Верные, безумные, виновные Мориарти Лиана

Глава 49

– И шесть, и семь, и восемь, и девять, и десять.

Эрика слушала, как Оливер считает, дожидаясь своего выхода. Номер пятнадцать.

Блузка прилипла к телу. Холодные и влажные джинсы тоже прилипли к ногам.

Лицо Клементины напоминало маску. Кожа как будто сильно оттянута назад. Совершенно непохожая на себя, Клементина пристально смотрела на Эрику, словно моля о милосердии.

Руби не реагировала.

Несмотря на то что они все делали правильно, у них не получалось. Два приема искусственного дыхания после каждых пятнадцати сжатий, но «не прекращайте сжатия», и они изменили правила после окончания курса первой помощи и теперь делали сжатия без перерыва. Эрика знала, что это правильно.

Они с Оливером прошли курсы переподготовки по оказанию первой помощи в марте. Это были бесплатные курсы, организованные на работе Оливера. Управляющий из новой бухгалтерской фирмы Оливера был горячим сторонником обучения приемам первой помощи. Он любил прерывать совещания, указывая на кого-то со словами:

«У Сэнджи сердечный приступ!», а когда Сэнджи притворно хватался за грудь, управляющий поворачивался в кресле, чтобы указать на кого-либо, часто ничего не подозревающего стажера: «Вот вы! Что вы должны делать? Спасайте Сэнджи!» А потом он отсчитывал время до наступления смерти Сэнджи, когда уже было слишком поздно.

На курсах было здорово. Оливер с Эрикой были первыми учениками. Оба они уже обучались на курсах по оказанию первой помощи. Ну разумеется. У них были бронзовые значки и сертификаты спасателей на воде. Они принадлежали к той породе людей, которые верят в курсы первой помощи, и, независимо от предмета изучения, Оливер с Эрикой всегда были первыми учениками. Даже когда предмет не был делом жизни и смерти, они относились к нему весьма серьезно.

Эрика мысленно увидела их преподавателя. Пол был краснолицым мужчиной, который всегда задыхался и сам выглядел как потенциальная жертва сердечного приступа. «Быстро уловили», – говорил, бывало, Пол Эрику и Оливеру, одобрительно щелкая пальцами каждый раз, как они правильно выполняли задание.

Пятнадцать сжатий и два приема искусственного дыхания. Они все делали правильно. Совершенно правильно. Они выполняли все правила, Пол, почему же Руби все так же лежит здесь, почему не реагирует, Пол, – омерзительный, глупый, краснорожий мужик?

– … тринадцать, и четырнадцать, и пятнадцать, и раз…

– Где «скорая»? – спросил Сэм. – Не слышно сирены. Почему не слышно сирены?

Эрика снова сжала ноздри Руби, наклонила голову и дала выход гневу в молчаливом крике. «Руби, делай, как я говорю! Дыши!» Это был голос ее матери, каким он бывал в минуты злобы и ярости, когда мать ловила Эрику на попытке что-нибудь выбросить. «Руби, дыши сейчас же, как ты смеешь не слушаться, дыши прямо сейчас!»

Эрика подняла голову.

Грудь Руби дрогнула. Из ее рта фонтаном брызнула вода. Оливер издал высокий возглас удивления, напоминающий собачье повизгивание, и воздел руки.

«Быстро уловили», – произнес в голове у Эрики голос Пола, и щелкнули его пальцы. Эрика повернула голову Руби набок, как они делали с пластмассовым манекеном, и Руби все извергала из себя воду, снова и снова, а Клементина рыдала и тяжело дышала, как будто ее тоже тошнило.

Сознание Эрики пронзило долгое тонкое завывание сирены «скорой», словно оно длилось уже давно, и Оливер повернул Руби на бок, в позицию восстановления, как их учили.

Хорошая девочка, подумала Эрика, нежно проводя рукой по голове Руби и отводя с ее глаз мокрые пряди волос, пока ее рвало водой. Хорошая девочка.

Глава 50

– Эрика?

– Ммм.

Эрика заерзала и устремила взгляд на дождь за окном Не Пэт. Может быть, он ослабнет?

Впервые она жаждала, чтобы сеанс с Не Пэт закончился. Обычно она считала психотерапию таким успокоительным процессом наподобие массажа, приятным самоутверждающим массажем своего эго, но сегодня Не Пэт просто раздражала ее. Она привязалась к теме дружбы Эрики с Клементиной, как маленький фокстерьер к косточке.

Каждый раз, когда Не Пэт произносила имя Клементины, Эрике казалось, что ее сильно ущипнули.

Послушайте, она платит за это. И не собирается это терпеть.

– Я не хочу больше говорить о Клементине! – выпалила она.

– Лады, – проговорила Не Пэт в своей фамильярной манере и записала что-то в блокнот.

Эрика едва удержалась, чтобы не выхватить у нее блокнот. Имеет ли она законное право потребовать доступ к записям Не Пэт? Надо выяснить.

А тем временем она привела Не Пэт в смятение, рассказав ей о происшествии с Руби.

– Господи помилуй!

Не Пэт прикрыла рот ладонью.

Когда Эрика закончила, Не Пэт сказала:

– Знаете, Эрика, вполне понятно, почему у вас были провалы в памяти. Вы перенесли шок. Весьма травмирующее происшествие.

– Я посчитала бы, что от этого мои воспоминания только станут ярче.

И фактически некоторые моменты ее воспоминаний были пугающе живыми. Она помнила, как ее ноги ударились о воду, когда она прыгнула в фонтан, как струи воды орошали ее подобно дождю.

– Почему, по-вашему, вас так беспокоят воспоминания об этом дне? – спросила Не Пэт.

– Я чувствую, что забыла что-то важное. Будто я забыла что-то сделать. Так бывает, если люди начинают волноваться из-за включенного утюга, который оставили дома.

– Мне знакомо это чувство, – с кривой улыбкой проговорила Не Пэт.

– Но дело в том, что мне-то это чувство незнакомо! Я не такой человек. Я все прекрасно помню! И никогда не забываю о подобных вещах.

Она никогда не волновалась по поводу включенного утюга, потому что знала, что не забудет про него. Однажды Клементина оставила дома две включенные на полную мощность конфорки электрической плиты.

– Дом не сгорел! – радостно сказала она тогда, словно провела потрясающий эксперимент. – Совсем ничего не сгорело!

В другой раз она ушла, оставив открытой настежь входную дверь.

– Открытое приглашение местным грабителям, – сказал Сэм. – Давайте, парни, угощайтесь моей виолончелью за триста тысяч долларов. Она лежит на кровати. Отличное место для нее!

В свое оправдание Клементина сказала, что «глубоко задумалась».

– О музыке? – спросил Оливер, с уважением относящийся к ее таланту.

– Нет, я пыталась понять, почему «коала с карамелью» не были такими вкусными, как раньше. Я думала: «Шоколад изменился или я?»

Потом они с Сэмом принялись обсуждать эти конфеты, словно это имело значение. Небрежность Клементины обычно не имела последствий. Последствий не бывало до того воскресного дня, и Эрика никому такого не пожелала бы.

Может быть, просто финансовые издержки. Солнечный ожог. Похмелье. У Клементины никогда не было даже похмелья.

– Просто мне нужно прояснить это для себя, – сказала Эрика, обращаясь к Не Пэт.

– Что ж, как я уже говорила, вы можете попытаться прийти на лужайку к соседям, если еще этого не сделали. Вам могут помочь упражнения на релаксацию. Можете поделать те упражнения с медитацией, которые я давала вам раньше. Но, честно говоря, Эрика, вы напрасно думаете, что на вас повлиял тот препарат, который вы приняли в тот день, в сочетании с алкоголем. Возможно, вы запомнили столько, сколько были в состоянии запомнить. Не исключено даже, что вы подсознательно защищаете себя, что какая-то ваша часть просто не хочет вспоминать.

– Вы хотите сказать, я сама вытесняю это? – с презрением проговорила Эрика. – Эмпирические исследования обоснованности вытеснения памяти фактически отсутствуют! Если хотите, могу прислать вам отсылки к статьям о синдроме ложной памяти…

Но в этот момент на столе Не Пэт щелкнул маленький таймер, указывая на окончание сеанса. Не Пэт вскочила, как «Джек из коробочки». Обычно она так не торопилась. Вероятно, этот сеанс и ей тоже не доставил удовольствия.

Эрика заспешила к машине, припаркованной на тихой улице около домашнего офиса Не Пэт, и несколько минут сидела с включенным зажиганием, слушая грохотание ливня по крыше и глядя на лихорадочное движение стеклоочистителей.

– Успокойтесь, – обратилась она к стеклоочистителям.

Их сумасшедший ритм напомнил ей о матери. Она не хотела возвращаться в дом матери. Она взяла на работе отгул на весь рабочий день, но поняла, что у нее не хватит твердости пойти туда второй раз за день. Это уж чересчур. Все равно что просить кого-то снова нырнуть в бассейн с ледяной водой и сотню раз проплыть по дорожке после то го, как человек сделал то же самое утром, принял душ, согрелся и вытерся.

Она закрыла глаза и принялась делать дыхательную гимнастику, которой научила ее Не Пэт. Вдох. Задержка дыхания. Выдох. Вдох. Задержка. Выдох. В голове замелькали воспоминания. Китайские фонарики во дворе. Аромат жареного замаринованного мяса. Кисловатый вкус вина, которого она выпила слишком много.

Она вновь увидела то лицо. То призрачное лицо с размытыми чертами, которое видела вчера в офисе. Как вурдалак.

Вдруг она подумала: Гарри. Было ли нечто важное, что ей надлежало сделать для Гарри? Нет. Из-за Гарри. Нечто имеющее отношение к Гарри. Не пытайся вспомнить, или воспоминание исчезнет. Она это поняла. Расслабься, дыши. Аккуратно причесанные седые волосы Гарри. Нет, это не воспоминание. Это то, что описал ей Оливер: волосы, аккуратно причесанные даже у мертвого Гарри.

Гарри стоит у почтового ящика, разглядывая конверт и бормоча себе под нос. Барни несется через двор. Из двери выходит Вид.

Обязательство. Просьба. Ответственность. Гарри что-то было нужно от нее. Осколки разбитой голубой посуды на плитках терракотового цвета.

Подними глаза. Посмотри вперед.

Она открыла глаза и посмотрела вперед. Ничего, кроме дождя.

Боже правый, она думает о Гарри только потому, что он умер. Типичный пример синдрома ложного воспоминания. Будь Эрика более слабой личностью, с более податливым рассудком, сверхактивный психотерапевт сумел бы помочь ей сфабриковать воспоминание о барбекю и Гарри в целом. Потом ее убедили бы в том, что Гарри пришел на барбекю, чтобы надоедать Руби, или в другой подобной чепухе.

Она повернула ключ зажигания, включила поворотник и оглянулась на транспорт. Она испробует идею Не Пэт о «возвращении на место преступления». Попросит у Вида и Тиффани разрешения немного постоять одной под дождем на их заднем дворе. Это не покажется им странным. Ха-ха. Нет, лучше будет, если она придет туда в их отсутствие.

Вероятно, это не поможет, но и не навредит.

Глава 51

С абсолютной уверенностью дирижера, выходящего на сцену, во двор вошли два парамедика в синей униформе. Они не бежали, но двигались быстро, с невозмутимым спокойствием.

Создавалось такое ощущение, что все прочие перестали быть взрослыми. Словно все они играли в какую-то игру, делая вид, что контролируют собственные жизни, что имеют интересные профессии и приличные банковские счета и устраивают барбекю на лужайке. Но вот резко отодвигается занавес, и на сцену выходят взрослые, потому что правила игры были нарушены.

Правила катастрофически нарушены. Кружок людей, обступивших Руби, сам собой раздался, и парамедики подошли к ней. Руби бормотала что-то бессвязное, и это внушало ужас. Она казалась сонной и вялой, как после анестезии.

Медики двигались словно в танце, который исполняли уже много раз. Ощупывая Руби руками в резиновых перчатках, пожилой мужчина задавал краткие вопросы, не поднимая глаз, в полной уверенности, что получит ответы. Он говорил чуть более громко и медленно, чем обычно, как будто разговаривал с детьми.

– Что здесь произошло?

– Как ее зовут?

– Сколько лет Руби?

– Когда Руби видели в последний раз?

– Значит, никто не видел, как она упала? И вы не знаете, ударилась ли она головой?

– У нее был пульс, когда ее вытащили из фонтана?

– Вы ее родители?

Задавая последний вопрос, он кратко взглянул на Эрику и Оливера. Логичное предположение. На обоих была мокрая одежда.

– Нет, – ответил Сэм. – Это мы.

Он указал на Клементину.

– Они ее спасли, – сказала Клементина. Ей показалось важно сообщить об этом. – Наши друзья. Они сделали сердечно-легочную реанимацию. Заставили ее дышать.

– Как долго вы делали СЛР? – спросил парамедик.

– Пожалуй, около пяти минут, – ответил Оливер, взглянув на Эрику.

– Самое большее, – сказала Эрика.

– Мы делали по два приема искусственного дыхания на каждые пятнадцать сжатий, – беспокойно проговорил Оливер.

Пять минут? Невозможно, подумала Клементина. Ей казалось, время тянулось невыносимо долго.

Они засунули что-то в рот Руби, вставили ей трубку в нос, на лицо наложили маску. Она превратилась в типичного пациента. Ничего не осталось от озорной забавной малышки Руби.

– У вас есть полотенца? – спросил более молодой врач.

Большими зазубренными ножницами он разрезал одежду Руби – пачку и футболку с длинными рукавами, – потом отодвинул одежду, обнажив маленькую белую грудь Руби.

– Конечно.

Вид поспешил в дом и принес стопку белых пушистых полотенец.

– Что вы делаете? – резко спросил Сэм, когда врач протер тело Руби и прижал к ее груди две липкие пластины.

– Это пластины дефибриллятора, – сказал медик. – На тот случай, если у нее снова будет остановка дыхания. Просто подготавливаемся к наихудшему сценарию. К тому же это даст нам полезную информацию.

Руби замолотила маленькими ручками.

– Мы собираемся ввести ей седативный препарат, – сказал пожилой врач. – Есть ли у нее аллергия на лекарства?

– Нет, – сказал Сэм.

– Она принимает какие-нибудь лекарства? Какой у нее анамнез?

– Она не принимала даже антибиотиков, – сказала Клементина.

Врач постучал пальцем по игле. У Клементины перед глазами замелькали белые точки.

– Присмотрите за ней! – резко произнес врач, и Клементина поняла, что он имел в виду ее, только когда Сэм взял ее за руку.

Именно Сэм всегда водил девочек на прививки. Клементина не выносила вида шприцев.

– Опустите голову к коленям, – велел врач.

– Я в порядке, – глубоко дыша, сказала Клементина.

– Почему здесь полиция? – спросил Сэм.

Клементина подняла глаза и увидела, что Вид разговаривает с молодой женщиной-полицейским, у которой завязан конский хвост. Она записывала что-то за Видом.

Что он говорит? «Мать не следила. Она разговаривала со мной, шутила».

Клементина увидела, что Эрика успела отойти от фонтана, а она даже не заметила, и вошла в павильон. Плечи ее были укутаны в два белых полотенца, а одно лежало на коленях, где сейчас спиной к Клементине сидела Холли, положив голову на плечо Эрики.

– Это стандартная процедура для подобных происшествий, – сказал врач, продолжая заниматься Руби. – Для выяснения ситуации они просто зададут несколько вопросов. Они нам также понадобятся, чтобы перекрыть улицу для спасательного вертолета.

– Вертолета? – переспросил Сэм. – Сюда пришлют вертолет? Где его собираются сажать?

– Неподалеку от входной двери.

Он склонился над рукой Руби. Клементина отвела глаза.

– Вы шутите, – сказал Сэм.

– Вертолет может приземлиться на шоссе, лужайке, теннисном корте. Это место идеально. Хороший широкий тупик. Подземные линии электропередачи. Так делают всегда.

– Гм… – хмыкнул Сэм.

– Ага, лопасти у него короче, чем у обычного вертолета.

Боже правый, неужели они по-мужски болтают о вертолетах?

Клементина заметила, что хотя на первый взгляд Сэм говорил как обычно, но это было не так, потому что он то и дело исступленно сжимал кулаки, словно замерз или был не в себе.

– Но зачем понадобился вертолет? – спросила Клементина. Паника, немного поутихшая, когда она увидела, что у Руби задвигалась грудь, и еще больше после приезда парамедиков, опять усилилась. – Теперь она ведь в порядке, да? Все будет хорошо? Она уже дышит. Разве нет?

Взглянув на Сэма, она увидела в его глазах ужас. Когда дело доходило до предчувствия надвигающейся опасности, он всегда был на шаг впереди ее. Она называла это «стакан наполовину пуст». Он называл это сигналом тревоги. В голову пришли два грубых, безобразных слова: поражение мозга.

– Это вполне стандартная процедура для серьезного педиатрического случая. На борту будет врач. Полагаю, перед тем как взять на борт, ее интубируют и удостоверятся в стабилизации, – сказал медик.

Он взглянул на Клементину. У него было обветренное лицо, как у человека, много времени проводящего на воздухе. В глазах угадывалась профессиональная усталость, как у ветерана войны, повидавшего вещи, недоступные пониманию штатского.

– Ваши друзья все сделали правильно.

Глава 52

«Мы все это делали». Слова Клементины повисли в воздухе. Тяжело дыша, они с Сэмом смотрели друг на друга поверх вороха одежды Холли.

Клементина слышала, как дождь хлещет по окну. Сколько еще выдержит их маленький дом эту погоду? Может быть, в конце концов стены размокнут и обрушатся?

– Знаю, что мы все это делали, – сказал Сэм. – Все четверо. Вели себя как идиоты! Как подростки! Наше поведение было омерзительным. Когда я думаю об этом, мне хочется блевать!

Чрезмерная ярость его слов вызвала в Клементине желание защититься. Они всего лишь люди, которые на барбекю смеялись, флиртовали и дурачились. Это ничего не значило. Если бы девочки продолжали гоняться за огоньками, ничего не случилось бы. Они оглядывались бы на этот день со смехом, а не со стыдом.

– Просто нам не повезло, – сказала она. – Очень не повезло.

– Неправда! – взорвался Сэм. – Это всё небрежность! Наша небрежность. За девочками присматривать надо было мне. Я должен был знать, что на тебя полагаться нельзя.

– Что?

Из-за такой несправедливости Клементину пронизала горячая волна неудержимого гнева, и ей показалось, она сейчас оторвется от земли. В конце концов, по прошествии всех этих недель, у них дошло до ссоры.

– Это был единственный раз, – холодно произнес он. – Единственный раз, когда я отвлекся.

– Да, наверное, я подумала, что могу расслабиться. – Голос Клементины дрожал от гнева. – Потому что начеку был самый лучший родитель, мистер Чертова Безупречность!

Сэм горько рассмеялся:

– Отлично, значит, это моя вина.

– О, ради бога, не строй из себя мученика. Мы оба были там, мы оба несем равную ответственность. Это глупо.

Они посмотрели друг на друга с вялой неприязнью. Их разный подход к родительским обязанностям всегда был камнем преткновения, еле заметной трещиной в прочном браке, но теперь эта трещина выросла до размеров пропасти.

– Пожалуй, с меня довольно, – заявил Сэм.

– Бесполезный разговор, – согласилась Клементина.

– Нет, – возразил Сэм. – Наверное, с меня довольно наших отношений.

– Наших отношений, – медленно повторила Клементина. Не так ли бывает с жертвами стрельбы, про которых говорят, что они поначалу не чувствуют боли? – С тебя довольно наших отношений.

– Полагаю, надо подумать о разводе, – сказал Сэм. – Возможно. Я не знаю. Как ты считаешь?

Глава 53

Тиффани стояла на лужайке за домом и разговаривала с молодой женщиной-полицейским. Бросив взгляд через плечо, она увидела парамедиков рядом с тельцем Руби. Сэм и Клементина беседовали с врачами. Это были совсем не те люди, что всего несколько минут назад сидели за столом. Их лица опали, как лопнувшие воздушные шарики.

– Что здесь произошло? – спросила женщина-офицер у Тиффани.

Носком туфли она указала на осколки разбившейся посуды на дорожке, ведущей от задней двери. Повсюду были видны острые осколки голубого фарфора. Тиффани любила эти голубые тарелки.

– О-о, – вздохнула Тиффани.

Она попыталась представить себе эту картину глазами полицейского. Похоже ли это на место преступления? Думает ли она, что здесь произошла ссора? Или что все они напились? Женщина-полицейский уже успела поговорить с Видом, и можно было предположить, что она в точности знает о происшедшем. Она проверяет, насколько совпадают их рассказы. От этого Тиффани нервничала.

– Наша гостья, Эрика, – она наша соседка – несла тарелки из дома, и я думаю, когда она поняла, что Руби в фонтане… – Голос Тиффани прервался. Она подумала о пухлом тельце Руби, о ее светлых кудряшках. – А потом, наверное, она уронила тарелки, потому что побежала вытаскивать девочку.

Что же делала Тиффани? Она отвлекала родителей Руби. Заставила их позабыть о том, что они родители.

– Это случилось так быстро, – сказала она женщине-офицеру.

– К несчастью, этот сценарий не так уж необычен, – заметила та. – Дети, тонущие в окружении людей и находящиеся в их поле зрения. Это происходит без шума, быстро. Самая распространенная причина утоплений – невнимательный присмотр со стороны родителей.

– Да, – согласилась Тиффани.

Но ей хотелось сказать: нет, вы не понимаете. Мы не такие люди. Мы присматривали за детьми. Но не тогда. Не в тот момент. Все произошло тихо. Быстро. На один миг все отвернулись.

Тиффани подумала о своих старших сестрах. Она ни за что не сможет рассказать им об этом. «Чтоб тебя, Тиффани», – сказали бы они, потому что девушки семьи Коллинс гордились своей разумной практичностью. Своим здравым смыслом. Они были родом из западных предместий и гордились этим. Они не совершали подобных ошибок. Как они переживали бы, узнай о том, что в доме их младшей сестры произошло нечто в этом роде. Они объяснили бы это деньгами. Их непомерным банковским счетом. Они не стали бы деликатничать.

Узнай они когда-нибудь, что в тот момент, когда это случилось, она изображала «танец на коленях» для матери ребенка, они дружно ужаснулись бы. Их по-прежнему смущало и озадачивало, что их сестра сделала карьеру танцовщицы. «От одной только мысли, что ты бывала в том дрянном клубе, меня начинало мутить», – любила повторять сестра Эмма, самая эмоциональная в семье. И она не преувеличивала, ее действительно мутило от этого. «Она была позором для наших сестринских отношений», – соглашалась Луиза, недавно открывшая для себя феминизм, и говорила она это серьезно. Но их слова отскакивали от Тиффани, как мячики. Теперь эти слова подействовали бы, даже если ее намерения никогда не были столь невинными, поскольку речь шла о безопасности ребенка.

Воздух наполнили неистовые, резкие звуки вертолетного винта. Тиффани подняла голову:

– Этот вертолет прилетел… к нам?

– Да, к нам. – Женщина-полицейский тоже посмотрела вверх и достала из кармана брюк рацию. – Извините.

Она поспешила прочь.

– Где он собирается сесть? – спросила Тиффани у самой себя.

Вертолет завис над ними, как гигантская птица, и звук усилился. Краем глаза она увидела, как бедный Барни, испугавшись сильного шума, стремглав несется по двору.