Всеобщая история религий мира Карамазов Вольдемар

Как-то нашелся мужчина, который подошел к окну, проковырял и стал подглядывать. И что же? Сейчас же длинное копье прорвало окно, проткнуло его шапку и втащило ее в комнату. В это время вся семья – и старухи, и молодухи, старшие и младшие сестры – стоит и трясется… Идут ли, стоят ли – словно летят гуси; не смеют позволить себе какого-нибудь раздвоения мыслей или лени в костях»[14].

Что же касается складывавшейся религиозной системы, во многом обусловливавшей облик цивилизации, то она была подчеркнуто рационалистична и отличалась явным равнодушием к мистике и эмоциональному накалу, связанным с любым из известных восточных религиозных культов. Это хорошо видно на примере ритуалов, которые в Древнем Китае считались делом высшей государственной важности, скрупулезно продумывались и обставлялись весьма тщательно и серьезно.

Китайские ритуальные действия

Интересы административного регулирования, политического контроля и обеспечения эффективности управления сына Неба почти полностью исключали любые сакральные моменты. Это, естественно, не значило полного отсутствия душевных переживаний у участников торжественных церемоний. Однако личные эмоции в Поднебесной считались несущественными, их принято было скрывать и подавлять: на передний план выходило только глубокое почтение к важности и политической значимости обряда. Этот обряд сопровождал строгий церемониал, включавший разделение жертвенного мяса и вина между теми, кто имел на то право – в строгом соответствии со степенью родства, знатностью, должностью и т.п. Распределению придавали глубокий политический смысл. Из источников понятно, что если при раздаче жертвенной пищи кого-либо обходили, это могло стать поводом для конфликта. В случае, если кто-то не присутствовал на церемонии, ему обязательно посылали его долю.

Древняя городская стена

Самые важные ритуалы, например ритуал первовспашки, имели чисто деловой характер: люди мобилизовались для того, чтобы выполнить общее дело, причем свою долю вносили все, от астрологов и музыкантов до обрабатывавших поле крестьян, и все они получали затем свою долю на раздаче жертвенных даров.

Менее официальными, более красочными и эмоционально окрашенными, были ритуалы жертвоприношения в честь покойных предков, отправлявшиеся в знатных чжоуских домах. Нередко такие ритуалы превращались в пышные и разгульные пиршества, в которых участвовали многие потомки почитаемого предка (право отправлять ритуал имел лишь старший сын). Такие праздники с музыкой, танцами, пением, спортивными упражнениями и обильными возлияниями описаны в некоторых песнях «Книги песен» – «Шицзин».

Для жертвенной пищи и напитков изготовлялась специальная посуда. Выделанная из бронзы и украшенная великолепным рельефным орнаментом, изумительными по изяществу исполнения скульптурными изображениями животных, птиц, драконов и т. п., эта посуда являет собой одно из высших достижений древнекитайского искусства. Древнекитайскими сосудами, кубками, оружием из бронзы гордятся современные музеи. А ценители старины справедливо считают бронзовые изделия эпохи Чжоу украшением любой частной коллекции. Однако эти ритуальные изделия, бережно хранившиеся и передававшиеся по наследству из поколения в поколение, имели и еще одно важное предназначение.

Многие из дошедших до наших дней сосудов снабжены надписями, что превращает их в важный и ценный письменный источник. Надписи различны по характеру, но большая часть их является документами, связанными с инвеститурой, т. е. утверждением наследника умершего владетельного аристократа или сановника в его правах на владение, титул и т. п. Торжественные обряды такого рода описаны в древнекитайских текстах. Во время этих обрядов и вручались сосуды-документы. Другими словами, ритуал сопровождал и освящал право наследника вступить во владение достоянием умершего.

Статуя императоров Янди и Хуанди (Манлин, Китай)

Древнекитайский бронзовый топор

Бронзовые изделия были насыщены различными ритуальными символами. Имевшиеся в орнаменте узоры и геометрические знаки всегда несли смысловую нагрузку, изображая ветер, дождь, гром и молнию, животных, растения. Символом Земли считался квадрат, символом Неба – круг, причем сочетание этих символов всегда воспринималось в плане взаимодействия женского и мужского начал:

«Хаос был подобен куриному яйцу. Половинки яйца разделились на Инь и Ян, мужскую и женскую субстанцию всех вещей. Более легкие частицы собрались вверху, образовав небеса, а более тяжелые опустились вниз и стали землей и морем. Из этого яйца также вышел великан Пань-гу.

Пань-гу рос в течение восемнадцати тысяч лет, увеличиваясь каждый день на десять футов, и наконец его рост стал равен расстоянию между землей и небом. Тогда Пань-гу умер.

Когда он умер, тело его разложилось. Из желудка образовались срединные горы; глаза превратились в солнце и луну; его слезы стали реками, дыхание – ветром, а кости – металлами и камнями. Из семени Пань-гу возникли жемчужины, а из костного мозга – нефрит»[15].

В легендах о создании Пань-гу – первого человека – и прародительнице Нюйве явно прослеживается дуализм китайской космогонии, определивший во многом дальнейшее развитие религиозно-философской мысли, что привело к созданию известных и сегодня течений, определивших религиозный облик Китая.

Легенда о Пань-гу

«Было время, когда земля и небо еще не отделились друг от друга и, слитые вместе, составляли нечто, отдаленно напоминающее по виду куриное яйцо. Здесь и зародился, как цыпленок в желтке, первый человек Пань-гу. Прошло восемнадцать тысяч лет, прежде чем он пробудился. Вокруг был непроницаемый липкий мрак, и сердце человека онемело от страха. Но вот его руки нащупали какой-то предмет. Это был невесть откуда взявшийся топор. Пань-гу размахнулся что было сил и ударил перед собой.

Раздался оглушительный грохот, словно бы от того, что надвое раскололась гора. Неподвижный мир, в котором находился Пань-гу, пришел в движение. Все легкое и чистое всплыло вверх, а тяжелое и грязное опустилось на дно. Так возникли небо и земля.

«Долго ли они останутся разделенными? Сможет ли держаться небо без опоры?» – эти тревожные мысли вспыхнули в мозгу первого человека, и он тотчас же уперся головою в небо, а ногами в землю.

Так он стоял, не шелохнувшись. С каждым днем небо поднималось выше на один чжан, и Пань-гу тоже вытягивался на один чжан. 18 тысяч лет находился первый человек между небом и землей, пока расстояние между ними не установилось.

После этого небо перестало подниматься, и Пань-гу понял, что мир завершен. Он радостно вздохнул. Со вздохом родились ветер и дождь. Он открыл глаза – и начался день. Ему бы жить и жить, радуясь прочности и красоте новорожденного мира. Но жизнь его была в росте. Прекратив расти, он должен был умереть.

Бронзовая скульптура стоящего человека

Тело Пань-гу стало светом и жизнью. Левый глаз засиял солнцем, правый – заблестел луной. Четыре конечности и пять внутренних частей тела стали четырьмя сторонами света и пятью священными горами, кровь – реками и ручьями, жилы и вены – дорогами, покрывшими землю, плоть – почвой, а волосы на голове и усы – растительностью на ней, зубы и кости – золотом и каменьями, костный мозг – жемчугом и нефритом, предсмертный пот, выступивший на теле, – дождем и росой».

Изображение Пань-гу

Образ Нюйвы («женщина», «Мать Ва») восстанавливается по разрозненным и разновременным данным. В изначальном своем виде это богиня Земли, отсюда ее облик полуженщины-полузмеи. Также полагают, что Нюйва почиталась как прародительница племен, имевших в качестве тотема змею.

С функциями богини земли связаны изображения Нюйвы совместно с другим змееподобным существом Фуси на крышках каменных гробов. Нюйва также отождествлялась с богиней плодородия, соединяющей юношей и девушек в браке. В начале первого весеннего месяца в ее честь приносились жертвы, устраивались песнопения, пляски и стрельба из лука.

Существуют некоторые намеки на то, что Нюйва считалась не только прародительницей людей, но и матерью богов. Так, один древний источник пишет: «Нюйва – древняя богиня и императрица с человечьей головой и змеиным туловищем. В один день она претерпевала семьдесят превращений. Ее внутренности превратились в этих богов».

«Земля уже отделилась от неба. Ввысь поднялись священные горы. К морям текли реки, полные рыб. Леса и степи были переполнены дикими животными. Над лугами парили непуганные птицы. Но не было еще людей, и поэтому мир оставался незавершенным.

Знала это прародительница Нюйва, богиня с туловищем змеи, но с человеческим белым лицом, словно покрытым пудрой. Она сползла с обрыва к пруду, взяла в горсть желтой глины и, глядя на колебавшееся в воде изображение верхней части своего тела, вылепила небольшую фигурку. Не успела она поставить ее на ножки, как фигурка ожила, закричала «уа-уа» и весело запрыгала.

Нюйва тоже радовалась тому, что ей удалось создать Жэня («человека»). Продолжая свой труд, она вылепила еще несколько сотен человечков обоего пола. Они, приплясывая, разбежались кто куда. Нюйва понимала, что у нее не хватит ни сил, ни времени, если она будет таким же образом лепить всех людей, могущих населить землю. Поэтому, сорвав свисавшую с обрыва лиану, она опустила ее в топь и, когда лиана покрылась глиной, стряхнула ее на землю. Всюду, где падали кусочки глины, возникли кричащие и прыгающие человечки. Впоследствии богатые и знатные говорили, будто они вылеплены руками Нюйвы, в отличие от бедных и худородных, которых ее руки не касались.

После того Нюйва задумалась, как продолжить род человеческий: ведь ее создания не были вечными и умирали, достигнув определенного возраста. Она соединила мужчин и женщин, и от них происходили новые человечки без ее помощи.

Жила Нюйва некоторое время не зная забот. Но землю охватили великие бедствия. В некоторых местах обрушился небосвод, и там образовались огромные черные дыры. Через них просочился жар, и на земле запылали леса. Образовались провалы, через которые хлынули подземные воды. Враждебные друг другу Вода и Огонь объединились, чтобы уничтожить людей.

Видя, как страдают ее создания, Нюйва принялась за работу, чтобы починить прохудившийся небосвод. Она собрала множество разноцветных камней, расплавила их на огне и заделала огненные дыры… Чтобы укрепить небо, Нюйва убила гигантскую черепаху, отрубила у нее четыре ноги и поставила их на четырех частях земли в качестве подпорок, державших небосвод. Впрочем, небосвод не вернулся в свое прежнее состояние. Он несколько покосился, что можно видеть по движению солнца, луны и звезд. Кроме того, к юго-востоку от Поднебесья образовалась огромная впадина, заполнившаяся водою всех морей и рек. Ее назвали Океаном»[16].

Богиня Нюйва

Императорский дворец династий Мин и Цин

Философское мышление

Разделение всего сущего на два начала было древним принципом философского мышления в Китае. Это, в частности, отражено в правилах гадания, изображенных в книге «И-цзин» в триграммах и гексаграммах.

Что касается философского осмысления, то оно, судя по общему объему данных, сложилось в чжоуских текстах не ранее IV в. до н. э. и было связано с единомоментным возникновением в чжоуской мысли двух важнейших идей: концепций инь-ян и усин.

Инь-ян – это деление едва ли не всего сущего на два противостоящих начала, мужское и женское. Мужское начало ян ассоциировалось с солнцем и со всем светлым, ярким и сильным, оно считалось, в самом общем виде, началом положительным. Женское инь было связано с луной, со всем темным, мрачным и слабым. Оба начала были тесно взаимосвязаны и гармонично взаимодействовали, причем именно результатом этого плодотворного взаимодействия со временем стало считаться все сущее.

Дуалистическая картина мира, основанная на взаимодействии инь и ян, в философских текстах позднего Чжоу обычно дополнялась концепцией усин, т.е. представлением о взаимодействии и взаимопроникновении пяти основных первоэлементов – огня, воды, земли, металла и дерева[17].

Украшение стен дворца Тугун. Пекин

Учение об элементарных частицах

Учение о пяти стихиях, издревле существовавшее в Древнем Китае, представляет собой учение об элементарных частицах, из которых образована Вселенная. Отличительная черта этого учения состоит в том, что из всей массы веществ оно выделяет вещества, единые по форме и качеству. Это учение еще не могло осознать единый характер веществ с точки зрения их химических свойств, но смогло осмыслить это единство с точки зрения их формы.

В учении о пяти стихиях вода, огонь, дерево, металл и земля представлены как элементарные частицы, образующие все остальные предметы. С точки зрения химических свойств эти частицы неоднородны и их нельзя считать первоэлементами, но с точки зрения формы они однородны и их довольно легко отличить одну от другой.

Другая ситуация сложилась с учением о восьми триграммах. Согласно ему, небо и земля включают в себя все, поэтому они могут рассматриваться человеком только как общая масса веществ, но не как первоэлементы. Остальные шесть произведений природы взаимно включают в себя друг друга. Например, является ли молния громом или огнем? Можно ли относить горные хребты и озера к земле? Можно ли считать облака и дождь, ветер и гром небом? Все эти произведения природы трудно принять за первоэлементы и провести между ними четкое различие. Поскольку восемь перечисленных произведений природы лишены единой формы и качества, они отличаются большой сложностью. В этом отношении учение о пяти стихиях предусмотрительно включает в число пяти стихий не землю как какую-то территорию, а землю как почву, что позволяет избежать теоретической путаницы.

Входящие в восемь триграмм вода и огонь по своей форме едины, что делает их похожими на первоэлементы, поэтому они и включены в число пяти стихий. Обращает на себя внимание включение в число пяти стихий металла, а это означает, что учение о пяти стихиях возникло после появления металла, которое оказало важное влияние на мировоззрение человека.

Символика инь-ян

Учение о восьми триграммах исходит из того, что небо и земля породили все сущее. В свою очередь, учение о пяти стихиях, впитав в себя это представление, развило его в учение о том, что первоэлементы породили все предметы окружающего мира, и это можно рассматривать как прогресс. Все сказанное достаточно для доказательства того, что учение о пяти стихиях развилось из учения о восьми триграммах.

Пытки в Древнем Китае

В главе «Великий закон» в китайском трактате «Шаншу» систематически изложены представления раннего учения о пяти стихиях. Параллельно с ним стала разрабатываться и коцепция о дао.

Трудно точно установить, как, когда и при каких обстоятельствах это первоначальное представление о дао было трансформировано и стало восприниматься в качестве Высшего Абсолюта, близкого по духу к древнеиндийскому Брахману. Но близость такого рода бесспорна, а время появления ее опять-таки относится примерно к IV – II вв. до н. э., когда в ранних даосских трактатах идея дао стала трактоваться именно таким образом.

Оставим, однако, в стороне сложные и спорные проблемы развития древнекитайской религиозной философии. Стоит обратить внимание на самое главное: мифология и религия в собственном смысле этого слова в Древнем Китае были оттеснены на задний план этикой и проблемами социальной политики, непосредственно связанными с поисками Смысла, который определяет как управление миром, так и управление человеческим обществом. Период этих поисков известен как «Соперничество всех школ», приведшее к коренным изменениям в религиозном сознании китайцев.

Чжен, император династии Цинь

Обстановка «Соперничества всех школ»

Период Чуньцю (770-476 гг. до н. э.) – Чжаньго (475-221 гг. до н. э.) является периодом серьезных перемен. В это время в китайском обществе произошли резкие изменения в политическом строе, образовалось множество разрозненных самостоятельных государств, и в результате этих событий возникло течение, выступавшее за свободу идей, а также сформировалась необычная ситуация «соперничества всех школ», представленных различными мыслителями. В итоге древнекитайская философия и религиозная система Китая вступила на новый важный исторический этап своего развития.

Чжуан Чжоу

«Соперничество всех школ», характерное для этого периода, началось примерно в конце периода Чуньцю, достигло своего высшего расцвета к середине периода Чжаньго и завершилось в конце этого периода. Если говорить обо «всех школах», то есть всех философских направлениях, актуальных на тот момент, то китайская традиция сводит их к десяти направлениям, среди которых главными были шесть, названных Сыма Цянем «шестью школами»: «школа служилых людей» (жу цзя), в переводах обычно именуемая школой конфуцианцев; «школа моистов» – мо цзя; «школа даосистов» – дао цзя; «школа законников» (легистов) – фа цзя; «школа номиналистов» – мин цзя (часто называемая также школой софистов) и «школа сторонников учения об инь и ян» (натурфилософы) – иньян цзя.

Каждое из перечисленных направлений прошло исторический путь возникновения, развития, изменения и расслоения. После создания Кун-Цзы (Конфуцием) «школы служилых людей» «конфуцианство разделилось на восемь течений» (Хань Фэй-цзы, гл. 19, с. 351), из которых наиболее известными являются конфуцианство, представленное Цзы-сы, конфуцианство, представленное Мэн-Цзы, и конфуцианство, представленное Сюнь Цином.

Моизм, созданный Мо Ди (Мэн-Цзы), после его смерти «распался на три течения» (Хань Фэй-цзы, гл. 19), представленные Сянли, Сянфу и Дэн Лином.

Даосизм, возникновение которого связывается с именем Лао Даня, в дальнейшем разделился, причем течение, связанное с левыми направлениями, представлено школой Сунь Цзяня и Инь Вэня, а с правыми – школой Чжуан Чжоу.

Легизм также делится на ранний и поздний. Номиналисты в соответствии с особенностями их идей разделились на две школы – «школу соединения тождества и различия» и «школу разделения сущности и явления». Идеи натурфилософов, возникшие весьма рано, первоначально в основном были связаны с астрономией, составлением календаря, искусством гадания по звездам, но в середине периода Чжаньго получила широкое распространение теория «постоянной смены пяти стихий» Цзоу Яня.

Помимо перечисленных шести школ, существовали и многие другие, представленные военными философами, философами-аграриями, философами-эклектиками и т. д. Как говорится, «при разных путях не советуются друг с другом», поэтому, в силу того что каждая школа представляла различные классы и прослойки, а между представителями разных школ в политических убеждениях и научных взглядах существовали расхождения и антагонизм, что неизбежно привело к возникновению запутанной и сложной ситуации.

«Соперничество всех школ» имело под собой глубокие общественные корни. Начиная с периода Чуньцю стали применяться железные сельскохозяйственные орудия и быки в качестве тягловой силы на полевых работах, что способствовало развитию производительных сил и их широкому распространению. Происходили массовые бегства рабов, вспыхивали многочисленные восстания. Развивались товарное хозяйство и ремесло. В связи с происходившими процессами стала возникать и развиваться феодальная частная собственность на землю, которая в конце концов сокрушила «государственную» земельную собственность рабовладельцев.

Начиная с 594 г. до н. э., с тех пор как в царстве Лу был «впервые введен налог с каждого му земли» (Цзо-чжуань, гл. 24), до реформ Шан Яна в царстве Цинъ в середине периода Чжаньго в каждом царстве в разное время и в разной степени завершилось изменение существовавшей формы земельной собственности и установление феодальной системы собственности. Одновременно произошли изменения и в положении, при котором ремесленники и торговцы получали жалованье от государства, и впервые появились частные ремесло и торговля.

Вслед за изменениями в экономической системе произошли серьезные изменения в социально-классовой структуре. Большая часть рабов превратилась в класс крестьян. Одна часть рабовладельцев разорилась, пришла в упадок и даже скатилась до положения «бедняков» и «низших слуг», в то время как другая превратилась в землевладельцев. Появилось значительное количество частных ремесленников и торговцев.

Часть крестьян-единоличников, ремесленников и торговцев разбогатела и превратилась в землевладельцев. Таким образом, одновременно с постепенной ликвидацией рабовладельцев и рабов появилось два новых антагонистических класса: класс землевладельцев и класс крестьян. Поскольку вновь возникший класс землевладельцев был представлен различными группами населения, он делился на разные прослойки. В ходе происходившей борьбы эти прослойки одержали победу над аристократами-рабовладельцами и установили господство класса землевладельцев, но остатки рабовладельческого строя, несомненно, продолжали существовать.

В ходе изменений, происходивших в структуре китайского общества, распалась система, при которой «обучение производилось в присутственном месте», вместо чего появилось большое количество «странствующих ученых, распространявших образование» (Шицзин, гл. 46). Это была новая группа интеллигентов с широкими общественными связями, оказывавшая большое влияние на развитие общества.

Император Китая Цинь Ши-Хуан

В середине периода Чжаньго в царстве Ци, вблизи столицы, существовал «дворец науки в Цзися», в котором были собраны «ученые» в количестве, «на несколько сот человек превышающем тысячу». Среди них более семидесяти человек занимали высокое положение, «им были пожалованы подворья, они занимали должности старших советников и, не участвуя в делах управления, участвовали только в обсуждениях дел» (Шицзин, гл. 46, л. 136, 14а). Именно эти люди, овладевшие специальными знаниями в области культуры и примыкавшие к различным общественным группам, являлись выразителями их идей в этот период.

Китайский лев ши-цза

Общественные изменения и развитие науки выдвинули множество новых социальных проблем и философских задач, например, таких как управление на основе правил поведения или на основе закона, управление на основе добродетели или на основе силы и страха, древность и современность, Небо и человек, название и сущность, характер природы человека, происхождение мира и т. д. На все перечисленные вопросы интеллигенция высказывала различные взгляды, для их решения предлагала собственные философские системы, отличавшиеся разными формами, содержанием и особенностями, вследствие чего и произошло разделение на отдельные философские школы.

Условия, возникшие в обществе, в котором старое заменялось новым, в свою очередь создали для представителей «всех школ» своеобразную арену, на которой они могли свободно «соперничать во взглядах». Вслед за крахом господства в Поднебесной рабовладельцев-аристократов, объединенных под единой властью чжоуских сынов Неба, идеология правящего класса постепенно утрачивала влияние и силу. Однако общество еще в течение долгого времени продолжало находиться в состоянии раздробленности, новая централизованная система управления еще не возникла, новая идеология еще была не в силах занять господствующее положение, поэтому в идеологии и, следовательно, в религиозных системах на какое-то время образовался определенный вакуум.

Именно в этих условиях «все школы» получили возможность свободно конкурировать и в течение длительного времени «сосуществовать», что привело к необычайному повышению философской активности. Однако только после того, как династия Цинь объединила шесть царств и создала централизованную феодальную власть, циньский император Ши-хуан, в соответствии с требованиями феодального абсолютизма в политическом отношении, осуществил этот же принцип и в области идеологии, в связи с чем «сжег книги и закопал живыми в землю конфуцианцев», признал господство «школы легистов», что положило конец «соперничеству всех школ».

Гробницы Чанлин и Динлин

Главная особенность философской борьбы в периоды Чуньцю – Чжаньго состояла в том, что философия приобрела форму сравнительно независимой идеологии. Другими словами, после периода Чуньцю создавались различные объяснительные системы и развернулась сложная, запутанная борьба в различных областях философии. Начиная с династий Инь и Чжоу это явилось важным шагом вперед в развитии древнекитайской философии, означавшим, что она уже созрела. Отмеченная особенность проявилась не только в том, что у философии появилось собственное поле деятельности, включая взгляд на природу, теорию познания, взгляд на историю, взгляд на развитие, теорию о природе человека и т. д., но и в том, что она выдвинула и развила целый ряд философских категорий и философских тем, например: небо (тянь), человек (жэнь), путь (дао), закон природы (ли), бытие (ю), небытие (у), предмет (у), жизненные силы (ци), темное начало (инь), светлое начало (ян), пять стихий (усин), название (мин), сущность (ши), знание (чжи), действие (сип), форма (син), дух (шэнь), древность (гу), современность (цзинь), тождество (тун), различие (и), добро (шань), зло (э), свойство (син), искусственность (взй), человеколюбие (жзнь), долг (и), заслуга (гун), польза (ли) и т.д. В дальнейшем почти все эти понятия стали предметом длительных споров в истории китайской философии.

Развитие науки и познание объективных законов природы также достигли более высокого уровня. Например, в области астрономии на основе длительных, систематических наблюдений за небесными телами появились одни из первых в мире записи о солнечных и лунных затмениях, кометах, темных пятнах на Солнце. Китайцы разбили скопления звезд на 28 созвездий, было установлено, что период обращения Юпитера равен 12 годам. Около 350 г. до н. э. была составлена первая в мире звездная карта.

В области исчисления времени в период Чуньцю был создан календарь, построенный по принципу «девятнадцать солнечных лет и семь добавочных месяцев» (имеется в виду лунно-солнечный календарь, в котором смена фаз Луны согласовывалась с началом астрономического года). В этом календаре важную роль играет период в 19 солнечных лет, равный 235 лунным месяцам (так называемый Метонов цикл), вслед за этим год разделили на 24 сезона, а продолжительность года была определена в 365,25 дня, что точно соответствует истинному положению вещей.

Кун Фу-цзы («Почтенный учитель Кун» )

Вслед за крушением религиозных представлений о верховном владыке как господствующей силе в Китае возникла идеалистическая философия.

Основоположник даосизма Лао Дань выдвинул понятие дао, рассматривая его как источник возникновения неба, земли и всего сущего, и создал объективную религиозно-философскую систему, высшей категорией которой являлось дао. Затем Чжуан Чжоу придал объективному дао субъективный дух и создал собственную систему философии, в основе которой лежала теория познания. Лао Дань и Чжуан Чжоу выступали за пассивное недеяние и считали необходимым «знать, что нельзя ничего поделать, и спокойно мириться с такой судьбой». В свою очередь, Кунцзы и Мэнцзы признавали необходимым «прислушиваться к воле Неба и выполнять дела людей». Таким образом, они давали идеалистическое и метафизическое объяснения отношениям между Небом и человеком.

Солнечные часы в Запретном городе. Пекин

Сюнь Куан и Ханъ Фэй-цзы подвергли общей критике философию Цзы-сы, Мэн-цзы, Лао-цзы и Чжуан-цзы и выдвинули положение о том, что человек обязательно победит Небо. Этим они подвели итог борьбы материализма с идеализмом по вопросу отношения между Небом и человеком, подняли на новую высоту примитивный взгляд на природу, существовавший еще с периода Чуньцю, и придали законченность примитивной философии периодов Чуньцю – Чжаньго.

В философских идеях периодов Чуньцю – Чжаньго особенно много места уделялось разъяснению общего характера противоречий в явлениях. Появились понятия «гармония» (хэ), «взаимопомощь» (сянцзи), «взаимозаконченность» (сянчэн), а также «противостояние» (фань), «превращение» (чжуаньхуа) и т.д., выражавшие представления о зависимости одного противоречия от другого и их взаимном превращении.

Само «соперничество всех школ» в периоды Чуньцю – Чжаньго и особенности происходившей философской борьбы показывают, что развитие древней китайской философии вступило в новый, важный исторический этап. Содержание и формы философской борьбы в этот период оказали глубокое влияние на всю философскую мысль Китая, а также борьбу, имевшую место в периоды после династий Цинь и Ханъ. Философские поиски привели к тому, что эти системы вышли за рамки собственно религии, что впоследствии определило специфику того, что мы называем сегодня китайской религией (вернее – религиями Китая), повлиявшей как на развитие религиозных систем Юго-Восточной и Центральной Азии, так и на развитие мировых религий вообще. Особого внимания заслуживают воззрения конфуцианства и даосизма, определившие систему религиозных и общественных мировоззрений Китая и игравшие исключительную роль в формировании его современного облика.

Конфуцианство

Европейские миссионеры-иезуиты ввели латинизированный термин «конфуцианство» в XVII в. Христианские священники полагали, что конфуцианство – это традиционная религия Китая. Его китайское самоназвание – Жу цзя – буквально значит «школа ученых книжников», что говорит о важном интеллектуальном и культурном значении конфуцианства.

Интересно, что даже в современном Китае учение Конфуция можно выделить как официальную религию. В конце XVII в. император Кань-хи, для того чтобы остановить нравственное разложение народа, изложил учение Конфуция в 16 коротких параграфах, которые приказал проповедовать всем и каждому.

Культ Неба до недавних пор считался императорским культом, почитание предков все еще составляет основание национальной религии, и книги Конфуция признаются классическими творениями. Но рядом с этим учением существуют и другие религии, не только не преследуемые, но вполне признанные правительством и даже пользующиеся его поддержкой.

Собственно говоря, эти религии не имеют вполне самостоятельного существования, а теснейшим образом связаны друг с другом. Китаец и не пытается сделать выбор между этими религиями, а просто-напросто подчиняется религиозным требованиям всех культов и избирает из существующих религий то, что ему наиболее подходит и соответствует его потребностям и вкусу.

Биография и учение Конфуция[18]

Кун-Цзы (учитель Кун) (551-479 гг. до н. э.), по прозвищу Чжунни, родился в царстве Лу в конце периода Чуньцю. Свою родословную будущий знаменитый философ вел от древнего аристократического рода. Конфуций рано в детстве лишился отца, жил в бедности и занимал низкое положение, много времени проводя в поисках средств к существованию. Он постиг множество прикладных искусств, и поэтому в своей книге изречений и афоризмов «Лунь юй» мог сказать о себе: «В молодости я занимал низкое положение, поэтому научился многим занятиям простых людей» (Лунь юй, гл. 9); «Меня не использовали на службе, поэтому я владею многими искусствами» (Лунь юй, гл. 9).

По своему образованию Конфуций относился к так называемым жу – знатокам обрядов, календаря и истории. Он был убежден в незыблемости и непреходящей ценности чжоуской традиции, считал ее единственным средством, которое может уберечь мир от хаоса и смуты. Защищая права и привилегии аристократии, Конфуций был первым в китайской истории, кто отметил, что в учении все люди имеют одинаковые права.

Конфуций родился и жил в эпоху, когда чжоуский Китай находился в состоянии тяжелого внутреннего кризиса. Власть правителя-вана давно ослабла, хотя номинально он продолжал считаться сыном Неба и сохранял свои функции первосвященника.

Разрушались патриархально-родовые отношения, в междоусобицах гибла аристократия, на смену ей приходила централизованная власть правителей отдельных царств, опиравшихся на складывавшийся вокруг них административный аппарат из незнатного служилого чиновничества. Как явствует из древнекитайской хроники «Чуньцю», по традиции, приписываемой самому Конфуцию и охватывающей события VIII-V вв. до н. э., правители и их родственники, аристократы и сановники в борьбе за власть, влияние и богатство не останавливались ни перед чем, вплоть до безжалостного уничтожения родных и близких.

Конфуций

Крушение древних устоев семейно-кланового быта, междоусобные распри, продажность и алчность чиновников, бедствия и страдания простого народа – все это вызывало резкую критику ревнителей старины. Объективная обстановка побуждала их выступать с новыми идеями, которые можно было бы противопоставить царившему хаосу. Однако для того, чтобы это отрицание современности имело моральное право на существование и приобрело необходимую социальную силу, оно должно было опираться на признанный авторитет. Конфуций нашел такой авторитет в полулегендарных образцах древности.

Статуя Конфуция

Стремление опираться на древние традиции и тем самым воздействовать на современников в желаемом направлении знакомо истории всех обществ. Однако особенностью конфуцианства было то, что в его рамках это естественное стремление со временем превратилось чуть ли не в самоцель. Выступив с критикой своего века и высоко ставя века минувшие, Конфуций на основе этого противопоставления создал свой идеал совершенного человека, цзюнь-цзы.

Высокоморальный цзюнь-цзы, сконструированный философом в качестве эталона для подражания, должен был обладать двумя важнейшими в его представлении достоинствами: гуманностью и чувством долга.

Гуманность (жэнь) – это высокий, почти недосягаемый идеал, совокупность совершенств, которыми обладали лишь древние. Однако для настоящего цзюнь-цзы одной гуманности было недостаточно. Он должен был обладать еще одним важным качеством – чувством долга (и), определенным моральным обязательством, которое гуманный человек в силу своих добродетелей накладывает на себя сам. Чувство долга, как правило, обусловлено знанием и высшими принципами, но не расчетом.

«Благородный человек думает о долге, низкий человек заботится о выгоде», – учил Конфуций. В понятие и поэтому включались стремление к знаниям, обязанность учиться и постигать мудрость древних. Конфуцием были разработаны еще ряд других понятий, включая верность и искренность – чжэн, благопристойность и соблюдение церемоний и обрядов – ли.

Следование всем этим принципам было обязанностью благородного цзюнь-цзы, который в уже упомянутом сборнике изречений Конфуция «Лунь юй»[19] определяется как человек честный и искренний, прямодушный и бесстрашный, всевидящий и понимающий, внимательный в речах, осторожный в делах. Вот некоторые из афоризмов, вошедших в этот сборник:

«Глава 2
1. Учитель сказал:
Правитель, положившийся на добродетель, подобен северной Полярной звезде, которая замерла на своем месте средь сонма обращающихся вкруг нее созвездий.
2. Учитель говорил:
– Три сотни Песен заключены в одной строке, гласящей: «Его мысль не уклоняется».
3. Учитель сказал:
– Если править с помощью Закона, улаживать, наказывая, то народ остережется, но не будет знать стыда. Если править на основе добродетели, улаживать по ритуалу, народ не только устыдится, но и выразит покорность.
15. Учитель говорил:
– Напрасно обучение без мысли. Опасна мысль без обучения.
16. Учитель сказал:
– Увлеченность чуждыми суждениями приносит только вред.
17. Учитель сказал:
– Ю! Научить ли тебя, что такое знание? Считай знанием то, что знаешь, и считай незнанием незнание. Это и есть знание.
Глава 4
1. Учитель сказал:
– Прекрасно там, где человечность. Как может умный человек, имея выбор, в ее краях не поселиться?
2. Учитель сказал:
– Лишенный человечности не может долго оставаться в бедности, не может постоянно пребывать в благополучии. Кто человечен, для того человечность – наслаждение, а мудрому она приносит пользу.

Храм Конфуция

Внутреннее убранство храма Конфуция

3. Учитель говорил:
– Лишь тот, кто человечен, умеет и любить людей, и испытывать к ним отвращение.
4. Учитель говорил:
– Устремленность к человечности освобождает от всего дурного.
7. Учитель сказал:
– Каждый ошибается в зависимости от своей пристрастности. Вглядись в ошибки человека – и познаешь степень его человечности.
8. Учитель говорил:
– Кто утром слышит о пути, тот может вечером и умереть спокойно.
9. Учитель сказал:
– Кто устремляется к пути, но стыдится, что плохо ест и одевается, с тем говорить не стоит.
22. Учитель сказал:
– Древние предпочитали промолчать, стыдясь, что могут не поспеть за словом.
23. Учитель сказал:
– У сдержанного человека меньше промахов.
24. Учитель сказал:
– Благородный муж стремится говорить безыскусно, а действовать искусно.
25. Учитель сказал:
– Добродетель не бывает одинокой, у нее непременно есть соседи.

Конфуций в окружении учеников на повозке покидает царство

Глава 7
3. Учитель говорил:
– Я чувствую печаль, когда не улучшают нравы, не уясняют то, что учат, а зная долг, не могут ему следовать и неспособны устранить порок.
20. Учитель говорил:
– Я обладаю знанием не от рождения, но древность возлюбя, стремлюсь к ней всеми силами.
21. Учитель не высказывался о чудесном, силе, смуте, духах.
22. Учитель сказал:
– Я непременно нахожу себе наставника в каждом из двоих моих попутчиков. Я выбираю то, что есть в них хорошего, и следую ему, а нехорошего у них я избегаю»[20].

Истинный цзюнь-цзы всего себя посвящает служению высоким идеалам, служению людям и поиску истины. Однако с течением времени и в связи с ростом авторитета Конфуция и его учения этот идеал все более становился обязательным для подражания эталоном, приблизиться к которому было делом чести и престижа для каждого и особенно для тех представителей высшего сословия (ученых-чиновников, профессиональных бюрократов-администраторов), которые с эпохи Хань (III в. до н. э. – III в. н. э.) стали управлять Поднебесной империей.

К этому времени многое в созданном Конфуцием идеале изменилось. Как это нередко случается, с превращением его учения в официальную догму на передний план выступила не суть, а внешняя форма, проявлявшаяся преимущественно в демонстрации преданности старине, уважения к старшим, напускной скромности и добродетели. Многочисленные последователи и почитатели Конфуция, слепая преданность которых тоже в немалой степени способствовала превращению его учения в застывшую догму, стали видеть в идеале цзюнь-цзы не столько выражение внутренней цельности и благородства, сколько внешнее оформление благопристойности.

В эпоху Хань был составлен подробный свод этих правил внешней учтивости и церемониала – трактат «Лицзи», книга церемоний, сборник норм и обрядов, имевший обязательную силу на протяжении двух тысяч лет. Все записанные в этом трактате правила следовало знать и применять на практике, причем с тем большим тщанием, чем более высокое положение в обществе человек занимал. Так, учение Конфуция о цзюнь-цзы, модернизированное и приспособленное к потребностям огромной империи с ее мощным бюрократическим аппаратом, явилось одной из основ, на которых держалось гигантское здание китайского государства.

Ученики Конфуция скорбят у его могилы

Сочинения самого Конфуция и некоторые труды его учеников собраны в «Сы шу» («Четверокнижие»). Его составляют «Да сюе» («Великое учение»), изложенное со слов Конфуция одним из его учеников; «Чжунь юнь» («Книга о середине») – учение о необходимости избегать крайностей; уже упоминавшаяся «Лунь юй» и «Мэн-Цзы» – учение философа Мэн-Цзы, ближайшего ученика Конфуция. Основное ударение конфуцианство делает на этическое значение человеческих отношений, находя и обосновывая мораль в божественной трансцендентальности.

Поучающий Конфуций

Наилучшим примером в этом смысле является сам Конфуций. Важнейшим элементом его учения стала концепция гуманности (жэнь), которая трактовалась Конфуцием необычайно широко и включала в себя множество качеств: скромность, справедливость, сдержанность, достоинство, бескорыстие, любовь к людям и т. п. Так же, как сострадание является высшей добродетелью буддиста, а любовь – христианина, жэнь представляет для приверженца конфуцианства конечную цель поведения и самоперевоспитания. И хотя большая часть трудов Конфуция посвящена оценке человечества с этической стороны, он ясно дал понять, что его источником мудрости и покровителем является Небо: «Небо – автор моей добродетели».

Отталкиваясь от сконструированного им идеала, Конфуций сформулировал основы того социального порядка, который хотел бы видеть в Поднебесной: «Пусть отец будет отцом, сын – сыном, государь – государем, чиновник – чиновником», т.е. пусть все в этом мире хаоса и сумятиц станет на свои места, все будут знать свои права и обязанности и делать то, что им положено. Упорядоченное таким образом общество должно состоять из двух основных категорий, верхов и низов – тех, кто думает и управляет, и тех, кто трудится и повинуется. Такой социальный порядок Конфуций считал вечным и неизменным, идущим от мудрецов легендарной древности. Критерием разделения общества на верхи и низы должны были служить не знатность происхождения и тем более не богатство, а только знания и добродетели, а точнее – степень близости человека к идеалу цзюнь-цзы.

Конфуций и его ученик

Формально это открывало путь наверх для любого, и сам Конфуций гордился тем, что давал свои знания всякому, кто приносил «связку сушеного мяса», т.е. плату за обучение. Фактически же дело обстояло сложнее: сословие чиновников было отделено от простого народа «стеной иероглифов», т. е. грамотностью, которая и определяла социальное положение человека на протяжении всей истории Китая. Уже в «Лицзи» было оговорено, что ли (т. е. церемониал, обряды) не имеют отношения к простонародью и что грубые телесные наказания не должны применяться по отношению к грамотеям. Правда, удачливые выходцы из низов, овладев грамотой, могли сделать карьеру и оказаться наверху. Но в принципе это ничего не меняло: получив образование и конфуцианское воспитание, любой человек становился опорой того порядка, к неизменности которого призывало само учение.

Лао-цзы посещает Конфуция. Древнекитайский рельеф

Конечной и высшей целью управления Конфуций провозглашал интересы народа, однако апостолы конфуцианства были глубоко убеждены в том, что самому народу его собственные интересы непонятны и недоступны и что без постоянной отеческой опеки образованных конфуцианцев-управителей он обойтись никак не может: «Народ следует заставлять идти должным путем, но не нужно объяснять, почему» (Лунь юй, гл. VIII, §9).

Одной из важных основ социального порядка, по Конфуцию, было строгое повиновение старшим. Не случайно он напоминал, что государство – это большая семья, а семья – малое государство. Этим сравнением подчеркивался не только патернализм внутри общества, но и тот строй семейной жизни, который реально существовал и сохранялся в старом Китае вплоть до недавнего времени: основа семьи – беспрекословное повиновение младших старшим, детей родителям.

Культ предков в Китае

Конфуцианство серьезно изменило содержание и формы культа предков, как мертвых, так и живых, – культа, известного в своих главных чертах едва ли не всем народам («Чти отца и матерь свою», сказано еще в Библии), и чжоуский культ шэ, придало им новый смысл символа социального устройства, возведя его в ранг всеобщей универсальной нормы поведения. Именно для этого Конфуций разработал свое учение о сяо, сыновней почтительности.

По мнению Конфуция, сяо – это основа гуманности. Каждый обязан быть почтительным сыном, в особенности человек грамотный, образованный, гуманный, стремящийся к идеалу цзюнь-цзы. Смысл сяо, как его понимает «Ли-цзи», – служить родителям, достойно их хоронить и приносить им жертвы по правилам ли. Согласно этим правилам, почтительный сын должен всю жизнь преданно заботиться о родителях, прислуживать и угождать им, быть готовым на все ради их здоровья и блага, обязан чтить их при любых обстоятельствах.

Даже если отец злодей, вор или убийца, почтительный сын обязан смиренно увещевать родителя, униженно просить его вернуться на стезю добродетели. В средневековом Китае считалось нормальным и даже поощрялось законом, что сын не смеет свидетельствовать против отца, что опять-таки восходит к Конфуцию.

Дворец Высшей гармонии

Мост через Золотую воду в Запретном городе

Примеры сяо, собранные в сборнике «24 примера сяо», превратились в объект восхищения и подражания. Вот несколько образцов сяо из этого сборника: бедняк, продавший сына, чтобы накормить умирающую с голода мать, находит в огороде сосуд с золотом и надписью «за твое сяо»; восьмилетний мальчик в летние ночи не отгоняет от себя комаров – пусть они лучше жалят его, а то ведь станут беспокоить его родителей; почтительный сын в голодный год отрезал от себя кусок тела, дабы сварить бульон для ослабевшего отца; добродетельный ханьский император Вэнь-ди во время трехлетней болезни матери не отходил от ее ложа, лично готовил ей еду и пробовал все предназначавшиеся ей лекарства.

Эти и другие аналогичные рассказы призваны были с детства воспитывать в почтительном сыне готовность к самопожертвованию во имя культа предков.

Превращение конфуцианства в официальную идеологию

Превращение конфуцианства в официальную доктрину объединенной китайской империи шло постепенно. Для начала было нужно детально проработать учение, распространить его по всей стране, что с успехом выполнили последователи Конфуция. Многие конфуцианцы посвятили свою жизнь профессии учителя, а также отводили много времени и сил обработке и интерпретации тех древних сочинений, которые использовали в процессе обучения.

Главная тенденция отбора заключалась в том, чтобы сохранить все наиболее важное и всеми силами усилить назидательный аспект. Так были отредактированы книга песен «Шицзин», книга исторических преданий «Шуцзин», летопись «Чуньцю», которые включали в себя почти все из сохранившихся сведений о самых древних и потому особо почитавшихся периодах китайской истории. Именно эти конфуцианские книги, вместе с уже упоминавшимися «Лицзи» и «И-цзин», составили классический канон конфуцианства – «Пятикнижие», на основе которого китайцы следующих эпох судили о событиях и нравах древности. При этом само чтение и изучение этих книг способствовали усвоению основ конфуцианства.

Успехам конфуцианства в немалой степени способствовало и то, что это учение базировалось на слегка измененных древних традициях, на привычных нормах этики и культа. Конфуцианцы завоевывали доверие китайцев тем, что выступали за милые их сердцу традиции, за возврат к «доброму старому времени», когда и налогов было меньше, и люди жили лучше, и чиновники были справедливее, и правители мудрее.

Императорский дворец в Шэньяне (дворец Мукдэн)

Превращение конфуцианства в официальную идеологию явилось поворотным пунктом как в истории этого учения, так и в истории Китая. Придя на службу, став чиновниками, взяв в свои руки управление страной, с ее сложившейся социальной структурой и мощным централизованным бюрократическим аппаратом, конфуцианские ученые стали по-иному относиться к собственной доктрине. В центре их внимания оказались теперь интересы сохранения и упрочения той системы, с которой они себя идентифицировали и которую считали реализацией заветов Конфуция. Это означало, что на передний план должны были выйти те положения учения и в таких формах, какие способствовали бы сохранению и неизменности принятых и признанных всеми порядков.

Картина «Мать Мэн-цзы переезжает»

Конфуцианство сумело занять ведущие позиции в китайском обществе, приобрести структурную прочность и идеологически обосновать свой консерватизм, нашедший наивысшее выражение в культе неизменной формы. Соблюсти форму, во что бы то ни стало сохранить вид, не потерять лицо – все это стало теперь играть особо важную роль, ибо рассматривалось как гарантия стабильности.

Превращение конфуцианства в жесткую консервативную схему, имевшую заранее готовый и строго фиксированный ответ-рецепт для любого случая, оказалось очень удобным для организации управления огромной империей. Опираясь на древние представления о Небе и высшей небесной благодати дэ, конфуцианство выработало постулат, согласно которому правитель получал божественный мандат (мин) на право управления страной лишь постольку, поскольку он был добродетельным – в конфуцианском смысле этого слова. Отступая от принятых норм (выражением чего были произвол власти, экономический упадок, социальный кризис, волнения и т. п.), правитель терял дэ и право на мин.

Мэн-цзы (около 372-289 гг. до н. э.), ученик Конфуция, сформулировал даже тезис о праве народа на восстание против недобродетельного правителя и о насильственной смене мандата[21], и этот тезис всегда служил суровым предостережением императорам, которые пытались отклоняться от конфуцианской нормы. На страже нормы бдительно стояли конфуцианские ученые-чиновники – наследники жрецов-чиновников иньско-чжоуского Китая, олицетворявшие единство и слитность высшей администрации и религиозной власти. Воспроизводство этих ученых-чиновников превратилось в конфуцианском Китае в одну из важнейших задач государственного значения.

Воспитание в конфуцианских нормах

Начиная с эпохи Хань (III в. до н. э. – III в. н. э.), исключительно конфуцианцы занимались управлением государством и обществом, а также заботились о том, чтобы конфуцианские нормы и ценности превратились в общепризнанные, стали символом «истинно китайского». На практике это привело к тому, что каждый китаец по рождению и воспитанию должен был прежде всего соответствовать нормам конфуцианства. Это значило, что с первых шагов своей жизни каждый китаец в быту, при общении с другими людьми, а также выполняя важнейшие семейные и общественные обряды и ритуалы, действовал так, как это было установлено в конфуцианской традиции. Даже если с течением времени он усваивал что-то новое и становился, например, даосистом, буддистом, даже христианином, все равно, пусть не в своих убеждениях, но в поведении, обычаях, манере мышления, речи и во многом другом, он навсегда оставался конфуцианцем, пусть и подсознательно.

Мэн-цзы

Воспитание ребенка начиналось с семьи, с малолетства, с приучения к культу предков и нормам сяо, к строгому соблюдению традиций церемониала в семье, а тем более на людях, в обществе.

В простых крестьянских семьях конфуцианское образование часто этим и ограничивалось. В более зажиточных семьях детей учили грамоте, знанию письменных канонов, классических конфуцианских сочинений. При этом следует заметить, что многие изречения из «Шуцзин», «Шицзин», «Луньюй» и тем более заповеди и нормы «Лицзи» распространялись изустно. Их знали все, грамотные и неграмотные, знали с детства. Понятно изложенные конфуцианцами, они превратились в афоризмы и сделались достоянием массы, которая легко восприняла эту соответствовавшую древним традициям писаную норму, придав ей значение Великого Закона.

Роль конфуцианства в социальных процессах

Конфуцианское централизованное государство не одобряло быстрого развития частного землевладения, так как империя существовала за счет ренты-налога с крестьян. Усиление частного сектора, выходящее за известную границу, вело к существенному снижению доходов казны и расстройству всей административной системы. Разражался кризис, и в это время начинало действовать конфуцианское правило об ответственности императоров и их чиновников за дурное управление. Кризис преодолевали, но его, как правило, сопровождало восстание недовольных, которое обращало в прах все, что было достигнуто частным сектором. После кризиса центральная власть в лице нового императора и его окружения усиливалась, а частный сектор должен был начинать возрождение вновь.

Комплекс гробниц династии Цин

Такую же роль играло конфуцианство и в социальных процессах. Центральной власти в Китае всегда противостояли различные могущественные кланы и корпорации – ремесленные и торговые объединения, землячества, секты, тайные общества и т.п., которые в какой-то мере ограничивали всесильную центральную администрацию. Они были основаны все на тех же конфуцианских принципах железной дисциплины и строгого церемониала (несмотря на то, что многие из этих корпораций, особенно секты и тайные общества, чаще всего были даосско-буддийскими, а не конфуцианскими). Поэтому в периоды кризисов и восстаний, когда центральная власть ослабевала и фактически сходила на нет, они играли немаловажную роль как в выполнении функций местной власти и защиты элементарного порядка, так и в качестве местной основы, на которой достаточно легко возрождалась новая власть с конфуцианством в качестве ее неизменной идеологической и организационной опоры.

Ли Бо, поэт средневекового Китая

Наконец, конфуцианство выступало и как регулятор во взаимоотношениях страны с Небом и – от имени Неба – с различными племенами и народами, населявшими мир. Конфуцианство поддержало и вознесло созданный еще в иньско-чжоуское время культ правителя, императора, сына Неба, управляющего Поднебесной от имени великого Неба.

С течением времени сложился подлинный культ Поднебесной, Срединного государства, рассматривавшегося как центр Вселенной, вершина мировой цивилизации, средоточие истины, мудрости, знания и культуры. Отсюда был только шаг до разделения всего мира на цивилизованный Китай и некультурных варваров, населявших окраины, прозябавших в темноте и невежестве и черпавших знания и культуру из одного только источника – из центра мира, из Китая. Любое прибытие в Китай иностранцев всегда рассматривалось как их готовность и желание принять культурные ценности великого Китая. Не случайно основоположник конфуцианства верил в неодолимую силу нравственного воздействия, перед которой, по его мнению, должны были склониться даже варвары. Многие соседи Китая – гунны, тоба, монголы, маньчжуры,– периодически завоевывавшие Срединную империю и даже основывавшие свои династии, со временем неизменно перенимали многие китайские обычаи, что укрепляло в китайцах сознание превосходства их культуры.

Оказавшимся на императорском троне варварам-завоевателям всегда приходилось – за неимением реальной альтернативы – принимать конфуцианскую систему, и это тоже как бы подтверждало концепцию о вечности и совершенстве конфуцианства и регулировавшейся им китайской империи, китайской цивилизации.

Религия ли конфуцианство? В конкретных условиях китайской империи конфуцианство играло роль основной религии, выполняло функции официальной государственной идеологии. Выдвинутая им на первый план и тщательно культивируемая социальная этика с ее ориентацией на моральное усовершенствование индивида в рамках корпораций и в пределах строго фиксированных, освященных авторитетом древности норм была, по существу, эквивалентом той окрашенной мистикой, порой даже экстазом веры, которая лежит в основе других религий. Эта замена была логичной, естественной именно в Китае, где рациональное начало еще в древности оттеснило эмоции и мистику, высшим божеством считалось строгое и ориентированное на добродетель Небо и где в качестве великого пророка выступал не вероучитель, склонный к видениям и откровениям (будь то Иисус, Моисей, Мухаммед или Будда), а мудрец-моралист Конфуций.

Храм ламы

Не будучи религией в полном смысле слова, конфуцианство стало большим, нежели просто религия. Конфуцианство – это и политика, и административная система, и верховный регулятор экономических и социальных процессов – одним словом, основа всего китайского образа жизни, принцип организации китайского общества, квинтэссенция китайской цивилизации.

В определенном смысле можно сказать, что именно благодаря конфуцианству со всем его культом древности и консерватизмом китайское государство и общество не только просуществовало свыше двух тысяч лет в почти не менявшемся виде, но и приобрело такую гигантскую силу инерции, что XX век, покончивший с конфуцианством как официальной идеологией, пока еще далеко не вправе считать себя победившим все восходящие к конфуцианству и питающиеся его соками традиции.

В течение двух с лишним тысяч лет конфуцианство формировало умы и чувства китайцев, влияло на их убеждения, психологию, поведение, мышление, речь, восприятие, на их быт и уклад жизни. В этом смысле конфуцианство не уступает ни одной из великих религий мира, а кое в чем и превосходит их. Конфуцианство окрасило в свои тона всю национальную культуру Китая и национальный характер его населения. Оно сумело стать – во всяком случае для старого Китая – незаменимым.