Шахнаме: иранская летопись Великой Империи XII–XVII веков Носовский Глеб
14. Гибель Сиавуша именно «из-за женщины» еще раз звучит в Шахнаме
На этот раз очень громко
В предыдущем разделе мы видели, что Сиавуш (Иван Молодой) погибает из-за конфликта с царем Афрасьябом. Немалую роль при этом сыграло то обстоятельство, что Сиавуш женился на дочери туранского шаха. Поэтому некоторые хронисты вполне могли решить, что царевич погиб «из-за женщины». Однако надо сказать, что иранский Эпос относится к туранке Ференгис, жене Сиавуша положительно. Это расходится с оценкой Елены Волошанки в русских источниках, рисующих ее, в основном, черными красками. Тем не менее, пройдя чуть дальше по тексту Шахнаме, мы неожиданно обнаруживаем, что смерть молодого царевича Сиавуша ИМЕННО ИЗ-ЗА ЖЕНЩИНЫ повторно описана в иранской поэме, причем на сей раз весьма отчетливо. Более того, эта «плохая женщина», виновница гибели царевича, нам уже хорошо известна. Это — Судабе, которая ранее уже отождествилась у нас с Есфирью (Еленой Волошанкой), см. выше. Она представлена как иранская царица. Итак, в нижеследующем разделе соответствие таково: иранский шах Кей-Кавус — это Иван Грозный, иранская царица Судабе — это Есфирь, а иранский царевич Сиавуш — это Иван Молодой. Иными словами, мы вновь возвращаемся в один из фантомных дубликатов, обнаруженных нами ранее.
Фирдоуси сообщает о событиях в Иране: «Плачет весь край о царе молодом. Лишь только о смерти питомца узнал, пал навзничь великий (царь Кей-Кавус — Авт.), весь край застонал…
Промолвил Ростем возглавлявшему край (Кей-Кавусу — Авт.): „Посеял ты зло — урожай собирай! Любовь к Судабе и неистовый нрав тебя погубили, венец твой поправ. Теперь, о владыка, увидел ты сам, что вверился моря коварным волнам. Недобрые мысли твои принесли несчастье народу иранской земли. Уж лучше сошел бы державы глава в могилу, ЧЕМ ЖЕНЩИНЫ СЛУШАТЬ СЛОВА… ВЕДЬ ЖЕНСКИМ НАВЕТОМ СРАЖЕН СИАВУШ — столь мудрый и славный, и доблестный муж“», с. 269.
Далее следует раздел поэмы под примечательным названием «Ростем убивает Судабе». Все верно. Мы уже говорили, что Елена Волошанка (Есфирь) была, скорее всего, казнена. Во всяком случае, так утверждает западно-европейская версия, в которой она описана как Мария Стюарт. То же самое сообщает и Фирдоуси о царице Судабе.
«Взглянул на Ростема пристыженный шах. Увидя Могучего в гневе, в слезах, в ответ он и слова промолвить не смог: из глаз венценосного хлынул поток. Воитель, с владыкой страны разлучась, в покой Судабе устремился тотчас, КОВАРНУЮ С ТРОНА НИЗВЕРГ, из дворца прочь за косы выволок, подле крыльца РАССЕК ПОПОЛАМ ЗАКАЛЕННЫМ МЕЧОМ… А царь и не дрогнул на троне своем. Суровый, от ярости бледный, Ростем в палаты свои воротился затем», с. 270.
ВЫВОД. Иранский Эпос достаточно подробно описал историю Ивана Молодого и Ивана Грозного, назвав их, соответственно, Сиавушем и Кей-Кавусом (а также Афрасьябом). При этом Елена Волошанка (Есфирь) описана под именами Судабе и Ференгис. При этом в царице Судабе «больше от Есфири», чем в царевне Ференгис.
15. Строительство Москвы как столицы Иваном Грозным в XVI веке описано в Шахнаме как возведение туранской столицы «Канг», а также как строительство города «Сиавушгорд»
Согласно нашим результатам, в середине XVI века Иван Грозный покидает Ярославль = Новгород — прежнюю столицу Руси-Орды — и основывает новую столицу. Для этой цели избрано поселение Москва, выросшее на месте Куликовской битвы 1380 года. Его и было решено превратить в новую столицу Великой Империи. Место было знаменитое, освященное. Возводится каменный Кремль, вокруг которого вырастает большая столица. В это самое время создается и подземная Москва, описанная потом в «античных» источниках как знаменитый египетский Лабиринт. Кроме того, Москву называли также «Вавилонской Башней». Такое наименование есть, например, в ветхозаветной книге Бытие. Далее, как мы выяснили, в Библии строительство каменной Москвы названо возведением Второго Иерусалима, см. ветхозаветные книги Ездры и Неемии. Подробности изложены в наших книгах «Библейская Русь» и «Реконструкция».
Опираясь на возникшее теперь у нас понимание сути иранского Эпоса, можно сделать следующий логический шаг и заключить, что в Шахнаме должно быть описано возведение Москвы — новой столицы Русско-Ордынской Империи — при Иване Грозном и Иване Молодом (Сиавуше). Наш прогноз оправдывается. Вот что сообщает Фирдоуси.
Туранский царь Афрасьяб, вручая царевичу Сиавушу его Царство, говорит: «„Обширный свой край объехать не хочешь ли? В путь выступай. По нраву тебе коль отыщется град, что сделать столицею будешь ты рад — останься и весело там заживи“…
Литавры и трубы запели; с собой ведет Сиавуш закаленных бойцов, и множество перстней везет и венцов, походных шатров и оружья. Меж тем, в дорогу собрался и царский гарем. Воссела в парчовом шатре Ференгис (Есфирь? — Авт.), и вышел обоз, и бойцы понеслись…
ДОШЛИ ДО СЕЛЕНЬЯ, пленявшего взор: с одной стороны — моря синий простор, высокие горы с другой стороны, леса заповедные дичи полны, древесная сень и журчащий родник… Пирану сказал Сиавуш: „Этот край влечет мое сердце, земной это рай. ВОЗДВИГНУ Я ЗДЕСЬ БЛАГОДАТНЫЙ ПРИЮТ… ПРОСТОРНЫЙ И СВЕТЛЫЙ РАСКИНЕТСЯ ГРАД; дворец — что ни дом, что ни улица — сад. ЗДЕСЬ ЗАМОК ХОЧУ ВОЗНЕСТИ ДО ЛУНЫ… ТАКУЮ ПОСТРОИМ СТОЛИЦУ, ЧЕЙ ВИД БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ, СТРОЙНЫЙ ВЕСЬ МИР УДИВИТ“», с. 198–200.
Итак, царь с войском, своим двором и царицей выступил из прежней своей резиденции в поисках места для новой столицы. Место нашли. Вероятно, Москва-река названа здесь «синим морем», а холмистая местность, в частности, Боровицкий холм, — «горами». Отмечены заповедные леса, красивая природа. Все правильно. Территория будущей Москвы была лесистой, с родниками. Царь говорит, что намерен возвести здесь замок «до луны». Вероятно, речь идет о начале строительства Московского Кремля.
Следующий раздел поэмы называется так: «Сиавуш строит город Канг». Вероятно, название КАНГ происходит от слова ХАН или КАГАН. То есть новую столицу тут именуют ХАНСКОЙ. Что верно.
«Спою одеяньях седой старины, о Канге, прославленном граде, что встарь возвел Сиавуш, многодоблестный царь… О городе Канге сказанье теперь послушай, и разумом светлым поверь, что нет ему града второго подстать, и края отрадней нигде не сыскать. Усердным трудом Сиавуш в старину тот город воздвиг и украсил страну. Лежит ЗА РЕКОЮ (за Москвой-рекой? — Авт.) безбрежный простор… Там крепость на круче стоит (Кремль? — Авт.), и город она за стенами таит. Фарсангов до сотни — окружность горы… и в крепость пути не сыщешь: в ворота лишь можно войти. Вкруг города встала громада стены, в ней больше чем тридцать фарсангов длины; на этой стене даже горстка мужей защитой бы стала твердыне своей, хотя бы напало сто тысяч бойцов…
Проникнув за стену, увидишь ты град, где взоры чарует то замок, то сад; роскошные бани, журчание вод, украшены улицы, весел народ. Уйти не захочешь из этой страны! … Весь край — цветник благовонный, сияющий рай. Град мерой персидской измерь — ширины в нем тридцать раз тридцать и столько ж длины. Дивит высотою крутая гора… Объехав Туран, для себя ее встарь избрал Сиавуш, полный доблести царь… ВТОРУЮ ВКРУГ ГОРОДА СТЕНУ ВОЗДВИГ, для этого камень с известкою взяв, и мрамор, И НЫНЕ ЗАБЫТЫЙ СОСТАВ. Сто рашей — той крепкой ограды длина, и больше чем тридцать — ее толщина; бессильны пред ней и стрела и таран… На выси крутой неприступна стена, возносится на два фарсанга она… Построил владыка невиданный град… Светла и прекрасна столица была», с. 202–203.
По-видимому, здесь говорится, в частности, о Московском Кремле. Вместо «моря» теперь говорится о реке. Вероятно, о Москве-реке. Отметим, что вокруг города было возведено два пояса крепостных стен. Из истории Москвы известно, что «в 1599–1600 годах… построен ВТОРОЙ РЯД более низких крепостных стен вдоль реки Москвы» [662], с. 86. Получается, что иранский автор Фирдоуси творил не ранее 1599–1600 годов, раз он упомянул о строительстве второй стены вокруг города. Напомним, что через некоторое время вокруг Кремля возвели еще один, третий, пояс крепостных стен, рис. 5.31.
Рис. 5.31. Спасская башня московского Кремля в XVI–XVII веках. Фрагмент плана Кремленаграда, около 1600 года. Обратите внимание на тройной пояс Кремлевских стен в ту эпоху. Взято из [96], с. 53, илл. 28.
Как мы отмечаем в книге «Библейская Русь», гл. 10, тройной пояс крепостных стен Кремля выстроили, скорее всего, довольно быстро, без значительных перерывов.
Обратите внимание, что иранский Эпос говорит здесь о каком-то «забытом составе», использовавшемся при возведении каменных сооружений. Не исключено, что имеется в виду какой-то вид геополимерного бетона — важного открытия имперских мастеров эпохи XIV–XVI веков. С его помощью созданы многие знаменитые памятники и здания «Древнего» Египта, см. нашу книгу «Империя», гл. 19. Потом секрет «искусственного камня» был утрачен и алхимики XVII–XVIII веков безуспешно пытались его восстановить, «найти философский камень».
Шахнаме приписывает возведение новой столицы Сиавушу, то есть Ивану Молодому. На самом деле, основная инициатива принадлежала Ивану Грозному. Может быть, иранские летописцы, удаленные от метрополии Великой Империи, иногда путали отца и сына.
Пойдем дальше по тексту поэмы. Выскажем следующую мысль. Поскольку, как мы теперь понимаем, речь в Эпосе идет здесь о московских событиях XVI века, то превращение Москвы в столицу произошло в мрачную эпоху смуты и Опричнины. Следовательно, все это должно как-то отразиться в Шахнаме. Все верно. Отразилось. Судите сами.
Царь Сиавуш, показав туранцу Пирану окрестности своей новой столицы, возвращается домой «в печали немой. И вдруг говорит звездочету: „Скажи, но только, смотри, без уверток и лжи: МНОЙ ГОРОД БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ СООРУЖЕН — в нем счастлив я буду иль горем сражен?“
Глава звездочетов промолвил в ответ: „ТЕБЕ БЛАГОДАТИ В ТОМ ГОРОДЕ НЕТ“. И царь на провидца прикрикнул в сердцах. Но слезы блеснули на царских очах… Тревогой объята душа. „Владыка, — Пиран прозорливый спросил, — от горя какого лишился ты сил?“ А тот отвечает: „Покой мой исчез, страшусь приговора высоких небес. Как дивно ни блещет мой царственный дом, как много сокровищ ни собрано в нем, ВСЕ В РУКИ ВРАГУ МОЕМУ ПОПАДЕТ, всесильный раздавит меня небосвод“» [876:2 г], с. 203–204.
По-видимому, здесь переплелись две темы: скорая гибель Ивана Молодого (Сиавуша) и кровавая смута Опричнины, вскоре накатившаяся на Русь-Орду. Далее Фирдоуси вновь вкратце повторяет историю смерти Сиавуша. Мы опустим этот очередной дубликат.
Однако затем иранский Эпос снова погружается в повторный рассказ о возведении новой столицы Царства царя Сиавуша. Знакомая нам картина многочисленных дубликатов. Фирдоуси, или его редакторы, поместили рядом друг с другом несколько слегка различных повествований о возведении каменной Москвы. Но сначала назвали ее КАНГОМ, а потом — СИАВУШГОРДОМ. При этом сообщаются некоторые новые интересные детали. Данный раздел называется так: «Сиавуш строит Сиавушгорд».
Царь Афрасьяб сообщает, что он нашел и передает Сиавушу достойную страну, в которой царевичу будет хорошо. Сиавуш тут же выступает в поход, чтобы вступить во владение новыми землями.
«Собрал караван Сиавуш и тотчас в путь выступил, царский исполнив наказ. За ним десять тысяч неслись удальцов, иранских бойцов и туранских бойцов. Верблюдов отборных с ним тысяча шла, и не было грузам богатым числа. Сто рыжих верблюдов с дирхемами шли, а сорок верблюдов динары везли, шатрами все прочие нагружены, и каждый шатер — для нарядной жены… Шел в тридцать верблюдов еще караван. Вот с места и вождь, и дружина снялись и в солнечный Хоррембехар понеслись, ТАМ ГРАД ЗАЛОЖИЛ ОН, УКРАСИВ СТРАНУ, в длину два фарсанга и два в ширину. Высокий дворец в этом граде возник, сад, полный прохлады, и пестрый цветник. И роспись везде на стенах галерей: сраженья, охоты, забавы царей. Там шахов иранских престол золотой…
Молва облетела Иран и Туран… о городе стройном, где жизнь весела, где в небо уходят дворцов купола… И стал называться он Сиавушгорд, и каждый блистательным городом горд», с. 208–209.
Итак, возводится новая столица. Причем вновь подчеркнуто, что этому предшествовал воинский поход, во время которого были перевезены многочисленные грузы, царская казна, царский двор вместе с женами и т. д. Скорее всего, перед нами — отражение переноса ордынской столицы из разгромленного Ярославля-Новгорода в поселение Москва, превращенное потом Иваном Грозным в каменный роскошный город. Было это в середине XVI века, а вовсе не в чудовищной «персидской древности».
Далее Фирдоуси сообщает, что в новую столицу прибывают знатные туранцы. Слава Сиавушгорда распространяется широко. Всех восхищает царский дворец, его убранство, богатства. Земля богата, «от снеди бесчисленной ломится стол. Вино и певцы…», с. 210. Во дворце поселилась царица Ференгис, уже отождествившаяся у нас ранее с Есфирью = Еленой Волошанкой.
ВЫВОД. В Шахнаме рядом поставлены два дубликата, говорящие о возведении новой столицы царя Сиавуша. Она названа как КАНГОМ, так и СИАВУШГОРДОМ. Согласно нашей реконструкции, это город Москва.
16. Рождение и юность Кей-Хосрова — это еще одно отражение истории Андроника-Христа
Сразу после трагической гибели Сиавуша, иранский Эпос переходит к рождению его сына Кей-Хосрова. Любопытно, что «юность Кей-Хосрова» оказывается еще одним отражением истории юного Андроника-Христа на страницах Шахнаме. Получается, что это уже ДЕСЯТЫЙ «евангельский дубликат» такого рода, обнаруженный нами в поэме Фирдоуси. Отсюда видно, сколь глубокое впечатление произвела на древних летописцев история Андроника-Христа. Она сильно «размножилась» (на бумаге) и под разными названиями несколько раз попала в различные разделы Шахнаме. Забегая вперед, сразу скажем, что, вероятно, туранец Пиран здесь — это евангельский Иосиф; Сиавуш, являющийся в небе, — это Дух Святой; Ференгис — это Дева Мария; царь Афрасьяб — это евангельский царь Ирод; родившийся Кей-Хосров — это Андроник Христос. Кстати, как сообщает Энциклопедия Брокгауза и Ефрона, имя ХОСРОВ означает по-персидски, попросту, ЦАРЬ [988:00], «Хосрой». Это — титул, а не имя. Следовательно, так могли называть самых разных правителей.
Итак, вот что сообщается. «И видит Пиран удивительный сон: КАК СОЛНЦЕ, СИЯЮЩИЙ СВЕТОЧ ЗАЖЖЕН. НА ТРОНЕ СИДЯЩИЙ С МЕЧОМ СИАВУШ ВЗЫВАЕТ: „Что дремлешь, о доблестный муж! … Сей ночью рождается шах Кей-Хосров!“
Пиран задрожав, пробудился от сна и с ним солнецеликая встала жена. „Ступай, — говорит ей Пиран, — торопись, войди осторожно в покой Ференгис. Сейчас Сиавуша я видел во сне, ПОДОБНОГО СОЛНЦУ ИЛЬ ЯСНОЙ ЛУНЕ“…
Вбежала и видит: царицей-луной царевич рожден красоты неземной… Увидеть младенца Пиран поспешил; увидя, восславил владыку светил… И что ж? ГОДОВАЛЫМ УЖ КАЖЕТСЯ ОН!
О павшем властителе вождь зарыдал и щедро хулу Афрасьябу воздал. Дружине сказал именитый глава: „Пусть кару приму я за эти слова, пусть буду я брошен чудовищу в пасть, ДИТЯ НЕ ОТДАМ ДУШЕГУБУ ВО ВЛАСТЬ!“ …
Явился Пиран пред владыкой своим, надежду тая и тревогой томим. Дождавшись, пока остальные ушли, сказал он, приблизясь к владыке земли: … „Под сенью твоею раб новый вчера рожден — воплощенье красы и добра. Подобного в мире не сыщется; он, ты скажешь, ИЗ ЛУННОГО СВЕТА РОЖДЕН… Воскресла в нем древних царей благодать“…
Смягчил Афрасьяба создатель миров, и взор властелина не столь уж суров… Вздохнул сокрушенно и горестно он, РАСКАЯЛСЯ, ВСПОМНИВ СВЕРШЕННОЕ ЗЛО, что столько страданий душе принесло. Пирану сказал он: „МНЕ БЕДЫ ГРОЗЯТ, так было предсказано годы назад… НА ЗЕМЛЮ ВЕЛИКИЙ ВЛАДЫКА ПРИДЕТ… ОН БУДЕТ НАРОДАМИ ВСЕМИ ЛЮБИМ, Иран и Туран преклонятся пред ним… Что делать! Горюй, не горюй, все равно… Пусть отрок (Кей-Хосров — Авт.) живет, но от града вдали; ТЫ В ГОРЫ ЕГО К ПАСТУХАМ ОТОШЛИ. Там пусть вырастает, не зная, кто он, и кем и зачем скотоводам вручен. О предках, о прошлом тогда вспоминать не станет, не сможет науки познать“.
Такие вел речи владыка: он мнил, что мир вероломный свой нрав изменил… Вождь (Пиран — Авт.) радостный вышел, к Хосрову спеша… и славить царевича не уставал…
Призвал скотоводов со склонов Колу, царевича им поручил и… наказывал вождь: „Больше жизни своей любите, лелейте его… во всем угождайте ему“…
„О вождь, — пастухи отвечали тотчас, — усердно исполним твой каждый приказ“. С МЛАДЕНЦЕМ КОРМИЛИЦУ ОН СНАРЯДИЛ и щедрой рукой пастухов наградил…
И В ГОРЫ МЛАДЕНЦА С СОБОЙ УНЕСЛИ. Года проходили, в безвестности он рос, щедро дарами небес наделен. Когда ИСПОЛИНУ седьмой миновал, он доблестью славный свой род затмевал. ЛУК СДЕЛАЛ из жерди отважный стрелок, скрутил тетиву из овечьих кишок… и лук оснастил» [876:2 г], с. 255–258. Далее много говорится о том, что Кей-Хосров необычайно искусно владел своим луком. Он охотился на ланей, тигров и львов.
Остановимся и обдумаем сказанное.
Здесь в иранском Эпосе погибший царь Сиавуш предстает совсем в ином виде, чем раньше. Он появляется в виде солнца, сияющего светоча, восседающим на троне с мечом, как небесное видение. Он привиделся Пирану во сне и возвестил ему весть о скором рождении замечательного младенца Кей-Хосрова.
Вероятно, перед нами — известный евангельский сюжет о явлении Ангела, а затем Святого Духа. Напомним, что Ангел возвещает скорое рождение Иисуса Христа. Святой Дух, как член Троицы, описан в Шахнаме в виде Бога-Отца или самого Христа на небесном троне.
Согласно Шахнаме, небесную весть о рождении Кей-Хосрова, получает Пиран. По-видимому, так в иранском источнике назван евангельский Иосиф. Ангел объяснил Иосифу, что у Девы Марии родится сын, которого следует принять и сберечь (Матфей 1:18–24). Иосиф так и поступил.
Следовательно, в данном месте иранского Эпоса туранская царица Ференгис является фантомным отражением Девы Марии. А родившийся Кей-Хосров — отражением Иисуса Христа.
Важная деталь: иранская поэма утверждает, что Кей-Хосров родился «без отца». То есть когда его отец (Сиавуш) уже умер, погиб от руки врагов. Более того, сказано, что Кей-Хосров родился «из лунного света».
Все это хорошо согласуется с Евангелиями, согласно которым, отцом Христа был Дух Святой. То есть земного отца у Иисуса не было. Кроме того, явление Духа Святого часто изображали в виде луча света, упавшего с небес на Деву Марию. Мы подробно говорили об этом сюжете выше, в предыдущей главе.
Фирдоуси сообщает, что Пиран исключительно доброжелательно отнесся к появившемуся на свет младенцу Кей-Хосрову. Он заботится о младенце и старается оградить его от опасности.
Так, по-видимому, на страницах Шахнаме отразился евангельский рассказ об Иосифе, который всячески помогает Марии и спасает свое семейство от врагов.
Как сообщает Фирдоуси, юному Кей-Хосрову угрожает смертельная опасность со стороны царя Афрасьяба, врага Сиавуша (отца Кей-Хосрова). Коварный Афрасьяб узнает о рождении Кей-Хосрова и если бы не мольба Пирана, упорно защищающего Младенца, может быть, царь приказал бы убить сына Сиавуша.
Аналогично, по Евангелиям, жизнь Младенца Иисуса оказывается в опасности, поскольку царь Ирод, узнав о Его рождении и что Он объявлен молвой Царем Иудейским, испугался за свой трон и возжелал убить Христа. Ирод отдает приказ солдатам перебить всех вифлеемских младенцев в возрасте до двух лет.
Фирдоуси говорит, что Пиран спасает юного Кей-Хосрова, отправив его вдаль, в горы, к пастухам, в пустынные места. Пиран желает уберечь Младенца от гнева Афрасьяба. Якобы отъезд юного Кей-Хосрова происходит с ведома плохого царя Афрасьяба, убившего ранее отца Кей-Хосрова, то есть Сиавуша. Младенца увозят к скотоводам, причем его сопровождает некая кормилица. Имя не названо.
Скорее всего, это — отражение известного бегства Святого Семейства в Египет (то есть на Русь). Бегут — Иосиф и Мария с Младенцем. Ранее мы подробно разбирали много отражений этого эпизода. В том числе и в римской истории, где описывается судьба царственных младенцев Ромула и Рема, оказавшихся в пустынном месте из-за желания плохого царя убить их. Аналогичный сюжет есть и в жизнеописании персидского царевича Кира, см. нашу книгу «Христос и Россия…», гл. 2.
Выходит, что иранский Эпос в данном месте назвал Иисуса — Кей-Хосровом, евангельского Иосифа — туранцем Пираном, а Марию Богородицу — кормилицей (без имени).
Андроник-Христос был необычайно высокого роста, см. книгу «Царь Славян». Аналогично, иранская версия подчеркивает, что Кей-Хосров был ИСПОЛИНОМ. То есть, весьма немалого роста.
В «византийском» жизнеописании императора Андроника-Христа говорится, что он искусно владел луком. В частности, поражал врагов во время мятежа против него в Царь-Граде, см. книгу «Царь Славян».
Иранский Эпос тоже подробно говорит о луке, сделанном юным Кей-Хосровом «из гнутой жерди и овечьих кишок». Молодой богатырь прекрасно овладел этим оружием и поражал стрелами даже тигров и львов. Неплохое соответствие с описанием «византийского» хрониста Никиты Хониата.
ВЫВОД. Иранская версия рождения и юности Кей-Хосрова является одним из вариантов описания Рождества Христова и юности Иисуса. В дальнейшую «биографию» Кей-Хосрова вошло уже много другого материала из эпохи XIII–XVI веков. Об этом — ниже.
Однако нам еще рано расставаться с евангельскими мотивами в данном разделе Шахнаме. Дальнейшая история Кей-Хосрова тоже содержит следы параллелей с Христом. На сей раз не очень четкие, но все-таки заметные. Задержимся на них.
17. Возвращение повзрослевшего Кей-Хосрова в столицу — это появление взрослого Христа в Иерусалиме незадолго перед распятием
Через довольно длительное время, после своего пребывания у «пастухов», Кей-Хосров возвращается в царство плохого царя Афрасьяба. При этом Кей-Хосров уже повзрослел. Его приводит все тот же Пиран. Иранский Эпос говорит: «Стал юноша витязю светом очей; любя ненаглядного все горячей, страшась за него, Афрасьяба кляня, ни ночи не знал он спокойной, ни дня; питомцу все силы души посвятил», с. 259–260. Перед нами — еще один штрих в пользу отождествления (в данном месте) витязя Пирана с евангельским Иосифом, заботившимся об Иисусе.
В то же время, тема возвращения Иисуса нам хорошо знакома по Евангелиям. Христос прибывает в Иерусалим уже взрослым, въезжает в город как Царь, под приветственные возгласы народа. При этом в Иудее правит плохой царь Ирод. Считается, что это «не тот Ирод», который был во время младенчества Иисуса. Мы условно называем этих «двух Иродов» так: Ирод Первый и Ирод Второй. Все дело в том, что старинные летописцы, как мы выяснили, иногда путали детство Христа с его Страстями перед распятием. Поэтому в Евангелиях и появились «два плохих Ирода», якобы различные люди.
Итак, согласно иранской версии, Кей-Хосров возвращается в столицу, где его заботливо опекает туранец Пиран. Как мы сейчас увидим, в данном месте персидского Эпоса, «Пиран» является, возможно, отражением прокуратора Понтия Пилата. Напомним, что этот римлянин, занимавший видный государственный пост, отнесся к Христу доброжелательно и даже пытался спасти его от преследований иудейских первосвященников и книжников, требовавших казни Иисуса. Напомним также, что практически все «имена» в Шахнаме являются прозвищами. А потому могли прикладываться к самым разным реальным людям. Так и получилось, что в одной главе «Пиран» — это евангельский Иосиф, а в другой — евангельский Понтий Пилат.
В разделе под названием «Пиран приводит Кей-Хосрова к Афрасьябу» Фирдоуси говорит следующее. Пиран сообщает коварному Афрасьябу, что он придет к нему вместе с Кей-Хосровом, однако просит: «„Меня успокой только словом одним: клянись, что останется он невредим!“… Гнев Афрасьяба утих. И дал он обет властелина святой: … „Клянусь… безвинного юношу не погублю, дыханием гнева его не спалю“…
Умчался Пиран, к Кей-Хосрову спеша… велит он: „ПРИКИНЬСЯ БЛАЖЕННЫМ, смотри! О битве он спросит — про пир говори. Прикинься, как будто не знаешь его. РАЗУМНОГО НЕ ГОВОРИ НИЧЕГО. В речах уничтожив рассудка следы, быть может, сегодня избегнешь беды“.
Короною царской украсил Пиран питомца, по-царски стянул ему стан, велел огневого коня привести. И вот уж Пиран с Кей-Хосровом в пути. Как вихрь, ко дворцу Афрасьяба летят. И все на юнца со слезами глядят. „Дорогу! — кричат перед дверью дворца — Вождь юный явился, ИСКАТЕЛЬ ВЕНЦА!“
Вступает в чертог молодой ВЕЛИКАН. Его к Афрасьябу подводит Пиран. Дед глянул — и пот проступил на челе, ОН ВСПОМНИЛ, СТЫДЯСЬ О СОДЕЯННОМ ЗЛЕ. Пиран, между тем, словно ива дрожит от страха, что юноша будет убит. То милость в душе Афрасьяба, то гнев… Взирает владыка, лицом побледнев. На стать и величие богатыря, на эту осанку и поступь царя. Но вот улыбнулся, себя превозмог…
„О юный пастух! — молвил с лаской в очах, — поведай, что знаешь о днях и ночах? Как жил, расскажи мне, в горах, среди стад“… А тот отвечает: „Нет дичи, увы! Нет стрел у меня, лука нет, тетивы“.
Царь спрашивать стал, как текут времена, про благо и зло, про его пестуна. Ответ был: „Завидев пантеры приют, сильнейшие даже в смятенье придут“.
Расспрашивать стал повелитель юнца про землю иранскую, мать и отца. А тот отвечает: „С неистовым львом не сладит охотничий пес нипочем“.
Царь молвил: „Должно быть, в Иран ты готов помчаться, увидеть главу храбрецов?“ В ответ Кей-Хосров: „Там, где степь и гора, наездника встретил я позавчера“.
Тут царь рассмеялся, от счастья расцвел, с ним ласково снова беседу повел… НАД РЕЧЬЮ БЕССВЯЗНОЙ СМЕЯСЬ, властелин Пирану сказал: „Предводитель дружин, ты прав был, БЕДНЯГА РАССУДКА ЛИШЕН: ему я — о полдне, о полночи он. Ни добрых он дел не свершит, ни грехов. Нет, жаждущий мщения муж не таков! ВЕРНИ ЕГО МАТЕРИ, пусть без забот он в Сиавушгорде отныне живет. Пусть мудрый за ним воспитатель следит, от злых наущений его оградит“…
„Скорей!“ — Кей-Хосрова торопит мудрец, и оба покинули царский дворец», с. 261–263.
Дальнейшее персидское повествование о Кей-Хосрове мы обсудим позже. Здесь же скажем, что оно уже не связано с евангельскими мотивами из XII века и отражает более поздние события, скорее всего, из XVI века.
Итак, о чем тут рассказал нам Фирдоуси? После всего того, что было обнаружено нами выше, ответ напрашивается сам собой. Перед нами — преломленный евангельский сюжет, рассказывающий о Христе, Понтии Пилате и царе Ироде Втором. Обратимся к Евангелиям.
«И как настал день, собрались старейшины народа, первосвященники и книжники, и ввели Его в свой синедрион и сказали: Ты ли Христос? скажи нам. Он сказал им: если скажу вам, вы не поверите; если же и спрошу вас, не будете отвечать Мне и не отпустите Меня; отныне Сын Человеческий воссядет одесную силы Божией. И сказали все: итак, Ты Сын Божий? Он отвечал им: вы говорите, что Я. Они же сказали: какое еще нужно нам свидетельство? ибо мы сами слышали из уст Его.
И поднялось все множество их, и повели Его к Пилату, и начали обвинять Его, говоря: мы нашли, что Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем. Пилат спросил Его: Ты Царь Иудейский? Он сказал ему в ответ: ты говоришь. Пилат сказал первосвященникам и народу: я не нахожу никакой вины в этом человеке. Но они настаивали, говоря, что Он возмущает народ, уча по всей Иудее, начиная от Галилеи до сего места. Пилат, услышав о Галилее, спросил: разве Он Галилеянин? И, узнав, что Он из области Иродовой, послал Его к Ироду, который в эти дни был также в Иерусалиме.
ИРОД, УВИДЕВ ИИСУСА, ОЧЕНЬ ОБРАДОВАЛСЯ, ИБО ДАВНО ЖЕЛАЛ ВИДЕТЬ ЕГО, ПОТОМУ ЧТО МНОГО СЛЫШАЛ О НЕМ, И НАДЕЯЛСЯ УВИДЕТЬ ОТ НЕГО КАКОЕ-НИБУДЬ ЧУДО, И ПРЕДЛАГАЛ ЕМУ МНОГИЕ ВОПРОСЫ, НО ОН НИЧЕГО НЕ ОТВЕЧАЛ ЕМУ. Первосвященники же и книжники стояли и усильно обвиняли Его. НО ИРОД СО СВОИМИ ВОИНАМИ, УНИЧИЖИВ ЕГО И НАСМЕЯВШИСЬ НАД НИМ, ОДЕЛ ЕГО В СВЕТЛУЮ ОДЕЖДУ И ОТОСЛАЛ ОБРАТНО К ПИЛАТУ.
И сделались в тот день Пилат и Ирод друзьями между собою, ибо прежде были во вражде друг с другом. Пилат же, созвав первосвященников и начальников и народ, сказал им: вы привели ко мне человека сего, как развращающего народ; и вот, Я ПРИ ВАС ИССЛЕДОВАЛ И НЕ НАШЕЛ ЧЕЛОВЕКА СЕГО ВИНОВНЫМ НИ В ЧЕМ ТОМ, В ЧЕМ ВЫ ОБВИНЯЕТЕ ЕГО; И ИРОД ТАКЖЕ, ИБО Я ПОСЫЛАЛ ЕГО К НЕМУ; И НИЧЕГО НЕ НАЙДЕНО В НЕМ ДОСТОЙНОГО СМЕРТИ; ИТАК, НАКАЗАВ ЕГО, ОТПУЩУ. А ему и нужно было для праздника отпустить им одного узника. Но весь народ стал кричать: смерть Ему! а отпусти нам Варавву» (Лука 22:66–71, 23:1-18).
Сравним иранскую версию с евангельским рассказом. Наложение выглядит так: Кей-Хосров здесь — это Христос, Пиран — это Понтий Пилат, а Афрасьяб — это царь Ирод.
По Фирдоуси, военачальник Пиран встречается с молодым Кей-Хосровом. Пиран любит ЦАРЕВИЧА, опекает его, старается оградить юношу от опасности. Кей-Хосров назван «искателем венца», то есть претендентом на царский престол.
Согласно Евангелиям, арестованного Иисуса доставляют к Понтию Пилату. Народ именует Христа ЦАРЕМ Иудейским. Римский прокуратор относится к Иисусу доброжелательно, пытается спасти его от ярости первосвященников, книжников и народа иудейского.
Шахнаме сообщает, что затем Пиран устраивает встречу царевича Кей-Хосрова с царем Афрасьябом. Цель встречи — добиться благожелательного отношения грозного царя к царевичу.
Аналогично, по Евангелиям, прокуратор Понтий Пилат отсылает Христа к иудейскому царю Ироду. Дело в том, что сам Пилат не нашел никакой вины за Иисусом, но поскольку Иисус — галилеянин, то следует обратиться также к царю Ироду, дабы узнать его вердикт.
По Фирдоуси, царевич Кей-Хосров предстает перед царем Афрасьябом. Начинается беседа. Шах задает много вопросов царевичу, пытаясь выяснить его намерения. В ответ слышит странные бессвязные речи.
Согласно Евангелиям, происходит беседа царя Ирода с Иисусом, приведенным к нему. Ирод подробно расспрашивает Христа, однако Иисус молчит в ответ. Ясное дело, эта сцена могла быть воспринята царем и его царедворцами как весьма странная.
Иранская версия утверждает, что после длительной беседы с Кей-Хосровом царь Афрасьяб успокаивается. Его прежние опасения, что царевич хочет свергнуть его и отомстить за отца, сменяются высокомерным презрением. Мол, бедняга лишился рассудка, не опасен, а потому казнить его стоит. Лучше всего отправить его к матери, и пусть себе живет спокойно в своем блаженном состоянии.
Аналогично, евангелист Лука сообщает, что в конце концов царь Ирод успокоился, стал насмехаться над Иисусом, «уничижил» его. Затем приказал одеть арестованного в светлую одежду и отослал обратно к Пилату. Пусть, дескать, прокуратор сам разбирается. Не мое это дело. Люди, присутствовавшие при допросе Иисуса у Ирода, вполне могли решить, что к ним привели странного, блаженного человека, не понимающего происходящего. Хотя на самом деле таковым Христос, конечно, не был. Именно такую картину и рисует нам иранский Эпос.
По Фирдоуси, военачальник Пиран и Кей-Хосров благополучно покидают дворец Афрасьяба. Аналогично, согласно Евангелиям, Иисуса отправляют из дворца царя Ирода обратно к прокуратору Пилату, не высказав никаких серьезных обвинений.
Здесь соответствие обрывается. В Евангелиях далее описывается предание Христа на казнь, а в этом месте поэмы Шахнаме ничего подобного о судьбе Кей-Хосрова не говорится.
ВЫВОД. В иранской поэме Шахнаме также отразился евангельский рассказ о суде Пилата и суде царя Ирода над Христом.
Глава 6
Ливонская война и великая Смута на Руси XVI–XVII веков описаны Фирдоуси как «античные» войны между Ираном и Тураном
Туранский царь Афрасьяб — это отражение Ивана Грозного и Бориса Годунова
Русско-ордынский царевич Дмитрий, ложно объявленный Романовыми самозванцем, представлен в Шахнаме как законный царь, «древний» Кей-Хосров
Кроме того, в конец истории Кей-Хосрова включены сведения об Иване Грозном (= Василии Блаженном)
1. Ссылка юного царевича Дмитрия, названного в персидском эпосе Хосровом, в город Углич, названный здесь Хотен
Мы продолжаем наше движение по второму тому Шахнаме. Как оказалось, первая его половина рассказывает, в основном, о событиях XVI века на Руси. Далее мы увидим, что вторая половина данного тома тоже говорит о Руси-Орде, а именно, о начале Великой Смуты конца XVI — начала XVII века.
За историей Сиавуша в поэме Шахнаме следует большой раздел под названием «Месть за Сиавуша», с. 266–355. В нем около девяноста страниц. Основные действующие лица тут следующие.
Туранский царь Афрасьяб. Выше он отождествился у нас (частично) с царем-ханом Иваном Грозным. Такое наложение сохраняется и в разделе «Месть за Сиавуша», однако здесь к образу Грозного примешивается много сведений о царе Борисе Годунове. Фирдоуси относится к нему отрицательно.
Туранский царевич Кей-Хосров, сын Сиавуша. В настоящем разделе он является, как мы покажем, фантомным отражением царевича Дмитрия (а точнее «двух Дмитриев», сыновей Ивана Грозного). Отношение Фирдоуси к Хосрову — весьма положительное.
Иранский царь Кей-Кавус. Если раньше под этим прозвищем в Шахнаме иногда выступал Иван Грозный, то теперь этот литературный образ будет частичным отражением польского короля Сигизмунда III. В данном разделе персидской поэмы Кей-Кавус описан нейтральными красками.
Жизнеописание Сиавуша мы изучили в предыдущей главе. Выяснилось, что в значительной степени это — персидский рассказ об Иване Молодом, сыне Ивана Грозного (в Библии он описан также как полководец Олоферн). Кроме того, под прозвищем «Сиавуш» в других главах иранского Эпоса выступает также князь Андрей Курбский, предавший Грозного и бежавший в Ливонию. История «персидского Сиавуша» теснейшим образом переплетена в Шахнаме с историей Есфири (Елены Волошанки). То есть попадает в эпоху Опричнины на Руси XVI века, когда разгорелась яростная борьба Опричнины с Земщиной и когда вспыхнул конфликт Православной церкви с ересью жидовствующих (латинян-протестантов). Напомним, что, в терминологии Библии, сначала иудеи победили персов (в честь чего и был установлен праздник Пурим), но потом персы (то есть русы) нанесли ответный удар. Один из эпизодов этой тяжелой борьбы описан на страницах западно-европейских летописей как известная Варфоломеевская ночь.
Следовательно, есть все основания предположить, что далее Фирдоуси перейдет к описанию Опричнины в Руси-Орде и междоусобных войн, заполыхавших, как следствие, во многих провинциях Великой Империи. Наш прогноз оправдывается.
Само название главы «Месть за Сиавуша» уже многозначительно. Иран начинает мстить Турану за гибель Сиавуша. Сказано: «Толпами шли к Могучему (Ростему — Авт.) люди иранской земли. О павшем питомце скорбя все сильней… „Готовьтесь, о витязи, грянет война, суровой, не легкою будет она… Отмщу я! Моя булава и булат бесчестье и гибель злодеям сулят“… И ропотом гневным на эти слова откликнулось войско. БУРЛИЛ ВЕСЬ ИРАН, НЕИСТОВОЙ ЖАЖДОЮ БИТВ ОБУЯН. Казался он логовом яростных львов. Клич грозный взлетел до седых облаков…
Меч брани на свет извлечен. Торопят начало кровавой борьбы бой гонга и вой медногорлой трубы. На месть Афрасьябу поднялся Иран — так в бурю, волнуясь, шумит океан… Иранское войско в поход собралось, над ним кавеянское знамя взвилось» [876:2 г], с. 270–271.
Далее на многих страницах (а именно, стр. 272–288) иранский Эпос описывает многочисленные сражения. Мы не анализировали их подробно ввиду большого количества запутанных деталей. Нам важна лишь общая характеристика этого бурного периода — яростные столкновения Ирана и Турана. То есть, как мы теперь понимаем, Руси-Орды (здесь — Турана), то есть метрополии Империи, — с Западной Европой (здесь — Ираном). В частности, с Ливонией.
Затем на страницах Эпоса возникает новый и очень интересный сюжет. Туранский царь Афрасьяб (Борис Годунов?) начинает опасаться юного царевича Кей-Хосрова (Дмитрия?), сына Сиавуша. Царевич находится в Туране, целиком во власти Афрасьяба. Однако, поскольку вокруг кипит война мести за Сиавуша, туранский шах, ясное дело, боится, что Кей-Хосров окажется в стане врагов. По мнению шаха, выход один — умертвить царевича. Царь вызывает к себе полководца и царедворца Пирана, опекавшего Кей-Хосрова.
«Пирану промолвил туранцев глава: „Спрошу о постылом питомце твоем: что делать нам с ним? Поразмыслим вдвоем. Коль будет он найден Ростемом, и тот похитит его и в Иран увезет — то станет от дива рожденный юнец владыкой, присвоит кеянский венец. СЮДА ПРИВЕЗИ, УМЕРТВИ ТЫ ЕГО — веления не отвергай моего!“», с. 288.
Вероятно, здесь звучит хорошо известная из русской истории романовская версия, согласно которой, Борис Годунов якобы отдал приказ умертвить царевича Дмитрия, поскольку тот был прямым наследником Ивана Грозного и мог претендовать на престол. Историки пишут так: «Со времен Н.М. Карамзина обвинение Годунова в убийстве Дмитрия стало своего рода традицией.
„Злодейское убийство“ незримо присутствует в главных сценах пушкинской трагедии о Борисе Годунове. Именно Карамзин натолкнул Пушкина на мысль изобразить в характере царя Бориса „дикую смесь: набожности и преступных страстей“» [777], с. 67.
Романовская версия гибели Дмитрия темна и противоречива. Тем более запутаны детали возможной интриги при дворе Годунова против Дмитрия. Обратимся поэтому к персидскому источнику, который в этом месте более подробен.
Итак, царедворец Пиран предстает перед лицом Афрасьяба и выслушивает приказ: умертвить ничего не подозревающего царевича. Но Пиран упирается, и хочет сохранить тому жизнь. Он увещевает Афрасьяба: «Хосрова убить замышляешь ты зря. Слугой твоим выход иной измышлен, и, верно, одобрен тобой будет он. Суровый юнцу уготовим мы плен, его отвезем в отдаленный Хотен. Дозволить нельзя, чтоб злоречье врагов царя заклеймило навеки веков», с. 288–289.
Афрасьяб (Годунов?) соглашается с предложением Пирана, и добавляет: «„Но то, что задумал, исполни сейчас: опасен и миг промедленья для нас!“ Пиран умудренного выбрал посла… Стремительней дыма посланец летел… И вот он в жилище Хосрова вошел, дивится прекрасному лику посол, почтительно юношу славя, пред ним склонился… Что вверено было ему — произнес, словам в подкрепление клятву принес.
Но речи внимая, в сплетении слов ни складу, ни ладу не видел Хосров. Тут к матери он устремился своей, не скрыл от родимой тревожных вестей… Но сколько вдвоем ни держали совет, все тщетно: пути к избавлению нет… Царю Афрасьябу проклятия шлют», с. 288–289.
Пиран встречается с встревоженными Хосровом и его матерью Ференгис. Царедворец уговаривает обоих подчиниться приказу Афрасьяба. Поскольку выбора нет, они смиряются с судьбой. «Походных ковчегов и быстрых коней собрать он велел для юнца поскорей. Все эти дела доведя до конца… пришел (Пиран — Авт.) к Афрасьябу и молвил ему: „… РЕБЕНКА ТОГО ПРИВЕЗ Я, веления жду твоего“.
Пирану тогда приказал властелин: „Его ты, не мешкая, за море Чин отправь, чтоб воители вражьей земли вовеки следов отыскать не смогли“. И за море тут же Хосрова Пиран послал, подчинясь повелителю стран», с. 290.
Итак, по приказу туранского шаха Афрасьяба, юного Хосрова вместе с его матерью Ференгис, отправляют в ссылку, в некий город Хотен.
Сравнивая с русской романовской версией, мы сразу приходим к мысли, что персидский Эпос сообщил нам о ссылке царевича Дмитрия с его матерью Марией Нагой в город Углич (Хотен?). Напомним, как было дело. «Сразу после кончины царя (Грозного — Авт.) Богдан Бельский с согласия думы арестовал Афанасия Нагова и выслал его из столицы. Вскоре в Москве произошли волнения, приведшие к отставке Бельского. Власть перешла в руки бояр Никиты Романова и Бориса Годунова. Еще до коронации Федора Ивановича БОЯРЕ-ПРАВИТЕЛИ ОТПРАВИЛИ ВДОВУ ГРОЗНОГО ВМЕСТЕ С СЫНОМ В СТОЛИЦУ ИХ УДЕЛЬНОГО КНЯЖЕСТВА ГОРОД УГЛИЧ» [780:1], с. 9.
Выходит, что «древне»-персидские летописцы или поздние редакторы назвали здесь боярина Никиту Романова — «древним» туранским царедворцем ПИРАНОМ (Пиран — Боярин?), царя Бориса Годунова — «древним» туранским царем АФРАСЬЯБОМ, юного царевича Дмитрия — ХОСРОВОМ, а его мать Марию Нагую — туранской царицей ФЕРЕНГИС. Русский город Углич описали как «древний» туранский город ХОТЕН. Причем, в обеих версиях судьбу опального царевича и его матери вершат ДВОЕ, а именно, выдающийся царедворец и царь. В обоих повествованиях абсолютно четко звучит мотив неправедной ссылки: царь опасается конкуренции со стороны юного царевича, имеющего все права на престол, и отсылает его в дальний город.
2. Сосланный юный царевич становится опасен для злобного правителя
Царевича хотят привести к власти
Согласно Фирдоуси, в это время смута в Туране ком царстве нарастает. Иранский воитель Ростем (повторим, что это прозвище на протяжении поэмы Шахнаме прикладывается к самым разным историческим персонажам) нападает на Туран. Скорее всего, речь идет о начале Великой Смуты на Руси и о мятежах в провинциях Империи в правление Грозного. Федора Иоанновича и Годунова (Афрасьяба). «Возглавив ряды меченосных дружин, громя, убивая, летит он (Ростем — Авт.) вперед. В смятеньи, в отчаяньи всюду народ. Весь край от Соклаба и Рума в пустырь набегом одним обратил богатырь… Вся, в тысячу с лишним фарсангов, страна лежала истерзана, разорена. Турана знатнейшие люди пришли, Ростему сказали, склонясь до земли: „Нам царь Афрасьяб ненавистен, поверь! И в снах бы не видеть злодея теперь! Здесь не был с убийцей никто заодно, клянем преступленье, что им свершено“», с. 294.
Перед нами встает картина надвигающейся смуты на Руси, когда некоторые царедворцы Годунова начинают тайные переговоры с врагами, в том числе с поляками и ливонцами. Стоит отметить, что иранские летописцы здесь постоянно пугают Иран и Туран. Неудивительно. Оба царства связаны старинными узами, временами враждовали, временами дружили и были союзниками. Как мы понимаем, тут речь идет о Руси-Орде и Польше с Литвой (более общо — Ливония, Западная Европа).
Ростем возвращается в Иран, рассказывает о своих набегах. И тут одному из ведущих иранских полководцев привиделся сон, в котором предсказано, что из Турана (Руси?) в Иран (в Польшу-Литву?) скоро придет новый молодой правитель по имени Кей-Хосров (царевич Дмитрий?). Он осчастливит Иран, после чего наведет порядок и в Туране. Однако этому надо помочь. Иранцам следует самим разыскать юного Хосрова, томящегося в ссылке в Туране, и привести его в Иран, с. 297–299. За дело берется иранский рыцарь Гив. Иранцы направляют Гива в Туран с заданием — отыскать и привести царевича Хосрова, дабы венчать его на царство в Иране.
Следующий раздел в Шахнаме так и называется: «Гив отправляется в Туран на поиски Кей-Хосрова». Эта его поездка окутана глубокой тайной. Никто не должен знать о том, что Гив ищет юного царевича. В частности, когда Гив бродит по Турану, он время от времени спрашивает у встречных — не знают ли они, где томится царевич Хосров? Спрошенные ничего не знают. Тогда Гив тут же убивает их, чтобы слух о поисках царевича не распространился по Турану. В конце концов Гиву удается отыскать Кей-Хосрова.
Итак, костяк персидского сюжета таков. Плохой царь Афрасьяб боится за свой престол. Он ссылает юного хорошего царевича вместе с матерью в отдаленный город, откуда царевичу выезд запрещен. Молодой Хосров вполне осознает свое опасное положение, ненавидит Афрасьяба, но пока ничего не может сделать. В это время противники царя решают вызволить царевича из плена и возвести его на престол. К царевичу тайно отправляют специального посланца. Фактически это — заговор против правящего шаха Афрасьяба.
Обратимся теперь к русской версии. Сейчас мы увидим, что в ней рассказывается практически то же самое про Бориса Годунова (Афрасьяба) и царевича Дмитрия (Хосрова). Напомним, что при слабоумном царе Федоре Иоанновиче (как считает романовская версия) фактически правил Годунов.
«Царь Иван завещал престол сыну Федору. Младший сын царя, Дмитрий, имел бесспорное преимущество перед слабоумным братом. Он был умственно полноценным ребенком. Афанасий Нагой (сосватавший Грозному Марию Нагую, мать Дмитрия — Авт.) готов был употребить все средства, чтобы посадить на трон Дмитрия… В 1586 г. Годунов рассказал английскому агенту Джерому Горсею о заговоре Шуйских и Нагих…
Царевич Дмитрий стал представлять реальную угрозу для правителя, когда родня царевича объединилась с Шуйскими. Углич оказался втянут в опасную интригу. Нагие готовили царевича к грядущим переменам, старательно поддерживая в нем неприязнь к советникам царя Федора. В характере Дмитрия рано проявилась унаследованная от отца жестокость. Зимой мальчик лепил снежные фигуры и называл их именами ближних бояр. Окончив работу, он принимался лихо рубить их головы, приговаривая: „Это Мстиславский, это Годунов“…
При дворе Федора детские „глумления“ царевича вызывали неудовольствие и страх. Взаимные подозрения достигли предела. Угличский двор распространял повсюду слухи, будто родственники Федора… пытались „окормить“ Дмитрия зельем…
Московский двор не остался в долгу. Ранее 1589 г. власти разослали по всем церквам приказ, воспрещавший упоминать на богослужении имя Дмитрия на том основании, что он зачат в седьмом браке, а следовательно, является незаконнорожденным» [780:1], с. 9–10.
Итак, мы видим хорошее соответствие. Афрасьяб (здесь) — это Борис Годунов. Хосров — это царевич Дмитрий. Царедворец Гив, тайно посланный к юному Хосрову, — это, вероятно, обобщенный образ Нагих и Шуйских.
3. Бегство царевича и смертельная опасность, подстерегавшая его на пути: «античный» Хосров чуть было не утонул в большой реке
Это — персидский рассказ о бегстве царевича Дмитрия (якобы Григория Отрепьева) в Польшу
3.1. Бегство втроем
Иранский Эпос сообщает далее, что царь Афрасьяб начинает подозревать заговор против него с участием Хосрова и хочет получше изолировать царевича от мира. «Царь молвил Пирану: „Водитель дружин! Пошли за Хосровом постылым в Мачин. Его попечению матери вверь, ПУТЬ КАЖДЫЙ ЗАКРОЙ ИМ И КАЖДУЮ ДВЕРЬ“», с. 304.
Но тут иранец Гив находит, наконец, царевича Хосрова и его мать. «Увидев идущего богатыря, царь юный, улыбкою лик озаря, подумал: „То Гив поспешает ко мне! Столь мощных не видел я в этой стране. Пришел он за мною — в Иран увезти, меня на кеянский престол возвести“», с. 306.
Гив долго беседует с Хосровом и они решают бежать из Турана вместе с матерью царевича. Прежде чем перейти к анализу данного раздела Шахнаме, скажем следующее. Вероятно, здесь персидские летописцы соединили, «склеили» вместе следующие события из истории Руси-Орды XVI — начала XVII века.
1) Гибель царевича Дмитрия I, сына Грозного. (Иногда его именуют Дмитрием III, учитывая Дмитрия Донского и Дмитрия, внука Ивана III, но мы не будем следовать этой удлиненной нумерации).
2) Гибель царевича Дмитрия II, сына Грозного.
3) Бегство Григория Отрепьева в Литву-Польшу.
Поясним, что, согласно нашим исследованиям (см. книгу «Новая хронология Руси») царевич Дмитрий II не был убит в Угличе, а спасся. Затем он бежал в Литву-Польшу и вернулся на Русь под своим же именем Дмитрий. Романовы, а потому и романовские историки, объявили его Самозванцем, Лжедмитрием, что он будто бы является беглым монахом Григорием Отрепьевым, Расстригой. Однако, как мы видим, иранская версия более близка к истине и подтверждает наши выводы. Она гласит, что царевич Хосров (Дмитрий) успешно бежал от плохого царя, хотя по пути действительно подвергся смертельной опасности. Затем он стал царем.
Вероятно, в русско-романовской версии есть серьезная путаница между «двумя юными Дмитриями», сыновьями Грозного. Якобы оба погибли. Однако, как мы теперь понимаем, один погиб, другой спасся. Погибший Дмитрий, вероятно, похоронен в Египте, на имперском кладбище в Долине Царей и известен сегодня под именем «юного фараона Тутанхамона». См. нашу книгу «Империя», гл. 19:5.
Обратимся теперь к Шахнаме. Персидский рассказ про судьбу царевича Хосрова (Дмитрия) очень интересен.
«Садится в седло вместо Гива Хосров, а Гив — впереди, неусыпен, суров, шагает с индийским булатом в руке. Как только завидит кого вдалеке — навстречу спешит и, мечом поразив, земле предает умерщвленного Гив. Когда к сиавушеву граду пришли… На помощь призвали к себе Ференгис и все на едином решенье сошлись — туранскую землю покинуть втроем, от стражей и воинов грозных ТАЙКОМ.
„Нам мешкать нельзя, — Ференгис говорит, — погибелью нам промедленье грозит. О нас донесут Афрасьябу, и он, взъяренный, забудет и пищу и сон. Стремительней Белого Дива примчась, надежду убийца отнимет у нас. Спастись ни открыто, ни тайно тогда не сможем… Здесь недруги всюду, здесь вражеский стан. Ведь нашей страной овладел Ахриман…
Втроем совещаться они принялись — как трудный побег безопасно свершить, как замысел свой ото всех утаить…
Окончены сборы, знак подал Хосров, и добрых седлают они скакунов. Надела походный шелом Ференгис, и вихрем все трое вперед понеслись, надеясь достигнуть иранской земли. Но как осторожность в пути ни блюли, их бегство открылось, и грозную весть тотчас поспешили Пирану принесть: сюда из Ирана, мол, Гив-великан пробрался и тотчас бежали в Иран все трое — кеянского рода юнец, вдова Сиавуша и смелый боец.
Той вести Пиран (Боярин? — Авт.) именитый не ждал, он весь, как осиновый лист, задрожал… И вот из воителей избран Гольбад и с ним Нестихен… Им велено триста вести верховых мужей, искушенных в делах боевых. „Спешите! — пославший напутствовал рать, — … Добудьте бесстрашного Гива главу, засыпьте землей Сиавуша вдову! А этот проклятый, бездомный Хосров в плену да изведает тяжесть оков! Но если успеют Джей-хун переплыть, то нашему краю беды не избыть“. Помчались два бдительных, грозных вождя, бойцов молодых, закаленных ведя“», с. 309, 312–314.
Итак, царевич с матерью и видным царедворцем бегут из Турана в Иран. Туранцы бросаются в погоню. По-видимому, здесь описано бегство юного Дмитрия с сопровождающими. Мы неоднократно отмечали, что история эпохи Грозного и Годунова была искажена Романовым особенно сильно. Поэтому обнаруженные теперь нами старинные персидские свидетельства приобретают большую ценность. Они приоткрывают факты, старательно стертые романовскими историками со страниц наших летописей. Например, что Дмитрий спасся. Интересны также и более мелкие детали. Оказывается, во время бегства царевича, сопровождающие его лица безжалостно убивали всех случайных встречных, дабы избежать огласки.
Обратите внимание, что, по Фирдоуси, царевич Хосров бежал вместе с ДВУМЯ людьми (мать и витязь). Аналогично, романовские источники считали, что Григорий Отрепьев (называвший себя царевичем Дмитрием) тоже бежал в Литву с ДВУМЯ сопровождающими. Сообщается, что «Отрепьев ушел в Литву не один, а в компании двух своих „товарищей“ — попа Варлаама и крылошанина Мисаила» [780:1] с. 53. Опять-же, историки считают, что «посольский приказ фальсифицировал биографию Отрепьева. Цели фальсификации предельно ясны. Властям важно было представить Отрепьева как одиночку, за спиной которого не было никаких серьезных сил» [780:1], с. 39. Тем не менее, из сопоставления с иранскими источниками, видно, что некоторые правильные сведения все-таки уцелели.
3.2. Пораненное или отрезанное ухо
Вернемся к Шахнаме. Туранские преследователи настигают Хосрова, Гива и Ференгис. Однако иранец Гив бесстрашно вступает с ними в сражение, и один побеждает всю туранскую дружину. Уцелевшие туранцы обращаются в бегство. Прибыв к Пирану (Боярину?), они признаются в неудаче. Тот приходит в неистовство, усугубленное страхом перед гневом Афрасьяба. Не видя выхода, Пиран сам, лично, бросается в погоню за Хосровом, отобрав с собой шесть тысяч удальцов. Они настигают царевича. И опять на защиту Хосрова выступает иранский рыцарь Гив. Он обменивается бранными словами с Пираном, после чего они сшибаются в поединке. Гив одолевает Пирана, пленяет его, после чего неистово громит туранскую дружину. Враги вновь обращаются в бегство.
Победитель Гив влечет связанного Пирана к царевичу Хосрову. И тут неожиданно за жизнь Пирана вступается Ференгис, мать царевича. Она просит Гива отпустить поверженного. Гив недоволен, поскольку перед боем он поклялся пролить на землю его кровь. Тогда Хосров находит выход. Он говорит Пирану: «„Пусть душу твою не терзает обет. Дал клятву святую — отдай же ей дань: ТЫ В УХО ВОЖДЯ ПОЛОНЕННОГО РАНЬ — прольется на землю пиранова кровь, тогда и вражду утолишь и любовь“… И витязь, к Пирану мечом устремясь, ЧУТЬ УХА КОСНУЛСЯ, И КРОВЬ ПРОЛИЛАСЬ», с. 325.
Тогда Пиран обращается к Хосрову с просьбой отпустить его. Гив связывает руки Пирану, сажает его на коня и отпускает. Пиран устремляется в туранскую столицу. «О том пораженьи узнал Афрасьяб, и света не взвидел, от горя ослаб… „Этот разгром, увы, учинен только Гивом одним… Огромную рать одолел он. Спастись успели и Гив, и Хосров с Ференгис“. Услышав о том, Афрасьяб побледнел, в отчаянье свой проклиная удел. „Познавшего тайны небесных планет сбылось прорицанье! — сказал он в ответ“…
Владыка Пирана расспрашивать стал, и вот что воитель ему рассказал… „Я мигом был наземь с седла совлечен. Мне руки скрутил торжествуя ездок… Вступилась тогда за меня Ференгис… ЛИШЬ УХО МНЕ РАНИЛ РАЗГНЕВАННЫЙ ГИВ и накрепко руки связал“», с. 326–328.
Этот рассказ очень интересен. Несколько раз упоминается один и тот же сюжет, связанный с бегством царевича Хосрова: царедворцу Пирану НЕ ТО РАНЯТ, НЕ ТО ОТРЕЗАЮТ УХО МЕЧОМ. В русско-романовской версии ничего подобного вроде бы нет. И если бы не наши исследования по Новой Хронологии, то разобраться было бы трудно. Однако теперь мы можем опираться на накопленные ранее сведения. И тогда сразу вспоминается, что сюжет об «отрезанном ухе» нам уже хорошо знаком, и он действительно напрямую связан с историей русско-ордынского Дмитрия «Самозванца». Мы писали об этом в книге «Завоевание Америки Ермаком-Кортесом…», гл. 6. Там мы показали, что на страницах знаменитой «Истории» Геродота русско-ордынский «Лже-Дмитрий» отразился, в частности, как Лжесмердис. Мы не будем повторять этот подробно описанный нами параллелизм, отсылая читателя к указанной книге.
Так вот, один из геродотовских эпизодов вынудил нас написать раздел под названием: «Почему выяснение самозванства Лжесмердиса зависело от того — есть ли у него уши?» Напомним вкратце суть дела.
Очень интересен подробный рассказ Геродота об «ощупывании ушей» у Лжесмердиса. От результата «ощупывания» зависело решение женщины-царицы — является ли царь настоящим, или же он самозванец. На первый взгляд, ощупывание ушей выглядит странно. Геродот, понимая это, даже придумывает незамысловатое «объяснение». Дескать, у мага Смердиса были когда-то отрезаны уши за провинность. Но в таком случае все равно не очень понятно: неужели отсутствие ушей не было заметно окружающим сразу, без ощупывания? Это может быть только в том случае, если Лжесмердис специально носил длинные волосы, полностью закрывающие уши или их остатки.
По нашему мнению здесь мы в очередной раз столкнулись с попытками редакторов-реформаторов XVII–XVIII веков затушевать подлинную суть событий. Чтобы разобраться, обратимся к русской истории.
Романовские летописцы упорно именовали «Лже»-Дмитрия РАССТРИГОЙ. Но ведь слово РАССТРИГА могли, при желании, истолковать как СТРИЖКУ ВОЛОС. Остригая волосы, мы обнажаем уши. И становится видно — есть они, или нет. Кроме того, слово РАССТРИГА могло дать повод для глубокомысленных геродотовских рассуждений, что у Лжесмердиса были ОСТРИЖЕНЫ УШИ, или «отрезаны уши». А потом их остатки могли скрыть длинные отросшие волосы. И надо было волосы ОСТРИЧЬ, чтобы убедиться… Или ощупать.
Наконец, «уши» могли появиться у Геродота еще и вот почему. Например, могли говорить так: маг Лжесмердис погиб «из-за ушей». Однако из романовской истории начала XVII века хорошо известно, отчего погиб «Лже»-Дмитрий. «Из-за царя» Василия ШУЙСКОГО, который выступил против Самозванца и в итоге убил его. Но ведь из фамилии ШУЙСКИЙ летописцы тоже могли извлечь слово УШИ. Так вместо правильного выражения: «погиб из-за Шуйского», могло получиться фантастическое: «погиб из-за УШЕЙ». Тем более, что в основе фамилии ШУЙСКИЙ лежало старое слово ШУЯ. Слова ШУЯ и УШИ очень близки. Здесь уместно отметить, что недаром историки говорят о людях, которых именовали «„УШНИКАМИ“ царя Василия Шуйского» [780:1], с. 434. Это были сторонники Шуйского. Кстати, по поводу Василия Шуйского говорили: «Государь де наш князь Василей НЕ ПОСТРИЖЕН» [780:1], с. 434.
Обратим также внимание на фразу Геродота, что над персами «владыка мидянин, маг, и к тому же БЕЗУХИЙ» [163], с. 162. Вскоре маг будет убит и вместо него воцарится Дарий, у которого уши есть. Геродот как бы противопоставляет безухого самозванца настоящему правителю «с ушами». Но ведь в русской истории XVII века самозванца сменил ЦАРЬ Василий ШУЙСКИЙ. То есть сначала «не было Шуйского-царя», а потом стал Шуйский-царь. То есть «безухий» как бы сменился на «ушастого».
Вот все и становится на свои места. Русское прозвище РАССТРИГА, применявшееся к «Лже-Дмитрию», породило у «древнейших» авторов несколько искаженных фантазий на тему «отрезанных ушей». Одно из отражений попало на страницы «древне»-персидской поэмы Шахнаме. И дало повод к глубокомысленным рассуждениям о «раненном мечом ухе Пирана». Путаясь в далеких событиях, Фирдоуси решил, что ухо было поранено не у царевича, а у его преследователя Пирана (Боярина?).
Итак, мы натолкнулись на еще одно независимое подтверждение правильности обнаруженного параллелизма.
3.3. Смертельно опасная переправа через большую реку
Пойдем дальше. Царевич Хосров, воитель Гив и царица Ференгис подходят в большой реке Джейхун. Стали искать переправу. Наконец, нашли, и начали просить стража переправы дать им челн, чтобы перебраться на другую сторону реки. Однако страж заупрямился и стал требовать огромной платы за судно. А именно, — отдайте мне хотя бы один из ваших четырех кладов! Гив возмутился, назвал притязания наглеца бессмысленным бредом и в конце концов заявил: «Сгинь, жалкий скупец! Твоего нам челна не надо: и так донесет нас волна», с. 331.
Все трое — Хосров, Ференгис и Гив — бросаются в полноводные воды Джейхуна и переплывают широкую реку. «На берег выходят, Джейхун переплыв, Хосров, Ференгис и бестрепетный Гив. Все трое спаслись. Повелитель владык омыл по обряду и тело, и лик…
Увидя, что им покорилась вода, в смятенье пришел охранявший суда. „Не чудо ль? — толкует помощникам он, — Ничем бы я не был сильней изумлен. ДЖЕЙХУН МНОГОВОДНЫЙ, весенние дни, три панциря, три скакуна, три брони — и все ж переправа свершилась. Тому поверить, клянусь, не под силу уму!“ Раскаялся страж в неразумных речах и в сердце немалый почувствовал страх. Челн выбрал. ЕГО РАЗУКРАСИЛ КАК МОГ, и парус напрягши, погнал он челнок. Как только он реку успел переплыть — униженно стал о прощенье молить, дары предлагает властителю стран…
„Безмозглый ты пес! — откликается Гив, — ТЫ ДУМАЛ, ПОГУБИТ НАС ВЕШНИЙ РАЗЛИВ? Царь, слава которого столь высока, челнок попросил — ты не дал челнока“…
В испуге отходит хранитель судов, ОН С ЖИЗНЬЮ УЖЕ РАСПРОСТИТЬСЯ ГОТОВ», с. 332–333.
И тут вместе с новой дружиной появляется сам туранский царь Афрасьяб, лично отправившийся в погоню за царевичем Хосровом. Он гневно распекает стража переправы, но в ответ услыхал, что царевич, его мать и воитель бросились в реку и благополучно выплыли на другой стороне. Афрасьяб приказывает подготовить суда для переправы его дружины через реку Джейхун, однако туранец Хуман предлагает ему отказаться от дальнейшей погони. Дескать, перейдя реку и вступив на территорию Ирана, ты нарушишь границу, совершишь агрессию. В ответ поднимется все иранское войско во главе с выдающимися полководцами. И неясно — чем все кончится. Отступись! Подумав, Афрасьяб соглашается и поворачивает назад. Так спаслись беглецы.
О чем тут рассказано? Костяк иранского сюжета таков. Большая полноводная река преграждает путь. Царевичу, его матери и сопровождающему царедворцу грозит смертельная опасность. Они бросаются в реку и переплывают ее. По-царски украшенное судно, на борту которого — начальник переправы, пересекает реку якобы вслед за ними.
Есть ли в истории русско-ордынского Дмитрия что-нибудь похожее? Есть, и об этом мы уже говорили. Напоминаем.
Когда Дмитрию I было всего лишь шесть месяцев, его «повезли на богомолье в Кириллов монастырь. На обратном пути младенец погиб из-за нелепой случайности… НЯНЬКУ, НЕСШУЮ РЕБЕНКА, НЕПРЕМЕННО ДОЛЖНЫ БЫЛИ ПОДДЕРЖИВАТЬ ПОД РУКИ ДВОЕ ЗНАТНЕЙШИХ БОЯР. Во время путешествия из Кириллова монастыря струг пристал к берегу, и торжественная процессия вступила на сходни. Сходни перевернулись, и все оказались в воде. Ребенка, выпавшего из рук няньки, тотчас же достали из воды, но он был мертв. Так погиб старший из сыновей Грозного, царевич Дмитрий I» [776], с. 207.
Становится ясно, что хотя иранские летописцы слегка запутались в этом сюжете, суть дела легко узнается. В самом деле.
Река Джейхун — это русская река, по которой плыл царский струг с царевичем Дмитрием I при возвращении из Кириллова монастыря. Эта река играет важную роль в разыгравшейся драме.
Царевич Хосров, его мать и сопровождающий их воитель Гив, оказываются в речной воде. Как сообщает Фирдоуси, они сами бросились в реку, чтобы переплыть ее. Это событие изображалось на старинных миниатюрах, рис. 6.1.
Рис. 6.1. Царевич Кей-Хосров, его мать Ференгис и воитель Гив переправляются через реку Джейхун. С рукописи Государственной публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина. Взято из [876:2 г], с. 371.
В русской версии, царевич Дмитрий, его нянька и двое сопровождавших их бояр упали в воду, когда сходни перевернулись. Иранские летописцы решили, что с царевичем была не нянька, а его мать. Кроме того, «заменили» двух бояр на одного царедворца.
Согласно Шахнаме, богато украшенное судно пересекло реку сразу вслед за тремя пловцами. Якобы страж переправы сначала не хотел их везти, но потом испугался, и сам поплыл вслед за царевичем Хосровом.
Русские источники говорят, что с самого начала царевич Дмитрий и сопровождавшие его лица плыли на струге. Ясное дело, он был по-царски украшен. Таким образом, и в персидской и русской версиях сказано о струге-челноке, пересекшем реку в связи с переправой царевича.
Отличие русского и персидского вариантов жизнеописания в следующем. По Фирдоуси, царевич Хосров спасся, хотя подвергался смертельной опасности утонуть в реке. А согласно русско-романовской версии, царевич Дмитрий I утонул в реке. По-видимому, персидские сведения более правильны, чем тенденциозно отредактированные романовские. Но оба жизнеописания сохранили воспоминание о смертельной опасности, связанной с пребыванием царевича в водах реки.
Из рассказа Фирдоуси совершенно ясно видно, что именно воитель Гив спас Хосрова и его мать. Гив старше Хосрова, бесконечно предан ему, и потому Гива вполне могли считать «воспитателем царевича». Недаром сам Хосров, восхищенно рассказывая Кавусу о помощи Гива, говорит следующее: «Когда ты о Гиве услышишь рассказ, о подвигах, им совершенных не раз, — придешь в изумленье… Меня разыскал он и тайно увез. Немало сверх этого доблестных дел свершил он и жизни своей не жалел», с. 339.
Так вот, интересно следующее. Русско-романовская версия тоже говорит о некоем воспитателе, который спас царевича Дмитрия. Хотя отношение историков к этим свидетельствам скептическое, но они все-таки дошли до нас (редакторы не все вычистили). Про спасшегося Дмитрия (Григория Отрепьева) пишут так: «„Царевич“ знал очень многое из того, что касалось угличской трагедии и дворцовых дел в целом. Но едва он начинал излагать обстоятельства СВОЕГО ЧУДЕСНОГО СПАСЕНИЯ, как его рассказ превращался в неискусную сказку. По словам „царевича“, ЕГО СПАС НЕКИЙ ВОСПИТАТЕЛЬ, ИМЕНИ КОТОРОГО ОН НЕ НАЗЫВАЕТ. Проведав о планах жестокого убийства, воспитатель подменил царевича другим мальчиком того же возраста. Несчастный мальчик был зарезан в постельке царевича. Когда мать-царица прибежала в спальню, она смотрела на свинцово-серое лицо убитого обливаясь слезами и не могла распознать подмены» [780:1], с. 56.
Итак, русские источники не сохранили нам имя спасителя-воспитателя Дмитрия, а вот иранские назвали. По их мнению, его звали Гивом. Вероятно, персидская версия местами подробней и достоверней, чем сильно отредактированная романовская. Которой нас много лет назойливо обучают.
3.4. Прибытие «античного» царевича Хосрова (= царевича Дмитрия) в Иран (= Литву-Польшу XVI — начала XVII века)
Его объявляют царем
Далее Шахнаме говорит о прибытии Хосрова (Дмитрия = Григория Отрепьева) в Иран. Преодолев много препятствий, царевич оказывается, наконец, среди друзей. В это время в Иране правит шах Кей-Кавус. В рассматриваемом сейчас нами разделе Шахнаме это, скорее всего, Сигизмунд III, а Иран — это Литва или Польша. Кавус с нетерпением ожидает встречи с Хосровом. Наконец, царевич прибывает к иранскому двору. Навстречу ему Кавус сходит с престола. «Пред ним властелин молодой до земли склонился, и оба к престолу пришли, воссели. Стал юношу спрашивать шах о вражьей стране (то есть о Руси-Орде — Авт.), о царе, о войсках. И слышит: „Умом Афрасьяб (здесь Годунов — Авт.) обделен, стезею неправедной шествует он. Ужасен злодея неистовый нрав, да сгинет он, трон и венец потеряв! Отца моего лиходей погубил, а бедную мать без пощады избил“…», с. 338. Далее Хосров подробно перечисляет провинности Афрасьяба, жалуется на свое угнетенное положение в Туране.
Кавус благосклонно слушает туранского царевича и отвечает: «Тоскует страна по венцу твоему. И родом ты знатен, и сам ты велик: достойный и мудрый владыка владык!», с. 338.
Наконец, царевич Хосров заканчивает длинный рассказ о своих скитаниях. Кавус одаривает царевича и назначает его правителем Ирана, с. 340–341.
Скорее всего, перед нами — «древне»-персидская версия встречи Дмитрия (Григория Отрепьева) с литовскими князьями, а затем и с польским королем Сигизмундом III. Личную аудиенцию у короля царевич получил в 1604 году. «Выслушав сбивчивый рассказ, Сигизмунд III отослал самозванца и стал совещаться с глазу на глаз с Рангони. Затем Отрепьева повторно ввели в зал, и король обратился к нему с милостивой речью, обещая свое покровительство. Претендент не смог вымолвить ни слова в ответ и лишь угодливо кланялся» [780:1], с. 78.
Итак, Дмитрия обласкали и обещали ему всяческую поддержку. Идея Сигизмунда III была проста — возвести царевича на русский трон и воспользоваться этим для борьбы с Русью. Именно об этом и говорит иранский Эпос. Правда, Фирдоуси считает, что Хосров был назначен царем Ирана, а не Турана. Но мы уже видели, что старинные авторы иногда путали Иран и Туран. По-видимому, путаница присутствует и в данном эпизоде.
Читать бесплатно другие книги:
