Золотое снадобье Гроув С.

За Крутогором лежит Лабиринт Заемных Воспоминаний. Чтобы в нем выжить, ты чувствам доверься своим, а пройдешь – снова сделаешь выбор: отстоять ли мираж? Если сгинет мираж, путь твой – к Общему Пруду и далее в Рощу Давно Позабытых. Лучше избегнуть ее, как бы ни было тяжко! Верь себе, верь побужденьям и внутренней правде. Встань за мираж, прошагай же Путями Химеры! Может, себя потеряешь, зато обретешь Авзентинию.

Только поднимется вихрь – память старца на помощь зови, тебе это привычно. Отрешись от часов, что досель не имела. Уляжется ветер – тут и поймешь: ничто никогда не терялось…

София заново перечитала написанное и снова посмотрела на Розмари:

– Откуда это могло стать кому-то известно? Как вообще такое возможно? А твоя карта тоже вся сбылась?

– Сбылась, – ответила девушка. – До последней мелочи. Там были моменты, которых я в толк взять не могла, пока они не начали происходить. А кое-чего я в упор не замечала – только задним числом. Но все, что карта мне напророчила, точно так и свершилось!

– Значит, нам ждать от Золотого Креста неслабой погони, – невесело хмыкнул Эррол. – Стая золотых птиц, ха! И без предсказаний все ясно…

– Там дальше становится интереснее, – нахмурилась София. – Процветшая рука, сокольничий… Слушай, Эррол, точно эти слова мне Минна говорила в Севилье! Так и сказала: «Сокольничий и процветшая рука пребудут с тобой»!

– Ну и что?

– А то, что слово в слово как на карте! Сокольничий – это ты, тут все ясно. А процветшая рука, – она повернулась к Златопрут, – это ты!

Вещая заговорила впервые с тех пор, как Розмари представилась им.

– Да, похоже на то, – сказала она.

– А кто – старцы?

Златопрут повернулась к западу, по лицу пробежала тень тревоги.

– Похоже, это могу объяснить я. Старцы… Впрочем, лучше я буду рассказывать на ходу, ибо на дорогу только что выехала полусотня солдат Золотого Креста. Они скачут из Севильи и, очень возможно, разыскивают именно нас…

Эррол нашел хозяйку гостиницы за разрушенным зданием: сжавшись в комочек, она пряталась под миндальным деревом. Немного проводив старушку по дороге на север, где держал ферму ее сын, Эррол догнал своих спутниц. Комната, в которой они ночевали, по счастью, уцелела, в отличие от разгромленной общей. Забрав свои вещи, путники оседлали коней и выехали со двора.

К немалому отвращению Софии, Розмари настояла на том, чтобы забрать глаза четырехкрылов. Два она убрала в свой мешок, два других положила в фургон, который у нее, оказывается, был. Она выпрягла лошадь и бросила повозку у поворота дороги, когда увидела «семь крыльев». София с удивлением оглядывала ярко раскрашенный тент. Цветы, лозы, птицы населяли стены фургона, а над дверью притулилась золотая ласточка. Птица раскрывала крылья, собираясь лететь.

Розмари запрягла лошадь, и все вместе они двинулись на восток.

– Дорога добротно укатана за века путешествий, хотя последнее время по ней мало кто ездит, – рассказала девушка новым друзьям. – Отсюда и до границы через каждые несколько лиг устроены колодцы, но вот гостиниц больше не будет. На пятой лиге живет пастух: я у него баранину покупаю. Всю остальную снедь нужно везти с собой…

– Что там за граница? – спросил Эррол. – Там небось и стража стоит?

– Чтобы всю Темную эпоху укараулить, никакой стражи не хватит. Они парами бродят, по двое на каждые три лиги. Я многих знаю. С некоторыми можно по-людски столковаться.

– Удивляюсь я, однако, – презрительно покривился Эррол.

Розмари бросила на него быстрый взгляд:

– Это никакая не дружба, а простой компромисс. Я сама годами таскалась вдоль границы, пока ждала Бруно. Бывало, то о четырехкрылах стражу предупредишь, то о темных бурях, что порой посылает эпоха… Ну и ребята мне порой тем же платили. Цели наши, конечно, весьма различаются. Но почему друг дружку не выручить? Сперва терпишь их, а потом и взаимное уважение кое-какое зарождается.

– Полагаю, – сказал Эррол, – с теми пятьюдесятью, что скачут за нами, на взаимное уважение рассчитывать не приходится?

Розмари покачала головой:

– Я из орденских в Севилье никого не знаю.

И чмокнула губами, понуждая лошадь бежать веселей.

София снова ехала со Златопрут, на сей раз сидя впереди. Она смотрела в ясное утреннее небо.

– Так ты нам расскажешь про старцев?

– Да. – И немного пояснила для Розмари: – Я говорила Эрролу и Софии, что мой народ, элодейцы, – племя толкователей. Мы можем говорить с любым живым существом… – И поправилась: – Почти с любым. Даже с теми из них, кто невидим или вовсе не похож на живое создание.

– Вроде заразы, – вставила София.

– Да, вроде маленьких странников, производящих вред, известный здесь как лапена… Так вот, старцы, о которых я говорю, – такие же существа. Очень древние и могущественные, поэтому мы и дали им такое название. Они столь много знают об этом мире, что мы даже осмыслить глубину этих знаний не в состоянии… Соответственно, нам трудно понять многое из того, что они творят. Мы лишь отчасти приблизились к пониманию старцев. Однако я могу говорить с ними. Это от них, при их посредстве мне становится известно, что делается вдалеке. Одного из них я попросила наслать вихрь, когда появились воины Золотого Креста, и он выполнил мою просьбу. Их могущество поистине необъятно… Иногда они употребляют его на то, чтобы создавать чудесные вещи. Иногда их дела ужасны…

– Ужасны? Какие, например? – спросила София. – Смерчи?

– Я говорю о возмущениях мироздания вроде того, которые вы, жители Нового Запада, именуете Великим Разделением.

София едва не свалилась с коня, резко обернувшись к Вещей.

– Великое Разделение?.. – спросила она изумленно.

– Да, я о нем. Оно было вызвано раздором между старцами.

– Но кто они или что они такое? – встрял Эррол. – Как они выглядят? Что-то все это здорово напоминает россказни о языческих богах, а уж их-то, я точно знаю, не существует! Они все время невидимые или облик какой-нибудь принимают?

– Они видимы, – ответила Златопрут. – И вы все время их видите. Причем повсюду…

– Ничего я не вижу! – заявил Эррол.

– Видишь, – уверенно повторила Златопрут, и София расслышала в ее голосе улыбку. – Наверное, правильнее сказать иначе: ты видишь их… но, по сути, как бы не видишь. Ты видишь их, но не осознаешь этого. Мы, элодейцы, по-другому называем их – климами. На Новом Западе и в Сокровенных империях они более известны как эпохи.

Часть IV

Ответ

36

Климы

Среди многочисленных исследований землепроходцев, картологов и натурфилософов особняком стоит обширное подразделение науки, целиком посвященное объяснению причин Великого Разделения. В этой области познания существует такое количество непримиримых гипотез, что взаимоотношения научных школ, увы, отмечены горечью и враждой. Первоначальная вера в то, что Великое Разделение было наслано некоей высшей силой как часть вселенского плана, со временем подвергалась все большему сомнению. Особенно яростно критикуют ее приверженцы мнения, склонного во всем винить деятельность одной из грядущих эпох…

Шадрак Элли. История Нового Запада
2 июля 1892 года, 6 часов 30 минут

София сидела на лошади впереди Златопрут, разглядывала пейзаж, медленно разворачивавшийся впереди, и пыталась осмыслить его как некое единое существо, простершееся на множество миль. Со всеми равнинами, горами и пещерами. Существо, чьи бока омывало море, а ручьи и реки были вроде кровеносных жил.

Как тут не поддаться сомнениям?!

– Значит, – обратилась она к Вещей, – все, что здесь вокруг, оно… типа живое? И смотрит на нас?

Она всей спиной чувствовала дыхание Златопрут.

– Да, – ответила та и, кажется, опять улыбнулась. – Бодрствует, чувствует и понимает. В точности как ты или я.

София посмотрела на клочковатую травку, на пожелтевшие миндальные деревья. Вот скальные выходы, каменистая земля… пыль на дороге, тревожимой копытами.

– И оно… слышит нас?

– Слышит, причем очень многими способами: нам с тобой и не представить подобного восприятия. Похоже, климы осознают все, что происходит в их сфере. Каким образом – человеку не понять.

Небо над головой казалось синей перевернутой чашей.

– Насколько же они велики? – спросила София. – Вот здешняя эпоха, например?

– Мы движемся по краю громадного клима, – ответила Златопрут. – Он начинается на берегу, охватывает Севилью и большую часть того, что мы видим вокруг. Но дальше к востоку, там, куда ведет дорога, расположены еще два.

– Темная эпоха?.. – робко выдохнула София.

– Да, она самая. И еще Авзентиния. Я не слышу ее голоса, но присутствие ощущаю.

София задумалась над услышанным. Сделала выводы.

– Значит, Темную эпоху ты слышишь?

– Нет. – В голосе Златопрут проскользнула озабоченность. – Не слышу. Я еще не встречала подобного клима. Он… он кажется отсутствующим. Но такое невозможно!

Тут впервые подала голос Розмари.

– То, как ты рассуждаешь о своих старцах, кажется мне очень знакомым, – проговорила она. – Я заподозрила что-то в таком духе, после того как познакомилась с Авзентинией. То, как возникают и пропадают тамошние тропинки… Город словно сам ведет нас к себе! И Темная эпоха тоже куда-то направляет, ведет… Иначе с какой бы стати им драться, захватывая и теряя клочки земли, причем снова и снова?

– На карте Кабезы де Кабры, – сказала София, – мы видели, что Темная эпоха прорвалась сквозь холмы Авзентинии и все поглотила до самого каменного моста!

Розмари резко кивнула:

– И не только. После отъезда шерифа она распространилась еще дальше на север и на восток.

– В смысле, за Муртию?

– Далеко за нее. В один прекрасный день мы проснулись, глядь, а она уже под самыми стенами деревни! Все, понятно, бежать… Через месяц я туда завернула с фургоном. Смотрю, нет больше нашей деревни! Раньше от Севильи до границы Темной эпохи было полных три дня ходу. Теперь – меньше двух.

– Значит, Темная эпоха – такой же клим, как и все прочие, – вслух задумалась Златопрут. – Так они себя ведут, когда не могут устроиться. Ползают с места на место, растут, съеживаются. Это повсюду происходило во время Великого Разделения. Мы его называем Войной климов.

– Война климов, – повторила София.

Значение этих слов было поистине необъятно. Карта мира представала в совершенно новом виде. Она жила и дышала, полная внутреннего напряжения и борьбы.

– Сами климы не открывают причины, вызвавшей вражду. Это одна из множества их тайн, о которых я не решаюсь сказать ничего определенного. Нам только известно, что они утратили согласие, начали ссориться, что в итоге привело к обособлению, насилию, вражде… в общем, ко всему тому, что мы имеем теперь. И они не успокоились до сих пор. Более того – за последнее время участились вспышки вражды. То тут, то там разгораются споры, меняющие облик известного нам мира… И не только здесь, где засела Темная эпоха.

– Вроде того, как в прошлом году южный ледник на север пополз? – спросила София.

– Да. Это рванулся к северу южный клим. И опять никто не может сказать – почему.

София умолкла, погрузившись в глубокие размышления. Сколько нового открыли ей краткие пояснения Златопрут, – голова кругом! Возможно ли, что вся наука Нового Запада в лице исследователей и картологов с Шадраком во главе – вся эта интеллектуальная мощь ни на шаг не приблизилась к пониманию Великого Разделения просто потому, что никто не видел картины мироздания в истинном свете?.. Бостон, город учености, вдруг показался таким крохотным, таким убогим в своих познаниях… С другой стороны, если климы вправду существовали, жили и мыслили, прояснялось многое из того, что раньше казалось необъяснимым!

Чем больше размышляла София, тем более похожим на истину выглядело услышанное.

– Значит, они вправду вроде языческих богов, – подвел итог Эррол. – Дерутся между собой и заставляют смертных служить своим прихотям, а о последствиях даже не помышляют!

Златопрут на некоторое время задумалась.

– Нет, – проговорила она затем. – Все как раз наоборот. Хотя, пожалуй, можно сказать и так: ваши язычники инстинктивно ощущали присутствие старцев. И пытались как умели объяснить их, сделать понятными, очеловечить.

– Война есть война, – упрямо заявил Эррол и вскинул руку. Сенека опустился на перчатку, принялся охорашивать перья. – Лишь себялюбивые и корыстные затевают войну!

– Трудно не согласиться, – кивнула Златопрут. – Теперь ты понимаешь, почему мы не очень-то об этом болтаем. Учитывая нашу способность говорить с климами…даже в чем-то их убеждать… Только представь себе, сколько людей захочет воспользоваться нашими возможностями! И в каких чудовищных целях!

Когда полуденная жара стала невыносимой, путники нашли убежище в фургоне Розмари. Свет, смягченный белыми занавесками, озарял настоящую комнатку: внутренность повозки оказалась куда просторней и симпатичней, чем ожидала София. В передней части, под окошком, виднелась постель, устроенная на сундуке. Из-под потолка свисали две лампы: в них уже вставили недавно добытые глаза четырехкрыла. Яркий солнечный свет делал их тусклыми и безжизненными. Всю правую стену занимали полочки и ящички, разрисованные серыми птицами. Посуда, кувшины, корзинки… Слева на расписных плитках покоилась приземистая черная печка. Обстановку дополняли низкие кожаные кресла, выполненные в виде подушечек для булавок. Чья-то терпеливая рука расшила их узором в синюю и белую нитку…

София сразу поняла: большую часть внутреннего убранства фургона смастерила сама Розмари. Пригласив всех садиться, молодая хозяйка вытащила из одного ящичка целый хлеб и горшочек с маслом. Налила из синего кувшина воды…

София поблагодарила и с жадностью принялась за еду. В гостинице им позавтракать не довелось, а ужин был ох как давно!

– Неплохой домик, – одобрил Эррол.

– Настоящая роскошь по сравнению с твоим собственным образом жизни, – с улыбкой заметила Златопрут.

– За роскошью я не очень гонюсь, – сказал Эррол. – Просто слегка завидую тебе, Розмари. Твой дом повсюду с тобой!

– Было бы чему завидовать, – отмахнулась девушка. – Я же целую ферму потеряла. Здесь – так, рожки и ножки, что спасти удалось.

– Прости, – извинился сокольничий. – Я, однако, тут вижу не просто обломки былой жизни, но и немалую изобретательность… Взять хоть арбалет: ты его тоже сама сделала?

– Пришлось, – сказала Розмари. – Надоело удирать от четырехкрылов всякий раз, как начинаются мерзкие вопли над головой!

Она передала ему самострел, Эррол с одобрением повертел его в руках.

– Ну а ты? – спросила Розмарии. – У тебя есть что-нибудь из дому?

Эррол вернул ей арбалет.

– Досюда я из дому донес только лук да сапоги… Все остальное раздобыл уже здесь, в Папских государствах. Начиная от Сенеки и кончая завязками на сапогах!

– Скучаешь по дому, наверно, – сказала София.

– Еще как скучаю-то, репеёк! По брату Освину и сестрице Кэт, по отцу с матерью и по деду. Мы… – Он на мгновение примолк. – Мы счастливо жили.

София постаралась ободряюще улыбнуться ему:

– И еще поживете, надеюсь!

– Ты забыл еще кое о чем, – вмешалась в разговор Златопрут. – Ты несешь свой дом в сердце и в памяти, разве не так?

– Воистину, – наклонил голову сокольничий. – Со мной наши зеленые холмы… запах дождя ранней весной… Долгие зимние вечера, когда мама и сестра занимались шитьем… Древние руины, где мы с братом в детстве играли.

Он вздохнул.

– Нельзя нам засиживаться, – сказала Розмари и поднялась с кресла. – Дальше по дороге полно заброшенных ферм. Там часто нападают четырехкрылы!

Пока выбирались из фургона обратно в дневную жару, Эррол, наблюдая за Софией, успел попрекнуть себя тем, что вздумал упоминать о родителях и дедушке. Девочка ушла в себя, предавшись невеселым воспоминаниям из бисерной карты.

– А знаешь, репеёк, о чем я больше всего скучаю, когда вспоминаю дом? – спросил он, сажая Софию на седло впереди Златопрут. – Мне очень не хватает побасенок, что мы рассказывали вечерами. Надо бы и тут такое обыкновение завести! Примером, как покушаем – и вместо того, чтобы выскакивать под палящее солнце и от сумасшедших клириков удирать, нет бы друг дружку сказками баловать!

– Да уж, – через силу улыбнулась София. – Занятие куда более приятное.

– Слабо сказано! – подтвердил Эррол, запрыгивая в седло. – Сказок ведь превеликое множество. Одна рассмешит, другая прошибет на слезу, третья, глядишь, чему-то научит… Знаешь что? Можно и начать не откладывая, благо до Темной эпохи еще ехать и ехать. Я как раз припомнил историю, что мой дедуля часто рассказывал. Про Эдоли и лесника. Если никто не против, я расскажу!

Златопрут шутливо поинтересовалась:

– Эта сказка не о том ли, как доблестный стрелок храбро защищал трех женщин в темном лесу?

Эррол задумчиво пожевал губами.

– Нет, – сказал он затем. – Сказка про отважного стрелка, ясно, еще интересней, но лучше я ее тебе расскажу, когда в Гранаду приедем. А пока что – про Эдоли и лесника!

Когда все тронулись, он собрался с мыслями и наконец заговорил:

– История про фэйри… Мой дедушка рассказывал ее год за годом, почти ничего не меняя: это заставляет думать, что она была правдивей многих других. А начинал дедушка всегда с того, что напоминал нам одну важную вещь: фэйри – не добрые и не злые. По сути, они вроде нас: сочетают доброе и дурное, а то и меняются на глазах, превращаясь в свою противоположность… Вот и думайте, о каких именно фэйри повествует сказка!

Еще помолчал – и перешел непосредственно к истории.

– Жила-была девочка… Жила она в маленькой деревеньке на краю леса. Она росла непослушным ребенком: как выучилась ходить, так и бегала без спросу куда пожелает. В том числе и в лес, где, как всем известно, опасностей не перечесть. Родители пытались держать ее при себе, но не на привязь же дочку сажать? Вот и получалось, что луна ни единого разу не сменилась без того, чтобы девчонка не удрала на несколько часов в лес. Родители, ясно, сходили с ума, а она возвращалась веселая, довольная и без единой царапины, только знай болтает детским своим голоском о приключениях среди фэйри!

Чем старше становилась девчушка, тем меньше интересовал ее лес. То-то обрадовались отец с матерью! Она больше не рассказывала про фэйри, да, в общем, уже о них и не помнила. Они вроде как отошли в область выдуманных вещей, которыми она забавлялась в детстве. Настала юность – и наша девочка забыла про магию: пришла пора мечтать о любви!

Она была премного наслышана про любовь. Про то, что это несусветно здорово и прекрасно, но и боль может причинить несусветную! Вот она и давай ждать, чтобы ее постигла любовь: примерно как зимой насморка ждешь… Только время шло, но ничего не происходило. Она уже всех своих соседей перебрала: мужчин, женщин, юношей, девушек… и что-то никто ее любовной лихорадкой не заражал! Правда, она их знала всю свою жизнь. Раз или два у нее как будто замирало сердечко – так больно и сладко, что она уже гадать начинала: вдруг это оно самое и есть?.. Но потом решала: нет. Не оно.

В то время и в тех краях было принято рано жениться. Ровесники нашей Софии, – добавил Эррол чуть громче, – уже задумывались о браке!

София удивленно повернулась к нему. Эррол ей улыбнулся:

– Не то чтобы тебе следовало спешить с этим, София… Не спешила и наша героиня, Эдоли. Представьте, целых десять лет она каждодневно ждала, чтобы ее постигла таинственная болезнь, – и все зря. Ни любви, ни желания начинать семейную жизнь! Родители уже стали привыкать к мысли, что она так и не приведет в дом ни мужа, ни детей. Эдоли и сама постепенно все меньше думала о «сердечной болезни», которой так страшилась и в то же время желала.

И вот однажды ранним весенним утром она вдруг поняла, насколько легче и проще жить без любви! Более не нужно беспокоиться о том, как проявится это чувство и к чему приведет. Эдоли как будто тяжелый груз сбросила с плеч. Она словно собиралась однажды взяться за очень трудное дело и вдруг обнаружила, что вместо нее работу выполнил кто-то другой. С ее сердца и разума пелена спала, и она ясно увидела то, чего много лет не замечала.

Идя в тот день краем леса и радуясь душевному спокойствию, Эдоли бросила взгляд в чащу и неожиданно заметила некую фигуру в плаще, удаляющуюся от нее. Даже ни о чем не задумавшись, Эдоли шагнула следом и окликнула: «Привет!» Человек обернулся, и она успела мельком заметить белое лицо, прежде чем его скрыл капюшон. Человек слегка всхлипнул и спрятался за деревом. «Эй! С тобой все в порядке?» – спросила Эдоли. Человек продолжал удаляться, хромая, очевидно испытывая боль, прислоняясь то к одному дереву, то к другому… Эдоли поспешила вслед, стараясь догнать, и это ей удалось. Она окликала раз за разом, но ответа не получала. Наконец она догнала незнакомца. Тот стоял неподвижно, жалко ссутулившись… Эдоли протянула руку: «Тебе плохо? Тебе помочь?»

Капюшон отлетел прочь… это была фэйри! Она схватила Эдоли за обе руки, и тут же из-за деревьев выскочили еще три фэйри, сцапали за волосы, за одежду. Эдоли закричала, но от неожиданности не сумела по-настоящему дать им отпор. У фэйри, которая завела ее в лес, была такая белая кожа, что сквозь нее просвечивали зеленые вены. Огромные золотые глаза, а все черты лица – заостренные: уши, носик… и мелкие остроконечные зубы в несколько рядов. И даже длинные прозрачные крылья за спиной оканчивались тонкими черными остриями. Волосы у той фэйри были белые с золотом и зеленью и развевались в воздухе, словно под водой. Остальные были в том же духе: рослые, грозные, прекрасные и жуткие, очаровательные и опасные… А как они улыбались! Зубастые улыбки мгновенно менялись, делаясь то милыми, то недобрыми… Эдоли не знала, что думать, да попросту и глазом моргнуть не успела – они живо обернули ее своими плащами, пахнувшими прелыми листьями, мохом и темнотой. Подхватили и унесли далеко-далеко, в самую глубину леса!

Эдоли сперва отбивалась, но плащи у фэйри тоже были волшебные. Чем больше она вырывалась, тем плотней они обвивались вокруг ее тела, и она оставила сопротивление. Фэйри несли ее какое-то время, потом бросили наземь. Тут она взмолилась о глотке свежего воздуха, и фэйри сдернули с нее плащи. Эдоли огляделась: оказывается, ее принесли на полянку в сосновом лесу. Четыре фэйри устроились отдохнуть на ковре из опавших иголок. Та, что заманила ее в лес, взяла прядку своих волос и ею связала девушке руки. Бело-золотая прядь оказалась прочной, как проволока, и сама собой туго стянулась на запястьях Эдоли.

«Погодите! – воззвала Эдоли к похитителям. – Чего ради вы забрали меня? У меня нет ничего, что вам пригодилось бы. Прошу вас, отпустите меня!»

Фэйри как-то странно поглядывала на нее. Потом заговорила, и ее шепот прозвучал словно шорох зимнего ветра в древесных ветвях.

«Ошибаешься! У тебя есть кое-что для нас. Тебя полюбил наш король. К нему-то мы тебя и ведем!»

«Нет, это вы ошибаетесь! – замотала головой Эдоли. – Он совсем не меня ищет! Я его даже не встречала ни разу!»

«В самом деле?» – спросила фэйри. А потом, к ужасу Эдоли, схватила ее за связанные руки – да как цапнет в кончик пальца!

Эдоли только ахнула, а фэйри отвернулась с жестокой улыбкой и улеглась себе спать, даже прозрачные крылышки подрагивать перестали. Эдоли шевельнуться не смела. Она помнила, как волшебные плащи стискивали ее, чуть что: вдруг и волосы фэйри поведут себя так же? Укушенный палец болел, из проколов, оставленных острыми зубами, сочилась кровь…

Эррол умолк. Погладил Сенеку, перебравшегося на плечо.

– Понятно теперь, почему ты так старательно избегаешь общества фэйри, – заметила Златопрут.

– Совершенно верно, – кивнул Эррол. – Больно уж непредсказуемые они существа.

Вещая задумчиво проговорила:

– Я, впрочем, до сих пор никого из вас не покусала… Или я не все помню?

– По счастью, это София, а не я с тобой на одной лошади еду, так что уж точно не я первым к тебе на зуб попаду!

Эррол произнес это до того серьезно, что София не удержалась от смеха.

– Пока фэйри спали, – продолжал он, – Эдоли попыталась сориентироваться в лесу. Ничего не получилось: сквозь густые ветви едва пробивался солнечный свет. Трудно даже сказать, вечер стоит или утро! Все было такое серо-лиловое: то ли поздние сумерки, то ли ранние. Но время шло, в лесу постепенно темнело, значит близилась ночь. Фэйри, кажется, крепко спали, и Эдоли решила: вряд ли ей еще предоставится такой случай удрать! Она тихо встала, стараясь не поранить запястья. Фэйри не пошевелились. Эдоли стала пятиться по мягким иголкам. Шажок, еще шажок… Фэйри все не просыпались. Эдоли добралась до края поляны и скрылась в чаще. Она понятия не имела, в какой стороне деревня, но разницы не было! Бесшумно ступая, она все дальше уходила от поляны и спящих похитительниц. Как же трудно ей было идти медленно, когда хотелось удирать во всю прыть!

А потом она увидела впереди за деревьями желтый крохотный огонек. Вот тут она побежала, больше не заботясь, услышат ли фэйри и не врежутся ли путы ей в руки. Она мчалась во все лопатки, петляя между деревьями, между тем как огонек впереди становился все ярче. И наконец она сумела рассмотреть домик! В нем светились окна, а из трубы дым шел! Эдоли даже заплакала от облегчения.

И тут сзади налетел порыв ветра, послышались далекие крики! Это фэйри взвились в воздух, обнаружив пропажу. Эдоли единым духом одолела оставшиеся несколько шагов и спутанными руками заколотила в дверь домика! Уже было слышно, как звенели позади крылья фэйри. Оглядываясь через плечо, она видела их белые лица, видела, как вьются, тянутся к ней белые с золотом пряди. Они то ли кричали, то ли шептали, словно ветры, завывающие среди голых ветвей… Эдоли с ужасом наблюдала за их приближением, втискиваясь спиной в крепкую деревянную дверь… Фэйри же, достигнув края полянки, где стояла избушка, внезапно остановились, не смея двинуться дальше. Тут дверь отворилась – и наша Эдоли, что называется, ввалилась вовнутрь.

И вот, стало быть, лежит она на деревянном полу, а тот отливает медом в свете огня… И пытается она высмотреть, кто же дверь ей отворил? Кто ее от фэйри избавил?.. Глядь, стоит над нею лесник. Совсем незнакомый. Высокий и стройный, с темными глазами из-под густых бровей… Ух, грозный какой! Эдоли аж испугалась… А он, значит, поглядел на ее связанные запястья – и тотчас переменился в лице. Хмуриться перестал, в глазах изумление засветилось, потом жалость… Это он оковы, наложенные фэйри, на ней рассмотрел.

Вам случалось подниматься со связанными руками? Легко ли это? Кто пробовал, знает… Эдоли, кое-как перевернувшись, приподнялась на колени. Лесник подал ей руку, помог.

«Прости, – говорит, тихо так, вежливо, – что сразу дверь не открыл. Ко мне в лес редко какой гость забредает».

И повел ее в кресло возле огня.

«И ты меня прости за вторжение, – отвечает Эдоли. – За мной гнались».

Он кивнул на ее связанные руки:

«Фэйри небось».

«Да», – говорит Эдоли.

«Дай я тебя развяжу», – говорит он и опускается перед ней на колени.

«Только вряд ли получится, – жалуется Эдоли. – Эта прядка острее ножа, прочней железных оков».

Она, бедняжка, в самом деле изрезалась до крови, пока бежала через лес, а тугие путы впивались ей в кожу.

Как ни странно, лесник улыбнулся ей. Он держал ее руки в своих. И вдруг у Эдоли словно весь воздух куда-то подевался из легких. Ах, что за ясные карие глаза были у лесника, что за улыбка… И показалось ей, будто она уже тысячу лет его знает. А вот как дальше без него прожить – и представить не может!

Одолела ее, стало быть, лихорадка, что в сердце гнездо вьет.

Только и может наша Эдоли смотреть на него, а он опять улыбается и говорит ей:

«А ведь на самом деле волосы фэйри разрезать проще простого!»

«Как же?» – спрашивает она недоуменно.

«Их никакое лезвие не берет. Ни железные ножницы, ни осколок стекла… Что еще посоветуешь?»

«Я не знаю», – шепчет Эдоли.

Тогда он наклоняется к самым ее рукам, приникает лицом – и зубами перекусывает тонкую прядку. Путы тотчас же падают, бело-золотой россыпью валятся на пол.

«Вот видишь», – улыбается Эдоли лесник.

Ей по-прежнему страшно, но она улыбается в ответ:

«Вижу».

«Следовало бы тебе еще кое-что знать. Волосок фэйри связывает человека, но и фэйри может быть связан человеческим волосом. Оберни своим волоском палец фэйри – и его сердце навеки твое».

Как же изумилась Эдоли! Смотрит она на ту прядку, лежащую у очага, и раздумывает, до чего же, оказывается, могущественны самые обыденные вещи!

«Дай я промою и перевяжу твои порезы, – говорит ей лесник. – Ведь тебе, наверное, очень больно!»

Так он и поступил. Ласковыми руками перевязал ей запястья, а Эдоли смотрела на него и рассказывала обо всем. И про деревню, и как в лесу оказалась. Лесник накормил ее ужином: тушеными грибами и темным ржаным хлебом. И ночлег предложил: узенькую постель на антресолях, куда вела лесенка. Эдоли так и уснула, наблюдая за лесником. Он сидел у огня, строгал палочку и напевал что-то себе под нос. Очень тихо напевал, но песенка была такая знакомая…

Утром, когда Эдоли проснулась, в избушке оказалось тихо и пусто. Всюду царил порядок: синие блюда выстроены на полках, видавшая виды метла замерла у остывшего очага… Снаружи доносились удары и треск: хозяин колол дрова. Эдоли спустилась по лесенке, выглянула в окно. Там вправду трудился лесник. Она сразу успокоилась, поняв: «Он здесь. Он мне не приснился. Он настоящий».

А потом он вошел в избушку с полной охапкой дров. Увидел Эдоли – и просиял. А у Эдоли сердце затрепыхалось, и мысленно она сказала спасибо фэйри за их мелкую жестокость, за то, что привели ее в этот дом посреди леса.

Вообразите сами, как провели тот день лесник и Эдоли! Они проговорили все утро и не заметили, как миновал полдень. Лесник был забавный и мудрый… и самую чуточку грустный. Эдоли знала, что должна вернуться в деревню, но уходить ей совсем не хотелось. И лесник даже не заговаривал о том, чтобы отвести ее домой… День длился, и наконец Эдоли задумалась о том, что ей действительно пора возвращаться, – как бы ни хотелось задержаться еще.

«Скоро стемнеет, – с сожалением говорит она. – Совсем я у тебя засиделась!»

Лесник поднимает на нее глаза, уже не чуточку грустные, а совсем даже горестные, и спрашивает:

«Тебе вправду нужно туда?»

Эдоли качает головой:

«Мне не хочется уходить, но я должна».

«Что ж, – говорит лесник, и лицо у него делается совсем похоронное, – я тебя провожу».

Они молча собрались в дорогу. Эдоли была совсем не рада разлуке, но не понимала, почему так горюет лесник. Неужто она не отыщет тропки на эту поляну? Неужто он ее в деревне не навестит? Почему бы им в самом скором времени не увидеться снова?..

Они долго шли через лес, по-прежнему молча. Только сосны шумели над головой, а нагие ветви дубов постукивали в ответ. Эдоли все вспоминала фэйри, пленивших ее накануне. Прежде она не задавалась вопросом, но теперь гадала: что их остановило у самой избушки, когда они легко могли схватить ускользающую добычу? И как это лесник просто идет себе через лес, ни о чем не тревожась? И вообще, как случилось, что он живет здесь, в чащобе, совсем один?

Тут Эдоли снизу вверх посмотрела на своего спутника… ан глядь – а его зеленый шерстяной плащ точно из листвы соткан… в точности как у фэйри. И кто бы знал, отчего это не особенно удивило ее? Посмотрела она на его сильные руки, отводившие в стороны ветки, – а они в пятнистом лесном свете такие белые-белые, даже зеленоватые. Между тем подходят они уже к самой опушке. Уже виднеются меж стволами зеленые увалы полей, что за лесом лежат.

«Постой», – говорит Эдоли.

Повернулся лесник к ней лицом… То же самое было лицо, знакомое, уже – любимое… ан изменилось! В глазах золотые блестки играют… А сколько печали!

«Как же ты мог?» – спрашивает Эдоли. Смотрит она с любовью и болью в лицо короля фэйри… и понимает наконец, первый раз в жизни, каково это – болеть любовной болезнью, сладкой и ранящей одновременно.

Он горестно смотрит на нее:

«Я не хотел».

«Почему было попросту не сказать?»

«Я знал: ты позабыла меня, – отвечает он. – Я не знал, как еще разбудить твою память. – Берет он ее руку в свою, бледную, с зелеными жилами, и видит она у него на пальце колечко. – Мы были тогда всего лишь детьми. Я не хотел принуждать тебя исполнять обещание, вот только сам забыть тебя так и не смог».

Смотрит Эдоли на кольцо, ужасается и понимает: он правду сказал. Те детские походы в лес, игры с фэйри, – стало быть, она их не выдумала! Вот, значит, чей образ столько лет незримо хранился у нее в сердце! И видит она: король фэйри чувствует то же. Оба и желают и не желают расторгать едва уловимую связь. Берет она его за руку, трогает волосяное колечко.

«Что будет, если я его разорву?»

«Откуда же мне знать, – говорит он, – колечко нас связывает, или мы связаны сами по себе, а это – лишь украшение?»

И тогда быстрым движением, боясь передумать, Эдоли склоняется над его рукой и перекусывает волоски, что некогда в детстве повила на палец юному королю фэйри. Бросила наземь – и смотрит ему в глаза: осерчает? Прочь отвернется? Чего еще худшего ждать?.. И видит перед собой лицо дровосека, что склонялся к ее рукам в избушке у очага. Весело он смеется, а в глазах восторг: славно я тебя удивил!

…Эррол умолк и стал задумчиво смотреть вперед. Потом покосился на Сенеку, чья тень падала ему на лицо.

– Сказке конец? – спросила София.

– Ага, – сказал сокольничий.

– И что она означает?

Эррол поскреб пальцами подбородок:

– А сама ты как думаешь?

– Я думаю, она о том, как опасно отдать свое сердце лесу, – без раздумий ответила Розмари. – Предаться с малолетства темной силе, непонятной и непостижимой!

– Значит, ты усмотрела в сказке предупреждение, – задумалась Златопрут. – Что ж, может, ты и права… А для меня она – о том, какую власть имеет позабытое нами. Что-то происходит, после истирается в памяти… но продолжает держать нас крепче всякой цепи. И я не стану говорить, что это всегда плохо.

– А по мне, она о доверии, – вставила София. – К людям. К собственному сердцу… Все, что делала Эдоли, было опасно и даже глупо, а чем кончилось? Счастьем!

– Доверие… – отозвалась Златопрут. – Возможно. Но о людях ли она? Я слышала много подобных историй и считаю, что зачастую они о старцах, хотя иной раз этого не заподозришь. Только вообразите могущественный зов леса и как он воздействовал на ничего не понимающую Эдоли! А еще, думается, сказка правдива, ведь так все на самом деле и происходит… Климы очень хорошо умеют действовать через нас!

Эррол покачал головой:

Страницы: «« ... 1415161718192021 »»

Читать бесплатно другие книги:

2017 год пройдет у нас под знаменем Огненного Петуха – птицы неординарной, дурной и безбашенной. Поэ...
Они – творцы, способные менять историю и служащие интересам таинственной корпорации Лемнискату. Врем...
Эта книга – о том, как писать книги. Высокую прозу, массовую беллетристику, научно-популярную литера...
Настоящий детектив отвечает хотя бы на один из трех вопросов: «Кто? Как? Зачем?» И не важно, где и к...
Первый роман Александра Дюма «Капитан Поль» посвященн весьма популярному моряку конца XVIII века, ос...
«Бабуль, а после сорока лет любовь точно заканчивается?» – спросила двенадцатилетняя внучка Веру Гео...