Золотое снадобье Гроув С.
Эррол обозрел дорогу, но ничего не заметил.
– С чего ты взяла?
– Я знаю, – ответила Вещая. – У нас мало времени. Рядом заброшенный дом при дороге, надо в нем спрятаться…
– Есть такой… Но ты-то откуда о нем проведала?
– Какая разница, – отмахнулась Златопрут и поспешила вперед.
Покинутое строение оказалось сложенным из камня фермерским домом. Трое беглецов сгорбились внутри, прижавшись к стене, еще хранившей утреннюю прохладу. Всего через несколько минут мимо прогрохотали копыта: со стороны Севильи пронеслись четверо всадников Золотого Креста. Их маски сверкали на солнце, как факелы. В воздухе позади них осталось клубиться облако пыли.
– Переждать бы здесь до темноты, – сказала Златопрут, когда снаружи все улеглось.
– Да, так будет безопасней всего, – кивнул сокольничий. – Я схожу вперед, воды принесу.
– Лучше я, – заспорила Златопрут. – Так будет безопасней.
Эррол раздраженно замотал головой:
– Не будет. И ты не знаешь, где источник.
– Знаю, – спокойно возразила она. – К тому же ты при оружии, ты лучше оборонишь Софию, если вдруг что.
София смотрела то на одного, то на другую, крепко подозревая: Златопрут со всей определенностью знала – за время ее отсутствия ничего дурного здесь не стрясется. Зря ли она прибегла к единственному аргументу, который Эррол затруднится отмести.
– Ладно, – согласился он. – Ступай.
Златопрут взяла его бурдючок, добавила два кувшина, найденные в доме, поглубже надвинула капюшон и отправилась на восток. София то и дело озабоченно выглядывала в окошко. Наконец Вещая появилась снова, зыбким силуэтом обозначившись в потоках жаркого воздуха над дорогой. Один кувшин Златопрут отдала Софии, второй поставила остужаться к стене. Вернула сокольничему бурдючок. Ее волосы и одежда сплошь промокли: у колодца она обливалась водой. Она с видимым облегчением сняла плащ и повесила на деревянный гвоздь: ни дать ни взять хозяйка, вернувшаяся домой.
– Я понимаю, как гнетет вас эта жара, – сказала она, стаскивая перчатки и бросая их на стол. – Однако мне солнце необходимо. Я буду за домом, по ту сторону от дороги. Если кто-нибудь явится по нашу душу, я дам знать.
Эррол нахмурился, но ничего не сказал.
– Спасибо, – сказала София и вволю отпила из кувшина.
Потом ушла в дальний конец дома и наконец-то сменила ночную рубашку на обычный дорожный костюм. Немного поколебалась – и убрала в рюкзак нигилизмийский амулет. Сквозь окно был виден задний двор и Златопрут, распростершаяся на земле. Ее волосы разметались кругом головы, она с наслаждением вбирала солнечный свет…
София про себя улыбнулась. Без сомнения, Златопрут – носительница Знака лозы, как его называли жители Пустошей. Правда, она его так не называла. И сама некоторым образом отличалась от Верессы и Мартина, с которыми свела дружбу София. Может, все дело в том, что среди ее племени Знак был весьма обычен и отнюдь не рассматривался как престижный? И если уж на то пошло, кто из нохтландцев мог мгновенно вырастить желтые цветы у себя на ладони? Вот уж кто был в самом конце «спектра», о котором говорила Вересса!
Эррол сидел с закрытыми глазами, положив руки на согнутые колени, выражение лица свидетельствовало, что он не спит. София села к стене и вытащила из сумки бисерную карту. Легонько подув на нее, девочка полюбовалась тем, как разбегаются белые линии, потом разложила карту у себя на коленях. Посмотрела на часы: на всякий случай, просто чтобы не слишком задержаться в картологическом «погружении». Было восемь тридцать две. Девочка положила руки на карту, одной отмечая время, другой – считывая содержимое.
В недрах карты стоял ранний апрель. Иссохшие поля вокруг выглядели неотличимыми от тех, где наяву проходила дорога; София как будто узнавала окружающее. Она стояла на пожелтевшей равнине, тянувшейся почти до самого горизонта. Горчичного цвета пейзаж ближе к холмам наливался зеленью, после – голубизной. София переместилась по дороге. Она знала, что ощущение полета вызывалось всего лишь движением пальца по карте, но глубокое погружение в чью-то память давало иллюзию полнейшей реальности. Дорога сперва шла прямо, потом впереди возник перекресток с указателями, полинявшими от солнца и ветра. София выбрала восточное направление, но пейзаж нимало не изменился. Вновь оказавшись у перекрестка, она изменила время, переставив пальцы левой руки. На час вперед… на два… на сутки. Бесконечное время тянулось однообразно. Солнце встало и закатилось. На перекрестке ничего не происходило.
София пропутешествовала на восток, следуя долгой ленте дороги. Изучила ее в различные дни. Побродила туда и сюда по срединной части карты. Тот перекресток в самом деле отмечал ее центр, но никаких событий так и не последовало.
Внезапно вспомнив, где она находится на самом деле, София осознала, что недельные путешествия совершались всего лишь в памяти карты. Поспешно отняв руки от карты, она выдернула из кармана часы. Восемь тридцать три… Неужели погружение длилось всего минуту? А может, сутки с минутой?.. Но Эррол сидел в той же позе, закрыв глаза, прислонясь затылком к стене. Значит, никаких суток. Всего минута.
Как такое возможно?.. Сколько она просиживала над бисерной картой на борту «Истины», ничего подобного с ней не происходило. Она же много дней провела на той пустынной дороге. За минуту!
В ее уме медленно формировалась догадка.
«Неужели я сделала это благодаря своей способности отъединяться от времени? Вправду заставляю время расширяться в одной точке карты, тогда как вовне оно почти на месте стоит?..»
Спеша проверить предположение, София вновь взялась за карту. Выбрала время поближе к нижней отметке, вернулась на перекресток, быстро передвинулась на восток – далеко, до самого предела. Полетела вдоль пыльной дороги… и наконец-то заметила нечто у горизонта. Все те же холмы, да… Те – да не те!
София резко остановилась. Пейзаж изменился.
Сейчас она смотрела точно на восток. К югу виднелись стены деревни или небольшого городка. На севере было рукой подать до голубоватого кряжа. Во всех ее картологических странствиях на борту «Истины» ни голубые холмы, ни деревня в поле зрения не появлялись.
София поспешила к деревне… Палец соскользнул с края карты. Девочка очнулась – и тотчас нырнула обратно. Деревню окружала высокая каменная стена. Были отчетливо видны ворота, только пройти в них не удавалось. Повернув к северу, София увидела сельский дом с каменными стенами и земляной крышей. Приблизившись, девочка услышала пение. Молодой женский голос выводил неторопливую ласковую мелодию. Сердце забилось чаще. Вот она, первая стеклянная бисерина! Наконец-то живой человек, затерявшийся в памяти карты! Женщина пела наверняка по-кастильски, но София чудесным образом понимала слова. Песня была о милой серой голубке: стрела подбила ее, больше ей не летать… Нежный напев дышал невыразимой грустью. Девичий голос заставил сердце болезненно сжаться: София поняла – тот, чью память зафиксировала карта, знал эту девушку и глубоко сострадал ей. Девочка попробовала рассмотреть больше. Сквозь окна даже частично виднелись комнаты, но певицу заметить не удавалось.
София отняла палец.
Теперь она понимала, как работает карта. Карта Кабезы де Кабры не походила ни на одну в обширном собрании Шадрака, потому что те, другие, представляли собой тщательные компиляции множества воспоминаний. Эта содержала опыт, пережитый лишь одним человеком. София нахмурилась. Кажется, она пыталась найти каплю воды в океане. Несколько стеклянных бусин среди множества других. Несколько минут из целого года…
У нее вырвался вздох. Она снова посмотрела на часы. Восемь тридцать пять.
«Ладно, – сказала она себе в утешение, – хоть времени для поисков предостаточно».
Вынырнув в сумрачную реальность заброшенного дома, София решила разобраться хотя бы с хронологией. Январь, февраль, март… Она двинулась вперед по пыльной дороге, что вела к холмам. Каменный мост над сухим руслом – и снова холмы: желтые и высохшие вблизи, но поодаль – неожиданно зеленые и цветущие. Движение пальцев снова перенесло Софию в начало апреля. Она осторожно передвинулась к середине месяца… Стоя лицом к востоку на каменном мостике, она увидела человека, приближавшегося со стороны холмов. Он был немолод и шел медленно, опираясь на посох. Вот он остановился и пристально посмотрел на нее. То есть – на человека, чья память запечатлела его.
«Доброе утро, шериф, – проговорил он наконец. – В самый первый раз, я так понимаю?»
«Да, – услышала София свой ответ, и в груди что-то сжалось. – В первый и, надеюсь, в последний!»
Старик улыбнулся.
«Бояться нечего, – сказал он. – Просто на каждой развилке выбирайте тот путь, что посередине. Я вот уже в третий раз возвращаюсь благополучно!»
«Хотя бы нашли, что искали?»
«Всегда нахожу!»
И незнакомец показал тугой свиток, вынутый из-за пазухи.
«Не могу не признаться, – ответил названный шерифом, – гложут меня смутные сомнения».
Старик покачал головой.
«Молодой человек… Карты требуют истолкования и уйму терпения. Но в них – наиболее истинные и проницательные крупицы пророческой мудрости, что я когда-либо встречал! Даже не удивляюсь, что Папский престол так боится этого места. Если у них спросить карту пути в утраченный рай, наверняка и такая найдется. Поверьте на слово: что бы вы ни потеряли, Авзентиния поможет вам отыскать это!»
30
Две карты, один год
Многие края Папских государств остаются незаселенными и неисследованными. Как водится, о неведомых местах в изобилии распространяются разного рода слухи. Большей частью это ложные сообщения, вроде того, будто где-то в северных горах затерялась эпоха, населенная народом с телами, с головы до пят состоящими из свинца. Также рассказывают о пещере на побережье, будто бы ведущей прямиком в эпоху русалок. О местности далеко на юге, где дороги появляются и исчезают сами собой…
Фульгенцио Эспаррагоса. Полная и официальная история Папских государств
София ахнула. Та часть ее существа, что оставалась в заброшенном доме с Эрролом и Златопрут, сжалась в предвкушении успеха. Та, что странствовала по карте, продолжала разговор со стариком на мосту.
Он с улыбкой спросил:
«Шериф, вы, случаем, не из Муртии?»
«Верно».
«Пожалуйста, скажите свое имя, чтобы я мог найти вас, когда в следующий раз туда загляну. Я бы не отказался узнать, что за совет даст вам авзентинийская карта».
«Альвар. Альвар Кабеза де Кабра».
Старик протянул сухую морщинистую ладонь:
«Хуан Педроса. Я из Гранады. Ждите меня в гости, Альвар. Надеюсь, ваша карта окажется воистину путеводной».
«Спасибо. Доброго пути вам!»
И Кабеза де Кабра двинулся дальше, лишь раз обернувшись вслед старику, что медленно уходил прочь, опираясь на посох. Потом шериф двинулся дальше. Тропа вела через холмы. По ту сторону вершины она разделялась натрое; Кабеза де Кабра выбрал средний путь. Прошел до следующей развилки и снова выбрал тропку посередине. Пыли под ногами становилось все меньше, по сторонам все уверенней поднимались рослые зеленые травы. Еще одна развилка – и тропа нырнула в небольшую рощу. Ветви заслонили вершины холмов. Потом начался долгий подъем. Деревья здесь росли гуще, было слышно, как шуршал листьями ветерок. Всюду по склонам раскинулись сады – инжирные, лимонные, апельсинные, оливковые рощи, дорогу затеняли от солнца клены и немногочисленные ильмы. По ходу подъема деревья постепенно исчезали, в воздухе остро запахло живицей. Кабеза де Кабра без устали шагал целый час. Поднявшись на очередной холм, он остановился, чтобы полюбоваться долиной.
Внизу лежал город – Авзентиния. Медные крыши, казалось, подрагивали в солнечном свете. Крутые склоны по сторонам долины испещрили узкие тропы. Кабеза де Кабра заторопился по спуску и скоро достиг невысокой каменной стены. Вошел в город…
Прохожие на улицах учтиво раскланивались с ним. Кабеза де Кабра в ответ подносил руку ко лбу, любуясь опрятной краснокирпичной кладкой и крышами – то медными, то крытыми почерневшей от времени дранкой. Повсюду на окнах виднелись ящики с цветами. Слуха Кабезы де Кабры достиг глубокий раскатистый звук: за открытым окошком кто-то перебирал струны. Из другого окна доносился звук текущей воды. Пешеход мало-помалу достиг улицы, состоявшей из сплошных магазинов. Вывески большей частью украшали медные глобусы. Здесь торговали картами.
Широкую витрину ближайшего магазина тщательно, сосредоточенно протирала средних лет женщина. При виде шерифа женщина оставила свое занятие, окинула подошедшего взглядом и движением руки пригласила его внутрь. Кабеза де Кабра открыл дверь. Изнутри тотчас откликнулся колокольчик. Посреди помещения красовался круглый серебряный стол, опять же со стоявшим на нем глобусом. Бесчисленные ящички по стенам были снабжены прозрачными крышками, позволявшими видеть свитки внутри.
«Здравствуйте, Альвар», – сказала женщина. На ней был яркий передник, полноватое лицо раскраснелось.
«Доброе утро, – удивленно ответил Кабеза де Кабра. – Откуда вы знаете мое имя?»
«Кому же его знать, как не нам, раздающим карты, – ответила она, слегка отмахнувшись. – Скажем так: моя карта показывает, как вы этим погожим апрельским утром входите в мою дверь!»
«Ясно».
«Но вы сюда пришли не о моей карте расспрашивать. Вам своя собственная нужна!»
«Да… я кое-что потерял… Кое-что исключительно для меня дорогое. – Кабеза де Кабра прокашлялся. – Такое, что без него и жизнь не мила».
«Я понимаю, – деликатно ответила женщина. – Уж не из-за чумного ли клирика вы веру утратили?»
И опять Кабезу де Кабру поймали врасплох. Он тяжело перевел дух и долго смотрел в пол.
«Да», – сказал он наконец.
«У меня есть карта, которая вам нужна. – Женщина прошла вдоль стены, приподнялась на цыпочки, заглядывая сквозь стеклянную крышку ящичка, потом слегка нагнулась. – А-а, вот же она!
Хозяйка выдвинула ящичек, достала свиток, перевязанный белой ленточкой, и еще что-то, выглядевшее как небольшой моток ткани. Ленточка на нем была голубая.
«Вот ваша карта. – Она подала бумажный свиток шерифу. – Путь может оказаться долгим и трудным, но карта вас проведет куда надо!»
«Спасибо», – поблагодарил Кабеза де Кабра.
«Вероятно, вы слышали также, что ни монет, ни бумажных денег мы не принимаем».
Шериф кивнул. Женщина протянула ему свернутую ткань:
«Это плата. Вы передадите ее когда-нибудь в будущем. Ваша карта вам подскажет когда».
«А что это такое?»
«Подозреваю, карта, только еще не записанная. – Хозяйка лавочки улыбнулась. – Однажды вы ее создадите».
Кабеза де Кабра покачал головой.
«Еще раз спасибо. Хотя, правду сказать, все это за пределами моего понимания… Если бы я, как прежде, верил поучениям клириков, я бы назвал это ведовством!»
«Значит, верно говорят, что все к лучшему. Даже и то, что сегодня вы утратили веру!»
«Да… пожалуй. – Он коснулся рукой лба. – Благодарю вас».
Шериф вышел из лавки, немного помедлил на улице, наблюдая за хозяйкой, вернувшейся к мытью окна. Потом двинулся в обратный путь – теми же улицами, которыми пришел. Когда городская стена осталась позади, шериф сунул руку за пазуху, вынул бумажный свиток и развернул. На одной стороне листа виднелся рисунок, снабженный пометкой: «Карта для неверующих». Дорога к цели обещала быть долгой и пролегала неведомыми краями. Там были Широкие Равнины Лишений, Ледники Недовольства и даже Жуткое море. Вычерченные неуверенной рукой, бледными штрихами черных чернил, эти странные обозначения казались едва ли не случайными пятнами на толстой бумаге.
На обороте шериф заметил кое-какие указания.
Над пропастью угрозы изобьют, сломают водопадами презренья и недостатком милости сметут… Я – шепот у вселенной на краю; услышишь ли?
Ты будешь почти год скитаться в Пустыне Горького Разочарования, и воды благочестия не утолят твоей жажды. Когда же три лика перед собою узришь, начнется самое трудное. Два лика будут пусты, третий же, два первых связавший, двенадцатью часами обладать будет. Следуй же за тремя ликами, куда бы ни повели, сквозь эпохи: указуют тебе они в твоем поиске путь. Тогда одолеешь Широкие Равнины Лишений, отыщешь тропу через Ледники Недовольства. Ступив же со льдов в Горы Восхода Надежды, окажешься в пятой эпохе пути своего. Вступишь тогда ты на Безбрежные Луговины Ученья, смысл обретешь, где не знал его прежде. Встретив же первый снег возле Жуткого моря, знай: ты готов.
Пусть же три лика странствуют сами собой! Корни пусти в Лесу Убежденья! Карту составь, согласуясь с подсказками Вещих. Пусть сбереженное золото новой цели послужит, а прозвеневший рассказ возродит твою душу, карта же в летние дни станет от солнца щитом. Странник, от коего долго бежал ты, соединится с тобою и смерть принесет. Вот завершение странствий и поисков долгих финал!
Пока шериф созерцал авзентинийскую карту, София немного отвлеклась от полного погружения, чтобы неспешно изучить легенду карты. Что еще за три лика и двенадцать часов?.. «Лик» с двенадцатью часами мог оказаться попросту циферблатом, но другие два?.. Трое часов, но лишь одни из них с циферблатом? Более-менее ясно было лишь то, что касалось Жуткого моря. Разгадывать пророческие иносказания не проще, чем понять человека, чьих воспоминаний она причастилась. Однако то, что она выяснила о его будущности, вроде свидетельствовало: карта действительно завела шерифа в другую эпоху. Вглубь Индейских территорий, на берег Жуткого моря. А карта, которую ему предстояло создать, сообразуясь с подсказками Вещих, была той самой, которую она держала в руках.
Непостижимым, совершенно чудесным образом авзентинийская карта вычертила полный круг. Отправила Кабезу де Кабру из Авзентинии в Индейские территории, подтолкнула его создать бисерную карту… которая и привела Софию назад в ту самую Авзентинию.
– С ума сойти, – прошептала она.
В сей миг пришлось оторвать палец от карты: девочка уловила в комнате движение. На пороге стояла Златопрут, взволнованная и встревоженная.
– Эррол!
Сокольничий сразу открыл глаза:
– Что?
– Сюда еще четверо скачут. – Вещая помедлила. – Только они не нас ловят. Они кого-то схватили.
Эррол встал, даже не спрашивая, откуда она знает.
– Жертвы болезни, – сказал он уверенно. – Их ведут в карантин при дороге.
Златопрут просто сказала:
– Мы должны им помочь.
Он немного подумал и ответил:
– Хорошо.
София уже сворачивала бисерную карту, чтобы спрятать ее в сумку.
– Как я могу поучаствовать? – спросила она.
– В уголке посидеть, пока все не кончится, – бросил Эррол.
Златопрут же сказала:
– Хорошо бы ты придержал свои стрелы, пока верховые не бросятся наутек.
Эррол уже занял позицию у окна, приготовил колчан.
– Бросятся наутек? – удивился он. – От чего?
– От дорожной пыли.
Он покосился через плечо:
– Эти скорей от своих пленников сбегут, чем от пыли…
– Если ты начнешь стрелять из окна, они пойдут к домику.
– А откуда еще мне стрелять, пока я внутри нахожусь?
Недовольно поморщившись, Златопрут отошла к другому окошку, выходившему на дорогу, и замерла в ожидании. Впрочем, она больше наблюдала за Эрролом, чем за дорогой.
София съежилась в уголке, обхватив руками колени. Вот бы здесь, с ними, был Тео!.. Он бы немедленно рассмешил ее, представил все так, будто надвигающаяся опасность – и не опасность вовсе, а запланированный прикол…
Но Тео далеко, а без него ничего забавного на ум не приходило.
Когда снаружи долетел перестук копыт, а потом и шарканье человеческих ног, София приподнялась с пола и выглянула в окно, у которого стояла Златопрут. Все оказалось именно так, как Вещая и предрекала. Мимо ехали четверо конников в золотых масках и затканных золотом белых плащах, у каждого на груди висел на цепи тяжелый золотой крест. За всадниками тянулось не менее дюжины бедолаг самого разного возраста. Каждый был перехвачен в поясе веревкой, все концы тянулись к седлу одного из коней. Люди смотрели в никуда, глаза были пустые… Одна женщина вдруг села наземь, за ней последовали и другие. Всадник, отвечавший за пленников, подергал веревку. Потом выслал коня, и привязанных потащило по дороге.
– Боже всемилостивый, – пробормотал Эррол.
– Погоди! – напряженным шепотом велела Златопрут.
Эррол не послушался и выстрелил, угодив в плечо верховому. Трое оставшихся в замешательстве закрутились на месте, потом разом повернули клювы в сторону домика. Эррол сбил стрелой еще одного. Испуганный конь вскинулся… и в это время позади всадников столбом взвилась пыль. Пленных заволокло желтое облако. Уцелевшие верховые ехали к домику, а туча у них за спиной быстро закручивалась воронкой. У Софии округлились глаза: на дороге бушевал смерч, узкий и высокий, как колокольня. Ближайший к нему всадник обернулся в седле. Его конь шарахнулся… а в следующий миг искусственный вихрь поглотил воина ордена, и тот исчез вместе с лошадью, словно в иной мир провалившись. Второй всадник тоже обернулся, увидел смерч, завопил: «Брухос!..» – и что было силы дал шпоры коню.
Он несся прямо к домику с мечом наголо. Эррол выбежал навстречу. Прячась в углу, София слышала лязг металла о металл.
– Как же они рвутся навстречу смерти, – глядя на сражение, прокомментировала Златопрут.
Спустя несколько минут лязг прекратился.
София наконец отважилась выглянуть. Эррол стоял, держа в руке меч. Орденский воин недвижно раскинулся перед ним на земле. Вихрь исчез.
Эррол повернул голову к дому и спрятал меч в ножны.
– Как ты это проделала? – требовательно спросил он, входя в дом. – Откуда взялся смерч?
Златопрут пропустила его вопросы мимо ушей.
– Надо позаботиться о больных, – сказала она, протискиваясь мимо него в дверь.
Эррол недовольно тряхнул головой, но пошел следом без возражений. София побежала за ними, неся сумку и рюкзак.
Вся связка несчастных сидела на краю дороги. Люди не обращали внимания ни на пыль, ни на жару. Иные, насколько позволяли путы, пытались улечься.
Эррол догнал Златопрут и спросил:
– Их ты тоже своей пыльцой припудришь, фэйри?
– Не разрежешь веревки, Эррол? – отозвалась Вещая. – Не то очнутся связанными, еще испугаются…
Сокольничий нагнулся к несчастным и стал рассекать путы. Большинство заболевших составляли женщины. Тут же вяло шевелились двое седых стариков. Были и дети, один – совсем маленький, едва способный ходить самостоятельно. Освободив всех, Эррол отступил в сторону.
– Я этой твоей штуки уже довольно хватил, – сказал он Вещей.
– Эти странники умней тех, с которыми я знакома, – вслух рассудила Златопрут. – Знать бы, откуда они пришли…
Она простерла руки ладонями вверх, и они тотчас наполнились желтыми цветами. Эррол и София наблюдали за тем, как она бросила их вперед: лепестки взлетели легким облачком и осыпались на безразличных страдальцев. Некоторые закашлялись. Кто-то пытался заговорить, словно пробуждаясь от долгого сна. Один ребенок немедля расплакался.
– Теперь, – сказала Златопрут, – с ними все будет хорошо.
София обеспокоенно спросила:
– Куда они пойдут?
Эррол поглядывал на запад.
– В Севилью вернутся, наверное. А нам надо бы уходить, да побыстрей!
– А другой всадник? – спросила Златопрут.
– Ах да. Который нас колдунами назвал. Я думаю, он скоро вернется, да с подкреплением. Так что пора делать ноги, несмотря на риск и жару! Пошли, репеёк, – позвал он Софию и кивнул ей на ничего не понимающих исцеленных: – Не беспокойся о них. У нас других забот полон рот…
Златопрут внимательно посмотрела на него:
– Этот орден Золотого Креста вправду очень могуществен? Мы не можем никак его избежать?
Эррол лишь рассмеялся:
– Избежать их внимания невозможно. У них стукачи на каждом углу, а клириков столько, что и не перечесть! Они уже подозревают Софию в распространении чумы, а нас – в ворожбе… – Он нахмурился. – Тебе не нравится, когда я тебя называю фэйри. Послушаю, как ты запоешь, когда они тебя ведьмой объявят!
31
Странники
Доподлинно неизвестно, из какой эпохи явились Вещие, из прошлого или из далекого будущего. Мы только знаем, что впервые их заметили на Тихоокеанском побережье. Оттуда они постепенно продвигались вглубь Индейских территорий, разыскивая племя эри, своих вероятных родственников. Одна кровь у них или нет, ни эри, ни Вещие толком не знают. Тем не менее пришлый народ остался жить бок о бок с предполагаемой родней.
Шадрак Элли. История Нового Запада
– Что такое репеёк? – спросила София.
Они ехали на трофейных лошадях на восток. Девочка сидела позади Златопрут, обхватив Вещую за пояс. Эррол поймал перепуганных коней, Златопрут их успокоила. Теперь они вдвое скорей продвигались в сторону Гранады – только пыль вилась позади.
Эррол улыбнулся из-под серого капюшона:
– Маленький репейник.
– Репейник?..
– Ага. Знаешь, такая круглая штука, цепкая ужасно. Всядет в бороду – поди оторви!
София возмутилась до глубины души:
– Я, значит, тебе бороду оборвала?
Сокольничий негромко рассмеялся:
– Я тебя похвалил, девочка. Ты держишься молодцом. Маленькая, да удаленькая…
– Ну, – пробурчала она, несколько умиротворенная, – не очень-то я и маленькая…
– Верно. Но в нашем отряде ты точно самая младшая. И едва ли не самая упорная. Так что оставляю за собой право звать тебя репейком!
– Насчет упорства я тоже не очень согласна.
Эррол задумался.
– В каких-то смыслах, может, и нет, но ты жизнерадостна и добра, и, похоже, ничто этого не отнимет. Я же с самого начала за тобой наблюдаю. Ты беспокоишься о других, когда свою голову спасать впору… – Он улыбнулся ей. – Столь же глупо, сколь благородно!
София даже не придумала, что на это сказать.
– В твоем возрасте, – продолжал сокольничий, – я бы так о других не радел… А ты, фэйри? – В его голосе слышалось уважение, которого не было прежде. – Ты бросилась бы выручать тех несчастных, когда была помоложе?
София не видела лица Златопрут, но не подлежало сомнению, что та продолжала безмятежно взирать перед собой.
– Наш обычай – предлагать посильную помощь всякому, кто встретится на пути, – сказала она. – Мы все таковы. Мои личные душевные качества тут ни при чем.
Пока ехали, София поведала Златопрут то же, что раньше – Эрролу: как она оказалась в Папских государствах, что случилось на борту «Истины» и что ожидало ее в хранилище нигилизмийского архива Гранады. К некоторому удивлению девочки, Вещая не усомнилась в том, что ценность дневника оправдывала столь далекую поездку. Не спросила, а следовало ли покидать Севилью, когда путешественнице должны были вот-вот оказать помощь.
День выдался долгим. Эррол и Златопрут все прислушивались, ожидая прибытия воинов Золотого Креста. Однако час проходил за часом – все было тихо. К сумеркам София задремала, уткнувшись лицом в спину Вещей. Ее разбудил звук спущенной тетивы, особенно громко прозвучавший в вечерней тишине. И Златопрут казалась несколько напряженной…
– Что такое? – прошептала София.
– Фантомы, – так же тихо ответил сокольничий.
Девочка повернулась, чтобы взглянуть, но увидела лишь Эррола, подбиравшего с земли две стрелы. И еще указатель при дороге, гласивший: «ЛА ПАЛОМА ГРИ», что соответствовало побитому непогодами изображению серой голубки. Сердце Софии болезненно сжалось: что, если Эррол «оградил» ее от очередного явления Минны?..
– Что ты называешь фантомами? – спросила Златопрут.
– Фантомы.
– Но ведь они говорили!
– Несли всякую чушь, – коротко бросил Эррол. – Захочешь поболтать с ними, подожди до завтрашнего вечера. Они точно вернутся. Правда, беседа вряд ли покажется тебе занимательной… – И он снял Софию с коня. – Я тут, в «Голубке», с хозяйкой гостиницы знаком. Она спрячет нас, если орденские нагрянут.
Хозяйка гостиницы в самом деле приветствовала Эррола радушными объятиями и беззубой улыбкой. Других путешественников в ее заведении не было. Добрая женщина выдала им кувшин воды, горшок с тушеным мясом и овощами, блюдо оливок и миндаля. Сама же повесила передник и удалилась к себе.
Путники остались отдыхать в большой общей комнате, увешанной гамаками. Убранство являло собой немое свидетельство давно минувших времен, когда Папские государства вовсю торговали с Объединенными Индиями. После еды Эррол и Златопрут улеглись подремать. София вытащила бисерную карту и выглянула сквозь сетку гамака – убедиться, что Вещая не спала.
– Златопрут?..
– Да?
– Как ты это делаешь? Ну, те цветы у тебя на ладонях… В твоем племени все так умеют?
Темно-русые волосы Златопрут разметались во все стороны по гамаку, зеленые юбки свисали по сторонам. Она сняла белый шарф, которым обычно покрывала голову, и бросила его на пол. Мягкие кожаные сапожки с длинными завязками, напоминавшие перчатки Вещей, лежали рядом, на гамачной сетке покоились маленькие зеленоватые ступни. Златопрут передвинулась и приподнялась, чтобы лучше видеть Софию. Эррол лежал в своем гамаке, скрестив на груди руки. Он не подавал вида, но тоже слушал очень внимательно.
– Вещими нас называют другие, – начала Златопрут. – Сами мы зовем себя элодеями или элодейцами. Когда мы пришли на берега Жуткого моря, нас стали путать с эрильгонами, истинными эри, – народом, рассеянным давнишней войной. Я и прежде подмечала за жителями Нового Запада эту привычку: давать местам и племенам малоподходящие названия, исходя из весьма неполных знаний о них. Мы пришли с запада, с берега океана… В другом, лучшем мире нам не было бы нужды таить свои знания. Здесь же тяжкий опыт успел показать, сколь многие люди готовы использовать во зло наши возможности…
Жители Пустошей и Нового Запада считают нас целителями, – разглядывая свои ладони, продолжала она. – А следовало бы – толкователями, толмачами. Ты ведь обращала внимание, что Эррол владеет как языком своего народа, живущего в Сокровенных империях, так и здешним?
– Да, – сказала София.
– Вот и я примерно тем же занимаюсь. Только я владею языками не разных людских племен, но разных существ.
Слушатели задумались, воображая при этом весьма несхожие вещи. Эррол невольно припомнил дивные народцы, что населяли бабушкины сказки: гоблинов, пикси, эльфов… София подумала о барсуках и медведях.
– Ты зверье имеешь в виду? – спросила она.
– И его тоже. Знаешь, я успела побеседовать с лошадьми, так они столько всего мне порассказали об ордене Золотого Креста… А Сенека, хоть натура и сдержанная, не удержался и вволю посплетничал о хозяине… – Она с улыбкой покосилась на Эррола, ерзавшего в гамаке. – В нашу эпоху, как и на протяжении всей истории до Великого Разделения, элодейцам был присущ дар владения языками. Нам это казалось естественным: а как же иначе?.. Лишь вплотную столкнувшись сперва с жителями Пустошей, потом с населением Индейских территорий и, наконец, встретив выходцев с Нового Запада, мы поняли: не все умеют общаться так же, как мы. Зачастую это приводит к столкновениям. О некоторых вам известно, о других – нет. Ваш мир полон существ, которых вы не понимаете и которые не понимают вас…
– Вроде волшебного мира фэйри, – встрял Эррол.
– Нет, я говорю не о мире волшебных созданий, хотя допускаю, что вы так называете кое-кого из тех, кого я имею в виду… Возьмем хотя бы явление, которое здесь именуют моровым поветрием, или лапеной. Да, это болезнь вроде сыпного тифа и двенадцати лихорадок, только лапена поражает самое сердце. Как и тиф, она причиняется возбудителями, незримыми глазу. Крохотные странники поселяются в людях, потому что их вынудили покинуть привычное обиталище. Как и откуда их выгнали, я еще не поняла. Только чувствую, что они весьма обеспокоены и несчастны, ведь их сорвали с корней. Они подселяются к людям в ложной попытке найти себе новый дом. Я начинаю говорить с ними, а цветы златопрута дают им хотя бы временную опору… как веревка тонущему. Они слышат меня, хватаются за веревку и выбираются из человека. К сожалению, жители Папских государств не в состоянии это понять. Они считают лапену то ли порчей, то ли вовсе проклятием и не замечают живых существ, вызывающих болезнь. Они вообще глухи и слепы очень ко многому…
Эрролу и Софии понадобилось время, чтобы переварить услышанное.
– Это не объясняет, как ты узнала, что делается впереди на дороге, – погодя возразил сокольничий. – Как и то, что сделала с пылью!
Златопрут смотрела в потолок, сложив руки на животе.
– Боюсь, большего открыть мне не позволено, – сказала она. – Я и так уже многовато наговорила.
Читать бесплатно другие книги:
