Непобедимая жара Касл Ричард
— Действительно, Рук отвлек этого парня на какое-то время, и мы успели пристрелить нападавшего, — сказал детектив Феллер. — Конечно, не самый удачный прием из всех, что я видел, однако эффективный.
Рук торжествующе посмотрел на Никки и сказал:
— Благодарю, детектив. Теперь всякий раз, смотря по телевизору «Такси»,[100] буду вспоминать вас с Голландцем. А «звонок другу» всегда будет ассоциироваться у меня с разговором, который на бегу я вел с Каньеро.
Феллер повернулся к Ники:
— Может, лучше бы это были воздушные фильтры, а?
— А если серьезно, Феллер, — сказала она, коснувшись его рукава, — вы приехали как раз вовремя.
— Возвращаемся к нашей основной миссии, Хит, — спасаем твою задницу. И это называется «временное отстранение от должности»?
— Понятия не имею, о чем ты, — возразила Хит. — Я просто вела себя так, как положено сознательным гражданам.
Таррелл и Каньеро подбросили их в Трайбеку на «тараканьей тачке». Как только они отъехали от свалки, Каньеро позвонил в участок, чтобы узнать, не пришла ли информация о Стелджессе.
— Да, я подожду. — И он обернулся к Никки. — Не возражаешь, если я поговорю в твоем присутствии, а? Знаю, что ты не имеешь отношения к полиции, так что если что-то и услышишь ненароком, тебе это все равно будет неинтересно.
— О, разумеется, — подтвердила Никки, подмигнув в ответ.
Таррелл нажал на газ, выехал на шоссе Брукнер и сказал:
— Что это с тобой, Рук? Вообразил себя суперменом? Думаешь, можешь спокойно прохаживаться под обстрелом, и пули от тебя будут отскакивать?
— Кому-то же надо было предпринять решительные действия; вы, джентльмены, отнюдь не спешили на помощь. Ну-ка, скажите, если я пошарю по полу, не найдутся там обертки от гамбургеров?
Никки забавляло то, как быстро Рук освоил полицейский юмор, осыпая детективов шпильками вместо комплиментов и благодарностей. Но ей самой хотелось как-то иначе выразить ему благодарность за то, что он пытался спасти ее. Никки прикрыла ладонью его пальцы и сжала их. Затем отпустила его руку и скользнула к бедру. Они молча взглянули друг на друга, и в этот момент Каньеро закончил свой телефонный разговор.
— Как я уже сказал, вы там не обращайте на нас внимания, пока я разговариваю по делу со своим партнером, ладно? — Детектив закончил писать в блокноте и повернулся к Тарреллу. — Такер Ли Стелджесс, мужчина, белый, возраст тридцать три, на счету имеется несколько нападений. В основном драки в байкерских барах, недавно досрочно вышел после пятнадцати дней отсидки — хотя дали ему сорок за то, что он разбил витрину винного магазина. Кстати, знаешь, с помощью чего он это сделал?
Таррелл отозвался:
— Обожаю твой стиль, напарник. Ну, и что это было?
— Сутенер.
— Замечательно.
— Ты погоди, не слышал главного. Готов? Когда-то мистер Стелджесс служил в полиции. — Каньеро бросил быстрый взгляд на Никки. — Именно так. Долго ходил в патрульных, пока наконец ему не дали детектива третьего класса, потом работал под прикрытием в Бронксе, в отделе по борьбе с наркотиками. — Он снова заглянул в блокнот. — Характеристика: вспыльчив, склонен работать в одиночку. Прозвище — Бешеный Пес. Причина увольнения из полиции, цитирую: «тесное общение с подозреваемыми, связанными с оборотом наркотиков». Также приставания к проституткам. Несмотря на все эти необыкновенные успехи в работе, его выперли из полиции в две тысячи шестом.
— Надо же, за что? — хмыкнул Таррелл.
Каньеро подчеркнул:
— Но никто из вас этого не слышал.
И передал свои заметки Никки.
Поднимаясь вдвоем на лифте в квартиру Рука, они не произнесли ни слова. Они просто смотрели друг на друга — как только что, в «тараканьей тачке», чувствуя то влечение, которое невозможно описать. Оба понимали, что, если попытаются найти слова, заговорить, магия, владеющая ими, утратит свою силу. Они стояли совсем рядом, но не прикасались друг к другу — это тоже могло разрушить чары. Но они были достаточно близко для того, чтобы чувствовать дыхание друг друга в те моменты, когда качалась кабина, и их руки почти соприкасались.
Когда Рук закрыл за собой дверь квартиры, они бросились друг на друга. Страсть, завладевшая ими, напряжение после погони, стрельбы и чудесного спасения от смерти породили дикое, первобытное влечение, бороться с которым было невозможно. Задыхаясь, Никки оторвала губы от его губ и уцепилась за него, обхватив ногами. Рук удержал равновесие, прижал ее к себе еще крепче. Она ткнулась лицом ему в шею и укусила за ухо. Он застонал от неожиданности и возбуждения и, сделав несколько шагов, посадил ее на кухонный стол. Пока Рук расстегивал ее пальто, Никки откинулась назад, оперлась на локти и, глядя на него, наконец заговорила:
— Сейчас, — произнесла она, — прямо сейчас.
— Вот до чего доводит петтинг, — сказал он.
— Петтинг? Ты в каком веке живешь? — Она лениво высвободилась из его объятий, поднялась с дивана и налила им по второму бокалу вина из бутылки, стоявшей на кофейном столике.
— Не надо смеяться надо мной только из-за того, что я превосходно знаю английский. Ты предпочитаешь, чтобы я называл это «лапаньем»? Потому что сама понимаешь: в «тараканьей тачке» ты занималась именно этим.
— Ну, конечно, понимаю. — Никки протянула ему бокал, и они чокнулись. — Ты говоришь так, будто тебя никогда не лапали в полицейской машине.
— Хм, только в твоей.
Раздался звонок, и, когда Никки поднялась, чтобы найти телефон в скомканном пальто, Рук продолжил:
— Если у тебя есть какие-то новые идеи насчет сексуальных извращений в полицейской машине, то я готов их выслушать.
Лорен Пэрри заговорила:
— Надеюсь, не отвлекла? Мигель говорит, что, когда они с Тарреллом высадили тебя с Руком у дома, у вас был такой вид… И что мне лучше выждать для приличия. На самом деле он сказал «для неприличия». — Никки посмотрела на себя — на ней совершенно ничего не было, впрочем, как и на Руке, который, демонстрируя свою великолепную задницу, удалялся по коридору.
— Нет, мы просто отдыхали.
— А вот и врешь! На воре и… трусы горят, — воскликнула подруга.
— Какие еще трусы?
Обе посмеялись над шуткой, и Лорен продолжила:
— Послушай, так как я уверена, что у тебя сейчас нет карманов, а в карманах — ручки, даю тебе секунду, чтобы ее найти. У меня есть интересная конфиденциальная информация… Хотя детектив Каньеро утверждает, что ты уже не имеешь отношения к расследованию.
Никки взяла шариковую ручку из кофейной кружки — множество таких кружек, набитых ручками и карандашами, было расставлено по всей квартире. Одно из преимуществ бойфренда-писателя.
— Записываю.
— Первое, — начала судмедэксперт, — и то, из-за чего я на самом деле позвонила, потому что знала, что тебя это успокоит… Пришли результаты анализа крови с воротничка отца Графа — она не принадлежит капитану Монтрозу.
— Ура!
— Ага, я знала, что это поднимет тебе настроение. Я уже велела экспертам сделать анализ крови Серхио Торреса, а теперь добавлю еще этого парня, за которым ты гонялась сегодня вечером — без оружия. — Лорен подчеркнула последние слова, отчего те прозвучали одновременно комично и сердито. От Хит не ускользнул смысл слов подруги.
— Ну хорошо, признаюсь — поторопилась немного. Никак не могу привыкнуть к странной гражданской жизни.
— Даже не знаю, что сказать, Никки. Я бы посоветовала тебе обзавестись хобби, однако мы обе знаем, что вероятность этого близка к нулю.
— Откуда такая уверенность? — удивилась Хит. — Разве проявление бдительности и помощь полиции не считаются хобби?
— Ты слишком долго общаешься с Джеймсоном Руком — даже говоришь как он. — Услышав это, Никки во второй раз улыбнулась. Лорен продолжила: — У меня также есть результаты анализов того крошечного обрывка кожи. Помнишь?
Хит представила себе похожий на стружку бекона кусочек кожи, который продемонстрировала ей Лорен в помещении для вскрытия.
— А как же, ты нашла его под ногтем отца Графа.
— Именно так. Это оказался фрагмент кожи промышленного производства.
— Которая используется для ремней и прочих штук в БДСМ? — уточнила Никки.
— Нет. Производитель должен быть знаком тебе. «Бианки».
Фирма была хорошо известна Хит, как и всякому сотруднику правоохранительных органов.
— Так это фрагмент полицейского ремня?
— Или ремня охранника, — добавила Лорен, любившая во всем точность. — Либо это от кобуры, либо от футляра для наручников. Ты подала мне мысль насчет следов от наручников на спине убитого, так что, если хочешь заняться гипотезами, футляр от «браслетов» — вполне вероятный вариант.
— Интересно… то есть если бы я нашла человека, который мог бы переговорить с детективом Каньеро в столь поздний час…
— Продолжай, — ответила та, усмехнувшись на шпильку Никки — месть за подкалывания насчет Рука.
— А вдруг при обыске в доме одного убитого бывшего копа или в его ремонтной мастерской обнаружится старый футляр для наручников фирмы «Бианки» со свежей царапиной.
Хит услышала, как Лорен, прикрыв трубку рукой, с кем-то говорит. Второй голос принадлежал Мигелю Каньеро.
— Будет сделано, — заговорила Лорен. — Они с Тарреллом завтра с утра первым делом отправятся домой к Стелджессу. Могу попросить его заодно взглянуть на кобуру и футляр капитана Монтроза.
Лорен произнесла то, о чем Хит боялась говорить вслух.
— Наверное, надо. То есть будет хорошо, если мы сразу исключим эту возможность. — А затем, чувствуя, что предает память капитана, добавила: — Хотя, конечно, это совершенно невероятно. — В комнату вернулся Рук в халате, держа одежду для Никки, и она продолжила: — Кстати, Лорен, раз уж мы заговорили о капитане, можно, я еще немного тебя помучаю?
— Вперед.
— Знаю, что его пистолет уже осмотрели.
— Верно. Из него был произведен один выстрел, однако пулю не нашли. Она прошла насквозь и пробила крышу.
Хит вспомнила вмятину вокруг дыры на крыше «краун виктории» Монтроза.
— И все?
— Конечно нет, — возразила судмедэксперт. — На оружии его кровь и остатки тканей. На руке — порох и следы металла.
— А сколько патронов осталось в магазине? — спросила Хит.
— В отчете сказано — все, кроме одного… по-моему.
— Окажите мне любезность, мисс Пэрри. Вы не попросите Мигеля лично уточнить этот вопрос? И, говоря «лично», я не намекаю на то, что не доверяю баллистической экспертизе. Просто хочу сказать, что ни один человек с детективом Каньеро и рядом не стоял, — я, разумеется, говорю о его навыках. — И Никки лукаво добавила: — Ведь ты же понимаешь, о чем я, правда, Лор?
— Конечно, — рассмеялась та. — Он очень дотошный следователь. — И, смеясь, Лорен повесила трубку.
Рук заказал в ресторане «Джиджино» куриную грудку по-итальянски и салат, и они ужинали в халатах, стоя у кухонного стола. Никки передала Руку сведения, полученные от Лорен Пэрри.
— Все складывается, правда? — Пальцем он изображал в воздухе «галочки». — Стелджесс появляется на записи из секс-клуба, Стелджесс — коп, выдворенный из полиции, значит, у него имеются наручники и футляр; как мы знаем, и пистолет тоже был. Все просто: наш убийца — Стелджесс.
Никки вилкой выудила из салата помидор черри.
— Все это, конечно, указывает на него. Тогда объясни мне, зачем он это сделал. И почему убийцы пришли за мной в Центральный парк? И что здесь вообще происходит?
— Не знаю.
Она сунула помидор в рот и лукаво улыбнулась:
— Я не сказала, что ты ошибаешься…
— Когда ты говоришь такие слова, я называю это «фраза Кардашьян». И знаешь почему? Потому что сразу смотрю на ее, так сказать, заднюю… то есть оборотную сторону.[101]
— Тем не менее… — продолжила Никки, — все это лишь косвенные улики, не более. Вот если Тараканы найдут футляр с царапиной от ногтя, соответствующей нашему фрагменту кожи, тогда у нас появится хоть какая-то зацепка. Но даже это не будет доказательством вины Стелджесса. Мне нужны надежные, серьезные факты.
Рук положил Никки на тарелку еще кусочек курицы.
— И кто же это сказал, что факты — занятная вещь? Ужасная ошибка. Не помню, когда в последний раз меня позабавил хоть один факт. А вот интуиция и предположения… Это все равно что батут, наполненный веселящим газом.
— Я полностью согласна с тобой насчет Стелджесса — он наш основной подозреваемый. — Никки нахмурилась. — Очень жаль, что пришлось его пристрелить. Надеялась выжать из него кое-что. В глубине души я считаю, что это именно он убил Монтроза.
Теперь настала очередь Рука сомневаться.
— Я, конечно, не говорю, что ты ошибаешься… Но зачем?
Хит улыбнулась:
— Вот теперь ты рассуждаешь, как коп.
Проснувшись, Хит обнаружила, что лежит в постели одна. По привычке детектива она пощупала простыни — холодные. Она нашла Рука в его кабинете, за компьютером.
— Мне стыдно, Рук. Уже в третий раз на этой неделе я встаю позже тебя.
— Лежа в кровати в полном замешательстве и раздражении от этого запутанного дела и глядя, как меняются цифры на часах, я решил действовать по методу детектива Никки Хит. Я встал и отправился поглядеть на Доску Убийств.
— И что нового ты узнал?
— Что на Манхэттене очень шумно, даже в четыре утра. Я серьезно. С ума можно сойти, сплошные сирены и клаксоны.
Никки устроилась напротив Рука в большом кресле, зная, что это лишь предисловие к чему-то важному. У него был вид игрока, на руках у которого оказались все карты. Именно поэтому она всегда обыгрывала его в покер.
— Итак, я сидел и ждал в надежде, что какой-нибудь факт спрыгнет на меня с доски и скажет: «Вот он я, самый главный!» Ничего подобного. И тогда я пошел другим путем. Я спросил себя: «Чего у нас нет?» Ну, то есть, кроме преступника, сидящего за решеткой.
И меня осенило. Наверное, именно поэтому я не смог заснуть — потому что вчера мы говорили об этом деликатном предмете.
— Капитан Монтроз, — произнесла она.
— В точку. Ты сказала, что он всегда учил искать странности, «непарный носок», как говорится. Никки, да он сам и был странностью. Подумай об этом. Он вел себя совершенно не так, как человек, которого ты знала… Как человек, которого знали все вы.
Она пошевелилась в своем кресле, но не потому, что ей было неприятно говорить о Монтрозе, а потому, что она ощутила прилив энергии. Пока Никки не знала, куда клонит Рук, но опыт ей подсказывал, что он задает правильные вопросы.
— Итак, вспомнив об этом, я попытался понять, что же такое происходило с капитаном Монтрозом. Но не смог. А все почему?
— Да потому, что он стал замкнутым и неразговорчивым.
— Верно. Странное поведение. Он недавно потерял жену, дома поговорить было не с кем. Но ты же понимаешь: каждый человек, каким бы невозмутимым он ни хотел казаться, должен с кем-то делиться — если он, конечно, не патологический мизантроп и не королевский гвардеец в Букингемском дворце.
— Отец Граф? — спросила она.
— Мм… возможно. О нем я как-то и не подумал, а сосредоточился скорее на каких-то личных, дружеских отношениях. Друг детства, например, товарищ по закладной.
— Как это?
— Ну, знаешь, такой приятель, которому ты можешь просто позвонить среди ночи, что бы ни случилось, и он без всяких вопросов заложит свой дом, чтобы спасти твою задницу. — По лицу Никки Рук увидел, что она начинает понимать. — Скажи мне, кто самый близкий человек у копа?
— Его напарник, — уверенно ответила Никки и хотела было назвать имя, но Рук опередил ее:
— Эдди Хоторн.
— Как ты узнал об Эдди?
— И ты еще называешь себя подругой писателя? Есть такая маленькая штучка, Никки, называется интернет-поисковик. Я нашел множество ссылок с историями об отваге этой парочки со времен, когда они служили патрульными и детективами. Если бы они продолжали работать вместе после получения золотых жетонов, это была бы по-настоящему крепкая дружба.
— Однако Эдди уволился из полиции и переехал в другой город. — Воспоминание вызвало у Никки улыбку. — Я была на его прощальной вечеринке.
— Шестнадцатого июля две тысячи восьмого. — Он показал на ноутбук. — Замечательная штука «Google».
Рук нажал на несколько клавиш, и принтер ожил.
— Что там, уровень холестерина у Эдди Хоторна?
Рук взял из лотка две страницы и, подойдя к Никки, протянул ей одну:
— Это наши посадочные талоны. Такси из «Ла Гуардии» заберет нас через полчаса. У нас ланч с Эдди во Флориде.
Как только они вышли из здания аэропорта в Форт-Майерсе, Эдди Хоторн подъехал к тротуару на своем «меркьюри маркизе». Он вышел из машины, крепко обнял Никки, и, когда отпустил ее и посмотрел ей в лицо, глаза у нее заблестели так, как не сверкали уже очень, очень давно.
Хоторн отвез их в мексиканский рыбный ресторанчик, расположенный к западу от федерального шоссе 75, неподалеку от Дэниэлс-Парквэй.
— Хорошее местечко, и к аэропорту близко, так что вам не придется потеть, чтобы успеть на обратный рейс, — объяснил он.
Они сидели на улице, за столиком под навесом, защищавшим их от палящего полуденного солнца. Сначала Эдди и Никки вспоминали погибшего друга.
— Мы с Чарльзом служили вместе так долго, что люди смотрели на нас как на одно целое. Как-то я проходил мимо нашего сержанта — один, понимаете, — и вот он смотрит прямо на меня и говорит: «Привет, ребята». — Старый полицейский рассмеялся. — Да, так оно все и было. Хоторн и Монтроз, шип и роза,[102] это были мы, черт побери. — Эдди Хоторна, казалось, больше интересовали воспоминания, чем прекрасная еда, поэтому Хит и Рук просто слушали, наслаждаясь свежей рыбой, зажаренной на решетке, и теплой погодой. Когда разговор зашел о жене Монтроза, лицо старика помрачнело. — Это было ужасно. Никогда не видел, чтобы муж с женой были так близки, как они с Полеттой. Это любого может подкосить, но он… Чарльз стал совершенно другим, он был опустошен, я знаю.
— Вообще-то я хотела поговорить с вами о нем, то есть о том, что произошло за этот год, — сказала Никки.
Бывший детектив кивнул:
— А я и не думал, что вы летели через всю страну ради того, чтобы выпить орчаты.[103]
— Нет, — согласилась она. — Я пытаюсь выяснить, что произошло с кэпом.
— Вряд ли тебе удастся. Это какая-то бессмыслица. — Губы Эдди дрогнули, но затем он выпрямился и усилием воли сдержал себя.
Рук заговорил:
— Вы общались с ним после гибели жены?
— Ну, могу сказать, что пытался — много раз. Я летал на ее похороны, разумеется, а после похорон мы полночи сидели и разговаривали. На самом деле больше сидели, чем разговаривали: как я сказал, я пытался, но он как будто окаменел, вот здесь. — Эдди ткнул себя пальцем в левую сторону груди. — И это понятно.
— Нет ничего необычного в том, что после подобного удара человек чувствует себя так, словно его придавило скалой, — заметила Никки. — Но даже сильное горе отступает, и потом большинство людей выходит из депрессии. После этого ощущаешь прилив свежих сил, пробуждение.
Эдди кивнул своим мыслям.
— Да, верно, а ты откуда знаешь?
Рук легко коснулся под столом пальцев Никки.
Хоторн продолжил:
— И вот где-то три месяца назад он меня удивил: неожиданно позвонил, и мы поболтали. О старых временах, знаете, все такое. Но мы уже сто лет не говорили так долго. Потом Чарльз рассказал, что плохо спит, всю ночь его одолевают разные мысли. Я посоветовал ему заняться боулингом, он просто ответил: «Ага, хорошо» — и продолжил про бессонницу.
Потом он спросил меня: «Эдвард, а тебя никогда не тревожили старые дела?» Я ответил: «Вот черт, приятель, а почему, по-твоему, я ушел из полиции?» Мы посмеялись, но он снова заговорил об этом, словно бередил старую рану. Наконец Чарльз сказал, что все больше и больше думает о работе, о том, что уже не знает, зачем работает, зачем живет. И даже сказал — представь себе, — что уже не уверен в том, что хороший коп. Ты можешь в это поверить?
И вот Чарльз рассказал, что, лежа по ночам без сна, он все думает об одном деле, которое мы вели вместе. Он сказал, что так до сих пор и считает, что мы тогда ошиблись, и чем больше администрация копает под него, тем сильнее ему хочется что-то сделать. Доказать, что он по-прежнему хороший коп, такой, каким был прежде. Я посоветовал ему открыть бутылочку виски, посмотреть прогноз погоды и не думать о всякой чепухе, на что он обозлился. Он считал, что из всех людей я лучше всего пойму его, когда дело касается поиска правды — долга, так он выразился. Я не знал, чем еще ему помочь, предложил выговориться. Чарльз сказал, что никогда не верил в то, что убийцами были наркодилеры. Жертва, судя по досье, никак не могла связаться с таким отребьем и угодить в этот район. А я ответил то, что говорил тогда, во время расследования: наркотики — опасная штука; если они сами тебя не сведут в могилу, то тебя прикончат дилеры. Я напомнил ему свою версию: если это не сорвавшаяся сделка с наркотиками, то ритуальное убийство, совершенное латиноамериканскими бандитами.
Снова это, подумала Никки: универсальное объяснение для любого нераскрытого убийства.
— Но Чарльз, он сказал, что накопал кое-какие сведения и думает, что это было преднамеренное убийство, которое пытались прикрыть. Он заявил, что, по его мнению, мотив — месть. Но все это не важно, — он пожал плечами. — Что нам было тогда делать? Как это обычно бывает — стараешься изо всех сил, а если не получается… идешь дальше и не оглядываешься. Но Чарльз был не из тех, кто бросает нераскрытые дела. — Мужество оставило его, и губы снова задрожали. — Не знаю, может быть, это его в итоге и доконало.
— Это дело, — заговорила Никки, — что это было за дело, которое так его тревожило?
Но она уже знала ответ.
— Убийство Хаддлстона-младшего, — произнес Эдди.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Никки больше не имела доступа к файлу с делом Хаддлстона, однако теперь в ее распоряжении находился другой источник — ничем не хуже полицейского архива. Она попросила Эдди Хоторна подробно пересказать ей весь ход расследования. Бывший детектив откинулся на спинку пластмассового стула, и, когда солнечные лучи упали ему на голову, в волосах, выкрашенных черной краской, появились пурпурные отблески. Подняв взгляд, он подумал, затем шумно выдохнул, словно собирался поднять тяжесть.
— Две тысячи четвертый год, — начал он. — Мы с Чарльзом в то время работали в Сорок первом участке, в отделе убийств. Получили сообщение: в Лонгвуде, в припаркованной машине, обнаружен застреленный человек. Тогда это был центр торговли дурью, знаешь? У патрульных еще ходила шуточка: стукнешь подозреваемого дубинкой, и из него, как из пиньяты,[104] посыплются банки с крэком. В общем, мы с Чарльзом сели в машину и поехали, уверенные в том, что это очередной наркоман или дилер.
Однако мы довольно быстро поняли, что все не так-то просто. Подъехали и увидели «БМВ» пятой серии. А в нашем районе «БМВ» тогда были только у дилеров, и их номера мы знали наизусть. Мы приготовились увидеть какого-нибудь парнишку из Гринвича или Рая, насмотревшегося «Лица со шрамом»[105] и решившего сделать глупость: приехать в большой город, чтобы обойтись без посредников. В общем, мы почти угадали. Ему было двадцать — двадцать два; дорогая одежда, сделанная на заказ стереосистема, из которой все еще орал «Green Day». Однако наша версия дала сбой, когда Монтроз сказал, что знает этого парня. Не лично — Чарльз видел его по телевизору. Мы нашли бумажник и права на имя некоего Юджина Хаддлстона-младшего, сына кинозвезды, и здесь все начало становиться на свои места. В новостях о нем много говорили, особенно в программах «Access Hollywood» и «ЕТ»,[106] — о том, что он связался с наркодилерами, был наркоманом. Конечно, он был не так знаменит этим, как Чарли Шин,[107] но для нас с напарником этого было вполне достаточно, чтобы представить себе общую картину. Так в чем же состояла загвоздка?
Вопрос Эдди был не совсем риторическим. Никки видела: он хочет, чтобы она подумала сама. Она едва заметно пожала плечами — достаточно для того, чтобы признать, что все могло быть и так просто. Однако она знала, что детективу следует идти вслед за уликами, а не притягивать их за уши, — возможно, именно эта заповедь не давала ее капитану уснуть по ночам несколько лет после закрытия дела.
— Как он был убит? — спросила она.
— Один выстрел в голову.
— Куда именно, в лицо? Или казнь — в затылок?
— В висок, — объяснил Хоторн.
— Допустим, он подъехал к дилеру, а тот, увидев дорогую машину, решил, что у паренька куча денег, и выстрелил… сюда? — Она ткнула пальцем в левый висок Рука.
— Понимаешь, именно на этом мы и споткнулись с самого начала. — Эдди приставил палец к своему правому виску. — Выстрел был произведен со стороны пассажирского сиденья.
Мысленно Хит перенеслась на несколько лет назад: вместе с Монтрозом и Хоторном она осматривала место преступления, размышляя над первой странностью.
— Вы уверены, что его застрелили именно в машине?
— Без сомнения. Водительское кресло было в мозгах и осколках стекла.
— Значит, стекло было поднято? — Это была странность номер два; не слишком существенная, просто… несоответствие, и все. — А окно со стороны пассажирского сиденья, оно было открыто или закрыто?
Эдди, задумавшись, поднял глаза к небу.
— Закрыто, да, точно, закрыто.
— Следовательно, убийца, скорее всего, сидел рядом с ним в машине, — заключила Хит.
— Отстреливался от погони, — вставил Рук, но, увидев их лица, скрестил руки на груди и пробормотал: — Я весь внимание.
Никки продолжила:
— И никаких отпечатков, как я понимаю?
— Отпечатков было множество, только толку от них никакого. Приятели, с которыми он шатался по клубам и вечеринкам, несколько подружек и еще кучка неизвестных. — То есть людей, которых никогда не задерживала полиция. — У всех, кого мы смогли установить по отпечаткам, было алиби, — предупредил Хоторн следующий вопрос Никки.
— Было еще что-нибудь необычное насчет трупа? Следы избиения? — Никки хотела выяснить, известно ли Эдди об электрических ожогах.
— Избиения — нет, но на запястьях остались полосы, словно он был связан.
— Может, это были наручники?
Он задумался.
— Честно говоря, мы тогда не подумали о наручниках, однако кое-что интересное все-таки нашли. Мы, разумеется, осмотрели соседние здания и наткнулись на пустой склад в каком-то одноэтажном сарае — бывшем заводе. Там была старая вывеска о том, что они вроде производили униформу и рабочую одежду для служащих отелей и строителей. Двери были открыты, внутри совершенно ничего; только посередине, на бетонном полу, лежала деревянная конструкция.
Хит с Руком обменялись взглядами, и Никки попросила:
— Опишите ее, Эдди.
— Нет ничего проще: нечто вроде грубо сколоченного поддона, только вместо дна у него были две доски в виде большой буквы X; вся штука была длиной чуть больше двух метров и шириной метр. И самое главное — в каждом углу были ремни.
— Чтобы привязать к раме человека, — сказала Хит.
— Ага, но только импровизированные. По-моему, это были такие ремни с крючками, с помощью которых обычно прикрепляют лодки к багажнику на крыше машины. Ну, разумеется, в этот момент мы с Розом окончательно отбросили версию о покупке наркотиков. Кто-то притащил парня в бывший склад и привязал к раме. — Лицо его исказилось, как будто перед его глазами внезапно возникла некая жуткая картина. — Кроме отметин на запястьях и щиколотках убитого, на теле еще обнаружили какие-то красные пятна, как от солнечных ожогов. Только они были сосредоточены в определенных местах: на груди, на ногах, на… в… в паху… — Эдди поморщился и пробормотал: — Ну, ты поняла где. Мы с Чарльзом работали изо всех сил, но, учитывая связи парня с наркоторговцами и прочие нехорошие истории, в которые он постоянно ввязывался, это так и осталось неудачной сделкой с дилером.
— А как же пытки? — удивился Рук. — Это же сюда не вписывается.
— О да. — Хоторн кивнул. — Судмедэксперты сказали, что его пытали электричеством, с помощью какой-то штуки, называемой миостимулятором. Это добавляло правдоподобия теории насчет наркотиков; якобы Хаддлстон не просто проезжал мимо и решил приобрести дозу, а покупал эту дрянь у какого-то продавца регулярно, задолжал денег, и тот решил пытать беднягу и убить в качестве примера другим должникам или для того, чтобы просто повысить свой статус.
— Я вас ни в чем не обвиняю, Эдди, а только спрашиваю, чтобы понять, что же так тяготило капитана Монтроза, — мягко произнесла Никки. — И вы не стали копать дальше?
— Хотели, но родители Хаддлстона упросили начальство закрыть дело. Вполне естественно, им и без того многое пришлось пережить, и поэтому сверху нам дали указание поторапливаться. А потом Чарльз получил повышение и Двадцатый участок, и все закончилось.
Хит протянула старому полицейскому снимок Серхио Торреса.
— Этот парень, скорее всего, в то время торговал дурью на улицах в Бронксе, к северу от Сто шестнадцатой. Он вам не попадался?
Эдди внимательно изучил фото и сказал:
— Нет, но это вовсе не означает, что его там не было. Я же работал в отделе убийств, а не наркотиков.
— Кстати, о наркотиках, а вот этот человек вам не знаком? Он как раз там раньше и работал.
Эдди взял фотографию Стелджесса и воскликнул:
— Бешеный Пес!
— Что вы о нем знаете?
— Полный отморозок — это все, что тебе нужно знать. Он работал под прикрытием, но все были в курсе, что он связался с подонками, принимал наркотики. Стал таким же, как они, — это было видно сразу. — Он вернул фото Никки. — Слышал, его вышвырнули. Скатертью дорога.
— Хорошо сказано, — заметил Рук.
Убрав снимки, Хит произнесла:
— И последний вопрос, если я вас еще не утомила, Эдди. Кто тогда был главным дилером?
— Ты про наркотики? На севере и в Бронксе? — Он хмыкнул. — Один человек — Алехандро Мартинес.
В самолете Никки сказала Руку:
— Это была хорошая мысль — насчет Эдди.
— Никаких проблем. Ты же знаешь, что моя специальность — журналистские расследования.
— Вот как? И насколько я понимаю, у тебя не одна, а даже две Пулицеровские премии? — И она ткнула ему пальцем в ребра.
— Неужели я так часто говорю об этом?