Скупщик Милявская Наталья

18

Гости перли в Галерею с шести, и к восьми вечера Илья чувствовал себя таким утомленным, будто он не балду пинал, в дорогом костюме, улыбаясь в объективы и раздавая автографы, а собственноручно разгрузил кузов картошки. Или два кузова. Никогда он еще так не уставал на собственных вернисажах. Да и выставка-то была не его, по большей части перед журналистами отдувались «молодые дарования» (формулировка из пресс-релиза), которыми, словно дрессированными животными, управляла Юля, выдавая негромкие команды, куда смотреть и в какой очередности давать интервью. И все же Илье отчаянно хотелось расстегнуть тесный галстук-бабочку, выдернуть из группы нарядных людей, осаждаемых журналистами, светловолосую девушку в длинном темно-синем платье и смотаться с этой ярмарки тщеславия через служебный вход. Вместо этого он сунул в рот канапе и сделал официальное лицо — потому что к нему подкатил очередной фанат с буклетом.

Надо будет, кстати, выписать Юле премию — пока он неделями рыскал по городу в поисках талантов в компании своего инфернального приятеля, бедная девчонка в одно лицо вытянула все мероприятие. А еще надо будет распорядиться в дальнейшем отбирать на входе телефоны и планшеты — чтобы посетители смотрели на экспонаты старым дедовским способом, собственным глазами, а не сквозь объективы гаджетов.

Поставив размашистую подпись поверх собственного лица на буклете (ниже значилось нескромное: «Третья ежегодная выставка “Арт-Открытие” под патронажем Ильи Свирина»), Илья вернул владельцу буклет и ручку и снова нашел взглядом Татьяну, отвечающую на вопросы журналистки канала «Москва 24». С момента, как в зале появился первый гость, он ревниво наблюдал за тем, как публика реагирует на картины Татьяны. Следил за выражением лиц, прислушивался к тому, какие вопросы задают ей журналисты. Вчера он проторчал в галерее полдня, собственноручно перевешивая ее работы на самые выгодные места и выверяя свет над каждым портретом. Остальные авторы его волновали мало, задачей Ильи было сделать Татьяну главным арт-открытием вечера.

Он усмехнулся. Угораздило же его втрескаться буквально на ровном месте!..

— Илья, можно пару слов для портала «Модно. ру»? — сунулась к нему какая-то девица с диктофоном.

— Никаких интервью! — отрезал он, улыбнувшись. — Выставка не моя, так что сегодня на вопросы пусть отвечают мои подопечные, авторы всех этих замечательных работ! — Илья окинул хозяйским взглядом огромный зал и нырнул в толпу, оставив разочарованную журналистку в одиночестве.

Оказавшись возле бара, Илья подал знак Глебу, и тот мгновенно наполнил бокал коньяком «для своих» — из бутылки, которую он держал исключительно для хозяина галереи и его особых гостей.

— Два! — скомандовал знакомый голос.

По-хозяйски облокотившись на барную стойку, рядом с Ильей стоял парень с татуировками. Бармен вопросительно глянул на Илью, тот кивнул, и на барной стойке оказалось два бокала с коньяком.

— Ммм, коллекционный! — похвалил Скупщик, продегустировав выпивку. — И жрачка у тебя крутая! — он отобрал у проходящего мимо официанта тарелку с закусками и отправил в рот сразу два канапе с копченой семгой.

Илья хмыкнул — он был уверен, что Скупщик непременно явится на выставку.

— Мальчик-то наш ишь как старается! — кивнул в сторону флейтиста Демон.

Для небольшого бэнда с барабанами, аккордеоном и контрабасом пришлось выстроить отдельную сцену, но оно того стоило — благодарный Ян из кожи вон лез, чтобы угодить Илье, и сообщил, что они с друзьями готовы играть хоть до утра, лишь бы публике понравилось. Публике понравилось.

Илья, поймав взгляд флейтиста, показал ему поднятый вверх большой палец.

— А ты прям звезда! — произнес Демон, оглядывая полный зал. — По шкале популярности и обожания даю тебя десять из десяти!

— Твоими стараниями! — развел руками Илья.

Словно в подтверждение его слов, из толпы появился худой сутулый парень с фотоаппаратом.

— Илья, можно фото? Буквально кадрик, для фотоотчета!

Илья хотел было уже отмахнуться, но Скупщик картинно приобнял его за плечо и осклабился в объектив, глумливо подняв вверх два пальца. Пришлось позировать.

— А вы… — обратился к парню с татуировками фотограф, — кто? Простите, не узнал, мне просто потом еще фото подписывать… — извинился он.

— Напишите просто — галерист и художник Илья Свирин с близким другом, — разрешил Демон. Повернувшись к бару, он показал бармену пустой бокал.

Глеб послушно наполнил бокал ровно наполовину — до той отметки, которую установил татуированный палец.

— Слушай, я сегодня… не смогу, — сказал Илья Демону после паузы. — Ты же не просто так сюда пришел, выпить на халяву. У тебя клиент? Мне дико неудобно тебе отказывать, но… Мне прям очень надо… понимаешь? Мы же можем сделать перерыв на пару дней, например, до понедельника?

— Чувак, какой перерыв? Ты чего? — запротестовал парень с татуировками. — Ты знаешь, какое сегодня число? Тридцать первое октября!

— И что? — не понял Илья.

Скупщик закатил глаза.

— Сегодня Хэллоуин! Я думал, мы с тобой, когда эта твоя бодяга закончится, завалимся в какой-нибудь бар, наведем там шороху! Костюм у меня с собой, — улыбнулся он гнилыми губами. — Знаю одно клевое заведение с шикарным музлом. Плюс чуваки знакомые подтянутся…

Демон-тусовщик — это что-то новенькое!

— Не могу! — покачал головой Илья. — Честно!

— Бутылка «Мартеля» XO Supreme, кило свежей клубники, лед, сыр, виноград, новые простыни и отдраенная домработницей квартира… Уж не собрался ли ты, наконец, поиметь нашу маленькую художницу? — поинтересовался Скупщик после паузы, задумчиво прикрыв глаза.

— Как ты умудряешься одной фразой так все изгадить?

— Я просто называю вещи своими именами, — пожал плечами Демон, продолжая пожирать канапе. — Кстати, про то, сколько ты заплатил за положительные рецензии журналам «Афиша» и «Музей сегодня», ты ей не сообщишь? Или про бабло, которое ты вчера утром завез домой старому напыщенному импотенту Семаринскому? Между прочим, он здесь уже изрядно накидался и клеится к кому-то из официантов…

— Не знал, что ты испытываешь к искусствоведам такую же глубокую симпатию, как и я… — усмехнулся Илья. — Слушай, тебе, конечно, известны все тайны Вселенной, но мне бы не хотелось, чтобы ты случайно или намеренно… сболтнул что-то при Татьяне…

Демон смотрел на него веселыми голубыми глазами.

— Я просто пытаюсь подстраховаться… — пояснил Илья, понизив голос. — Да, я играю в бога, если ты это имеешь ввиду… Но тебе ли не знать, как все делается!.. У Семаринского с годами все хуже со зрением, а две тысячи условных единиц помогут ему разглядеть незаурядный талант в работах одной небезызвестной нам особы. А в журналах и вовсе сидят люди, которые пастель от акрила не отличат, что уж говорить о более сложных вещах, типа чутья на талантливых авторов…

— Ох, повезло Татьяне с тобой! — покачал головой Демон. — В таком темпе я совсем скоро на вашей свадьбе салатиков поем…

Илья хотел парировать, но умолк — сквозь толпу к нему спешила улыбающаяся Женя с бокалом шампанского в руке. Девушка явно питала симпатию к крупным украшениям — сегодня поверх светлой блузки на ее шее обреталось огромных размеров колье с искусственными камнями.

— Добрый вечер, Илья! — улыбнулась она, кокетливо подняв бокал. — Шикарное мероприятие! Спасибо, что пригласили! Танюшка так нервничала… Но вы так все здорово организовали…

Женя вертко втиснулась между Демоном и Ильей и выжидающе уставилась на Илью, не опуская бокала. Илья понял намек и взял свой бокал со стойки, надеясь, что гримаса на его лице хотя бы отдаленно напоминает выражение гостеприимства и радушия.

— Евгения, а как же я? — воскликнул Скупщик, трагично вздернув брови. — Со мной вы не хотите отпраздновать все это буйство искусства?

— Конечно, хочу! — потянулась к нему с бокалом бойкая девица.

Видимо, если не самого Илью, то его таинственного друга Женечка уж точно решила очаровать.

«Как думаешь, может, мне стоит подцепить эту симпатичную прилипалу, завалиться к тебе и устроить групповушку?» — предложил развязный голос в его голове.

— Кхм!.. — закашлялся Илья. — Женя, рад, что вам понравилась выставка!

— А уж Танюшке как она понравилась! — подмигнула Женя Илье многозначительно.

Илья поморщился.

— За Татьяну и ее прекрасные портреты! — воскликнул весело Демон и мигом допил коньяк.

— Я тут подумала, — сообщила брюнетка с энтузиазмом, глотнув шампанского. — Может, после выставки посидим где-нибудь, отметим…

По части многозначительных улыбок Женя смогла бы дать фору многим знакомым Илье жеманным девицам. Скупщик за ее спиной ухватил себя татуированными руками за шею и весьма натурально изобразил удушение, на мгновение покрывшись сине-бурыми пятнами. Илья едва сдержался, чтобы не расхохотаться.

— Прекрасное предложение! — сообщил он девушке. — Но дело в том, — он интимно понизил голос, — что я обещал сегодняшний вечер провести с министром культуры и его женой… Скучные люди — сил нет, но… отказов они не принимают.

Женечка увяла.

— Однако я уверен, мой друг сможет составить вам компанию! — Илья не без злорадства похлопал Скупщика по плечу.

«Если завтра из Москвы-реки выловят ее распотрошенный труп, я не обижусь!», адресовал он Демону свою мысль. Вернув пустой бокал на стойку, Илья одарил Женю улыбкой и скрылся в толпе.

— Если мы сейчас отсюда не уедем, я кого-нибудь придушу! — произнес он вполголоса, найдя в толпе Татьяну, незаметно подойдя к ней сзади и почувствовав, как сладко пахнут ее волосы.

Она подняла на него смеющиеся глаза.

— Придуши ту приставучую тетку с микрофоном!

— Как скажешь! — согласился Илья.

Он взял ее за руку — и это простое прикосновение внезапно отделило Илью от навязчиво жужжащей толпы. Словно и не было никого вокруг — ни людей с камерами, ни светских болванов, жаждущих приобщиться к высокому, ни навязчивых прилипал и смутно знакомых типов. Даже звуки ушли в небытие. Глядя сверху вниз в чудесные янтарные глаза, Илья решил — к черту коньяк, клубнику и сыр. К черту экскурсии по квартире и дешевое позерство. Первым делом, как только они войдут к нему домой, он сделает то, о чем мечтал весь вечер — расстегнет длинную молнию на ее платье.

Телефон трезвонил и трезвонил, не переставая. Илья, не открывая глаз, выпростал руку из-под одеяла и на ощупь нашел дребезжащий кусок пластмассы.

— Да? — поинтересовался он хрипло, даже не глянув на номер.

— Э… Прости, если разбудила… — произнесла в трубку Юля.

— Елки, только половина одиннадцатого! — простонал Илья, сфокусировав взгляд на часах, висящих на стене. — Что-то срочное?

— Очень, — сказала она, чуть извиняясь. — Глянь ссылку, которую я тебе прислала. Я не понимаю, как так получилось… Вчера он выслал мне текст, который я утвердила, а сегодня… у него совсем другая колонка! А трубку он не берет, я все утро пытаюсь дозвониться…

Татьяна рядом пошевелилась. Илья коснулся губами ее горячего плеча и осторожно вылез из-под одеяла.

— Юлькин, без паники! — приказал он вполголоса, дойдя до ванной. — Наверняка все не так катастрофично! Прочту и перезвоню.

Закрывшись в ванной, он умылся холодной водой, пытаясь окончательно проснуться, на всякий случай оставил включенной воду и загрузил страницу «Ведомостей» с колонкой Мстислава Семаринского, которую ему прислала пиарщица. Удивительным образом фотографу удалось поймать выгодный ракурс, и на портрете, украшавшем колонку, великий и ужасный критик всея Руси был лишен второго подбородка, а его легендарная лысина выглядела солидно и даже благородно. Усевшись на край ванны, Илья пробежал по тексту глазами. Бла-бла, великолепная выставка, бла-бла, событие сезона, бла-бла, Свирин, как всегда, держит руку на пульсе современного искусства… Елей и патока! А, вот, кажется, нужный абзац.

Бла-бла… достойные дебютанты, «…однако не все работы, включенные в выставку, могут претендовать на звание “арт-открытия”, в частности, портреты Татьяны Даниловой — вторичная и непрофессиональная переработка канонов портретной живописи времен романтизма».

Чего?

Илья выключил в воду и в тишине еще раз перечитал этот абзац, чуть шевеля губами. «Портреты, смешные в своей студенческой беспомощности», «даже не подражание, а откровенный плагиат».

Семаринский, что, окончательно вынюхал себе все мозги?

Илья растерянно глянул в зеркало — его взъерошенный двойник таращился на него, изумленно подняв брови.

Пришло еще одно сообщение от Юли, и снова ссылка. Ткнув в экран, Илья уже через несколько мгновений потрясенно читал свежую статью на сайте «Афиши». Кажется, необъяснимому коллективному сумасшествию поддалась и редакция этого издания — потому что в импровизированном рейтинге авторов, представленных на выставке, наименьший балл, какие-то смешные полпроцента, получила именно Татьяна, с пометкой «пустая трата времени и холста». Креативщики, бля!

Он раздраженно набрал телефон пиарщицы.

— Юля, какого хера? Ты утверждала верстку?

— Конечно, у меня все письма сохранились, я тебе перешлю! — почти всхлипнула перепуганная пиарщица. — Какая-то ерунда творится! Как думаешь, мне надо позвонить Татьяне, предупредить, чтобы не нервничала? Или ты сам ей… скажешь?

Илья помолчал.

— Я сам скажу. А у тебя сейчас главная задача — сделать так, чтобы в «Музее сегодня» вышла нормальная рецензия. Нормальная! Как мы и договаривались. Езжай к ним в офис, занеси еще денег, ночуй в типографии, отсоси у главреда — делай, что хочешь! Все расходы за мой счет. А эти… пидорасы из «Афиши» просто обязаны напечатать опровержение. Надави на них. Ты же умеешь! И перезвони мне.

Он отключился, едва не ляпнув в сердцах: «Или я тебя уволю!»

Отложив телефон, Илья постоял в ванной, пытаясь понять, что за чертовщина происходит. Потом причесался, накинул халат и, согнав с лица мрачное выражение, вернулся в спальню.

Она сидела в кровати, по-кукольному положив руки поверх одеяла, и, прикусив губу, смотрела в окно. По ее лицу Илья догадался, что Таня уже знает откуда-то о гадкой рецензии Семаринского.

— Уже видела? — спросил он, присаживаясь рядом с ней на кровать.

— Ага, — она кивнула на лежащий на тумбочке телефон. — Женька ссылку прислала. Ты тоже думаешь, что мои работы вторичны?

— Разумеется, нет! У тебя замечательный стиль! Я бы не предложил тебе выставляться в своей галерее, если бы не был уверен, что ты крутой автор!

— Ты так говоришь, только потому что мы… — Таня запнулась. — Семаринский — самый влиятельный эксперт…

Илья расхохотался и сгреб Татьяну в охапку, с какой-то острой и внезапно болезненной нежностью ощутив, какие у нее хрупкие плечи. Ему показалось, он физически почувствовал ее обиду и отчаяние. Она сжалась в комок, отчаянно пытаясь не заплакать.

— Танюшка, милый мой воробей! Слушай внимательно! — он отстранился и заглянул в ее быстро наполнявшиеся влагой глаза. — Семаринский — старый дурак, которого уже никто не воспринимает всерьез. Он был маразматиком еще тогда, когда я учился на первом курсе. А ребятки из «Афиши» просто переели своего хипстерского хумуса с фалафелем и жидко обделались. Потому что это не статья, это кусок говна. А ты сейчас дашь мне слово, что ни одному из этих мудаков не позволишь сомневаться в собственном таланте. Поняла?

На лице Татьяны было написано сомнение.

— И не смей шмыгать носом по такому дурацкому поводу! Я в тебя верю, — сказал Илья серьезно. — У тебя уникальные картины. И, кстати, как минимум трое из гостей поинтересовались у моего агента после выставки, сколько стоит заказать у тебя портрет. Вот это настоящий успех!

Про заказы портретов он соврал, но ложь эта возымела действие — смахнув ладонью накатившие слезы, Таня улыбнулась.

— Спасибо! — пробормотала она. — Прости за нервы. Ты так много для меня делаешь!..

— Ты сейчас о выставке или о том, что было ночью? — уточнил он.

Она, наконец, рассмеялась. Илья снова с нежностью привлек ее к себе, поцеловал в лоб, как ребенка, уткнулся носом в горячую шею. Он бы мог просидеть вот так, не двигаясь, целую вечность.

— Сейчас мы с тобой позавтракаем, потом я отвезу тебя домой, или куда там тебе сегодня нужно… а потом, пожалуй… заеду в галерею, по делам.

«Вернее, навещу одного старого, выжившего из ума искусствоведа…»

По будням Семаринский традиционно обедал с четырех до шести в небольшом ресторанчике «Венеция» — этой привычке он не изменял уже несколько лет. Илья вошел внутрь, удостоверился у милой девушки-администратора, что их постоянный клиент уже здесь, и, недобро ухмыляясь, поднялся на второй этаж по кованой лестнице.

Даже столик Семаринский традиционно заказывал один и тот же — в самом дальнем углу зала, за колонной, украшенной вычурной лепниной. Илья прошел между столов — зал был почти пуст — и опустился на стул напротив критика.

При виде Ильи тот замер с вилкой в руке, перестал жевать и настороженно уставился на визитера.

— Нисуаз с тунцом! — сказал Илья, глянув в тарелку. — Отличный выбор!

Семаринский неопределенно колыхнул желеобразным лицом.

— А я еду мимо — дай, думаю, загляну, поздороваюсь! Вдруг Мстислав Анатольич здесь, любезный. Как раз и выставку обсудим!..

После фразы о выставке у Семаринского не осталось сомнений, о чем пойдем речь, и он мрачно поджал пухлые девчачьи губы, блестевшие от жира.

Подошел официант, поинтересовался, будет ли Илья что-то есть или пить. Илья, подумав, заказал себе двойной эспрессо. Все это время Семаринский буравил его взглядом сквозь толстые стекла очков. Наконец, когда официант оказался на безопасном отдалении, Семаринский вытер губы салфеткой и, наклонившись над столом, пробормотал:

— Произошло недоразумение…

— Именно! — улыбнулся Илья. — Недоразумение! И как же нам его исправить?

— Никак, — отрезал Семаринский. И умолк.

Илья с недоумением оглядел сидящего напротив Мстислава Анатольевича, в очках и пестром шейном платке больше похожего на большую морщинистую черепаху.

— Но вы ведь взяли деньги! — напомнил Илья.

— Деньги я вам верну! — засуетился Семаринский. Отодвинул тарелку, полез в стоящий рядом на стуле кожаный портфель, зашелестел какими-то бумагами и достал наконец черный конверт с двумя золотыми полосками, в котором несколько дней назад Илья вместе с персональным приглашением на выставку привез ему домой две тысячи евро.

Теперь Семаринский положил конверт на стол и пододвинул его к Илье.

— Все здесь, можете пересчитать! — вполголоса сообщил он.

Таскает конверт с собой — значит, знал, что рано или поздно его придется вернуть.

— Да что происходит? — взорвался Илья. — Мстислав Анатольич, дорогой мой, что стряслось? Вы же всегда так лояльно относились ко мне.

— К вам — да! — горячо заверил Семаринский, взяв Илью за руку пухлыми холеными пальцами. — К вам — со всем уважением и восторгом! Вы же — событие! Вы — новатор, смело раздвигающий границы и нормы искусства. Каждая ваша работа…

— Хватит, хватит! — прервал его Илья. — Со мной все ясно. Но с Татьяной-то что? Я же просил, всего один абзац. Не надо превозносить до небес, положительного отзыва было бы достаточно! А вы что написали? Вернее, зачем вы изменили уже утвержденный текст? С вами что, посреди ночи затмение приключилось?

Семаринский открыл рот, потом закрыл его и какое-то время просидел, глядя куда-то мимо Ильи. Глотнул воды из бокала, кашлянул.

— Я… не считаю, что ее работы… достойны положительного отзыва.

Илья буквально подскочил на месте. Лишь появившийся официант остановил его от порыва ухватить Семаринского за ворот щегольской рубашки и тряхнуть хорошенько.

— Только не надо держать меня за идиота! — чтобы как-то успокоиться, Илья принялся остервенело размешивать сахар в своей чашке. — Вы же видите, что она — самородок! Если и было что-то действительно стоящее на моей выставке, так это ее портреты! Вы же не окончательно спятили, чтобы этого не понимать?

Семаринский хотел было что-то ответить, но снова остановился. Илья вдруг понял, что впервые видит этого человека, с которым его всегда связывали приятельские отношения, таким встревоженным.

— Слушайте, если у вас аудит или еще что-то, и вы не понимаете, как задекларировать эти две тысячи, давайте мы проведем их официально. Я выпишу вам от галереи какой-нибудь грант, или возьмем вас лектором на воскресные дни, встретитесь пару раз со студентами для галочки, и дело с концом. А отзыв вы поменяете. То есть напишете другой. Ясно, что эту колонку уже не исправишь, но если следом разместить еще одну…

— Исключено! — затряс головой Семаринский. — Менять своего мнения об этой вашей… подопечной… я не намерен.

Да он просто издевается, решил Илья. Или набивает себе цену.

— Если расценки изменились, могли бы предупредить. Хотите еще две тысячи?

— Я ничего у вас не возьму, Илья! — предостерегающе взмахнул рукой собеседник.

— Ерунда какая-то… На вас что, кто-то давит? — продолжал напирать Илья. — Это какой-то тонкий наезд на мою галерею? Меня, типа, хвалить, а моих авторов ругать?

— Перестаньте задавать вопросы! — вскричал Семаринский. — Ответить я на них все равно не смогу. Не смогу, понимаете? — перешел на шепот перепуганный критик и почему-то оглянулся. За его спиной на роскошном офорте плыли по Гранд-каналу неторопливые гондолы.

Илья опешил. Он окончательно перестал что либо понимать. Одно было ясно — взмокший от волнения искусствовед и критик Мстислав Семаринский не скажет ему больше ни слова.

— А знаете, оставьте деньги себе, — отодвинул конверт Илья. — Мало ли — пригодятся. На лекарства… — добавил он насмешливо.

Не притронувшись к своему кофе, Илья встал, брезгливо бросил на стол пятисотенную купюру и вышел.

19

До галереи он пошел пешком — надеясь, что злость выветрится по дороге. Не помогло. При виде Юли, разговаривающей с кем-то по телефону на повышенных тонах, ему захотелось громыхнуть кулаком о стену. Юля прикрыла трубку рукой и покачала головой.

— Главред «Афиши» уперся рогом, — произнесла она одними губами. — Говорит, редакция оставляет за собой право…

— Дай трубку! — Илья нетерпеливо забрал у нее телефон. — Гриша, здравствуй, дорогой! Это Свирин. Как поживаешь?

— Отлично поживаю, спасибо! — жизнерадостно отозвалась трубка приятным баритоном. — А ты как?

Илья обалдело покачал головой — три дня назад на выставке обладатель этого баритона, выжрав литр халявного коньяка, называл его братом, делал селфи в его компании и предлагал вместе рвануть зимой на Бали посерфить. А теперь этот деятель столичной культуры, этот навозный жук, напечатав мусорную статейку за его же деньги, как ни в чем ни бывало интересуется, как у Ильи дела! Поистине, человеческая наглость не имеет границ.

— Я — лучше всех! — воскликнул Илья. — Читаем с Юлей ваш материальчик, не можем налюбоваться!

— Да… — чуть убавил оптимизма баритон. — Тут такое дело…

— Слушаю внимательно! — Илья уселся в кресло.

— Эмм… — после паузы начал Гриша. — Ты же понимаешь, у нас обозреватели… Они, как бы, имеют право печатать обзоры, которые не всегда совпадают с мнением редакции.

— И?..

— В общем, ты пойми, у нас продвинутое, современное издание. Европейский формат. То, что может нравиться мне, может не нравиться моему колумнисту… И наоборот… То есть я за тебя всеми руками, ты же знаешь! Но колумнист у нас чуть иного мнения… В смысле, не о тебе, конечно, а о твоих ребятках, с выставки…

Илья потер переносицу. Ему вдруг страстно захотелось очутиться сейчас рядом с Григорием, чтобы увидеть, с каким выражением лица тот вешает ему на уши лапшу.

— А ты у нас разве не самый главный редактор? — поинтересовался Илья. — И разве не ты регулярно получаешь от меня разную как бы спонсорскую помощь? Вот взял бы сам и написал эту «как бы рецензию»!

— Старик, пойми, я редактор, но не господь бог, — бубнил баритон, — я не могу вот так запросто переписать обзор. Свободу слова как бы никто не отменял!..

Без сомнения, надо было наведаться к Григорию лично — после фразы о свободе слова Илья с удовольствием съездил бы ему по лицу.

— Свирин, я понимаю, мой человек облажался… Бывает. Как бы сорри, от лица всей редакции, — скороговоркой извинился Гриша. В его голосе не было ни капли раскаяния. — Но у меня к тебе встречное предложение! — внезапно переключился собеседник и снова стал жизнерадостным до омерзения. — Раз уж ты наш постоянный… щедрый… эммм… клиент… Давай рубанем большое интервью с тобой в следующем номере. Завалимся к тебе домой — как мы в прошлом году делали, помнишь? — посидим, ты нам про контракт с японцами расскажешь, да и вообще, там, о планах на будущее… о чем захочешь! Свободный формат, два разворота, заголовок интервью вынесем на обложку…

— Гриша! — перебил его Илья. — В жопу твое интервью и твою обложку! Мне нужно опровержение! Одно маленькое, но очень внятное опровержение.

В трубке возникла напряженная пауза.

— Кхм! — подавился баритон. — Не могу!

— Да вы что, с Семаринским сговорились, что ли? — заорал Илья. — Я вас что, родину прошу продать?

— А что, Семаринский тоже? — обрадованно ухватился за соломинку Григорий. — Ну вот видишь, старик… если даже Семаринский не в восторге…

— Слушай сюда, гнида мелкая! — рявкнул Илья. — Первое — можешь свернуть свой говножурнальчик трубочкой и сунуть его в свою трусливую задницу. Второе — никаких больше денег, спонсорских пакетов или моей личной поддержки ваших, прости господи, фестивалей вегетарианской еды и чемпионатов по пинг-понгу в парке Горького ты не увидишь. Трахайтесь сами!

Гриша в трубке крякнул, но промолчал.

— И третье — постарайся со мной нигде лично не пересекаться. Понял?

Илья бросил трубку.

— А что с «Музеем сегодня»? — поинтересовался он у Юли мрачно.

— Та же фигня. Вот распечатка статьи, — она ткнула в лежащие на столе листки. — Можешь не читать, там почти слово в слово, как у Семаринского, про вторичность и непрофессионализм… Главред в отпуске, заграницей, трубку, ясен пень, не берет, а девочка-верстальщица вчера ночью сломала ногу. То есть даже если бы главред дал добро, технически верстальщица в больнице, и…

— Переделать они ничего не успеют, — закончил за нее Илья.

Оба помолчали.

— Илья, это все мои косяки. Я недоглядела. Можешь меня уволить, конечно… — подавленно произнесла пиарщица, — но если хочешь знать мое мнение, то это даже к лучшему. Я понимаю, ты хотел… эмм… сделать Татьяне приятное… — Юля бросила на него быстрый взгляд. — Но эти рецензии, они же ничего не значат! Ты же все понимаешь! Завтра будет новый инфоповод, и другие люди попадут под раздачу… Индустрия так и работает. К тому же, не мне тебе объяснять, что черный пиар в сто раз результативнее…

— Я-то понимаю! — с нажимом произнес Илья. — Но я — циничная скотина, у меня шкура пуленепробиваемая. И я лично вертел всех — и «Афишу», и Семаринского, да хоть самого министра культуры, если его что-то там не устраивает. А Таня…

Илья запнулся.

— Ты вообще представляешь, как себя чувствует человек, у которого случилась первая в жизни выставка? Лично я прекрасно помню, как несколько лет назад я сам подпрыгивал, словно дрессированная собачка, и заглядывал в лицо каждому, кто пришел глянуть на мои работы. Одного косого взгляда достаточно, чтобы перестать писать и решить, что ты абсолютная бездарность. А уж если об этом заявляют такие люди, как Семаринский…

Он вскочил и зашагал туда-сюда по кабинету.

— Юлька, меня поимели за мои же деньги! Я вообще ничего не понимаю. Это что, новый тренд — брать бабки и отскакивать? Типа, в стране кризис, руби бабло любым способом? Тоже мне, независимые эксперты! Я — заказчик, а они — исполнители! И за те деньги, которые я им отвалил, они должны были не просто положительную рецензию черкануть, а сделать из Татьяны нового Уорхола!..

Илья вдруг понял, что Юля растерянно смотрит куда-то за его спину. Обернулся — в дверях стояла Таня.

Дьявольщина!

— Привет! — после паузы сказала она треснувшим голосом. — А я вот отпросилась с работы… не могла там сидеть…

Илья лихорадочно прикидывал, слышала ли Татьяна последнюю фразу.

— То есть я настолько бездарна, что тебе пришлось платить деньги за положительные отзывы? — спросила она.

— Ты не так поняла! — рванул к ней Илья, обнял за плечи. — Это обычная реклама. Анонс выставки, фотоотчет с выставки…

— Танечка! — произнесла примирительно Юля. — Поверьте моему опыту — талантливых авторов поначалу всегда воспринимают в штыки. Это обычная зависть…

Татьяна холодно улыбнулась.

— Вы очень складно врете! — прошептала она и, высвободившись, вышла из кабинета.

Илья растерянно остался стоять в дверях, глядя, как она удаляется по коридору. Он вдруг почувствовал себя героем дешевой мелодрамы, в которой события, вопреки здравому смыслу, разворачиваются с ошеломительной скоростью, а персонажи необъяснимым образом валятся друг другу на голову в самый неподходящий момент. Если отрицательные рецензии еще можно было как-то объяснить наглостью людей, которым Илья заплатил деньги, то появление Татьяны в дверях его кабинета ровно в тот момент, когда он обсуждал это с Юлей, было и вовсе какой-то чертовщиной.

Еще утром он был обожаемым любовником, а спустя полдня стал персоной нон-грата.

Слишком много совпадений случается в последнее время…