Джонни и мертвецы Пратчетт Терри

– Он возвращается во Францию, – сказал Джонни. Внезапно у него стало легко на душе, хотя по щекам катились слезы.

Человек из Британского легиона – все это время он что-то говорил – умолк.

– Что? – спросил он.

– Томми Аткинс. Он возвращается.

– Откуда ты знаешь?

Джонни понял, что говорил вслух.

– Ну…

Человек из Британского легиона успокоился.

– Полагаю, тебе рассказала дама из «Уголка». Я прав? Он упомянул об этом в своем завещании. Дать носовой платок?

– Да нет. Все нормально, – сказал Джонни. – Да. Она рассказывала.

– На этой неделе мы отправляем его обратно. Он оставил нам карту-план. Надо сказать, очень точную. – Человек похлопал по второй коробке, которую ему отдали, и Джонни вдруг сообразил, что там, по-видимому, покоится все, что осталось миру от Т. Аткинса помимо медалей и пачки выцветших фотографий.

– И что вы должны будете сделать? – спросил он.

– Просто развеять пепел. После небольшой панихиды.

– Там, где… погиб Батальон?

– Именно. Он часто их вспоминал. Уж поверь.

– Сэр…

Мужчина поднял голову.

– Да?

– Меня зовут Джон Максвелл. А вас?

– Аттербери. Рональд Аттербери.

Он протянул Джонни руку. Они торжественно обменялись рукопожатием.

– Ты не внук Артура Максвелла? Он когда-то работал у меня на галошной фабрике.

– Да. Сэр…

– Да?

Джонни знал, что услышит в ответ. Чувствовал. Но чтобы ответ прозвучал, нужно задать вопрос. И он решился.

– Вы не родственник сержанта Аттербери? Он был в Батальоне.

– Я его сын.

– А…

– Я никогда его не видел. Они с мамой поженились перед тем, как он ушел на фронт. Тогда многие так делали. И не только тогда. Прошу прощения, молодой человек, но разве вам не следует сейчас быть в школе?

– Нет, – сказал Джонни.

– Правда?

– Я должен был прийти сюда. Я совершенно в этом уверен, – сказал Джонни. – Но вы правы, пойду-ка я в школу. Спасибо за разговор.

– Надеюсь, никаких важных уроков ты не пропустил.

– Историю.

– Это очень важный предмет.

– А можно, я задам еще вопрос?

– Да?

– Медали Томми Аткинса. За что он их получил?

– За участие в кампаниях. Их давали солдатам только за то, что они уцелели. Ей-богу. И за то, что побывали в зоне боевых действий. Видишь ли, он прошел всю войну. До самого конца. И даже не был ранен.

Джонни возвращался к воротам, не замечая ничего вокруг. Случилось нечто важное, и он единственный из живых был тому свидетелем и заслужил это.

Медаль за пребывание в зоне боевых действий тоже давали заслуженно. Иногда можно лишь присутствовать на месте событий, ничего больше.

У самой дороги он оглянулся. Мистер Аттербери все еще сидел на скамейке и смотрел на деревья – так, будто видел их впервые. Смотрел и смотрел, словно видел сквозь них до самой Франции. Рядом с ним на скамейке стояли две коробки.

Джонни помешкал и повернул обратно.

– Не нужно, – сказал у него за спиной мистер Порокки.

Он ждал у автобусной остановки. Можно сказать, бродил там как призрак.

– Но я хотел только…

– Да, хотел, – перебил мистер Порокки. – И что бы ты сказал? Что ты их видел? Зачем? Может быть, очами души он и сам их видел.

– А…

– Не выйдет.

– А если я…

– Лет пятьсот назад тебя за это, скорее всего, объявили бы колдуном и отправили на виселицу. В прошлом веке посадили бы под замок. Не знаю, что в таких случаях делают теперь.

Джонни немного успокоился. Желание бегом кинуться обратно притупилось.

– Наверное, приглашают на телевидение, – предположил он, шагая по дороге.

– Нам это ни к чему, – сказал мистер Порокки. Он шел рядом с Джонни, хотя его ноги не всегда касались земли.

– Просто если бы я сумел заставить людей увидеть…

– Возможно, – сказал мистер Порокки. – Но чтобы заставить людей увидеть, нужно много и долго трудиться… прошу прощения…

Он дернул плечом, словно хотел почесаться, и извлек из-под пиджака пару горлиц.

– Ей-богу, они там плодятся, – вздохнул он, глядя вслед улетающим птицам. – Ну, что теперь?

– Пойду в школу. Только не говорите, что это очень важно.

– И не думал.

Они подошли к воротам кладбища. Джонни отчетливо увидел большой рекламный щит на месте старой фабрики по соседству: ярко-синее нарисованное небо на фоне пыльной сероватой голубизны неба настоящего.

– Послезавтра нас начнут перевозить, – сказал мистер Порокки.

– Сочувствую. Я же говорю, жаль, что я ничего не могу сделать…

– Возможно, ты уже сделал что мог.

Джонни вздохнул.

– Если я спрошу вас, что вы имеете в виду, вы ответите, что это трудно объяснить, правда?

– Наверное. Идем-ка со мной. Вдруг тебе понравится.

На кладбище не было ни души – ни живой, ни мертвой. Даже грач – или это была ворона? – улетел.

Но со стороны канала доносился шум.

Мертвецы плескались в воде. Во всяком случае, некоторые. Например, миссис Либерти. На ней был длинный купальный костюм, закрывавший ее от горла до колен, и неизменная шляпа.

Олдермен скинул мантию и цепь и сидел на бережку в одной сорочке. Помочи у него были – хоть корабль швартуй. Джонни задумался над тем, как мертвецы переодеваются и бывает ли им жарко, и решил, что это, вероятно, вопрос привычки. Если считать, что ты без рубашки, окажешься без рубашки.

Что касается купания… ныряли мертвецы совершенно бесшумно (лишь легчайшая рябь морщила воду и очень быстро исчезала) и выныривали совершенно сухими. Джонни вдруг осенило: когда призрак (мысленно он все-таки пользовался этим словом) прыгает в реку, не он намокает, а вода пропитывается призрачностью.

Впрочем, развлекались отнюдь не все. По крайней мере, не все развлекались обычным образом. Мистер Флетчер и Соломон Эйнштейн с группой товарищей сгрудились возле выброшенного кем-то телевизора.

– Что они делают? – спросил Джонни.

– Пытаются заставить его работать, – ответил мистер Порокки.

Джонни рассмеялся. Экран телевизора был разбит. В корпус не один год лили дожди. Там даже трава проросла.

– Дохлый номер… – начал он.

Что-то затрещало. В пустоте, на экране, которого не было, возникло изображение.

Мистер Флетчер выпрямился и с серьезным видом пожал руку Соломону Эйнштейну.

– Новый успешный альянс передовой теории с практикой, мистер Эйнштейн.

– Таки шаг в верную сторону, мосье Флетчер.

Джонни уставился на мерцающую картинку. Краски были изумительные.

И вдруг он понял.

– Призрак телевизора?! – ахнул Джонни.

– Ай какой умный мальчик! – похвалил Соломон Эйнштейн.

– Но улучшенной конструкции, – уточнил мистер Флетчер.

Джонни заглянул в корпус телевизора. Там было полно сухих листьев и ржавых покореженных железок. Но поверх всего этого неярко мерцал жемчужный контур – призрак устройства, тихонько жужжавший без питания. Во всяком случае, на первый взгляд без питания. Ведь кто знает, куда девается электричество, когда выключают свет?

– Ух ты!

Джонни выпрямился и показал на покрытую пеной зеленую гладь канала.

– Где-то там лежит старый «Форд-Капри», – сказал он. – Холодец говорит, он сам видел, как какие-то люди его туда столкнули.

– Немедленно займусь этим, – обрадовался мистер Флетчер. – Двигатель внутреннего сгорания наверняка нуждается в некотором усовершенствовании.

– Но послушайте… машины не живые, откуда же у них призраки?

– Боже ж ты мой, они же существуют, – вмешался Эйнштейн. – Минуту за минутой. День за днем. Ну так что стоит подгадать к нужному моменту?!

– Попахивает магией, – сказал Джонни.

– Нет! Это чистой воды физика! Это запредельная физика. Это… – мистер Флетчер взволнованно взмахнул руками, – метафизика. По-гречески «мета-» значит «за-», а «физика» значит… э-э…

– Физика, – подсказал мистер Порокки.

– Совершенно верно!

– Нет ничего конечного. В действительности ничто не заканчивается.

Это сказал Джонни. И сам удивился.

– Именно! Вы физик?

– Я? – опешил Джонни. – Я ничего не понимаю в науке!

– Чтоб я так жил! Дивно! – восхитился Эйнштейн.

– Что?

– Главное в ученье – свободная голова!

Мистер Флетчер покрутил призрачную ручку настройки.

– Ну вот, теперь все в порядке, – сообщил он, поймав какой-то латиноамериканский канал. – Идите все сюда!

– Как интересно! – воскликнула миссис Либерти, мигом облачаясь в платье. – Миниатюрный синематограф?!

Когда Джонни уходил, мертвецы толпились перед выброшенным телевизором и спорили, что смотреть…

Лишь мистер Строгг стоял в стороне, сложив руки на груди, и наблюдал за остальными.

– Теперь уж точно беды не оберешься, – заметил он. – Это есть не что иное, как неповиновение. Якшательство с физикой.

У него были маленькие усики и очки (разглядел Джонни при дневном свете) с теми толстыми стеклами, что надежно скрывают глаза.

– Быть беде, – повторил мистер Строгг. – И виноват в этом будешь ты, Джон Максвелл. Ты их разбередил. Разве так должны вести себя мертвецы?

Невидимые глаза сверлили мальчика.

– Мистер Строгг, – решился Джонни.

– Да?

– Кто вы?

– Не твое дело.

– Да, но все говорят…

– Я всего-навсего верю в порядочность. И в то, что жизнь следует воспринимать серьезно. Существуют определенные правила поведения. И я не намерен отступать от них и участвовать во всяких глупостях.

– Да я вовсе не хотел…

Мистер Строгг повернулся к нему спиной и чопорно удалился к своей маленькой плите под деревьями. Там он уселся, скрестив руки на груди, и угрюмо посмотрел на Джонни. И предрек:

– Ничего хорошего из этого не выйдет.

Он соврал, что ходил к специалисту, – это всегда срабатывало. После этого учителя, как правило, сразу теряли к тебе интерес.

На перемене Холодец сообщил Новость.

– Мама сказала, вечером в мэрии большое собрание по поводу кладбища. Приедет телевидение!

– И что? – хмыкнул Ноу Йоу. – Сколько уже это тянется! Поздно. Уже и интервью были, и опросы общественного мнения – наслушались, спасибо.

– Я спросил маму, можно ли строить на бывших кладбищах, и она сказала, что сперва надо привести священника, чтоб он все там осквернил, – сказал Холодец. – На это стоило бы посмотреть.

– Освятил, – поправил его Ноу Йоу. – Осквернил – это когда приносят в жертву козленка и всякое такое.

Холодец тоскливо взглянул на них.

– Наверное, у меня не получится…

– Точно, ничего не выйдет!

– Я пойду, – вдруг заявил Джонни. – И вы должны пойти, парни.

– Это ничего не даст, – сказал Ноу Йоу.

– Нет, даст, – заупрямился Джонни.

– Послушайте, кладбище-то уже продали, – сказал Ноу Йоу. – Я понимаю, вы завелись, но поезд-то ушел.

– И все равно нужно пойти, вдруг что-нибудь получится. – Джонни знал это, как знал, что Батальон – это важно. Без всяких на то причин. Просто знал.

– А эти… аномальные ветры опять будут? – спросил Холодец.

– Откуда я знаю? Вряд ли. Они все смотрят телевизор.

Приятели Джонни переглянулись.

– Покойники смотрят телевизор? – переспросил Холодец.

– Именно. Знаю, вы все сейчас соображаете, как бы схохмить. Лучше молчите. Они смотрят телевизор. Наладили старый ящик.

– Наверное, так легче убить время, – сказал Холодец.

– Вряд ли время для них то же, что для нас, – заметил Джонни.

Ноу Йоу спрыгнул со стены.

– Кстати, о времени, – сказал он, – я не уверен, что завтра стоит болтаться по кладбищу.

– А что? – заинтересовался Бигмак.

– А ты забыл, какой завтра день?

– Вторник, – сказал Джонни.

– Хэллоуин, – сказал Холодец. – И вы все идете ко мне на вечеринку, не забыли?

– Опа! – сказал Бигмак.

– Принцип на удивление прост, – пояснил мистер Флетчер. – Крошечная световая точка! И все! Мечется вперед-назад в стеклянной колбе. В общем и целом это термоэлектронная лампа. С которой намного легче управляться, чем со звуковыми волнами…

– Прошу прощения, – вмешалась миссис Либерти, – но, когда вы стоите перед экраном, изображение становится мутным.

– Извините. – Мистер Флетчер отошел и сел на место. – Что там теперь происходит?

Мертвецы чинно сидели рядами перед телевизором, захваченные сюжетом.

– Мистер Маккензи сказал Дон, что Жанин не может пойти на вечеринку к Доралин, – ответил Уильям Банни-Лист, не отрываясь от экрана.

– Должен признаться, – подал голос Олдермен, – я представлял себе Австралию несколько иначе. Я полагал, там больше кенгуру и меньше неподобающе одетых девиц.

– А я очень даже люблю девиц, – сказал Уильям Банни-Лист.

– Мистер Банни-Лист! Постыдились бы! Вы же мертвы!

– Но у меня прекрасная память, миссис Либерти.

– А! И все? – воскликнул Соломон Эйнштейн, когда зазвучала музыка и по экрану пошли титры. – Но мы так и не узнали, кто взял деньги у Мика из кармана!

– Господин в телевизоре сказал, что завтра будет новое представление, – напомнила миссис Либерти. – Нужно не пропустить!

– Темнеет, – заметил мистер Порокки из задних рядов. – Пора возвращаться.

Мертвецы оглянулись на кладбище.

– Если, конечно, вы не против, – с легкой улыбкой прибавил он.

Мертвецы молчали. Потом Олдермен сказал:

– Будь я проклят, если вернусь туда! К черту!

– Томас Боулер! – вскинулась миссис Либерти.

– Неужто человеку и после смерти нельзя отвести душу? К черту, к черту, к черту! И ко всем чертям, – обозлился Олдермен. – Я ведь что хочу сказать? Глядите, тут и радио, и телевидение, и чего только нет. Жизнь бурлит! Не понимаю, зачем нам возвращаться. Там скучно. Нет уж, дудки.

– Дудки?

Уильям Банни-Лист подтолкнул миссис Либерти локтем в бок.

– Это «ни за что» по-австралийски, – прошептал он.

– Но ведь следует оставаться там, куда нас поместили, – сказала миссис Либерти. – Мы должны оставаться там, куда нас поместили…

– Гм.

Это был мистер Строгг. Мертвецы потупились.

– Полностью с вами согласен, – сказал он.

– О! Привет, Эрик, – сказал Олдермен.

Эрик Строгг скрестил руки на груди и широко улыбнулся. Тут даже мертвецы встревожились. Глаза мистера Строгга оставались совершенно невидимыми, только что-то смутно розовело за толстенными стеклами очков.

– Может быть, вы наконец вслушаетесь в то, что вы плетете? – спросил он. – Вы мертвы. Так ведите же себя соответственно! У вас все в прошлом. – Он погрозил пальцем. – Вы знаете, что случится, если уйти слишком надолго. Даже подумать страшно, верно? А вы позволяете этому юному тупице возмущать ваше спокойствие!

Мертвецы старались не встречаться с ним глазами. После смерти появляются вещи столь же сами собой разумеющиеся, как дыхание при жизни. Про них знаешь. Знаешь, что настанет День. И к нему надо подготовиться. Придет последний рассвет, и его нужно будет встретить – во всеоружии.

Последний рассвет. Судный день. Они могут грянуть когда угодно. Нужно быть готовым.

– Нам не пристало подражать молодым, – продолжал мистер Строгг, словно читая их мысли. – Мы мертвы. Поэтому нам следует ждать здесь – прилично, достойно – и не марать рук Обыденным.

Мертвецы заерзали.

– Что ж, я ждал восемьдесят лет, – наконец сказал Олдермен. – Если это случится сегодня, пусть. Я собираюсь пойти поглядеть, что да как. Кто со мной?

Примерно половина мертвецов поднялись. Еще с десяток недолго поозирались и тоже решили примкнуть. В мистере Строгге было нечто вызывающее желание перейти в противоположный лагерь.

– Вы заплутаете! – предостерег мистер Строгг. – Что-нибудь обязательно пойдет наперекосяк, вы же знаете! И тогда блуждать вам до скончания веков! И вы… и вы… забудете!

– У меня здесь есть потомки, – сказал Олдермен.

– У нас у всех есть потомки, – робко возразила миссис Либерти. – Но мы знаем правила. И вы тоже. – Она смутилась.

Правила действительно существовали. Их никто никогда никому не объяснял – ведь никто никогда никому не объясняет, что, если уронить что-нибудь, оно упадет. Правила были – и все.

Но Олдермен проявил угрюмую решимость.

– Все равно прогуляюсь по округе. Провентилирую прежние вертепы.

– Вертепы? – не понял Уильям Банни-Лист.

– Про… провенти… ли… роваете? – пролепетала миссис Либерти.

– По-нынешнему это… – начал Уильям Банни-Лист.

– И знать не желаю! – Миссис Либерти встала. – Нет, надо же!

– Всюду жизнь. Мы помогали ее создавать, и я намерен выяснить, что получилось, – мрачно объявил Олдермен.

– Кроме того, – добавил мистер Порокки, – если мы будем держаться вместе, никто не забудет, кто он такой.

Миссис Либерти печально покачала головой.

– Ну, коль вы настаиваете, тогда, полагаю, вас должна сопровождать хоть одна Здравомыслящая Особа, – вздохнула она.

И мертвецы дружно двинулись по тропинке вдоль канала к центру города. Только мистер Эйнштейн и мистер Флетчер остались сидеть у телевизора. Им было хорошо.

– Что на них нашло? – удивился мистер Флетчер. – Ведут себя просто как живые.