Джонни и мертвецы Пратчетт Терри
– Пришлось разложить все по полочкам, – сказал мистер Флетчер. – Как же иначе. Надо забыть, кем ты был раньше. Это первый шаг. И перестать бояться призраков прошлого. Тогда получаешь возможность выяснить, кто ты теперь. Кем можешь стать.
– Поэтому мы отбываем, – сообщил Олдермен.
– Куда?
– Куда глаза глядят. Будет очень интересно узнать, с чем это кушают, – усмехнулся Соломон Эйнштейн.
– Но… но… мы же отстояли кладбище! – ахнул Джонни. – Было собрание! И Бигмак… и я выступил… и телепередача… там столько про него говорили! Никто ничего не будет здесь строить! Сюда натуралисты приходили, и вообще! Разверните бульдозер! Мы спасли кладбище.
– Но оно нам больше не нужно, – сказал Олдермен.
– А нам нужно!
Мертвецы воззрились на него.
– А нам нужно, – повторил Джонни. – Нам… нам очень нужно, чтобы оно было…
Пыхтел дизель. Бульдозер мелко подрагивал в такт. Мертвецы – если это еще были мертвецы, – казалось, задумались.
Потом Соломон Эйнштейн кивнул.
– Чтоб я так жил, мальчуган прав, – сказал он писклявым от волнения голосом. – Куда деваться, каждому таки свое! Живые должны помнить, мертвые – забывать. Сохранение энергии.
Грохот дизеля смолк.
Мистер Порокки поднял руку. Она сверкала, как фейерверк.
– Мы вернулись попрощаться. И поблагодарить тебя, – сказал он.
– Да подумаешь…
– Ты выслушал. Ты рискнул. Ты был там. Медали дают и за то, что ты был в определенное время в определенном месте. Тех, кто просто был там, люди забывают.
– Да. Я знаю.
– Но теперь… нам пора.
– Нет, погодите… – сказал Джонни, – я должен спросить…
Мистер Порокки обернулся.
– Да?
– Э…
– Да?
– А… ангелы? Ну, вы понимаете… Или… всякие там черти? Очень многие хотели бы знать.
– О нет. Сомнительно. Ничего… этакого. Это выдумки живых. Нет.
Олдермен потер бесплотные руки.
– Я думаю, все обстоит гораздо интереснее.
Мертвецы уходили. Некоторые на ходу вновь превращались в сияющий туман.
Кое-кто направился в сторону канала. Там виднелась лодка. Очертаниями она смутно напоминала гондолу. На корме, опираясь на уходящий в воду шест, стояла темная фигура.
– Вот мой транспорт, – сказал Уильям Банни-Лист.
– Какой-то он немножко… извините, нереальный, – сказал Джонни.
– Ну, я полагаю, попытка не пытка. Не понравится, переберусь куда-нибудь еще, – сказал Уильям Банни-Лист, ступая в гондолу. – Вперед, товарищ!
– ВПЕРЕД ТАК ВПЕРЕД, – согласился перевозчик.
Лодка скользнула от берега. Канал был всего несколько метров шириной, но казалось, что она уплывает в дальнюю даль…
Над водами разносились голоса.
– А знаете, если приспособить сюда подвесной мотор, она полетит как птица.
– МНЕ НРАВИТСЯ ТО, ЧТО ЕСТЬ, МИСТЕР БАННИ-ЛИСТ.
– А сколько это примерно будет стоить?
– ВЫ ИСПЫТАЕТЕ НАСТОЯЩЕЕ ПОТРЯСЕНИЕ.
– На вашем месте я не стал бы ручаться…
– Не знаю, куда он плывет, – сказал Олдермен, – но, прибыв на место, он непременно бросится менять заведенный порядок вещей. Наш Уильям немного консервативен…
С берега донеслись щелчки и гудение. Эйнштейн и Флетчер гордо восседали в чем-то вроде… отчасти оно смахивало на электронную схему, отчасти – на автомобиль, а отчасти на материальное воплощение математики. Конструкция светилась и шкворчала.
– Недурственно, а? – сказал мистер Флетчер. – Слыхали про локомотив истории?
– Так вот, это – ероплан фантазии, – похвастал Соломон Эйнштейн.
– Хотим кое-что хорошенько рассмотреть.
– Таки да. И начнем… со всего.
Мистер Флетчер радостно стукнул по боку машины.
– Да! Небо – это что-то, мистер Эйнштейн.
– Не то слово, мосье Флетчер!
Контуры разгорелись ярче, слились, сомкнулись, стали больше напоминать схему. И машина исчезла. Но за миг до того Джонни углядел, что она стремительно ускоряется.
И их осталось трое.
– Мне почудилось или они ускорились? – спросила миссис Либерти.
– Не удивлюсь, если еще и распались на элементарные частицы, – хмыкнул Олдермен. – Идемте, Сильвия. Я чувствую, нам с вами подойдет более земной транспорт.
Он взял ее за руку. Забыв про Джонни, они ступили на черные воды канала.
И медленно погрузились. На поверхности осталась лишь перламутровая пленка, которая постепенно растаяла.
Вдруг где-то заработал мотор.
Из воды, прозрачный, как пузырь, плавно поднялся к небу призрак мертвого «Форда Капри».
Олдермен опустил невидимое стекло.
– Миссис Либерти полагает, что мы должны тебе кое-что сказать. Но… знаешь, это так трудно объяснить…
– Что? – спросил Джонни.
– Кстати, а почему на тебе розовая простыня?
– Ну…
– Впрочем, полагаю, это не важно.
– Да.
– Что ж… – Машина медленно развернулась; Джонни увидел сквозь нее луну. – Знаешь такую игру: шарик бежит вверх, отскакивает от перегородочек, рикошетит и в конце концов проваливается в прорезь внизу?
– Настольный бильярд?
– Это теперь так называется?
– Наверное.
– Ага. Ну вот. – Олдермен кивнул. – Что ж… когда рикошет швыряет тебя от бортика к бортику, наверное, очень трудно помнить, что вне игры есть комната, а за пределами комнаты – город, а за городской чертой – страна, а за границами страны – мир, а за рубежами мира – миллиард триллионов звезд, и это только начало… но они есть, понимаешь? Стоит понять это, и перестаешь тревожиться из-за прорези. И можно кататься по доске гораздо дольше.
– Я… постараюсь запомнить.
– Молодчина. Ну, нам пора…
Он выжал призрачное сцепление. Машина содрогнулась.
– Прах побери эту жестянку… А, есть… До свидания, Джонни…
«Форд Капри» плавно поднялся, взял курс на восток и, набирая скорость, помчался вперед и вверх.
Остался лишь один.
– Пожалуй, пора и мне, – сказал мистер Порокки. Он извлек откуда-то цилиндр и старинную трость.
– Почему вы уходите? – спросил Джонни.
– Ах да… Пришел Судный день, – пояснил мистер Порокки. – Мы так решили.
– А трубы и колесницы?
– Ну, тут суди сам. Нет смысла дожидаться того, что уже твое. Впрочем, у всех это по-разному… Не тушуйся, присматривай за кладбищем. В конце концов, тут пока есть место для живых.
Мистер Порокки натянул белые перчатки. Он нажал невидимую кнопку лифта и стал подниматься. Из рукавов каскадом посыпались белые перья.
– Батюшки, – ахнул он и распахнул пиджак. – Кыш отсюда! Все! Кыш!
Полдюжины призрачных голубей, толкаясь и мешая друг другу, вылетели из-под пиджака и устремились в зарю.
– Так-то лучше. Что и требовалось доказать: в конце концов можно освободиться от чего угодно, – прибавил мистер Порокки едва слышно. – Хотя должен признать, что три пары наручных кандалов, двадцать футов цепи и рогожный мешок в определенных обстоятельствах – нешуточное препятствие…
Его цилиндр блеснул в лунном свете.
И никого не… нет, остался еще один.
Джонни обернулся.
Посреди дорожки аккуратно стоял мистер Строгг, аккуратно сложив аккуратные руки. Тьма окружала его как туман. Он смотрел в небо. Такое выражение лица Джонни видел впервые…
Он вспомнил, как очень давно Бигмак устраивал вечеринку и не пригласил его. Потом он говорил: «Ясное дело, не пригласил. Я знал, что ты придешь, чего тебя приглашать, мог бы сам догадаться, просто взять и прийти». Но все вокруг – приглашенные – собирались идти и строили планы, и Джонни казалось, будто перед ним разверзлась черная пропасть. В семь лет это очень страшно.
После смерти это, оказывается, еще страшнее.
Мистер Строгг заметил взгляд Джонни.
– Ха! – Он взял себя в руки. – Они пожалеют.
– Я хочу выяснить, кто вы, мистер Строгг, – сказал Джонни.
– Нечего тут выяснять, – фыркнул призрак.
Джонни прошел сквозь него. На миг ему стало зябко, а мистер Строгг исчез.
И не осталось никого.
Вернулась ночь – настоящая ночь. Городские шумы и далекий гул уличного движения вытеснили тишину.
Джонни двинулся обратно по дорожке вдоль канала.
– Холодец? – шепнул он. – Холодец!
Он нашел друга за надгробием. Холодец сидел, сжавшись в комок и закрыв глаза.
– Пошли, – сказал Джонни.
– Послушай, я…
– Все нормально.
– Это был фейерверк, да? – с надеждой спросил Холодец. Грим графа Дракулы размазался и потек. Клыки потерялись. – Кто-то устроил фейерверк?
– Да.
– Я, ясное дело, не испугался…
– Понятно.
– Но осторожность никогда не мешает…
– Это верно.
Позади что-то забренчало. Они обернулись. Появилась миссис Тахион; она толкала перед собой тележку. Колеса подпрыгивали и вихляли по щебню.
Джонни и Холодца миссис Тахион словно не видела. Мальчики поспешно отошли в сторону и пропустили тележку со скрипучим колесом.
Тележка исчезла во мраке.
Тогда они пошли домой сквозь утренний туман.
11
Как однажды заметил Томми Аткинс, если что-то закончилось, это не всегда значит, что закончилось все.
Во-первых, Бигмак. Ноу Йоу проводил его домой. Там уже поджидал Бигмаков братец. Он с ходу напустился на Бигмака, тот несколько секунд смотрел на него очень странным взглядом, а потом бац! – и отправил брательника прямо в нокаут. Бигмак, с благоговением рассказывал потом Ноу Йоу, так звезданул братца, что у того на подбородке отпечаталось фломастерное «ТАМ». После чего зарычал на Клинта, и пес забился под диван. Ноу Йоу пришлось позвонить домой и вытащить мать из постели, чтобы она заехала за ними и перевезла вещи Бигмака – чемодан, три аквариума с тропическими рыбками и двести номеров «Оружия и боеприпасов» – к ним в свободную комнату.
«Сплинберийские добровольцы» получили щедрый взнос от холдинговой компании «Объединение, слияние, партнерство». Цитируя мистера Аттербери, поразительно, чего можно добиться добрым словом, особенно если в руках у тебя большая крепкая дубинка.
Кладбище приобрело более обжитой вид. «Добровольцы» разделились на три отчаянно спорящие группы: одни хотели сделать кладбище заповедником живой природы, другие – экологически чистой зоной, а третьи – просто содержать его в чистоте и порядке, но все чего-то хотели, что, на взгляд Джонни, было важнее всего.
Чего же хочет он сам, Джонни соображал целую неделю, а когда наконец понял, отправился после школы на кладбище (там в эти часы никого не бывало). Кладбищенскую землю покрывал иней.
– Мистер Строгг!
Джонни нашел его у канала. Мистер Строгг сидел и неподвижно смотрел на воду.
– Мистер Строгг?
– Уходи. Ты опасен.
– Я подумал, вам, наверное, немного… одиноко. И купил вот это.
Он открыл сумку.
– Мистер Аттербери помог, – сознался он. – Обзвонил знакомых владельцев мастерских. Его починили. Он будет работать, пока не сядут батарейки, а потом, наверное, заработает на призраках батареек.
– Что это?
– Очень маленький телевизор, – сказал Джонни. – Я подумал, что могу засунуть его, например, в кусты, и никто, кроме вас, не будет про него знать.
– С чего бы это? – с подозрением спросил мистер Строгг.
– Я нашел вас в газете. От двадцать первого мая тысяча девятьсот тридцать седьмого года. Там было немного. Только про то, как вас нашли… в канале, и про дознание.
– Ах вот как? Вынюхиваем? Да что ты вообще понимаешь?
– Ничего.
– Я ничего не обязан объяснять.
– Поэтому вы и не смогли уйти с остальными?
– Что? Я могу уйти, когда заблагорассудится! – поспешно возразил призрак мистера Строгга. – Коль скоро я сижу здесь, стало быть, мне так угодно. Я знаю свое место. Я знаю, что правильно, а что нет. Я могу уйти в любой момент, буде желание. Но мне хватает гордости сдерживать свои порывы. Таким, как ты, этого не понять. Для вас жизнь – хаханьки.
Короткая заметка в газете… Мистер Порокки сказал правду. В те дни отнюдь не всё предавали гласности. Мистер Строгг, уважаемый и законопослушный гражданин, неизменно старался не привлекать внимания и держаться в тени. А потом он прогорел, попал в какие-то денежные неприятности, и в итоге – канал. Мистер Строгг относился к жизни убийственно серьезно. В первую очередь к своей.
В те дни подобные происшествия почти не обсуждались. Самоубийство считалось противозаконным, почему – Джонни никак не мог взять в толк. Выходило, что, если ты промазал, или недотравился газом, или оборвалась веревка, тебя надо тащить в кутузку, чтоб ты наконец понял: жизнь прекрасна и удивительна.
Мистер Строгг сидел, обхватив руками колени.
Джонни вдруг понял, что не знает, что сказать.
Поэтому он не стал ничего говорить, а просто засунул маленький телевизор в заросли кустов, где его не нашел бы никто, даже самые рьяные орнитологи и натуралисты.
– Сможете в уме крутить ручки? – спросил он.
– А кто тебе сказал, что мне это надо?
Но экран засветился, появилось изображение, послышалась знакомая мелодия – музыкальная заставка.
– Давайте посмотрим, – сказал Джонни. – Вы пропустили целую неделю. Миссис Суиди только что узнала, что Жанин не пошла на вечеринку… Мистер Хатт вышвырнул Джейсона из магазина, потому что решил, будто он взял деньги… и…
– Понятно.
– Ну ладно… тогда я пошел?
– Ступай.
Джонни попятился.
– Я уверен, время пролетит незаметно.
– Да-да.
– Ну… тогда до свидания.
– Да-да.
– Мистер Строгг… – Джонни хотелось сказать: вы же можете уйти отсюда в любое время, когда вздумается. Но стоило ли?
– Да-да.
Джонни некоторое время смотрел на него, потом повернулся и пошел прочь. Друзья ждали его у телефонной будки.
– Он там? – спросил Ноу Йоу.
– Да.
– Что он сейчас делает?
– Смотрит телевизор, – сказал Джонни.
– Наверное, у призраков свободного времени хоть отбавляй, – с завистью сказал Холодец.
– Наверное.
– Ты в порядке?
– Да, просто задумался о разнице между раем и адом.
– Ничего себе «в порядке»!
Джонни заморгал. И огляделся.
Жизнь была… прекрасна. Что вовсе не то же самое, что «ничего себе». И даже вовсе не то же самое, что «хороша». В ней было столько… всего. Ни конца ни краю. Жизнь все время подсовывала что-нибудь новенькое.
– Да, – сказал он. – Верно. Ну, чем займемся?