Всеобщая история религий мира Карамазов Вольдемар

В течение многих веков индийская и китайская цивилизации оказывали серьезное воздействие на соседствующие с ними страны и народы. И пусть это влияние было разносторонним, а на окраинах двух упомянутых крупных культурных центров чувствовалось знакомство с индуизмом, равно как и с конфуцианством, и даже с даосизмом, все-таки главным компонентом религиозной традиции оставался буддизм. Это хорошо видно на примере Японии.

Япония – страна во многих смыслах уникальная и удивительная. Врожденная вежливость, более искренняя и гораздо менее церемонная, чем в Китае, соседствует здесь с острым мечом самурая, смелость, отвага и готовность к самопожертвованию которого можно сравнить только с яростным фанатизмом воинов ислама.

Редкое трудолюбие в сочетании с обостренным чувством чести и глубокой, до смерти, преданности патрону, будь то император, сюзерен, учитель или глава процветающей фирмы. Необычайное, даже для изысканного Востока, чувство прекрасного: скромность и простота, лаконизм и необыкновенное изящество одежды, убранства, интерьера.

Умение отрешиться от суеты повседневности и найти душевный покой в созерцании спокойной и величественной природы, в миниатюре, представленной в маленьком, наглухо огороженном дворике с камнями, мхом, ручейком и карликовыми соснами. Наконец, удивительная способность заимствовать и усваивать, перенимать и развивать достижения иных народов и культур, сохраняя при этом свое, национальное, своеобразное, японское.

Религия в Японии представляется красочным набором разнообразных традиционных верований, многие из которых имеют почти двухтысячелетнюю историю. Большинство японцев имеют предрасположенность сразу к нескольким религиям. К примеру, свадьбы обычно проводят по обряду синто, а похороны осуществляют зачастую по буддистским ритуалам, хотя и свадьбы по буддистским и гражданским обрядам тоже нередки. При этом человек или семья может состоять в какой-либо из сект буддистов или принадлежать к одному из многочисленных современных течений, которые охватывают около трети населения нынешней Японии.

Карта Древней Японии

Хотя археология свидетельствует о довольно глубокой древности обитания человека на Японских островах, возникновение там развитого земледельческого неолита и тем более первые шаги цивилизации городского типа относятся к сравнительно позднему времени, уже в пределах новой эры. Первым императором, легендарным основателем японского государства, считается великий Дзимму, «потомок» богини солнца Аматэрасу, который жил где-то на рубеже III – IV вв. и от которого ведут свое происхождение императоры Японии тэнно («небесный государь»), или микадо.

Бог Фудо Мео. Раскрашенное дерево (X в.)

Даже весьма схематичный, беглый обзор лишь самых необходимых археологических данных, а также свидетельств китайских источников и японской мифологии, касающихся этого периода, позволяет наметить основные черты протояпонской культуры. Прежде всего бросается в глаза, что уже в этот очень ранний период эта культура представляла собой весьма сложный конгломерат отдельных культурных комплексов.

Во II в. н. э. было уже по крайней мере два таких этнически и территориально сложившихся культурных комплекса: на острове Кюсю (за исключением юга острова, населенного племенами кумасо) и в районе Кинай (Центральная Япония), которые, в свою очередь, сформировались из весьма разнородных элементов. Причем процесс этот начался задолго до рассматриваемого периода. В результате неоднократных сдвигов в эпоху позднего энеолита, связанных с продолжительными инфильтрациями племен с материка, на Кюсю распространилась так называемая культура яей, основы которой принесли пришельцы из Южной Кореи. Культура яей, как явствует из ее названия[27], проникла далеко на север, однако расцвета весь культурный комплекс яей достигает только на Кюсю. На северо-востоке, в Центральной Японии, превалируют элементы местной культуры.

Согласно периодизации японских археологов, в период СреднийЯей, совпадающий с эпохой бронзы (примерно II – I в. до н. э. – II в. н. э.), культурный ареал Северного Кюсю и Нагато, населенных племенами ва, демонстрирует тесную связь с племенами Трех Хань в Южной Корее. Культура же района Кинай, имеющая множество параллелей в культуре айнов, с одной стороны, и в аустронезийской культуре – с другой, весьма слабо связана с материком. Оба культурных ареала отличаются друг от друга не только характером хозяйства, но и культовым комплексом.

Истоки этого явления стоит искать в глубокой древности. Население Северного Кюсю еще до наступления эпохи бронзы было тесно связано с Южной Кореей. В эпоху бронзы связи и взаимодействие двух культур сохраняются. Оживленные сношения благодаря мореходству между Кюсю и материком приводят к попытке вождей племенного союза объединить под своей властью не только Северный Кюсю, но и часть территории Кореи.

Завоевание Кореи нашло отражение в IX и X свитках японской летописи «Нихонги», повествующих о царствовании легендарных правителей Дзинго и Одзин. Как сообщается в «Нихонги», правительница Дзинго-кого в 200 г. н. э. выступила во главе войск для завоевания Синра (Сираги), угрожавшего японской колонии в Мимана (южная оконечность Корейского полуострова). С помощью божества моря Сумиеси японский флот достиг берегов Кореи. Войско Синра потерпело поражение, и государь Синра должен был ежегодно платить дань в виде 80 кораблей, груженных золотом, серебром, платьем и пр. Государи Корай (Кома) и Хакусай (Кудара) также вынуждены были признать суверенитет Японии.

Достоверность датировки событий в «Нихонги» была поставлена под сомнение рядом ученых, которые предложили датировать корейский поход не 200-м, а 346 г. Но так или иначе, а предание, зафиксированное в «Нихонги», несомненно отражает какие-то реальные события, связанные с завоевательными походами вождей племенного союза ва в Корее.

Интересно, что наследовавший Дзинго Одзин, при котором продолжался обмен посольствами и подарками, квалифицировавшимися зачастую обеими сторонами как дань, был впоследствии отождествлен с синтоистским богом войны Хатиманом. В этом героическом мифе отражен характер общества III в. н. э.

В эпоху бронзы на Кюсю сложился тройной ритуальный комплекс, который, по-видимому, в эпоху энеолита был занесен с материка, а затем вобрал в себя черты местного культа.

Религиозные верования, сформировавшиеся в результате этого процесса, весьма близки к религиозным воззрениям айнских племен. Три предмета, являющиеся объектом поклонения – меч, зеркало и магатама (яшмовые подвески) – почти полностью совпадают с ритуальным комплексом айнов: палицей вождя (сэкибо), дискообразными символами солнца (причем в обоих случаях солнце – это женское божество) и той же магатамой (изогнутой яшмой – символом плодородия).

Японская свадьба по обряду синто

Император Дзимму, основатель японского государства

Центральное место в верованиях ва на Кюсю занимает культ оружия. На это указывает, например, хотя бы то обстоятельство, что мечи находят не только в погребениях, но и в местах, где совершались религиозные обряды: на вершинах холмов, в ограде святилища. Этот обряд перешел затем в национальную японскую религию – синтоизм. Например, за оградой синтоистского храма Идзумо Тайся было найдено множество бронзовых ритуальных мечей.

Миф о волшебных мечах Аматэрасу и Сусаноо – один из центральных синтоистских мифов. А легендарный правитель Северного Кюсю Одзин не случайно превратился в синтоистском пантеоне в бога войны Хатимана. Но многочисленные находки литейных форм, в которых отливались ритуальные широколезвийные мечи, служившие объектом культа, а также, видимо, предметом обмена с другими племенами, приходятся исключительно на Северный Кюсю и примыкающий к нему непосредственно крайний запад Тюго-ку.

Богиня Аматэрасу

В районе Кинай ритуальное оружие не было обнаружено вовсе. Зато сельскохозяйственные орудия из раскопок в Северном Кюсю демонстрируют весьма низкий по сравнению с обнаруженными в районе Кинай технический уровень. Все указанные здесь обстоятельства лишний раз подчеркивают преимущественно военный характер общества на Кюсю в эпоху бронзы. Отсюда понятно, почему именно союз племен Северного Кюсю завоевал и подчинил себе примерно в III в. племена, населявшие Центральную Японию, а не наоборот.

Проблемы, связанные с развитием, взаимодействием и борьбой двух ареалов культуры эпохи бронзы, равно как и целый ряд вопросов, касающихся становления, характера и развития государства Ямато, еще далеко не выяснены и ждут своего разрешения. Опираясь на некоторые уже установленные факты, можно лишь предположить, что отмечаемая некоторыми учеными близость (языковая и этническая) племен Северного Кюсю и Кинай сложилась вследствие достаточно сильной местной этнической основы (ею, скорее всего, являлась айнская основа) обоих районов, которая оказалась достаточно устойчивой и не была поглощена во время позднейших миграций в эпоху неолита. На эту основу и наслаивалась, видимо, новая культура, причем рядовая масса членов племени сохраняла в значительной мере свою культуру.

С наступлением эпохи железа, которая датируется примерно III в., усиливается тенденция, приводящая к возникновению государства. Сопутствующее этому процессу становление японской народности в обоих районах, несомненно, облегчалось близостью населения этих ареалов. Не случайно тройной религиозный комплекс айнов и племен Северного Кюсю совпадает почти целиком. А айнская основа была, как известно, очень сильной в Кинай в эпоху бронзы.

Процесс завоевания Кинай союзом племен Северного Кюсю отражен в летописи «Кодзики» и в «Нихонги», в мифах об Ажатэрасу, Сусаноо и о походе Дзиммутэнно. В обоих мифах из цикла о богине солнца Ажатэрасу она предстает добрым началом, носителем справедливости, который одерживает верх над злом в лице Сусаноо. Известно, что женское божество Аматэрасу является обладательницей священных мечей, и в этом заключается прямое указание на то, что она – верховное божество Северного Кюсю.

Сусаноо, напротив, злое, враждебное солнцу мужское божество, почитавшееся в Идзумо, т.е. в юго-западной части острова Хонсю. Победа Аматэрасу над Сусаноо знаменует собой, по-видимому, победу матриархального начала над патриархальным. Казалось бы, что должно случиться наоборот. Хотя необходимо учитывать, что рассматриваемый миф или какая-то его часть может отражать более раннюю картину общества Кюсю, где в III в. тоже, возможно, утвердился патриархат. Но тот факт, что в начале VIII в., когда были записаны «Кодзики» и «Нихонги», этот миф сохраняет яркую окраску, присущую матриархальному обществу, весьма серьезен. Во всяком случае, победа же некого божества над мужским несомненно отражает характерное для японского общества и в последующие периоды явление, когда женщина часто играла ту же роль, что и мужчина, наследуя престол, занимаясь литературой и т. д.

Бог Хатиман

Другой знаменитый миф о Ямато Иварэбико, обожествленном под именем Дзимму, содержит подробное описание похода этого наиболее популярного персонажа мифологического цикла о героях.

В мифе приводится генеалогия героя, маршрут его похода на Восток, подробная хронология и описание хода событий. Насыщенное сказочными чудесами повествование вместе с тем позволяет выделить заключенные в нем реальные факты и события, увенчавшиеся завоеванием Кинай и объединением Кюсю и Центральной Японии. Разумеется, датировку похода в «Нихонги» (665 г.) следует отнести на счет присущей всему сочинению тенденции к архаизации событий, тем более что подробности мифа характерны для значительно более позднего периода, а именно для периода перехода от бронзового к железному веку.

Железное оружие – китайские мечи – появляется впервые на Кюсю примерно в конце III в. После падения царства У в 287 г., по мнению известного советского этнографа Г. Г. Стратановича, произошло массовое переселение жителей царства за его пределы. Часть из них, вероятно, попала и на Кюсю обычным для миграций с материка путем и принесла с собой целый ряд технических достижений (секретов ремесла) и научных сведений того времени.

Магатама. VIII в.

Выходцы из У, осевшие на Кюсю, могли принять участие в походе Дзимму, который большинство историков датируют примерно концом III – началом IV в. Согласно «Нихонги», подготовка к походу продолжалась три года. Собрав воедино все свои силы, Дзимму отплыл во главе своих войск с юга Кюсю, а точнее с его западного побережья. Высадившись в Кавати – наиболее развитом районе Кинай, войско Дзимму встретило упорное сопротивление и, потерпев поражение, отступило.

Айны – древнейшее население Японских островов

Далее, рассказывает «Нихонги», богиня Аматэрасу явилась во сне своему потомку и обещала ему прислать на помощь солнечного ворона. Это уже более позднее, возможно, позднее III – IV вв., заимствование, вероятно, из китайской мифологии.

После вещего сна в делах Дзимму наступает перелом, и удача начинает сопутствовать завоевателям. Они беспощадно уничтожают всех, кто оказывает им сопротивление. Вожди племени цутигумо, являвшиеся одновременно жрецами, были перебиты вместе со своими сторонниками там, где они укрывались от осаждавших, судя по тексту «Нихонги», в местных святилищах. Остальные покорились победителям.

По окончании похода Дзимму объявил, что длившаяся шесть лет война окончена, дикие орды уничтожены и теперь следует построить дворец (или, что более вероятно, святилище) в завоеванном месте. Так окончилось покорение Кинай.

Однако поголовного истребления населения, уничтожения его культуры не было. Наоборот, так называемая культура Ямато, сменившая культуру Северного Кюсю и Кинай, свидетельствует, что основные элементы культурного комплекса Кинай (характер полеводства, ремесла, жилища, уклад жизни, даже божества – покровители завоеванной земли) сохранились и были восприняты культурой Ямато, ставшей наследницей обеих культур.

Насколько органичным был процесс объединения, свидетельствует, например, то обстоятельство, что культ Сусаноо и других божеств Центральной Японии сохранился в Ямато. Особенной популярностью он пользовался в Идзумо, куда, согласно мифу, был изгнан Сусаноо. Впоследствии Сусаноо почитался всей синтоистской Японией. Храм Идзумо-но-Оясиро посвящен культу О-Куни-Нуси – потомку Сусаноо. По значению это вторая после храма в Исэ святыня синтоистской Японии.

Статуя храма Якусидзи

В другом мифе, вошедшем в «Кодзики» и «Нихонги», видимо, относящемся к более позднему времени, чем весь цикл об Аматэрасу, и повествующем о деяниях Сусаноо после изгнания его с небес в Идзумо, он выступает уже не злым, а добрым началом. Здесь Сусаноо выступает как божественный герой, побеждающий страшного восьмиглавого дракона Яма-то-но Ороти, угрожавшего пожрать богиню рисовых полей Куси Инадахимэ.

Идзумо тайся (синтоистское святилище)

Сусаноо, хитростью опоив дракона зельем, убивает его, разрубает на части и достает волшебный меч Ама-но-Муракумо-но-Цуруги, что означает – «меч собирающихся небесных облаков». Этот меч Сусаноо преподнес своей сестре, богине Аматэрасу. А та, в свою очередь, пожаловала его потом вместе с зеркалом и яшмовыми подвескамимагатама своим потомкам, вручая им власть над Японией.

Скорее всего, составители «Кодзики» и «Нихонги» объединили в один мифологический цикл какие-то более ранние мифы, принадлежавшие, по-видимому, первоначально различным племенам. Можно предположить, что в данном случае были объединены солярный миф племен Северного Кюсю с мифологическим циклом Центральной Японии. В «Кодзики» и «Нихонги» Сусаноо, например, предстает божеством, совмещающим в себе функции нескольких племенных богов (как, впрочем, и богиня Амагэрасу). Он является богом ветра и бури, он добывает Меч собирающихся небесных облаков и женится на божественной деве – богине рисовых полей – Куси Инадахимэ.

Все это свидетельствует о том, что Сусаноо – божество земледельцев, жизнь которых зависит от ветров, облаков и дождей, орошающих рисовые поля. Первоначально, по «Кодзики», его божественный родитель Идзанаги пожаловал ему во владение море. Отсюда проистекают и остальные функции бога-громовника, ставшего земледельческим божеством и вместе с тем божеством луны. Ведь в основе земледельческого цикла лежал лунный календарь.

Иллюстрация к мифу об Аматэрасу

Столь подробный разбор мифов, сложившихся вокруг Сусаноо, вызван стремлением проследить корни раннего синтоизма в верованиях племенных объединений, существовавших еще до образования государства Ямато. Известно, что Аматэрасу и Сусаноо предстают с самого начала главными синтоистскими божествами и сохраняют свое место и в современном синто. Их храмы в Исэ и Идзумо со времен глубокой древности и вплоть до наших дней не утратили своего первостепенного значения. В период формирования синкретического вероучения ребусинто культ Сусаноо был ассимилирован буддизмом, как и культ Аматэрасу, что подтверждает важную роль этих божеств в эпоху Ямато – Нара – Хэйан.

Резюмируя данные, иллюстрирующие процесс возникновения культуры Ямато на основе объединения культур Северного Кюсю и Центральной Японии, следует отметить, что сравнительная легкость объединения Кюсю и Центральной Японии объясняется, видимо, несомненной этнической близостью населения этих районов.

Их объединение в государство Ямато явилось социальным сдвигом, поворотным пунктом в процессе формирования японской народности.

Племенной союз ва Северного Кюсю, во главе которого стояла военная аристократия, подчинил племена Центральной Японии, которыми правила жреческая аристократия. Главные святилища стали главными центрами синтоизма, сложившегося к этому периоду в общеяпонскую религию. Возможно, что еще до завоевания Кинай существовал культ Сусаноо, но он был второстепенным. В синтоизме же он стал почти равен культу Аматэрасу.

Культура племен Центральной Японии сыграла в образовании культуры Ямато не меньшую роль, чем культура Северного Кюсю. Не случайно, таким образом, что культура Ямато распространяется по всей стране именно из Центральной Японии, а распространившись, превращается в действительно общеяпонскую культуру, религиозной основой и одновременно производной которой является синтоизм.

Японская церемония харикуе (втыкание иголок в сыр тофу)

Японская живопись

Путь духов, синтоизм

Синто («путь духов») служит для обозначения мира сверхъестественного, мира богов и духов (ками), которых веками почитали японцы. Истоки синтоизма находятся в глубокой древности, они включают в себя все присущие первобытным народам формы верований и культов – тотемизм, анимизм, магию, культ мертвых, культ вождей и т. п.

Древние японцы, как и другие народы, анимировали окружающие их явления природы, растения и животных, умерших предков, с высочайшим почтением относились к посредникам, осуществлявшим связь с миром духов, – к магам, колдунам, шаманам. Позднее, уже испытав влияние буддизма и многое переняв от него, первобытные синтоистские шаманы превратились в жрецов, отправлявших обряды в честь различных божеств и духов в специально для этого сооружавшихся храмах.

Реконструкция раннего синтоизма весьма затруднена поздними наслоениями. Так называемые камбундзэнсе – три основные книги: «Кудзиш» (620 г.), «Кодзики» (712 г.) и «Нихонги» (720 г.), а также 10 первых томов из 50-томной «Энгисики» («Книги церемоний и нравов»; 927 г.), которые считаются основным источником синтоистского мировоззрения (истории синто, его догматики и ритуала), на самом деле весьма далеки от первоначального синтоизма V-VI вв. н. э. Кстати, само название «синто» появляется позднее, после распространения буддизма в Японии и в противовес ему.

С конца VI в. синтоизм подвергается сильному влиянию корейской и китайской идеологии: конфуцианства, в меньшей степени даосизма и особенно широко буддизма. Названные выше классические священные книги, особенно «Нихонги» и «Энгисики» – источники синто, также не избежали этого. Содержащиеся в них синтоистские мифы и предания были интерпретированы в соответствии с китайскими канонами и традициями. Тем не менее в этих сочинениях присутствует стойкая традиция, уходящая корнями в протояпонскую культуру бронзового века.

Особый интерес представляют «Кодзики» и «Энгисики» (вернее, синтоистские молитвословия норито, включенные в них). Несмотря на сильное влияние иноземной культуры в период записи «Кодзики», все сочинение в целом свидетельствует о том, что местная традиция живет и укрепляется, воплотившись в синтоистском мировоззрении. Древние синтоистские мифы сохранили свой, собственно японский вариант представлений о сотворении мира.

Начиная с периода Ямато, центральное место в религии синто занимает императорский двор. Его генеалогия прослеживается через поколения легендарных правителей до самого Ниниги, считавшегося внуком богини солнца Аматэрасу.

Сад камней монастыря Реандзи в Киото

Лишь по окончании Второй мировой войны полубожественный статус императора был отменен, а синтоизм отделен от государства. С тех пор религиозное учение больше не преподается в государственных школах и соблюдение синтоистских ритуалов является добровольным. Несмотря на это, императорская семья продолжает пользоваться глубоким уважением у населения, а синтоистские храмы остаются величественными символами японской нации.

Синтоистский пантеон

Для синтоизма характерен огромный пантеон, причем его увеличение, как это случилось и в индуизме или даосизме, никто не контролировал и не ограничивал[28]. И сегодня в синтоизме можно обнаружить влияния древних культов, во многом определивших лицо современной Японии и повлиявших как на ритуальную, так и на обыденную жизнь.

Прежде всего, все три атрибута уже упомянутой Аматэрасу – главного божества одного из центральных циклов, почитаемой прародительницы и покровительницы японских государей, представляют собой сильный пережиток фетишизма. Основанный на фетишизме культ гор, который был распространен и на Северном Кюсю, и в Центральной Японии, также был воспринят синтоизмом. Еще большее место занимают тотемизм и анимизм.

В том же мифологическом цикле об Аматэрасу и Сусаноо находится миф о победе Сусаноо над восьмиглавым драконом. В нем, как и в мифе о походе Дзиммутэнно на Восток из 3-го цикла, отражена архаичная фетишистско-тотемистическая основа обоих сюжетов, хотя эти представления выступают здесь в преображенном виде и к тому же тесно переплетены с развитым анимизмом и культом предков. Таким образом, синкретизм анимизма с весьма сильными пережитками фетишизма и тотемизма и культ предков и составляют содержание раннего синто.

Замок Химедзи – замок Белой Цапли

Важнейшим синтоистским обрядом, как свидетельствуют источники, было охараи («великое очищение»). Он, как и древнейшие синтоистские мистерии кагура, свидетельствует о тесной связи с мифом-обрядом. Миф о соперничестве богини Аматэрасу и бога Сусаноо, об удалении Аматэрасу в пещеру и о том, как богам с помощью магических ухищрений (ритуальных заклинаний и плясок) удалось заставить Солнце (богиню Аматэрасу) вновь взойти над землей, лег в основу древней мистерии. В обоих случаях ясно прослеживается путь от колдовского (шаманского) обряда к мифу, который был призван обосновать обряд, возникший значительно раньше того периода, когда был зафиксирован ритуал.

Многие элементы раннего синто сохранились в современном японском фольклоре и хорошо прослеживаются по этнографическим параллелям. Помимо бесчисленных божеств (духов природы, стихий и пр.) каждый род имеет свое божество – удзигами (ясики-удзигами, сэдо-удзигами, иваи-удзигами и т.п., т. е. «дух» усадьбы, «дух» заднего двора, «дух» дома).

Термин «ками» (в составе слова также «гами», букв, «верх»), подобно полинезийскому «мана», означает понятие «обладания» чем-то или кем-то (любыми предметами, землей, людьми). Под удзигами понимался не только предок рода (родовое божество), но и вся родня предка, которая его сопровождает. Могущество родового божества зависит от количества его кровных родственников, сопровождающих его и служащих ему на небесах так же, как и на земле.

Культ удзигами, сохранившийся и поныне в японской провинции, демонстрирует чрезвычайно стойкую и косную традицию микромира, замкнутой ячейки человеческого общества, поглощенной сельскохозяйственным процессом. Традиция эта безусловно восходит к эпохе раннего синтоизма с его еще достаточно сильной тенденцией, противостоящей формированию общеплеменного пантеона.

Самым главным в культе удзигами является его назначение, заключающееся в том, чтобы объединить, сплотить членов рода для отпора враждебным силам природы и вообще вражеским силам. Отсюда и столь сильный родовой патриотизм, который сохраняется в пережитках и в настоящее время.

Центральное место в синто наряду с культом предков занимают верования и обряды, связанные с сельским хозяйством.

Среди бесчисленных синтоистских божеств земледельческие божества, как уже отмечалось, занимают центральное место. Кроме Аматэрасу, Сусаноо и других, являвшихся непосредственными покровителями земледелия, существуют многочисленные безымянные божества: дзигами (божества земли), та-но-ками (божества рисовых полей), цукуригами и сакугами (божества земледелия).

Синтоистские праздники

Синтоистские праздники отличаются особой красочностью и пышностью. Как правило, они включают в себя торжественное шествие или ярмарку с лавками и балаганами. Праздники собирают большое количество людей, многие из них под этим предлогом любят встречаться со своими родственниками. Наиболее известные торжества привлекают большое число туристов. Для того чтобы обслуживать праздники, получившие национальную известность, привлекаются специальные поезда, а места в отелях предусмотрительные японцы бронируют заблаговременно.

Среди наиболее знаменитых фестивалей можно назвать праздник Дзион в Киото, праздник Такаяма вблизи Хиде и праздник Чичибу в горах к северо-западу от Токио. В последнем принимают участие украшенные фонариками колесницы, которые провозятся по городу ночью, когда каши из городского святилища встречается с каши ближайшей большой горы.

Во многих случаях колесницы и флаги передвигаются по улицам города на руках молодых людей, одетых в цвета своего района. Интересно, что почти всегда для подкрепления сил им предлагается японская рисовая водка (сакэ), которая является своего рода талисманом синтоизма и часто продается даже в святилищах в аккуратно упакованных бутылках или больших бутылях. Иногда процессии и шествия посвящаются каким-то историческим событиям и предполагают ношение одежды, соответствующей определенным историческим эпохам.

Зачастую центром процессии является временное святилище (шикоши), которое переносится из основного святилища в различные места в окрестностях, что должно символизировать путь, проделанный в свое время каши. Не все из принимавших участие в процессии после возвращения входят в зал для молений. Обычно это делают только выборные представители, которые входят внутрь вместе со жрецами, чтобы совершить приношения (ветви вечнозеленого дерева сакаки) и вознести молитвы за здоровье и процветание своего района.

Важное место в религии синтоизма принадлежит сельскохозяйственным праздникам. Самый важный из них – тосигои-номатсури. Затем следуют ни-ина-шэ-шат-сури и охараи. Тосигои-но-шатсури – это весеннее моление об урожае во второй луне года; ниинашэ-шатсури – осеннее благодарение за хороший урожай в 10-й луне; охараи – Великое Очищение в 1-й день 6-й и 12-й луны. Дважды в год, в день весеннего и осеннего равноденствия, т.е. в период посевной и сбора урожая, празднуют сани-ти – праздник в честь божества земли.

Японский гражданин

Каждая сколько-нибудь существенная фаза сельскохозяйственных работ имеет своего покровителя (каши), и день ее начала или завершения отмечается особым молитвословием, сопровождающимся определенным ритуалом. Таковы, помимо уже упомянутых, так называемые вака-шидзу (дословно «молодая вода»), когда рисовые посевы ранней весной заливают водой; шинакути-шатсури, связанные с ирригационными работами, во время которых посреди рисового поля водружается священное дерево или ветвь, дабы она служила местом отдохновения божества – ерисиро.

После шинакути-шатсури наступал тридцатитрехдневный период табу, когда было запрещено трогать посевы, а затем отмечался день тауэ – пересадки риса, сопровождавшийся веселым ритуалом с песнями и плясками в честь божества рисового поля Ота-но-ками. Ритуальный обряд совершался в начале и в конце работ. За празднованием тауэ следовал в строгой очередности ама-гои (моление о дожде), обряды заклинания ветра, насекомых и, наконец, целая серия обрядов, посвященных сбору урожая. Начиналась эта серия обрядом хо-какэ в начале жатвы, когда божеству преподносился первый сноп (хо), и кончалась празднованием завершения жатвы – кариагэ-мацури, во время которого и свершался обряд осеннего благодарения – один из трех основных синтоистских праздников.

Изготовление стрел. Картина конца XV – начала XVI в.

Все верования и обряды, связанные с земледелием, восходят, как правило, к культу гор. По-видимому, из господствующего в эпоху бронзы культа гор пришла в синтоизм вера в то, что божество рисового поля каждой весной спускается с гор на поля, засеянные рисом, и пребывает там до тех пор, пока не наступила пора осенней жатвы, а затем возвращается назад, в свою горную обитель.

В 5-й, а на юге в 3-й луне, в период пересадки риса, совершается обряд, который сохранился у крестьян на юге Кюсю под названием хама-ори (букв. «схождение в бухту»). Во время уже упомянутого праздника тосигои-но-матсури женщины, собравшись вместе, вкушают особую ритуальную пищу и совершают ритуальное омовение в море.

Инари – бог риса (бог Лиса)

Обычай, напоминающий широко распространенные в этнографии «женские дома», преследует цель очищения после общения со змеем. В других районах женщины, чтобы избавиться от ребенка змея, купаются в прибрежных водах, прячась в камышах. Повсеместность такого обряда указывает на существование культа плодородия, воплощенного в обряде священного брака смертной женщины с божеством гор, водоемов и дождей. Ритуал очищения возник, вероятно, на более поздней стадии переосмысления культа, как и магическое «разоблачение» змея-супруга с помощью железной иглы (мотив, встречающийся у очень многих народов Дальнего Востока).

Синтоистские храмы

Сегодня синтоизм является преимущественно религией одного храма. Для отправления обрядов, молитв и совершения жертвоприношений сооружались небольшие храмы, многие из которых регулярно перестраивались, возводились на новом месте чуть ли не каждые двадцать лет (считалось, что именно такой срок духам приятно находиться в стабильном положении на одном месте).

Существование каждого святилища имеет конкретное обоснование, будь то природное явление, историческое событие, имеющее важное значение для данной общины, акт персонального поклонения или покровительство властей. Богом или ками каждого святилища может быть природное явление, одно из божеств, упоминаемых в «Кодзики» или «Нихонги». Также им может быть какой-либо легендарный или исторический персонаж.

Томоэ Гозен, всадник

Синтоистский храм в Киото

У приверженцев синто существует три основных типа святилищ. Одни из них, в которых находятся ками данной местности (удзигами), чисто местного значения. К другому типу храмов относятся святилища целевого назначения. Их посещают, чтобы получить помощь в достижении определенной цели, например в успешной сдаче экзамена или заключении выгодной сделки.

Наконец, третью группу составляют общенациональные святилища. Примером такого храма может служить святилище Мэйдзи в Токио, воздвигнутое в честь Муцухито, императора-реформатора XIX в., пребывание которого при власти и получило название Мэйдзи – «просвещенное правление».

Синтоистский храм делится на две части: внутреннюю и закрытую (хон-дэн), где обычно хранится символ ками (синтай), и наружный зал для молений (хайдэн). Передняя часть зала для молений часто украшена толстой веревкой (шименава) и сложенными во много раз белыми полосками бумаги. Так обозначаются границы священной территории или священного предмета. Иногда их просто развешивают вокруг скалы или дерева в знак того, что они тоже считаются святилищами и в них живет ками.

Посещающие храм заходят в хайдэн, останавливаются перед алтарем, бросают в ящик перед ним монетку, кланяются и хлопают в ладоши, иногда произносят при этом слова молитвы (это можно и про себя) и уходят. Раз или два в году при храме бывает торжественный праздник с богатыми жертвоприношениями и пышными богослужениями, шествиями с паланкинами, в которые на это время из синтая переселяется дух божества. В эти дни жрецы синтоистских храмов в своих ритуальных облачениях выглядят весьма парадно. В остальные же дни они посвящают своим храмам и духам немного времени, занимаются будничными делами, сливаясь с простыми людьми.

В интеллектуальном отношении, с точки зрения философского осмысления мира, теоретических абстрактных конструкций, синтоизм, как и религиозный даосизм в Китае, был недостаточным для энергично развивающегося общества. Неудивительно поэтому, что проникший с материка в Японию буддизм довольно быстро занял ведущие позиции в духовной культуре страны.

Буддизм в Японии

Регенты-правители, сегуны и буддизм

С IX в. значение политической власти императоров уходит в прошлое. Функции регента-правителя оказываются в руках представителей аристократического дома Фудзивара, на женщинах из которого были обязаны из поколения в поколение жениться императоры.

Буддийский монастырь на горе Хиэй

Полководец-предводитель сегун

При регентах Фудзивара значение буддизма становится еще большим. Он превращается в государственную религию. Не только императоры, как это бывало в прошлом, но и регенты, и все их виднейшие чиновники к концу жизни становились монахами, но не выпускали из своих рук бразды правления. Центр административного руководства переместился в буддийские монастыри, так что буддийское духовенство сосредоточило в своих руках огромную власть.

За монастырские должности шла активная борьба, причем клан Фудзивара ревниво следил за тем, чтобы все высшие должности в монастырских сангхах доставались его членам. Естественно, это вело к резкому возрастанию политических и экономических позиций буддийских монастырей, особенно принадлежавших к наиболее влиятельным и активным сектам, как, например, Тэндай с центральным монастырем на горе Хиэй (Энрякудзи), который порой не подчинялся приказам властей и требовал себе все новых привилегий.

Но уже с X в. ослабление клана Фудзивара стало заметным. В 1192 г. военачальник из дома Минамото по имени Ёритомо взял власть в стране и объявил себя сегуном (полководцем-предводителем). Воины-дружинники нового правителя Японии получили свою долю земель и богатства и составили основу нового сословия, сыгравшего немалую роль в истории страны. Это было военно-служилое сословие самураев. Тем не менее весь период сегуната, длившийся долгие века, буддизм продолжал быть основной опорой власти. Однако в нем происходили важные изменения. Ушли в прошлое власть императора и централизованно-административное правление из монастырей, характерное для периода регентства. На передний план вышли феодальные князья и их вассалы-самураи. Силы феодальной децентрализации с трудом сдерживались вооруженной мощью сегунов. В изменившейся ситуации изменился и буддизм. На смену старым сектам пришли новые, влияние которых сохранилось в стране и поныне.

Во-первых, это секта Дзедо (кит. Цзинту – «Чистая земля», т. е. амидизм) с культом Западного рая и его владыки будды Амитабхи. Основатель ее в Японии Хонэн (1133-1212 гг.) счел необходимым упростить вероучение буддизма, сделать его более доступным для простого народа и для этого ввел заимствованную им из китайского амидизма практику бесчисленного повторения одного только слова «Амида», что должно принести верующему спасение. В аналогичном плане действовала и родственная ей школа-секта Дзедо син («Истинно Чистая земля»), основанная Синраном (1173-1262 гг.) и пропагандировавшая культ Амитабхи. Фраза «Наму Амида буцу» («Славься, будда Амитаба!») превратилась в магическое заклинание, нембуцу, повторявшееся до 70 тысяч раз в сутки.

Люди верили в столь простой путь к спасению, подкреплявшийся совершением добродетельных поступков – перепиской сутр, жертвованием на храмы, на буддийские скульптуры и изображения. И хотя со временем культ Амиды принял более спокойный характер, количество последователей амидизма в стране не уменьшилось, а, скорее, возросло (ныне, по некоторым данным, их насчитывается почти 20 млн).

Самураи. Фото 1890 г.

Во-вторых, большую популярность в Японии приобрела секта Нитирэн, названная по имени ее основателя (1222-1282 гг.), который так же, как и Хонэн, стремился упростить и очистить буддизм. В центре поклонения в секте Нитирэн оказался не Амитабха, а сам великий Будда. И не нужно было стремиться к Западному раю и неведомой Чистой земле: Будда был вокруг, во всем, в том числе и в тебе самом. Рано или поздно он в любом, даже самом обиженном и угнетенном, проявит себя.

Нитирэн был нетерпим к другим сектам, обвиняя их в различных грехах и суля их приверженцам пребывание в аду, но его учение поддерживалось многими обездоленными. Правда, это не придало ему революционности: в отличие от средневекового Китая буддизм в Японии редко становился знаменем восставшего крестьянства. Более того, Нитирэн твердо провозгласил, что религия должна служить государству, и это впоследствии было высоко оценено японскими националистами.

Третьей и, пожалуй, наиболее известной (если и не самой популярной) новой сектой японского буддизма стало учение дзэн. Дзэн-буддизм – это такая же японская реакция на индо-буддизм и проявление японского национального духа в буддизме, как прототип его, чань-буддизм, – олицетворение всего китайского в буддизме.

Дзэн проник в Японию из Китая на рубеже ХП-ХШ вв. в обеих его модификациях, северной и южной. Однако наибольшее развитие получила южная школа. Ее приверженцы, учителя Эйсай (1141-1215 гг.) и Догэн (1200-1253 гг.), стремились создать собственные практические школы.

Догэн, в отличие от китайской традиции южной ветви чань, уважал авторитет Будды, сутр и своего учителя. Это нововведение Догэна сыграло важную роль в дальнейших судьбах секты дзэн в Японии. На базе этого учения сформировались две новые секты – риндзай и сото, ставшие авторитетнейшими школами дзэн. И хотя это учение осталось эзотерическим, как и чань в Китае, однако возможности и влияние его в Японии оказались неизмеримо более широкими.

Во-первых, признание авторитета учителя способствовало упрочению определенных традиций. Укрепился институт инка, означавший признание учителем-мастером того, что ученик достиг просветления, сатори. Тем самым мастер как бы санкционировал право ученика на наследование авторитета учителя, традиций его школы.

Во-вторых, школы при дзэнских монастырях стали очень популярны. Суровость и жестокость воспитания, палочная дисциплина, психотехника и самоконтроль, стремление приучить человека настойчиво добиваться цели и быть готовым ради нее на все – это в дзэнской системе воспитания импонировало сословию самураев с его культом меча и готовности умереть за господина. Естественно поэтому, что дзэн-буддизму охотно покровительствовали сегуны.

Культ самоубийства в Японии

Принц Гаутама Будда

Буддийская танка

Обряд сэппуку (харакири)

Дзэн-буддизм с его принципами и нормами во многом определил кодекс самурайской чести, «путь воина» (бусидо). Мужество и верность, обостренное чувство достоинства и чести (не «лицо» образованного китайского конфуцианца, но именно честь воина-рыцаря, оскорбление которой смывается лишь кровью), культ самоубийства во имя чести и долга (не только мальчики в школах, но и девочки из самурайских семей специально обучались этому искусству: мальчики – делать харакири, девочки – закалываться кинжалом), философия фатализма в сочетании с фанатичной преданностью патрону, а также уверенность в том, что славное имя доблестно павшего будет светиться и почитаться поколениями в веках – все это, вместе взятое, вошедшее в понятие бусидо и оказавшее огромное влияние на японский национальный характер, во многом было воспитано японским дзэн-буддизмом.

Фанатизм и готовность к самопожертвованию, воспитывавшиеся в самураях дзэн-буддизмом, отличались от фанатизма воинов ислама, которые шли на смерть во имя веры, ожидая вознаграждения за это на том свете. Ни в синтоизме, ни в буддизме концепции вечного блаженства на том свете не существовало. И вообще духовная ориентация японской культуры, как и китайской, оказавшей на нее в этом смысле немалое влияние, была посюсторонней. Не о загробном блаженстве и посмертной жизни, а о достойной смерти и высоком месте в памяти живых мечтали шедшие на смерть самураи. Это отношение к смерти как естественному концу, как к закономерной судьбе каждого, к нормальной смене одного состояния другим (с перспективой возвращения в старое состояние жизни, но уже в новом перерождении) в немалой степени было стимулировано буддизмом, в том числе дзэн-буддизмом.

Влияние дзэн на эстетику японского общества

Буддизм и особенно дзэн оказали огромное влияние на развитие различных сторон японской национальной культуры, и прежде всего на воспитание чувства прекрасного. Специалисты не раз отмечали, что японский буддизм и буддисты склонны к гедонизму, к получению удовольствий, к вкушению радостей жизни в гораздо большей степени, нежели это вообще свойственно этому учению и его последователям.

Видимо, такая ориентация японской культуры, заметная с глубокой древности и санкционированная нормами синтоизма, оказала в этом смысле влияние и на буддизм. Конечно, это влияние не следует преувеличивать. Тенденции к гедонизму сурово пресекались воспитанием, и в первую очередь в дзэнских школах.

Однако своеобразный синтез внутреннего, веками воспитанного умения восхищаться и наслаждаться радостями жизни и красотой бытия и внешнего, стимулированного официальными нормами буддизма стремления к строгости и самоограничению создал крайне своеобразную эстетику. Суровая строгость и церемонность порождали умение найти скрытую красоту во всем, везде и всегда. Искусство интерьера, умение подчеркнуть линию в одежде, наконец изысканное, годами воспитываемое умение расположить один-единственный цветок так, что от этого украсится и осветится все помещение (икебана) – все это результат многовекового развития буддийской эстетики, главным образом эстетики дзэн.

Чайная церемония

Японская живопись и литература несут на себе отчетливое влияние принципов все той же эстетики дзэн: на свитках изображены бескрайние просторы, полные символики образы, которым присущи дивная красота линий и очертаний; стихи, с их недосказанностью и многозначительными намеками отражают все те же принципы, нормы и парадоксы дзэн-буддизма.

Еще более зримо влияние эстетики дзэн на архитектуру Японии, на строгую красоту ее храмов и домов, на редкое умение, даже искусство возведения ландшафтных садов и небольших парков, домашних двориков. Искусство разбивки таких садов и парков достигло в Японии виртуозности.

Миниатюрные площадки умением мастера-садовника превращаются в наполненные глубокой символикой комплексы, свидетельствующие о величии и простоте природы: буквально на нескольких десятках квадратных метров мастер устроит и каменный грот, и нагромождение скал, и ручеек с мостом через него, и многое другое.

Карликовые сосны, пучки мха, разбросанные каменные глыбы, песок и ракушки дополнят пейзаж, который с трех сторон всегда будет закрыт от внешнего мира высокими глухими стенами. Четвертая стена – это дом, окна-двери которого широко и свободно раздвигаются, так что по желанию легко можно превратить сад как бы в часть комнаты и тем самым в буквальном смысле слова слиться с природой в центре большого современного города. Такое искусство стоит немалого.

Эстетика дзэн в Японии заметна во всем. Она и в принципах самурайских состязаний по фехтованию, и в технике дзюдо, и в знаменитой изысканной чайной церемонии (тяною). Эта церемония представляет собой как бы высший символ эстетического воспитания, особенно для девушек из зажиточных домов.

Дайбуцудэн. Замок в Наре

Умение в уединенном садике в специально для этого сооруженной миниатюрной беседке принять гостей, удобно усадить их (по-японски – на циновке с поджатыми под себя босыми ногами), по всем правилам искусства приготовить ароматный зеленый или цветочный чай, взбить его специальным веничком, разлить по крохотным чашечкам, с изящным поклоном подать – все это является плодом чуть ли не университетского по своей емкости и длительности обучения (с раннего детства) курса японской дзэнской вежливости.

Красавица Осомэ из дома Абура-я

Вообще вежливость является одной из характерных черт японцев. Едва ли ее можно отнести только на счет дзэнской самокультивации, хотя сдержанность, достоинство и изящество вежливости японцев наталкивают на мысль о том, что и здесь дзэнская эстетика оказала свое воздействие. Удивительно, но даже в рамках бусидо беспощадный меч всегда уживался рядом с красотой, изысканностью и любовью.

Любовь – хотя и не столь возвышенная, как в европейских рыцарских романах, но в чем-то все-таки близкая ей, – играла в жизни японского народа немалую роль. Это не конфуцианско-китайская любовь к старшему, к мудрецу, к родителям. Это и не близкая к чувственному наслаждению и сексуальной технике любовь-кама индийцев. Это любовь возвышенная, готовая к самопожертвованию, порой сводящая к себе чуть ли не весь смысл жизни.

Японская история изобилует примерами двойного самоубийства любящих, не имевших возможности соединиться. И хотя эти трагедии не породили в японской литературе произведений, равных по силе и социальной значимости шекспировской повести о Ромео и Джульетте, авторитетные специалисты, в том числе и японцы (как, например, X. Накамура), полагают, что любовь в японской жизни и в японской поэзии обладает редкой для Востока силой и значимостью, равноправием чувства и позиций обеих сторон и что в этом, возможно, одна из причин, облегчивших японцам восприятие многих сторон западной культуры.

Конфуцианство в Японии

Японская культура отличается от китайско-конфуцианской и еще в одном аспекте. Если в Китае почти абсолютно господствовал конформизм, имевший лишь слабые отдушины в виде даосизма и буддизма, то в Японии он был значительно слабее. За индивидом здесь оставалось право решать, определять и быть преданным той идее и тому патрону, которые им самим избраны. Правда, выбор делался обычно лишь раз – за этим вступала в силу практика верности до гроба и готовности умереть за идею или господина. Но право выбора (пусть однократного, не для всех и не всегда!) в принципе все-таки существовало.

Более близка китайско-конфуцианской японская традиция в сфере культа предков и генеалогического древа. Конечно, той глубины этого культа, какая была в Китае, Япония не знала. Однако культивировавшиеся в среде самураев доблести и достоинства во многом были связаны с их происхождением (черта, более сближающая самураев с европейским рыцарством, чем с китайскими нормами культа предков), а это, в свою очередь, требовало поддержания генеалогического древа и почитания в соответствии с нормами синтоизма покойных предков. И здесь, безусловно, китайская конфуцианская традиция оказала свое воздействие. Это, равно как и общая тенденция культурных заимствований из Китая, сыграло свою роль в том, что в Японии со временем получило немалое развитие конфуцианство. Но произошло это не сразу.

История конфуцианства (как, впрочем, и даосизма) в Японии восходит к раннему этапу развития японской цивилизации и государственности. Переселившиеся с материка китайцы и корейцы привозили с собой не только конфуцианские тексты, но и соответствующие им нормы конфуцианской морали и образа жизни, равно как и многие элементы даосизма, оказавшего воздействие на формирование синтоизма. Правда, даосизм в Японии не укрепился, хотя и оказал определенное влияние на некоторые стороны образа жизни и религиозной практики японцев.

В частности, в Японии получили распространение принципы даосской защитительной магии с ее заклинаниями, оберегами, талисманами (у японцев – кондзю), практика гаданий и предсказаний (бокусо-кикке)и различные приемы и принципы китайской медицины. Но господствовавший в Японии буддизм отнесся к даосизму, как и к конфуцианству, достаточно настороженно. Конфуцианство в Японии, однако, в отличие от даосизма, дождалось лучших времен.

Тайюань, пагоды-близнецы

Хорюдзи – храм Процветания закона

С XVII в., когда сегуны из клана Токугава (1603-1867 гг.) сумели пресечь децентрализаторские тенденции японских феодалов и железной рукой вновь объединить страну под своей властью, когда руководимые ими буддийские секты превратились в своего рода средство для удержания населения в повиновении, сложилась благоприятная обстановка для интенсивного проникновения конфуцианства в Японию.

Сегуны рассчитывали на то, что реформированное Чжу Си неоконфуцианство сумеет дать им в руки дополнительную возможность укрепить свою власть. Конфуцианские идеалы преданности власть имущим, почитания старших, верности традициям и неизменного сохранения статус-кво казались подходящими для этого. Усилиями ряда проповедников чжусианское неоконфуцианство стало быстро распространяться в Японии.

Методы некоторых из этих проповедников, например Ямадзаки Ансаи (1618-1682 гг.), заслуживают внимания. Отданный на воспитание в монастырь, он, проявив строптивость, оказался перед перспективой быть изгнанным. Пригрозив, что подожжет монастырь, он напугал настоятеля и был оставлен. Когда Ямадзаки вырос, остепенился и, успешно овладев основами буддизма, стал монахом, он познакомился с конфуцианскими текстами.

Храм Кинкакудзи (Золотой павильон)

Учение Конфуция показалось ему истиной, и Ямадзаки стал активно проповедовать идеи конфуцианства, пытаясь сочетать заповеди Конфуция и его последователя Мэн-цзы с духом самурайского патриотизма и с нормами древнего синтоизма.

Типично в стиле дзэнских мастеров он ставил перед своими учениками логическую задачу-коан: в Японию вторглось китайское войско во главе с Конфуцием и Мэн-цзы. Как бы вы поступили?

Пораженные ученики молчат: воспитанные в духе патриотизма, они понимают необходимость дать отпор. Но кому? Конфуцию?!

Ответ Ямадзаки прост и поучителен: вы идете в бой, одолеваете врага и берете в плен Конфуция и Мэн-цзы, которым после пленения отдаете все полагающиеся им как великим мудрецам почести. Таким образом, соблюдены нормы патриотизма и оказано глубочайшее уважение этим мудрецам.

Конфуцианство и синтоизм

Ямадзаки Ансаи, как и прочие японские конфуцианцы, стремился сочетать конфуцианские принципы с нормами синтоизма. Он выдвинул теорию, согласно которой неоконфуцианское ли (не старое «ли» Конфуция, т. е. церемонии, ритуал, а иное, неоконфуцианское, т. е. великий принцип, всеобщий порядок) является той самой божественной силой природы, которая проявляет себя через посредство традиционных синтоистских ками во главе с великой Аматэрасу. В условиях XVIII-XIX вв. толчок в сторону сближения неоконфуцианства с синтоизмом имел большой политический смысл.

Культ древности и великих идеалов прошлого, изучения истории Японии, истоков ее культуры способствовал своеобразному возрождению синтоизма, укреплению его норм во всех сословиях, и прежде всего в самурайстве с его склонностью к идеям величия предков и преданности господину. Постепенно этот культ, переработанный сквозь призму конфуцианского отношения к правителю, к государю, все более определенно стал относиться именно к японскому императору – наследнику богини Аматэрасу, единственному законному правителю Японии.

Показательно, что под этим углом зрения переосмысливалось и само конфуцианство. Краеугольным камнем его доктрины был, например, тезис о гэмин – перемене мандата, владение которым находилось в прямой зависимости от степени добродетельности императора и смена которого освящала характерный для истории Китая принцип сменяемости династий.

В Японии, где императорская династия была лишь одна и где принцип преданности господину почитался как наивысшая добродетель, тезис о гэмин оказался неприемлем. Здесь даже возникла легенда, согласно которой любой корабль, перевозивший из Китая в Японию текст трактата «Мэн-цзы» (в нем с наибольшей полнотой был сформулирован принцип добродетельности государя, включавший право народа выступить против правителя-тирана и свергнуть его), неизменно терпел крушение.

С конца XVIII в. в Японии все заметней усиливался культ императора. В противовес поддерживаемому сегунами буддизму многие князья и феодалы проводили реформы, способствовавшие ограничению влияния буддийских храмов и упрочению норм синтоизма, проимператорские тенденции которого были теперь сильно укреплены идеями и концепциями неоконфуцианства. Власть сегунов и влияние буддизма в стране ослабевали.

Единство японской нации и культ тэнно

Накануне новой эры буржуазного развития Япония все теснее сплачивалась вокруг фигуры императора – божественного тэнно, или микадо, символизировавшего высшее единство нации. Начало этой эре было положено реставрацией Мэйдзи (1868 г.), вернувшей всю полноту власти в стране императору и давшей толчок быстрому развитию Японии.

Ясукуни – синтоистский храм (букв. «храм мира в стране»)

Анализ причин, позволивших Японии весьма быстро перенять и использовать новейшие достижения индустриального Запада, не является предметом данной работы. Однако следует заметить, что японцы традиционно не видели в самом факте заимствования полезных нововведений ничего зазорного и унизительного для себя.

В отличие от таких мощных цивилизаций с многотысячелетними пластами традиционной культуры, как Китай и Индия, Япония не обладала инерцией консервативного традиционализма, что, видимо, сыграло свою важную роль. Придя к власти, молодой император Муцухито решительно взял курс на слом старой системы сегуната и в борьбе с ней счел за благо опереться на то новое, что могло быть взято на Западе.

Капиталистический путь развития Японии уже в первые несколько десятилетий наглядно проявил свои преимущества: одержав победу в Русско-японской войне 1904-1905 гг., Япония показала миру свою силу и влияние. Победа в этой войне вызвала в стране мощную волну национализма, опиравшегося на искусственно возрождавшийся синтоизм.

Храм в Тибете

Буддийский храм. Китай, Харбин

Синтоизм стал официальной государственной идеологией, нормой морали и кодексом чести. На синтоистские принципы опирались императоры, возродившие и резко усилившие культ богини Аматэрасу: не только в главных храмах, но и в каждом домашнем алтаре японца (камидане) отныне должны были находиться таблички с именем богини, превратившейся в символ японского национализма.