Джонни и мертвецы Пратчетт Терри
– Тогда о чем задумался?
– О больших пальцах, – признался Джонни, по-прежнему глядя в стену.
– Что?
– Что? – очнулся Джонни.
– О каких больших пальцах?
– А… да это я так.
– Мама вчера вечером сказала, очень многие недовольны, что кладбище продают, – сказал Ноу Йоу. – Только об этом и судачат. А отец Уильям сказал, всякий, кто там возьмется строить, будет проклят до седьмого колена.
– Он всегда так говорит, – заметил Холодец. – К тому же «Объединению-Слиянию-Партнерству» на это, верней всего, наплевать. У них, наверное, имеется Уполномоченный По Проклятиям.
– Который небось всю работу спихивает на своего секретаря, – прибавил Бигмак.
– И вообще, поезд ушел, – сказал Ноу Йоу. – Бульдозеры стоят у самой ограды.
– А кто-нибудь знает, чем занимается это «ОСП»? – спросил Холодец.
– В газете писали, что они – общенациональная служба информационного поиска, – сказал Ноу Йоу. – А в новостях сказали, что они обеспечат триста рабочих мест.
– Всем, кто работал на старой галошной фабрике? – спросил Бигмак.
Ноу Йоу пожал плечами.
– За что купил, за то и продаю. Джонни, ты в норме?
– Что?
– С тобой все в порядке? Ты смотришь в стену.
– Что? А, да. Все нормально.
– Он расстроился из-за погибших солдат, – сказал Холодец.
Ноу Йоу перегнулся через стол.
– Послушай… все это в прошлом. Было – и сплыло. Жалко, что они погибли, но… ну… они бы все равно в конце концов умерли, правда? Это давно история. При чем тут мы?
Миссис Айви Уизерслейд звонила сестре из автомата на Кладбищенской улице. Кто-то нетерпеливо постучал в стекло. Миссис Уизерслейд удивилась – возле будки никого не было. Но она вдруг сильно озябла, и ее ни с того ни с сего передернуло, словно она прошла по чьей-то могиле. Миссис Уизерслейд оборвала рассказ о своих больных ногах и о том, что про них сказал доктор, и поскорее отправилась домой.
Будь там Джонни, он услышал бы нечто весьма любопытное. Но Джонни сидел в закусочной, а ухо любого другого случайного прохожего уловило бы лишь шум ветра и, возможно (только возможно!), едва слышный спор:
– Кому же знать, как не вам, мистер Флетчер. ВЫ ведь его изобрели.
– Вообще-то, миссис Либерти, его изобрел Александр Грэхем Белл. А я только усовершенствовал.
– Ну так заставьте его работать. Дайте мне поговорить с господином с беспроволочного телеграфа.
– Это действительно был Александр Грэхем Белл?
– Да, Олдермен.
– А я думал, сэр Хамфри Телефоун.
Трубка висела на рычаге, но откуда-то из недр аппарата неслись щелчки и электрическое потрескивание.
– Мне кажется, я в общем преодолел сложности, миссис Либерти…
– Дайте МНЕ поговорить с ними. Пусть услышат глас народа!
Телефонная будка изнутри заиндевела.
– И речи быть не может. Вы большевик!
– А что же тогда изобрел сэр Хамфри Телефоун?
– Мистер Флетчер! Будьте любезны, установите связь!
Если они не торчали в закусочной, а в «Джей-и-Джей Софт» их не пускали из-за очередного преступления Холодца, оставался только пятачок у фонтана, обсаженного унылыми чахлыми деревьями, или музыкальный салон «Забойный музон», очень похожий на любой другой музыкальный салон под названием «Забойный музон».
Тем более что Ноу Йоу хотел пополнить свою коллекцию.
– «Знаменитые британские духовые оркестры», – прочел Холодец, заглянув приятелю через плечо.
– Ну и что, зато подборка классная, – сказал Ноу Йоу. – Тут есть запись старого оркестра сплинберийской галошной фабрики – «Вальс цветов». Очень известная мелодия.
– А ведь в глубине души ты не черный, – нахмурился Холодец. – Придется донести на тебя растафарьянцам.
– Зато ты тащишься от регги и блюзов, – сказал Ноу Йоу.
– Это другое дело.
Джонни равнодушно перебирал кассеты.
И вдруг замер.
Ему почудился знакомый голос. Из-за треска помех слышно было неважно, но голос очень напоминал голос миссис Сильвии Либерти и доносился из радиоприемника.
На прилавке стоял приемник, настроенный на «Радио Сплинбери». Передавали «В эфире с Майком Майксом», шикарную отвязную радиопрограмму (в той мере, в какой шикарными и отвязными могут быть два часа звонков в прямой эфир, перемежающихся сводками дорожных новостей).
Сегодня все обстояло иначе. Прямой эфир был посвящен предложению мэрии снести старый Рыбный рынок – инициативе, которая неизбежно должна была воплотиться в жизнь, что бы кто ни говорил, но давала общественности отличный повод попричитать.
– Алло! Алло! Алло! У аппарата миссис Сильвия Либерти! Алло!.. этого нельзя допустить, э-э, с моей точки зрения, э-э, это полное… алло! (щелк… бззз… тр-тр) Я требую, чтобы меня выслушали СИЮ ЖЕ СЕКУНДУ! Рыбный рынок – совершеннейшая ЕРУНДА!.. э… э-э… и…
Майк Майкс в своей маленькой студии под самой крышей здания Сплинбери-Слэйтского страхового общества уставился на звукооператора, который, в свою очередь, уставился на пульт. Отключить назойливый голос не было никакой возможности. Он шел по всем каналам связи одновременно.
– Э-э… добрый день, – сказал Майк Майкс, – нам звонят по… э-э… всем телефонам…
– Эй, кто-нибудь… Послушайте, молодой человек! И не вздумайте отключить меня и вновь запустить фонограф! Майк, тут две линии перехлестнулись, я… Вы отдаете себе отчет в том, что ни в чем не повинных граждан сгоняют с НАСИЖЕННЫХ мест (щелк… абррргал… жжжж… зззз)…граждан, много лет верой и правдой служивших обществу (ууууууоооуууу… трррр-трр)…лишь оттого, что ВОЛЕЮ СЛУЧАЯ им довелось родиться (шшшшш… уип-уип-уип-уип… трррр)…послушайте юного Джона (щелк… шшшшш)…отречемся от старого ми-ира (ууииоооуууу… пок!), отряхнем его ПРАХ с наших ног… немедленно прекратите, Уильям, вы самый натуральный большевистский агита…
Но окончания фразы никто не услышал – звукоинженер вырвал все шнуры из розеток и саданул по пульту молотком.
Ребята обступили приемник.
– В этот их прямой эфир вечно звонят какие-то чокнутые, – сказал Холодец. – Слушали когда-нибудь «Ночной отпад Двинутого Джима»?
– Никакой он не двинутый, – сказал Ноу Йоу. – Это все ля-ля. Крутит себе старые пластинки и все время орет «йесс!» и «йо-хоу! йо-хоу!». Какой он двинутый? Убогий он.
– Ага, – сказал Холодец.
– Ага, – сказал Бигмак.
– Ага, – сказал Ноу Йоу.
И они посмотрели на Джонни – так, словно что-то сообразили.
– Гм-гм, – сказал Холодец.
– Гм, – сказал Бигмак.
– Так это были они, да? – сказал Ноу Йоу.
– Да, – сказал Джонни. – Это были они.
– Не похоже на обычную передачу. А как им удалось позвонить?
– Не знаю. Наверное, среди них есть те, кто при жизни умел пользоваться телефоном. И, может быть, когда умираешь, делаешься капельку сродни… электричеству и всякому такому.
– Они чуть не назвали твою фамилию, – сказал Холодец.
– Да.
– А кто это пел?
– Наверное, Уильям Банни-Лист. Он слегка коммунист.
– А я думал, коммунисты вывелись, – сказал Ноу Йоу.
– Вывелись. И он – один из них.
– Ты хочешь сказать, теперь сюда в любую минуту может причапать Род Серлинг со своим талмудом? – спросил Бигмак. – Ну, знаешь, как в «Сумеречной зоне».
– А откуда они узнали, что передают? – спросил Ноу Йоу.
– Я одолжил им дедушкин транзистор.
– Знаешь, что я думаю? – сказал Ноу Йоу. – Я думаю, ты заварил нехилую кашу.
– Я и сам так думаю.
– Да ну вас! – сказал Холодец. – Хватит! Голоса по радио? Ну вы скажете! Нашли о чем базарить. Мало ли что это было. Может, какие-нибудь пацаны развлекаются. Чушь собачья! Призраки не звонят на радиостанции!
– Я видел фильм, где призраки лезли из телефона, – сообщил Бигмак, Самый Тактичный Человек В Сплинбери.
– Молчи! Я тебе не верю!
В телефонной будке было очень холодно.
– Надо сказать, когда ты мертв, пустить электрический ток не проблема.
– Что вы делаете, мистер Флетчер?
– Ей-богу, проще простого. С кем теперь поговорим?
– Нужно связаться с ратушей!
– Но сегодня суббота, миссис Либерти. Там никого нет.
– Тогда разыщите юного Джонни. Не понимаю, что он имел в виду, когда сказал, что нужно попробовать отыскать среди тех, кто похоронен на нашем кладбище, известных людей. Вот они мы!
– Ну-с, рискнем. На редкость понятная схема.
– Куда подевался мистер Банни-Лист?
– Слушает какое-то «Рэдио Москоу». По беспроволочному телеграфному аппарату.
– Я впервые покинул кладбище. Знаете, это, оказывается, очень бодрит.
– Да. Я просто воспрянула духом.
– Выход есть всегда, – заметил мистер Порокки.
Кто-то тихонько кашлянул. Все оглянулись.
Сквозь ограду за ними наблюдал мистер Строгг.
На мертвецов словно выплеснули ушат холодной воды (при мистере Строгге они всегда серьезнели), и они неловко затоптались на месте.
– Вы снаружи, – сурово уличил их мистер Строгг. – А это – Непорядок.
– Но мы совсем рядом, Эрик, – сказал Олдермен. – Рукой подать. Ничего страшного, это ведь во имя…
– Это НЕПОРЯДОК.
– Мы не обязаны его слушать, – заметил мистер Порокки.
– Беды не оберетесь, – пригрозил мистер Строгг.
– Ничего подобного, – ответил мистер Порокки.
– Вы вторгаетесь в Ведомое, – не унимался мистер Строгг. – Вас ждут страшные неприятности. Заметьте, не по моей вине. Фу!
Он повернулся и удалился в сторону своей могилы.
– Наберите номер, – велел мистер Порокки.
Все точно очнулись.
– А знаете, – промолвила миссис Либерти, – возможно, он прав…
– Забудьте про мистера Строгга! – Мистер Порокки раскрыл ладони. Из его рукава вылетела белая голубка и, моргая, уселась на таксофон. – Набирайте номер, мистер Флетчер.
– Добрый день, справочная, назовите фамилию, пожалуйста.
– Джон Максвелл. Проживает в Сплинбери.
– Боюсь, этой информации недостаточно…
– Это все, что мы… (Послушайте, я вижу, как это работает, вот здесь соединение…) (Сколько нас сюда набилось?) (А можно мне попробовать? Пожалуйста!) (Это куда лучше, чем всякие спиритические сеансы…)
Оператор потрогала наушник. У нее почему-то замерзло ухо.
– Ой!
Наушник отлепился с трудом.
К ней наклонилась соседка справа.
– В чем дело, Дон?
– Ухо…
Они посмотрели на пульт. Все лампочки горели, а панель постепенно покрывалась инеем.
Штука в том…
…что на протяжении всей истории человечества рождались люди, не способные сделать то или иное открытие лишь потому, что мир до него еще не дозрел. У Леонардо да Винчи не было ни моторов, ни материалов для постройки вертолета. Сэр Джордж Кайли изобрел двигатель внутреннего сгорания раньше, чем додумались получать бензин[2].
А Аддисон Винсент Флетчер жизнь напролет возился с моторами, реле, клапанами и кусками проволоки, преследуя грезу, для которой в мире еще не было даже названия.
Покойный мистер Флетчер в телефонной будке расхохотался. Название появилось. Увидев компьютер, он наконец понял, что же он пытался создать.
5
Джонни вернулся домой. Он не осмелился пойти на кладбище.
Был вечер субботы. Вечер Посещения… Джонни начисто забыл про него.
– Ты обязательно должен съездить, – сказала мама. – Ты же знаешь, ей будет приятно тебя повидать.
– Неправда, – сказал Джонни. – Она забывает, кто я. И называет меня как папу – Питер. И вообще, там все пропахло старушками. И почему дед никогда к ней не ездит? Она ведь его жена.
– Он говорит, что хочет сохранить ее в памяти такой, какой она была когда-то, – ответила мама. – А кроме того, сегодня «Субботнее шоу Марки и Моу». Ты же знаешь, он не любит его пропускать.
– Охо-хо… ну ладно.
– Мы ненадолго.
Примерно через десять минут после ухода Джонни зазвонил телефон. Дедушка отреагировал на это как обычно, то есть крикнул: «Телефон!», не отрываясь от экрана. Но телефон не умолкал, и в конце концов дедушка, ворча, поднялся, уронил пульт за подушку (он благополучно пролежит там два дня) и побрел в прихожую.
– Да? Нет, его нет. Ушел. Кто? Ах, чтоб меня… Ей-богу? Ну! И по-прежнему показываешь фокусы? Давненько тебя не было видно. Нет. Да. Это верно. Я и сам теперь мало выхожу. А ты как? Умер. Понятно. Но позвонить выбираешься. Обалдеть, до чего дошла наука. Слышно плохо, как будто издалека. Верно. Ты и есть далеко. А я помню тот твой трюк с наручниками и цепями… да, чуть-чуть не получилось. Да. Да. Ладно. Передам. Приятно было тебя услышать. Пока.
Он вернулся в комнату и опять устроился перед телевизором.
Несколько минут спустя он озабоченно нахмурился. Потом встал, вышел в коридор и некоторое время сердито смотрел на телефон.
Нельзя сказать, что в «Солнечном уголке» было плохо. С точки зрения Джонни там было достаточно чисто и работали приличные люди. Стены украшала яркая роспись, а в комнате, где стоял телевизор, в большом аквариуме плавали золотые рыбки.
И все же атмосфера здесь была мрачнее, чем на кладбище. Уж очень медленно тут ходили, шаркая тапочками, уж очень подолгу сидели за столом в ожидании следующей кормежки или просто так, потому что больше заняться было нечем. Словно жизнь здесь уже замерла, а смерть еще не пришла, и оставалось только бесцельно убивать время.
Бабушка Джонни большую часть дня проводила в главной гостиной у телевизора или у себя в комнате за созерцанием бегоний. По крайней мере, бабушкино тело. Где витал ее дух, Джонни представлял смутно, зная лишь, что тот частенько улетает куда-то в очень далекое прошлое.
Немного послушав разговор матери с бабушкой, точь-в-точь такой же, как и на прошлой, и на позапрошлой неделе, он окончательно впал в уныние и сделал то, что делал всегда, – тихонько выскользнул в коридор.
Рассеянно глядя в никуда, Джонни побрел к двери в сад.
Школа о призраках умалчивала. А жизнь порой преподносила такие сюрпризы, что непонятно было, от какой печки танцевать, и социология с математикой тут помочь не могли.
Ну почему все свалилось именно на него? Ладно бы он сам напрашивался на что-нибудь этакое – так ведь нет! Он лишь старался не высовываться и держаться даже не на втором, а на десятом плане. Но отчего-то проблемы к нему так и липли.
Штука в том, что…
М-р Аткинс.
Джонни, наверное, прошел бы мимо, если бы это имя не засело где-то на задворках его памяти.
Сейчас оно смотрело на него с прямоугольника покоробленного картона, вставленного в рамку на одной из дверей.
Джонни уставился на картонку.
На пару секунд надпись заслонила собой весь мир.
Да нет же, Аткинс – очень распространенная фамилия…
Но если не постучаться, ничего не узнаешь… ну? постучаться?..
– Открой мне дверь, золотко, у меня руки заняты.
За спиной у Джонни остановилась полная негритянка с охапкой чистых простыней. Джонни молча кивнул и повернул дверную ручку.
Комната почти без мебели. И в ней – определенно никого.
– Я заметила, ты к нам ходишь каждую субботу. К бабушке? – сказала сестра, сгружая простыни на пустую кровать. – Дай бог всем таких внуков!
– Гм… ага.
– А тут ты чего хотел?
– Ну… поговорить с мистером Аткинсом. Вот. – Джонни вдруг осенило. – Мне в школе задали написать реферат. Про сплинберийский земляческий батальон.
Реферат! Сославшись на реферат, можно безнаказанно плести что угодно.
– А что это, золотко?
– Такие… солдаты. По-моему, мистер Аткинс был одним из них. А… где?..
– Да где… вчера отдал богу душу, золотко. Чуток не дотянул до девяноста семи. А ты его знал?
– Да в общем… нет.
– Он у нас был настоящий ветеран. Столько лет здесь прожил… Очень милый старичок. Все повторял: как помру, так, мол, и войнам конец. Такая у него была любимая шутка. И все показывал свою солдатскую книжку. «Томми Аткинс, – говорил, – вот он я, тот самый, как помру, всем баталиям конец». И очень смеялся.
– А что он имел в виду?
– Не знаю, золотко. Наше дело помалкивать да улыбаться. Сам понимаешь.
Сестра постелила свежие простыни и вытащила из-под кровати картонную коробку.
– Вот его вещички. – Она посмотрела на Джонни. – Думаю, большой беды не будет, если ты на них взглянешь. Никто к нему не ходил, только один мужчина из Британского легиона, но тот уж как часы, на каждое Рождество, дай бог ему здоровья. Интересовался наградами. Но мне кажется, ты можешь взглянуть. Раз уж ты пишешь реферат…
И она захлопотала в палате, а Джонни осторожно заглянул в коробку.
Вещей было немного – курительная трубка, жестянка с табаком, большой старый перочинный нож. Альбом, полный порыжелых от времени открыток с изображением цветов, капустных полей и жеманно улыбающихся француженок, одетых по меркам той поры, вероятно, чрезвычайно смело. Страницы альбома были переложены пожелтевшими вырезками из газет. А еще Джонни увидел маленькую деревянную шкатулку, выложенную туалетной бумагой. В ней лежали медали.
И фотография земляческого батальона, точь-в-точь такая, как в старой газете.
Джонни с величайшей осторожностью взял ее в руки и перевернул. Фотография отозвалась сухим шелестом.
На обороте кто-то в незапамятные времена написал лиловыми чернилами: «Землячки!!! Мы идем, кайзер Билл! Если знаешь, в какую дырку заползти, ДУЙ СКОРЕЙ!!!» Внизу стояло тридцать подписей.
Около двадцати девяти росчерков чей-то карандаш проставил маленькие кресты.
– Они все тут расписались, – тихо проговорил Джонни. – Наверное, он вырезал ее из газеты, и они все на ней расписались.
– Что, золотко?
– Я про фотографию.
– Ах да. Он как-то показывал мне ее. Это он еще в ту войну снимался, представляешь?
Джонни опять перевернул снимок и отыскал Т. Аткинса. Оттопыренные уши и скверная стрижка придавали ему отдаленное сходство с Бигмаком. Не только ему, им всем. И все они улыбались.
– Он много рассказывал о них, – сказала медсестра.
– Да.
– Похороны в понедельник. В крематории. Знаешь, кто-нибудь из нас всегда идет проводить их в последний путь. Как же иначе, верно? Что мы, не люди?
В ночь с субботы на воскресенье ему приснился сон…
Ему снился Род Серлинг. Он шел по сплинберийской Хай-стрит и собирался с выражением продекламировать что-то перед камерой, но едва открыл рот, как Бигмак, Ноу Йоу и Холодец насели на него и, заглядывая через плечо, принялись молоть ерунду вроде «а про что ваша книга?» и «переверните страницу, я уже дочитал»…
Ему снились большие пальцы…
Джонни открыл глаза и уперся взглядом в потолок. Он так и не заменил леску, на которой была подвешена модель шаттла. Челнок застыл в вечном пике.
Джонни был свято уверен в том, что все прочие ребята ведут нормальную человеческую жизнь и лишь он – печальное исключение. Его вины тут не было. Просто всякий раз, как ему взбредало в голову, будто он постиг, что к чему, и понял, как крутятся колесики в машине мироздания, жизнь подсовывала что-нибудь новенькое, и то, что минуту назад казалось мерно тикающим отлаженным механизмом, оборачивалось обманкой.
Когда Джонни вернулся домой, дед озадачил его в высшей степени невразумительной информацией о телефонных звонках. У Джонни создалось впечатление, будто то ли Холодец, то ли еще кто названивал ему и порол какую-то чушь. Еще дедушка пробурчал что-то о фокусах.
Он посмотрел на часы-приемник. Без четверти три. Спать совсем не хотелось. Он попробовал поймать «Радио Сплинбери».
– …йо-хо-йо-хо-йо-хоу!!! И еще один звонок в ночной эфир а-атвязнейшей программы Двинутого Дядюшки Джима «Пять минут – и нет проблем!». Итак, у нас на связи…
Джонни оцепенел.
– Уильям Банни-Лист, Джим.
– Привет, Билл. Что-то у вас голос грустный. Депрессия?
– Хуже! Я мертв, Джим.
– Ого! Да-а, Билл, непруха. Поделитесь?
– Я чувствую, ты поймешь меня, товарищ. Значит, так…
Еще бы он не понял, подумал Джонни, сбрасывая халат и путаясь в рукавах. Кто только не звонит Двинутому Джиму среди ночи! На прошлой неделе он целых двадцать минут беседовал с дамой, которая воображала себя рулоном обоев. По сравнению с его обычными собеседниками ты — образец нормы!
Он схватил плеер и включил встроенный приемничек, чтобы, сбегая по лестнице и выскаивая в ночь, слышать «Радио Сплинбери».
– …а теперь выясняется, что и Советского Союза больше НЕТ. Что творится?
– Похоже, вы здорово отстали от жизни, Билл.
– По-моему, я объяснил, в чем дело.
Читать бесплатно другие книги:
