Путь к сердцу герцога Линден Кэролайн
Причиной послужил давний роман графа Грэшема и леди Уорли.
Чарли не мог забыть острую боль, вызванную отказом Марии Гроноу бежать и обвенчаться тайно. В лесу возле Ластингс-Парка, на маленьком мосту, она сказала, что любит всей душой, а вскоре бросила, обрекая на невыносимые страдания. Любовь оказалась не настолько глубокой и стойкой, чтобы соединиться с любимым и жить в бедности, лишившись наследства. Не прошло и двух месяцев, как она вышла замуж за графа Уорли. Тогда казалось, что грубое вмешательство отца непоправимо разрушило жизнь. Первые два года Чарли старательно раздувал в душе костер ненависти, обвиняя герцога в своей невосполнимой потере. В Лондон он уехал с непримиримым стремлением при первой же удобной возможности отомстить Дарему за причиненную боль.
Однако со временем мысли о Марии отошли на второй план, уступив напору бесконечных жизненных удовольствий. Чета Уорли обосновалась в старинном фамильном поместье и не часто приезжала в Лондон. Периодически в гостиных сплетничали о рождении в семье очередного ребенка. Детская в Апперкоме исправно пополнялась, и Чарли сказал себе, что Мария, должно быть, безмятежно счастлива в браке. Судя по всему, сумела полюбить супруга, стала преданной женой, заботливой матерью и навсегда распрощалась с юношескими мечтами о блестящей столичной жизни. Грэшему не оставалось ничего иного, как убедить себя, что он рад ее счастью. Постепенно шрам на сердце перестал болезненно воспаляться при малейшем воспоминании.
Если бы у него хватило мудрости оставить прошлое в прошлом…
Грэшем подъехал к парадному крыльцу, однако не спешился, а застыл в глубокой задумчивости. Может быть, пока не поздно, лучше вернуться в Фром? Запись в церковной книге и могила Дороти с выбитой на камне датой смерти найдены — значит, отныне существует неопровержимое доказательство законности брака отца и матери. Наследство и титул в его руках, и уже никому не удастся изменить существующее положение вещей. Так зачем же бередить давние раны и вспоминать прошлые ошибки?
Медленно, неуверенно Чарли спустился на землю. Тут же подбежал лакей, и он так же медленно, словно все еще сомневаясь, отдал поводья. Необходимо представить братьям вразумительное объяснение событий вкупе со всеми необходимыми извинениями за собственные действия. Он заслужил самую страшную кару и должен найти в себе мужество, чтобы встретиться лицом к лицу с тяжкими последствиями юношеского максимализма.
Возле двери уже поджидал дворецкий.
— Передайте лорду Уорли, что я приехал, чтобы обсудить его письма, — холодно произнес Грэшем и положил на серебряный поднос одну из визитных карточек отца. Теперь все они неоспоримо принадлежали ему, равно как и герб с элегантно гравированной надписью: «Герцог Дарем». Эдвард аккуратно положил визитки в портфель с документами.
Ждать пришлось недолго. Дворецкий проводил его в библиотеку, где лорд Уорли стоял в картинной позе, положив локоть на каминную полку. Заговорил хозяин лишь после того, как за слугой закрылась дверь.
— Лорд Грэшем, — произнес он, даже не пытаясь замаскировать враждебность. — Что за нелегкая принесла вас сюда?
— Можете называть меня Даремом, — ответил Чарли.
Ни один из джентльменов не выразил намерения поклониться.
Уорли вскинул брови.
— Судя по слухам, преждевременно.
Чарли слегка улыбнулся.
— Не стоит слушать сплетни, сэр.
Губы графа искривились в ироничной ухмылке.
— Но согласитесь, до чего же приятно! Ни один фарс не сравнится с причудами жизни!
— Разумеется. И относиться к этим причудам нужно не иначе как к фарсу. Часто в сплетне не меньше воображения, чем в самой лучшей драме.
— И все же, подобно драмам, сплетни нередко основаны на реальных событиях.
Пикировка явно доставляла графу Уорли извращенное удовольствие.
— Или, как в вашем случае, на предположении, — парировал Чарли, устав от хождения вокруг да около. — Давняя история, напичканная угрозами и шантажом.
— Что ж. — Хозяин с удовлетворенным видом качнулся на каблуках. — Никому не нравится, когда о его существовании забывают.
— И все же вы ни разу не подписались. Осмелюсь заверить, что если бы не потрудились скрыть собственное имя, то немедленно получили бы ответ.
Уорли усмехнулся.
— Полагаете, я старался сохранить инкогнито? Думаете, не хотел, чтобы вы поняли, кто именно писал эти письма? Если так, то утверждения сплетников правдивы, а вы действительно глупы и недальновидны. — Он подался вперед, и напускное добродушие мгновенно утонуло в потоке ненависти. — Нет, я хотел чтобы ты все знал, щенок! — воскликнул он в ярости. — Не думал, конечно, что догадаешься так не скоро — даже ты, — но никогда не собирался от тебя скрываться.
— В этом случае не следовало писать отцу, — не остался в долгу Чарли. — Он молчал больше года. Если мечтали помучить меня, то знайте, что достигли цели лишь после смерти герцога, когда мы с братьями разобрали его бумаги.
Уорли прищурился.
— Признаю: действительно просчитался. Думал, что дотошный Эдвард все разнюхает, вытащит историю на поверхность и потребует немедленного ответа. С восторгом понаблюдал бы, как Дарем вырабатывает план мести.
— Вы недооценили и самого герцога, и моих братьев. Дело в том, что все мы — каждый по-своему, но оттого ничуть не меньше — сыновья своего отца. — Чарли развел руки в открытом, беззащитном жесте. — Например, вы видите, что я без малейшего сомнения готов высказать в лицо человеку все, что думаю, и не посылаю несведущих, ни в чем не повинных людей на почту отправлять свои грязные пасквили.
Уорли ядовито ухмыльнулся.
— Ах, бедный мистер Скотт. Он все-таки признался.
— Нет, я сам догадался, — невозмутимо уточнил Чарли. — Но вот каким образом вам удалось выяснить, что Эстер Суэйн и есть Дороти Коуп? — Это звено логической цепи до сих пор отсутствовало в его сознании.
Граф насмешливо вскинул брови.
— О, действительно! Разумеется, вы ни за что бы не поверили, что отец ухаживал за простой девушкой из Меллза. Должен признаться, что это было не больше чем наитие, однако в нем заключалось рациональное зерно. Ну а дальше все просто: отправил своего человека, чтобы тот задал несколько вопросов, и он разыскал старого Джереми Скотта. Право, источник оказался куда богаче, чем я предполагал. Годы, конечно, притупили память, но бутылка крепкого портвейна помогла оживить мысли и развязать язык — настолько, что приятель даже сознался в сомнительности собственного брака. Он так долго хранил свой секрет, что был рад наконец-то облегчить душу. Оказалось, что Дарем действительно женился на шлюхе! Удивительно, до чего способен дойти мужчина ради достижения заветной цели.
Кулаки Чарлза сжались сами собой. Чтобы сохранить видимость спокойствия, потребовалось немалое волевое усилие. Уорли наслаждался каждым мгновением грязного спектакля, и Грэшему не терпелось стереть с самодовольного лица выражение триумфа. Он опустил руки.
— Несомненно — и это подводит меня к непосредственной цели визита. Я сожалею о флирте с леди Уорли.
При упоминании имени жены граф поморщился. Лицо потемнело, а губы снова искривились — на этот раз от гнева.
— Вы всю жизнь по ней сохли, не так ли? И все эти годы оба ждали моей смерти. Овдовев, леди Уорли наконец-то стала бы герцогиней Дарем, как мечтала с юности. Меня всегда интересовало, действительно ли вы превратились в ее раба, как она нередко хвалилась. Мне она досталась девственницей, а это означает, что вы плясали под ее дудку… собственно, как и я сам.
Пораженный до глубины души, Чарли с трудом обрел голос.
— Я ни разу не встречался с вашей супругой, — ответил он так же резко. — Да, когда-то, давным-давно, действительно хотел жениться, но получил отказ. Отец не дал согласия на брак, а Мария не сочла возможным бежать со мной и венчаться тайно. Она уехала в Бат и вышла замуж за вас. Больше я ее не видел до… — Грэшем умолк.
Уорли смерил его взглядом, в котором ненависть уступила место каменному смирению безысходности.
— До той ночи? Почти готов поверить.
Та ночь. Единственная проклятая ночь три года назад, когда он встретил Марию в Лондоне, на балу. Полупьяный и шальной, снова поддался жгучей страсти. Хотел ограничиться смелым флиртом, чтобы успокоить раненую гордость и показать ей, что могло бы быть, если…
Положение красивого богатого наследника давало фантастические преимущества: с полдюжины светских красавиц были готовы убежать с ним прямо с бала. Но Чарли видел только ту, которая отказалась это сделать, и через весь зал направился к ней. Мария все еще была хороша собой и по-прежнему отбивала ритм носком туфельки, но когда он поклонился, замерла от изумления.
— Это и правда вы? — спросила она едва ли не со страхом и тут же расплылась в радостной улыбке. — Да, так и есть. О небеса, это действительно вы!
Дальше события развивались стремительно. Брак ее оказался несчастным. После рождения четырех дочерей и трех неудачных беременностей Уорли окончательно разочаровался в супруге. Держал ее в Апперкоме почти в заточении, а в Лондон вывозил не чаще чем раз в два года, да и то ненадолго. Вел себя грубо и постоянно требовал сына. Срывающимся от сдавленных рыданий голосом Мария призналась, что горько сожалеет о своем отказе, что с того ужасного дня не знала ни минуты счастья и никогда не переставала любить Чарли, хотя была вынуждена покориться холодному суровому супругу. Ее исповедь прозвучала историей одиночества и отчаяния. Чарли поддался обаянию прошлого, настоянному на винных парах, и поверил каждому слову.
Часы летели, крепкие напитки текли рекой, а Мария упорно изливала свои беды и страдания на благодатную почву уязвленной гордости. Наконец, ближе к полуночи, граф Грэшем взял леди Уорли за руку, увлек в укромный уголок, поцеловал и торжественно объявил, что готов защитить и избавить от трагической доли. Она, в свою очередь, крепко сжала его ладонь; сообщила, что муж в отъезде, и пригрозила, что, если Чарли не проведет с ней хотя бы одну-единственную ночь, сердце ее разобьется навсегда. Он сразу же согласился.
Нелепость собственных действий лорд Грэшем осознал уже следующим утром. Открыл глаза, увидел, что лежит в чужой постели с чужой женой, и горько пожалел о том, что согласился проводить ее до дома. Репутация лорда Уорли не сулила ни легкого прощения, ни скорого забвения. По сравнению с возможными последствиями все прежние скандалы могли показаться не больше чем детскими шалостями. А когда Мария проснулась и начала бормотать что-то насчет новых встреч и даже возможности развода с мужем, сомнений не осталось: произошла ужасная, непростительная ошибка.
Вырвавшись из цепких, омытых слезами объятий, Грэшем понял, что чудом выкрутился из отвратительной, едва ли не критической ситуации. Он лег с Марией в постель, потому что слишком долго об этом мечтал, однако ничего не изменилось. Она по-прежнему оставалась чужой женой, а он с удивлением обнаружил, что отнюдь не испытывает той страсти, от которой сгорал в мечтах. Более того, в свете утра стало ясно, что и любви-то уже нет. А о возможном судебном разбирательстве по поводу адюльтера было страшно даже подумать. Оставалось поблагодарить судьбу за удачное избавление и поклясться больше никогда в жизни не связываться с замужними женщинами вообще и с Марией Уорли в частности.
Однако сейчас обнаружилось, что избавление было не таким уж и удачным. Лорд Уорли каким-то образом обнаружил неверность супруги и обрушил на соперника безжалостную месть, даже несмотря на то что история произошла три года назад и больше ни разу не повторилась. Для единственной ночи греха реакция выглядела неоправданно бурной. Шантажистов обычно приговаривали к тюремному заключению, но если бы Дарем вовремя обнаружил злоумышленника, Уорли поплатился бы намного серьезнее. Если оскорбленный муж хотел наказать обидчика, было бы вполне достаточно обратиться с иском в суд и потребовать моральной и материальной компенсации. Гнев Уорли был вполне понятен, а вот выбранный способ мести оставался загадкой.
— Всего одна ночь, — попытался оправдаться Грэшем. — Поспешное решение, за которым последовало немедленное раскаяние. С тех пор мы ни разу не встречались.
Уорли сразу сник и словно постарел.
— Я ненавидел вас долгие годы, — произнес он тихо, словно разговаривал сам с собой. — На каждом шагу она сравнивала меня с вами, и я постоянно проигрывал. — Он развернулся и принялся медленно прохаживаться по комнате. — С этим я жил; каждый день ждал, что она бросит меня и вернется к вам. Стоило в чем-нибудь отказать, как она заявляла, что я — остаточный выбор, что судьба украла у нее истинную любовь. По глупости я принял условия и решил, что она останется моей, что бы ни говорила. — Граф дернул шнур звонка. — Но в конце концов все это зашло слишком далеко.
Служанка постучала в дверь почти мгновенно.
— Приведите лорда Кренстона, — коротко приказал Уорли. Горничная поклонилась и исчезла.
— Так чего же вы хотели добиться своими действиями? — потребовал ответа Чарли, с трудом сдерживая гнев. Да, он согрешил с женой этого человека, но в то же время сделал все, что мог, чтобы облегчить последствия. Можно было бы понять вызов на дуэль или любой другой способ возмездия, но только не трусливый шантаж, испортивший жизнь отцу и братьям, но меньше всего затронувший самого соперника. Расчетливая жестокость по отношению к семье доводила до бешенства. — В ту ночь скандала не случилось. Леди Уорли уехала из Лондона; больше мы не встречались. Если ваша честь требовала удовлетворения, почему вы не обратились непосредственно ко мне? Зачем терзали отца на смертном ложе? Даже небольшого расследования хватило бы, чтобы понять необоснованность обвинений. Дороти Коуп умерла несколько десятилетий назад. Брак моих родителей был законным. Что же вы получили в итоге?
Глаза графа блеснули.
— Получил? — Он хрипло рассмеялся. — Как бы ни хотелось мне всадить в вас пулю, особого смысла в этом не было. К чему рисковать? Я не ставил себе целью очернить последние дни Дарема, но его тайная женитьба открыла прекрасные возможности. Что могло в большей степени разочаровать Чарлза де Лейси, бесстыдного ловеласа и никчемного фата, чем утрата огромного наследства и лишение титула? Мне не важно, правдива история или нет. Безразлично, в какой мере она повлияла на жизнь ваших напыщенных братцев или заставила отца пожалеть об ошибках молодости. Вы должны были понести наказание… любой ценой.
Чарли не успел произнести ни слова в ответ. Дверь открылась, и няня ввела темноволосого малыша. Мальчик тут же вырвался и через всю комнату бросился к лорду Уорли.
— Папа! Папа!
Лицо графа осветила нежная улыбка, а глаза засияли искренним чувством. Он подхватил ребенка на руки и крепко обнял.
— Здравствуй, Алберт. Ну-ка покажи, что интересного ты сегодня нашел?
— Камешки, папа. — Юный лорд Кренстон с серьезным выражением лица разжал кулачок и показал несколько маленьких круглых камней. — Из сада.
— Понятно. — Уорли с вызовом взглянул на Грэшема и поставил сына на пол. Малыш закачался и упал, а граф тут же бережно его поднял. — Алберт, поклонись его светлости герцогу Дарему.
Мальчик посмотрел на незнакомца большими голубыми глазами и, крепко держась за руку отца, старательно раскланялся.
— Ваша светлость, — произнес Уорли светским тоном. — Позвольте представить моего сына Алберта.
Чарли слегка поклонился.
— Добрый день, Алберт. Приятно познакомиться.
Мальчик смущенно потупился. С трудом сохраняя внешнее спокойствие, Чарли взглянул на графа. Теперь он все понял.
— Очень красивый ребенок.
Лорд Уорли кивнул:
— Да. Возвращайся в детскую, сынок.
Мальчик нервно посмотрел на чужого человека и побежал к няне. Святые угодники! По времени все сходилось, а до этого у Марии рождались только девочки. Когда дверь закрылась, Грэшем с замиранием сердца повернулся к хозяину дома.
— Мой наследник, — пояснил граф. Расправил плечи и добавил: — Мой единственный сын.
У Чарли пересохло во рту.
— Ваш сын? — переспросил он. Хотелось догнать мальчика, всмотреться в лицо, обнаружить характерные черты де Лейси. И цветом волос, и цветом глаз Алберт напоминал мать. Сходства с Уорли Чарли не заметил, как, впрочем, и с самим собой. Неужели это дитя — плод той единственной ночи? Неужели у него растет сын, которого он никогда не сможет назвать своим? — Или все-таки мой?
Уорли дышал шумно, с трудом.
— Это мой сын, — повторил он яростно. — Даже если породил его кто-то другой.
— Разве вы не знаете наверняка? — воскликнул Чарли, поддавшись эмоциональному порыву. — Неужели шантажировали отца из-за одной лишь вероятности?
— Она мне сказала, — горько произнес Уорли. — Сказала, что, возможно, ребенок ваш. Мой любимый, единственный сын не мой, а ваш. — Последнее слово прозвучало словно стон раненого животного. — Я не знал об измене до тех пор, пока она сама не бросила правду мне в лицо во время ссоры, около года назад. Каково это: думать, что наследник может оказаться кукушонком в гнезде?
У Чарли дрожали руки.
— И вы собираетесь отказаться от ребенка? — с трудом спросил он. — Хотите отвергнуть его мать?
— Никогда, — прорычал Уорли. — Никогда и ни за что не усомнюсь в сыне. По закону он мой. И каждую ночь я молюсь, чтобы оказался моим по крови. — Он глубоко вздохнул и немного успокоился. — Да и мать его тоже принадлежит только мне… пусть Далила, пусть Юдифь… все равно моя.
Грэшем кивнул; он все понял. Уорли знал, что жена его предала, но выяснить наверняка, кто же настоящий отец ребенка, не мог. Горячо любил сына, но страдал, терзаемый ревностью и сомнениями. Марии, должно быть, приходилось тяжело, но муж продолжал испытывать к ней глубокие, пусть и трагические, чувства. Оба оказались в ловушке: Мария обманула мужа в надежде вырваться на свободу, однако тот не находил сил ее отпустить. Единственным, кто вышел сухим из воды, оказался виновник трагедии, и вот этого Уорли стерпеть не мог. Джерард почти угадал правду: шантаж имел одну-единственную цель: заставить помучиться… только не троих сыновей Дарема, а одного. Того, кто своей безумной страстью к Марии разрушил чужие жизни.
Видит Бог, отец не зря пытался оградить его от его же собственной глупости. Без единого слова лорд Грэшем повернулся и шагнул к двери.
— Если хотя бы раз услышу, что вы поклонились моей жене или подошли к сыну ближе чем на сотню ярдов, убью своими руками, — раздался за спиной голос Уорли.
Чарли обернулся. Глаза графа горели ненавистью, а голос был ледяным. Не поверить в серьезность угрозы было трудно.
— Никогда не планировал новую встречу с вашей женой, — негромко заметил он. — А о существовании сына до этой минуты даже не подозревал.
— Знаю, что не смогу расправиться с вами по закону, — добавил Уорли, — но если попадетесь на моем пути, уничтожу без тени сомнения.
Чарли покачал головой:
— Не попадусь. — На миг задумался и добавил: — Постарайтесь не вымещать злобу на ребенке. Уж он-то точно ни в чем не виноват.
Граф шумно вздохнул.
— Убирайтесь вон. И больше не смейте разговаривать с моим сыном.
Чарли коротко кивнул и вышел.
Глава 20
Выйдя в коридор, Грэшем с благодарностью обнаружил ожидающего неподалеку дворецкого: выбраться из этого дома самому вряд ли удалось бы. Он пошел за слугой, не замечая ничего вокруг: мысли были целиком заняты недавним открытием. Мог ли мальчик действительно оказаться его сыном?
Нет. Даже если в венах маленького лорда Кренстона и течет кровь Даремов, он все равно никогда не станет его ребенком. Как всегда в подобных случаях, закон безоговорочно займет сторону Уорли. Чарли редко задумывался об отцовстве и по этой причине не подарил ребенка ни одной из своих любовниц. С Тессой он вел себя куда менее осторожно, но… мысль о ее беременности почему-то не вызывала тревоги. Более того, он с легкостью представлял ее с зеленоглазым малышом на руках и даже слышал, как она объясняет сыну, что бухгалтерские книги надо содержать в чистоте и порядке. Да, с такой матерью у нового герцога Дарема будет самый умный, самый образованный наследник, какого только способна представить добрая старая Англия. Мысль показалась забавной, и Чарли улыбнулся.
— Грэшем…
Имя прозвучало едва слышно. Мария стояла у подножия лестницы — по-прежнему красивая, с выражением радости и надежды на лице. Одну руку она прижала к груди, а другую вытянула навстречу. К ужасу Чарли, дворецкий тактично испарился. Меньше всего хотелось беседовать с леди Уорли наедине.
— Ты приехал за мной, — прошептала она. — Наконец-то! О, Грэшем…
Словно пытаясь защититься, он неуверенно остановился.
— Нет, Мария, нет!
Несмотря на сопротивление, она все-таки сжала ладони.
— Знала, знала, что обязательно приедешь… ах, милый, ты представить не можешь, как я тосковала эти долгие три года…
— Я только что разговаривал с Уорли.
— О! Да, конечно… как же иначе? — Она подошла ближе и лучезарно улыбнулась. — Естественно, ему придется начать бракоразводный процесс, и это будет ужасно, но, в конце концов, мы все-таки соединимся. Ах, милый, ты самый благородный человек на свете!
Чарли не мог допустить, чтобы она и дальше обманывала себя. Не имел сил слушать безумные рассуждения о планах на будущее, а потому решил одним махом обрубить все концы.
— Он рассказал об Алберте. Я видел мальчика.
Мария на миг замолчала и тут же легко рассмеялась, однако испытала некоторую неловкость.
— Еще бы! Сын и наследник! Для него это самое главное. Демонстрирует Алберта как породистого жеребенка.
— А еще он сказал, будто бы ты заявила, что этот ребенок от меня.
У Марии дрогнул подбородок.
— Была обижена и рассержена. Уорли знает, что в таком состоянии я способна наговорить все, что угодно. Мы ссорились. Видишь ли, между мужьями и женами иногда случаются размолвки…
— Так это действительно мой сын? — Прямой вопрос остановил нервную, суетливую болтовню. Мария взглянула с откровенным разочарованием. — А если ты не уверена, то как могла сказать такое супругу? — Чарли вышел из себя. — Как могла поставить под сомнение отцовство Уорли и родословную ребенка?
Мария пожала плечами:
— Поставить под сомнение? Вот еще! Ничто не может помещать Алберту унаследовать титул.
— Но твоему мужу от этого ничуть не легче! — горячо воскликнул Чарли и тут же глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. — Так это правда? Он действительно мой сын?
Леди Уорли помолчала.
— Не знаю. Честное слово, не знаю.
Чарли остолбенел.
— Но как же ты могла?
— Как могла? — Мария покачала головой; в ангельских голубых глазах блеснули слезы. — Как могла позволить себе мгновение счастья с тем, кого люблю долгие годы? Как могла решиться на ночь блаженства? И ты еще спрашиваешь?
— Но допустить такой риск? Ты же знаешь своего мужа. Сейчас он говорит, что любит мальчика, но что, если со временем обида возьмет свое, а чувства остынут? И это еще не все… — Он помолчал. — Если ребенок мой, то ты навсегда нас разлучила. Зачем ты это сделала?
Мария упрямо вздернула подбородок, губы у нее заметно дрожали.
— Об этом я тогда не думала. Знала только одно: что отчаянно несчастна и тоскую по тебе.
Жалость смешалась с негодованием. Да, согласие лечь с ней в постель было рискованным шагом, а Мария действительно выглядела несчастной. Но как простить ее последующие поступки? Даже если сам он в полной мере разделял вину, а супруг действительно заслужил презрение, будущее сына она отравила. Отныне и впредь Уорли будет постоянно искать в мальчике черты соперника. Ради благополучия ребенка оставалось лишь молиться и надеяться, что он все-таки окажется родным сыном графа. Да, сейчас, пока малыш вызывает только умиление, в семье царит видимость спокойствия, но со временем Алберт вырастет и проявит свойственное юности стремление к независимости и самоутверждению. Вот тогда-то…
— Скорее всего Уорли и есть настоящий отец, — заговорила Мария, не выдержав молчания. — До рождения Алберта он никогда не оставлял мою постель дольше чем на неделю. После нашей встречи мне пришлось провести с ним уже следующую ночь. Чем больше думаю, тем увереннее склоняюсь к мысли, что это ребенок Уорли. Такой странный мальчик, совсем не похож на тебя. Готов часами играть с пригоршней камешков.
— Та ночь была ошибкой, — тихо, но веско произнес Чарли. — Сожалею о собственной слабости. — Мария вспыхнула, но он не попытался смягчить суровое признание. Слишком долго юношеская влюбленность влияла на его жизнь. — Мы оба были не правы. Ты знала, что обманываешь Уорли, а я… — Он вздохнул. — А я из-за тебя больше десяти лет не разговаривал с отцом.
— Правда? — Мария посмотрела с изумлением, однако в голосе прозвучала гордость: очевидно, сознание собственной безграничной власти принесло утешение.
— Да. Потому что был беспросветным глупцом, — подтвердил Чарли. — Молодым идиотом, не способным понять, насколько он был прав в своем стремлении держать нас на расстоянии.
— О нет! — истерично воскликнула Мария. — Только не говори этого! Это была моя вина, моя ошибка! Когда ты предлагал убежать и обвенчаться тайно, надо было сразу согласиться! А я не решилась… была слишком юной, слишком наивной, слишком испуганной! Но я любила тебя… любила все эти годы.
Он посмотрел серьезно, чуть печально. Она все еще оставалась красавицей, столь же привлекательной, как много лет назад. Стояла, с мольбой сжав руки и подняв полные слез голубые глаза. Вот такой он ее и представлял… и все же уже не испытывал ровным счетом ничего. Пожалуй, только жалость и сожаление о том, что вольно или невольно поддерживал ее пустые надежды. Но отчаянное желание обладать бесследно исчезло. Впервые в жизни Чарли ясно понял, чего именно так боялся отец. Его любовь к Марии — возможно, так же как страсть Дарема к Дороти — была не чем иным, как дикой юношеской страстью, безумным стремлением к самостоятельности, болезненной лихорадкой первой любви. Если бы он тогда убежал вместе с Марией, вряд ли счастье продлилось бы больше года, даже если бы Дарем все-таки смягчился и благословил союз.
— Ты не любишь меня, — произнес он после долгого молчания. — Не обманывай себя. А я не люблю тебя и не имею права вмешиваться в твою семейную жизнь. И приехал сюда вовсе не для того, чтобы тебя увезти. Скажу честно: даже не рассчитываю на новые встречи.
— Как ты можешь такое говорить? — Слезы безудержно потекли по щекам. — Разве ты пришел не для того, чтобы меня увидеть? Не понимаю!
— Нет, спасать тебя я не собираюсь, — ответил Чарли. — Со мной ты все равно не будешь счастлива. Нетерпеливое желание убежать сейчас не больше чем стремление вырваться, освободиться.
— Да-да, так и есть! — Мария смахнула слезы. — Если бы ты только знал, в каком аду я провела эти десять лет…
— Будучи графиней Уорли? — не без ехидства уточнил Чарли. — Признанной красавицей? Богатой леди? Разве не к этому ты стремилась?
Она нервно вздохнула.
— Сердишься на меня за то, что не захотела жить в бедности? Но ведь и ты не хотел! Мы были молоды и глупы, но если бы немного подождали, дали себе время подумать, то смогли бы преодолеть нужду. Но и сейчас еще не поздно все исправить!
— Поздно. И всегда было поздно. — Чарли покачал головой. — Разве ты смогла бы бросить детей? Разве стерпела бы, если бы из-за развода твое имя стало объектом грязных сплетен?
— Зато потом стала бы герцогиней и неприятности сразу потеряли бы значение, — прошептала Мария. — У людей короткая память, все быстро забудется…
— Ты и сама отлично знаешь, что это не так. И скоро возненавидишь меня так же остро, как ненавидишь нынешнего мужа. — Лорд Грэшем церемонно поклонился. — Прощайте, леди Уорли.
— Подожди! — Она схватила его за руку. — Он меня убьет! Уже несколько раз пытался, когда приходил в ярость. Умоляю, даже если я тебе больше не нужна, забери меня! Я умру, если останусь здесь!
Чарли призадумался. Уорли, без сомнения, отличался холодным сердцем и болезненным, уязвленным самолюбием. Глубокая рана от измены жены все еще кровоточила. Грэшем знал, что не может и не хочет брать Марию с собой, но и оставить ее на произвол жестокой судьбы тоже не считал возможным.
— Если вдруг почувствуешь, что жизнь в опасности, или испугаешься за благополучие детей, обратись к моему брату Эдварду: он предпримет необходимые меры и найдет верный способ помочь. Но если придешь ко мне, лишь усложнишь положение. Уорли будет вечно презирать меня из-за сомнений относительно сына. Какой бы ни оказалась правда, если заподозрит, что между нами что-то есть, убьет обоих. Ради собственного благополучия одумайся и не беги за мной!
Мария разжала хватку и выпустила руку. На миг на лице отразилось такое безутешное отчаяние, что сердце дрогнуло.
— Ты никогда не любил меня по-настоящему, правда? — прошептала она, и в голосе впервые послышался гнев. — Если бы любил, не вел бы себя так беспощадно.
Грэшем печально улыбнулся. Ах если бы она знала! Три года назад — да что там, еще три месяца назад — он начал бы возражать, настаивать. Любил… когда-то. Но сейчас все изменилось. Наверное, его чувство было любовью… мятежной юношеской страстью, подогретой неутоленным вожделением и беспомощной обидой на отца, расцветающей от каждого нового препятствия.
— Любил, — ответил он тихо. — Но не той любовью, которая способна преодолеть время.
— Откуда ты знаешь?
Чарли узнал это, когда встретил Тессу. Желая Марию, он никогда не нуждался в ней по-настоящему. Никогда не испытывал необходимости стать лучше, не переживал одновременно нескольких совершенно разных чувств: острого недовольства, живого интереса, пылкого вожделения. Мария не считала нужным противостоять его глупости и никогда не оказывалась рядом в трудную минуту. Если бы отношения сохранились до того времени, когда титул и богатство оказались под угрозой, она наверняка покинула бы его, не оказав поддержки. Не заявила бы, что ей все равно, будет ли он герцогом или просто ученым джентльменом, и уж точно не посоветовала бы заняться разведением свиней.
— А ты любила меня когда-нибудь? — спросил он вместо ответа. — Или тебя привлекали только титул и состояние?
Она помолчала, склонив голову, а потом посмотрела так, как будто что-то высчитывала в уме.
— Я тебя любила: ты это знаешь, — и сейчас люблю.
— Твой отец потребовал у моего отца крупную сумму в качестве отступных.
Мария слегка прищурилась.
— Ну… возможно и такое. Мы жили в бедности…
Грэшем покачал головой.
— Теперь это уже совсем неважно. Всего хорошего, леди Уорли. Не забудьте, что я сказал насчет Эдварда.
Он вышел во двор и принял из рук конюха поводья. Сел в седло и в этот момент заметил, что Мария стоит в дверях, прижав руку к губам. Он попрощался с ней твердым спокойным взглядом и посмотрел на окна: интересно, Уорли наблюдает за отъездом врага? На миг возник образ невинного голубоглазого мальчика, однако Грэшем запретил себе о нем думать. Как бы там ни было, исправить ошибку все равно невозможно. Закон бескомпромиссно отдавал ребенка Уорли, а Мария — единственный на земле человек, который мог открыть правду, — утверждала, что и сама ничего не знает наверняка. Оставалось одно: молиться о том, чтобы со временем Уорли не изменил отношения к сыну, а мальчик вырос бы похожим на него. А главное, молиться о прощении.
Он повернул коня и, не оглядываясь, уехал.
Глава 21
После отъезда Чарли часы тянулись нестерпимо медленно. Тесса жаждала узнать, как развиваются события, и тревожилась, как отреагирует на неожиданный визит лорд Уорли. Хотела побыстрее забыть признание в давнем чувстве к леди Уорли, хотя в то же время сгорала от любопытства и неопределенности. Сохранилась ли в его сердце любовь? Вызовет ли лорд Уорли соперника на дуэль? Мысль о возможном тяжелом ранении и даже гибели терзала постоянно, не отпуская ни на мгновение. Ах, почему, почему перед отъездом она не открыла сердце, не призналась в любви?
Чтобы как-то занять время и отвлечься, Тесса много ходила. Куда и с кем, значения не имело. В первый день в долгой прогулке по Фрому участвовала Эжени, но на этом ее силы иссякли. Тесса извинилась — она и сама понимала, что нервничает и оттого не находит себе места, — но миссис Бейтс лишь улыбнулась.
— Прекрасно все понимаю, дорогая. Прекрасно, — заверила она и, как всегда, похлопала Тессу по руке. — Сама когда-то была молодой и одержимой мужчиной.
Тесса смущенно засмеялась:
— Одержимой! Уверена: вы быстро прибрали мистера Бейтса к рукам. Такая хитрая, хотя и притворяетесь простушкой!
— Хитрая! — Эжени покраснела и поджала губы. — Ума не приложу, о чем ты. — Она на миг задумалась и лукаво улыбнулась. — Впрочем, моему Генри действительно не мешало немного помочь.
Два дня спустя ноги сами понесли в сторону Милл-Коттедж. Даже пройти мимо было большим счастьем, а если бы вдруг удача улыбнулась и Барнс вышел на улицу, то, возможно, рассказал бы что-нибудь о хозяине. Маловероятно, что Чарли писал камердинеру письма, особенно если отлучался ненадолго, но Тесса поспешила отбросить пустые рассуждения. Она скучала, а все остальное не имело никакого значения.
Подойдя к дому, она замерла в изумлении: на дорожке стоял массивный экипаж. Импозантный, выкрашенный блестящей черной краской, с ярко-красными колесами, в Фроме он выглядел почти таким же чудом, каким оказались бы король и королева, вздумай они приехать в эту глушь. Посмотрев внимательнее, Тесса разглядела на двери герб — тот самый, который красовался на бумагах герцога Дарема. Значит, экипаж принадлежал Чарли. Ничего странного: должно быть, проехал через Бат и решил вернуться с комфортом. Ведь в отель «Йорк» граф Грэшем прибыл именно в этом экипаже: не узнать его было невозможно.
Тесса стояла на дороге в надежде, что любимый только что вернулся, и вдруг увидела его самого: Чарли сидел на солнышке, точно так же как в первый день, и читал. Сердце взволнованно застучало. Не задумываясь, импульсивно подчинившись чувству радости, она свернула на лужайку и поспешила к тому, о ком ни на минуту не переставала думать. Яркое солнце освещало знакомую фигуру. Тесса прищурилась и увидела, как отражается в перстне солнце. Заметила, что прическа стала короче. Длинные волосы нравились ей больше, но аккуратная стрижка, конечно, больше соответствует высокому статусу герцога.
Она подошла, обняла его за плечи и прижалась щекой к виску.
— Ты вернулся. Наконец-то! Я так соскучилась.
Он замер.
— Правда? — спросил лорд после долгого молчания.
Тесса растерянно заморгала, а потом в ужасе отпрянула. Со стула поднялся вовсе не Чарли, а другой человек, очень на него похожий: тот же классически правильный нос, те же изогнутые густые брови, — но только глаза оказались не темными, а серыми, и смотрели абсолютно серьезно, без намека на лукавство. А еще он выглядел немного более худощавым, да и руки заметно отличались. Тесса стояла как лунатик и смотрела широко распахнутыми глазами, а разум тем временем исправно сличал черты.
— По ошибке приняла вас за Чарли, — наконец едва слышно пробормотала она. — Покорнейше прошу простить, сэр.
Он улыбнулся и стал еще больше похож на графа, потому что, без сомнения, тоже принадлежал к семейству де Лейси.
— Я так и предположил. Позвольте представиться: Эдвард де Лейси, его брат.
Тесса покраснела до корней волос, склонилась в реверансе и машинально произнесла какие-то привычные любезные слова.
— В настоящее время Чарли дома нет, — констатировал лорд де Лейси, разглядывая незнакомку. — И никому не известно, когда именно вернется.
Тесса нервно облизнула губы.
— Да. Уезжая, он ничего не сказал.
— А… — Эдвард склонил голову, продолжая изучать ее намного более пристально, чем позволяли приличия. — Вам известно, куда он отправился?
— Нет, — солгала Тесса, инстинктивно осознав, что Чарли предпочел бы сохранить информацию в тайне. Злоупотреблять доверием не следовало. — А вам?
Лорд де Лейси задумчиво сморщил лоб.
— Тоже нет.
Продолжить разговор он не спешил, и Тесса горько пожалела, что подошла. Даже если бы Чарли действительно вернулся, правильно было бы дождаться, пока он сам ее разыщет. Ну почему, почему все уроки Луизы прошли даром?
— Мне пора, — объявила она. — Уверена, что лорд Грэшем скоро вернется и будет искренне рад вас видеть.
— Вы так считаете? — Лорд де Лейси имел обыкновение смотреть на собеседников с таким выражением, словно не верил их словам и пытался угадать мысли. — А мне кажется, напротив. Дело в том, что я приехал, чтобы забрать его в Лондон.
Сердце замерло.
— Правда? — уточнила Тесса, пытаясь сохранить видимость безразличия. — Насколько мне известно, он и так планирован вернуться в город.
Де Лейси мрачно кивнул.
— Это хорошо, потому что возвращаться придется, хочет он того или нет.
Наверное, не надо было ничего говорить, но Тесса вдруг вспомнила, что этот человек так же живо заинтересован в письме мистера Томаса, как и сам Чарли.
— Он нашел, — внезапно выпалила она. — Нашел то доказательство, которого так не хватало. Относительно Дороти Коуп.
Эдвард вздрогнул и замер.
— Доказательство? — переспросил он изумленно. — Юридическое доказательство?
Тесса энергично кивнула.