Путь к сердцу герцога Линден Кэролайн
— В самом деле? — произнес он высокомерным, скучающим тоном. — Каким же образом?
— Видите ли, должен признаться, что знакомство носило не самый утонченный характер. — Скотт снова усмехнулся. — Насколько мне известно, они встретились в Лондоне, когда ваш батюшка был пылким молодым человеком, а моя матушка — юной красавицей. И… да. Она всегда вспоминала его с теплым чувством. К сожалению, когда мама умерла, я был еще ребенком, но отлично запомнил, как радостно она смеялась, узнав, что де Лейси получил герцогский титул. «Подумать только, могла бы стать герцогиней, — приговаривала она. — Едва не поймала в свои сети герцога». — Скотт просиял безмятежной улыбкой. — Разве не удивительно, что спустя много лет мы встретились ради общего бизнеса?
Чарли даже бровью не повел. Позволив себе шевельнуть пальцем, он уже не остановился бы до тех пор, пока не расквасил эту довольную физиономию. Как смеет негодяй смеяться и выставлять напоказ тайный брак герцога, словно безрассудный поступок отца был не больше чем милой шуткой? Как у него хватает наглости посылать письма с угрозами, разрушая жизнь и его самого, и его братьев, а потом сидеть и облизываться, словно кот перед сметаной?
— Ваша матушка — Дороти Суэйн, — бесстрастно, произнес Грэшем.
— Да-да, она самая. — Скотт улыбнулся еще шире. — Могу ли надеяться, что ваш отец ее помнил? Ей было бы очень приятно.
— Да, мистер Скотт. Он хорошо ее помнил. Даже слишком хорошо. — Чарли достал из кармана первое письмо, развернул и положил на стол. Проклятые слова ярко выделялись на листе белой бумаги:
«Мне известно о Дороти Коуп».
— Вы об этом позаботились.
Скотт прочитал письмо и посмотрел с удивлением.
— Прошу прощения, сэр. Что вы имеете в виду? Кто такая Дороти Коуп?
Грэшем развернул второе грязное письмо и положил поверх первого.
«Ваш секрет будет разоблачен».
— Она расписалась в книге как Дороти Суэйн, но отец знал ее под фамилией Коуп. Почтовый служащий в Бате вас запомнил и назвал моему брату в качестве отправителя писем. Нам не удалось разыскать того служащего, который принимал корреспонденцию в Лондоне и мог бы подтвердить, что отправляли ее тоже вы, но почерк полностью совпадает. — Он бросил на стол третий листок, а за ним четвертый — не разворачивая, но ни на миг не переставая наблюдать за собеседником. Он отлично помнил каждое слово.
«Пять тысяч фунтов золотыми монетами обеспечат мое молчание. Оставьте деньги на кладбище церкви Святого Мартина в Полях, на могиле Джеймса Эдисона Флетчера. Прошлое не забывается. Я вас погублю».
— Полагаю, шантаж безоснователен, — заключил Грэшем.
Скотт посмотрел на стол и побледнел.
— Милорд… ваша светлость… честное слово, я не знаю, что вы имеете в виду, — заикаясь, пробормотал он. — Шантажировать? Никогда, ни при каких обстоятельствах…
— Может быть, вы забыли, о чем говорится в этих письмах? В таком случае немедленно перечитайте и постарайтесь проникнуть в суть требований. — Чарли сложил ладони на набалдашнике трости.
Скотт нервно облизнул губы, медленно наклонился к столу и наугад взял один из листков. Поднес к глазам и пробежал глазами одну-единственную строчку.
— Я этого не писал, — произнес он, тяжело дыша, и прочитал второе письмо. — И этого тоже.
Торопливо схватил и просмотрел оставшиеся листки.
— Ваша светлость, клянусь, что не имею к угрозам ни малейшего отношения.
— И все же отправляли письма именно вы. — Граф сурово нахмурился. — Кто же в таком случае автор?
Скотт бросил листки и уперся ладонями в стол, как будто боялся потерять равновесие. Сейчас он выглядел окончательно поверженным.
— Его сиятельство, — прохрипел он. — Это единственный человек…
— Его сиятельство, — презрительно повторил Грэшем, хотя от этих слов бросило в холод. Да, конечно, был еще и кто-то другой… однако вопрос «кто именно?» не позволял радоваться возможности наконец-то выяснить правду. Почему-то казалось, что Скотт назовет уже знакомое имя, которое довелось мимоходом услышать в Бате. Тогда Чарли отбросил этот вариант как невероятный, больше напоминающий случайное совпадение. Не исключено, что он ошибался…
Однако сейчас граф продолжал пристально смотреть на собеседника.
— Трудно поверить в правдивость ваших слов. Разве можно отправить письма и при этом ничего не знать об их цели?
— Я сделал это в качестве любезности, не больше. — Скотт бросил на листки отчаянный взгляд. — Если бы знал… если бы представлял, о чем речь, ни за что не согласился бы принять даже косвенное участие!
— Сомнительно. Вы ведь не отличаетесь безукоризненной честностью, не так ли? Сказали миссис Невилл, что располагаете длинным списком акционеров, в то время как на самом деле с трудом собираете средства и уговариваете инвесторов увеличить ставки. Пытаетесь выудить у меня деньги, в то время как люди уже начинают требовать свои взносы обратно, потому что шлюзы оказываются слишком дорогими и трудоемкими. Вы мошенник, мистер Скотт, а мошенникам место в тюрьме.
Промышленник вспыхнул от обиды и гнева.
— Вы называете меня лжецом?
— И еще шантажистом, — подтвердил Грэшем.
— Но кто же вам сказал, что шлюзы неработоспособны? У нас были кое-какие проблемы, но со временем…
— Канал меня не интересует, — перебил Чарли. — А вот письма — другое дело.
— Повторяю, я их не писал! И если бы знал, какую цель они преследуют, то и отправлять не стал бы. Как вы смеете называть меня мошенником?
— Смею по той простой причине, что угрозы, которыми вы забрасывали моего отца, причинили колоссальный вред! — Грэшем утратил аристократическое самообладание, вскочил, уперся ладонями в стол и угрожающе навис над врагом. — Когда умерла ваша мать? — Еще существовал слабый шанс на благополучное завершение драмы. Скотт сказал, что был ребенком, а ведь он лет на десять старше его самого. Если выяснится, что Дороти скончалась раньше апреля тысяча семьсот семьдесят четвертого года, то женитьба отца на матери никаких сомнений не вызовет: брак будет считаться законным и обладающим всеми юридическими правами, а сам Чарли и его братья смогут гордо называть себя наследниками. В эту минуту судьба зависела от нескольких цифр…
— Как вы смеете, — начал было Скотт, однако продолжить Грэшем не позволил.
— Я без труда могу вас уничтожить, — тихо пригрозил он. — Да, могу, причем не лишусь сна от раскаяния и даже ни на миг не пожалею. Когда умерла ваша мать?
— В семьдесят третьем! — крикнул Скотт. — В ноябре семьдесят третьего. Простудилась во время первых морозов.
Тысяча семьсот семьдесят третий. Чарли глубоко вздохнул. Дата прозвучала как доброе знамение после мучительно долгой молитвы. Пульсирующая ярость мгновенно испарилась, плечи сами собой опустились, а голова устало поникла.
— Слава Богу! — благоговейно прошептал он.
Скотт тоже вскочил.
— Сожалею о своем невольном участии в неблаговидном замысле, но вы, сэр, зашли чересчур далеко!
Грэшем покачал головой.
— Позвольте объясниться. Судя по всему, не вы являетесь моим антагонистом. — Он снова сел. Теперь, когда стало ясно, что и когда случилось с Дороти Коуп, замалчивать историю не имело смысла.
— Ваша мать не просто была знакома с моим отцом. Больше того, их связывал не один лишь роман. В течение нескольких недель в тысяча семьсот пятьдесят втором году они состояли в браке.
Скотт, который только что смотрел и слушал с откровенным недоверием и нескрываемой неприязнью, остолбенел от неожиданности.
— Что?
— Она об этом не упоминала? Вполне возможно. Вышла замуж снова, а прошлое решила похоронить. — Грэшем пожал плечами. — Свадьба состоялась в пабе возле Флитской тюрьмы. Мне известно лишь о том, о чем отец перед смертью рассказал в покаянном письме. Он просил прощения за долгое молчание.
Скотт побагровел.
— Вы, разумеется, располагаете вескими доказательствами.
— В моем распоряжении послание отца с рассказом о свадьбе и последующем разрыве, а также церковная книга с их именами и собственноручной подписью. Если желаете, могу показать.
— Пресвятая Дева! — взмолился Скотт. — Но ведь это означает, что моя мать — двумужница! — Он пораженно замолчал. — А мы с братом…
Чарли смерил его непроницаемым взглядом.
— Незаконнорожденные? Бастарды? Да, хорошо понимаю, что это значит.
Граф понимал его слишком хорошо. До этого момента всерьез страшился, что бастардами окажутся братья и он сам и все трое будут отлучены от наследства и лишены права на герцогский титул. Трудно было представить, что произошло бы, если бы Скотт назвал другую дату смерти — после 1774 года. Хвала всем святым, этого не произошло, и сейчас человек по другую сторону стола вызывал чувство, отдаленно напоминающее сочувствие. Грэшем склонил голову.
— Приношу извинения за резкость манер, вызванную острым приступом гнева.
— О Господи! — прошептал ошеломленный Скотт. — Она никогда нам не говорила…
Чарли вспомнил строки признания.
— Отец считал брак расторгнутым, а возможно, недействительным изначально. И все же принял решение больше не жениться и долгое время его соблюдал. А когда унаследовал герцогский титул, с особой остротой осознал, что в глазах закона, если не в их собственных представлениях, брак мог все еще оставаться действующим. Он попытался разыскать супругу, но потерпел неудачу. — Грэшем помолчал. Не исключено, что Дороти хотела забыть прошлое ничуть не меньше, чем Дарем. Если Скотт говорил правду, то к тому времени как отец стал герцогом, у нее уже был другой муж и дети. Если кого-то из двоих и можно было обвинить в двойном браке, то скорее Дороти. Больше того, если бы Дарем знал о ее втором замужестве, то непременно оформил бы развод и таким способом избавил бы обоих от неприятностей.
— А что матушка рассказывала о жизни в Лондоне?
Скотт вздрогнул, словно вопрос вывел его из ступора.
— Говорила, что поехала туда совсем юной, — ответил он мертвым голосом. — В поисках приключений. Меллз — тихий скучный городишко, и такой яркой особе там было попросту тесно. Хотелось большего… но она не нашла иной работы, кроме швеи, и через два года вернулась домой.
— А отец написал, что она была актрисой.
Скотт болезненно поморщился, однако возражать не стал.
— Мама призналась, что встретила человека, который впоследствии стал герцогом Даремом, и до сих пор вспоминает его с радостью. Насколько я понял из туманных намеков, он или ухаживал, или, во всяком случае, проявлял повышенный интерес. Она даже дразнила отца: говорила, что могла бы стать герцогиней, если бы не вернулась в Сомерсет и не вышла за него замуж. Всерьез эти разговоры никто не воспринимал, и все же… матушка была обворожительно хороша. Отец нередко повторял, что влюбился с первого взгляда. В детстве я не сомневался, что ей ничего не стоило завоевать любого, будь то герцог или трубочист. — Он провел ладонью по лицу, как будто пытался скрыть слезы. Грэшем прекрасно понимал, как собеседник чувствует себя в эту минуту. Всего несколько недель назад он точно так же переживал за собственную мать, опасаясь, что память о ней окажется оскверненной и из почитаемой всеми герцогини Дарем она превратится в обманутую, опозоренную супругу двоеженца.
— Предпочел бы больше никогда не возвращаться к этой теме, — произнес граф с ноткой сочувствия в голосе. — Уверен, что вы испытываете точно такое же желание. Но мне необходимо доказательство кончины вашей матушки.
Скотт поднял опустошенный, унылый взгляд.
— Милорд… ваша светлость. Я ничего не знал. Слышал какие-то разговоры о сложностях с наследованием в семье герцога Дарема, но представить не мог, что моя мать причастна к столь серьезной проблеме. Я ведь даже не знал, что вы герцог! И клянусь всем, что дорого и свято, что не писал этих писем.
Грэшем долго молчал. Противник утратил уверенность и безупречную обходительность и в этот момент выглядел так, как выглядит человек, застигнутый врасплох и вынужденный обороняться, — одновременно шокированным, оскорбленным и разгневанным.
— Мистер Скотт, мне незачем смешивать с грязью имя вашей матери, равно как и подвергать сомнениям законность ее брака с вашим отцом. Напротив. Если бы можно было доказать, что брака с моим отцом не было, я бы счел за честь это сделать. Но если суд решит признать этот брак — кстати, зарегистрированный в таверне возле Флитской тюрьмы каким-то сомнительным священником, у которого и прихода-то своего не было, — и объявит его действительным, то мне придется доказать, что Дороти Суэйн скончалась раньше, чем мой отец женился на моей матери.
— В этом случае ваше появление на свет окажется законным и право на наследование останется за вами, — подытожил Скотт.
Грэшем кивнул.
— Именно так. Буду признателен за оказанное содействие. — Он помолчал и подчеркнул: — Чрезвычайно признателен.
Судя по всему, собеседник понял смысл сказанного, так как глубоко вздохнул и кивнул. При желании Чарли мог бы поставить под сомнение наследство самого Хайрама Скотта. Трудно сказать, какие последствия демарш возымел бы здесь, вдали от бомонда, где родословная решала все, но даже в глуши графства Сомерсет начались бы нежелательные пересуды. Если Скотт хотел сохранить бизнес и привлечь новых инвесторов, подобный удар по репутации был ему совсем ни к чему. А ведь существовала еще и эмоциональная составляющая: каково это — неожиданно узнать о скандальном прошлом любимой матери?
Грэшем мог также разрушить всю схему строительства канала. Да, бухгалтерские книги были переписаны и демонстрировали мнимое благополучие, но хватило бы нескольких острых вопросов, пары критических замечаний или даже требования начать парламентское расследование, чтобы глянцевая картинка мгновенно рассыпалась в прах. Скорее всего, рано или поздно каналу все равно было суждено обанкротиться, но Чарли ничего не стоило приблизить катастрофу.
Однако если Скотт согласится сотрудничать, то заслужит благодарность герцога. Кажется, он отлично это понимал.
— Отправляйтесь в местечко Нанни, в церковь, — негромко произнес промышленник. — Местный священник покажет вам все, что нужно. Там мама выходила замуж и… — он печально вздохнул, — там же похоронена. Ее полное имя — Эстер Дороти Суэйн. Честно говоря, никогда не слышал, чтобы ее звали иначе, чем Эстер, но, очевидно, в Лондоне она использовала второе из имен, чтобы остаться неузнанной.
— Разумеется. — Чарли забрал со стола листки. Он подозревал, что уже знает ответ на последний важный вопрос, однако все равно решил его задать. — Вы сказали, что отправили письма, чтобы оказать любезность. Кому же именно?
Хайрам Скотт нервно сглотнул.
— Одному из наших крупнейших инвесторов. Как-то раз, ради пустого бахвальства, рассказал историю матери. Наверное, хотел похвастаться иллюзорной причастностью к герцогу. Он выслушал с неподдельным интересом и заявил, что когда-то был близко знаком с его светлостью, но уже много лет не встречался. Попросил отправить письма, когда дела приведут меня в Бат или Бристоль, потому что здесь, в Сомерсете, почта работает ненадежно. Этот человек внес в строительство канала очень крупный взнос и поддержал проект в парламенте. Я был рад оказать небольшую услугу… — Скотт умолк и с отвращением взглянул на письма, чувствуя, что невольно затянул петлю на собственной шее.
— Его зовут… — с усилием подсказал Грэшем. Каждое слово отзывалось волной страха.
Скотт посмотрел в глаза и назвал то имя, которого Чарли больше всего боялся.
— Граф Уорли, сэр.
Глава 18
Церковь городка Нанни оказалась маленькой и очень старой, с зубчатой серой колокольней, возвышающейся над аккуратными, окруженными садами домиками. Чарли открыл калитку и пропустил спутницу вперед. По мощеной дорожке они подошли к массивной деревянной двери. Внутри было прохладно и тихо, и Тессе показалось, что она внезапно попала в прошлое: сквозь высокие окна-витражи пробивалось солнце и разноцветными отсветами ложилось на потертый каменный пол. Время здесь остановилось давным-давно: об этом свидетельствовали рыцарские доспехи возле стены, оставшиеся с той поры, когда приходилось защищать церковь от вражеских набегов. Сейчас под древними сводами царил мир, и очень хотелось, чтобы Чарли нашел здесь ответы на свои мучительные вопросы.
Они подошли к резным алтарным воротам, однако навстречу никто не вышел. Граф откашлялся.
— Добрый день, — громко произнес он в пространство, и голос легко взлетел под высокие своды. — Здесь кто-нибудь есть?
Ответа не последовало, и нервное напряжение стало еще более ощутимым. Тесса заглянула Чарли в лицо и предложила:
— Может быть, выйдем на кладбище и сами поищем могилу?
Граф снова посмотрел по сторонам и коротко, сухо ответил:
— Да.
Они вышли на улицу, обогнули церковь и увидели аккуратное, заботливо ухоженное старинное кладбище с ровными рядами могил. Надгробий было не много, а найти надо было захоронение почти полувековой давности, так что особых усилий поиски не потребовали.
— Вот. — Грэшем внезапно замер. Тесса посмотрела на камень. Потемневший от времени и стихии, он стоял на чисто прибранной могиле, украшенной куртинами первоцвета. Стертая, но все еще легко читаемая надпись гласила:
«Эстер Дороти, жена Джереми Скотта,40 лет от роду,погребена здесь 7 декабря 1773 г.»
Вот оно, неопровержимое доказательство.
Чарли едва заметно вздрогнул; сжимавшие ладонь пальцы немного ослабили хватку. Только сейчас Тесса поняла, что несколько мгновений не дышала, и наконец-то позволила себе перевести дух.
— Могу ли чем-нибудь помочь? — раздался за спиной приятный голос. На дорожке стоял викарий и улыбался. — Позвольте представиться: Эдгар Томас, священник.
Тесса вежливо поклонилась.
— Спасибо, сэр. Это лорд Грэшем, а меня зовут миссис Невилл.
— Рад знакомству. Ищете какую-нибудь конкретную могилу?
— Да, — вступил в разговор Чарли. — Вот эту. Давно ли вы служите в этой церкви, мистер Томас?
— Без малого двадцать пять лет. — Священник покачал головой. — А мой предшественник продержался больше сорока! — Он взглянул на надгробие. — Вы родственники семьи Скотт?
— Нет, знакомые мистера Хайрама Скотта, который живет и работает в Меллзе, — ответил лорд Грэшем. Он-то нас сюда и направил. Не согласитесь ли поговорить в более укромном месте?
— Да, конечно. — Мистер Томас привел посетителей в небольшой дом, отправил молодую служанку готовить чай и знаком пригласил присесть. — Итак, чем же могу служить?
Лорд Грэшем осторожно объяснил цель визита и передал письмо Хайрама Скотта, в котором тот просил оказать содействие. Вскоре подали чай. Продолжая внимательно слушать разговор мужчин, Тесса разлила его по чашкам.
После того как Чарли нашел в книге запись о браке, она вернулась в Фром с ощущением, что идиллии пришел конец. А на следующий день после визита в Меллз граф приехал, чтобы спросить, не согласится ли она отправиться вместе с ним в Нанни, где похоронена Дороти. Однако вел он себя чрезвычайно сдержанно и сосредоточенно, а о визите к Скотту рассказал спокойно, без тени бурных эмоций, которых она ожидала.
К тому же он заметно и очень подозрительно уходил от расспросов о настоящем шантажисте, лорде Уорли. Если не считать беглого упоминания мистера Скотта во время ужасного делового обеда, больше об этом человеке Тесса ничего не слышала, а когда начала рассуждать вслух, зачем тому понадобилось угрожать герцогу, Чарли тут же сменил тему разговора. Сама Тесса лгать совсем не умела, но сейчас ясно поняла, что по какой-то причине ее осведомленность нежелательна. Сомнения пришлось оставить без ответа, однако в душе зародилась тревога, что неприятности Чарли еще далеки от благополучного разрешения.
— Что и говорить, проблема чрезвычайно деликатная, — заметил мистер Томас, когда лорд Грэшем закончил рассказ. — Разумеется, я буду рад подтвердить дату смерти миссис Скотт, однако хотелось бы сделать это без ненужных осложнений для семьи. Мистер Джереми Скотт и его младший сын по сей день остаются моими прихожанами, так что не считаю себя вправе придавать огласке события далекого прошлого.
— Уверяю вас, публичность любого рода вовсе не входит в мои планы, — ответил Чарли. — Не собираюсь даже упоминать имени леди, кроме как для того, чтобы доказать, что она скончалась раньше, чем сочетались браком мои родители. Такой подход изначально устранит необходимость говорить о ее тайном замужестве и избавит родственников от унизительных переживаний. Хайрам Скотт заявил, что не имеет ни малейших возражений против моего законного права на титул и наследство.
— Очень хорошо, милорд. — Священник встал. — Если согласитесь подождать несколько минут, буду рад немедленно написать необходимое свидетельство.
Как только он удалился, Тесса вопросительно посмотрела на Чарли.
Он сидел в напряженной позе, а руки были сжаты в кулаки.
— Разве это не все, что требуется для подтверждения твоих требований? — осмелилась спросить она. Граф показал собранные братом многочисленные документы, в том числе и официальную петицию, представленную в министерство внутренних дел. Конечно, юристом Тесса не была, но все бумаги выглядели весьма убедительными. Трудно было представить, что на пути к герцогскому титулу могут существовать какие-то препятствия помимо тайного брака Дарема.
От звука ее голоса граф вздрогнул, как будто пребывал в глубокой задумчивости.
— Нет, не думаю, что потребуются какие-то дополнительные аргументы.
— Существуют другие трудности? — Возможный ответ страшил. Что-то всерьез его тревожило. Но что?
Граф долго молчал, а потом негромко произнес:
— Только те, которые возникли исключительно по моей собственной вине.
Ответ не обрадовал. Тесса опустила глаза и принялась бесцельно крутить чашку. До возвращения мистера Томаса ни один из них не произнес ни слова.
— Прошу вас, сэр. — Священник протянул лист бумаги. — Буду рад запечатать письмо, после того как вы прочитаете.
— Благодарю. — Грэшем быстро пробежал глазами ровные, аккуратные сточки. — Вы очень мне помогли. Поверьте, никогда не забуду.
— Спасибо, ваша светлость. — Мистер Томас поклонился, аккуратно сложил важное свидетельство и поставил сургучную печать. — Если потребуется что-нибудь еще, не стесняйтесь обращаться.
— Непременно. Всего хорошего.
Обратный путь в Фром прошел в молчании. Грэшем погрузился в размышления, а Тесса задумалась о недавних событиях. Поведение Чарли в Нанни нельзя было назвать иначе как высокомерным. Из смешливого очаровательного возлюбленного он внезапно превратился в величественного, исполненного холодного достоинства герцога. А она, столько раз осуждавшая его за легкомыслие, мечтала лишь об одном: чтобы он снова стал прежним.
Но может быть, она заблуждалась? Что, если нынешнее состояние Грэшема и есть настоящее?
К моменту возвращения в Милл-Коттедж терпение окончательно лопнуло.
— Что случилось с мистером Скоттом? — без обиняков спросила Тесса, пока граф помогал ей выйти из экипажа. — Зачем лорду Уорли понадобилось шантажировать твоего отца? Сегодняшняя поездка сулила радость, но этого не произошло. Так в чем же дело?
Чарли схватил ее за руку и повел так быстро, что Тесса чуть не упала. Они пошли не к дому, а обогнули конюшню и почти бегом пересекли ту самую лужайку, где несколько дней назад пили лимонад, и по стертым каменным ступеням спустились к старой мельнице. Чтобы не потерять шляпу, Тессе пришлось придерживать ее рукой.
— Что случилось? — задыхаясь, пролепетала она, как только Чарли остановился в дальнем углу, где когда-то вращалось колесо.
— Ровным счетом ничего, — ответил он и жадно поцеловал Тессу, прижав к стене. Глаза ее сами собой закрылись, и она отрешилась от всего мирского. Одной рукой любимый придерживал ее голову, а другой ласкал тело, страстно прижимая к себе.
— Чарли, — выдохнула она, как только поцелуй прервался. Сердце помчалось галопом, голова закружилась. Единственное, что она смогла сделать, это крепко вцепиться в его рукав.
— Тсс. Потом поговорим. — Он расправил судорожно сжатые пальцы, стащил перчатку и прижал ее ладонь к своей восставшей плоти. — Раздвинь ноги.
— Здесь? — От удивления Тесса вынырнула из тумана страсти.
— Пожалуйста, — то ли попросил, то ли приказал Чарли бархатным, пленяющим голосом.
Она окончательно растерялась — мельницу, конечно, можно было считать укрытием, но лишь условно, — но все же на несколько дюймов сдвинула правую ногу.
Он посмотрел пылающим взором и прохрипел:
— Еще!
Сжал ее запястье и провел ее рукой вверх и вниз по своему возбужденному фаллосу.
Тесса вздернула подбородок. Проклятие, теперь она тоже возбудилась! Забыв обо всем, отвела в сторону ногу так, чтобы оказаться как можно ближе к нему.
— Да, — побормотал он и вновь начал страстно целовать ее.
Тесса вырвала руку, которую он все еще сжимал, и принялась ласкать. Не прерывая поцелуя, Чарли тем временем приподнял до сих пор разделявшую их юбку. Пальцы коснулись ее нежной плоти и проникли глубоко внутрь. Тесса застонала: наслаждение поразило ее как вспышка молнии. Чарли продолжал ее ласкать. С трудом дыша, Тесса попыталась расстегнуть пуговицы на брюках. Вместо того чтобы помочь, он продолжал эту сладкую муку, настойчиво подводя к экстазу.
Наконец последняя пуговица поддалась, и Тесса жадно запустила руку внутрь. Чарли резко вздохнул и сжал ее запястье, приказывая направить клинок в ножны, а затем отвел руку Тессы и властно овладел ею.
Должно быть, Тесса вскрикнула, потому что он на мгновение замер и заглянул ей в лицо. Она нашла в себе силы кивнуть. Чарли вздрогнул и вонзился с новой силой, одновременно приподняв. Тесса еще крепче ухватилась за плечи, смутно опасаясь, что сейчас они оба упадут, но эта мысль оказалась последней. Чарли прижал ее к стене и ошеломил мощным, покоряющим ритмом. Не остановился он даже тогда, когда она судорожно впилась ногтями в кожу, вскрикнула и в безумном порыве страсти едва не опрокинула навзничь. И только почувствовав, что любимая безвольно обмякла, еще крепче сжал ее в объятиях и наконец достиг вершины.
— Дорогая. — Он нежно ее поцеловал, хотя руки дрожали, а грудь вздымалась от неровного дыхания.
Не открывая глаз, Тесса прильнула к его плечу. «Дорогая». Он тоже был ей необычайно дорог. Как любовник? Нет, значительно больше. С самого начала, с первой встречи она почувствовала исходящую от него опасность, хотя и не могла представить, насколько глубоким окажется омут. Чарли проник в ее жизнь, против воли заставил себя уважать, полностью подчинил тело, а теперь еще и завладел сердцем.
Жертвоприношение. Она чувствовала себя факелом, готовым воспламениться от малейшего прикосновения.
Чарли глубоко вздохнул, бережно опустил и осторожно поставил ее на ноги. Чтобы разорвать объятия, разъединиться и вновь стать двумя самостоятельными личностями, потребовалось некоторое время. Чарли осторожно, с улыбкой помог Тессе привести себя в порядок, а затем позволил ей позаботиться о его костюме. Чарли церемонно предложил ей руку и повел обратно: обогнув мельницу, по лужайке, к хорошо знакомому столу, на котором уже появились стаканы и кувшин с лимонадом. Тесса покраснела: что подумает обо всем этом Барнс?
Она села и наполнила стаканы, однако Чарли остался стоять. Настроение его внезапно изменилось: достав из кармана письмо священника, он мрачно взглянул на аккуратно сложенный и запечатанный листок.
Тесса ждала объяснения, однако граф молчал. Она пригубила лимонада и попыталась вспомнить, что же послужило причиной нового приступа недовольства.
— Ты все еще презираешь отца? — Чарли взглянул озадаченно. — За скандал, — пояснила Тесса. — За все неприятности, которые пришлось пережить.
Он глубоко вздохнул.
— Презираю? Нет. — Помолчал, словно сомневаясь, и убрал письмо в карман. — Мне придется совершить короткое путешествие.
— Правда? — Тесса прищурилась. Скорее всего возникла необходимость встретиться с братом.
— В Бат?
— Нет.
— Значит… значит, в Лондон? — неуверенно предположила она. Ему действительно предстояло отправиться в столицу, чтобы предъявить доказательства, подтвердить право на титул и навеки покончить с этой мучительной историей. Однако поездку в Лондон трудно назвать короткой и возвращаться в Фром будет уже незачем.
— И не в Лондон. — Чарли смотрел не на нее, а вдаль, на дорогу.
— В таком случае в поместье лорда Уорли?
Едва заметный кивок подтвердил верность предположения.
— Понятно. И зачем же?
Тесса сделала еще несколько глотков и медленно поставила стакан. Чарли к своему даже не притронулся.
— Я должен перед ним извиниться и в то же время получить объяснения.
Сейчас мысли его витали где-то далеко. Тесса не смогла прогнать холодок предчувствия.
— А это будет… — Она не нашла сил закончить вопрос и в нерешительности умолкла. Не окажется ли эта встреча опасной? Что он собирается сделать с лордом Уорли? Почему сказал, что должен перед ним извиниться? И зачем ему вообще туда ехать? Теперь, когда дата смерти Дороти установлена, все ядовитые стрелы раз и навсегда утратили свою разрушительную силу. Но почему-то было очень трудно заставить себя спросить, зачем Уорли понадобилось шантажировать герцога.
— Полагаю, встреча пройдет очень вежливо и холодно.
— Вежливо? — воскликнула Тесса. — После всего, что сделал этот человек? После того как жестоко угрожал твоему отцу?
— Скорее всего в конечном итоге дело здесь вовсе не в отце, — задумчиво произнес Чарли.
Замечание окончательно расстроило. Не надо было пить лимонад — во рту остался горький привкус.
— Почему ты так говоришь?
Он вздохнул, сел напротив и провел ладонями по лицу.
— Что ты подумала, когда увидела меня впервые?
— Впечатление оказалось ошибочным, — поспешила оправдаться Тесса.
— И все-таки, какое мнение сложилось?
Собираясь с духом, она долго молчала.
— Богатый, самоуверенный, тщеславный бездельник. И наверное, негодяй.
Грэшем коротко кивнул:
— Вот именно. Ты не первая, кто меня так называет… впрочем, не без основания.
Сердце дрогнуло от зловещего предчувствия.
— Каким образом ты оскорбил лорда Уорли?
— Если помнишь, — медленно проговорил граф, — на днях ты рассказала, что по настоянию родных уехала в Шотландию, подальше от дома, чтобы привести в порядок нервы и восстановить чувство собственного достоинства.
Тесса настороженно кивнула.
— Так вот, считай, что тебе крупно повезло. У меня в юности тоже случился неудачный роман. Она была хороша собой, кокетлива, но недоступна, а я сгорал от нетерпения. Отец не одобрил спешку и не дал согласия на брак. Оскорбленный до глубины души, я умчался в Лондон и поклялся больше никогда с ним не разговаривать. — Чарли грустно улыбнулся. — Что за самоуверенный щенок!
Тесса слушала молча, безуспешно стараясь сдержать волнение.
— Я решительно отказывался понимать, что отец имел веские основания для подобной позиции. Не хотел замечать ничего, помимо собственной оскорбленной гордости, а в результате пришел к твердому убеждению, что меня жестоко и несправедливо разлучили с возлюбленной.
— Леди Уорли, — осмелилась предположить Тесса.
Мгновение граф колебался, а потом кивнул, подтверждая справедливость догадки.
Внезапно продолжение рассказа показалось неинтересным и ненужным. В уме всплыло вскользь сделанное замечание насчет нежелания иметь дело с замужними дамами. Почему-то не хотелось слушать о потрясающе красивой леди Уорли, едва не разрушившей жизнь молодого графа. Тесса поспешно встала.
— В таком случае надо немедленно заявить лорду Уорли, что все его усилия оказались напрасными, — заключила она слишком громко и жизнерадостно. — Теперь, когда у тебя в руках письмо мистера Томаса, бояться совершенно нечего.
Грэшем тоже поднялся.
— Вернусь через несколько дней.
— Правда? — Она смерила его быстрым оценивающим взглядом.
Чарли снова стал самим собой. Посмотрел искоса и грустно улыбнулся.
— А ты боялась, что уеду навсегда?
— Но ты же ничего не сказал. — Не хотелось признаваться, что в глубине души действительно живет страх утраты. Здесь, в тихом провинциальном городке, можно не обращать внимания на тот факт, что скоро ее любимый станет герцогом. В глуши графства Сомерсет совсем не обязательно думать о его намерениях, до сей поры туманных и неопределенных. Здесь ничто не мешает притвориться, что жизнь и дальше потечет без вмешательства семьи, требований света и чар искушенной красавицы, которую он любил много лет подряд.
— Обязательно вернусь, — твердо произнес Чарли. — Будешь ждать?
Тесса все еще терялась в сомнениях, однако стоило ему заглянуть ей в глаза, как сердце мгновенно растаяло.
— Да, буду, — ответила она уверенно.
Глава 19
История Апперкома, обширного поместья графов Уорли, уходила корнями в глубь веков — в те времена, когда Тюдоры обосновались на холмах Сомерсета, над Килмерсдоном. Направляясь по извилистой дороге к дому, Грэшем придирчиво осматривался, пытаясь найти хотя бы малейшие следы запустения, однако так и не заметил ничего подозрительного. Собственно говоря, ничего иного он и не ожидал. Если Уорли отправлял письма, то не из-за денег. По большому счету шантаж не имел отношения ни к самому герцогу Дарему, ни к Эдварду или Джерарду.
Читать бесплатно другие книги:
