Шахнаме: иранская летопись Великой Империи XII–XVII веков Носовский Глеб

Вскоре Кей-Хосров появляется на троне и рыцари приближаются к нему с недоуменным вопросом: что происходит с великим царем? Они увещевают его: «Не время тебе унывать, тосковать», с. 503. Спрашивают — не прогневали ли они своего повелителя, что им надлежит сделать…

В ответ Кей-Хосров говорит, что никаких внешних причин для его уныния нет, что Царство прочно как никогда: «НЕ СЫЩЕШЬ, ОБЪЕХАВ ЗЕМНОЙ ВЕСЬ ПРОСТОР, НИ ПЯДИ, ГДЕ ПЕРСТЕНЬ МОЙ ВЛАСТЬ НЕ ПРОСТЕР», с. 504. Еще раз подчеркнута необъятность Империи — она распростерлась почти по всей земле. Однако Кей-Хосров так и не объяснил своим приближенным — что происходит с ним самим.

В результате, «покинув дворец властелина страны, герои встревожены, удручены. Везиру дворца Кей-Хосров повелел, чтоб тот перед входом дворцовым воссел. Отныне вступить к властелину в чертог никто — ни чужой, ни родной — уж не смог. И царь, лишь окутала мир темнота, отверз для молитвы горячей уста…

НЕДЕЛЯ ПРОШЛА, НО ЦАРЯ НЕ ВИДАТЬ; тревога объяла иранскую рать. И вот на совет собрались мудрецы, покрытые славой герои, бойцы…

Услышал тут Гив от Гудерза: … „Владыка — для витязей двери закрыл, должно быть, он с дивом союз заключил. Я долго властителя увещевал, к нему, для его же спасенья, взывал. Все выслушал, но без ответа слова оставил; В ТУМАНЕ ЕГО ГОЛОВА. Страшимся, не сетью ли дива… ОПУТАН НАШ ЦАРЬ“, с. 504–506.

Придворные и рать напуганы поведением Кей-Хосрова. Во все стороны рассылаются гонцы к мудрецам. Через некоторое время витязи, мудрецы и волхвы приходят к царю: „Поведай же слугам твоим: отчего ты нас лицезренья лишил своего? Прикажешь — осушим глубины морей, прах мускусом станет по воле твоей, гранитные горы, и те сокрушим…“, с. 507.

Кей-Хосров милостиво беседует с пришедшими, благодарит их за поддержку и верную службу, однако по-прежнему не объясняет вразумительно — что же с ним происходит. Лишь обещает, что вскоре „„Я с тайны своей покрывало сниму. Ступайте же, радостью дух озаря, и впредь не тревожьтесь о доле царя!“ В печали ушли исполины, воздав почет и хвалу властелину держав“, с. 507–508.

Время идет, и смута усугубляется. „Неделя шестая настала, и Заль с Ростемом примчался; гнетет их печаль… Несутся вперед мужи, от Зереспа ведущие род. И вот уж они пред вождями, бледны, безмерной тревогою удручены; и горькие жалобы их раздались: „С пути совратил, знать, Хосрова Иблис!“ Толпятся бойцы перед царским дворцом, НО ШАХА НЕ ВИДЯТ НИ НОЧЬЮ НИ ДНЕМ. В неделю лишь раз открывается дверь, и нас допускают к владыке. Теперь, о витязи, знайте, ХОСРОВ УЖ НЕ ТОТ, ЧТО РАНЕЕ, радостью лик не цветет. Увял кипарис, долу никнет глава, лик, прежде румяный, желтей, чем айва. Не ведаем мы, отчего он поблек: злой глаз ли на шаха несчастье навлек, померкла ли шахского счастья беда, грозит ли иранскому краю беда“. Речь мудрую Заль, отвечая, повел: „Должно быть, ЦАРЮ ОПОСТЫЛЕЛ ПРЕСТОЛ, порою здоровье сменяет недуг, веселье в печаль обращается вдруг“…», с. 509–510.

Перед нами — достаточно яркая картина болезни «Грозного» = Кей-Хосрова. Романовская версия тоже сообщает, что «Грозный» сильно изменился внешне, утратил интерес к власти, отошел от дел, много времени проводил в молитвах.

Далее Фирдоуси подробно рассказывает о совещаниях иранских витязей и мудрецов. Они пытаются вразумить и излечить больного царя, но все напрасно, с. 510–513. Наконец, витязь Заль, глава мудрецов, после личной беседы с Кей-Хосровом, подводит грустный итог: «Знать. РАЗУМ ПОКИНУЛ ЦАРЯ… Знать, мерзостный див СМУТИЛ ЕГО. С БОЖЬЕЙ СТЕЗИ СОВРАТИВ», с. 513–514. Иранцы соглашаются с Залем: «ТЫ прав… речей таких не держал ни один из царей… О если бы душу владыки ты спас!», с. 514.

И тут Кей-Хосров приказывает собрать иранский народ и войско, поскольку желает сказать поучение-наставление. Царь выходит перед людьми и обращается к ним с несколько странной речью, с. 520–521. Она запутана, туманна, рождала смятение у слушателей. В целях экономии места, мы опустим ее, хотя советуем читателю взять в руки Шахнаме и прочесть этот интересный персидский текст. Ведь, как мы теперь понимаем, перед нами — счастливо уцелевший на страницах старинного источника текст одного из выступлений Ивана «Грозного» в то время, когда он заболел и превратился в Василия Блаженного. В романовских летописях эта речь царя вычищена. Конечно, персидский текст речи «Грозного» = Хосрова — это не первоначальный оригинал. Он был отредактирован в XVII–XVIII веках, но все-таки, скорее всего, несет в себе следы первоисточника.

Приведем лишь самый конец выступления Кей-Хосрова:

«„В нездешние дали душою лечу. Обрел я все то, что так долго искал, и ныне от ноши державной устал. Усердие слуг моих верных ценя, их всем одарю я, что есть у меня. Кто честен и набожен — стану о том молиться, склонясь пред небесным творцом. В награду за доблесть иранским бойцам доспехи, оружие, злато раздам, а каждому знатному богатырю я землю и княжий венец подарю. Рабов и рабынь, и казну, и стада собрав, сосчитать повелю, и тогда раздам достоянье. Мне время пришло из тьмы устремиться туда, где светло. А вы веселитесь неделю подряд, пусть клики веселья повсюду гремят! Молитесь о том, чтоб покинул я свет, избегнув земных искушений и бед“.

Речь кончил иранской державы глава.

Дивятся, услышав такие слова, иранцы; в раздумье промолвил один: „КАК ВИДНО, В БЕЗУМИЕ ВПАЛ ВЛАСТЕЛИН. Кто знает, что ждет государя сего, что будет с венцом и престолом его?“», с. 521.

Подчиняясь приказу Хосрова, иранцы устраивают богатырский пир, длящийся целую неделю.

Подведем итог. Перед нами, в «персидском исполнении», прошли картины заболевания «Грозного» царя и его превращения в Василия Блаженного. Напомним, что этот сюжет отразился также в Библии как отречение от власти царя Навуходоносора и потеря им разума. А также как отречение от власти императора Карла (рис. 6.10), см. подробности в нашей книге «Библейская Русь».

Рис. 6.10. Император Карл V (отражение Ивана Грозного в западных хрониках). Гравюра на дереве, якобы 1530 года. Взято из [1371:1], с. 7.

Повторим, что, согласно нашим результатам, под одним именем «Грозного» романовская история объединила четырех отдельных русских царей. Первый из них — настоящий Иван IV (1547–1553), отразившийся в русской истории и как Василий Блаженный, то есть Царь Блаженный. По-видимому, царь Иван IV в конце жизни, в 1553 году, заболел, отошел отдел, превратился в юродивого, см. «Новая хронология Руси». Через четыре года, в 1557 году, он умер. Именно в его честь в Москве построили Собор Василия Блаженного. В романовской же истории считается, будто царь Иван был при смерти, но потом «выздоровел» и продолжил правление. Хотя и сильно изменился внешне.

11. Показ и раздача царем Хосровом своих сокровищ — это известная сцена незадолго до смерти Ивана «Грозного»

Но вернемся к персидскому жизнеописанию Кей-Хосрова. Далее следует очень интересный сюжет, который условно можно назвать «показ и раздача сокровищ». Сказано следующее. «На утро восьмое Хосров на престол без царских серег, без короны взошел. Достойных спеша пред концом одарить, ДВЕРЬ К ПЕРВОМУ КЛАДУ ВЕЛИТ ОТВОРИТЬ. Богатства несчетные клада того Гудерзу вручил он, наставив его такими словами: „Вокруг осмотрись… Не все ведь сокровища нам собирать, пора подойдет, их разумно истрать… Богатства на свет извлеки и тотчас раздай их, превратностей рока страшась. Внемли завещанью о кладе втором: его „Бадаверд“ называют, и в нем АЛМАЗЫ НЕСЧЕТНЫЕ… Истрать, не скупясь, тот невиданный клад. Помысли о смерти, ведь годы летят. Название третьего клада — „Арус“. Копил его в городе Тусе Кавус“. И царь завещал: „Пусть сокровищем тем отныне владеют Дестан и Ростем“. Свои одеянья велев перечесть, Ростему-вождю оказал ими честь. Доспехи воинственных богатырей с убором богатым, достойным царей, вручил Гостехему… (далее следует перечень сокровищ, врученных Хосровом другим его наиболее достойным витязям — Авт.)…

Нить перлов, затмившую блеск Моштери, два перстня с рубинами, ярче зари, с начертанным именем царским на них, известных в Иране и в странах других, Бижену вручил повелитель держав…», с. 522–523.

Итак, перед своим отречением и уходом великий иранский правитель Хосров открывает свою сокровищницу, призывает в нее одного или нескольких особо доверенных лиц, показывает драгоценности и указывает — как их распределить между достойными. Причем этой сцене персидский Эпос уделяет значительное внимание, а именно — две страницы.

Замечательно, что мы уже видели выше эту сцену «показа сокровищ», см. параграф 5 в данной главе. Причем тот сюжет опять-таки был связан с тем же царем Хосровом! Получается, что в Шахнаме обнаруживаются два дубликата одной и той же истории. Оба раза она связана с именем Хосрова. Но один раз включена во второй том Шахнаме, а затем, во второй раз, редакторы поместили ее в третий том Эпоса.

Надо сказать, что такой сюжет является уникальным во всем Эпосе Шахнаме. Ни о каком другом правителе ничего сравнимого по значимости не сообщается. Видно, что персидских летописцев поразила эта важная сцена. Что отвечает ей в русско-ордынской истории? Долго искать не приходится. Как мы уже говорили в параграфе 5, этот яркий эпизод нам уже хорошо известен из «биографии» Ивана «Грозного».

Обращаемся к книге англичанина Джерома Горсея. И находим у него подробнейшее описание уникальной сцены, когда умирающий Иван Грозный призвал к себе нескольких придворных и иностранцев, дабы показать им свои роскошные хранилища драгоценных камней. Причем царь, в изложении Горсея, прочел им целую лекцию о свойствах камней. Вот фрагменты из его рассказа.

«Однажды Борис Феодорович (Годунов) сделал мне знак следовать за собой. Я стоял вместе с прочими, как пришлось, и слышал, как царь называл дорогие камни и драгоценности. Он объяснял царевичу и присутствующим боярам свойство такого и такого-то камня… „Вы все знаете, что в магните великая и тайная сила; без него нельзя было бы плавать по морям, окружающим мир… Видите этот прекрасный коралл и эту прекрасную бирюзу, ВОЗЬМИТЕ ИХ В РУКУ; восточные ожерелья делаются из них. ТЕПЕРЬ ПОЛОЖИТЕ МНЕ ИХ НА РУКУ; Я ОТРАВЛЕН БОЛЕЗНЬЮ: вы видите, — они теряют свое свойство, переменяют свой яркий блеск на бледный; они предсказывают мне смерть. Достаньте мне мой царский посох; это рог однорога, украшенный прекраснейшими алмазами, рубинами, сапфирами, изумрудами и другими редкими дорогими каменьями…

Взгляните теперь на эти драгоценные камни. Вот алмаз, самый драгоценный из восточных камней“… Указывая на рубин, он добавил: „О, как этот камень оживляет сердце, мозг, дает бодрость и память человеку, очищает застывшую испорченную кровь!“ Потом, обращаясь к изумруду, он сказал: „А вот этот драгоценный камень радужной породы враг всякой нечистоты… Вот сапфир: я очень люблю его; он охраняет, дает храбрость, веселит сердце, услаждает все жизненные чувствования, пленяет глаза…“ Потом, взяв оникс в руку, он сказал: „Все это удивительные дары Божии, тайны природы, открываемые людям им на пользу и созерцание… Я слабею, уведите меня… До следующего раза…“» Цит. по [578], кн. 2, с. 621.

Скорее всего, именно эта известная сцена из жизнеописания Ивана «Грозного» и отразилась на страницах Шахнаме как рассказ о раздаче сокровищ иранским царем Хосровом.

12. Хосров неожиданно передает власть «постороннему человеку» Лохраспу

Это — странная передача «Грозным» своего трона «татарину» Симеону Бекбулатовичу

Далее в Шахнаме следует исключительно интересный сюжет, подобного которому в Шахнаме больше нет. Речь пойдет об очень странной передаче власти царем Кей-Хосровом вроде бы «постороннему человеку», якобы безродному. Этот неожиданный поступок царя поначалу вызвал брожение среди высшей знати Ирана. Дело было так.

После «показа и раздачи сокровищ» Кей-Хосровом, скорбь иранцев усугубляется, поскольку они все более убеждаются в том, что разум царя ослабевает. Фирдоуси говорит: «Плач витязей встал до небесных высот, печаль о властителе сердце им жжет. Все в горе взывают: „О царь, наш отец, кому оставляешь наследный венец!“», с. 523. В ответ на эти вопросы, Хосров начинает раздавать княжеские грамоты и уделы своим лучшим приближенным. Например, такие грамоты и соответствующие земли получают Ростом, Гив, Тус. Но всех в первую очередь волнует главный вопрос — кто унаследует трон и станет царем Ирана?

Далее в Шахнаме следует раздел под названием «Кей-Хосров передает царствование Лохраспу». Сказано следующее:

«Раздаче уделов конец подошел, и снова владыка воссел на престол. Не названо имя Лохраспа одно. Меж славных имен не звучало оно, Бижену Хосров привести повелел Лохраспа, венец принести повелел. Увидя, что витязь явился на зов, встал с трона и обнял его Кей-Хосров; ПОКИНУЛ ПРЕСТОЛ, что сиял белизной, СЛОЖИВ С ГОЛОВЫ СВОЙ ВЕНЕЦ ВЫРЕЗНОЙ, ЛОХРАСПУ ИХ ВВЕРИЛ И БЛАГОСЛОВИЛ НА ЦАРСТВО и так при мужах возгласил: „Отныне землей кеянидов владей, ВСЕЙ ВЛАСТВУЙ ОТНЫНЕ ЗЕМЛЕЮ МОЕЙ, НАСЛЕДНИКОМ СТАНЬ ВСЕХ СОКРОВИЩ МОИХ“», с. 528. См. рис. 6.11.

Рис. 6.11. Кей-Хосров (то есть Иван Грозный) венчает на царство Лохраспа (то есть Симеона Бекбулатовича). Миниатюра из рукописи, хранящейся в библиотеке Королевского азиатского общества в Лондоне. Взято из [876:2д], вклейка между стр. 528–529.

Далее следуют наставления Хосрову новому царю.

Такой неожиданный выбор Хосрова вызвал бурю возмущения среди иранской знати. Дело в том, что Лохраспа ранее считали безвестным и безродным воином, «чужим», «посторонним». Выдающиеся иранские вожди даже считали его «пылью», см. ниже.

«Той речью воители удивлены, как тигры свирепые разъярены. Что кроется здесь никому невдомек. Лохрасп — их глава! КТО ПОДУМАТЬ БЫ МОГ? Встал Заль, от лица именитых мужей сказал, не скрывая досады своей:

„О царь, что могло твою душу смутить? ИЛИ ХОЧЕШЬ ТЫ В ЗОЛОТО ПЫЛЬ ОБРАТИТЬ? Была бы душа черным прахом взята того, КТО СВОИ ОСКВЕРНИЛ БЫ УСТА, ЛОХРАСПА ВЛАДЫКОЮ ПРОВОЗГЛАСИВ. Неправедный мы отвергаем призыв. К Зереспу ОН НИЩИМ ПРИШЕЛ, НИЧЕГО С НИМ НЕ БЫЛО, КРОМЕ КОНЯ ОДНОГО. Ты войско и стяг, и броню ему дал и в землю аланов сражаться послал. ОН ВОИН БЕЗВЕСТНЫЙ, БЕЗРОДНЫЙ. О ШАХ, НЕ СЛЫХИВАЛ Я О ПОДОБНЫХ ЦАРЯХ! УЖЕЛЬ ТЫ МЕЖ СТОЛЬКИХ КНЯЗЕЙ НЕ НАШЕЛ ДОСТОЙНЫХ ВОССЕСТЬ НА КЕЯНСКИЙ ПРЕСТОЛ?“

Нет мочи молчать и другим храбрецам. Все вторят Дестановым гневным речам, кричат, стали яростью взоры гореть:

„На битву с врагом не поднимемся впредь! Слуг верных ты более в нас не найдешь, коль ныне Лохраспа на трон возведешь!“», с. 528–529.

Выслушав все эти возмущенные крики, Кей-Хосров обращается к своим князьям и знати со словами увещевания, призывая их принять решение царя. Хосров заявляет что Лохрасп добродетелен, скромен и наделен здравым умом. Кроме того, как неожиданно выясняется, Лохрасп — представитель древнего и почтенного рода. Хосров сообщает: «Нет мужа достойней, свидетель Йездан! Пешина он внук и Авзерда он сын», с. 529.

Услышав это, придворные, наконец, соглашаются с выбором Хосрова. Он завершает свою речь словами:

«Ему, как царю, возгласите привет, разумный и добрый примите совет! А пренебрежете советом моим — развеются ваши заслуги, как дым. Нарушите также Йезданов наказ, постигнут бедой будет каждый из вас», с. 530.

Тогда иранские вожди присягают на верность Лохраспу: «Заль, это услышав, пронзенный стыдом, до самой земли преклонился, потом горсть праха набрав, к ней уста приложил, ЛОХРАСПА ВЛАДЫКОЮ ПРОВОЗГЛАСИЛ. Сказал он царю: … „Но кроме тебя, кто же знал, что ведет Лохрасп от властителей древних свой род… Я прахом поклялся — прости мне вину!“

И вот уж приветствуют вождь за вождем Лохраспа и сыплют алмазы дождем.

С престолом наследным простился Хосров, затем возгласил пред собраньем бойцов:

„Земную покину юдоль и о вас МОЛЬБЫ ВОЗНЕСУ, пред Йезданом склонясь“.

И витязя каждого к сердцу прижав, прощается с ним повелитель держав; в час горький разлуки, объятый тоской… И вопль над толпой удрученной встает. И в граде несется из каждых дверей плач женщин-затворниц и малых детей. В жилищах, на улицах и площадях день скорби: с народом прощается шах. Ирана мужам Кей-Хосров говорит: … „Я, с миром простясь, ни о чем не тужу: ведь добрую славу снискав ухожу. Отверг я земную тщету“…

К владыке скакун вороной подведен, послышался витязей горестный стон. И вот уж владыка пускается в путь, в раздумье главу опустивши на грудь», с. 530–531.

Обратимся теперь к русской истории.

В книге «Новая хронология Руси» мы подробно обсуждали известный сюжет из жизнеописания Ивана Грозного. Якобы в 1575 году Грозный добровольно «отрекся от короны и посадил на трон служилого татарского хана Симеона Бекбулатовича. Татарин въехал в царские хоромы, а „великий государь“ переселился на Арбат. Теперь он ездил по Москве „просто, что бояре“, в кремлевском дворце устраивался поодаль от „великого князя“, восседавшего на великолепном троне, и смиренно выслушивал его указы» [776], с. 195.

Романовские историки с трудом «объясняют» такой поворот событий. Трудно представить, чтобы всесильный правитель вдруг ни с того ни с сего отказался от власти и собственноручно возвел на трон вместо себя другого человека, превратившись в его подданного. Поэтому позднейшие комментаторы рассуждают о некоем «маскараде», говорят, что «церемония передачи власти Симеону носила двусмысленный характер. По замечанию летописи, царь посадил его на престол „своим произволением“… Грозный не спешил с окончанием маскарада» [776], с. 205.

Как мы показали ранее, на самом деле речь шла о вполне законном восшествии на престол четвертого хана из «Грозной» эпохи — Симеона Бекбулатовича. Никакого маскарада не было. Не было нелепой картины, когда всесильный царь будто бы смиренно восседал у подножия своего трона, куда сам же посадил марионетку.

Как мы показали в книге «Раскол Империи: от Грозного-Нерона до Михаила Романова-Домициана», данный сюжет отразился и в «античной» истории Рима. Оказывается, император Тиберий (еще одно отражение «Грозного») «тоже» добровольно уступил власть. Светоний сообщает следующее.

«Но среди потока этих успехов, в расцвете лет и сил ОН НЕОЖИДАННО РЕШИЛ ОТОЙТИ ОТ ДЕЛ и удалиться как можно дальше. Быть может, его толкнуло на это отвращение к жене… А по мнению некоторых, он, видя подросших внуков Августа, ДОБРОВОЛЬНО УСТУПИЛ ИМ МЕСТО и положение второго человека в государстве, занимаемое им так долго» [760], с. 80.

Итак, здесь тоже звучит тема ДОБРОВОЛЬНОЙ ПЕРЕДАЧИ ВЛАСТИ «внукам Августа». Вероятно, перед нами преломленный рассказ о передачи власти Иваном Грозным хану Симеону Бекбулатовичу во второй половине XVI века.

Итак, двигаясь последовательно по персидскому Эпосу, мы подошли именно в тому моменту, когда на страницах Шахнаме должен был всплыть рассказ о Симеоне Бекбулатовиче. Как мы видим, он действительно обнаруживается, причем в яркой форме и «там, где нужно». Получается, что в данном разделе Шахнаме хан Симеон Бекбулатович (1572–1584) описан под именем шаха Лохраспа. А Иван Грозный — как шах Хосров, добровольно передавший власть Лохраспу-Симеону.

Обратите здесь внимание на близость персидской версии именно к романовской версии русской истории. В самом деле. Обе версии уже забыли, что никакой «странной передачи власти» не было. А был просто приход к власти нового хана-императора Симеона, сменившего на троне своего предшественника — Ивана V (1563–1572). Романовские и «древне»-персидские летописцы уже сбиты с толку ошибочной версией, согласно которой вместо четырех царей в Империи 1547–1584 годов будто бы правил один царь-хан под общим условным именем «Грозный». Отсюда следует, что персидский Эпос Шахнаме редактировался поздно, в XVII–XVIII веках.

Пойдем дальше.

13. Исчезновение Кей-Хосрова и гибель богатырей в снегу — это отражение событий, упоминаемых в «Житии» Василия Блаженного

Далее в Шахнаме следуют три параграфа: «Исчезновение Кей-Хосрова», «Гибель богатырей в снегу» и «Лохрасп узнает об исчезновении Кей-Хосрова». Этим заканчивается третий том поэмы. Вот о чем идет здесь речь.

Завершив свои государственные дела и передав власть Лохраспу, царь Хосров собирается в путь. Его провожают восемь именитых витязей, иранское войско и народ. Все они идут вслед за шахом семь дней, будучи весьма опечалены. Не в силах более сносить эти слезы и скорбь, Хосров собирает вождей и просит их вернуться назад. Некоторые соглашаются, но некоторые по-прежнему остаются вместе с Хосровом. Они долго едут, томимые жаждой, пока, наконец, не увидели прохладный родник, у которого присели передохнуть.

«Владыка сказал исполинам потом: „Мы здесь, у ручья, эту ночь проведем. Беседуя, вспомним былые года, ведь больше не свидеться нам никогда… Со мною расстаться должны вы тотчас… Я вырвать скорей свое сердце решусь, чем путь свой пройти до конца устрашусь“…

Склонился прославленный Кей над водой… И после вождей именитых зовет: „Простимся, час вечной разлуки грядет… Уйду и предстану вам только во сне… С гор буря примчится… Надвинутся тучи, посыплется снег, домой не найти вам дороги вовек“.

Печален иранских героев привал, во мраке их тягостный сон оковал. Когда ж пробудились при свете зари, ЦАРЯ НЕ УВИДЕЛИ БОГАТЫРИ, пустились на поиски, долго в песках блуждали, все ждали — отыщется шах; но тщетно — исчез Кей-Хосров без следа, мужи словно впали в безумие тогда!.. Всю степь исходив и царя не сыскав, сгорая от жажды, вернулись они к ручью… и все вспоминали в печали царя…

О шахе пропавшем беседа звучит: „Не вспомнит того ни один человек… чтоб скрылся от взоров его падишах — не слыхивал мир о таких чудесах. Жаль шаха!“…

Умолкли и, пищи добытой вкусив, уснули, усталые веки смежив. Вдруг мраком покрылась небес синева и вихрь заревел с дикой яростью льва. Снег пал пеленою, уж скрылись под ней и копья взнесенные богатырей. Наружу пробиться пытались они, простерлись недвижно, оставшись без сил, и с милой душою их рок разлучил. И только воронка над каждым бойцом осталась, как память о бедствии том», с. 536–537.

Итак, шах Хосров таинственно исчезает, покинув своих спутников. На них неожиданно обрушивается зима, снег, стужа, и воины погибают, заметенные снежным ураганом.

О чем речь? В светском жизнеописании Ивана «Грозного» ничего подобного нет. Но вот в «Житии» Василия Блаженного упоминается интересный сюжет, напоминающий только что описанные в Шахнаме события. Мы цитируем.

«Едва прикрытый рубищем, блаженный Василий ходил но улицам Москвы… „ни вертепа мала име у себе, ни ризнаго одеяния на теле своем ношаше, но без крова всегда пребываше, и наг хождаше и зиме и летом, зимою от мраза померзаем (рис. 6.12 — Авт.), в лете же от зноя опаляем“. „Если люта зима, то сладок рай“, говорил блаженный, ПРИ ЭТОМ ОН УКАЗЫВАЛ НА ПРИМЕР СОРОКА МУЧЕНИКОВ, КОТОРЫЕ РАДИ ЦАРСТВИЯ БОЖИЯ СКОНЧАЛИСЬ ОТ МОРОЗА В ОЗЕРЕ СЕВАСТИЙСКОМ В ВИДУ ЖАРКО НАТОПЛЕННОЙ БАНИ» [277:1], с. 9.

Рис. 6.12. «Едва прикрытый рубищем, бл. Василий ходил по улицам Москвы, терпеливо перенося всякого рода стихийные невзгоды» [277:1], с. 10.

Поскольку заключительные разделы персидского жизнеописания Хосрова параллельны «биографии» Василия Блаженного, то совершенно естественно, что авторы Шахнаме включили в Эпос и легенды, упоминаемые в «Житии» Василия (то есть Ивана «Грозного»). Группа иранских витязей, неожиданно погибших в результате снежного бурана, это, скорее всего, и есть сорок Севастийских мучеников. Напомним, что имеются в виду «сорок мучеников, пострадавших, в гонение Лициния, в (якобы — Авт.) 320 г., в Севастии Армянской. За непреклонное исповедание веры они были мучимы, а затем осуждены были пробыть ночь в озере, покрывшемся льдом, при северном, пронзительном ветре. Утром мученики были извлечены из озера и подвергнуты новым истязаниям, им разбивали ноги молотами, затем тела их сожгли, а кости бросили в реку. Память св. 40 мучеников церковь издревле чтит особенно. Св. Василий Великий, Григорий Нисский и Ефрем Сирин в день памяти их говорили поучения» [988:00], статья «Севастийские мученики».

Обратите внимание, что в «Житии» Василия Великого подчеркивается любопытное обстоятельство: Севастийские мученики скончались от мороза «в виду жарко натопленной бани». То есть рядом было некое «жаркое место», а люди погибли от холода. Аналогично, персидский Эпос тоже сообщает, что сначала царил зной (страдали от жажды и пытались спрятаться в прохладную тень), а потом неожиданно обрушился снежный буран, погубивший воинов.

Кроме того, в «Житии» Василия Великого есть еще один сюжет, ассоциирующийся с гибелью свиты шаха Хосрова в снегу. Однажды Василий Блаженный зашел в дом любившего его московского вельможи. На улице был лютый мороз. Сострадательный вельможа, дабы уберечь святого от зимней стужи, подарил ему «„лисью алого цвета суконную шубу“ (см. рис. 6.13 — Авт.). Блаженный по обычаю, побежал по улице. Недобрые люди, увидев юродивого в богатой шубе, вздумали обманом взять ее у него. Один лег на дороге, притворясь умершим; товарищи мнимо умершего стали просить Василия подать что-нибудь на погребение бедняка. „Святый, вздохнув о окаянстве и лукавстве их“, просил: „истинно ли мертв товарищ их, и давно ли умер?“ — „Сейчас“, ответили они. Блаженный снял с себя шубу и прикрыл мнимо умершего, говоря: „буде отныне мертв во век за лукавство твое, лукавнующиеся потребятся“. Едва только отошел Василий, товарищи стали будить мертваго, думая, что он уснул, но „мертвый не воста оттоле николиже“, ибо действительно умер» [277:1], с. 17–18. См. также [236:2], с. 25–26.

Рис. 6.13. Вельможа вручает Василию Блаженному дорогую шубу. Взято из [236:2], с. 24.

Здесь мы видим лютую стужу, группу людей, пытающихся обмануть Василия Блаженного, и смерть одного из них по воле святого. Отметим, что в персидской легенде шах Хосров тоже в каком-то смысле сам увлекает своих спутников на гибель в снежной буре. Он прямо предсказывает витязям, что скоро посыплется снег и им уже не найти вовек дороги домой. Конечно, эти два сюжета не являются буквальными дубликатами, но общие мотивы в них прослеживаются.

Третий том Шахнаме завершается так. Шах Лохрасп узнает об исчезновении царя Хосрова и гибели доблестных богатырей, рис. 6.14.

Рис. 6.14. Лoxpacny (то есть Симеону Бекбулатовичу) сообщают об исчезновении Кей-Хосрова (то есть Ивана Грозного = Василия Блаженного). Миниатюра из рукописи, хранящейся в библиотеке дворца Гюлестан (Тегеран). Взято из [876:2д], вклейка между стр. 528–529.

Он созывает знать и князей, восходит в золотом венце на престол и обращается к собранию со словами:

«Все слышали вы Кей-Хосрова завет. Кто станет противиться власти моей — преступит наказ властелина царей… Владыкой своим признаете ль меня? …

Ему отвечает сын Сама Дестан: „Хосров даровал тебе царственный сан. Клялся я исполнить владыки завет… Ты — царь, не отринем служенья тебе, не выйдем из повиновенья тебе“», с. 539–540.

Далее Фирдоуси начинает рассказ о правлении Лохраспа. Но это — уже четвертый том Шахнаме, к анализу которого мы перейдем в следующей главе.

Глава 7

Иранская история «древнейшего» царя Гоштаспа — это еще один рассказ о Дмитрии Самозванце, из начала XVII века

1. Строительство «Блистального Града» при персидском Лохраспе (Иване «Грозном») — это возведение Московского Кремля

В предыдущей главе мы показали, что «древний» иранский царь Лохрасп — это фантомное отражение царя-хана Симеона Бекбулатовича (последнего «периода» Ивана Грозного) или, частично, Бориса Годунова. Переходя к четвертому тому Эпоса, мы увидим, что он начинается большим разделом, посвященным царю Гоштаспу, сыну Лохраспа. Как мы вскоре увидим, «древне»-персидская история Гоштаспа — это еще одно повествование о Дмитрии Самозванце, рис. 7.1.

Рис. 7.1. Дмитрий «Самозванец». ГИМ, Москва. Фотография 2009 года.

Тем самым, мы в очередной раз наталкиваемся на повторные дубликаты внутри Шахнаме. Ведь мы видели, что Дмитрий Самозванец уже отразился на страницах поэмы Фирдоуси под именем царя Кей-Хосрова. Это была «первая часть» жизнеописания Кей-Хосрова. И вот теперь Фирдоуси по второму разу, сам того не подозревая, вновь начинает рассказ о Дмитрии Самозванце, назвав его на сей раз Гоштаспом. Картина в общем ясна. В XVII–XVIII веках редакторы собрали воедино разрозненные персидские сказания о царях-ханах Великой Империи XIII–XVII веков, «сшили» их в одну огромную «книгу» (объемом около 3300 страниц в русском академическом издании) и назвали получившийся свод — «Шахнаме». Не поняв, что среди этих многочисленных сказаний, записанных, вероятно, разными летописцами, встречались «повторы», дубликаты. Кстати, так и должно было быть, когда воедино собирались многие разнородные первоисточники. Написанные разными авторами, они могли сильно отличаться друг от друга, даже когда рассказывали в общем об одном и том же. Поздние редакторы не распознали повторов.

В результате, при последовательном движении вдоль Шахнаме, то и дело возникают скачки во времени, то назад, то вперед. Впрочем, в среднем, скачки невелики, поскольку, как мы уже понимаем, повествование Фирдоуси все-таки более или менее монотонно движется вверх по оси времени, начиная от XII века, по направлению к XVII веку. Сейчас мы находимся в конце XVI — начале XVII века.

Четвертый том Эпоса начинается с рассказа о деяниях Лохраспа. Как мы уже обнаружили ранее, сюда вошли некоторые сведения об Иване «Грозном» и, вероятно, о Борисе Годунове. В дополнение к этому Фирдоуси сообщает следующее.

«По свету гонцов разослал властелин (Лохрасп — Авт.) — и в Хинд, и в румийскую землю, и в Чин. И вскоре умельцы из каждой страны, которые в зодчестве изощрены, к владыке Ирана явились на зов, вершить его замыслы каждый готов. И к Балху затем вместе с ним поспешив, немало познаний и сил приложив, ПОСТРОИЛИ НОВЫЙ БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ ГРАД СО МНОЖЕСТВОМ УЛИЦ, БАЗАРОВ, ПАЛАТ, и храмы Огня засияли везде, куда собирались на праздник Седе. Святилище-диво возвел властелин, назвав его именем славным — Борзин» [876:2е], с. 9.

Таким образом, говорится о постройке замечательного нового города с храмами Огня и святилищем. О чем идет речь? Из предыдущих результатов следует, что этот сюжет «расположен» где-то в середине XVI века, в метрополии Руси-Орды. Но в таком случае долго искать ответа на возникший вопрос не надо. Скорее всего, здесь сказано о возведении Кремля и Москвы — новой столицы Руси-Орды. Это крупнейшее строительство описано в Ветхом Завете как восстановление Иерусалима, см. нашу книгу «Библейская Русь». Обратим внимание также на то, что Лохрасп строит храм Огня на БАЛХЕ. Может быть, сюда вплелись воспоминания о строительстве соборов в Ярославле = Новгороде на реке ВОЛГЕ, название которой могло слегка исказиться в БАЛХ и попасть на страницы Шахнаме.

Итак, как мы видим, Шахнаме упоминает о строительстве кремлевских соборов (в частности, святилище-диво), назвав их «храмами Огня». А почему, кстати, говорится об Огне? Может быть, потому, что ранее в христианстве крестили не только водой, но и огнем, о чем мы говорили в книге «Начало Ордынской Руси».

Напомним, что, согласно христианскому учению, видимое крещение водой сопровождается невидимым крещением Святым Духом. Который символизируется ОГНЕМ. Вспомним слова Иоанна Крестителя по Евангелиям: «Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь. Я крещу вас в ВОДЕ, в покаяние, но Идущий за мной сильнее меня… Он будет крестить вас Духом Святым и ОГНЕМ» (Матфей 3:10–11).

В русском православии до XVII века огонь, по-видимому, святили как и воду. Еще в начале XVII века в русских богослужебных текстах при освящении воды говорилось также и об огне. Эти слова в чине водоосвящения были исключены при первых Романовых еще до раскола. Но в ряде старопечатных книг они есть. В апокрифическом «Евангелии (Юстин, Разговор с Трифоном, 88) говорится об ОГНЕ, возникшем над Иорданом В МОМЕНТ КРЕЩЕНИЯ. Ср. также VII.83 сл., где крещение Христа символизируют ОГОНЬ И ВОДА» [129:2а], с. 371.

Вероятно, остатком старого русского христианского «поклонения Огню» до сих пор является обилие свечей в русских храмах. В других странах такого нет. Кроме того, в чине водоосвящения старообрядческой церкви до сих пор погружают в освящаемую воду одну за другой три горящие свечи. Как бы добавляя в воду огонь. Такой обряд и сегодня можно увидеть, например, в старообрядческом Покровском кафедральном Соборе на Рогожском кладбище в Москве. Поэтому русские православные соборы с полным правом могли именовать Храмами Огня.

2. «Древний» Зороастризм — это царское Христианство XII–XIII веков и русское Православие вплоть до XVII века

Что такое «восточный культ огня»?

Все мы слышали о «древнейшем» восточном культе огня, связанном с зороастризмом. Вот что сообщает Энциклопедия Брокгауза и Ефрона.

«Парсизм — 1) учение Зороастра и 2) основанная на нем религия современных парсов.

1. Учение Зороастра было религией древних жителей Ирана, первоначально мидийцев и бактрийцев, затем персов времен Ахеменидов и Сассанидов. Основателем ее считается Заратуштра (у греческих авторов — ЗОРОАСТР, у персов — Зардуш, или Зердушт). Сведения о нем и о времени его жизни крайне смутны. Греческие писатели говорят о Зороастре как о мудреце, по происхождению МАГЕ; ему приписываются разные прорицания, откровения, тайные книги: жил он, по одним указаниям, за 600 лет до царствования Ксеркса, по другим — за 5000 лет до троянской войны… Восточные легенды рассказывают, что Заратуштра жил в Бактрии при царе Виштаспе, или Гуштаспе (в Эпосе Шахнаме он назван ГОШТАСПОМ — Авт.): еще в молодости он удалился на высокую гору, где Ормузд открыл ему новое учение… Едва ли можно сомневаться в том, что в основе мифа о Зороастре имеется действительно историческое лицо, но более или менее правдоподобными можно считать только указания о месте происхождения его учения: это или город Рай в собственной Мидии, или г. Шиз в Мидии Атропатенской (ныне Азербейджан). Источником наших сведений о древнем Парсизме являются Зендавеста и позднейшие пехлевийские к ней глоссы…

НА ПЕРВОМ ПЛАНЕ НАХОДИТСЯ СЛУЖЕНИЕ ОГНЮ, КАК ПРЕДСТАВИТЕЛЮ СВЕТА НА ЗЕМЛЕ, как стихии чистой и все-очищающей. Первоначально союзник бога, ОГОНЬ МАЛО-ПОМАЛУ СДЕЛАЛСЯ ПОЧТИ ЕМУ РАВНЫМ И СИМВОЛОМ ЕГО; культ его чрезвычайно развился и существует еще у современных персов. Богослужение совершалось на особых алтарях (фефырпар), на которых вечно теплился огонь… Каждый правоверный маздаясниец, или маздеист (последователь Агурамазды), должен был и у себя дома поддерживать постоянно огонь…

Влияние Парсизма заметно также в культе Мифры (МИТРЫ — Авт.), распространившемся во время римского владычества по всей Передней Азии и перешедшем в сам Рим; наконец, это же влияние отразилось в манихействе.

2. Парсизм в более тесном смысле слова — религия современных парсов, представляющая собой видоизменение древнеиранской религии Зороастра, под влиянием монотеистических религий. Поэтому в парсизме преобладают черты монотеизма… ОСОБЫМ УВАЖЕНИЕМ У ПАРСОВ ПОЛЬЗУЕТСЯ ОГОНЬ… В СВЯЗИ С ЭТИМ КУЛЬТОМ ОГНЯ, ДОСТАВИВШИМ ПАРСАМ ИМЯ ОГНЕПОКЛОННИКОВ, находятся их храмы (очень простой архитектуры), в которых особыми жрецами поддерживается вечный огонь (один из них существовал у нас на Кавказе, в Баку)…

Священные книги парсов — Авеста, или Зендавеста, и позднейшие пехлевийские к ней комментарии. Молитвы из нее заучиваются и читаются наизусть чисто механически, без понимания их смысла. До недавнего времени жрецы парсов не понимали зенда и читали Авесту только в пехлевийском переводе, хотя и могли разбирать оригинальный зендский алфавит» [988:00], статья «Парсизм».

И далее: «Дион Хризостом передал легенду о том, что Зороастр в поисках истины удалился на уединенную гору, куда обрушилось с небес великое пламя, но Зороастр вышел из него невредимым и наделенным искомой мудростью… Зороастру приписывали множество пророчеств, изречений и книг, в средние века его считали магом и астрологом» [533], т. 1, с. 461.

Итак, восточный культ Огня основан знаменитым Заратустрой (Зороастром). Кстати, не исключено, что имя Зар-Астр первоначально означало, попросту, Царь Восточный, поскольку слово ОСТ означало «восток». Как мы уже неоднократно отмечали, например, название АВСТРИИ — ОСТЕРРЕЙХ, бытовало ранее в форме АУСТРРИКИ то есть Восточное Царство (Рейх = Рики) и тоже связано со словом ОСТ = Восток. См. нашу книгу «Империя».

В рамках нашей реконструкции зороастризм, скорее всего, является еще одним названием христианства XII–XIII веков. Причем именно царского христианства, основанного царственными родственниками императора Андроника-Христа. См. подробности в нашей книге «Царь Славян». Вероятно, Зоро-астр = Царь Востока является еще одним отражением Андроника-Христа из XII века. Кстати, может быть, имя Зар-Астр могли понимать также как Царь-Звезда, поскольку слово АСТРА означает «звезда». Прекрасно подходит для Христа, которого иногда именовали Солнцем и с Рождеством которого связана вспышка Вифлеемской звезды. Эта звезда была включена в символ Царь-Града = евангельского Иерусалима, а потом вошла в символику ислама: полумесяц со звездой.

То обстоятельство, что Зороастр поднялся на гору, где на него обрушилось великое пламя, является, по-видимому, легким преломлением евангельского описания восшествия Христа на гору Голгофу, где он был распят.

Легенда о том, что Зороастр «вышел из пламени невредимым и наделенным мудростью», говорит, скорее всего, о Воскресении Христа после его смерти на Голгофе (горе Бейкосе).

Было бы интересно более глубоко проанализировать мифы о Зороастре и усилить намеченный нами параллелизм с Андроником-Христом.

Итак, возможно, что древний персидский (п-русский) культ Огня зародился в царском христианстве XII–XIII веков и являлся важной составной частью русского православия вплоть до XVII века. Был отменен после церковной реформы XVII века на Руси. Но в некоторых провинциях Великой Империи, в частности, на территории современного Ирана (Персии) он трансформировался, впитал в себя местные обычаи и просуществовал вплоть до XIX–XX веков, породив уже сегодняшние течения зороастризма. В наше время археологи и историки, обнаруживая в Иране и соседних государствах остатки этого культа, ошибочно относят его в глубочайшую древность и считают, будто именно на территории современного Ирана когда-то зародился первичный зороастризм. Это — заблуждение, целиком основанное на неверной скалигеровской хронологии и местами ошибочной скалигеровской географии.

Приведем в качестве иллюстрации мнение одного из современных комментаторов. «Храм Огня — центр зороастрийского культа. Наиболее распространенным типом храма Огня были так называемые „чортаги“ (букв., „четыре арки“) — тесные, лишенные света помещения, КРЕСТООБРАЗНЫЕ В ПЛАНЕ… в которых поддерживался неугасимый огонь. Развалин „чортагов“ на территории Ирана сохранилось немало…. Существовали и иные типы храмов, например царские коронационные храмы (в них священный огонь возжигался вдень празднования Ноуруза — иранского Нового года» [876:2е], с. 404–405.

Обратите внимание, что зороастрийские Храмы Огня имели форму креста (в плане). Все верно. Как мы теперь понимаем, они были посвящены Андронику-Христу = Зороастру, одним из главных символов которого был крест. В таких крестах-«чортагах» постоянно жгли огонь — тоже «солнечный» символ Христа.

3. Иранский царевич Гоштасп — сын Лохраспа (Ивана «Грозного») — это царевич Дмитрий

Объявленный потом Романовыми — самозванцем

Бегство царевича с родины к ее врагам

Скитания царевича

Хотя четвертый том Эпоса начинается с рассказа о Лохраспе (то есть об Иване Грозном или Борисе Годунове), но это повествование кратко. После него начинается большой раздел, посвященный царевичу Гоштаспу, сыну Лохраспа. Как мы сейчас увидим, Гоштасп является отражением Дмитрия, сына Ивана «Грозного». Потом Романовы лукаво объявили его Самозванцем, расчищая себе путь к власти.

Отметим, что в обсуждаемом сейчас разделе Шахнаме под «Ираном» следует, скорее всего, понимать Русь-Орду, метрополию Империи. Повторим, что в третьем томе Шахнаме Лохрасп — это отражение Ивана «Грозного», а в четвертом томе — не только Ивана «Грозного», но и Бориса Годунова. В истории бегства царевича Гоштаспа, царь Лохрасп, в основном, является уже отражением Годунова.

Вот что сообщает Фирдоуси. «Царь (Лохрасп = Грозный — Авт.) двух сыновей луноликих растил, достойных венца, преисполненных сил — Гоштаспа с Зериром… Еще двух царевичей тою порой возвысил Лохрасп, венценосный герой. Они среди знатных иранской земли свой род от царя Кей-Кавуса вели. Лохрасп этих юношей предпочитал Гоштаспу, все более их отличал. И ТЕМ БЫЛ ЦАРЕВИЧ ГОШТАСП УЯЗВЛЕН, ГОРЕЛ С ЮНЫХ ЛЕГ ЧЕСТОЛЮБИЕМ ОН. В ДУШЕ В КАЖДЫМ ДНЕМ ВОЗМУЩЕНЬЕ РОСЛО», с. 9–10.

Однажды царь Лохрасп устроил большой пир для иранской знати. На нем произошло важное событие, повлиявшее на течение иранской истории, приведшее к крупным событиям и войне. Мы цитируем.

«Поднялся Гоштасп, лишь хмельного испил. „О царь добродетельный, — он возгласил, — … Я верный слуга твой, притом не чужак… На поле войны, в богатырской борьбе не знаю противников равных себе… Когда Кей-Хосров охладел к бытию, тебе передал он корону свою, А НЫНЕ МЕНЯ ТЫ ВЕНЦОМ УДОСТОЙ, И МНЕ УСТУПИ СВОЙ ПРЕСТОЛ ЗОЛОТОЙ. Клянусь тебе царский почет воздавать, тебя властелином и впредь называть“», с. 10.

Лохрасп явно не ожидал такой дерзости, а потому, ясное дело, удивился и в вежливой форме сделал выговор своему сыну. Завершил свой ответ словами: «„Ты молод, возвыситься не торопись, от суетных, дерзких речей воздерждись!“

Все выслушал молча Гоштасп; побледнев, покинул отца — в сердце горечь и гнев. „Добро! — повторял он, — чужим лишь даруй свою благосклонность, а с сыном враждуй!“

Гоштаспу служили три сотни бойцов… Созвал приближенных и, гневом палим, открыл затаенные замыслы им: „Умчимся в ночи! От царева дворца и взоры свои отвратим, и сердца!“

Мужи вопрошают: „Куда же пойдешь, убежище верное где обретешь?“

Ответил Гоштасп: „Проявили ко мне любовь и почтение в хиндской стране. Царь Хинда недавно письмо мне прислал, он мускусом так на шелку написал: „Тебя приглашаю пожаловать я, верь, будет законом мне воля твоя“.“

В ночи, тяжкой палицей вооружась, с дружиной в дорогу пустился Гоштасп. ПОБЕГ ЕГО В ГОРЕ ЛОХРАСПА ПОВЕРГ, и радости свет для владыки померк. Вождей умудренных венчанный созвал, о том, что постигло его, рассказал. „Что сделал со мною мой сын! — говорит, — Я в сердце им ранен, позором покрыт“…

Потом он Зерира призвать повелел, сказал: „Десять сотен бойцов отбери, с тобою пусть выступят богатыри в путь к Хинду далекому; эта страна — приют колдунов, да погибнет она!“», с. 11–12.

Подведем итог. Царевич Гоштасп, сын великого царя Лохраспа, хочет занять престол при еще живом отце и требует власти. Отец, естественно, отказывается. Тогда возмущенный молодой царевич созывает свою дружину и вместе с ней покидает царство, направляясь в далекую страну Хинд, правитель которой заинтересован в том, чтобы привлечь Гоштаспа на свою сторону.

Поскольку предыдущий анализ показал, что сейчас мы находимся в потоке событий XVI — начала XVII века в Руси-Орде (Иране), то долго искать оригинал перечисленных событий не приходится. Перед нами — история Дмитрия Самозванца. Действительно, Дмитрий считался сыном «Грозного» (Лохраспа). По версии Романовых, «подлинный сын Дмитрий» рано погиб, а его место занял Самозванец, принявший его имя. Этот Самозванец, которого, по словам романовских историков, в действительности звали Григорий (Юшка) Отрепьев, спасается бегством в Литву и Польшу, рис. 7.2. Современные комментаторы пишут: «История самозванца, принявшего имя царевича Дмитрия, принадлежит к числу самых драматических эпизодов своего времени» [777], с. 155.

Рис. 7.2. Карта, составленная романовскими историками, и обозначающая путь следования Григория Отрепьева на Литву и Польшу и поход «Лжедмитрия» на Москву. Взято из [578], кн. 2, с. 724.

Фирдоуси говорит, что царь Лохрасп (здесь — Борис Годунов) приказывает направить десять сотен бойцов по следам бежавшего Гоштаспа (Дмитрия). Аналогичные события происходят, согласно романовской версии, и при Годунове: «Юшке Отрепьеву, видно, угрожала нелегкая участь. Патриарх говорил, что он спасся в монастыре „от смертные казни“. Борис выражался еще определеннее: боярского слугу ждала виселица!» (777], с. 162.

Согласно Шахнаме, царь Лохрасп смущен и встревожен поступком Гоштаспа. Аналогично, по версии Романовых, Борис Годунов был испуган появлением Дмитрия Самозванца и стремился устранить его.

Отметим также, что царевич Гоштасп направляется в страну Хинд, правитель которой покровительствует ему и, тем самым, настроен враждебно к Ирану. Недаром Лохрасп, царь Ирана прямо заявляет, что Хинд — страна колдунов и что она должна погибнуть. Это соответствует картине конца XVI века, когда Литва и Польша («страна Хинд») оказались в оппозиции к Ивану Грозному и Борису Годунову. Началась Ливонская война, в которой метрополия Великой Империи попыталась привести к повиновению свои взбунтовавшиеся провинции.

Фирдоуси описывает обстоятельства бегства царевича Гоштаспа из Ирана достаточно подробно. Видно, что этому эпизоду иранские летописцы придавали серьезное значение.

«Царевич нахмуренный едет, в слезах», направляясь в Хинд, с. 12. Его настигает брат Зерир (вероятно, просто ЦАРЬ = ЗРР = Зерир). Они обнимаются, на стоянке был созван совет именитых мужей, дабы решить, что делать дальше. Один из них, обращаясь к Гоштаспу, спрашивает: «Ужели властителю Хинда слугой ты станешь? … Не чтут здесь (в Хинде — Авт.) Йездана священный завет, К ВЛАДЫКАМ ИРАНА ПОЧТЕНИЯ НЕТ. Не слышал никто о подобных делах, чтоб был у раджи (то есть у правителя Хинда — Авт.) в подчинении шах (то есть царевич Гоштасп — Авт.)», с. 13.

Вновь отмеченное здесь недоброжелательное отношение Хинда к Ирану подтверждает уже намеченное нами соответствие: здесь Хинд — это Литва и Польша (более общо — Западная Европа), а Иран — это метрополия Руси-Орды. Кроме того, точно подмечено то положение, которое займет бежавший царевич Гоштасп в Хинде — «будет слугой властителю Хинда». Все верно. Дмитрий Самозванец, бежавший в Польшу, действительно оказался в подчинении у польских властей.

Кстати, по версии Романовых, царевич Дмитрий (Отрепьев) бежал не один, а с несколькими спутниками. Это подтверждает и Шахнаме, говоря о бойцах, сопровождавших Гоштаспа в его бегстве из Ирана.

Вот как далее описывает Фирдоуси бегство Гоштаспа (Дмитрия Самозванца). Эти сохранившиеся персидские свидетельства очень интересны, так как добавляют новые сведения в историю Дмитрия Самозванца, утраченные в искаженной романовской версии. Интересно, что, согласно Фирдоуси, беглый царевич, после некоторых раздумий и уговоров приближенных, решил все-таки вернуться к отцу, дабы еще раз потребовать от того добровольной передачи ему, сыну, царской власти. События разворачиваются так.

Один из мудрецов говорит Гоштаспу: «„Отец тебя пестовал, нежно любя, не знаю, чем мог он обидеть тебя“.

„О славный, — Гоштасп отвечает ему, — я, знай, неугоден отцу своему. Кавусовым внукам он троны дарит. Когда мне уступит иранский венец, чтить буду его, словно идола — жрец. А коль не отдаст, — мне того не простить… ИСЧЕЗНУ, УМЧУСЬ Я В ЧУЖУЮ СТРАНУ, Лохраспу оставлю и трон и казну“.

Сказал (и, решив вернуться домой, — Авт.)… в дорогу пустился опять, чтоб перед Лохраспом венчанным предстать. Узнав, что домой возвращается сын, навстречу с дружиной спешит властелин… Царь, видя покорность его, просиял и крепко Гоштаспа в объятиях сжал. Сказал он: … „Коварного прочь отгони сатану — он жаждет тебя по дурному пути…“

„О царь, — отвечает Гоштасп, — пред тобой… предстал я смиренным слугой. Исполни желанье мое, и клянусь, как преданный сын пред тобою склонюсь“», с. 14.

Но Лохрасп не поддается на уговоры и по-прежнему не собирается добровольно уступать верховную власть в Иране напористому царевичу. В итоге, события начинают скатываться к драме. Обиженный царевич во второй раз бежит из царства отца в далекую страну, на сей раз в Рум. То есть, скорее всего, опять-таки в Литву и Польшу. Причем это «второе бегство» — уже окончательное, в отличие от первого, когда царевич через некоторое время все-таки временно вернулся на родину. Мы цитируем.

Лохрасп «все о Хосрове-царе говорил, вниманье лишь внукам Кавуса дарил. Гоштасп удручен, слезы горькие льет, к себе на совет приближенных зовет и так говорит им: … „Как видно, мне горькой судьбы не избыть… Мне сердце Лохрасп ранит сотней обид! Он к сыну не благоволит своему, лишь племя Кавусово мило ему. ОДИН Я УМЧУСЬ! НЕ УЗНАЮТ КУДА, ВЛАДЫКА МЕНЯ НЕ ВОРОТИТ ТОГДА“.

[Бегство Гоштаспа в Рум]

… Порою ночной, в венце… и в мантии, затканной сплошь серебром, динаров и царских алмазов с собой взяв вдоволь, ЦАРЕВИЧ, ГОНИМЫЙ СУДЬБОЙ, В РУМ ДВИНУЛСЯ. ЦАРСТВО ОСТАЛОСЬ ОТЦУ, МЫТАРСТВА ДОСТАЛИСЬ ЕМУ, БЕГЛЕЦУ! УСЛЫШАВ, ЧТО СКРЫЛСЯ БЕССЛЕДНО ГОШТАСП, УТРАТИЛ ПОКОЙ, ОМРАЧИЛСЯ ЛОХРАСП. Старейших, мудрейших мужей он зовет и речь об исчезнувшем сыне ведет. Сказал он: „Венчанные головы в прах повергнет Гоштасп, равный тигру в боях. ТАКОЮ УГРОЗОЙ НЕЛЬЗЯ ПРЕНЕБРЕЧЬ. КАК БЫТЬ, КАК СЕБЯ ОТ БЕДЫ УБЕРЕЧЬ?“…

Царь множество знатных мужей разослал, царевича долго по свету искал, но поиски не приносили удач, гонец за гонцом возвращается вскачь. Печаль, покаянье — Лохраспа удел, скитанья, страданья — Гоштаспа удел», с. 15–16.

Перед нами встают хорошо знакомые (по романовским источникам) события эпохи Бориса Годунова. Бегство царевича Дмитрия, якобы Самозванца, страх Бориса Годунова, попытки отыскать беглеца.

Здесь важно отметить, что, в отличие от (во многом фальшивой) романовской версии, иранский Эпос абсолютно четко утверждает, что беглый царевич Гоштасп (Дмитрий) никаким самозванцем не был. Он — настоящий царевич, сын царя Лохраспа. Это прекрасно согласуется с нашими результатами, согласно которым, Дмитрий «Самозванец» был настоящим сыном Ивана «Грозного». Тем самым, мы в очередной раз ловим романовских редакторов за руку. Сделанные ими искажения истины теперь наглядно всплывают при сопоставлении с другими, независимыми, источниками. В данном случае, с персидскими.

Почему Литва и Польша названы здесь «Рум»? Вероятно, потому, что все эти территории в XVI — начале XVII века пока еще входили в Великую Империю, которая на страницах некоторых источников именовалась «Римской». Названия РУМ и РИМ явно связаны друг с другом. Более того, как мы увидим далее, воевода и сенатор Юрий Мнишек, отразившийся на страницах Шахнаме как «Румский кейсар» (то есть румский кесарь, царь), владел королевскими имениями в Червонной Руси. А Русь именовали Римом (Румом). Поэтому и страну, куда бежал царевич, некоторые хронисты назвали Румом = Римом.

Далее в Шахнаме мы видим раздел под названием «Прибытие Гоштаспа в Рум». Сказано следующее. Гоштасп скачет до берега моря, где находит сборщика пошлин по имени Хишуй, известного своей доблестью и прозорливостью. У Хишуя есть судно, которым Гоштасп хочет воспользоваться для переправы через море. Царевич скрывает свое подлинное имя и представляется Хишую как «дебир», то есть мудрец, стяжавший славу в Иране и объездивший мир в стремлении к знаниям. И далее: «„Коль дашь мне до Рума на судне твоем добраться, — вовек не забуду о том!“

Ответ был: „Нет, ты сотворен для венца, для яростных сеч и доспехов бойца. НЕ ДУМАЙ, ЧТО ТАЙНУ СУМЕЕШЬ ТЫ СКРЫТЬ, безданно-беспошлинно к Руму поплыть. Дар нужен мне, правда нужна, а не ложь, ведь ты на дебира совсем не похож“.

Царевич в ответ на Хишуеву речь сказал: „БОЛЬШЕ ТАЙНУ НЕ СТАНУ БЕРЕЧЬ. Проси все, что хочешь…“

Динарами щедро его наделил. Тут парус Хишуй поспешил натянуть и по морю держит с царевичем путь. Румийскую путник увидел страну… Град стольный кейсаров, могучих владык. Лишь только царевич в тот город попал, РАБОТУ ИСКАТЬ И ПРИСТАНИЩЕ СТАЛ. Уж роздал и прожил он все, что имел, и в горе оплакал свой тяжкий удел. Устав от скитаний, тоской обуян, идет во дворец, где кейсара диван (администрация, совет — Авт.). И так говорит он, склонясь пред главой: „Дебир я, в Иране воспетый молвой, ПРИШЕЛ Я УСЛУГИ СВОИ ПРЕДЛОЖИТЬ, ХОЧУ ТВОИМ РЬЯНЫМ ПОМОЩНИКОМ БЫТЬ“.

Взглянули писцы на того чужака и переглянулись: такая рука пергамент касаньем испепелит, и сталь под рукою заплачет навзрыд! …

„Дебиров у нас, — отвечают ему, — избыток, нам нового брать ни к чему“.

Бледнея, отказу внимает Гоштасп, и царский диван покидает Гоштасп», с. 16–18.

Так начинаются длительные скитания царевича Гоштаспа по Румскому царству. Мы видим здесь хорошее соответствие с романовской версией скитаний Григория Отрепьева = Дмитрия «Самозванца». Судите сами.

Во-первых, в обеих версиях громко звучит тема «тайны имени» или «тайны происхождения». По Фирдоуси, на первых порах, царевич Гоштасп скрывает свое подлинное имя и происхождение. Аналогично, Григорий Отрепьев во время скитаний по провинциальным монастырям, а потом, при бегстве в Литву и Польшу, сначала скрывает — кто он такой. В разных ситуациях он называет себя то Отрепьевым, то царевичем Дмитрием. При этом вокруг этой личности (по крайней мере, в романовской версии) вскоре накапливается целый ворох легенд и противоречивых слухов. Практически то же самое мы сейчас увидим и в Шахнаме, при описании скитаний царевича Гоштаспа по Руму.

Во-вторых, прибывая в Рум, Гоштасп откровенно заявляет, что он «готов рьяно служить» румским властям. Тот же самый сюжет звучит и в русско-ордынской истории «Самозванца». В романовском изложении, он становится рьяным прислужником польской и литовской знати; вся его деятельность от начала до конца будет направлена на свержение законной власти на Руси и ее захват.

Вернемся к «древне»-персидскому рассказу о скитаниях царевича Гоштаспа (Дмитрия = Григория). Фирдоуси продолжает:

«Стеная, дав волю горючим слезам, к кейсаровым держит он путь табунам. А главный табунщик — достойный Нестар… Хвалу воздавая, склонился пред ним Гоштасп, затаенной тревогой томим. Приветливым взглядом Нестар наградил пришельца… спросил его: „Кто ты? Мне правду скажи. Ты с виду, как царского рода мужи“.

„О, славный! — Гоштаспа ответ был таков, — Мое ремесло — объезжать скакунов. В подмогу возьми, я тебе пригожусь“…

„Увы, чужестранец! — он слышит в ответ, — друзей у тебя здесь и родичей нет… Могу ль незнакомцу доверить коней?“

Уходит Гоштасп, на душе тяжело, раскаянье сердце ему обожгло», с. 18.

Итак, вновь повторяется та же тема: царственный отпрыск старательно скрывает свое истинное происхождение, выдавая себя за простого человека. Дескать, я не царского рода, а всего лишь табунщик…

То же самое мы хорошо знаем из романовской истории Григория Отрепьева. Мол, он тоже долго скрывал свое царское происхождение, прикидываясь простым монахом. И лишь потом открыл тайну, объявил себя царевичем Дмитрием, сыном «Грозного». Здесь мы видим прекрасное соответствие между романовской и «древне»-персидской версиями.

Фирдоуси продолжает рассказ о скитаниях царевича: «В тоске сожалений, терзающих грудь, к царевым погонщикам держит он путь… В Гоштаспа вглядевшись, погонщик почет, какой подобает, ему воздает. Ковры расстилает, сажает его, и лучшей едой угощает его.

„О муж благородный, — такие слова услышал погонщиков царских глава, — дозволь мне вести караваны, за труд и мзды не прошу я, лишь корм и приют“.

„О доблестный муж! — был ответ пришельцу, — Занятье такое тебе не к лицу. Ты нашей едва ль подчинишься судьбе, к престолу кейсара припасть бы тебе“…

Гоштасп… ушел, в отчаянье к городу снова побрел. Подавленный бременем тяжких забот, к базару кузнечному путник идет, там видит Бураба… своим ремеслом он отлично владел… Воскликнул ремесленник: „Муж из мужей, чего тебе в кузнице надо моей?“

Гоштасп отвечает: „Работы хочу, твой молот тяжелый и мне по плечу. Дозволишь остаться — в трудах помогу“…

Столпясь, глядят кузнецы, чтобы вынести суд. Вот молот тяжелый пришельцу несут. Удар наковальню и брус расколол. О путнике слух все ряды обошел.

„Нет, полно, — сказал устрашенный кузнец, — руки столь могучей, хоть ты и юнец, ни камень с железом, ни горн и меха не стерпят!“

Как доля Гоштаспа лиха! Отбросил он молот, но голод все злей. Ни пищи, ни крова… Гоштасп, истомившись в бесплодной борьбе, рыдает, стенает, пеняет судьбе, ему подносящей один только яд. Из города вышел… беглец молодой в тени приютился, взывая: „Творец! … СКИТАЮСЬ БЕЗ ПОМОЩИ, С МУКОЙ В ГРУДИ И ВИЖУ ЛИШЬ БЕДЫ ОДНИ ВПЕРЕДИ“.

Тем временем мимо дехкан проходил… Глядит: подперев подбородок рукой, льет юноша горькие слезы рекой. Воскликнул: … „Последуй за мною, мой дом посети, заботы забыв, у меня погости. Быть может, к тебе возвратится покой“…

Поднявшись, пошел за почтенным Гоштасп. Тот гостю в жилище войти предложил, почетом и лаской его окружил… жалея пришельца из дальней земли. Недели и месяцы так протекли», с. 18–21.

Итак, перед нами прошли длительные скитания Гоштаспа, бежавшего в царство Рум. Царевичу не удается найти работу, от него все отказываются. Он страдает, не знает, как быть. Наконец, сжалившись, его приютил некий дехкан из рода царя Феридуна. Так беглый царевич, наконец, на какое-то время обрел скромный кров и пищу.

По-видимому, эта — одна из версий скитаний царевича Дмитрия (Гришки Отрепьева) по Литве и Польше, после его бегства из метрополии Империи. Например, иезуиты «утверждали, что претендент (Григорий Отрепьев — Авт.) обращался за помощью к Острожскому, но тот будто бы велел гайдукам вытолкать самозванца за ворота. Сбросив монашеское платье, „царевич“ лишился верного куска хлеба и, по словам иезуитов, СТАЛ ПРИСЛУЖИВАТЬ НА КУХНЕ у пана Хойского. Никогда еще сын московского дворянина не опускался так низко. Кухонная прислуга… Растерявший разом всех своих прежних покровителей, Григорий, однако, не пал духом. Тяжелые удары судьбы могли сломить кого угодно, только не Отрепьева» [777], с. 173.

Перед нами — хорошее соответствие «древне»-персидской и романовской версий о начальном тяжелом периоде в судьбе беглого царевича.

Вспоминая хорошо нам внушенное романовское жизнеописание Лжедмитрия I, следует ожидать, что сейчас «древне»-персидский Эпос Шахнаме перейдет к женитьбе Дмитрия Самозванца на полячке Марине Мнишек, рис. 7.3, — дочери польского воеводы и сенатора Юрия Мнишека. Наш логический вывод прекрасно подтверждается. Действительно, Фирдоуси переходит к женитьбе беглого царевича Гоштаспа на Кетаюн, дочери кейсара (правителя) Царства Рум.

Рис. 7.3. Марина Мнишек. ГИМ, Москва. Фотография 2009 года.

4. Женитьба беглого царевича на дочери иностранного властителя

«Античная» царевна Кетаюн (и Мирин) — это Марина Мнишек из XVII века

Этому яркому событию посвящен специальный большой «Сказ о Кетаюн, дочери Кейсара». Сообщается следующее.

«Так было кейсарами заведено, которым иметь дочерей суждено: лишь станет кейсарова дочь расцветать и время придет ей супруга искать, красавицы той венценосной отец зовет отовсюду к себе во дворец прославленных доблестью знатных мужей…

Сестер Кетаюн затмевала: она прекрасна, разумна… Царевне предвиделось как-то во сне… что витязи с разных сторон собрались… В собрании том ПОЯВИЛСЯ ПРИШЛЕЦ, С ПЕЧАЛЬЮ В ГЛАЗАХ МОЛОДОЙ УДАЛЕЦ… КАК БУДТО ОН ЦАРЬ, ОСИЯННЫЙ ВЕНЦОМ. С поклоном к царевне цветы он поднес, и сам награжден был охапкою роз», с. 22–23.

Когда Кетаюн проснулась, она увидела, что сон начинает сбываться. Со всех концов в столицу прибывают достойные знатные юноши, ищущие ее руки. Царевна всматривается в их лица, отыскивая приснившегося ей удальца, но все безрезультатно. Не он, не он…

«Обнародован царский указ. Владыка страны предложил в этот раз, чтоб все во дворец на смотрины пришли знатнейшие люди румийской земли. Молва лишь успела по краю разнесть о новом указе властителя весть, — Гоштаспу сказал покровитель его: „В глуши оставаться тебе для чего? В чертоге царя побывай меж людей, рассейся и грустные думы развей“.

В путь вышел Гоштасп вместе с другом своим. И вот уж кейсара дворец перед ним. Вошел он, собранье мужей оглядел и грустно от всех в отдаленье присел. Выходит царевна… Собранье мужей Кетаюн обошла и мыслит, Гоштаспа узрев пред собой: „Сон сбылся, мне послано счастье судьбой!“ Царевна ему увенчала чело своею короной», с. 23–24.

Тотчас же один из придворных кинулся со всех ног к кейсару, сообщая, что царевна выбрала мужа. При этом подчеркнул: «„На нем словно божья лежит благодать, НО ТОЛЬКО НЕ ВЕДАЕМ, КАК ЕГО ЗВАТЬ“.

Ответил кейсар: „Лучше б сгинула дочь! Снести поношенье такое невмочь. БЕЗВЕСТНОМУ ДОЧЬ УСТУПИВ ЧУЖАКУ, ПОЗОРУ НАВЕКИ СЕБЯ ОБРЕКУ. Ей, дерзкой, с избранником вместе тотчас отрубят пусть головы — вот мой приказ!“», с. 24.

Однако придворные дружно восстают против такого решения правителя и резонно напоминают ему старые обычаи, согласно которым такой поступок дочери вполне оправдан. Не нужно, мол, нарушать традиции древности.

«Царь, выслушав это, не стал возражать и дочь согласился Гоштаспу отдать, сказав ей при этом: „Не жди от отца ни перстня теперь, ни казны, ни венца!“

Решением этим Гоштасп удручен… и молвит царевне: „Ты в холе росла, зачем венценосцам меня предпочла! Я — СТРАННИК, И ЕСЛИ СО МНОЙ ТЫ ПОЙДЕШЬ, ОДНИ ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ ТЫ ОБРЕТЕШЬ“», с. 25.

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

Промозглой осенней ночью в родовом поместье древнего графского рода произошло кровавое убийство. Пог...
Автор изображает войну такой, какой ее увидел молодой пехотный лейтенант, без прикрас и ложного геро...
Волшебство рядом! И как полагается — происходит совершенно неожиданно! Школьники Рита и Стас не могл...
Курцио Малапарте (Malaparte – антоним Bonaparte, букв. «злая доля») – псевдоним итальянского писател...
Должен ли герой быть безупречным? Может ли он быть преступником, предателем, лгуном? Отряд отважных ...
Книга «Кровавый век» посвящена ключевым событиям XX столетия, начиная с Первой мировой войны и закан...