Нашествие Пронин Игорь

36

— Что он имел в виду? — не очень уверенно управляясь с подрезанным всего два месяца назад языком, спросил Клаус. — Кто еще может подойти?

— Да так, шутка, — покашлял Мачеле, не желая говорить об имперской эскадре. — Пустяки. Знаешь, Клаус, оставайся-ка ты при мне, а то все разбежались, некого с письмом послать.

— Я? — Клаус протянул руку к переносице в поисках очков и смущенно улыбнулся. — Ладно. Я ведь могу быть с тобой откровенным?

Мачеле, в почти опустевшем холле склонившийся над картой, обернулся и поощрительно кивнул.

— Меня прислал Пан. То есть я пришел с этим графом, опять забыл его имя, но Пан просил меня обращать внимание на все и посылать ему весточки. Особенно когда они войдут в город. Понимаешь?

— Понимаю, — опять кивнул Мачеле и выпрямился, задумчиво потер породистый нос. — Клаус, а что ты сам о нем думаешь?

— Я думаю, с ним надо быть осторожнее, — решился Клаус. — Пан любит быть хозяином ситуации.

— А тебе это не понравилось бы, верно? Ничего, приятель, все будет в порядке, ты только держись рядом. Пошлем еще весточку твоим товарищам. Подожди пока. — Мачеле снова вернулся к картам, сделал на них какие-то пометки. — Лод!

— Я здесь, — в углу с тряпичного матраса поднялся боец и подошел, на ходу поправляя амуницию.

— Распорядись, чтобы передали приказ начинать у Шеймских ворот. Но и сам иди туда же, только шлем и арбалет под плащ спрячь. Посмотри со стороны, как пройдет, и докладывай мне обо всем.

Лод, недовольно бурча что-то под нос, поплелся к выходу. Ему не хотелось снова прятаться, изображая из себя аборигена. Разве время еще не пришло? Теперь-то, когда Вешшер повел своих командос на штурм, а у ворот завяжется драка?

— У вас связь есть со всеми отрядами? — полюбопытствовал Клаус. — Провода?

— Где их взять, столько проводов? — усмехнулся Мачеле. — Нет, пока до этого не дожили. Я слышал, что где-то в Соте ребятам удалось какой-то телефон сделать, но дальность работы у него так себе… А ты умеешь?

— Ну, если будут детали, — застеснялся Клаус, понимая, что говорит глупости. — Надо посмотреть.

— Детали, — повторил иштемширец. — Все вы мастера деталей просить. Нет, связь у нас простая, через посты на крышах. Там ребята с флажками.

— Семафорная связь, — кивнул Клаус.

— Сема… Да, что-то в этом духе. Не слишком удобно, каждый пост надо охранять, так что четверть наших людей там. Еще половину увел Вешшер, с ним люди графа, а нам предстоит управлять оставшимися. Для начала удержать ворота, выходящие прямо на грохенский тракт. Я думал, что этого и хватит, но Вешшер настаивает на наших ударах по стражникам и «грачам», даже хочет выманить в город морскую дружину.

— И сколько это всего? — заинтересовался Клаус, опять пытаясь поправить несуществующие очки. Близорукость раздражала, глаза будто застилала полупрозрачная пленка. — Сколько людей у нас? Это не секрет?

— Секрет, — улыбнулся Мачеле, постукивая кончиком карандаша по губам. — Но не от тебя. Конкретно мы можем сейчас задействовать триста человек. Из них сотня у ворот, полсотни тихо убрали стражу с моста Желаний — ты по нему сюда пришел, — остальные разбросаны по городу.

— Так всего в Иштемшире не больше тысячи сабель?

— Ты расстроен? Наши людские резервы пока невелики, Клаус. Конечно, можно сколько угодно набрать в Вессенских чащах, но по большей части сюда приходит народ, ни на что не годный. Ты ведь, наверное, и сам это знаешь?

Клаус только кивнул, распространяться о своем знании ему не хотелось. Время, проведенное в отборочном пункте, а потом в лагере, не прибавило ему оптимизма.

— Кстати, мне говорили, что у вас тут находится один мой знакомый еще по прежней жизни. Ромиль! — вспомнил он. — Я его не видел.

— Ромиля совсем недавно убили, его труп нашли возле Грохена. Работа женской сотни. Но говорят, что Ромиль зарезал их командиршу.

— Женская сотня… — Клаус передернул плечами. — Там одни ненормальные. Женщины, которые сюда приходят, они редко… редко умеют себя вести.

— Падологические убийцы, — подсказал Мачеле.

— Патологические, — машинально поправил Клаус. — Да, почти все. Я сам видел, как они друг друга резали по любому пустяку.

— Но и в мужских частях обстановка не намного лучше.

— Не намного. Я и говорю: надо быть осторожным с ними, особенно с Паном. Можно я останусь с вами, Мачеле?

— Ты уже остался.

Начальник штаба очень хотел поговорить с Клаусом поподробнее. Не так уж часто из Вессена выходят люди, способные мыслить и обобщать, обычно — просто быдло, отребье, да еще с руками по локоть в крови. Но сейчас не самое лучшее время для откровений, начинается штурм. Мачеле удивляло собственное хладнокровие — вот что значит пятнадцать лет изображать из себя аристократа, потомственного богача-землевладельца.

— Я думаю, основные силы уже на подходе. Клаус посмотрел на солнце. — Сотне будет не трудно захватить ворота, верно?

— Верно. Вопрос только, насколько легко им будет их удержать. Я потерял несколько человек на дороге и предполагаю, что кое-кто готов к нашему выступлению. Если не сыграет фактор внезапности, стражники полезут в драку.

— Но ведь они слабые, да? Я сам не участвовал… Не воевал с местными, но мне говорили, что они даже не могут идти без отдыха несколько часов.

— Не могут, но арбалет поднять в состоянии. К тому же каждый убитый демонами попадает прямиком на Небо, таково поверие, — вздохнул Мачеле. — Мы не успели обработать население Иштемшира с этой стороны, сосредоточились на Грохене и Соше. Что ж, всего не успеть… Я, собственно, не очень волнуюсь насчет удержания ворот, мне интересен прежде всего настрой стражи. Разбегутся, увидев перед собой столько атори, или нет?

— А если ворота все же не удержат, тогда как все выйдет?

— Ворота будут удержаны, — поморщился Мачеле. — Придется туго — всех туда пошлю. Через стены Пан будет перетаскивать свою банду сутки и еще половину потеряет. В Иштемшир они войдут, не беспокойся. Вот что произойдет тут на улицах — это вопрос. Вешшер опасается, что новым — ты не против, что я вас так называю? — не выдержать столкновения лоб в лоб.

— Нет, я не обижаюсь, — быстро сказал Клаус. — А по поводу столкновения… не знаю. Если их будут залпами расстреливать из арбалетов, то могут и побежать.

— Вот и Вешшер о том же. Значит, драться в строю они не слишком обучены?

— Два-три месяца в лагере. Насколько я понял, более опытные части пошли на Ларран и на Никею.

— Я знаю. Но их и меньше, зато наших людей, напротив, больше в тех краях… — Мачеле опять задумался, постукивая карандашом. — Клаус, ты мне нравишься. Мы тобой еще и поговорим, и поработаем, после того как утвердимся в Ноосате. Мне нужны вот такие люди, широкого кругозора, не только о жратве и бабах думающие. А сегодня надо будет помочь. Ты готов?

«Ну вот я и попался, — горько подумалось Клаусу. — Меня опять используют. Что ты захочешь? Наверняка надо будет передать Пану кое-что».

— Пока будь здесь, — продолжил Мачеле. — Посмотри карты, чтобы лучше ориентироваться в городе. Возможно, придется по нему прогуляться.

«Так и есть», почти удовлетворенно вздохнул про себя Клаус.

Он послушно подошел к столу, принялся водить по карте Иштемшира носом, понимая, как смешно выглядит со стороны. Очки здесь делать научились, но за ними нужно ехать в какой-то Сош, в единственную маленькую мастерскую.

Сверху, звеня оружием, сбежал совсем молодой парнишка:

— Сигналят, что началось!

— Откуда сигналят? — ровным голосом спросил Мачеле.

— Ну… от Морской стены, наверное.

— Иди и узнай. Больше так не появляйся, с «наверное», а то отправлю сапоги всему штабу чистить.

Юный воин помчался обратно, теперь к звону добавилось пыхтение.

— И сними саблю, что ты с ней бегаешь?!

Мачеле прошелся к окну и обратно, взялся набивать трубку.

— Мирто! У нас есть здесь новые?

— Человек шесть, кто у ворот, кто с Вешшером, — поднялся с матраса у стены очередной боец. — Я не помню.

— Посмотри по списку, отметь, кого узнаешь. Ну, где этот юный дурак?!

Снова шаги на лестнице, на этот раз осторожные, чтобы не раздражать командира. Саблю парнишка, конечно, так и не снял, только придерживал рукой.

— Наши штурмуют ворота у Морской стены! Гвардейцы закрыли их час назад, так вот наши заряд кладут, с крыши видно! А сигналили с юга, от Пятой стены, там, значит, тоже драка пошла.

— Хорошо.

Мачеле посмотрел на Мирто, потом на Клауса, глаза у него расширились.

— Ну?!.

Грохот, не такой уж далекий, долетел чередой хлопков с неравными промежутками — эхо заметалось среди особняков Старого города. Но чуть раньше пол под ногами вздрогнул, звякнули оконные стекла. Клаус инстинктивно схватился за толстую столешницу, готовый то ли спрятаться под стол, то ли запрыгнуть на него. Ухо привычно ждало воя сигнализации, криков…

— Я думаю, ворота разлетелись на куски, а гвардия стоит зажмурившись, как Клаус! — с каким-то дикарским восторгом проговорил Мачеле. — Ну что ты улыбаешься, Галле? Беги на свое место!

Вскочил на ноги еще один боец, насколько мог разглядеть Клаус — последний, больше в углу никого не было. Пока он очумело затягивал ремень, пока Мирто восхищенно бормотал что-то, Клаус сумел взять себя в руки. Там, откуда он пришел, взрыв не сулил ничего хорошего. Но здесь — началась обычная войнушка, в которой они должны победить.

— Хорошая штука порох! — признался ему, возбужденно поблескивая глазами, Мачеле. — Я ко многим принесенным выдумкам отношусь, как вы говорите, скептически, но порох — хорошая штука.

— Да, наверное. У вас его много, да? А ружья есть?

— Ружья? — Мачеле пригладил волосы и усмехнулся, совсем как вельшейский аристократ, вот только голос немного дрожал. — Вы все говорите про ружья. Но чтобы сделать ружье, тебе понадобятся «детали», да, Клаус?

Бойцы с готовностью рассмеялись — негромко, чтобы не мешать начальнику продолжить.

— Ружей нет. Но есть пушки, этакие трубы толстостенные. Научились отливать… Есть большие, а есть маленькие, которые втроем можно поднять. Ты это имел в виду?

— Почти. — Клаус смутился. — То есть я знаю, что очень трудно начать производство, представляя себе только конечный результат, без технологий. Но я думаю, постепенно все у вас получится.

— У нас, — очень серьезно поправил Мачеле. — Клаус, ты ведь остался с нами? Или хочешь вернуться к новым?

Он не успел ответить: на лестнице снова послышались топот и звон. Галле замедлил бег только на последних ступенях и тихо, с каким-то восторгом, сообщил:

— Ворота взяли! Стражники разбежались. А еще с площади Шале сигналят, что в казарме «грачей» тревога. Наверное, взрыв услышали?

— Предполагать буду я, а ты давай обратно на крышу. Мирто, отправляйся к Рошке, передай ему: пусть попросит помощи у морской дружины. Пусть выдумает что хочет, но моряки должны сойти с галер на берег. Например, можно сказать, что мост Желаний нуждается в охране.

— Я? — Мирто топтался на месте, поглядывая на Клауса.

— Ты пойдешь, наш новый приятель не слишком хорошо знает город.

«Вот и весь штаб! — изумился Клаус, глядя в спину уходящего воина. — Мачеле, один заспанный посыльный и дежурные на крыше. А приказы передаются на словах, без подписи! Пустой штаб… Один мой удар — и Мачеле не будет, а все отряды в Иштемшире начнут действовать самостоятельно. Связь не поможет, только поругаются командиры. Когда еще вернется этот Вешшер, да и вернется ли? Вот только Пану с его парнями это скорее повредит, чем поможет. Хотя какая мне разница? Вот мне это повредит совершенно точно».

— Выучил карту? — спросил, не оборачиваясь, остановившийся у окна Мачеле.

— Посмотрел. Улиц много, но все дело, видимо, в мостах через Шоссну и в стенах? — Клаус старался говорить увереннее. — Выговор у меня нехорош, это верно. Язык до сих пор побаливает.

— Выговор у тебя тот, что надо. Ты пойдешь к новым, когда они ворвутся в Иштемшир. Не через мост Желаний, а через мост Отца Невода, видишь его? Это будет безопаснее. Ты придешь к Пану и скажешь… — Мачеле обернулся, немного помолчал, раздумывая, — скажешь, что Морской порт захвачен, но бой с гвардейцами продолжается. Силы Иштемшира почти разгромлены, угрозы ждать не от кого. В общем, Пан должен понять, что битва в целом закончена. Горожане между тем бегут на восточный берег, а там богатые кварталы. Это правда, западный берег, Заречье — место для вчерашних крестьян. Скажешь также, что Мачеле и Вешшеру, с их-то несколькими сотнями, туго приходится вот здесь, в Старом городе. Возможно, и это будет правдой. Вешшер, мол, просит помощи и вот меня, тебя то есть, прислал. Понял?

— Вроде бы.

— Без вроде бы! Запомни, я позже еще раз повторю. От себя скажи, что в Иштемшире паника, серьезной силе сопротивляться никто не может, а те, что зажали нас в Старом городе, — немногочисленны. Натолкни Пана на мысль, что лучше не спешить к нам, а по тому же мосту Отца Невода войти вот сюда, между Второй и Третьей стенами. Здесь Рынок, Монета, Чегишаи ну, они сразу увидят богатые дома. Дорогу я им постараюсь очистить. Вот и все. Потом убегай и возвращайся сюда. Сослужишь службу — и будешь наш.

Мачеле водил тонким длинным пальцем по карте, показывая место будущей ловушки. Слушая его, Клаус вдруг вообразил, что его проверяют. Ну не может ведь этот мужик с манерами старого наркомана быть таким наивным!

— Понял?

— Да. А как же новые?

— Это тебя не касается. Пусть перейдут реку. Кстати, про нашу связь через крыши промолчи. Возможно, Пану самому все известно, но ты ни при чем. Будет спрашивать про Морскую стену, про имперский гарнизон — ответь, что бой вроде бы был страшный, с нашими потерями, но Чакар захвачен, про Сестры и Шелл не знаешь, но они большой роли не играют. Стены захватывают другие наши отряды, ворот много, корпус стражи в панике.

«Если принимать его слова всерьез, то это попытка заманить Пана в узкие улочки, в сердце Иштемшира, откуда выбраться можно или через мост, или через ворота на юге, к которым придется идти через две стены. Мост, Допустим, они перекроют, а вот кто будет держать стены? Смешно думать, что целая армия головорезов не сможет оттуда вырваться. Вероятнее Мачеле хочет лишь подставить их под удар, о котором я ничего не знаю. Имперцев выдавят из этой Морской стены на них? Или просто потрепать новых каким-то образом, оттянуть на них какие-то силы — вот что ему, может быть, нужно. А кто будет виноват? Клаус. Никакого письма у меня нет, ничего не докажу».

— Что молчишь?

«Или проверка? Соглашусь продать своих — а Мачеле думает, что все новые должны стоять друг за друга, — и конец. Зарежут, как блатные, за жизнь не по понятиям».

— Я хотел бы сообразить, что происходит, — осторожно сказал Клаус.

— Чего же непонятного? — Мачеле пожал плечами. — Иштемшир — крепкий орешек, куда крепче, чем кажется. Без новых нам его не взять, числом малы. Местные скоро опомнятся и пойдут ломить, тогда мы разве что на Морской стене удержимся. Там можно сидеть долго… пока не кончится жратва или порох для пушек. Я не уверен, что наши подоспеют раньше, ведь Иштемшир удобно защищать, особенно если отступить за Шоссну. Кто-то должен пройти по Иштемширу, хорошенько убавив количество населения, понимаешь? Кто-то, кого не жалко. Вот для этого вас и муштровали в лагерях. Или ты пожалел этих ублюдков, о которых сам так плохо отзывался?

На счастье замешкавшегося с ответом Клауса, сверху опять прибежал мальчишка:

— Слышите?! Нет? В Морском порту трубы пуляют!

Все замолчали, но через толстые стены канонада на противоположном, выходящем к Северному Междуземному морю склоне горы Чакар была почти не слышна.

— Не трубы, а пушки! — рявкнул Мачеле. — Что еще?

— Стражники бегают по всему городу, собираются на площади Шале и у Речного порта. Наши пока не атакуют, просят приказа.

— Не давать приказа. Дальше, дальше!

— На мосту Желаний вышла рубка, какой-то отряд шел в Заречье, ну и узнали, что форма их, а стоят чужие. Наши отошли за реку, перестреливаются. А с Пятой стены передают, что у ворот бой, стражники атакуют! Новых пока не видно.

— Быстро передавайте в Заречье, чтобы отошли поглубже, перестали стрелять. Скопиться и ждать, пока через мост Желаний не пойдут крупные силы, тогда атаковать и попытаться смести их в реку. Если не выйдет — быстро отступить в Заречье. Арбалетами пусть работают, а не саблями! От Вешшера новостей нет?

— Так трубы пуляют…

Мачеле отвернулся, и Галле, сопя, опять побежал наверх. Клаус обеими руками пригладил волосы, перебарывая желание обхватить голову и застонать. И это управление боем?! Куда он попал? Не в Средневековье, нет, там полководец не сидел в прохладном холле, ориентируясь на донесения потного парнишки.

— Я все понял. — Клаус решился. — Готов идти, когда прикажешь.

— Хорошо, жди.

Подойдя к столу, Мачеле принялся снова наносить на карту карандашные пометки. Потом нашел незаконченный список Мирто, подтянул к себе листок бумаги:

— Сколько у нас тут новых, кроме тебя? Морская стена. Заречье, дамочка гвардейца непонятно где… — Мачеле скомкал листок. — Хорошо. Как видишь, Клаус, мы не чураемся общения с новыми, только вот многовато среди вас дураков и подонков. А Ромиль таким не был, хотя и горячился порой. Ты тоже небось чуть что за нож?

— Нет, я…

— Попал сюда по ошибке?

Мачеле откровенно усмехнулся, а Клаус прикусил язык. Плохо зажившая ранка отозвалась болью, на глазах выступили слезы.

— Нет, не по ошибке. То есть это была моя ошибка.

— Много на тебе крови?

— Много. Но я сам не убивал, я доставлял… — Клаус поискал подходящее слово и мысленно махнул рукой. — Порох. Взрывали другие.

Опять топот на лестнице.

— Ты бы лучше сам поднялся на крышу, — неожиданно для самого себя сказал Клаус. — А то этот дурачок ногу подвернет.

— Хорошо придумал! — сразу согласился Мачеле. Берт! Сверни карты, за мной!

Галле добежал наконец, смахнул тыльной стороной ладони капли пота со лба. — На площади бой, «грачи» вышли из казарм! Наши отступают! Рошке передал, что все сделал, надо ждать в Заречье моряков!

— Быстро отсигнальте, чтобы наши не ввязывались в бой с «грачами»! Бросить все и уйти с площади Шале, а с Отцами пусть Кайвин по своему усмотрению поступает. Больше не спускайся, мы сейчас сами придем.

Берт уже свернул карты в большой рулон, Клаус, чтобы чем-то помочь, собрал раскатившиеся карандаши. Подоспели свежие новости, на этот раз из-за двери.

— У ворот драка! — крикнул незнакомый Клаусу человек, видимо оборонявший дом снаружи. — Стражники попробовали войти в Старый город, теперь по всей Второй стене закипит, обложат нас!

— Обложат так обложат, — поморщился Мачеле, продолжая подниматься. — Оставьте им стену! На улицы не пускайте, пусть Квин там командует арбалетчиками. Надо же было понимать, что стражникам нужна связь с имперцами, — пушки не только мы слышим. Галле! — закричал он, задрав голову вверх. — Что там Вешшер?! Посигнальте в сторону Чакара!

«Я согласился предать своих, и Мачеле это понравилось, — размышлял Клаус, глядя под ноги, на истертые каменные ступени. — Ох и наивные же ребята. Как на таких ставить? Но они здесь хозяева, а Пан обречен тыкаться вслепую, рассчитывая только на силу. Да, и сила! Сила у новых ненадежная, Мачеле верно делает ставку на грабежи. Пусти их в богатые кварталы… Кормили в лагерях не досыта, а тут, поди, и вина много. Да, Пан рискует остаться с одними дураками, потому что те из нас, новых, кто поумней, потенциальные предатели. Как я».

Демократичность командира, спокойно повернувшегося к почти незнакомому человеку спиной, внушала симпатию. Клаус чуть ускорил шаг, поравнялся:

— Мачеле! Ведь здесь самые слабые отряды новых, другие пошли на юг. Если там узнают, как поступили с их товарищами, быть беде.

— Не волнуйся. Никто не собирается на них нападать. По крайней мере пока. А в Ларраие все уже должно свершиться, людей мы туда откомандировали с избытком, теперь вот видишь, здесь не хватает.

— Свершиться что?

— А как ты думаешь? — улыбнулся тонкими губами Мачеле. — Орден Неба имел в качестве опоры крепость, хорошую крепость, вот как Морская стена. Правда, со стороны болота она уязвима, я когда-то сам ходил туда, сочинял заключения для графа Леца. Но все равно хорошая крепость, жалко было бы положить под ее стенами несколько сотен бойцов. Иначе не взять, пришлось посылать новых, самых лучших, долго их отбирали и готовили. А они и сами очень хотели! Всем нужна крепость. Мы им лестницы дали, пороха много. Они охотно пошли на Ларран — сам понимаешь, это святая месть. Но нельзя было их там оставлять, потому что тогда новые забрали бы слишком много власти. Ведь нельзя пускать в мир всех выходящих из Вессена. Ты согласен?

— Да.

К счастью, Мачеле отвернулся и не заметил, как побледнел Клаус. Да, он был согласен. Но сложись его собственная судьба чуть иначе — не выйти в мир и ему. Земля Вессена и Ларрана пропитана кровью, да если бы только там!

— Поэтому в крепости теперь уже наш гарнизон. Новостей у меня пока нет, но сомневаться не приходится: это самое важное, что мы должны были сделать. В Ларран пошли не только лучшие из новых, но и лучшие из нас. Мы утверждаемся в Ноосате, чтобы наладить здесь новую жизнь, а не чтобы все погубить, как триста лет назад.

Клаус подавил вздох. Наивность, дикарская наивность… И, как всякая наивность, эта тоже сочетается с жестокостью. Выходящих из Вессена снова будут убивать. Не сразу, сперва соберут в кучу, допросят, отберут нужных, а остальных передавят, хладнокровно, как чужих. Они и есть чужие, они новые. Говорят на других языках, несут в себе много бесполезных знаний о каком-то ином, большом мире… Ордынцы просто оттаскивали трупы в лес. Под каждым кустом белеют кости, местные волки, которые по виду больше похожи на тигров, живыми не интересуются. Им хватает корма. Как поступят наследники Ордена Неба? Наверное, так же. Сжигать или закапывать — много возни.

— Ну а что касается Никеи, я имею в виду не страну, а береговые крепости, то там все проще. Есть король, есть армия и что-то вроде полиции, есть Святые Отцы, такие же как везде, и есть наши люди. Почти всех черномазых мы туда посылали последние годы. Будет война. Новые посражаются, насколько хватит терпения, с армией Никеи, а мы захватим укрепления небольшими группами. Они уже там, ждут сигнала. Одна крепость, новая, вообще в наших руках. Она еще недостроена, так вот строители и есть гарнизон. Вне крепости новым не устоять, армия у никейцев большая, а в крепости их никто не пустит.

— И что же дальше?

— Да ничего особенного, повоюем и не спеша победим, — легкомысленно пожал плечами опять ушедший вперед Мачеле. — На юге, за тамошним Междуземным морем, нет империи, сильного удара ждать придется долго. Вот здесь — другое дело.

Они наконец вышли на крышу, плоскую, как и у всех домов в Старом городе: так строили чегишаи, далекие предки нынешних торгашей. Отсюда был виден почти весь Иштемшир, только Чакар да скалы Сестры на том берегу Шоссны поднимались выше. Клаус сразу заметил вдалеке человека, размахивающего флажками, он находился недалеко от моста Отца Невода.

Кроме уже знакомых Клаусу на крыше присутствовали двое, оба тоже с флажками. Припекало солнце, так похожее на земное, памятное Клаусу по короткому пребыванию на планете-матери. Со стороны горы он никакого движения не заметил, но из-за Чакара поднимались дымы.

«Пушки, — вспомнил Клаус. — На что же похожи эти пушки? Сколько дыма от пороха! Я и не знал, что это так выглядит…»

— Не подходи к краю, — предупредил его Берт. — Могут со стены подстрелить, там ведь стражники.

37

Приговор зачитывали в темноте. Но сначала Клаус полтора часа слушал прения через динамики в своей камере. Вероятно, это свидетельствовало о соблюдении его прав, а по сути являлось еще одной пыткой. Клаус не мог не надеяться, хотя знал, что у адвокатов нет шансов. Да и не старались они. Потом, вспоминая по ночам эти речи из дешевого динамика, он понял: не старались. Соблюдали ритуал.

А тогда Клауса усадили на «детский стульчик» и отправили по рельсам в зал суда. Это тоже было его правом. Смешным правом. Он сидел, голый в лучах света, чувствуя себя идиотом, и изображал раскаяние, а из темноты на него глядели судьи. Глупо? Конечно. Но разве есть мелочи, когда речь заходит о твоей жизни? Да, приговор уже вынесен, осталось его только огласить и привести в исполнение, но ждать без надежды невозможно. Клаус ненавидел этих ублюдков, спрятавшихся в темноте, а показать свою злость боялся. Надеялся.

Раскаяния не было. Там, в тюрьме, на пересылках, Клаус сожалел о случившемся, мечтал однажды проснуться. Но теперь дело было уже не в раскаянии, теперь интересовало одно: дадут шанс или нет?

Зачитывала женщина, судя по голосу, лет пятидесяти. А может быть, и нет. У женщин очень трудно определять возраст по голосу. Клаусу казалось, что, будь это мужчина, он даже смог бы угадать, как тот выглядит. Женщина говорила слова, слова, но все не те, не важные.

«Да хватит же тянуть!» — хотелось кричать, но вместо этого Клаус сидел и смотрел на свои скованные руки. Будто актер на церемонии вручения какой-нибудь премии. Вот сейчас объявят имя, и если твое — пляши, кричи, если чужое — хлопай сдержанно, улыбайся. И то и другое — фальшь.

«Мне улыбнуться, если смягчат наказание? Или не стоит?»

…высшей мере наказания: общественной смерти. Приговор окончательный и…

Клаус не вздрогнул, не пошевелился. Что ж, глупо было и думать, что они простят террориста. Хотя это несправедливо! Ведь он раскаялся, он уже не тот! И нечестно, что одинаковое наказание получили те, кто убивал, и те, кто лишь помогал им. В сущности, Клаус не понимал толком, что делает, до тех пор пока не увидел результат в новостях.

Значит, конец. Особая каторжная тюрьма номер двести восемнадцать это если официально. На пересылках Клауса просили передать привет на «Кладбище». Это вернее Кладбище. Там хоронят заживо.

Слухи ходили самые разные. Рудники, где заключенных торопятся поскорее сгноить, планетка с поганым климатом, куда их высаживают с ящиком инструмента, — много всякого. Кладбище, где исчезают навсегда, будоражит воображение. Ромиль говорил, что все это ерунда.

Они просто не нужны, понимаешь? Ни на рудниках, ни для колонизации какой-то дурацкой. Я скорее поверю в здоровенную станцию, где всех этих покойничков укладывают рядами в ящики и усыпляют. Искусственное подкармливание, массаж, никакого убийства. Живи сколько протянешь, только не просыпайся. По крайней мере, я бы сделал так, раз уж наша лжедемократия не хочет сэкономить и просто вышвырнуть лишних в вакуум за бортом. Они же гуманисты, мать их!

Кладбище — информационная черная дыра. Оттуда не долетает ни звука, ни байта. Каторжане рассказывают о бывших надзирателях, встреченных в баре, о каких-то сбежавших парнях, но все эти байки выдуманы длинными ночами на нарах. Общественная смерть предполагает, что общество больше не услышит о человеке никогда. Как он умер, когда, куда дели тело — даже родственники не имеют права знать. С Кладбища нет возврата.

Доставляли Клауса, как и положено, персональным рейсом. Куда? А этого никто не знает. Были ли на корабле люди — неизвестно, Клаус никого не видел. Он уже умер для общества. Суточный полет стал кошмаром; не будь руки скованы, приговоренный убил бы себя еще в пути. Когда «детский стульчик» повез его по рельсу куда-то в темноту и стало ясно, что он прибыл в «номер двести восемнадцать», Клаус даже почувствовал облегчение. Вот сейчас все станет ясно… Хотя какая разница? Лучше бы убили.

И все шло к тому. Кресло доставило его в маленький круглый зал и перевернулось. Клаус повис на своих оковах, а внизу открылся люк. Нечто синее горело там, что-то непонятное и красивое, как сама смерть. В механизме «детского стульчика» что-то загудело, защелкало, и Клаус понял, что вот сейчас замки отщелкнутся и он полетит вниз, Можно попробовать зацепиться, висеть, пока держат руки, но зачем?

— Вот и все! — выкрикнул он.

И они будто услышали, хотя, конечно, тут звучала запись — одна для всех.

— Общество прощается с вами и прощает вас. Возврата нет, но надежда да пребудет с вами в пути, нам неведомом.

— Да пош…

Клаус не успел договорить, синее сияние прыгнуло ему прямо в лицо. Падая, он вскинул руки, пытаясь защититься, но жара не было. Все, с кем Клаус разговаривал позже, говорили о каком-то минутном помрачнении сознания, но сам он такого не помнил. Синева вокруг растаяла, вот и все. Трава, лес. Лягушка прямо перед носом, удивленно разглядывающая пришельца.

Вот тут впору было бы потерять сознание, но Клаус лишь вскочил словно ужаленный, отпрыгнул подальше от лягушки. Она сделала примерно то же самое. Клаус огляделся и понял, что версия Ромиля об усыплении скорее всего верна.

— Накачали наркотой, ублюдки! — прошипел Клаус, то приседая, то снова распрямляя дрожащие ноги. — Вот так, вот так…

Лес вокруг был незнакомый, Клаус подобрал несколько листьев и не смог определить породу деревьев. Захотелось пить.

— Райский сад или какой-то другой?

Он пошел наугад, стараясь не обращать внимания на покалывающие подошвы колючие веточки. Ведь смертник не должен замечать таких мелочей. В сущности, Клаусу теперь ничего не страшно. Только хочется пить, а какое-то насекомое больно куснуло прямо в задницу. Это напоминало жизнь.

Вессен не был райским садом, наоборот, на одном из никейских диалектов его называли садом адским. Еще бы, отсюда приходят атори, нет места на земле ближе к владениям Подземного Князя.

Спустя примерно час Клаус увидел волка. Из-за расцветки и тупой морды он, конечно, окрестил его «тигром», хотя хвост у зверя болтался сзади поленом. Повинуясь естественному импульсу, Клаус схватил палку, оказавшуюся сухой и ломкой. Но волк, предупреждающе рыкнув, ушел в тень деревьев. Клаус тогда еще не знал, что этим хищникам вполне хватает мертвечины.

— Что за странные галлюцинации от вашей наркоты, а, ублюдки? — поинтересовался Клаус у «общества», хотя и не был уверен, что оно его слышит. — А что будет, если я себе вены перегрызу, а? Что будет?

Проверять пока не хотелось. После нескольких месяцев в тюрьме лес ему даже нравился. Он нашел палку получше, потом под ногу попался удобный камень. Это уже оружие, можно попробовать кого-нибудь зашибить, подкормиться…

— А огонь здесь чем разводят?

Никто не ответил. Альгары в Вессене растет предостаточно, но Клаус понятия не имел, что в этом мире добыть огонь так легко. Он шел, сперва не особенно задумываясь куда, потом выбрал направление и постарался придерживаться его, ориентируясь по солнцу. К середине дня Клаус нашел ручей и впервые в жизни напился из открытого водоема.

— А что, быт налаживается? — спросил он у своего отражения и у рыбок, снующих между камней. — Хотя я, наверное, спешу с выводами.

До темноты Клаус следовал за изгибами ручья, справедливо рассудив, что тот выведет его к реке. Зачем ему понадобилась река? Затем, что, оказавшись в неизвестном месте, естественнее всего начать искать людей. А люди любят селиться у рек: там много рыбы, вкусной, легко приготовляемой рыбы… Клаус очень хотел есть. Лягушек, что в изобилии жили на берегах ручья, он пока трогать не собирался, а вот рыбку величиной с ладонь попытался палкой выгнать из-под камня.

Тут-то он, близорукий, и увидел впервые водяного паука. Крупный, шустро бегающий по дну — Клаус сначала принял его за речного краба и затеял охоту. К счастью, едва он ступил в воду, из-под камней во все стороны кинулись еще штук шесть подобных тварей, и естественный испуг горожанина выгнал счастливца на берег. Потом он узнал, что от укуса водянки конечность распухает так, что ей невозможно пользоваться не менее недели.

Клаус осторожно умылся, сел на траву и постарался сосредоточиться. Похоже было, что он не умер, и если все происходящее галлюцинация, то это еще требовалось доказать. Насекомые жалили его с, удовольствием, тело уже обильно покрывали расчесанные полосы. Крупный хищник встретился лишь однажды, но Клаус никого не мог разглядеть толком: без очков, он все видел, как в тумане.

— Я не был на этой планете, бормотал он. — Не Кирра, не Эль-Греко, не Земля. Они куда-то меня закинули. Возврата нет, сказали… Ладно, если это чужой мир, то или мне здесь ничто не угрожает, или меня убили. Когда сдохну — вопрос времени. Если не найду людей. Вместе можно выжить. Построить дом у реки…

Темнело. Клаус пошел к деревьям, чтобы нарвать листьев, и только тут понял, что лес изменился. Там, где он очнулся или появился, было светло, между стволами достаточно пространства, трава кем-то подъедена. Здесь — дикие сплошные заросли. Из-под ног с шуршанием уползло нечто, очень похожее на змею. Клаус отошел в сторону, чтобы не сердить гадов, принялся рвать широкие листья и ухватил рукой какое-то насекомое, зеленое и плоское.

Тварь его не укусила, но напугала. Клаус выронил охапку зелени, отшатнулся и влез затылком в прочную клейкую паутину. Стал выпутываться и увидел спешащего вниз по стволу паука размером с собственную голову. Тут уж он завизжал и кинулся назад, к ручью, на узкую полоску заболоченной почвы.

Змеи, конечно, должны были водиться и здесь. Змеи любят тепло, вспомнил Клаус. Подползут погреться из лучших побуждений, а когда он во сне повернется… Но еще хуже пауки! Клаус крутился на месте, подолгу вглядывался в траву у себя под ногами, стучал палкой, отгоняя невидимых врагов. Это была еле сдерживаемая истерика.

«Нельзя, нельзя! — повторял он себе, но не мог остановиться. — Они же не могли тебя вот так бросить, эти чертовы гуманисты общественные, не могли! Нет такого закона! Если только кто-нибудь узнает… Если хоть один журналист или даже родственники чьи-то…»

Но никто не знал. «Возврата нет». Но так не бывает! Если они смогли послать его сюда, то, значит, есть и способ вернуть! Наверное, это все же колонизация. Но воздух хорош, тепло, разве такие планеты идут колонизировать осужденные на высшую меру?

Стемнело, на небо выкатилась первая из местных лун. Клаусу повезло, в ту ночь он увидел все четыре, сменявшие друг друга как на параде. Такое бывало нечасто, но об этом он узнал гораздо позже. А тогда Клаус топтался у ручья, голодный, усталый, насмерть перепуганный. Ночь кошмара. Под утро он почти уверился, что все же подвергнут наркотической атаке. Эти подонки устроили ему ад! И никто ничего не узнает — бесчувственные тела осужденных лежат в ящиках, как предрекал Ромиль, они не могут подать сигнал бедствия.

Если бы была возможность, доведенный до отчаяния Клаус под утро покончил бы с собой. Но умирать от укусов змей и пауков не хотелось, да и топиться в ручье, полном этих восьмилапых крабов, тоже. Он старался спасти свою жизнь, чтобы умереть не так погано. Может быть, попадется высокая скала или удастся найти крепкую лиану. Клаус представлял себе, как облепят его мертвое, гниющее тело лохматые пауки, как будут драться за клочки его плоти… И заплакал. После дневной жары ночью было холодно, а те листья, что он все-таки добыл, остались в собственности паука.

Утром Клаус уже не думал о наркотиках и ящиках. Какая разница, откуда проистекает реальность, раз уж она так реальна? Крупное многоногое существо свалилось ему прямо на голову, а когда Клаус попытался его сбросить, укусило в бровь. Теперь вдобавок ко всем бедам правый глаз сузился в щелочку из-за опухоли.

Он снова пошел вниз по течению, уже не пытаясь добыть пищу или одежду. Местами заросли вплотную подступали к воде, там пауки перетягивали оставшийся просвет сетями, опускавшимися к самому ручью. Клаус обходил их стороной, отчаянно колотя палкой по стволам деревьев. Пусть все знают, что он храброе, сильное, очень большое животное! Пока это помогало.

Его старания оказались вознаграждены. Когда солнце проделало приблизительно треть своего пути, Клаус вышел к мостику. Сначала он даже не поверил своим глазам, решил, что это тоже гнездо какой-нибудь местной (живности, тем более что мост обильно обтягивала паутина. Но, подойдя ближе, Клаус увидел и шляпки ржавых гвоздей — несомненный знак присутствия разумной жизни, — и уходящую в обе стороны тропинку. Последнюю трудно было не заметить, потому что метров на шесть от деревьев по обе стороны от тропы остались только пенечки. Пять росов, сказали ему потом. «Ордынцы вырубают лес на пять росов от тропы, а вот хороший крестьянин оградит поле не менее чем десятком. Змеи и насекомые не отходят далеко от „своих“ пород деревьев, так уж тут все устроено».