Золотое снадобье Гроув С.
Естественно, ничего подобного Тео не произнес. Напротив, он выдал то, что Пил желал бы услышать:
– Как – что? «Обратимся на запад и завоюем его!» Что за духоподъемный призыв!.. Я думаю, именно в этом все мы и нуждаемся. Сильный лидер, смелый план – вот что нам нужно!
Лицо Пила чуть расслабилось.
– Есть другие партии, другие лидеры с далекоидущими планами. Почему именно мы?
Единомышленники покойного Блая по партии Новых Штатов выдвинули своим кандидатом Гамалиеля Шора, канатчика из Плимута. Шор хотел пересмотреть закрытие границ, поскольку оно изолировало Новый Запад и лишало его перспектив в международной торговле. Реалистичная политика, но лишенная той харизмы, которой дышали прожекты Бродгёрдла. Еще Шор собирался ратовать за то, чтобы признать Индейские территории штатом в составе Нового Запада. Наверняка благотворно для нации в целом, но… где романтика завоеваний? Думающие люди осознавали, что тезисы Шора, наследовавшие политике Блая, были взвешенными и мудрыми. В отличие от дерзких и опрометчивых призывов его конкурента. Вот только многие ли среди избирателей склонны задумываться?..
Имелась и третья партия. Не очень многочисленная, но энергичная; она называлась Памяти Англии. Ее кандидатом был Плиний Граймс. Избирательная кампания этой партии зиждилась на несложной посылке, уже выраженной в ее названии. По мнению сторонников Граймса, следовало всемерно хранить память о прежней колониальной зависимости – хотя, по сути, метрополия утратила реальную власть над североамериканскими штатами задолго до Великого Разделения. Тем не менее партия Памяти Англии неизменно принимала решения, основанные на предположениях типа «а как поступила бы английская администрация». Эта мысль сквозила в любых выступлениях партийцев. «Англия стояла бы за то, чтобы любой ценой покончить с пиратством», «Англия предостерегла бы нас от введения бумажных денег: это опасно!» и конечно же – «Безземельные не голосуют!».
По сути, эта партия жила силой воображения, пытаясь представить ту Англию, которой не существовало уже без малого сто лет. И ее политику по ходу малых и больших кризисов, о которых и помыслить невозможно было в 1799 году. Не говоря уж о полной неясности, кого именно они подразумевали, произнося «Англия». Былая метрополия никогда особым единомыслием не страдала. Критики не уставали напоминать: на момент Великого Разделения там вовсю бурлили противоречивые политические страсти. Покуда не канули в безвестность Средневековья…
– Что касается партии Памяти Англии, думаю, ее идеология стоит на песке, – вполне правдиво ответил Тео. – Я долго размышлял, но так и не понял, как соприкасаются с жизнью их планы. – И перешел к презренной неправде: – Депутат Гамалиель Шор всем вроде хорош, но слабоволен, а положение дел требует крепкой руки. Новый Запад просто обязан повести за собой все соседние страны!
Пил даже записывать прекратил.
– Что ж, мистер Слэйд. Очень хорошо, – сказал он, откидываясь на стуле. Ненадолго задумался и продолжил: – Сейчас проверю, не слишком ли занят господин депутат. Быть может, он сумеет выкроить для вас минутку…
Тео понял, что собеседование прошло гладко. Только во рту почему-то пересохло.
– Спасибо, – кое-как выдавил он.
Ожидая возвращения Пила, он оглядел офис. Для нового помощника уже приготовили письменный стол. На нем пока ничего не было, кроме лампы. Стены сплошь заставлены конторскими шкафами; все ящички аккуратно подписаны рукой Пила – Тео уже отличал его почерк. Внутренняя дверь вела в коридорчик и из него – в начальственный кабинет. Скоро оттуда появился Пил. Он удовлетворенно поглаживал усики.
– Господин депутат готов лично познакомиться с вами. Прошу за мной.
И сунул под мышку переносную подставочку для письма.
Мгновение Тео смотрел в удаляющуюся спину клерка. Он не верил, что сумеет сдвинуться с места. Ноги превратились в кисель. Он даже закрыл глаза. Еще можно было броситься к двери, промчаться по коридору, вниз по лестнице… потом мимо колонн, через лужайку…
Открыл глаза и шагнул вперед, в узкий коридорчик, следуя за тощим секретарем.
И вот по правую руку открылась дверь в кабинет. Уилки Могила («Бродгёрдл!» – твердо напомнил себе Тео) сидел за монументальным столом, спиной к двери, и смотрел в окно.
– К вам мистер Арчибальд Слэйд, – объявил клерк.
Бродгёрдл повернулся в кресле и посмотрел на Тео. И тот, впервые увидев депутата так близко, подумал примерно следующее: «А не слишком ты изменился, старик!» Насколько он вообще способен был сейчас думать. Могила сменил одежду, бороду, зубы… но не лицо. Не его выражение, не глаза.
– Здравствуйте, мистер Слэйд, – учтиво произнес Бродгёрдл и протянул руку.
Руки у него были длинные, зато он нисколько не подлся навстречу, тем самым принуждая Тео сделать шаг вперед и тянуться через стол.
– Большая честь для меня, сэр… – Пожимая руку Бродгёрдлу, Тео заметил его взгляд, брошенный на перчатки, и поспешил объяснить: – Пожалуйста, извините… Руки немножко попорчены.
Бродгёрдл слегка улыбнулся:
– Ничего заразного, я надеюсь?
– Ни в коем случае, – ответил Тео, одолевая внезапную дурноту. – Просто вид несколько непрезентабельный.
– Если не помешает вам писать и бумаги сортировать…
– Не помешает, сэр.
Бродгёрдл заулыбался во весь рот, показывая белоснежные зубы.
– Пил говорит, вы сторонник сильного лидерства…
– Так и есть, сэр. Я думаю, Новому Западу нужен сильный лидер. Особенно в нынешние времена!
Тео знал, что говорит правильные слова. Но если его заставят порассуждать… Ему и так уже было плохо от улыбки Бродгёрдла. А эта его манера постукивать по столу – средним пальцем и безымянным, словно телеграмму отбивая на тот свет… Почему Тео до сих пор не развернулся и не сбежал – уму непостижимо.
– Достойное мнение, молодой человек. Позвольте-ка, я задам вам тот же вопрос, что и Пилу, когда его нанимал… Я всем, кто в этом офисе работает, его задаю.
– Конечно, сэр!
– Давайте вообразим, что вы уже наняты. Вот вы идете по коридору… и неожиданно слышите, как некий депутат из числа наших оппонентов делится планами, могущими подорвать наши замыслы. Этот человек вас замечает. И требует дать ему слово молчать обо всем, что вы ненароком подслушали. Ваши действия?
Тео знал: верных ответов немного. Он с облегчением понял, что может употребить во благо свое знание былых привычек Могилы… то есть Бродгёрдла. Кто-нибудь другой, вероятно, оценил бы в молодом сотруднике приверженность чести, но только не он. Уилки Грэйвз предпочитал хитрость и выгоду.
– Если бы с меня потребовали слово, – сказал Тео, – я бы его дал. А после сразу пошел бы к вам и все рассказал. Если бы тот депутат кинул предъяву, я бы ответил: сам за языком последи! Болтаешь во всеуслышание и потом еще слово какое-то требуешь! В смысле, вежливо сказал бы, корректно…
Нависшие брови Бродгёрдла поползли вверх. Он слегка улыбнулся и некоторое время молчал.
– Неплохо сказано, – проговорил он затем.
Тео сперва обрадовался похвале, потом его едва не стошнило – из-за нее же. Пил с облегчением переступил с ноги на ногу.
– Работа в Палате, – продолжал Бродгёрдл, – на каждом шагу влечет за собой этический выбор. Нужно для начала решить, кому принадлежит твоя верность… и поменьше бояться руки запачкать.
– Понимаю, сэр, – сказал Тео. – Вы очень понятно все объяснили.
Бродгёрдл напоследок окинул его оценивающим взглядом. Повернулся к Пилу, слегка кивнул.
– Идемте в приемную, мистер Слэйд, – сказал секретарь.
– Спасибо, что уделили время, сэр, – поклонился Тео.
Бродгёрдл ответил кивком и снова отвернулся к окну…
– Мистер Слэйд, по поводу работы я свяжусь с вами по почте, – выйдя в приемную, сказал Пил. Сел за стол, пододвинул чистый лист бумаги. – Я верно вас понял – Южное отделение, до востребования?
– Верно.
– Спасибо, что заглянули.
– Взаимно…
Тео так трясло, что он и это-то еле выдавил. Ноги кое-как вынесли его за дверь… коридором, вниз по лестнице… мимо колонн к главному входу. Пересекая лужайку, он попытался стянуть перчатки, но не сумел: руки так вспотели, что перчатки приклеились. Тео яростно затряс руками, словно они его жгли. Наконец ему удалось сдернуть перчатки, вывернув наизнанку. Он шел нетвердой походкой, слегка удивляясь про себя, что остался в живых…
Письмо из офиса Бродгёрдла прибыло одиннадцатого числа. «Арчибальда Слэйда» приняли на работу; приступать надлежало двенадцатого. Тео хотел забежать к Нетти и все рассказать ей, но инспектор был дома. Он бросил в почтовый ящик записку, адресованную «Нетти от ее друга Чарльза» и остаток дня посвятил подготовке, а назавтра отправился делать то, что еще недавно считал принципиально невозможным: трудиться в офисе Гордона Бродгёрдла, депутата парламента.
По ходу рабочего дня стало ясно: его личное общение с Бродгёрдлом будет весьма ограниченно. Во-первых, Пил, предпочитавший быть единственным связным между могущественным парламентарием и окружающим миром, оказался в этом смысле жутким ревнивцем; что ж, Тео на его место не претендовал. Во-вторых, Бродгёрдл не так уж много времени проводил в своем кабинете. Большей частью он скрытно передвигался где-то в кулуарах, встречаясь с другими политиками и, без сомнения, вовсю применяя рычаги воздействия, которыми обладал.
Тео поначалу напрягался всем телом каждый раз, когда поворачивалась дверная ручка, но под конец дня немного расслабился. Делу помогла и работа, которой завалил его Пил. Когда вошла молодая женщина в полосатой рубашке и тщательно отглаженных брюках, Тео невольно обрадовался перерыву в бумажном однообразии.
– Чем могу помочь? – спросил он, поднимаясь из-за стола.
Он был в приемной один: Пил, вызванный Бродгёрдлом, оставил его на хозяйстве, а сам схватил подставку для письма и куда-то убежал.
– Я просто хотела представиться, – протягивая руку, сказала посетительница. – Кассандра Пирс.
Я тут рядом работаю, у депутата Гамалиеля Шора.
– Очень приятно. Арчибальд Слэйд.
Ее рукопожатие оказалось неожиданно крепким.
– Как вы? Осваиваетесь?
– Спасибо, все в порядке. – Тео жестом указал на заваленный бумагами стол. – Дел, как видите, невпроворот!
Кассандра, улыбаясь, чуть наклонила голову:
– Значит, мне повезло.
– В каком смысле?
– Я тоже на это место претендовала, но выбрали вас.
– Вот как… мне очень жаль…
– Не извиняйтесь! – Она заложила за уши короткие черные волосы. – Знаете, тут иногда бывает непросто. То кто-нибудь шпильку вставить норовит, то между строк читать приходится… Буду рада помочь чем смогу, обращайтесь.
– Спасибо большое. Вы, право, очень добры.
Медля уходить, Кассандра оглядела приемную:
– Что ж, приятно было познакомиться. Мы, помощники, по пятницам все вместе обедаем, присоединяйтесь.
– Ну… посмотрим… спасибо за приглашение!
Она помахала ему рукой и ушла. Тео посмотрел на свой стол. Оказывается, уже почти четырнадцать часов. Он поаккуратнее разложил бумаги, взял с вешалки пиджак и вышел из здания.
Тео чувствовал себя вымотанным, но в целом день оказался невероятно успешным. Он не выведал ничего нового, зато пустил в офисе Бродгёрдла прочные корешки. Его вдруг захлестнула восторженная уверенность: план сработает! Через день-два он займется поисками как следует. И тогда уж точно обнаружит нечто такое, что объяснит присутствие големов. Изобличит причастность Бродгёрдла к убийству Блая. Должно же что-то найтись!.. Если повезет, к концу недели он все как есть разузнает…
Тео настолько увлекся радужными перспективами, что не заметил за собой слежки.
Мальчишка не привлекал особого внимания. Он бежал босиком, потому как его башмаки к зиме запросили каши и на ходу шлепали так, что лучше было совсем от них избавиться. Если говорить о прическе… в применении к ней выражение «воронье гнездо» выглядело бы незаслуженным комплиментом, а уж кожа!.. Даже цвет ее с трудом поддавался определению, одеяние же представляло собой клочья, грозившие вовсе свалиться. Драные штаны поддерживал кусок шпагата, из двух рукавов рубашки присутствовал лишь один… зато кепка, венчавшая убогий костюм, была совсем новая и красивая. Мальчик обзавелся ею лишь накануне, ему наверняка предстояло лишиться ее назавтра. Все хорошие вещи почему-то оказывались украдены.
Итак, бродяжка почти бесшумно рысил босиком, удостаиваясь лишь случайного внимания прохожих, то жалостливого, то брезгливого. Он следил за Тео, пока тот пересекал Железный Пятицентовик, шагал по улице Ист-Эндинг, скрывался на Ист-Ринкл… Мальчик заметил, как Тео нервно взъерошил вихры. Ускорив шаг, он забежал вперед юноши. Остановился, преградил ему путь, скрестил на груди руки.
– Э-э… привет, – сказал Тео, глядя на малыша.
Бродяжка был веснушчатый и лопоухий. Он изо всех сил пытался принять грозный вид, но получалось не очень.
– Привет, Арчибальд, – сказал он. – То есть Чарльз! То есть Теодор!
Тео прищурился и задумчиво посмотрел на мальчугана. Тот определенно казался знакомым… Но не в смысле личного знакомства, скорее, оттого, что некогда Тео сам был таким же. Он как будто самого себя встретил, только помладше.
– Брысь, – проговорил он довольно дружелюбно и попытался обойти паренька.
– Не стоит… – многозначительно проговорил тот.
– Чего не стоит? Домой возвращаться?
Мальчик нахмурился:
– Отмахиваться от меня. Плохая идея.
Тео улыбнулся, а сам подумал: вот именно. Отмахиваться от себя самого в этом возрасте. Действительно плохая идея.
– Ладно, – сказал он. – Не буду. Ты выяснил, что у меня три имени. Дальше что?
Мальчик слегка сбился с толку.
– Выяснил, – проговорил он, стараясь выдерживать задиристый тон.
Тео пожал плечами, посмотрел в сторону:
– Кто-то тебе рассказал, я так думаю. А ты решил притвориться, будто сам все узнал.
– Никто мне не рассказывал! Я правда сам!
Тео ответил с сомнением:
– Докажи. И как ты узнал?
– А очень просто! Видел, как ты из Палаты выходил. Сюда за тобой проследил… Вижу – крадешься! А на другой день опять тайком выбрался! Любовные записочки в Пятицентовике оставляешь, вот! Я-то не слепой и не глухой, только меня самого не видно, не слышно… Я все знаю!
– Допустим, – снизошел Тео. – Только где тебе знать, что я делаю и почему!
– Это правда, – не уступал мальчишка. – Но кажется мне: хочешь и дальше оставаться под прикрытием – включай меня в свою расходную ведомость!
Тео рассмеялся:
– Это вряд ли. Впрочем, неплохая была попытка…
Он хотел идти дальше, но бродяжка загородил ему дорогу своей грязной рукой. Взгляд сделался пристальным.
– Я знаю, что у него есть на Шадрака!
– Э-э… что?
– Бродди с Шадраком в сделку вступил. И я знаю, в чем она заключалась!
Тео страшным усилием смирил жгучее любопытство, принудив себя изобразить лишь легкую заинтересованность.
– И в чем же?
– Ага, так прямо я тебе и сказал, – ответил мелкий хитрец. – Сперва мои условия! Тогда расскажу. Если тебе не понравится, что я нарыл, условия будут в силе неделю. А если понравится, так и продолжим!
Тео потер подбородок, раздумывая.
– Отлично, давай это обсудим, – сказал он наконец. – Тебя как звать-то?
Мальчишка, казалось, выдохнул с облегчением. Похоже, внешняя крутизна нелегко давалась ему.
– Уинстон, – представился он. – Уинстон Пендл. Можно просто Винни.
– И ты, полагаю, один из мальчишек, подрабатывающих у Палаты. Я прав?
– Прав…
– Много еще народу знает то же, что ты?
Винни гордо ответил:
– Никто больше! Только я!
– Отлично. Вот первый пункт нашего договора: так оно и останется.
– Ясен пень. А вот второй пункт: платишь мне по пятицентовику в день.
Тео прищурился:
– В шантажисты подался, как твой Бродди?
– Еще чего! – с жаром возразил Винни. – Я же не даром пятицентовик хочу, а за работу! Я могу записки таскать, я услышу такое, чего никто другой не услышит… могу за кем угодно следить, вот. Сказано же – меня не видно, не слышно!
– Договорились, – ответил Тео. – Только учти: пятицентовик – и баста. Даже если каша заварится крутая… а она может. Без торговли, понял?
Винни опустил глаза, пытаясь скрыть ликование. Пятицентовик в день – это же три раза поесть и еще на ботиночки отложить можно!
– Крутая работа – это по мне, – пробормотал он. – Особенно если молочка за вредность подкинут…
– Я сказал – без торговли!
– Ну ладно.
– Что ж, по рукам, и не забывай: у нас сделка!
– Заметано, – пообещал Винни.
– Заметано. Послушаем, что там у тебя… Знаешь, как мы поступим? Я сейчас пойду прямо, а ты обежишь квартал и минут через пять стукнешь в дверь дома тридцать четыре. Я тебя представлю нашей миссис Клэй. Тут и поглядим, на что ты годишься… Миссис Клэй понятия не имеет, чем я в парламенте занимаюсь, сечешь?
Винни кивнул.
– Я для ее же блага ничего ей не говорю, – продолжал Тео. – Бедняжка и так вся извелась. Она думает, я целыми днями случайного заработка ищу, примерно как ты. Пусть так и думает, хорошо?
При виде неописуемо грязного и оборванного Винни миссис Клэй только руками всплеснула. И далее знай хлопала глазами, пока Тео объяснял ей, кто этот парнишка и как они познакомились в толпе возле Палаты. То есть она, конечно, и раньше встречала на улицах маленьких беспризорников, но дела с ними не имела ни разу. И пребывала в убеждении, что этих ребятишек прижали временные обстоятельства.
Она слушала объяснения Тео, рассеянно кивая. Потом спросила:
– Где же ты ночуешь, Винни?
– Да так, знаете… Где придется.
Экономка нахмурилась:
– А родители твои где?
Тео незаметно закатил глаза. Сколько он в своей жизни выслушал таких же никчемных вопросов! Винни поерзал на месте.
– Где папаня – не знаю… А маманя… это… в ституции живет.
– Где?..
– В ституции.
– Как-как ты сказал?
– В ституции, – повторил Винни, маясь и разглядывая свои босые ступни.
Тео подтолкнул его к кухонному стулу и сел рядом.
– Я всегда думал, за что в институции отправляют? – пояснил он ради миссис Клэй. – Обычно за то, что не к месту разболтался, не к месту промолчал, был слишком глупым или не по делу упрямился… Короче, вел себя по-людски, только в неподходящей компании. Вот тебя на перевоспитание и забирают.
– Так и есть, – подтвердил Винни.
Он скрестил руки на груди и надулся, только в глазах, устремленных на Тео, мерцала тайная благодарность.
Миссис Клэй, бледная, опустилась на стул:
– Ясно… понятно… Ты приходи сюда, Винни, если однажды проголодаешься…
Ее снедало смутное чувство неадекватности подобного милосердия, но предложение большего наверняка влекло за собой немалые сложности; было похоже, что проблема требовала обдумывания, долгого и нелегкого. Открыв хлебницу, она вытащила булку с коринкой, нарезала, вместе с маслом выставила на стол.
Разговор тем временем продолжался.
– Винни хочет помочь нам, – сказал Тео. – Для начала он обещал рассказать то, что ему удалось выяснить о сделке Шадрака с Бродгёрдлом!
Напоминание Тео, а пуще того хлеб с маслом отвлекли Винни от грустных размышлений об институциях и институтках. Он выпрямился на стуле:
– У Бродгёрдла книга есть. Вот. Он хотел ее Шадраку отдать.
– И отдал, – сказал Тео. – Вот только какую…
– Эту книгу какой-то другой Шадрак написал.
Тео прищурился:
– Это как?
– Ту книгу, – повторил Винни, – написал какой-то другой Шадрак Элли. Ее издали в тысяча восемьсот девяносто девятом, прикинь? Она вся про карты, которых мест и на свете нету, и еще про войну…
– Ясно, – с облегчением вздохнул Тео. – Это дрек.
– Что такое дрек? – спросил Винни и взял еще ломоть булки.
– Это слово придумали в другой эпохе, – сказал Тео. – Оно значит «мусор». Так часто называют вещи из чужой эпохи, которым не место у нас. Вроде той книги.
– Короче, Бродди использовал книгу, чтобы объяснить Шадраку, чего он хочет. Сам он это называл спансией…
Тео и миссис Клэй переглянулись.
– Экспансией. На запад, – машинально поправил Тео. И продолжал, размышляя вслух: – Он хочет силком присоединить Пустоши и Индейские территории, вот о чем речь.
– Ага, – с набитым ртом подтвердил Винни. – И он хочет помощи от Шадрака. Даже согласился ради этого выпустить Шадрака из каталажки!
Миссис Клэй возмутилась:
– Но с чего бы мистеру Элли на такое соглашаться?..
– Из-за вас, – глотая недожеванный кусок, сказал Винни. – Из-за вас двоих.
Тео и миссис Клэй непонимающе уставились на него.
– Вы же оба из Пустошей, так? – пояснил беспризорник. – И бумаги у вас липовые. Короче, Бродди пронюхал об этом. И требует, чтобы Шадрак ему заплатил!
29
Путь на восток
Тутовый шелкопряд, склонный вместо шелковицы питаться виноградной лозой, был ввезен купцами, посещавшими Срединные пути. От них же стали известны своеобычные свойства производимого им волокна. Если одежда, сшитая из подобного шелка, принадлежит одной лишь владелице, она перенимает часть хозяйской природы. Даже покинувшая сей мир некоторым образом остается присутствовать в ткани из нитей, спряденных удивительным существом. Сделалось обычной практикой, умирая, оставлять любимым свои шелковые одеяния, иначе называемые плащаницами…
Фульгенцио Эспаррагоса. Полная и официальная история Папских государствИ Эррол, и Златопрут каждый год проходили пешком многие сотни миль. Оба этим гордились. Златопрут даже не предполагала, что кто-то из другого племени способен так же неутомимо, скорым шагом поглощать расстояния. Эррол же, до последнего дюйма изучивший все дороги между Севильей и Гранадой, представить себе не мог, чтобы кто-то здесь ориентировался уверенней его самого. Он все поглядывал на темный капюшон Вещей: как она еще не сварилась в этом плаще?.. В свою очередь Златопрут знай косилась на его оружие и тяжелые сапоги. Все вместе весило фунтов, наверное, тридцать. И была же охота на себе столько таскать!
Они шагали размашисто, не разговаривая, наблюдая друг за дружкой. Эррол до того сосредоточился на быстрых шагах Златопрут, а она – на шорохе его подошв, что даже не замечали, с каким трудом поспевала за ними София.
Выбравшись из Севильи, они обогнали уже немало пешеходов, двигавшихся в том же направлении. Еще четверть мили, и София увидела порядочную толпу, собравшуюся у крохотной каменной часовни.
– Что это за место? – спросила она, стараясь отдуваться потише.
– Храм Святой Леоноры, – пояснил Эррол. – Внутри лежит ее плащаница. Паломники каждый день приходят на поклонение.
– Плащаница? Что это такое? – спросила София в слабой надежде, что объяснение вынудит его хоть немного придержать шаг.
Златопрут оглянулась на девочку и сразу остановилась:
– София, да ты же совсем выдохлась!
Та смутилась и проворчала:
– У вас ноги длиннее.
– Прости, милая. – Златопрут сурово глянула на сокольничего. – Опасно или нет, мы не должны так нестись!
С этого момента Эррол и Вещая пошли медленней. Каждый вдох по-прежнему наполнял легкие пылью, но Софии хотя бы не приходилось выкладываться, гоняясь за взрослыми. Скоро они миновали еще одну святыню, притулившуюся под громадным раскидистым дубом. У входа перешептывались две молодые женщины под вуалями. Эррол кивнул им, проходя мимо.
– Ты никак придерживаешься веры Креста? – спросила Златопрут.
– Вообще-то, да. – Эррол метнул на нее косой взгляд. – Многие часовни вдоль этой дороги заслуживают посещения…
– Надо думать, они отмечают места чудес?
– Надо, – ответил он по-прежнему резковато. – Клирики Папских государств для меня не такие уж духовные светочи, но некоторые чудеса из числа случившихся здесь тронули бы даже сердце самого заскорузлого язычника!
Последнее слово он произнес со значением.
– Например? – улыбнулась Златопрут.
– Например, под тем дубом, где теперь стоит часовня, слепая женщина некогда укрывалась от бури. Так вот, она не просто осталась совершенно сухой. Когда буря кончилась, к ней возвратилось зрение!
– Воистину чудо, – согласилась София.
– Что за милосердное дерево, – похвалила Златопрут.
Эррол повернулся к ней, полный возмущения:
– Я, наверно, ошибся. Иных язычников вовсе ничем не прошибешь!
– Отнюдь, – легко возразила Вещая. – Я до глубины души тронута подобным проявлением великодушия…
Она смотрела на горизонт, где что-то привлекло ее внимание. За то недолгое время, что они шли вместе, София успела понять: Вещая пребывала в рассеянности, ни дать ни взять внимая разговору, неслышному другим. Девочка укрепилась в своем мнении, когда Златопрут вдруг остановилась посреди пыльной дороги, насторожившись.
– Четверо всадников, – сказала она. – Скачут из Севильи…