакова. Он бросил документы Прянникова ему на колени и побежал по шоссе навстречу слепящим фарам.

Прянников пожал плечами, завинтил окно и быстро помчался дальше к аэропорту.

В ослепляющем свете фар мы еще некоторое время видим бегущую словно по горящей реке фигуру капитана Ермакова.

Вот он поравнялся с источником этого света, темной горой металла, метнулся в сторону и в следующее мгновение вспрыгнул на подножку гигантского «КрАЗа».

Аэропорт. Прянников и Гражина чуть ли не бегом пробиваются сквозь толпу к столу регистрации рейсов.

Он оборачивается вдруг, берет ее за плечи и заглядывает в лицо.

– Гражина, вы действительно меня любите?

– Люблю, – говорит она.

Наконец, они у стола. Чемодан на весах. Посадочный талон в руках.

– Простите, мне показалось, что вы меня сегодня меньше любите, – растерянно бормочет Прянников.

– Я люблю вас, Олег, люблю, – с каким-то странным упорством говорит Гражина.

Посадка на ее самолет уже началась. Они идут в толпе пассажиров к стеклянным воротам, над которыми пробегают электрические надписи.

– Ты любишь меня, Гражина? – снова спрашивает Прянников.

На него просто жалко смотреть – он будто бы боится сейчас, прямо в эту минуту, потерять ее.

– Я люблю тебя, люблю тебя, – повторяет Гражина.

Они целуются перед самым барьером, и вот она уже оказывается в спешащей к самолету толпе, в блуждающих огнях аэродрома, а он, прижатый к стеклянной стене, все смотрит ей вслед.

Он снова молча и отчаянно спрашивает ее:

– Гражина, ты еще любишь меня?

Она оборачивается, чтобы ему ответить, и вдруг застывает, вспомнив две огромные блуждающие фары на ночном шоссе. Она стоит несколько секунд в оцепенении. Потом ее увлекает толпа.

Прянников возвращался из аэропорта без музыки. Он гнал машину по пустому ночному шоссе и был мрачен.

Вдруг в свете дальних фар он увидел с трудом выползающую из кювета на дорогу фигуру. Он резко затормозил и узнал Ермакова.

– Капитан?! Что случилось?

Ермаков пытался подняться на ноги. Лицо его было разбито, форменная рубашка порвана.

Прянников подошел к нему с аптечкой, вынул йод, вату, бинт.

– Это между прочим, – бормотал Ермаков. – Вы можете меня немного подвезти?

Он как-то не соответственно улыбался, чуть-чуть посмеивался, видимо, находился в состоянии, близком к шоковой эйфории. Внутри машины Ермаков спросил:

– Сигарет у вас нет, конечно?

Прянников протянул ему пачку «БТ», зажигалку.

Сигарета подействовала на капитана лучше, чем йод. Он жадно курил, словно не никотин вдыхал, а кислород, и, наконец, произнес не совсем понятную Прянникову фразу:

– Теперь все четко.

– Куда вас везти? – спросил Прянников.

Ермаков почему-то не ответил.

– В больницу, на пост, в город? – спросил Прянников.

– Вот он, снова появился, – сказал Ермаков, показывая сигаретой на горб шоссе, за которым разливалось сейчас сияние приближающихся фар.

– Кто?

– Парень угнал тягач «КрАЗ» и гуляет сейчас по шоссе. Пока что развлекается тем, что сшибает дорожные знаки.

– Это он вас?..

– Да. Он сбросил меня с подножки.

– Пьяный? Сумасшедший?

Ермаков опять не ответил.

Две фары появились на шоссе. Они зигзагами скатывались вниз.

Через минуту ревущая громада промчалась мимо.

– Хотите, догоним? – спросил Прянников.

– Вы? – Ермаков быстро взглянул на Прянникова.

– Почему же нет? На «КрАЗе» от «Жигулей» не уйдешь.

– Все четко, – проговорил Ермаков и воскликнул: – Ну, давай!

Прянников быстро развернул машину и стал настигать грузовик.

…

Силуэт заметил догоняющую машину в боковое зеркальце и расхохотался:

– Сейчас я кайф поймаю!

В тот момент, когда он увидел, что «Жигули» включили левую мигалку обгона, он резко взял влево и снова расхохотался, заметив, как тормознул «жигуленок» и как его занесло.

Потом он заметил, что «жигуленок» хочет обогнать его справа, подпустил поближе и резко взял вправо.

…На этот раз Прянникову удалось проскочить вперед. Он вытер пот со лба.

– Да там убийца за рулем!

– Нет, не убийца, просто дурак, мальчишка, мерзавец! – вдруг выпалил Ермаков.

Они оба одновременно повернулись и увидели, что «КрАЗ» стоит поперек шоссе – разворачивается в обратную сторону. Они развернулись, конечно, быстрее «КрАЗа», но когда приблизились к нему, он уже заканчивал маневр. Прянников успел увидеть за рулем бледное, хохочущее лицо, спутанные волосы и рукав оранжевой майки. Снова они оказались в хвосте у «КрАЗа» и снова тот стал «гулять» по шоссе, не давая им выйти вперед.

– Так вот это кто! – сказал Прянников.

– Ты его знаешь? – спросил Ермаков.

Обращение на «ты» было очень неожиданным. Прянников бросил взгляд на капитана, и тут до него дошло, что с тем происходит что-то особенное, что это не просто погоня за преступником.

– Это главный местный хулиган. Сволочь! – сказал Прянников. – А ТЫ его знаешь?

…Силуэт внимательно смотрел за назойливым «жигуленком» в зеркало обратного вида.

– Ну, сейчас я кайф поймаю! – снова захохотал он.

Он перешел на нейтраль, остановился, а потом врубил заднюю скорость и дал газ.

– …Заднюю! – заорал Ермаков, перехватывая руль.

Довольно дикое зрелище мог бы увидеть посторонний наблюдатель на пустынном ночном шоссе: гигантская многотонная машина задним ходом неслась на малолитражку, а та задним ходом увиливала от нее, пока не скатилась в кювет.

– …вот это кайф! – захохотал Силуэт, увидев «Жигули» в кювете. Он закурил и поехал посередине шоссе в направлении огромной луны, одиноко висящей в небе. – Кайф, кайф! – повторял он. – Еду, как Геракл!

Прошло некоторое время, прежде чем Ермакову и Прянникову удалось выбраться из кювета.

Теперь уже капитан сел за руль, и вскоре они достигли пустынного Т-образного перекрестка, ярко освещенного луной и окруженного высоким лесом. Здесь Ермаков остановился и включил висящий у него на груди «уоки-токи». В кабине зазвучал напряженный и усталый до хрипоты голос лейтенанта Чеботарева.

– Вызываю все посты и капитана Ермакова. Со стоянки мотеля «Три богатыря» угнан автомобиль «КрАЗ-140», номерной знак «ВЛА-70-77». Угонщик направился к трассе Е-7. Прием!

– Почему не отвечаешь? – спросил Прянников. – Почему ты не сообщил правильное направление?

– Понимаешь, этот подонок Вика – сын моей жены, – медленно проговорил Ермаков. – Вернее, не жены, а любимой женщины… Понимаешь ли, Олег, я недавно влюбился, как никогда в жизни…

Он посмотрел на своего случайного спутника, на владельца этой машины, с которым прежде его связывала только легкая взаимная антипатия, и чуть пожал плечами, как бы удивляясь своей откровенности.

– Странно звучит, но я тоже недавно влюбился, – проговорил Прянников.

– Шутка? – спросил Ермаков.

– Нет, серьезно! – Прянников, видимо, тоже удивлялся своей искренности.

– Тебе сколько лет? – вдруг спросил Ермаков.

– Тридцать восемь.

– Мы одногодки.