Золотое снадобье Гроув С.
Конь Эррола ступал по иссохшей земле. Черный мох впереди был пышным и влажным, словно его подпитывала незримая сырость. Два рослых шипоносца образовывали природную арку, словно приглашавшую войти. Колючки на черных стволах были длиной с руку Софии от локтя до пальцев, сучья, усеянные шипами чуть меньшего калибра, колебались на ветерке.
Эррол решительно направил коня под арку ветвей. Сенека вздрогнул, шарахнулся. Эррол даже помедлил, ожидая, чтобы налетел вихрь. Ничего не случилось. Сокольничий оглянулся через плечо:
– Похоже, София, ты была права. Покамест, во всяком случае!
Златопрут и Розмари последовали за ними. Копыта коней беззвучно погружались в пышный мох. София только успевала крутить головой: зрелище завораживало помимо воли. Теперь она видела, что у деревьев была тонкая, почти прозрачная листва; она шелестела, словно бумага. Ветви на удивление изящными дугами выгибались наружу и вверх. По колючим стволам карабкались ползучие лианы, усеянные цветами, похожими на пурпурные губки. Они тихонько расправлялись и сокращались, словно дыша. Высоко над головой на ветке торчком стоял длинный светящийся червяк. Он сгибался и разгибался, рисуя в воздухе медленные восьмерки.
София расслышала негромкое жужжание под ногами, нагнулась и различила вереницу блестяще-черных жучков, спешивших к земляной норке. Взрытая ими почва выглядела темной и жирной. И притом куда более влажной, чем земля Папских государств, оставшаяся позади.
Девочка нахмурилась, силясь понять, как вообще такое возможно. Две эпохи лежали бок о бок, дождя им доставалось наверняка поровну, однако здесь все выглядело так, будто дождь проливался ежедневно! Тут в памяти Софии всплыло сходное чудо. Она вспомнила землю, продолжавшую хранить тепло, хотя воздух кругом оставался холодным. Девочка ахнула, затаила дыхание.
Эррол резко повернулся в седле:
– Что случилось?
– Ничего. Я просто… вроде кое-что поняла…
Он молча смотрел на нее, ожидая продолжения.
– Я, кажется, кое-что поняла про Темную эпоху, – сказала София. – Прошлым летом в Пустошах мы набрели на эпоху из будущего… там почва искусственная была. Она даже в холодном месте теплая оставалась. Воду подогревала… И она особым образом проращивала семена, изменяя растения. Я и подумала…
А что, если в Темной эпохе тоже всякой искусственной всячины полно? То-то Златопрут и не может с ней говорить.
Она почувствовала, как Вещая напряглась всем телом.
– Да, – сказала Златопрут. – Конечно! Сделанное человеком неспособно услышать меня, неспособно ответить.
Эррол ошалело озирался вокруг:
– Невозможно! Чтобы люди сотворили подобное?..
– Ничего не невозможно, – ответила Златопрут. – Я слышала, что в некоторых грядущих эпохах изменение живых существ или даже изобретение новых – дело не такое уж неслыханное… Но чтобы целую эпоху ими населить? Такое вообразить и впрямь нелегко! – София почувствовала движение: Вещая покачала головой. – Выдающееся достижение!
– Но ведь Темная эпоха явилась не из будущего, а из далекого прошлого! – заспорила Розмари.
– Откуда ты знаешь? – София подумала о ботанике Мартине и его опытах с почвой: надо будет изловчиться и прихватить для него образец. – Может, жители Папских государств приняли ее за древнюю, потому что она так чудовищно выглядит?
– Ну-у… не исключено. – Розмари мотнула головой. – Как по мне, кто бы ее ни создал, человек или Господь, это все равно сплошное надругательство над естеством!
– Согласен, – отозвался Эррол и направил коня вперед.
– А я думаю, тут довольно красиво, – пробормотала София.
Про себя она уже прикидывала вероятности. Каково-то приходилось климу – быть одновременно искусственным и живым? Разумным и неразумным?.. Быть может, люди этой эпохи сумели ко всему приспособиться. Точно так же, как в Передовой эпохе с ее ледниками и страшными морозами придумали греющуюся почву.
Путники углубились в лес уже ярдов на двести, когда Розмари их остановила.
– Посмотрите назад, – сказала она. – Видите? Они стоят у границы.
Златопрут осторожно развернула коня на узкой тропинке, избегая плакучих ветвей шипоносцев. София различила вдалеке золотой блеск. Один из преследователей что-то кричал в чащу, резко и громко.
– Что он говорит? – спросила София.
– Он полагает, что мы – колдуны, живущие в Темной эпохе. Желает нам скорейшей встречи с нашим творцом, – криво улыбнулся Эррол. – Выдает желаемое за действительное!.. Но раз уж мы на самом деле не колдуны, позволительно задать вопрос! Допустим, какое-то время мы сможем безбедно двигаться на восток… Вот только где пути в Авзентинию? Как мы собираемся их искать?
– Одна идея у меня была, – сказала София. – Карта, помнится, посылала меня в Лабиринт Заемных Воспоминаний…
– Угу, – ответил Эррол. – Ценнейший совет!
Она улыбнулась:
– Если на то пошло, я не единожды видела и дорогу на восток, в Муртию, и путь в Авзентинию. Я десятки раз там проходила… В карте Кабезы де Кабры.
– И думаешь, что могла бы нас провести? Несмотря даже на то, что сейчас мы в другой эпохе?
– Совершенно верно. Я чувствую, в каком именно месте мы находимся.
София представила борющиеся эпохи в виде сопряженных слоев карты памяти. Вообразила себя внутри металлической карты Темной эпохи. Всмотрелась сквозь рукотворный пейзаж в глиняный слой, лежавший внизу.
– Отлично, репеёк, – сказал Эррол. – Я буду пока держать на восток. Предупреди меня, когда придет пора менять направление!
Тени мало-помалу становились длиннее. Путники медленно продвигались вперед, выбирая прогалины в зарослях шипоносцев. С неба все так же палило солнце, но в лесу было прохладно. Тихий шорох листвы и временами жужжание черных жучков навевали обманчивое спокойствие.
София ждала, что вот-вот налетят четырехкрылы. Она при любой возможности наблюдала за небом, но монстры не появлялись. Ища в заемных воспоминаниях Кабезы де Кабры знакомые тропки, какой-то частью сознания она так и этак пыталась осмыслить слова с авзентинийской карты. «А пройдешь – снова сделаешь выбор: отстоять ли мираж?» Под лабиринтом наверняка подразумевалась карта шерифа. Путеводные способности самой Софии выглядели несколько сомнительнее. Но что касалось «миража»… Что имелось в виду и как Софии следовало это защищать – она не имела никакого понятия. Будет ли «мираж» иллюзией безопасности? Кусочком Авзентинии, куда они устремятся? А может, «мираж» уже существовал повсюду кругом: целый клим казался живым, но таковым не являлся. Ну и как прикажете его защищать?
– Стойте, – прошептал Эррол, останавливая коня. Он уже держал в руке меч, вытащенный из ножен.
София вытянула шею, пытаясь рассмотреть, что там, впереди. И увидела четырехкрыла, лежавшего непосредственно на тропе. Тварь свернулась под корнями шипоносца. С ближайших шипов капала молочная жидкость, ею же был вымазан и клюв четырехкрыла. Чудовище приподняло голову и хрипло прокричало, но не очень громко, вполсилы. Потом сунуло голову под крыло, словно собираясь поспать.
Эррол наблюдал за птицей, не двигаясь с места. Затем медленно повел всех правее, обходя четырехкрыла как можно дальше.
Когда страшилище осталось далеко позади, София обратилась к Златопрут:
– Оно что, отравилось?
– По-моему, просто нализалось допьяна, – ответил Эррол, сдерживая смешок.
– Четырехкрылы гнездятся на шипоносцах, – вставила Розмари. – Колючки не ядовиты для них.
– Значит, оно пило сок дерева, – сказала Вещая.
Кажется, теперь стало понятно, почему внутри Темной эпохи они не слышали криков четырехкрылов. Здесь, у себя дома, где изобиловал млечный сок шипоносцев, твари были постоянно сыты и наполовину пьяны. София снова испытала благоговейный ужас при мысли, что люди оказались способны создать целый мир. Да еще такой самодостаточный! Лес, защищавшийся от чужаков… деревья, что кормили живших на них птиц… почву, дававшую влагу и пропитание деревьям и мхам!
Солнце уже клонилось к горизонту, когда, по прикидкам Софии, они добрались до места, где прежде стояла Муртия. Здесь они взобрались на пригорок, где шипоносцы были невысоки и росли редко. Разглядывая с вершины темный пейзаж, Розмари воскликнула:
– Вон там, видите? Лоскут желтого среди черноты!
– И вон там тоже, – вытянула руку Златопрут.
– Авзентиния еще держится, – с гордостью проговорила Розмари. – Я уверена, она где-то там и только ждет, чтобы мы ее разыскали!
– Скоро стемнеет, – сказал Эррол. – Как-то не тянет протискиваться в потемках среди здешнего держидерева…
– А я золотой глаз с собой принесла! – Розмари вытащила свой трофей из сумки и вскинула над головой. Шар, заключенный в редкую сеточку, испускал яркий желтый свет. – Кроме того, в лесу собственное свечение есть, да вы сами увидите. Я, бывало, устраивала стоянку у границы и замечала, как светится мох.
– Как бы то ни было, – скептически подытожил сокольничий, высылая коня, – лучше двигаться вперед, пока солнце еще не зашло!
Небо окрасилось ярко-оранжевым, потом его стала затягивать лиловая мгла. Мох вокруг в самом деле начал мягко мерцать, словно подсвеченный изнутри.
– Все как ты говорила, Розмари, – заметила Златопрут. – Может, вправду окажется возможно ехать и ночью.
Они выбрались на поляну, где мох под ногами собирался отлогими кочками. Шипоносцы, окружавшие открытое место, клонились внутрь, образуя колючий, мшистый купол, похожий на внутренность часовни. Здесь Эррол резко остановился, и за ним – Златопрут с Розмари. Сокольничий спрыгнул наземь, снял с плеча лук, вытащил зеленую стрелу из колчана.
– Ты осмелился даже сюда явиться за мной! – резко проговорил он, нацеливая стрелу.
Из-за деревьев возникла бледная, слегка светящаяся фигура. Она умоляюще простирала руки:
– В городе предсказаний тебе дан будет выбор…
– Спанто, – ахнула Розмари и перекрестилась: – Не к добру это.
Конь Эррола, оставшийся без седока, испуганно заржал и попятился. Златопрут поймала повод и что-то пробормотала, успокаивая животное.
– Только про выбор мне не рассказывай! – напряженным голосом проговорил Эррол.
– В городе предсказаний тебе дан будет выбор.
Эррол спустил тетиву, всадив зеленую стрелу в самое сердце фантома. Тот съежился, осел и развеялся, словно туман.
– Твоя стрела поразила его, – благоговейно прошептала Розмари. – Я такого в жизни не видела!
– Подойдет любая зеленая ветка, – коротко бросил Эррол.
Он хотел вернуться в седло, но из-за шипоносцев выплыла вторая фигура, худенькая, прямая: Минна Тимс. Лошадь Эррола взвилась на дыбы, завизжала от ужаса, развернулась и бросилась прочь через чащу.
– Нет! – крикнула Златопрут. – Вернись!..
Без предупреждения схватив Софию, она ссадила девочку наземь. Повернула коня и пустилась в погоню, пригибаясь, чтобы не напороться на шипы.
– Златопрут! Спятила?! – Эррол подбежал к краю поляны, пытаясь что-нибудь высмотреть в лесной глубине. Выругался – и, обратившись к призраку Минны, дернул из колчана еще одну ветку.
– Оно приближается, Эррол! – предупредила Розмари и снова перекрестилась, потому что бледная фигура подплывала все ближе.
И вот тут в сознании Софии эхом отдалось сразу несколько голосов. Вспомнился Бостон и слова Минны: «Затеряны, но не утрачены… отсутствуем, но не исчезли». Сказка Эррола об Эдоли и леснике: «образ, что столько лет незримо хранился у нее в сердце…» И гордость в голосе Розмари, озирающей холмы впереди: «Авзентиния еще держится!»
– Стой!!! – закричала она.
И бросилась вперед, оказавшись между Эрролом и фантомом. София поняла наконец, какой мираж должна была защитить: карта говорила о призраке Минны Тимс.
– Что ты творишь? – опуская лук, зло спросил Эррол.
– Она не фантом! – с колотящимся сердцем проговорила София. – Она укажет нам путь!
– Спутнику верь, хоть довериться будет непросто… – ясно и четко прозвучал голос Минны.
– Укажет путь? – требовательно спросил Эррол. – Ты вообще о чем?
– Это же опасно, София! – ужаснулась Розмари. – Проклятый призрак!
– Да прислушайтесь же вы к ее словам! – настойчиво повторила София. – Она тем же языком говорит, что авзентинийские карты! Она из Авзентинии! Она хочет нас туда отвести!
– Спутнику верь, хоть довериться будет непросто… – повторила Минна.
Эррол не сводил с нее глаз.
– Как такое возможно?
– Не знаю! – сказала София. – Сама ничего не пойму, Эррол, только этот фантом нам никакого зла не желает! – Она взяла сокольничего за руку, заставляя отвести лук. – Знаю, люди говорят, будто призраки уводят нас к забвению… Так если они нас ведут сквозь Темную эпоху в Авзентинию, на то оно и похоже! А на самом деле они только и делают, что подсказывают нам дорогу к картам! К тем самым, которые мы ищем! Тебе надо брата Освина отыскать, мне – родителей…
Эррол молча смотрел на нее.
– Слишком опасно это, София! – непреклонно сказала Розмари.
– Она и есть «мираж», о котором говорила карта, – с мольбой в голосе повторила София. – А до сих пор там все правильно было!
Эррол покачал головой.
– Ну, положим… – Он отступил прочь, засовывая зеленую стрелу обратно в колчан, но зато вытащил меч. – Не верю я ни на грош этому фантому!
Я доверяю тебе… и, надеюсь, правильно делаю!
На краю прогалины появилась Златопрут. Она вела в поводу своего коня.
– Твой напоролся на шипы, – грустно поведала она сокольничему. – Я ничего не могла для него сделать.
– А София тут нас почти убедила, что от призраков никакой беды не будет, – сказала Розмари.
– И совсем я не так говорила, – возразила София. – Я к тому, что они могут быть проводниками, высланными из Авзентинии. Они прямо-таки на языке карт говорят!
– Спутнику верь, хоть довериться будет непросто… – вновь произнесла Минна. Повернулась и заскользила прочь между деревьями.
– Надо следовать за ней, – сказала София.
– Постой! – окликнул Эррол.
– Не буду я ничего ждать, – сказала София. – Она же сейчас скроется!
И устремилась в чащу, туда, где исчезала светлая тень.
40
Призрак Минны
Сенека Младший, философ-стоик Древнего мира, родился в Кордове, там, где позже образовались Папские государства. Сегодня он не слишком популярен у себя на родине, но севернее, в Сокровенных империях, ученые изучают его работы и восхищаются им.
Шадрак Элли. История Нового Запада
София слышала, как Златопрут и Эррол окликали ее по имени. Они попробовали гнаться за ней, но девочка петляла между стволами шипоносцев, и спутники скоро отстали. Все внимание Софии поглотила светящаяся фигура впереди, до прочих звуков ей дела не было.
Фантом Минны двигался быстро. Какая-то сила сдавливала грудь, мешала Софии вольно дышать. Сперва она думала, что всего лишь слишком разволновалась: уж больно хотела, чтобы ее видение авзентинийской карты оказалось верным. Потом до нее дошло. Она до смерти боялась потерять из виду призрачную фигуру. Хотела постоянно следовать за ней, куда бы та ни повела. Лишь бы видеть это любимое лицо, что оборачивалось к ней через каждые несколько шагов – убедиться, что София по-прежнему здесь.
Какой-то частью сознания девочка здраво понимала, что, наверное, подпала под чары фантома. С ней, должно быть, происходило то же, что с братом Эррола, Освином, когда тот бросился за призраком своего коня: он ведь точно так же не обращал внимания, куда его завлекают и кто еще бежит позади… София все это понимала, но другая, и большая, ее часть только отмахивалась. Она делала то, что хотела, а хотелось ей следовать за Минной. Это было настолько правильно, настолько верно… Знать бы еще почему. Она здраво рассудила, что Минна отведет ее в Авзентинию? Или ей просто хотелось, чтобы так все и вышло?
Она даже перестала четко воспринимать Темную эпоху вокруг, продолжая как следует видеть лишь фантом Минны. Подол длинного платья волочился по мху. Вот она вновь остановилась, глянула через плечо, улыбнулась – до боли знакомо. «Как я могла забыть эту улыбку?» – спрашивала себя София. Она без слов сообщала ей все утешение, всю поддержку, которой девочке так не хватало в минувшие годы. София стала ждать, чтобы Минна обернулась еще, чтобы она улыбнулась. Всякий раз, когда то происходило, девочку заново окатывала теплая волна счастья. Она шагала через мхи все быстрей и быстрей.
Шипоносцы сделались почти невидимыми во тьме. Путь освещали только мох под ногами да фантом впереди. София уже не следила, двигались ли они на восток. Они то шли, то останавливались, и вскоре она перестала улавливать ход времени. После ухода с прогалины Минна не произносила ни слова, но Софии казалось, будто она по-прежнему слышит ее. Не слова – ощущения, мысли… Минна рассказывала, как не хотелось ей покидать Бостон, как она скучала по дочери все время поездки, как изболелось у нее сердце от мысли, что Софии придется нескончаемо ждать ее – год за годом… Но прозвучало и кое-что воодушевляющее. «Теперь я здесь, – говорила она Софии каждой остановкой, каждым поворотом головы. – Где бы я ни скиталась прежде, теперь я здесь. Я с тобой».
Темные холмы становились все круче. Вскоре они выбрались из леса и увидели под собой долину. Минна стояла перед Софией, протянув руки.
«Ты еще не встречалась со страхом», – сказала она, ласково улыбаясь. Ее глаза были полны слез. Она прижала ладонь к сердцу, потом отняла руку – точно так же, как при своем первом появлении в Бостоне. Светящаяся фигура, казалось состоявшая из мятой бумаги, чуть померкла и опять засияла.
«Тебе придется еще чуть-чуть подождать».
И пропала.
– Мама!.. – закричала София, бросаясь вперед.
Она шарила в воздухе, но под руками была пустота.
– Где ты? – звала девочка, а из глаз текли слезы. – Вернись!..
Она озиралась, ожидая появления призрака. Фантом так и не вернулся, зато взгляд Софии упал на долину, раскинувшуюся внизу. Девочка изумленно замерла – и почувствовала, как рассеиваются окутавшие ее чары.
Она стояла на вершине холма. Лесной мох покрывал землю у нее под ногами и на склоне внизу. У подошвы холма пролегла резкая граница между черным мхом и зеленой травой. По ту сторону черты стояли высокие сочные травы в пятнышках диких цветов, тянувшихся к желтому диску луны. Чуть дальше кучками росли ели, кипарисы и сосны. Березы и клены обрамляли земляную дорогу, что вела к каменной стене города. Распахнутые ворота, медные крыши, блестевшие под луной десятками языков белого пламени… Авзентиния!
– Авзентиния, – прошептала София.
И дрожащими руками извлекла из кармана карту.
«Встань за мираж, прошагай же Путями Химеры! Может, себя потеряешь, зато обретешь Авзентинию. Только поднимется вихрь – память старца на помощь зови, тебе это привычно. Отрешись от часов, что досель не имела. Уляжется ветер – тут и поймешь: ничто никогда не терялось».
Она смотрела на город, который так долго хотела найти.
Хорошо видна была граница, где черный мох сходился с зелеными травами Авзентинии. С того самого момента, когда Златопрут объяснила ей природу «старцев»-эпох, София стала подозревать, чего именно потребует от нее карта. Теперь она знала это наверняка.
Птичий крик заставил ее вскинуть глаза. Кружась, Сенека спустился к ней и ненадолго присел на рюкзак. Удар оказался весомым – София чуть не потеряла равновесие.
– Улетай, Сенека! – сказала она через плечо и сразу поняла: сокол не намерен слушаться. – Лети назад! – велела София. – Веди их сюда! Скажи Златопрут, где я нахожусь!
И ринулась вниз с крутизны, быстро перебирая ногами по мягкому мху. Сенека развернул крылья и с силой ударил ими, уходя ввысь. София взяла такой разгон, что теперь задача была остановиться. Ей даже подумалось, что тяжелый рюкзак, чего доброго, так и внесет ее в Авзентинию. Она сбросила лямки с плеч, и спуск сразу замедлился.
Девочка остановилась у самого края Темной эпохи и некоторое время смотрела на грунтовую дорогу, от которой ее отделял всего лишь шаг – и целая эпоха.
– Я готова, – сказала она, переводя дух.
Мощный порыв ветра прошелся по ветвям ближних берез, срывая с них листья, жесткие, как бумага. Ветер ударил в лицо, ударил внезапней и резче, чем она ожидала… и граница Авзентинии прошла сквозь нее. София канула в воспоминания чуждого существа, в память места, на котором стояла.
Она утратила ощущение тела. Если она и продолжала им обладать, то не знала об этом.
Мир окрасился в два цвета: красный и черный. Всюду царила тьма, лишь в небе бушевало алое пламя. Раскаляясь добела, оно припадало к земле, испускало чудовищный рев и вздымало облака пыли. Когда пламя становилось белым, пейзаж на мгновение озарялся: всюду были скалы, непроглядно-черные скалы. Где-то на задворках сознания росло грозное нетерпение: София понимала, что его чувствовала не она сама, но Авзентиния. Нетерпение, беспокойство, желание стать всем, стать ничем, стать чем-то иным… Темная земля, алое пламя, вспышки слепящего света, рев, снова пыльные облака… Это продолжалось дольше, чем казалось возможным. Битва стихий пронизывала все ее существо, и конца ей не было. София стала искрой, мечущейся во тьме, и внутри этой искры поселился ужас: неужели так и будет тянуться всегда?..
«Да забудь ты об этих часах, которых у тебя все равно никогда не было», – напомнила она себе.
Нужно отрешиться от времени, отрешиться настолько полно и бесповоротно, насколько возможно. Так, чтобы не погрязнуть навеки в памяти Авзентинии, чтобы память громадного клима не стерла ее собственную. Ей сделался понятен ужас, испытанный всеми, кто превратился в лакрим. Эти люди отчаянно пытались держаться за свою самость, как утопающие в океане времени – за камень, кажущийся надежным. София понимала: они выбрали неправильный путь. Нужно было отрешиться от самости, отпустить чувство времени. Разжать руки, вцепившиеся в скалу, – и плыть.
И София бросилась вперед, сквозь воспоминания клима. Так, как мчалась вниз по склону, как прежде носилась по бисерной карте. Стоило начать движение – и тьма рассеялась. На смену горящему миру пришел водный. Кругом вздымались и рушились волны. У горизонта висела луна, такая яркая, близкая и громадная, что казалось, ее можно коснуться. Бешеное нетерпение сменилось ощущением цели. Авзентиния созерцала луну, испытывая что-то вроде довольства. Под поверхностью вод еще таился непокой, но в небесах царила безмятежность. София вновь пустилась в плавание, стараясь побыстрее листать воспоминания клима. И вот волны пропали: во все стороны простирался всхолмленный лед, в бледном небе висело негреющее солнце… Время вновь подалось, потекло сквозь пальцы… быстро, еще быстрей… со всей мыслимой скоростью. Ледяная эра все длилась, лишь вспышки солнца свидетельствовали о смене дня и ночи и о том, что время впрямь двигалось.
Нескончаемому льду сопутствовало такое же безразличие. Оно окутало Софию так плотно, что она едва помнила, было ли в ее жизни что-то еще. Вновь поддавшись панике, она бросилась вперед. Неузнаваемый мир, неисповедимые воспоминания внятно угрожали сознанию. Скорей встретить хоть что-нибудь знакомое! Должно же оно наконец появиться!..
Привычный мир возник вокруг так внезапно, словно никуда и не исчезал. София с облегчением перевела дух. Холмы, деревья… птица кружит, спускаясь за валуны… скалы начали рушиться, образуя глубокую трещину, ее постепенно заполняли каменные обломки. Авзентиния наконец покончила с безразличием. Она устраивалась в мире – любопытная, неуверенная, ищущая. София видела, как из семян вырастали деревья, а потом расползались лесами, и лето одевало их листвой, а зима обнажала. Вот возникла дорога… разделилась натрое…
И наконец медленно, усталой походкой прошла женщина. Вся закутанная в белое одеяние, позволявшее видеть только глаза. Некоторое время София наблюдала за ней. Вот она приблизилась… На ресницах женщины запеклась пыль. Она шла дорогой, вдоль которой росли березы.
Двигаясь дальше сквозь воспоминания Авзентинии, София сперва редко встречала путешественников. Потом они замелькали все гуще, превратились в сплошной поток. Молодые и старые, мужчины и женщины – они неизменно поодиночке проходили той же дорогой.
С какой пронзительной любовью взирала на них Авзентиния!..
Что-то коснулось сознания Софии: нечто потянулось к ней, легонько тронуло ниточку, продернутую сквозь ее мысли, словно вытаскивая серебряную ниточку из ковра. Авзентиния пыталась проложить путь сквозь навалившуюся на нее Темную эпоху, выйти из мрака. Она взывала к памяти Софии… и нужное воспоминание явилось. Путь, который София преодолела по ночному лесу, вырвался на свободу, пролег серебряной нитью, памятный до малейших подробностей.
София открыла глаза. Кругом был свет – яркий, слепящий. Тело ощущалось как-то странно, в голове царила необыкновенная легкость, в ушах гудело, в горле саднило. Она попыталась вздохнуть, и легкие отозвались болью. Впрочем, воздух немедля придал ей сил.
София подняла голову. Слепящий свет куда-то подевался, ее окружала полная тьма. Девочка пережила миг ужаса: неужели случилось самое скверное и она превратилась в лакриму? Руки сами собой метнулись к лицу… Нет, знакомые черты на месте. А кромешный мрак оказался темнотой ночи, особенно глухой из-за облаков над головой.
А впереди лежала дорога в Авзентинию, обсаженная березами.
София лежала на земле. Кое-как приподнявшись, она посмотрела назад. Наверх по склону горы, прорезая мох, вилась пыльная дорога, которую Авзентиния создала из ее воспоминаний. Путь сквозь навалившуюся эпоху, безопасная дорога сквозь мрак…
Еще через полчаса снова появился Сенека. С холма спустился Эррол и увидел Софию. Она лежала в траве у края дороги, свернувшись калачиком. Вскрикнув, сокольничий спрыгнул с коня и бросился к ней. За ним подбежали Златопрут и Розмари. Эррол подхватил девочку, боясь самого скверного, но София вздрогнула и открыла глаза.
– Живая, – почему-то хриплым и неверным голосом выговорил он.
– Говорила я вам: ничего с ней не случится, – сказала Златопрут, но и ее голос плохо соответствовал уверенным словам. Вещая припала на колени рядом с Эрролом и Софией: – Мне Авзентиния пообещала, что с ней все будет в порядке.
София проговорила со слабой улыбкой:
– Тут и поймешь: ничто никогда не терялось.
– Ты чудо, София. – Розмари стиснула ее руку. – Ты привела нас в Авзентинию. Восстановила дорогу!
– Ты совершила очень смелый поступок, – сказала Златопрут и неожиданно обняла девочку. – Ты решилась полностью утратить себя, чтобы могла быть обретена Авзентиния.
41
Арест
Большинство жителей Нового Запада склонны считать, что в войне за независимость Нового Акана, случившейся вскоре после Разделения, пролилось достаточно крови: дальнейшие конфликты с соседями им не нужны. Есть, однако, и иные, особо же нигилизмийцы, полагающие, что нация выковывается в горниле войны. Эти люди всемерно готовятся к немирью, чтобы не сказать напрямую, планируют подобный исторический случай.
Шадрак Элли. История Нового Запада
Инспектор Роско Грей никогда не приходил домой на обед. Когда же расследовал сложный случай, зачастую пропускал и ужин. По этой причине в доме соблюдался тщательно выверенный утренний ритуал, не нарушавшийся никогда. Миссис Калькатти накрывала завтрак в столовой и выкладывала возле хозяйского прибора утреннюю газету. Инспектор пил кофе, просматривая газету. Потом появлялась Нетти, зевающая, с папильотками в волосах. Отец и дочь завтракали вдвоем, обсуждая события минувшего дня и строя планы на сегодня.
Утро первого июля началось вразрез с заведенным порядком.
Роско стоял у зеркала, разглаживая узкий черный галстук, когда в дверь спальни постучали.
– Мистер Грей! Простите, мистер Грей, это я, миссис Калькатти! – взволнованно окликнула экономка.
Удивленно нахмурившись, он открыл дверь. Миссис Калькатти все не могла отдышаться после слишком быстрого подъема по лестнице. Она держала в руках газету.
По мнению инспектора Грея, утренние новости сегодня были вполне предсказуемы. Западная партия выиграла выборы. Гордона Бродгёрдла провозгласили новым премьером… Ему понадобилось несколько мгновений для осмысления заголовков:
В первые же часы 1 июля 1892 года Индейские территории и Новый Акан сообща объявили о выходе из федерации. В качестве ответной меры Новый Запад немедленно объявил им войну.
Вскорости затем Гордон Бродгёрдл, новый премьер-министр и лидер главенствующей Западной партии, выступил с победной речью в Бостонской Палате представителей. Он объявил о своем намерении вести Новый Запад к незамедлительному расширению на запад, в оба региона, объявившие о разрыве союзнических отношений. Документ, переданный их представителями и полностью публикуемый на последующих страницах, провозглашает намерение образовать самостоятельное государство. Сепаратисты отказываются поддерживать многие политические движения нового премьера, в особенности его политику закрытия границ. Премьер Бродгёрдл дал незамедлительный ответ, объявив им войну. Указ был принят простым большинством на экстренном заседании парламента. Утром премьер-министр собирается выступить перед Палатой и объявить всеобщую мобилизацию.
Гамалиель Шор, потерпевший поражение кандидат от партии Новых штатов, не скрывает своей озабоченности. «Боюсь, решение нынешней сессии и эта война принесут Новому Западу немало несчастий, – сказал он нашему корреспонденту. – Всему причиной же – наша неверная внешняя политика. Партия Новых штатов по-прежнему стоит за открытие границ и, придя к власти, немедленно сделала бы это. Но в настоящем мы имеем то, что имеем, а будущее внушает мне самые серьезные опасения».
Передовицу сопровождал рисунок художника. Вот Бродгёрдл на трибуне, рядом Пил, прочие партийцы… Инспектор Грей пробежал глазами другие заголовки. Война… разрыв отношений… эмбарго… катастрофический разлив патоки, приведший к гибели горожан… Сколько всего за какие-то шесть часов! Он только тут заметил, что миссис Калькатти по-прежнему стоит напротив него, силясь отдышаться и взволнованно глядя ему в лицо.
– Спасибо, миссис Калькатти, – сказал инспектор. – Новости действительно очень серьезные. Давайте спустимся в столовую.
– Ох, мистер Грей, скажите же мне, что все это значит?
Инспектор покачал головой:
– Трудно сказать. Но вот что я знаю в точности, так это то, что Бродгёрдл – человек решительный, и уж если он встал на какой-то курс, то будет ему следовать до конца. А тут еще такие значимые заявления… Трудно ждать, чтобы он теперь пошел на попятный!
Они уже подходили к лестнице, когда открылась дверь в спальню Нетти. Девушка выплыла наружу, закутанная в бледно-лиловый халат, голова переливалась разноцветной радугой папильоток.
– Папа? – сразу насторожилась она. – Что такое?
– Идем вниз, Нетти. За завтраком расскажу.
Неожиданная серьезность отца встревожила девушку:
– Не тяни, папа!
Грей остановился, положив руку на дубовые перила:
– Новый Запад объявил войну Индейским территориям и Новому Акану.
– Войну?.. – ахнула Нетти и заторопилась следом за отцом и миссис Калькатти в столовую. Сиреневые домашние тапочки прошлепали по ступеням, потом по деревянному полу.
– Да, – сказал инспектор. – Западная партия победила на выборах. Последовало немедленное эмбарго со стороны Объединенных Индий, а Индейские территории тут же объединились с Новым Аканом и вышли из федерации.
Войдя в столовую, Грей с дочерью уселись на привычные места, а миссис Калькатти дрожащими руками разлила им кофе.
– Ко всему прочему, – добавил инспектор, просматривая газету, – политические события, похоже, спровоцировали беспорядки в городской гавани. Кончились они подрывом и разлитием хранилища патоки… хотя как такое вообще могло произойти – за пределами моего понимания!
Открылась дверь. В столовую заглянул мистер Калькатти, взволнованный ничуть не меньше жены. Он определенно ждал появления хозяина. Роско жестом пригласил его войти.
– Присаживайтесь, мистер Калькатти. Миссис Калькатти… Нетти…
– Папа, что же теперь будет?
– Не знаю, – сказал он, покачав головой. – Похоже, придется нам идти на войну. Армия у Нового Запада невелика, значит Бродгёрдлу понадобятся ополченцы из штатских.
Нетти круглыми глазами смотрела на отца:
– И ты воевать пойдешь?
Грей накрыл руку дочери своей.
– Нет, деточка. Я почти уверен, что меня не призовут. Мы с мистером Калькатти, благодарение Судьбам, староваты для ополчения, – сказал он, и домоправитель кивнул. – Если только не станет совсем уж туго, под призыв мы не попадем.
– Совсем туго?.. – эхом откликнулась Нетти. – Ты полагаешь, это возможно?
– Откровенно говоря, с определенностью сказать невозможно. Особенно с таким премьером, как нынешний. Бродгёрдл – экстремист. И меры будет принимать соответствующие.
– Как же он мне не нравится! – вырвалось у Нетти. – Жуткий тип! Жуткий!
Она еще не договорила, когда во входную дверь постучали. Миссис Калькатти сразу встала и пошла открывать. В столовой было слышно, как отворилась дверь, потом долетел женский голос, тихий и напряженный. Еще через мгновение экономка вернулась, сопровождаемая женщиной постарше. Та выглядела очень встревоженной и вела с собой маленького мальчишку в лохмотьях. Грей узнал женщину: это была Сизаль Клэй, экономка Шадрака Элли.
– Мистер Грей, – старательно сохраняя видимость нормальности происходящего, сказала миссис Калькатти. – Тут вас спрашивает некая миссис Сизаль Клэй. Говорит, по срочному делу. Ее привел один из ваших офицеров. Он за дверью стоит.
– Простите, что от завтрака отрываю, инспектор, – заметив на столе газету и чашки, извиняющимся тоном проговорила миссис Клэй. – Особенно в свете нынешних новостей… Боюсь только, тут дело еще более неотложное.
Она замолчала и нервным движением стиснула руки.
– Слушаю вас, – подбодрил женщину инспектор.
– Оно касается премьер-министра Бродгёрдла и… и нашего Тео. Теодора Константина Теккари.
– Что же случилось?
Миссис Клэй набрала полную грудь воздуха:
– Видите ли, инспектор… Тео, вероятно, многовато на себя взял… в общем, он вел независимое расследование убийства премьер-министра Блая.
Грей нахмурился. На его личном горизонте возникло темное облачко очередной неприятности.
– Так вот, он давай разузнавать и очень многое выяснил… Но дело в том… – Миссис Клэй откашлялась. – Дело в том, что для пользы расследования он был не до конца честен с вами. Собственно, это касается и меня.
Читать бесплатно другие книги:
