Инвестиции в инфраструктуру: Деньги, проекты, интересы. ГЧП, концессии, проектное финансирование Еганян Альберт
Именно поэтому в ряде европейских стран процедура отдельного отбора властями кредиторов проекта постепенно вводится как обязательный параметр подготовки и реализации. Например, в Великобритании для проектов с объемом инвестиций свыше 500 млн, а в Нидерландах – свыше €500 млн.
Как это выглядит сейчас? Алгоритмы ПКФ
Как происходит структурирование взаимоотношений в части финансирования проектов сейчас? Например, в концессионных проектах дела обстоят так. Государство заключает концессионное соглашение с отобранным по итогам конкурса концессионером, а он, в свою очередь, осуществляет привлечение внебюджетного финансирования, необходимого для реализации проекта. Обязанность достичь финзакрытия относится к обязательствам концессионера, неисполнение которого препятствует вступлению в силу концессионного соглашения. Банк, финансирующий проект, определяется концессионером самостоятельно, и условия финансирования включаются в конкурсное предложение концессионера. При этом нередки случаи, когда банк еще и настаивает на собственном вхождении в число акционеров консорциума.
Таблица 23. Примерная последовательность действий по реализации одной из разновидностей механизмов ПКФ[47]
Этап № 1
Принимаем решение делать ПКФ, убеждая в целесообразности такого подхода собственных начальников и подчиненных. Отбираем квалифицированного консультанта или инвестиционного агента (ну, или готовимся делать всё самостоятельно), задача которого – обеспечить формирование перечня потенциальных кредиторов и разработу оптимальных условий кредитования исходя из специфики проекта и текущей ситуации на финансовом рынке. В принципе, такая разработка могла бы быть сделана и на предыдущем этапе при подготовке конкурсных материалов и условий. Правда, почему-то это обычно не делается. В таком случае на данном этапе есть возможность наверстать упущенное.
Этап № 2
Объявляем основной (концессия, ГЧП, частный) конкурс, в рамках которого со временем проводится и предквалификация среди его участников.
Этап № 3
Сразу (а в некоторых случаях – более или менее одновременно) после этого объявляем конкурс (или отбор, в зависимости от желаемой нами жесткости итогов) по процедуре ПКФ и получению предложений от заинтересованных кредиторов.
Этап № 4
Получаем от заинтересованных кредиторов условия или оферты с ключевыми условиями финансирования. Предоставляем перечень финансовых спонсоров и оферт победителю конкурса на переговорах по концессионному соглашению; проводим трехсторонние переговоры с участием концессионера, концедента и кредитора (или нескольких кредиторов).
Этап № 5
Подписываем кредитные соглашения между концессионером и выбранным кредитором на согласованных условиях и финансовое (прямое для концессии) соглашение между организатором конкурса (государством), частным консорциумом (концессионером) и кредитором (пулом кредиторов), в соответствии с условиями которого неисполнение обязательств консорциума перед кредиторами приводит к тому, что платежи организатора конкурса (концедента) осуществляются непосредственно кредиторам.
Так происходит в проектах, реализуемых в концессионном формате. В иных типах ГЧП-проектов или частных инфраструктурных инвестпроектах, несмотря на разницу в некоторых терминах и нюансах подходов, фактические взаимоотношения складываются примерно таким же образом. И описанные проблемы свойственны всем типам инфраструктурных проектов. Вопрос только в объеме возможностей, предоставляемых действующим законодательством для интегрирования ПКФ. В каких-то типах проектов это возможно по максимуму, в каких-то – по минимуму.
В любом случае в текущем формате финзакрытия, когда привлечение финансирования не контролируется организатором конкурса (государством или частником), для проекта возникают неконтролируемые концедентом риски и негативные последствия, влияющие на достижение государственных целей.
Некоторые из них, на мой взгляд, нелогичны. Финзакрытие особо не контролируется государством, но при этом условия финансирования, которые влияют в том числе и на денежные обязательства государства по концессионному соглашению, определяются в переговорах по линии «банк – консорциум/концессионер» без его концедента-государства существенного влияния.
Ну а если финансовая организация еще и участвует в консорциуме концессионера, то это приводит к исключительной и доминирующей позиции кредитора: реализация проекта становится еще более зависима от его воли, включая риски ухудшения его положения на рынке и финансового состояния.
Одна из главных проблем отечественного инфраструктурного инвестиционного рынка – минимальная конкуренция в каждом из сегментов рынка – проявляется и в этой части. Слишком незначительный элемент соревновательности между финансовыми институтами в конечном счете ведет к повышению процентной ставки и увеличивает размер платы концедента (или частного организатора конкурса) при неизменном качестве проекта, включая проекты с элементами строительства и содержания объекта.
Стоит обратить внимание на тот факт, что формат ПКФ приживается не только и не столько в транспортной сфере, но и в социальных и медицинских проектах в равной степени и в Европе, и в Азии. На настоящий момент, по оценкам международных финансовых институтов развития, в мире реализовано не менее ста значимых проектов в формате ПКФ. В свое время этот инструмент был одним из интегрированных в рынок в тот момент, когда недовольство властей разных стран консолидированными действиями финансовых и нефинансовых участников рынка достигло пика.
В целом в результате процедуры ПКФ как в государственных, так и в частных проектах специалисты обычно особо выделяют следующие ключевые преимущества, значительно влияющие на проект.
Во-первых, готовятся предложения, существенно улучшающие проект, а представление его рынку проводится в соответствии с практикой финансовых институтов, соответственно расширяется круг как возможных финансирующих организаций, так и типов финансовых институтов. При этом отдельная целевая группа заинтересованных кредиторов получает возможность изучить проект и сформировать условия потенциального кредитования будущего победителя конкурса.
Во-вторых, позиция организатора конкурса на этапе переговоров с консорциумом-победителем формируется на более надежной базе, имеющей более значимое юридическое документальное подтверждение. Соответственно, самим же участникам конкурса облегчены условия подготовки конкурсных предложений, но одновременно и стимулируется конкуренция между потенциальными кредиторами.
В-третьих, поощряется так называемое «специализированное лидерство» в проекте: существенно снижаются шансы на то, что лидером консорциума станет не тот, кто имеет ключевую специализацию по отношению к предмету конкурса, а тот, кто просто раньше всех проявил должную активность.
В-четвертых, организатор конкурса получает защиту финансовых и иных существенных условий инвестиционного (включая концессионное или его аналоги) и соглашений о финансовых аспектах (включая прямое соглашение и его аналоги) в переговорах. По статистике, финансовое закрытие в конкурсах, объединенных с ПКФ, в бльшем количестве случаев проводится в планируемые сроки, поскольку сокращаются риски затягивания (или даже блокирования) проекта финансовыми организациями и, кроме того, минимизируются риски отсутствия внешнего внебюджетного финансирования.
Основное и финансовое (для концессии это прямое) соглашения подписываются в большинстве случаев в срок и на наиболее оптимальных для организатора конкурса условиях, в том числе и потому, что прежде был минимизирован риск отказа от исполнения по финансовым причинам со стороны частного концессионера-победителя.
Жесткая и индикативная версии ПКФ
Некоторое время назад на западных площадках развернулась дискуссия, в которую постепенно втягиваются и отечественные специалисты. Вопрос состоит в том, а не является ли ПКФ небольшим отклонением от классического проектного финансирования, посредством которого и реализуется большинство инфраструктурных инвестпроектов, в сторону традиционного кредитования? Чтобы не углубляться в эту дискуссию, кратко сформулирую свою точку зрения. Она проста: может быть, и является, но раз это дает результаты, то такой подход оправдан.
Процедура ПКФ сводится к организации «держателем» основного конкурса (государством или частным инициатором проекта) параллельного конкурса или отбора (соответственно более жесткого или менее жесткого – это уж по вашему желанию и потребностям проекта) потенциальных финансирующих организаций, которые готовы предоставить заемное финансирование непосредственно победителю конкурса. Посредством этого создается конкуренция между источниками финансирования со всеми описанными выше преимуществами и возможностями.
Стоит лишь иметь в виду, что ПКФ – это не точное название одного конкретного инструмента. Как термин «концессия» является собирательным образом почти двух десятков концессионных схем, так и ПКФ – это скорее некая единая финансово-инвестиционная логика, состоящая из разновидностей конкретных механизмов, которые можно чередовать, отталкиваясь от потребностей и задач конкретных проектов.
Разделяют «жесткие» и «мягкие» механизмы ПКФ. В свою очередь, в зависимости от потребностей проекта и возможностей законодательства наполнение конкретной формы может быть различным.
Например, «мягкое» ПКФ состоит в том, что государство или частный организатор проекта организуют отбор или конкурс потенциальныхфинансовых партнеров, которые могут кредитовать проект, оставляя при этом собственно консорциуму бльшую свободу маневра в определении источников финансирования на сопоставимых условиях.
В таком случае предполагается не отбор одного конкретного финансового спонсора или пула таковых, а, например, выявление коридора оптимальных условий (своеобразного «предельного уровня» или «уровня отсечения»). Конкурсанты, получив доступ ко всем прошедшим отсев предложениям, могут использовать их для подготовки финансовой части своего предложения без дополнительного существенного обоснования. Однако их применение и необходимость взаимодействия с конкретным финансовым институтом не носят обязательного характера, что позволяет конкурсантам приходить со «своим» финансовым институтом. Другое дело, что инициатор конкурса уже выяснил положение дел на рынке и понимает, какова реальная ситуация с фондированием данного конкретного предложения на рынке.
Эту информацию он может использовать на переговорах с победителем. Угроза того, что есть возможность прервать переговоры с победителем номер один и перейти к номеру два на основании неустраивающего финансового предложения (например, если расхождения выявлены на стадии финансового закрытия), всегда действенна даже на частном конкурсе.
Некоторые организаторы конкурсов идут дальше, апеллируя, по сути, к затертому маркетинговому слогану «Найдите на рынке дешевле, и мы компенсируем вам разницу». Их позиция обычно сводится к следующему: «У нас раздельные отборы – консорциума исполнителей и финансирующей организации. Вот вам условия, которые предоставили банкиры. Вы можете воспользоваться этим оффером и получить финансирование на таких-то условиях там-то или там-то. Или пусть ваш банк даст вам условия, которые не хуже, чем предоставленные нами». Подобное условие и является пресекательным.
Выходит, что потенциальные партнеры свободны как представить свой банк в качестве кредитора, так и воспользоваться офферами, отобранными организатором конкурса. Процедура ПКФ не ограничивает доступа к участию в конкурсе и не создает преимуществ ни для одного из потенциальных участников. Основной упор делается на существе финансового предложения.
Иногда используется подобный подход с некоторыми отклонениями: разрешается не только брать свой банк на запрограммированных ПКФ условиях, но и даже предлагать свои условия, которые могут быть хуже, чем полученные на ПКФ. В таком случае консорциум-конкурсант должен принять на себя финансовые обязательства и риски, показав организатору конкурса не только то, на каких условиях он берет свой банк, но и где именно он планирует за свой счет перекрыть дельту этих повышенных финансовых обязательств, выходящих за пределы «порога отсечения», установленного ПКФ.
Если предельно упростить, то такая разновидность этого инструмента позволяет сделать финансовое предложение хуже, чем полученное на ПКФ, но транспарентно и за счет прибыли консорциума.
Обычно для взаимодействия с банками и их отбора инициатор проекта нанимает специализированного советника (консультанта). Он, в свою очередь, привлекает широкий круг заинтересованных потенциальных финансовых спонсоров (формируя своеобразный long-list), из числа которых по результатам анализа и переговоров формируется перечень из четырех – шести кредиторов, наиболее подходящих проекту и потенциальным концессионерам (short-list).
По результатам процедуры отбора потенциальные кредиторы предоставляют оферту с ключевыми условиями финансирования в адрес государства для ее передачи от инициатора конкурса к победителю. Кредитное соглашение подписывается победителем конкурса (консорциумом-концессионером в случае с концессионными проектами), в связи с чем он (или создаваемая SPV) является должником по кредиту.
Иногда ПКФ осуществляется в еще менее обременительных формах, которые, тем не менее, также приводят к экономическому эффекту. В частности, проводится отбор на получение индикативных условий финансирования конкретного инвестиционного инфраструктурного конкурса. Предметом будет предоставление явно и недвусмысленно указанных условий соглашения о финансировании в случае финансирования победителя конкурса одним из отобранных банков на условиях не хуже предоставляемых на конкурс по ПКФ. Отбор производится не одного банка, а нескольких, давших условия не хуже начальных максимальных на конкурс ПКФ. Это больше напоминает формирование «книги заявок» на будущее финансирование. У данного механизма меньшая юридическая и экономическая сила, но он точно дает в руки инициатору конкурса инструмент для качественных переговоров с победителем основного конкурса на этапе финансового закрытия, устанавливая приемлемые для государства KPI.
Мы обсудили лишь некоторые варианты ПКФ. Но в мире встречаются и «жесткие» версии ПКФ, так называемые «ПКФ твердой цены». Пояснить это гораздо проще, чем разновидности «мягких» аналогов. В случае «жесткого» ПКФ параллельно проводятся два конкурса. Первый – на организацию исполнения проекта (то есть практически все, кроме внешнего финансирования, входит в периметр конкурса). А второй – на право предоставить финансирование победителю первого конкурса. Он обязан принять финансирование от победителя второго на условиях, предусмотренных в «его» конкурсной документации, а соответственно, зеркально отраженной в документации «финансового» конкурса.
Конструкция «жесткого» ПКФ в своем максимальном пределе стремится к получению обязывающих предложений от банков на финансирование победителя конкурса, в том числе концессионного, на условиях конкурса и явно обозначенных условиях соглашения о финансировании (или прямого соглашения – в концессионных терминах). Иными словами, оффер банка против основных условий инвестиционного (концессионного) и финансового (прямого) соглашений. Именно такая конструкция максимально «жесткого» ПКФ приносит наибольшие финансовые результаты. Но она и встречается не очень часто. Но полагаю, что при структурировании проектов стремиться нужно именно к ней. А ослабить хватку можно всегда. Это как известная фраза о погоне за мечтой (правда, она не денег касалась, но емко): «Мечтая о максимуме, получишь половину, мечтая о малом – тоже половину, но разница – огромна».
Что в «мягком», что в «жестком» ПКФ есть масса различных нюансов. Зависят они от параметров конкурса на ПКФ, которые, в свою очередь, предопределены потребностями основного конкурса, а также возможностями действующего законодательства как по отношению к тому или иному виду проектов, так и к конкретному виду инфраструктуры. Многое в конструкции конкурса на ПКФ зависит также от того, кто является инициатором конкурса – государство, госкорпорация, ОАО с участием государства или полностью частная организация.
«Мягкий» и «жесткий» варианты ПКФ некоторые специалисты называют еще соответственно «индикативным» и «обязательным». Но полагаю, что если мы понимаем существо ПКФ и его содержание, то не принципиально, какой термин использовать. Показав за последние лет десять свою эффективность в других странах, он положил начало рождению целого направления инструментов, методик и процедур, которые были призваны увеличить конкуренцию в финансовой части проектов и неплохо справились с задачей.
«Политэкономическая» ценность ПКФ
Неоднократно в своих исследованиях Всемирный банк указывал, что очень редко выстреливает та традиционная норма конкурсной документации, в соответствии с которой в случае, если по итогам согласования текста соглашения с победителем концессионного конкурса государство не договорится с ним по деталям, право на подписание концессии автоматически переходит к тому заявителю, который набрал во время конкурса больше всех баллов после лидера, так называемому «номеру два».
Так вот, такой переход от первого победителя ко второму победителю происходит лишь в 3 % случаев. Притом что поводы для «перехода хода» победители дают гораздо чаще. Так почему же публичная сторона так редко пользуется своим правом? А еще возникает вопрос: почему в тех проектах, в которых используется ПКФ, пусть даже и в усеченной версии, такой «переход ода» случается в несколько раз чаще?
После объявления победителя и подписания с ним концессионного соглашения следует одна из важнейших стадий проекта – финансовое закрытие, включающая в себя подписание прямого соглашения, сторонами которого являются концедент, концессионер и финансирующая организация. После подписания прямого соглашения концессионер подписывает со спонсорами уже двустороннюю документацию о предоставлении финансирования проекта. Обычно пункт о финансовом закрытии проекта является необходимым условием де-факто вступления в силу концессионного соглашения.
Именно на этой стадии зачастую возникает проблема, состоящая в том, что банки и иные спонсоры, а с ними – добровольно или по принуждению – солидаризируются и концессионеры, в процессе согласования условий финансового закрытия, считая, что победа у них уже в кармане, начинают существенно ужесточать свои условия.
Почему же так происходит и почему представители концедента не пресекают подобного развития событий? Опросы и иностранных, и отечественных чиновников свидетельствуют о том, что зачастую они считают верным осуществить «переход хода», но полагают, что практически им это сделать будет затруднительно.
Фактически у них нет никаких особых инструментов управления происходящим процессом. Они уже выбрали победителя, уже подписали с ним концессионное соглашение, и уже все об этом знают – начальники, рынок, пресса, все. Опытные участники рынка понимают, что на этапе между подписанием концессионного соглашения и финансовым закрытием представителям публичной стороны необходимо проявить завидную гибкость для того, чтобы не стать заложниками финансовых институтов. На фоне того, что рычагов особых нет, рассчитывать стоит в основном на собственные навыки и профессионализм. Притом что представители финансистов и концессионера активнейшим образом пытаются делать то же самое, пытаясь выторговать себе оптимальные условия.
Нужны крайне веские основания для того, чтобы неожиданно для непосвященных объявить о «переходе хода» от первого победителя ко второму. Не так-то просто решиться это сделать, даже если имеются существенные основания для этого. А как быть с тем, что есть риск того, что «номер два» в итоге выкинет такой же номер и окажется, что «номер один» отправили в отставку почем зря?
В том случае, даже если проводится параллельное конкурентное финансирование не в полном объеме, а лишь в усеченном виде – как запрос предложений для того, чтобы сформировать индикативные условия предоставления финансирования, – это уже может сыграть позитивную роль.
Такой «индикативный» ПКФ, который не является юридически обязательным, зачастую может принести не меньшую пользу, чем «жесткий». Именно данные, полученные в результате сокращенной процедуры параллельного конкурентного финансирования, являются позицией для переговоров с первым победителем. В случае же неудачи – основанием для объяснения внешнему миру, почему состоялся переход к «номеру два», и фундаментом для переговоров уже с ним.
На руках у чиновников нет простых, понятных и очевидных как рынку, так и начальству данных, которые бы показали, что в таких их действиях есть очевидная польза для проекта и государства. В таком случае им действительно проще оставить все как есть: лучше согласиться с условиями текущего финансового партнера, чем, не имея на руках документального подтверждения, потом объясняться, что они поступили в интересах проекта, переназначив победителя конкурса. В корпоративном мире, в тех случаях, когда конкурс полностью частный, объективная реальность немногим лучше. В этом смысле ПКФ дает инструментарий, которого так опасается злоупотребляющая (если она такая) вторая сторона, – или она вынуждена будет проявить гибкость, соглашаясь на условия властей, или те легко смогут обосновать свои действия по «переходу хода» к более покладистому участнику.
Глава 21
ФЦП, госпрограммы и инвестпроекты: разные планеты
Неважно, что что-то идет неправильно. Возможно, это хорошо выглядит.
Иоанн Дунс Скот, теолог-францисканец
Представители федеральной и региональной власти в большей степени, чем представители частного бизнеса, знают, что федеральные целевые программы и госпрограммы имеют мало общего с настоящим инвестиционным планированием. Тем не менее не только частники, редко с этим сталкивающиеся, но и те из них, кто более или менее активно взаимодействуют с государством, продолжают учитывать этот инструмент в своих планах.
Естественно, не имеется в виду, что на ФЦП совсем нельзя опираться в частных инвестиционных проектах. Уверен лишь в том, что такое использование, с одной стороны, весьма ограниченно, а с другой – приводит к возникновению дополнительных рисков, которые необходимо устранять дополнительными же инструментами. Правда, не всегда это реально. Тогда тем более важно рассмотреть, как работает этот инструмент с точки зрения возможности создания инфраструктуры.
Непотраченные госсредства
Что такое ФЦП по существу? Есть федеральная адресная инвестиционная программа (ФАИП). Ее программная часть (запланированная годами ранее) – совокупность федеральных целевых программ. Непрограммная часть – строительство объектов и реализация мероприятий, которые определяются по большей части президентом и правительством «в ручном режиме», плюс некоторые закрытые статьи расходов бюджета, а также гособоронзаказ. Далее мы приводим примеры только по несекретным частям федерального бюджета.
Как обстоят дела на настоящий момент? По официальным данным, на настоящий момент планируется, что в 2015 г. федеральный бюджет должен будет профинансировать совокупно по 46[48] действующим ФЦП порядка 1,12 трлн рублей. Из них затраты на государственные капитальные вложения (это как раз то, что нас интересует в контексте инфраструктуры) – 655,2 млрд рублей, включая субсидии на создание объектов госсобственности регионов, на НИОКР (которые в ряде случаев потенциально также могут быть структурированы через ГЧП) – 188,8 млрд рублей, на «прочие нужды» – 272,4 млрд рублей.
Дальше начинается интересное. По мнению экспертов, косвенно подтверждаемому официальными данными, в первом квартале 2015 г. освоено (доведено до ГРБС и отыграно на конкурсах) всего 12–15 % от бюджетных назначений[49] по этим видам расходов. По ряду ФЦП кассовое наполнение не превысило всего 5 % (то есть обещания государства были обеспечены в объеме 1/20 от обещанного), а по некоторым финансирование вообще не было начато. И сказываются не только и не столько кризисные времена. Примерно так же обстояли дела все предыдущие годы. Отличие нынешнего года от остальных в том, что власти периодически секвестируют расходы по тем или иным позициям. Но это никак не влияет на общую логику процедуры наполнения и расходования средств ФЦП.
Это не особо удивительно. Помню за предыдущие годы множество совещаний у первых лиц страны или руководителей профильных ведомств, на которых много говорилось о том, что ФЦП недофинансируются или финансируются несвоевременно, а хуже того, что даже «наполненная» часть ФЦП недорасходуется. На одном из таких «бюджетных» совещаний приводилась статистика, свидетельствующая о том, что средний показатель годового освоения средств ФЦП в нашей стране составил 36,8 % по состоянию на 2012 г.
Несмотря на то что адресные программы не являются предметом нашего прямого интереса, стоит отметить, что из предусмотренных в том же 2012 г. 911 млрд рублей в первом квартале было перечислено всего 7 %, или 52 млрд рублей. С небольшими отличиями ситуация повторяется из года в год. Например, в бюджете на 2014 г. на все ФЦП было предусмотрено 964 млрд рублей, на ФАИП – 848 млрд рублей, а под конец года выяснилось, что порядка 430 млрд рублей и вовсе остаются незаконтрактованными через соответствующие процедуры.
Как мы видим, исполнение ФЦП со стороны государства крайне неравномерное и показателя 100 % никогда не достигает.
Предновогодняя суета
Неравномерность приводит к тому, что основные поступления в ведомства на исполнение ФЦП приходятся на третий и четвертый кварталы каждого года, причем обычно вне зависимости от того, какие сроки планировались изначально. После чего начинают судорожно организовываться конкурсы на подряды или поставки. Хорошо, если эти госконтракты переходящие. Но в большинстве своем они проводятся по закону о госзакупках с предельным сроком исполнения – 31 декабря. Даже если госконтракт длинный, то получивший его подрядчик все равно должен первые два квартала каждого года существовать на «подножном корму», привлекая кредиты или финансируя проект из собственных средств, что не только съедает часть прибыли, но и в целом вносит элемент нестабильности в работу.
Логика ФЦП – «Смешать, но не взбалтывать»
И это мы говорили только о подрядных организациях (строители, проектировщики, эксплуатанты, поставщики оборудования), работающих по контракту с государством. Как же в таких случаях существуют организации, которые совместно с государством реализуют проекты?
Когда в ФЦП описывается тот или иной инфраструктурный проект, то указывается, что такое-то количество денег будет выделено из федерального бюджета, такое-то – из регионального, столько-то вложит муниципалитет, а столько-то – частный инвестор. При этом напротив некоторых позиций может стоять и ноль. Встречаются ситуации, при которых ноль значится напротив вклада региональных властей или же все 100 % записаны за частной компанией. Тогда единственной логикой для властей включения этого проекта в ФЦП является возможность поднять номинальный (до исполнения-то еще далеко) объем частных инвестиций в целом по ФЦП (а это всегда один из назначенных показателей ее эффективности). Для частника же это возможность показать дополнительный прогосударственный статус своего проекта.
В соответствии с отечественным бюджетным законодательством федеральный бюджет может тратить деньги только на то, что в будущем станет его собственностью. Ну или государство может выдать субсидию региону (с этого момента они становятся деньгами регионального бюджета), который добавит к ней что-то из своей казны и направит на создание уже региональной собственности. Таким образом, даже если в ФЦП указаны все четыре источника инвестиций, они могут касаться одного комплексного проекта. И при этом они не смешиваются.
Например, аэропорт в N-ском регионе. В ФЦП указано, что на реконструкцию ВПП (она в федеральной собственности, хотя некоторые ВПП переданы уже в региональную) уходит такое-то количество средств, на модернизацию энергетической инфраструктуры и подъездной автодороги – такое-то из регионального бюджета. Прочая инфраструктура – канализация и ЖКХ в целом, рулежные дорожки, перроны, световое оборудование, иная аэродромная инфраструктура, парковки и проч. – в зависимости от содержания конкретных позиций относится к ведению федерации, региона, муниципалитета или частного инвестора.
Какова надежность ФЦП?
Теперь посмотрим, каков статус ФЦП в действующем законодательстве. По сути, это лишь заявленная амбиция государства. Конечно, одобренная, но не имеющая безусловной юридической силы. Средства, указанные в ФЦП, могут быть и не доведены до ГРБС. Более того, она может быть секвестирована, пересмотрена планово или внепланово, в конце концов средства и вовсе могут быть переброшены на другой проект.
Таким образом, частник, например владеющий ГОКом, может, доверившись написанному в ФЦП (хотя я не знаю, владеют ли ГОКами такие идеалисты), построить свое производство, ожидая, что не сегодня завтра из-за вон того холма покажется железная дорога, которую государство к нему тянет. Так написано в ФЦП. Но вскоре он узнает, что где-то в ведомственных согласованиях эта позиция ушла из соответствующей подпрограммы ФЦП. Или еще хлеще: «железку» к нему протянули, но ЛЭП, которые должен был делать другой ГРБС по другой подпрограмме другой ФЦП, вычеркнули, и их не будет. По крайней мере, пока.
Утрирую, конечно. Но только в той части, что частнику это становится известно неожиданно. Конечно же, он беспокоится об этом постоянно. И вскоре узнает о сокращении или иной форме «модернизации» государственной части интересующего его проекта. Частенько толку от этого мало, так как под свою часть проекта он уже получил кредит и стройка началась. С этого момента он практически окончательно становится заложником государства.
Не говоря уж о том, что кредитующие банки в последние годы тоже очень хорошо понимают, что ФЦП – это намерение, а не гарантированное действие, и просчитывают все риски того, что прокредитуют «завод в пустыне». В результате частнику кредит обходится в дополнительные пару процентов к цене денег и болезненные залоги. Кроме того, такая конструкция начисто отбивает у банков желание участвовать в проектном финансировании[50] такого бизнеса.
Конечно, если вы просто подрядчик или поставщик услуг государству, то в случае изменения программы, по большому счету, вы ничего не теряете, а просто недополучаете объемы, а соответственно, и прибыли.
Но в том случае, если вы делаете якобы совместный с государством инвестиционный проект, ситуация в корне меняется, поскольку в части государственных обязательств вы вынуждены закладываться на столь инвестиционно ненадежный документ, как ФЦП. Даже принимая во внимание тот факт, что внутри того или иного программного государственного проекта есть незримая китайская стена между частными и государственными средствами, а соответственно, и будущей собственностью. И риск не в том, что государство будет напрямую влиять на вашу собственность, а в том, что оно в рамках совместных задач не выполнит, или выполнит не в срок, или просто передумает выполнять свои обещания, например, по подведению инфраструктуры к вашему перерабатывающему заводу. И сколько он будет стоить после этого?
Аналогичная ситуация почти во всех проектах, предусмотренных в целевых программах, вне зависимости от вида и предмета инвестиционного взаимодействия между частником и государством. Причем проблемы региональных целевых программ (РЦП) не сильно отличаются от тех, которые присущи ФЦП.
Ключевые риски и ограничения
Таким образом, существует ряд ключевых рисков и ограничений в том случае, если вы реализуете совместно с государством не подрядный, а инвестиционный проект, который просто на словах позиционируется как совместный.
Во-первых, невозможно синхронизировать не только формальные, но и фактические действия между частником и государством. Также можно констатировать невозможность прямо и в юридически обязывающей форме установить правила, порядок и последовательность взаимодействия.
Во-вторых, всегда стоит иметь в виду возможность одностороннего отказа со стороны государства, сокращения, изменения, иной формы корректировки действий, заложенных в программу. Впрочем, частная компания может поступить (и многие поступают) так же. Нельзя с уверенностью сказать, что только публичная сторона чувствует себя относительно свободно в рамках таких отношений, частная – тоже.
В-третьих, если в рамках проекта используется конструкция госконкурсов, то ей присущи все описанные выше риски, включая проблемы бюджетных лимитов, исполнения ФЦП, необходимости проведения ежегодной закупки. Кроме того, зачастую отсутствует должный контроль со стороны госзаказчика за исполнителями подряда в части выполнения мандата по созданию государственной части инфраструктуры. В том случае, если она для вас «окно в большой мир», это становится значительной проблемой. Несмотря на то что стоимость их услуг вас особо не беспокоит (платит-то бюджет), сроки и качество напрямую влияют на вашу часть проекта.
В-четвертых, указанные выше риски неплохо понимают финансирующие организации, потому не стоит удивляться предлагаемой ими стоимости денег (а иногда и вовсе их отсутствию) при кредитовании ввиду указанных организационно-правовых и инвестиционных рисков. А если к этому добавить существующую зачастую несинхронизированность ФЦП в ряде ключевых деталей не только с действиями частных компаний, но и с инвестиционными программами монополий (если речь идет о расщеплении всего спектра потребной инфраструктуры проекта на государственную и собственность монополий), то ситуация только обостряется.
И последняя проблема из основных состоит в том, что у частных компаний отсутствует прозрачная и где-то описанная процедура влияния на государственные органы при утверждении, а что еще важнее – при корректировке программы.
ФЦП или ГЧП – что надежнее?
Возникает вполне резонный вопрос: почему же при всех недостатках инструмента ФЦП частники столь нередко поднимают вопрос о включении своих проектов в программу? Полагаю, ответ очевиден. Считается, что другого инструмента просто-напросто нет. Хочешь не хочешь, а выбирать особо не приходится: терпим и пытаемся извлечь хоть какую-то пользу из тех опций, что доступны.
Кроме того, ФЦП – долгосрочный документ, и на фоне того, что государство не имеет традиционно никаких более конкретных документов на среднесрочный период, на них опираются как на ненадежный, но хотя бы какой-то документ, закладываемый в основу планов. Все понимают, что это весьма условно.
Период «функционирования» ФЦП – тоже не всегда хороший критерий для построения даже примерных планов. Целевые программы юридически нежесткие (это минус), большинство конкурсов ежегодные (тоже минус), но есть и еще одна проблема (как оборотная сторона медали «долгосрочности») – они обычно утверждаются на срок пять – десять лет. Поэтому при необходимости у регуляторов есть возможность перебрасывать суммы внутри ФЦП (что относительно просто) без изменения общего веса программы (что было бы несколько сложнее, так как требует более значительных межведомственных согласований).
Соглашения в рамках ФЦП
Для того чтобы хоть как-то застраховаться от неожиданностей, преподносимых государством, частники предпринимают различного рода маневры. Например, несколько раз по крупным инфраструктурным проектам наблюдал подписание различных соглашений о синхронизации (СоС) действий между публичной и частной сторонами.
Обычно эти соглашения многосторонние, затрагивающие обязательства о синхронности действий в рамках какого-то большого проекта. Стоит иметь в виду, что у них есть ряд минусов. Все они основываются на том, что такое СоС не является юридически обязывающим документом, поэтому коридор колебаний по срокам со стороны властей может быть довольно-таки значительным.
Одновременно с этим СоС не совсем уж бесполезный протокольный документ. Имея на руках подписанное соглашение, инертность бюрократического аппарата становится вашим союзником. Соглашение ведь прошло большое количество итераций и согласований как внутри одного ведомства, так и со смежниками. После того как оно все же подписано, государству будет не так-то просто от него отмахнуться.
Даже если оно решит это сделать, то по инерции СоС просуществует еще довольно продолжительное время, которое вы можете использовать как минимум для политических маневров. Именно потому в СоС или его аналогах чрезвычайно важно точно описать все детали коммуникаций между сторонами, параметры тех самых синхронизируемых действий и активностей сторон, включая, например, позиции, в которых государство свидетельствует о том, что в такие-то сроки оно проводит такой-то конкурс на свою часть проекта.
Прообразом СоС было заключенное в свое время соглашение между крупными отечественными компаниями (например, НК «Роснефть», РЖД, «Кузбассразрезуголь», иными) и государством (Минтранс) по поводу реализации проекта «Мурманский транспортный узел» (МТУ). Правда, с тех пор «типовое» СоС существенно изменилось, теперь обычно в нем содержится большее количество деталей.
С одной стороны, такое соглашение показало рынку неплохой первоначальный пример, который, как уже отмечалось, в дальнейшем был существенно модернизирован. С другой – именно потому, что было неподробным и в недостаточной степени покрывало нюансы взаимоотношений между сторонами, оно потом стало предметом споров между различными участниками. Хотя изначально это соглашение задумывалось именно как способ снять напряженность между сторонами, порожденную большим количеством участников проекта и самой природой ФЦП.
Работа по удержанию ФЦП
Существуют и иные способы фиксации юридически необязывающих «обязательств». Но в целом их идеология более или менее одинакова. И они не решают финансово-инвестиционной проблемы, поскольку они «небанкуемы» и невозможно прокредитовать под такое соглашение «обо всем хорошем против всего плохого», хотя это не означает, что нельзя привлечь финансовые ресурсы иным способом.
Естественно, в целом с таким инструментом, как ФЦП, можно работать, но многое зависит от выдержки частной стороны и тех целей, которые преследуются в рамках проекта. Если интерес не подрядный, а проектно-инвестиционный, то вам более или менее все равно, кто и как будет строить и финансировать инфраструктуру к вашему проекту. Главное, чтобы было принято решение о том, что делать это необходимо, и чтобы оно было «приземлено» в конкретные действия.
В таком случае частники заняты постоянным отстаиванием и пропагандой интересующей их позиции в ФЦП. Обычно посредством такого лоббирования пытаются достичь нескольких целей.
Ну, во-первых, и это самое главное, удержать соответствующую строку программы без изменений при годовой корректировке. Одновременно не допустить ее критических изменений при корректировках в течение текущего года (обычно таких корректировок несколько).
Естественно, в процессе этого стоит также добиваться, а потом контролировать формулировку позиции в рамках ФЦП таким образом, чтобы она соответствовала целям большого проекта и задачам частной части проекта.
Во-вторых, частная сторона заинтересована в отслеживании того, чтобы технические требования к проекту, сформулированные в условиях конкурсной документации, подготавливаемой профильным госорганом, соответствовали задачам как всего проекта, так и его составных частей, принадлежащих разным будущим собственникам: чтобы ЛЭП, железные и автодороги были спроектированы к нужной точке примыкания, а не в паре километров от будущего частного объекта.
Один из вариантов убедиться в том, что все движется более или менее в нужном направлении, – отслеживать доведение до подрядного конкурса, по итогам которого государство заключит договоры с исполнителями на создание своей части собственности в рамках проекта.
Вряд ли все пойдет как задумано
Только с того момента, когда конкурсы отыграны и госконтракты с исполнителями заключены, можно немного ослабить хватку, переведя свою работу в формат мониторинга.
Мониторить же обязательно, поскольку, как мы говорили выше, программа может быть скорректирована, бюджетные лимиты не доведены. Может случиться еще ряд неприятностей, которые приведут к тому, что государственная часть стройки перейдет в формат недо– или долгостроя. Что, конечно же, не может радовать частную компанию, которая параллельно создает свой объект. Кроме того, стоит также иметь в виду, что шансов на то, что подрядчик по государственной части проекта сделает все вовремя и в срок, гораздо меньше, чем на то, что что-то пойдет не так, как задумано. В реальности же пострадавшей стороной будут не только власти, но и частная сторона.
Справедливости ради стоит отметить, что современная история полна и обратными примерами, когда государство свою часть обязанностей выполняет более или менее исправно, а частные компании – нет. Переоценив свои возможности или значимость своего проекта (ну, например, в связи с изменением конъюнктуры на то или иное сырье на мировых рынках), но пробив программное финансирование на государственную часть, они в дальнейшем изыскивают все возможные политические и формальные причины для того, чтобы отказаться от реализации проекта. И в этом случае все, что выше описывалось как риски для частников, вдруг становится для них весьма привлекательной возможностью.
Оставляя за скобками репутационные аспекты, становится понятно, почему государство доверяет частным компаниям в рамках ФЦП ничуть не больше, чем они государству. Потому-то инструмент федеральных целевых программ толком не рассматривается обеими сторонами как сколько-нибудь защищенный механизм совместного инвестирования.
Производным от этого являются временами возникающие в большинстве своем невыполнимые требования государственных органов. Что-то вроде: «Вы начните финансировать свою часть мандата, а мы после этого обязательно включим проект в ФЦП». Или какие-то иные производные от пресловутой цитаты про стулья: «А можно наоборот?»
ФЦП в кризисы 2009, 2015 гг.
В период до кризиса 2009 г., когда у частных компаний произошел пик понимания собственных инфраструктурных ограничений для развития бизнеса, сложилась удивительная ситуация. С одной стороны, существовала объективная возможность использовать для создания инфраструктуры инструменты проектного финансирования (или той его формы, что называется проектное финансирование с государственным плечом). С другой – государство предлагало уникальные возможности для безвозмездного создания инфраструктуры. Вы делаете свою часть, а мы – свою. Финансовые ресурсы в различных ФЦП (особенно у авторитетных ведомств) были значительные, начато одновременно много проектов. Частные компании понять легко: платит за инфраструктуру государство, и ее цена их вообще не интересовала. Конкурсы на свою часть проводило государство, и оно же нанимало подрядчиков.
У частных интересантов не было никакой мотивации для того, чтобы применять изощренные методики создания инфраструктуры, развивать у себя компетенции и экспертизу, благодаря которой это можно было бы делать.
Итог более или менее понятен. Наступил кризис. Государство значительно сократило объемы своих инфраструктурных вложений, секвестировав в одностороннем порядке ФЦП. Какие-то компании были рады такому повороту событий, не успев начать свое финансирование, какие-то, наоборот, попали в описываемые выше инвестиционные ножницы. В 2015 г. ситуация повторяется.
В любом случае возврат к старым объемам если и предвидится, то очень нескоро. А иные инструменты создания инфраструктуры (ГЧП, проектное финансирование или проектное финансирование с госплечом) в их арсенале так и не появились, поскольку в предыдущие годы под рукой был простой, как гвоздь, и на первый взгляд действенный инструмент бюджетного софинансирования, который, правда, не очень-то успешно прошел проверку временем.
В итоге количество «бюджетных» проектов существенно сократилось, а случаев проектного финансирования – сохранилось на прежнем уровне. Как их было немного в период пика финансового наполнения ФЦП, так примерно столько же и осталось. Только теперь коммерческие компании готовы рассматривать его в качестве одного из ключевых инструментов инкубирования инфраструктуры. Но особого предложения на рынке нет. И проблема не столько в банках (хотя отсутствие понимания и опыта у многих из них – тоже проблема), сколько в дефиците тех, кто не просто разбирается в проектном финансировании, но и в состоянии организовать проектное финансирование именно в инфраструктуре. А это слишком специальная компетенция.
Региональные целевые программы
Мы намеренно рассматривали инструменты целевых программ на примере федерального уровня. Во многом это связано с тем, что региональная бюджетная система в этой части воспроизводит федеральную, хотя, может быть, и с некоторыми терминологическими отличиями. Региональные инвестиции в большинстве субъектов Федерации сведены в РЦП – региональные целевые программы, cущество и идеология функционирования которых аналогичны федеральным. Более того, есть ряд взаимосвязей между ними. Например, если в ФЦП в каком-то проекте указано, что наряду с федеральным софинансированием есть региональное, то оно одновременно должно быть (что, правда, не означает, что будет) записано в РЦП.
Кроме того, в региональные программы записаны также проекты, в рамках которых предполагается софинансирование (или 100 %-ное финансирование, но тогда это уже не инвестиционный, а потенциальный подрядный проект) из бюджета субъекта РФ.
Аналогичная ситуация с иными инструментами государственной поддержки. Субсидирование процентных ставок по кредитам тоже предусматривается в ФЦП, а государственные гарантии (в том числе субъектов Федерации) – в ФЦП (региональные – в РЦП). Хотя с ними весьма интересная ситуация. В отечественном бюджетном законодательстве государственные гарантии де-факто приравнены к фактическим деньгам: для того чтобы государству выдать государственные гарантии, они традиционно должны быть в итоге учтены как долгосрочные обязательства федерального бюджета. Так что с точки зрения властей и механики бюджетного процесса госгарантии не сильно отличаются от прямых трат государства.
Концессии и ФЦП
Наряду с федеральными целевыми программами существуют и иные возможности делать совместные проекты с государством, даже частично – в рамках ФЦП. Например, концессионные и квазиконцессионные формы фиксирования инвестиционных обязательств. Они предоставляют сторонам большую свободу поведения при формулировании конкурсных и контрактных условий. Вместе с тем зачастую сами общие показатели такого рода инвестиционных проектов указываются и в ФЦП. Несмотря на это, строится более или менее нормальный инвестиционный проект с фиксацией прав и обязанностей сторон, лишенный значительного количества описываемых в данной главе проблем. Попросту говоря, обобщенные данные о концессионном соглашении отражаются в ФЦП, несмотря на то что концессионные конкурсы проходят по отдельной процедуре и не имеют многих родовых проблем, описанных выше.
На федеральном уровне Минфин последние пять – семь лет пытается внедрить программно-целевой подход к формированию федеральных целевых программ, который в большей мере похож на формирование каждой отдельной позиции в ФЦП как проекта ГЧП или проектного финансирования, чем на то, как это происходит сейчас. Когда вы узнаете, что это наконец-то случилось, надеюсь, значительная часть данной главы автоматически устареет. Но, к сожалению, нет никаких весомых оснований предполагать, что это случится на обозримом временнм горизонте, в том числе, из-за длительной процедуры межведомственных согласований и традиционной неспешности принятия ключевых решений.
Глава 22
Перенапряжение региональных бюджетов
Плавают разными стилями, тонут – одним.
Эмиль Кроткий, советский поэт и сатирик
Какое-то время назад представители регионов и федералы весьма активно изучали опыт Калужской области по привлечению инвестиций через создание инфраструктуры для промышленных гринфилдов. И действительно, есть за что отметить тогдашнюю команду калужского правительства. Одна из совершенно обычных, ничем не выделяющихся областей Центральной России без сырьевых возможностей, с типичным для региона укладом жизни и структурой бюджета – и вдруг (хотя понятно, что подготовка была долгой и только для внешнего взгляда это было неожиданно) стала одним из национальных чемпионов в привлечении иностранных инвесторов, которые почему-то именно в этой области начали организовывать свои производства, активно инвестируя в гринфилды. У всех возникал естественный вопрос: почему именно там?
В первую очередь, непосвященным приходили в голову какие-то простые ответы – что-то вроде качественного регионального инвестиционного законодательства. Однако вряд ли это могло быть настоящим ответом. Полномочия региональных властей по льготированию инвесторов довольно-таки ограниченны. Кроме того, практически все регионы уже предоставляют более или менее традиционный набор льгот для инвесторов.Это привело к тому, что региональные «инвестиционные» льготы уже давно стали «гигиеническим» вопросом, который просто должен быть, но не может оказаться сколько-нибудь критическим при принятии решения о «заходе» именно в эту область для того или иного инвестора.
Более приближенным к реальности ответом является тот факт, что правительство области смогло организовать, взяв на себя инфраструктурное оснащение, готовые площадки для потенциальных инвесторов. Первое время это было простой подготовкой площадок (критерий срока «захода» для многих инвесторов оказался критическим, а в области они уже были готовы), в дальнейшем, удовлетворив потребности первых инвесторов, – готовили площадки «на заказ». Для этого была создана госкомпания в виде ОАО и с традиционным названием для таких институтов «Корпорация развития» (в данном случае Калужской области) – КРКО, акционеры которой – правительство области и ВЭБ. Понятно, что участие ВЭБа – это уже не вполне рыночный фактор, который не позволяет такую модель развития тиражировать. С определенных пор, говорят, в ВЭБе существует негласный запрет на вхождение в капитал и спонсирование корпораций развития регионов. Однако ВЭБ был только стартап-спонсором проекта, в дальнейшем же региональные власти обходились самостоятельно.
КРКО финансировала организацию инфраструктуры к гринфилдам – транспорт, «социалку» и прочее. Но финансировала в основном за счет средств регионального бюджета, которые он привлекал на открытом рынке. В дальнейшем именно это не могло не стать ограничителем в развитии. Временами нагрузка ложилась и на естественные монополии. Однако если суммировать, то нагрузка на бюджет была существенно большей.
Своеобразный общественный договор, который область предложила инвесторам, выглядел так: «Завод – ваш, вся примыкающая и иная необходимая инфраструктура – наша, причем в необходимом объеме и в согласованный срок». Этот простой тезис был понятен всем. Механику исполнения своих обязательств область тоже демонстрировала всем заинтересованным. Когда первые инвесторы убедились в том, что на самом деле это так и работает, то в регион зачастили и другие желающие.
Предполагалось, что регион начнет получать возврат вложенных инвестиций за счет того, что созданные и модернизированные предприятия станут генерировать налоговый доход в казну региона. В принципе, это разумный и действенный в мире инструмент – TIF. В нашей стране его не существует, что, естественно, не мешает учитывать возврат за счет налоговых поступлений в финансовой модели проекта. Однако именно в этом месте произошел сбой, который привел на настоящий момент к тому, что регионы, которые использовали модель «кредитуюсь на себя, передаю деньги в свои институты развития для инвестиций», демонстрируют далеко не такие показатели, которые были на пике инвестиционного «прихода». Они попадают в классические бюджетные ножницы.
Начатые бюджетные инвестиции в примыкающую инфраструктуру приводили в том числе к тому, что для того, чтобы их отбить в будущем, требовалось большее количество гринфилдов, что, в свою очередь, приводило к необходимости увеличения расходных обязательств на финансирование новой инфраструктуры.
В один момент выяснилось, что объем взятых на себя совокупных обязательств (финансирование же происходило через внешние заимствования бюджета у банков) несопоставим с тем объемом налогов, который генерируется на территории области отечественными и иностранными гринфилдами. К тому же большая часть налогов все равно уходила в федеральный бюджет. А еще наступил финансовый кризис.
Проблемой стало и то, что инвестиционная политика была недостаточно дифференцированной и подавляющая часть бюджетных инвестиций шла на развитие однотипных проектов.
Фокусировка хороша на начальном этапе как стратегия прорыва, но в дальнейшем может привести к тиражированию рисков при изменении внешней конъюнктуры, что и произошло. Еще одним ограничением была сама техника организации бюджетных инвестиций, а также взаимодействия между правительствами областей и корпорациями развития.
Все это в итоге привело к тому, что, например, Калужская область и инвесторы теперь находятся в состоянии оптимизации ранее произведенных трат. Новые проекты запустить по старой схеме практически невозможно: они не апробированы, а состояние казны не позволяет выделять средства из инвестиционной части регионального бюджета. Что же касается полностью внебюджетных схем, позволяющих финансировать именно проект, а не бюджет региона, то они не внедрялись ранее и на настоящий момент также не используются.
Бюджет же по-прежнему пребывает в состоянии ножниц: налоговых поступлений не хватает для возврата ранее произведенных инвестиций в инфраструктуру. Она полностью финансировалась на бюджетном плече. В рамках этой парадигмы практически на любые иные инвестиционные проекты банально нет свободных и доступных ресурсов.
Безусловно, со временем произойдет выравнивание, и то, что на настоящий момент кажется давшим недостаточный эффект, приведет к существенному увеличению налоговых доходов в среднесрочной перспективе. Или даже в краткосрочной, если федеральный центр действительно начнет менять налоговую систему в пользу регионов и муниципалитетов.
Считается, и вполне обоснованно, что команда калужских властей действительно смогла за каких-то три – пять лет существенно преобразить инвестиционный облик региона. Не имея никаких особых отличий от соседей, никакого значительного промышленного задела, а уж тем более ресурсного сырьевого потенциала, сделав акцент только на энтузиазм команды в местном правительстве и ее лидеров, к текущему времени из Калужской области местные кадры сделали один из отечественных флагманов.
Однако вряд ли кому-то из иных регионов удастся (а многие уже попытались и «закопали» огромное количество бюджетных инвестиций, не достигнув и минимального уровня калужских результатов) столь рискованно повторить этот опыт ввиду изложенных выше причин. Несмотря на временами раздающуюся критику, власти области сделали ту ставку, которую могли сделать. Но сделали ее неплохо и извлекли максимум возможного. Вопрос только – какой ценой. И были ли альтернативы. Как было сказано на одной конференции: энергию властей региона да направить на проекты ГЧП, а не квазибюджетного инвестирования, результат был бы дешевле и больше. Впрочем, исключения подтверждают правила: стартуя даже с низкой базы, можно существенно продвинуть регион. Однако прямое копирование тут не вполне уместно, да и вряд ли возможно. Впрочем, многие все же попытались, но в итоге мало где они оказались успешными, поскольку обычно нарушаются ключевые инвестиционно-организационные правила еще в самом начале их внедрения. Конечно же, в Калуге также сработал и фактор новизны подхода и необходимости иметь общестрановую «историю успеха».
Ключевое отличие инструментария ГЧП от традиционного подхода состоит в том, что финансируется именно конкретный проект. Бюджетная ответственность при таком подходе или отсутствует, или локализована в рамках тех объемов и инструментов (необязательно вообще прямая финансовая поддержка), которые были определены контрактной документацией изначально. Именно на таких основах выстроен инструментарий концессий, ГЧП и проектного финансирования. И тут проходит водораздел между таким простым и понятным квазибюджетным финансированием и традиционным внебюджетным.
Глава 23
Работа с финансовыми спонсорами
Мечтай о невозможном – получишь максимум.
Наполеон Бонапарт
Обсуждая источники и способы финансирования инфраструктурных проектов, неплохо было бы проанализировать универсальные основы взаимодействия со спонсорами таких проектов. Мне представляется это не менее, а может быть, и более важным, чем обсуждение конкретных «тумбочек, в которых лежат деньги на инфраструктуру».
В классических западных учебниках приведены сотни различных принципов взаимодействия с финансовыми институтами. Вместе с тем есть ряд универсальных правил взаимодействия с различными финансистами: отечественными государственными и коммерческими банками, всевозможными фондами, подразделениями или головными офисами иностранных банков, международными финансовыми институтами, экспортно-импортными агентствами и прочими организациями, которые имеют интерес к инфраструктуре.
Не настаиваю на том, что эти выводы и рекомендации действуют только в России и только по отношению к инфраструктуре, но могу по опыту сказать, что в российских инфраструктурных проектах они действуют. Это именно те ключевые точки, на которые я обращаю внимание, когда просят высказать мнение по поводу финансирования того или иного проекта.
В любых финансовых переговорах неплохо постоянно напоминать себе о том, для чего финансовый институт сидит за столом переговоров напротив и обсуждает проект. Его интересует в основном только несколько ключевых позиций.
Во-первых, ему необходимо разместить капитал. Если кто не знает, то банки доводят до профильных подразделений объемы, которые они должны разместить на рынке. От этого зависят бонусы профильных специалистов. Кроме того, в последнее время инвестиции в инфраструктуру (в правильно упакованных проектах, каковые редкость) весьма неплохой вариант для спонсоров, желающих «припарковать» ликвидность в более или менее внятных проектах, связанных с государством, и на более или менее длительный срок. Понимают это не только банки, которые начинают чувствовать конкуренцию со стороны иных финансовых игроков, включая негосударственные пенсионные фонды.
Во-вторых, банк или любой иной спонсор старается минимизировать риски подобного размещения кредитов. Парадокс инфраструктурного бизнеса состоит в том, что с плохо сделанным инвестпроектом вас не пустят даже на порог банка (если у вас значительный административный ресурс, то, конечно, пустят и активно поговорят, но результата, скорее всего, снова не будет). И обратная ситуация: если проект (даже тот же самый) подготовлен хорошо, то будет скамейка запасных, желающих обсудить с вами условия его финансирования. Банки сразу начнут прилагать усилия для того, чтобы обойти пресловутую проблему «мусорного» резервирования, и выяснять, кто же еще может оказаться в цепочке потенциальных спонсоров, примерно вычисляя предлагаемые ими условия.
Это также приводит к тому, что спонсор будет с вами отчаянно торговаться по поводу структуры проекта, дополнительных гарантий, участников проекта, своего контроля за его ходом, участия его уполномоченных структур и бесконечного количества иных условий. При умении с ними работать эти согласования – вопрос техники, при неумении – сдача «линии фронта» проекта еще до его запуска или вообще незапуск проекта. Но, собственно говоря, даже не это основная проблема. В большей степени риск состоит в том, что поскольку в инфраструктурном проекте обычно завязано большое количество сторон (минимум с десяток), то велик шанс, что спонсорские требования приведут к необходимости корректировать уже согласованный сторонами проект. А сделать это столь значительно, как может потребовать донор, не всегда возможно.
Третье устремление финансового спонсора – максимизировать свою потенциальную прибыль. В российских условиях это приводит к тому, что многие банки, например, стараются не только выдать весьма жесткий кредит, но и войти в капитал проекта, претендуя еще и на акционерный доход. На более ранних стадиях согласования это выливается в усложнение (в защиту интересов банка) структуры проекта, залоги, контроль над проектом, сложные проценты, старшинство долга и иные условия, которые балансируют между желанием банка защитить свои интересы и получить максимально возможную отдачу от кредитных инвестиций в проект.
Вроде бы все очевидно. И инфраструктура с точки зрения ментальности спонсоров отличается, конечно, но незначительно. Естественно, мы говорим только о той категории финансистов, которые имеют опыт и желание инвестировать в инфраструктурные проекты. Поэтому стоит иметь в виду, что ваш проект всегда сравнивается с иными проектами в той же сфере.
Но вместе с тем не факт, что, не профинансировав ваш проект, спонсор будет финансировать иной схожий проект. Несмотря на общемировое падение требований к структурированию и проработке инфраструктурных проектов, по мере развития механики инструментов проектного финансирования в России по-прежнему чрезвычайно мало удовлетворительных проектов, принимаемых спонсорами к рассмотрению в том виде, в котором они к ним попали. То есть без требований с их стороны о дополнительной доделке проекта.
Практика показывает, что и в мире, и в нашей стране сейчас рынок продавца, а не покупателя. Ликвидности на рынках больше, чем достойных инфраструктурных поводов для ее размещения. Именно поэтому спонсоры стараются отлавливать достойные проекты на ранних подступах через различных «агентов по продажам» (как бы они ни были закамуфлированы). Именно поэтому важно понимать некоторые особенности взаимоотношений с инфраструктурными спонсорами в России.
Из опыта могу выделить следующие ключевые ошибки отечественных компаний и госорганов во взаимоотношениях с финансовыми институтами в процессе подготовки и запуска инфраструктурного проекта.
Переговоры на 360°
Необходимо переговариваться со всеми возможными финансовыми спонсорами проекта и постоянно поддерживать информационный конкурентный фон вокруг проекта. Использовать как собственные связи, так и сложившиеся на инвестиционном рынке техники. Необходимо также постоянно находиться в коммуникациях с рынком по поводу проекта.
Мало кто делает это качественно, а еще меньше тех, кто своевременно. Обычно или не делают вовсе, предоставив эксклюзив первому спонсору или тому, кто заявил себя таковым, или же, наоборот, еще не сделав даже предварительного инвестиционного меморандума проекта, начинают спамить все известные финансовые структуры без разбора. Еще нет никакого проекта, а спонсор уже получил кучу макулатуры. И даже если в итоге родится отличный проект, его репутация будет испорчена, а значит, возвращать внимание участников рынка будет очень тяжело. Количество таких проектов, блуждающих по рынку, доходит до 90 %. Некоторые из них могли бы быть весьма перспективными, но не стали. Тем не менее кое-какие, может быть, еще и станут.
Нет эксклюзивам!
Скажем так, эксклюзив – это одно из последних (в том смысле, что лучше этого вовсе не делать, но если и делать, то на самом последнем этапе), на что стоит соглашаться в переговорах с финансирующими организациями. Условия должны быть не просто заманчивыми, а сверхзаманчивыми, чтобы обсуждать предоставление кому-то эксклюзивных прав на организацию финансирования. А еще при этом стоит помнить что-то из того, что нам всем говорили родители насчет бесплатного сыра и мышеловки.
Обращаю внимание, что речь здесь идет о стадии «парада невест». Как только вы сделали внятный и обоснованный выбор, конечно же, вам придется сфокусироваться на ком-то одном и попытаться с ним осуществить финализацию финансовой части сделки. Но и остальных при этом далеко не отпускайте. Во-первых, выбранный финансист будет понимать, что он может оказаться «калифом на час», поскольку конкуренты никуда не разбрелись, а стоят тут же, за дверью. И это неминуемо сказывается на условиях, которые вы в итоге согласуете. Во-вторых, если же все-таки не договоритесь, то у вас должна быть возможность в сжатое время привлечь в проект иного финансиста.
Но обычно наблюдается обратная ситуация. У компании или госоргана есть хороший потенциальный (то есть еще не структурированный) инфраструктурный проект. Спонсор видит, что он может быть привлекательным и старается получить «финансовый эксклюзив» на проект как можно на более ранних стадиях. В итоге вы по-прежнему сами продолжаете структурировать проект, но уже под контролем спонсора, под его требования, для им отобранных участников и т. д. Выходит, что вас заставят сделать проект под конкретного спонсора, вы будете вынуждены взять финансирование на его прямых и косвенных условиях. В общем, если до эксклюзива ваш проект – «достойная невеста на выданье», то после него – «жена-домработница». Необходимо иметь весьма и весьма веские основания (кроме неопытности) для того, чтобы осознанно на это согласиться.
Конкуренция – залог успеха
Необходимо постоянно поддерживать высокий уровень конкуренции за проект между потенциальными финансовыми спонсорами. Даже если таковых не очень много или он вообще один, все равно стоит стремиться это делать.
Стоит абсолютно на всех фронтах катализировать конкурентную борьбу за возможность осуществить финансирование проекта. То есть не только между различными типами финансовых институтов – банками, фондами, частными спонсорами, но и между разными инвесторами внутри этих групп. Для организации подобной «круговой» конкуренции также вполне сгодятся сложившиеся инвестиционные техники, которые понимаются всеми финансовыми институтами.
Обычно можно услышать возражение, что поддерживать проект в таком статусе стоит на сотню-полторы тысячи долларов дороже, чем в случае с линейной конкуренцией. И это чистая правда. Как и то, что при этом резко увеличиваются шансы на успешное финансовое закрытие сделки. Но уже первый из отторгованных 0,1 % от стоимости денег при тех суммах, что обычно нужны на инфраструктуру, кратно перекроет любые дополнительные расходы. И это не говоря о том, что при правильной организации проекта такие суммы могут быть сэкономлены внутри сметы его подготовки. В общем, как показывает практика, эффект получается значительный.
Откладывать принятие решения
Есть правило, которым я предпочитаю руководствоваться при принятии решения о том, когда поставить точку в переговорах со всевозможными финансовыми институтами. Правило простое: договариваться о финансировании только тогда, когда не принимать решение в этом вопросе уже нельзя. И здесь чрезвычайно важна выдержка, поскольку психологически хочется как можно быстрее пройти этот период мучительной неопределенности и уже получить ясность. Но практика показывает, что расплачиваться за резкие движения приходится достаточно дорого.
Понятно, что в большинстве случаев мы связаны внутренними и внешними сроками, у нас есть собственные ковенанты реализации проекта и множество иных входящих параметров. Но потому-то и нужно структурировать как основной инфраструктурный проект, так и проект по его финансовому предложению таким образом, чтобы быть максимально взвешенным, свободным от давления и спокойным при принятии решения о том, какое же финансовое предложение действительно является наиболее оптимальным. Необходимо убедиться в том, что общение состоялось с максимально широким количеством финансовых спонсоров и что началось оно максимально рано (с момента предварительного инвестиционного меморандума, не позже), а закончилось максимально поздно (не в абсолютных, естественно, сроках, а в контексте дедлайна по допустимости принятия финансового решения).
«Парад невест» среди финансовых партнеров
Естественно, оптимальная модель – выбор между финансовыми спонсорами по конкурсу. Отбор может быть более открытым или менее открытым. Но главное, чтобы он был, чтобы проходил по грамотно составленному регламенту, синхронизированному с телом основного проекта, с качественным переговорным сопровождением. Ничто так не мобилизует финансистов на «скидки», как качественный проект-морковка и наличие большого количества конкурирующих «едоков». Регламент не просто поможет структурировать этапность и последовательность переговоров, вычленить ключевые сравнительные характеристики предложений, но и избавит от необходимости в ручном режиме выполнять чрезвычайно важную задачу – отсекать «маркетинговые» предложения.
Как это ни парадоксально, но этой процедурой не пользуются не только неквалифицированные игроки, но и частенько квалифицированные. Если в первом случае аргументация – незнание техники и неумение ею владеть, то во втором – синдром чрезмерной квалификации (или попросту – шапкозакидательство).
Подглядывать в замочную скважину
В процессе коммуникаций с финансовыми институтами чрезвычайно важно постоянно «заглядывать за стену» и понимать происходящее не только на рынке, но и внутри конкретного финансового института.
Если вы ведете переговоры с банком, имеющим лимиты на инфраструктуру у соответствующего подразделения, то узнавайте, каковы они, в каком периоде года должны быть «припаркованы» (это зависит от текущего освоения), какие проекты и на каких условиях они финансировали раньше. Кроме того, необходимо выяснить, какие еще проекты в пайплайне на рассмотрении, с кем вы конкурируете, каков уровень технических дефолтов и реструктуризаций (ваш потенциальный партнер – тиран или разумный инвестор?), каковы прямые и косвенные условия участия в проектах.
Если ведете переговоры с фондами, то смотрите их инвестиционные декларации; анализируйте структуру фонда, способ «вызова капитала», текущий портфель; смотрите, участвуют они в проектах на 100 % самостоятельно или синдицируются с иными; а если так, то с кем; выясняйте иную информацию.
Если элемент структуры сделки – национальное экспортно-кредитное агентство, то анализируйте и их условия, разбирайте, финансируется только поставка или еще и стройка, а также каковы ограничения на объемы участия в проектах.
Получайте любую доступную информацию по всем указанным позициям. Используйте любые доступные способы – официальные запросы, телефонное право, связи, годовые отчеты, переговоры с иными их подопечными и прочие «четыреста относительно честных способов». Но даже из анализа официальной информации станет очень многое понятно.
Вы самостоятельно разберетесь, кто перед вами, стоит ли с ним иметь дело, существенно ускорите переговоры, причем сможете полагаться не только на слова ваших визави, но и на реальные факты.
Например, прямой запрос в немецкий Hermes показал, что, несмотря на утверждение его партнеров в России, он не предполагал финансировать стройку в одном из проектов, а только поставку оборудования. Средства на стройку предполагалось под шумок влить в проект со стороны одного из частных отечественных банков. Сделка в итоге была профинансирована, но другими участниками и по другой ставке.
А скажем, изучение инвестиционной декларации одного из инфраструктурных фондов привело к мораторию на проведение переговоров с ними по финансированию одного из проектов. Через полтора месяца подтвердилась правота инициатора проекта. Непрозрачная структура фонда привела к тому, что чрезмерное влияние некоторых его участников сделало невозможным финансирование подобного рода проектов. А они еще и требовали эксклюзив на переговорной стадии. Сделка в итоге была профинансирована российско-европейским консорциумом.
Изучение аналогичных проектов и неофициальные переговоры с заемщиками одного из банков прояснили его весьма жесткую позицию при любом квазитехническом дефолте проекта, которую, впрочем, он готов смягчать при условии входа в капитал и замены строительного подрядчика на аффилированного.
Это только некоторые примеры того, как разумная предусмотрительность и «взгляд за стену» привели к экономии как минимум времени, а скорее всего, еще и денег инициатора проекта.
Ловушка маркетинговых условий
Стоит избегать первоначально-рекламных условий, которые предлагаются проекту со стороны различных потенциальных партнеров, включая финансовых. Не стоит забывать, что основная задача такого подхода – избавиться от конкурентов или как минимум получить фору по отношению к ним. Предложить что-то настолько заманчивое, что вы прекратите общение с иными претендентами, а добившись этого, постепенно отыграть свое предложение к уровню приемлемого среднерыночного. Так очень часто бывает. В подавляющем большинстве случаев условия не будут столь привлекательными, как о них рассказывают на первых раундах переговоров. Стоит избегать маркетингово-рекламных условий финансистов или хотя бы четко осознавать, что это именно они.
В 90 % случаев то, что я видел на первой итерации предложения со стороны финансовых институтов (за исключением пары МФИРов[51]), это были именно такие ненастоящие условия. Отличие маркетингового от всамделишного состоит в том, чтобы получить от «держателя» проекта договорный как максимум или своеобразный эмоциональный как минимум эксклюзив на осуществление переговоров. Поскольку финансовые институты нуждаются в парковке ликвидности, а потому на рынке продавца вынуждены заниматься поиском проектов, существующих еще на ранних стадиях их инкубирования, то они же заинтересованы в том, чтобы получить максимально ранние заверения, что именно они будут первыми в очереди на финансирование проекта.
Подобная позиция подкрепляется значительным количеством переговорно-устных и письменных (в юридически не обязывающей форме) реверансов. Однако ни один из финансовых институтов не пойдет на нарушение собственных кредитно-инвестиционных процедур. Это попросту невозможно. Поэтому, что бы ни говорилось на этапе предварительных переговоров, в большинстве своем это лишь предварительная оценка с их стороны, имеющая больше «маркетинговое» значение, эдакая попытка застолбить проект за собой. То есть это не обязывающие действия. На данном этапе их задача – втянуть вас в переговоры, получить предварительное согласие на их преференциальный статус, а лишь потом отнестись к проекту всерьез, но не факт, что акцептовав все его параметры. Это означает, что они все равно погонят проект на свои внутренние согласования, доведут до внутренних комиссий и комитетов, включая кредитный. И только после этого дадут итоговый ответ. И уже затем вы сядете с ними за финализацию структуры кредитного и/или инвестиционного соглашения.
У любых финансовых институтов собственная внутренняя процедура, и она возможна только после финального структурирования проекта. До этого все это всего лишь маркетинговое предложение, реалистичность которого зависит от вашего умения читать между строк и вести переговоры.
Неоднозначный пример с одним заместителем министра, который говорит, что лучше пусть государство потратит чуть больше ресурсов, чем допустит банки к участию в структурировании проекта, позволив им такими приемами перетянуть на себя часть бенефиций проекта, на этом фоне имеет свои рациональные обоснования.
Уверенность дают только деньги на счету проекта
Существует правило, которое можно сформулировать, причем не только по отношению к инфраструктурным проектам, о том, что «нет никакого финансового спонсора, пока деньги не на счету проекта». Поэтому, пока вы не дошли до этой стадии с конкретным финансовым институтом, стоит продолжать выполнять список тех действий, которые описаны выше.
Бессчетное количество раз сталкивался с возбужденными высказываниями чиновников, бизнесменов – инициаторов проектов, консультантов, иных участников стартапа, которые утверждали, что у нас уже есть «финансовый инвестор», осталось только упаковать для него проект. В большинстве случаев – это жертвы честного или относительно честного маркетинга. Не думаю, что слишком уж цинично утверждение, что финансовый спонсор является таковым только с момента поступления первого транша на счет. До этого времени это лишь «обещание жениться» – двухтысячелетняя история. В том случае, если иметь в виду приведенные выше рекомендации, шансов в нее попасть существенно меньше.
Но надо понимать, что меры предосторожности тоже не панацея. Ни один спонсор в самом начале проекта не скажет, что он точно готов его финансировать. Это только сравнительно четко высказанная его заинтересованность в совместной реализации проекта, не более того. Дальше вопрос исключительно в управлении ожиданиями. Если есть желание топ-менеджеров или бенефициаров проекта верить в то, что это «почти итоговое решение», то ничто не сможет их остановить.