По ее следам Ричмонд Т.

«И как идут дела у новенькой девушки? Той, про которую писали в газете, Лиз Малленс?»

«Неплохо, кажется».

Деревянный стол, собака в корзинке, пачка хлопьев и тарелки – ждут завтрашнего утра. Будучи консультантом по вопросам экологии, жена часто рассуждала про «среду обитания». «Это и есть моя среда обитания, – подумал я. – Наша». Без дома, без Флисс – кем бы я стал, что бы я делал?

«Ты обещал заботиться обо мне до конца своих дней».

Ларри, паршивый мозгоправ – будущий большевик, не иначе, – отказывался оставлять меня в покое.

– А можно мне спросить вас кое о чем? – поинтересовался я, останавливая нескончаемую лавину.

– Такими темпами мы далеко не продвинемся.

– Ну хоть один вопрос.

– Что ж, ваши деньги – вам решать.

Я чуть не бросился ему на шею: мне редко доводилось испытывать на себе чужое презрение, разве что за глаза, но мой тощенький оппонент, увенчанный десятком бессмысленных почетных званий, даже не пытался его скрывать.

– Что такое секс?

– Хм, судя по всему, это тема, которую нам с вами стоит подробно изучить.

– Изучение этой темы не довело меня до добра.

Мне захотелось отвесить ему оплеуху, как нашкодившему ребенку.

– Нельзя винить во всем секс. Вы осознанно сделали свой выбор, каким бы он ни был. И вы так и не объяснили, зачем вам потребовалась моя помощь.

– А зачем обычно обращаются к проститутке? Никаких обязательств, просто сделка.

– Ага, вы опять возвращаетесь к теме секса.

Какая дотошность, просто возмутительно! И все же он прав: мне исполнилось тридцать пять, и со мной было что-то не так. Я увяз в молчании, как в густом тумане, и в душе поднимался один из моих самых больших страхов – неспособность выразить мысль.

– Расскажите мне про нее. Кто она?

Я еще ни разу не упоминал о супружеской неверности, но, судя по всему, он сам заполнил пробелы.

– Зачем? Тоже хочется пообщаться? Вам легко удастся ее закадрить, она непривередлива. – Прозвучало это раздраженно и обиженно. Я тут же поморщился от собственных слов.

– Вы все еще поддерживаете отношения?

– Она обещала воткнуть мне в спину разделочный нож, если я подойду хоть на пушечный выстрел.

Сцена из прошлого встала у меня перед глазами: я опустился перед Лиз на колени, а она обхватила мой затылок ладонями, как головку ребенка, – словно гончар, любовно оглаживающий бесформенную глину. Мне остро ее не хватало. Ее вкуса, запаха, солоноватой горечи на языке, тягучего желания, разливающегося под солнечным сплетением, тяжести в паху. Захотелось бросить в лицо психоаналитику: «Да что ты знаешь об этом!»

Флисс говорила о беседе с Мартином спокойно и отрешенно, будто пересказывала отрывок из романа – «Дети полуночи» Салмана Рушди, например, – или последнюю научную теорию о цветах, на которых она специализировалась.

«Потом я проверила карманы в твоих пиджаках».

«Ты рылась в моих вещах?» – Возмущение вышло насквозь фальшивым и наигранным.

Флисс протянула мне клочок бумаги, чек из ресторана. Губы у нее дрожали. «Как ты мог?»

– Что с вами? – спросил мозгоправ.

Щекам стало мокро; этот поганец выжал из меня слезу.

– Поздравляю, сегодня вы отработали свои деньги. Черт побери, плач считается одной из самых необъяснимых человеческих реакций, – сказал я, переключаясь на привычные рассуждения. – Его функция до сих пор является предметом спора в научных кругах.

– Джереми, сделайте шаг мне навстречу. Поговорим как два профессионала.

– Мне все время кажется, что жизнь проходит мимо. Вы сможете меня вылечить от этого, доктор Ричард Картер? Сможете? Я вас очень прошу.

– Нет, – ответил он. – Вылечить себя сможете только вы сами.

– В наши дни никто не хранит верность своим избранникам, – продолжил я. Утверждение было небезосновательным, потому что, за исключением старого безмозглого импотента Деверё, весь университетский кампус ходил налево. – На дворе восьмидесятые, все спят с кем попало.

– Уверяю вас, это не так.

– Вы женаты?

– Нет.

– Не нашли свою половинку? – Меня охватила досада. Я всегда восхвалял неоспоримую пользу витиеватых дискуссий и споров, был убежден, что человеческий род отличается от животного мира ничтожно малым количеством признаков, и главным из них является наша способность к коммуникации, – а теперь унизился до детсадовских оскорблений. Она швырнула в меня дуршлаг. Флисс. Нелепо звучит, будто сцена из мыльной оперы, но в тот момент мне было не смешно. Флисс попала мне по лбу: дуршлаг рассек кожу, потекла липкая кровь.

– Интеллект, – сказал мозгоправ, – дает нам возможность обрести счастье и сделать счастливыми близких. Вы явно не справились с этой задачей.

Я попался, Ларри, этот поганец загнал меня в угол. Потом он равнодушно спросил:

– А как с этой ситуацией справляется другая женщина? Та, на которой вы не были женаты.

– Она пыталась покончить с собой.

Сообщения в сети «Твиттер», отправленные @AliceSalmon1 от @FreemanisFree, с 16 по 27 января 2012 г.

Как парк? Хорошо погуляла?

Господь восстановит справедливость.

Вкусная вчера была пицца?

Какой классный фен! Отличный подарок на Рождество.

У тебя в спальне висит картинка с цветами. Новая?

Любишь вечеринки, куколка?

Тебе от меня не сбежать.

Отрывок из допроса Люка Эддисона, проведенного в центральном полицейском участке Саутгемптона следователем Саймоном Рейнджером, 6 апреля 2012 г., 13:25

Л. Э. Это нелепо. Мы встречались.

С. Р. Точно? Нам сообщили, что на момент ее смерти вы не были вместе.

Л. Э. Все не так просто.

С. Р. В таком случае потрудитесь объяснить. У меня сложилось впечатление, что вы с Алисой расстались.

Л. Э. У нас возникли разногласия. Мы пытались их решить.

С. Р. Разногласия?

Л. Э. Я переспал с другой. Алисе нужно было время, чтобы переварить эту новость.

С. Р. Она вас бросила?

Л. Э. Нет, мы расстались на время. Собирались снова начать встречаться, она была к этому готова.

С. Р. Предположительно, инициатором расставания была она, а не вы. Нелегко вам пришлось, наверное.

Л. Э. Чуть с ума не сошел.

С. Р. Вас называют ловеласом. Как вы это прокомментируете?

Л. Э. Я любил Алису.

С. Р. Как бы то ни было, вы привыкли добиваться своего. Вы склонны к чрезмерному проявлению контроля?

Л. Э. Нет, конечно!

С. Р. Вы внушительно выглядите. Ростом сто восемьдесят пять сантиметров, весом около восьмидесяти пяти килограмм. Громкий, шумный, свой парень в компании, любит выпить и погулять – вот что о вас говорят друзья. А один из коллег назвал вас насмешником и задирой.

Л. Э. Я очень сильно ее любил.

С. Р. Настолько, чтобы столкнуть в реку?

Л. Э. Да пошел ты!

С. Р. Давайте не будем выходить за рамки приличий, сэр.

Л. Э. А вы бы смогли сдержаться на моем месте? Моя девушка умерла, а вы заявляете, что я сам столкнул ее с моста.

С. Р. Какая интересная формулировка. Если я не ошибаюсь, на данный момент еще не установлен тот факт, что ее «столкнули с моста». Почему вы выбрали именно эту фразу?

Л. Э. Просто фигура речи. Я тоже хочу узнать, что произошло с Алисой, не меньше, чем другие. Там есть мост, Алиса оказалась в воде: логично предположить, что она могла упасть оттуда.

С. Р. Вы сказали «столкнули», а не «упала».

Л. Э. Вы не желаете ничего делать. Проведите обыски, опросите жильцов близлежащих домов. Расширьте сферу поиска, рассмотрите дополнительные варианты.

С. Р. Разумеется, вам будет выгодно, если мы переключимся на другие версии.

Л. Э. Твою мать, это уже ни в какие рамки не лезет!

С. Р. Не материтесь, Люк. Или вы склонны нападать на оппонента при провокации?

Л. Э. Мы все к этому склонны.

С. Р. Нет. Вот я, к примеру, спокойный человек. Но меня крайне озадачивает одно обстоятельство: давая показания спустя сутки после смерти Алисы, вы сообщили, что находились у себя дома, а теперь мы выяснили, что в ту ночь вы приехали в Саутгемптон.

Л. Э. Я уже говорил вам. Я боялся, что мне никто не поверит. Так и знал, что полиция придет к неправильному выводу.

С. Р. А к какому выводу нам следовало прийти, Люк? Видите ли, возникла еще одна несостыковка. После того как вы признали, что все-таки были в Саутгемптоне в тот день, вы заявили, что ваша беседа с Алисой носила весьма «дружелюбный» характер – я цитирую. Но согласно показаниям свидетельницы, вы вели себя угрожающе.

Л. Э. Свидетельницы? Какой еще свидетельницы?!

С. Р. Той, которая видела ваши препирания. Она утверждает, что вы – я снова цитирую – «схватили Алису за шею».

Допрашиваемый смеется.

Л. Э. Это просто бред какой-то. Вы когда-нибудь слышали о презумпции невиновности?

С. Р. Я еще ни в чем вас не обвинял. Забавно, что вы сами подняли эту тему. Вы чувствуете себя виноватым за случившееся?

Л. Э. Я ее любил.

С. Р. Мне бы хотелось, чтобы вы внесли ясность в свои показания. Вы весьма вспыльчивый человек, мы уже убедились в этом. Нетрудно представить, какому испытанию подвергся ваш взрывной характер: страсти кипят, выпивка горячит кровь, любимая женщина дает от ворот поворот. Тут бы даже я не выдержал.

Л. Э. Вы должны найти ее убийцу. Пожалуйста.

С. Р. В нашу первую встречу, спустя сутки после смерти Алисы, у вас был синяк под глазом, и на мой вопрос о его происхождении вы ответили, что неудачно сыграли в сквош. Не хотите изменить свои показания?

Л. Э. Я не помню.

С. Р. Может быть, все-таки соберетесь с мыслями?

Л. Э. Подрался в баре.

С. Р. Ну вот, так-то лучше. Эта драка случилась до или после смерти Алисы?

Л. Э. На следующий день. Я был пьян, мне сообщили, что она умерла.

С. Р. Часто злоупотребляете алкоголем?

Л. Э. Заглядываю в бар по пятницам и субботам.

С. Р. То есть регулярно уходите в запой?

Л. Э. Нет. Мне двадцать семь, это нормально.

С. Р. Вы пили что-нибудь до встречи с Алисой?

Л. Э. Нет.

С. Р. Хм, интересно. А хозяин бара говорит, что вы заказали две пинты сидра. Он готов дать официальные показания.

Л. Э. Не лезьте не в свое дело.

С. Р. Ошибаетесь, смерть Алисы – как раз мое дело. Ночной портье в «Премьер-инн» на Квин-стрит утверждает, что вы вернулись в гостиницу без десяти четыре. «Пьяный в стельку» – вот что он про вас сказал. Люк, я уже давно работаю в полиции: у нас с вами два выхода – простой и сложный. Но мы в любом случае придем к одному результату. Я проверил наш архив: в 2002 году вас арестовали за нападение.

Л. Э. Я хочу вызвать адвоката.

С. Р. Нападение в баре в Нантвиче.

Л. Э. Против меня не были выдвинуты обвинения.

С. Р. Малоутешительное решение для того парня, которого вы поколотили.

Л. Э. Мне было семнадцать – если копать так глубоко в прошлом, то у каждого можно найти какой-нибудь грязный секрет.

С. Р. Вроде Праги? Это и есть ваш грязный секрет?

Л. Э. Идите на хрен.

С. Р. Осторожней, Люк. Взрывной характер не доведет вас до добра.

Л. Э. Мне больше не о чем с вами говорить.

С. Р. Люк Эддисон, я арестовываю вас по подозрению в убийстве Алисы Сэлмон…

Голосовое сообщение, оставленное Алисой Сэлмон для Дэвида Сэлмона, 4 февраля 2012 г., 17:09

Пап, это я. Где мама? Почему она не берет трубку? Попроси ее перезвонить мне, это важно. У нее сегодня все в порядке? Она проверяла почту? А ты как? Я немножко перебрала. Сижу сейчас в Саутгемптоне на встрече с однокурсниками, вспоминаю, как ты расплакался, когда привез меня сюда в первый раз, старый хлюпик! Хочу как-нибудь встретиться с тобой в воскресенье: как насчет ланча, а потом прогулки с собакой? Я очень соскучилась, пап. Извини, я не всегда была примерной дочкой. Ты заслуживаешь большего. Поверь мне, ты самый замечательный папа на свете. Как ты меня называл в детстве? Ангелочек? Ладно, мне пора, аккумулятор садится. Люблю тебя.

Пост на веб-форуме «Поиск правды», пользователь Одинокий Волк, 6 июля 2012 г., 22:50

Представьте: чтобы вывести злодея на чистую воду, вам придется слегка запачкать руки. Согласны на такое? Например, если бы речь шла о махинациях с лекарствами или интригах в МИ-5? Если бы пришлось совершить кражу или нападение, чтобы разоблачить убийцу или насильника? Думаю, многие из нас пошли бы на риск, потому что зло должно быть наказано.

Профессор Кук.

Я открыл вам его имя, и мне ничего за это не будет.

Профессор Джереми Фредерик Гарри Кук. ЛЕДЯНОЙ ЧЕЛОВЕК.

Носит пиджак и вельветовые брюки. Пусть весь мир знает, что он мерзавец. Я не нарушаю закон, это называется свобода слова, – и о ней я узнал не из какого-нибудь задрипанного учебного курса, нет! Я впустую убил три года, изучая «Спорт, СМИ и культуру». Ладно, меньше трех, до меня быстро дошло, что оттуда надо валить. Поэтому ко мне никто даже пальцем не притронется, включая профессора! А он любит распускать руки!

Поверьте, я могу ошибаться во многом, но тут знаю наверняка: его надо РАЗОБЛАЧИТЬ. Когда карающий меч правосудия ляжет мне в руки, никто не посмеет назвать меня шутом и психом!

Он излагает свою точку зрения в книжке. Говорят, историю пишут победители. Но те времена прошли, теперь мы все пишем свою историю. Я заявил, что он не может использовать мои слова по причине авторского права, а он ответил, что все на свете подлежит публикации. Отлично, проф, я отплачу тебе той же монетой.

Буду честен: у нас с Ледяным человеком была небольшая финансовая договоренность. Даже новую татушку себе набил по такому поводу. А потом он перестал мне платить. Не то чтобы я жадничал, просто хотелось пожить, как Бен Финч, – в свое удовольствие, не тревожась о наличке, в полной уверенности, что можно избить меня до полусмерти, и это сойдет ему с рук! И все из-за каких-то картинок.

Один раз на втором курсе мы сидели в гостиной и обсуждали фотографию, и я едва не показал Алисе один из ее же снимков – тот, где она делает растяжку в парке. Хорошие были вечера, особенные, но мы с ней и по воскресеньям частенько болтали вместе. В такие дни она страдала от похмелья, валялась на видавшем виды диване с красным покрывалом и прихлебывала чай из любимой кружки. Ее телефон обычно лежал на подлокотнике, экран вспыхивал от сообщений, а я говорил: «Крутая, видать, была вечеринка»; а она удивлялась: «Откуда ты знаешь?»; а я в ответ: «Да ты ночью так гремела на лестнице»; и она тут же просила прощения, вся такая несчастная и виноватая, а потом неуверенно смотрела на меня, будто ждала, что я расскажу о ее ночных похождениях.

Мы были по-настоящему близки, пока ПСИХОВАННЫЙ Бен Финч не настроил ее против меня. Классно, что здесь можно свободно писать на такие темы. За последние три месяца я опубликовал 181 заметку. Меня забанили на двух государственных каналах, им не по нутру мои комментарии, там жесткая цензура – хуже, чем в Северной Корее. Пришло время народной журналистики, простой человек получил право голоса: Интернет на стороне Давида, не Голиафа.

Пресса давит таких, как я, и превозносит таких, как Бен Финч, Алиса Сэлмон и Ледяной человек. Но скоро придет час расплаты: Алиса уже мертва, Бен Финч съехал с катушек, а Ледяной человек в ближайшее время загремит по полной.

Догадались, над кем он издевался? СЛЕДИТЕ ЗА НОВОСТЯМИ НА ФОРУМЕ!!!

Колонка в газете «Ивнинг экоу», 17 марта 2012 г.

Мы часто повторяем, что в старые добрые времена не нужно было запирать двери. Клише, конечно, но тогда люди действительно больше заботились о своих ближних. Друзья, семья, соседи – когда я был мальчишкой, мы все относились друг к другу иначе. Если начинались морозы, мы обязательно заглядывали к старенькой соседке, чтобы удостовериться: у нее дома тепло и есть продукты. В светских газетах непременно бы написали про «нравственные ориентиры», но на самом деле речь идет о простых вещах, о приемлемом и неприемлемом поведении.

Однако некоторые не могут отличить одно от другого. Три женщины: Холли Диккенс, Сара Хоскингс и Лорен Ньюджент. В ночь, когда Алиса Сэлмон утонула, эти трое гуляли по барам вместе с ней. Хватив лишнего, они совсем позабыли про Алису, и в результате она оказалась в реке.

Одна из них, Диккенс, во вчерашней статье просила снисхождения у наших читателей: по ее словам, они «потеряли» Алису – будто чемодан в аэропорту. Автор статьи поддержал ее точку зрения, заявив, что такое могло случиться с каждым.

Будь у этой троицы хоть капля совести, они бы не позволили пьяной подруге скрыться в неизвестном направлении, не бросили бы ее одну (назовем вещи своими именами), и тогда Алиса осталась бы жива.

«Мы подвыпили», – сказала Диккенс.

Как бы не так. Надрались до бесчувствия – это ближе к правде.

Они должны ответить за свое безответственное поведение.

Их упрямое молчание порождает сотни досужих домыслов и слухов. Многие любопытствующие стали искать ответ в социальных сетях; последний твит от Алисы был краток: «Здравствуй и прощай» – отсылка к классическому хиту восьмидесятых, на который группа «The Hoosiers» недавно выпустила кавер.

Циничный наблюдатель решил бы, что такое молчание вызвано вовсе не уважением к семье Сэлмон, а неловкостью за собственное поведение. Неудивительно, что они пытаются избежать внимания прессы. На их месте мне бы тоже стало стыдно.

Эти женщины (в некоторых статьях их называли девушками, но я не могу согласиться: у моей жены в том же возрасте было двое детей) – часть «поколения Я»: они избегают ответственности, ищут удовольствий и много пьют. Алиса стала его жертвой. Ответственность за случившееся в равной мере лежит на каждом из нас.

Вождение в нетрезвом состоянии уже давно считается неприемлемым. Футбольные драки считаются неприемлемыми. Так давайте сделаем неприемлемым и молодежный алкоголизм. Перестанем наконец игнорировать шпану – юношей и девушек, которые беснуются на улицах, дерутся, блюют и перебираются от одного злачного места к другому.

Случилась ужасная трагедия, но мы можем извлечь из нее урок: на выходных наши города не должны превращаться в парк развлечений со смертельными аттракционами.

Комментарии, оставленные к статье:

Согласен, дружище, как можно «потерять» человека? Она ж не ключи от квартиры и не мобильник. Это все равно что бросить годовалого ребенка без присмотра. Недопустимо!

Monkey Blues

Странно, что они хранят молчание. Я бы на их месте четко бы все рассказал, чтоб на меня никто не смотрел косо.

Просто_я

У людей горе! Как до вас не дойдет, кровососы?

Сделано в Бридлингтоне

«Hoosiers» нервно курят в сторонке, версия Дэвида Грея – лучший кавер этой песни.

Великий Майк

Вот говорят же, жизнь – подражание искусству… Я где-то читала, что любимой книгой Алисы была «Тайная история». В ней группа студентов из престижного американского колледжа залегают на дно после трагической смерти одного из них.

Хейзел

А вы бы стали трепаться на каждом углу, если бы ваш лучший друг отправился на тот свет? Они хотят почтить ее память, а другие способы им недоступны. Мы бы их быстренько раскритиковали, если бы эти девушки лезли выступать перед камерами. А по неосмотрительности можно и на себя подозрение навлечь. Это вам не цирк какой-нибудь!!!

Сборщик мусора

Меня глубоко тронуло их заявление. Девушек обвиняют в изворотливости, ругают их за то, что они поручили адвокату огласить заявление, но я бы тоже не смогла появиться перед камерой, если после смерти лучшей подруги прошло всего двадцать четыре часа.

EmF

Письмо, отправленное профессором Джереми Куком, 19 июля 2012 г.

Дорогой Ларри!

Заметь, я не стал обрывать свои встречи с доктором Ричардом Картером.

– Вы большой ценитель женского общества, – так начал он один из наших сеансов психотерапии. – Но давайте обсудим, как вы чувствовали себя в компании Лиз.

У меня постепенно пропадало желание отмахнуться от этого парня или подцепить его покрепче – мы кружили друг напротив друга, как два близоруких боксера-легковеса, давно потерявших форму, – и на смену пришло что-то новое, смутно похожее на откровенность.

– Я чувствовал себя живым. Никаких границ, обостренные инстинкты, блаженство. Чувствовал себя как последняя сволочь. Как мужчина.

– А как должен чувствовать себя мужчина, Джереми?

Во время наших первых сеансов я бы презрительно бросил в ответ: «Вам не понять». Но теперь ответил иначе:

– Как кто-то другой.

– В положительном смысле?

– Ричард, я выходец из обеспеченного среднего класса, среднего возраста, белый, англосакс и ученый. Вся моя жизнь определяется набором условностей и традиций, а профессия требует рационального подхода и усердия. В школе наставники называли меня «педантичным». А «кто-то другой» не обязан придерживаться обычных правил, он может запросто затащить в постель едва знакомую женщину.

После отъезда Флисс я потерял целый фунт веса, хотя и без того не отличался особой полнотой. Она вернулась к родителям в Линкольн. Теперь все так делают, тенденция была заложена в нулевых годах: дети возвращаются в отчий дом, как кукушата в родное гнездо, потому что им не хватает денег на выплату студенческого кредита или жилье сильно подорожало, однако этот шаг – признание собственного поражения, нарушение естественного хода вещей. Разумеется, по кампусу пошли сплетни. Впрочем, очень скоро все забыли про отъезд моей жены: случилось событие, всколыхнувшее куда больше интереса, – Элизабет Малленс пыталась покончить с собой. Я каждый день названивал родителям жены, но они не давали мне поговорить с ней. Один раз я попробовал позвонить туда, где жила Лиз; мне ответила несговорчивая хозяйка квартиры, которая велела больше не звонить ей после девяти часов вечера и пожаловалась на задержку арендной платы.

– Вы любите «Rolling Stones»? – поинтересовался Ричард Картер.

– Слушал немного.

– Мик Джаггер написал песню, которая называется «Нельзя всегда получать желаемое». В чем-то он прав.

Я отбил атаку:

– Люди устроены иначе.

– Не согласен с вами. Мы все способны на подлинное бескорыстие, иногда и на самопожертвование.

– Наш альтруизм весьма выборочен. Как правило, он направлен на близких, в расчете на ответные услуги.

– Не всегда. Я регулярно делаю пожертвования в благотворительную организацию, которая занимается рытьем колодцев в восточной Уганде. Разве я жду от этого выгоды?

– Наверное, вам крепче спится от таких добрых дел. А еще их можно использовать как аргумент в споре с пациентом, что позволяет улучшить результаты работы.

– Какой мрачный подход. Существует множество примеров настоящего альтруизма: например, некоторые паучихи кормят потомство собой, чтобы повысить их шансы на выживание. А пауки позволяют паучихам съесть себя после спаривания. Однобокие отношения, не находите?

– Как это по-женски! – Такой вид пауков точно бы вызвал интерес у Лиз.

– Однако сейчас мы говорим не о животном мире и эволюции, – продолжил он. – Мы говорим о вас.

– То есть как раз о животных и эволюции.

Не помню, подробно ли я рассказывал тебе о своих злоключениях, Ларри. Меня вызвали на заседание «комиссии», нелепая пародия на суд. Сначала долго с недоумением разглядывали: пластырь на лбу, помятая одежда – а потом оповестили, что проявят ко мне снисхождение, если я не дам «истории» просочиться в газеты. Мол, я еще могу принести большую пользу университету. Не уверен, что это точная формулировка, возможно, они сказали «какую-нибудь пользу», а не «большую».

– У вас не было детей. Это могло послужить причиной внебрачной связи? – спросил Ричард.

До того как правда о моей интрижке с Лиз вышла на свет, мы с Флисс еще не совсем отказались от идеи завести детей, хотя она постепенно отодвигалась в область гипотетического: с такой же вероятностью ИРА могла прекратить теракты, а я – совершить научное открытие в своей области (одно из направлений, заданных Хомским). Лиз, в свою очередь, мечтала выйти замуж и завести детей; на дворе были восьмидесятые, в то время женщины еще стремились к такому. Она могла без запинки перечислить список животных, образующих пары на всю жизнь: какой-то вид антилоп, черные грифы, канадские журавли, рыба под названием «чернополосая цихлазома»… К сожалению, она неудачно выбирала мужчин, и, честно говоря, я был ее худшей ошибкой.

– Вы чувствуете ответственность за поступок Лиз? – спросил Ричард.

Она повесилась на потолочной балке в столовой, прямо над преподавательским столом. Само по себе помещение весьма примечательно. Высокий потолок, витражные окна, стропила с боевого корабля эпохи Тюдоров. Уборщица заглянула туда, чтобы забрать банку полироли для пола, и обнаружила в петле Лиз – пьяную, длинные изящные паучьи ноги судорожно вытянуты, уже почти перестали дергаться.

– Я не могу найти себе оправдание. – Мне хотелось уползти, спрятаться в своем кабинете, где все было привычно и понятно. Сесть за проверку студенческих работ, зарыться в них, как в пуховую перину. – Вы читали Толстого, Ричард? Он утверждал, что все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Но он был не прав. Несчастье – отвратительно предсказуемая вещь. Проверяешь карманы брюк, прежде чем бросить их в стирку, лезешь в душ, чтобы смыть с себя запах чужих духов, а потом торопливо взбираешься на брачное ложе. Несчастье – это знакомые лица, до неузнаваемости искаженные болью и алкоголем. А счастье неповторимо: каждое мгновение жизни, разделенное с любимым человеком, тепло и безыскусная радость моногамных отношений.

– Тем не менее вы переспали с другой женщиной.

– Да. Похоть – это наркотик, она затуманивает людям мозги.

– Вы не думали о боли, которую причиняли другим?

– Я предвидел ее, строил предположения, догадывался о ее масштабе, но ничего не чувствовал. По-вашему, я психопат?

В тот вечер на кухне Флисс яростно требовала объяснений: чем меня привлекла эта наглая девка, чем она лучше? Я сказал, что все было не так, а Флисс выдохнула: «Ты меня предал, я чувствую себя круглой дурой…»

– Как держится ваша жена, после того как вы оба оправились от выяснения отношений?

– Она в Линкольне.

– Все еще? Там очень красивый собор, – произнес Ричард. – Жаль, его не ценят.

Я уже привык к тому, как он перескакивал с темы на тему. Мой любимый политический обозреватель Робин Дей тоже имел обыкновение вставлять в речь нравоучительные замечания – неплохой прием.