Сказание о Доме Вольфингов (сборник) Моррис Уильям
– Это хорошо, впрочем, нужно ли нам ждать до завтра, ведь мы пришли сюда не есть, не пить и не отдыхать. Впрочем, пусть всё будет, как вы скажете.
Лучезарная отпустила руку Божественноликого и вышла вперёд. Она протянула обе ладони в сторону жителей Леса и произнесла звонким и нежным голосом, и хотя она была слабой женщиной, голос её разнёсся далеко по лугу. Она молвила:
– О, Воины Расставания! Вы, те, кто не понадобится в бражном зале, и вы, наши сёстры с маленькими детьми и отцами, идёмте же с нами туда, вниз, к шатрам, которые мы разложили для вас, и вы на какое-то время сможете представить, что все мы в том нашем доме, который так желаем вернуть, но который нам ещё только предстоит завоевать. Вы повеселитесь с нами так же, как и мы с вами.
С этими словами она изящно ступила вперёд и прошла в толпу. Там она взяла за руку старика из жителей Леса, и, поцеловав его в щёку, повела прочь, и старик поверил, что отдых будет сладчайшим. Подходили и другие женщины Долины Теней, добрые, прекрасные, улыбчивые, и уводили кто старуху из жителей Леса, кто юную жену, кто нескольких парней. Многие целовали и обнимали крепких воинов, уводя их к шатрам, стоявшим на берегу Ознобного Потока в том месте, где течение было самым спокойным, а трава самой мягкой и сочной – именно там и накрыли столы для гостей. Над ними на копьях подвесили светильники, чтобы зажечь, когда померкнет дневной свет, на столы поставили лучшую еду из даров долины, и вина с лакомствами из Серебряной долины или с окраинных земель Запада, добытые ударами мечей и свистом стрел.
Там они пировали и веселились. Лучезарная, Лучница и другие женщины долины прислуживали гостям за столом, развлекая их, нежа ласковым словом или поцелуем, будто они были самыми близкими для них людьми, и канун битвы стал для гостей нежнее любого часа их прошлой жизни. С пирующими были Божественный Кабан и Копейный Кулак из числа освобождённых невольников Серебряной долины, и они вовсю веселились, а Волчий Камень, самый старший из них, ушёл вместе с Даллахом в бражный зал на совет.
Жители Дола и Пастухи пировали в другом месте, и жители Долины Теней позаботились о том, чтобы гости веселились. В числе рода Лика пришли и десять освобождённых невольников, которые желали выступить при оружии против своих бывших хозяев. Семеро из них были из Розовой долины, трое из Серебряной.
Наречённая пировала со своими родичами из рода Вола, и с ними было много жителей Долины Теней. Девушка прислуживала друзьям и союзникам в той одежде, что носят воины, только без шлема и кольчуги и держалась так, как если бы пред ней сидели дорогие гости. Мужчины сравнивали её красоту с красотой божеств Небесных палат и валькирий, и те, кто не видел её раньше, сильно дивились. Её красота сетью опутывала сердца мужчин, так что они даже прекращали есть, любуясь ею. Если же рука её случайно касалась какого-нибудь юноши, или до него долетало сладкое дыхание её губ, или щека её приближалась слишком близко к его щеке, юноша замирал, не зная, где он и что ему делать. Но при этом Наречённая была скромна и проста и в речах, и в манерах, словно четырнадцатилетняя пастушка.
В бражном зале собрались славные воины, там были все вожди. Могучеродный и военный вождь сидели на средних каменных сидениях на возвышении. Там они обсудили всё, что касалось порядка сражения и похода войска, о чём позже будет поведано. Беседа эта была долгой, когда же она завершилась, все отправились по своим местам спать, ибо уже давно наступила ночь.
Когда все разошлись, и воцарилась тишина, Могучеродный в лёгкой одежде и без оружия покинул бражный зал и быстро направился к другому концу долины. Он прошёл мимо всех шатров и оказался, наконец, перед шатром рода Вола. Юноша подошёл к высокой скале, поднимавшейся над землёй подобно снопам чёрных шестов, стоящих близко друг к другу. Называлась эта скала Шест-камень, и с ней были связаны истории про эльфов (по этой причине Камнеликий днём с радостью осмотрел её).
Луна только что осветила Долину Теней, и под её светом, там, где тень высоких утёсов не закрывала землю, блестела трава. Поверхность Шест-камня светилась светло-серым сиянием. Взглянув на него, Могучеродный заметил, что у его подножия кто-то сидит. Подойдя ближе, он разглядел женщину и узнал в ней Наречённую. Он сам просил её дождаться его у этой скалы сегодня ночью, ведь скала стояла недалеко от шатров рода Вола, и теперь, когда он приближался к Наречённой, сердце его ликовало.
Девушка спокойно сидела на неосвещённой стороне камня. На ней была та же одежда, которую она носила весь день: сверкающая котта без кольчуги, без шлема – лишь венок из ветрениц на голове. Девушка сидела, закинув ногу на ногу и положив на колени ладони. Пока юноша подходил, она не шевельнулась, и только когда он был совсем уже близко, тихо произнесла:
– Вождь рода Волка, великий воин! Ты желал поговорить со мной. Хорошо, когда друзья говорят накануне сражения, ведь они могут больше и не встретиться при жизни.
Юноша молвил:
– Наш разговор не будет долгим. И тебе, и мне этой ночью нужно выспаться – завтра будет много работы, но раз уж, как ты сама сказала, о, прекраснейшая из женщин, может так статься, что нам не суждено больше поговорить при жизни, я попрошу тебя сейчас, пока мы оба живы и так близко друг к другу, – позволь мне рассказать о моей любви к тебе. И ты, нежнейшая из всех божественных и людских родов, конечно, не откажешь мне в этом?
Девушка очень нежно, хотя и с улыбкой, ответила:
– Брат сыновей моего отца, как я могу отказать тебе в этом? Разве ты не сказал уже, что хотел? Что же ещё ты можешь добавить к услышанному мною?
– Ты говоришь правду. Могу я тогда поцеловать твою руку?
Уже без улыбки девушка ответила:
– Конечно, как и все мужчины, что могут называть себя моими друзьями. Ты ведь мой друг.
Юноша взял её руку и поцеловал, но не выпустил, а девушка не попыталась высвободить её. Луна ярко освещала их, и в её свете юноша не видел, покраснела ли Наречённая, но ему показалось, что на лице её отразилось смущение. Он произнёс:
– Было бы лучше поцеловать тебя в щёку и заключить в объятия.
– Мужчина сделает со мной это только тогда, когда я сама захочу, а так как ты мой друг, то, признаюсь тебе, подобного желания у меня нет. Подумай, как мало прошло времени с тех пор, как меня огорчила потерянная любовь.
– Если считать часы, то времени прошло мало, но за это малое время многое случилось.
– Знаешь ли ты, можешь ли представить, какой стыд я испытывала под взглядами моих родичей. Из-за сердечной боли я не дерзала глядеть в лицо ни одному мужчине. Мне казалось, он может увидеть мою скорбь.
– Я хорошо понимаю это, но ты не стыдилась, когда не так давно открыла мне свою печаль.
– Это правда, ты был добр ко мне. Похоже, ты стал для меня близким другом.
– Неужели ты причинишь боль близкому другу?
– О, нет, если возможно иначе. Но как быть, если мне не дано выбирать? Неужели тогда не будет мне прощения?
Могучеродный ничего не ответил. Он всё ещё держал руку девушки, а она и не пыталась высвободить её, а лишь сидела, потупив глаза. Через некоторое время юноша произнёс:
– Друг мой, я думал о нас с тобой. Послушай, если ты скажешь, что твоё сердце не наполняется нежностью, когда я говорю, что безумно желаю тебя, когда я целую твою руку, как целовал сейчас, когда умоляю позволить обнять тебя и поцеловать в щёку, как умолял сейчас – если ты скажешь так, то я сразу же возьму тебя за руку, отведу к шатрам рода Вола и распрощаюсь с тобой до окончания сражения. Скажешь ли ты так, положа руку на сердце?
– А если я не смогу сказать? Что тогда?
Могучеродный ничего не ответил. Девушка некоторое время сидела неподвижно, потом поднялась, встала пред ним и, глядя ему в глаза, произнесла:
– Я ничего не могу сказать тебе.
Юноша притянул её к себе и заключил в объятия, поцеловав в губы, а потом снова и снова стал осыпать поцелуями её лицо. Девушка не пыталась высвободиться, но, наконец, она вымолвила:
– И всё же ты должен сию минуту отвести меня обратно к моему роду. Когда же битва окончится, то, если мы оба останемся в живых, поговорим ещё раз.
Могучеродный взял девушку за руку и повёл к шатрам рода Вола. Сначала он ничего не говорил, ибо сомневался, что должен что-то говорить, но потом всё же сказал:
– Теперь для меня не всё равно, выживу я или погибну, однако ты так и не сказала, что любишь и желаешь меня.
– Ведь ты не будешь заставлять меня? Сейчас я вряд ли произнесу эти слова, но кто знает, что вырвется из моих уст, когда мы победителями будем стоять вместе с тобой в Серебряной долине. Много воды утечёт тогда.
Он кивнул:
– Да, это правда, и всё же я повторю – так много, так много прошло времени между тем, как я впервые увидел тебя в Доле и тем, когда ты узнала меня, но сейчас я не буду спорить с тобой – моё сердце ликует. Смотри, вот и шатры твоих родичей. Всех благ тебе!
– И тебе, нежный друг, – ответила девушка и, немного помедлив, взглянула на шатры, а потом вновь перевела взгляд на него и, положив руку ему на шею, притянула к себе его голову и поцеловала в щёку, и тотчас быстро и легко убежала.
Прошла ночь, и наступило утро. Божественноликий, по своей привычке, встал очень рано и, умывшись в Ознобном Потоке, в Купальне мужей, начал обход воинского лагеря. Все, кроме последней ночной стражи, ещё спали. Он переговорил с одним-двумя воинами, а затем поднялся в узкий конец долины, к началу тропы, ведущей в Серебряную долину. Там стояли часовые – юноша поговорил и с ними. Ему рассказали, что на тропе никто не появлялся, и он приказал подать рогом сигнал подъёма, как только на тропе покажутся бегуны, посланные вверх по проходу. Их расставили вдоль дороги на некотором расстоянии друг от друга, чтобы они передавали новости.
Оттуда Божественноликий направился к бражному залу и на подходе к нему увидел нарядно одетого воина, выходившего из дверей. Воин на мгновение остановился, чтобы оглядеться, а потом легко и быстро пошёл по направлению к юноше. И – вот чудо – это была Лучезарная, надевшая поверх котты длинную кольчугу ниже колен, на голову шлем, а на ноги башмаки из металлических пластин. Девушка подошла к Божественноликому, провела рукой по его щеке и золотым локонам (он был без шлема) и, улыбнувшись, произнесла:
– Златогривый, вы с Могучеродным просили меня носить доспехи. И вот – смотри!
Божественноликий сказал:
– Могучеродный благоразумен, как и я, впрочем, как и ты. Представь, что случайная стрела пронзит твою грудь и сделает меня скитальцем в этой жизни. Как я смогу смотреть на прекрасный Дол, не надеясь увидеть в нём тебя?
Она ответила:
– Сегодня у меня легко на сердце. Не кажется ли тебе это странным? Как-то ты сказал, что бессмысленно клясться у Кольца Судьбы с тем, чтобы потом не выполнить эту клятву. Я так не считаю. То, что ты называешь легкомыслием, это доблесть, которую мои предки вложили в моё сердце. Не думай, о Златогривый, не бойся, что мы умрём прежде, чем нам украсят брачное ложе.
Юноша хотел поцеловать её в губы, но она отстранила его и сняла с себя шлем. Положив его на траву, она сказала:
– Это не последний раз, когда ты целуешь меня, Златогривый, любимый мой, и всё же я жажду поцелуя, словно это последний поцелуй в моей жизни. Это священное желание поднимает меня выше страха и печали.
Юноша молча притянул её к себе, но прежде чем поцеловать, долго и очень пристально смотрел на неё, любуясь красотой её лица. В лице этом не было изъяна, словно оно было сотворено руками богов. Юношу охватило сильное желание, но прежде чем губы их встретились, из конца долины донёсся сигнал большого рога, и сразу же, по всей долине, до самых шатров, пронеслись ответные сигналы. Послышались голоса людей и звон оружия – воины радостно готовились к бою. Раздавались звонкие голоса женщин, торопившихся приготовить завтрак, прежде чем войско выступит в поход. Божественноликий и Лучезарная всё ещё держали друг друга в объятиях. Юноша тихо вымолвил:
– Мы выходим из Долины Теней, но как ты сказала когда-то, в нашу первую встречу здесь, мы не расстанемся. Ты пойдёшь со мной в битву.
Он взял её за руку и отвёл в дом Волка. Там они позавтракали, и Божественноликий вместе с Могучеродным и остальными вождями, не мешкая, стал готовить войско к походу.
Глава XLI. Войско выходит из Долины Теней: первый день похода
До полудня оставалось часа три, когда первые воины ступили на тропу, ведущую вдоль берега реки из Долины Теней. Женщины, дети и те из мужчин, что не годились для сражений, стояли на том берегу, что был повыше, у самого подножия утёсов и смотрели, как движется воинство. Среди них было много жителей Леса, ставших теперь единым народом с жителями Долины Теней. Все они решили ждать новостей в этой долине, считая её безопасной после того побоища, что Могучеродный учинил смуглолицым, хотя Божественноликий и предлагал отправить их всех в город под охраной пятидесяти воинов и городских стражей.
Воинов Долины Теней набралось теперь две большие сотни без пяти. Пятьдесят из них были женщинами и ещё семьдесят юношами младше двадцати лет. Не часто можно встретить женщин прекраснее лицом и телом, чем те, что вышли тогда в поход, но при этом у всех у них были крепкие руки, и все они славились своей стрельбой из лука. А легконогие юноши так и рвались в бой, они, привыкшие лазить по утёсам долины в поисках гнёзд кречетов или других птиц да переплывать быстрое течение Ознобного Потока, были прекрасными скалолазами и пловцами. Тела их, крепкие и жилистые, были сильнее, чем у большинства взрослых воинов, от которых юноши не отличались и бесстрашием.
Порядок следования войска был таков.
Первыми на горную тропу вышли жители Леса, а с ними и сорок человек взрослых воинов Волка, за которыми следовали роды города: роды Вола, Моста и Быка, затем роды Винограда и Серпа, затем народ пастухов и, наконец, род Лика под предводительством Камнеликого и Ликородного. С ними шли ещё сорок воинов Долины Теней, а остальные разошлись по всем отрядам войска, чтобы вести их по лучшим тропам, облегчив путь остальным. Божественноликий шёл отдельно от своего рода. Вместе с Могучеродным он находился в самом начале войска, а отец его Железноликий шёл как простой воин вместе со своим домом, замыкая войско. Лучезарная следовала за своим братом и Божественноликим вместе с воинами Волка. С ней были Лучница, облачённая в дар Старейшины, Лесной Отец и его сыновья. Лучница убедила девушку снять кольчугу на один день, ведь они не ожидали встретить врага. Наречённая шла вместе со своим народом во всём своём снаряжении. Утреннее солнце сверкало на драгоценных камнях, украшавших девушку, а ноги её, ступавшие по траве верхней части долины, были подобны цветам, на чёрных же камнях перевала они казались необычайно яркими. Девушка несла за спиной колчан со стрелами, а в руке блестящий тисовый лук. Шла она вместе с лучниками, так как искусно умела стрелять.
Войско вступило в проход, оставив долину позади. Знамёна были развёрнуты, и знамя Волка с красной разверстой пастью развевалось рядом со знаменем Волка и Солнечного Восхода в авангарде, сразу после двух военачальников.
Широкая и ровная вначале дорога здесь поросла травой. С одной её стороны текла река, с другой вздымались высокие утёсы, похожие на связки копий. Не было на их голых склонах ни зелёной травы, ни упавших камней. Воины шли быстро, сердца их переполняла надежда, а в душах зарождалась нежная песня, и вот, наконец, Лучница громким и ясным голосом начала петь. Её двоюродный брат Лесомудрый ответил ей, а в конце и все воины рода Волка, шедшие в их отряде, присоединились к песне. Мелодия пронеслась вниз по течению, и её услышали те отряды, которые только вступали на горную тропу, и те, которые ещё ждали, когда им освободят дорогу. Вот то, что пели воины:
Лучница пела:
- Безлюдные горы, и бешено воет ветер.
- Вы никогда не слыхали его? Ответьте,
- Волка сыны, где вы спрятались средь утёсов?
- Дни пролетают, и лето сменяет осень.
- Вам был дарован Меч, от его рукояти
- Руки болят. И безумствует враг от проклятий
- Тех, кто тропу прорубил через пустошь и горы,
- Но погодите, постойте. Вам разве не дорог
- Сон в тихом доме? Вам разве ни разу не снились
- Нежные губы подруг, на которых женились
- Вы пред войной, и мечи прямо над изголовьем,
- Не обагрённые тёмною вражеской кровью?
Лесомудрый пел:
- Да, мы живём здесь, и нас среди гор охраняет
- Мать, Королева Теней, и никто не узнает
- Путь на скалистые кручи, мы первыми были,
- Кто здесь осмелился жить. И о нас позабыли
- Наши враги. Протекает так лето за летом,
- Но почему-то звучат стародавним заветом
- Предков седых голоса, потешая, тревожа
- Воина сердце – кто выстоять в битве сей сможет?
Лучница пела:
- Плохо я вижу, скажи мне, что ныне несёшь ты?
- Что это прячешь в руках своих – грозный, роскошный
- Дар золотой, разукрашенный, дивный, прелестный,
- Деве ответь – как предмет сей зовётся чудесный?
Лесомудрый пел:
- Брат Наковальни лежит в драгоценных ножнах,
- Спрятана Смерть Мужей, дар могучий, надёжный,
- Матери дар. Я могу показать, коль желаешь.
- В битве его ты из тысячи сразу узнаешь.
Воины пели все вместе:
- Все, как один, мы к логовищу стремимся
- Злого врага – не медлим и не страшимся!
- Обнажена Смерть Мужей – о, вейся, Ветер!
- Солнце, пусть сталь блестит в твоём ярком свете!
С этими словами поющие взмахнули в воздухе обнажёнными мечами и помчались вперёд так быстро, как только можно бежать по горной тропе. Так и получилось, что, когда арьергард войска только ещё входил на тропу там, где она была широка, головная его часть оказалась уже в узком проходе между рекой и утёсом. В этом месте повсюду были разбросаны большие и мелкие камни, через которые было трудно идти даже тем, кто хорошо знал дорогу. Воины вытянулись цепью вдоль берега Ознобного Потока. Нужно было соблюдать осторожность: течение было быстрым, река глубокой, берега скалистыми. Река бежала на полфатома ниже тропы, и через эти голые места идти приходилось по узкой полоске. Войско продолжало путь, и вскоре он стал безопаснее – пространство между скалами и потоком расширилось. Впрочем, дорога оставалась такой же тяжёлой – ноги с трудом ступали по каменным наносам из малых, больших и гигантских камней. Ещё через некоторое время дорога улучшилась, хотя местами, там, где скалы становились ниже, встречались широкие оползни, через которые приходилось перелазить. Потом каменистые преграды закончились, зато расстояние между рекой и скалами снова сузилось. Чёрные утёсы всё росли и росли, а дорога становилась всё уже, и, наконец, небо над головой почти исчезло, будто войско шло по дну колодца. «Ещё чуть-чуть, – думали воины, – и мы сможем в полдень видеть звёзды». Некоторое время воины шли всё вверх и вверх, а скалы становились всё выше и выше, и в конце концов войско оказалось на узком выступе. Далеко под ними Ознобный Поток бурлил и грохотал между гигантскими скалами, уходившими в небо – чёрное и беззвёздное, какое бывает только зимой. Над воинами в ущелье, не прекращая, ревел ветер, хлеща по коленям подолами их одежд. Иногда люди едва могли продвигаться вперёд – такими сильными бывали порывы ветра.
Воины шли всё выше и выше, и вот шум воды превратился в громкий рёв, перекрывавший вой заключённого в скалах ветра, и на шедших пролился дождь, но не с неба – было видно, что по голубому небу плыли лишь разрозненные облака. Этот дождь был брызгами водопада, летевшими на тех, кто лез наверх.
Путь становился тем сложнее, чем выше они взбирались, но цель оправдывала мытарства, ибо стена скалы, что выпирала, как бастион, будто они залезли на край, с которого тёк поток и так срезали путь, – та самая стена скалы была разбита, и камни её скатились по крутому склону, образуя проход, правда очень неудобный.
Так, по возведённому сильным ветром наносу, через который виднелись бегущие далеко внизу белые воды, под грохот Ознобного Потока и завывание ветра в проходе, ветра, рвущего одежды и волосы, словно желая порвать всё в клочья и унести с собой, знамёна Волка перебрались прямо через вершину перевала. Долго ещё войско карабкалось следом за ними. Каждый отряд, достигнув вершины, издавал крик, неслышный из-за грохота ветра и вод.
Ещё немного, и все мучения остались позади. Солнце, висевшее теперь низко, освещало за спиной воинов поднимавшийся над водопадом столб водяных брызг, над которыми виднелись радуги. Солнце освещало небольшую долину, представшую пред воинами. Она несколько круто спускалась на запад сразу от речного берега, а за западными склонами виднелась низкая гора, чьи отроги расходились по всей долине, делая последнюю похожей на щит с умбоном* посередине. Называлась она долиной Широкого Щита и была полностью погружена в сумрак, кроме той стороны, где поток частично ограждала ярко-зелёная трава, отделённая от гор стеной скал, наваленных в невообразимые груды со шпилями и неровными краями. Река, журчавшая между высокими серыми утёсами, разбросанными по её течению, становилась здесь шире и мельче, пока, наконец, собрав свои воды воедино, не ниспадала по трём косым ступеням в большой проход в нижней части долины.
С вершины перевала казалось, что преодолеть эти серые склоны легко, но воины рода Волка знали – это неверно. То были остатки моря расплавленного камня, который в далёкой древности стекал с Умбона, заполняя собой всю долину. Чем дальше он тёк, тем больше остывал, и та преграда, что сейчас громоздилась пред воинами, образовалась там, где его путь прервался, и он стал забором вокруг зелёной полянки. Остывавший каменный поток принимал разные формы, а дождь и ветер за долгие годы отшлифовали его, так что теперь он превратился в лабиринт, испещрённый узкими проходами, большинство из которых, если пойти по ним, вскоре приводили путника к тупику или же выводили обратно – туда, откуда он начинал свой путь, так что только те, кто до мелочей знал лабиринт, могли преодолеть его без непомерных усилий.
Теперь, посмотрев с высоты, на которой они находились, на зелёные луга у реки, воины увидели, что на вершине скалы развевается на копье красное знамя, а рядом с ним стоят три-четыре вооружённых человека в сверкающих под солнцем доспехах. Они махали мечами, и солнечные блики от этих мечей ослепляли воинов, замахавшим им в ответ. Это была передовая стража. В том месте, где они стояли, временами селились те, кто ходил в грабительские набеги на Серебряную долину. Посреди зелёной полянки была хижина из грубых камней и дёрна, в которой в плохую погоду могло укрыться человек двадцать.
Передовой отряд спустился с холма и начал свой путь через каменный лабиринт, что когда-то был озером расплавленного стекла, стараясь выйти к поросшим травой берегам речки. Прошло более двух часов, прежде чем первые воины выбрались на ровную полянку, и уже наступила лунная ночь.
Там войско и остановилось на ночлег. Все поели, легли на зелёную траву и заснули. Лучница провела Лучезарную и некоторых других женщин в хижину, но девушка решила не входить в неё, считая, что в таком случае Наречённая захочет остаться снаружи. Когда же вместе с родом Вола пришла Наречённая, то Лучезарная увидела, что дети Лесного Отца соорудили для неё самой убежище снаружи, подобное тому, что устраивает заяц. Девушка много времени проводила под голым небом Долины Теней и окружавших её гор, как Наречённая – на лугах Дола. Когда Наречённую попросили пройти в хижину, она скромно согласилась и легла с остальными вооружёнными женщинами.
Глава XLII. Войско приходит к краю Серебряной долины
Так прошла ночь, и когда затеплился рассвет, два военачальника были уже на ногах. Они обходили отряд за отрядом, желая убедиться, что всё в должном порядке и все вовремя проснулись. Когда солнце осветило красноватым светом восточные склоны Умбона, все уже позавтракали и были готовы двинуться в дальнейший путь. Около знамён протрубили рога, наполнив сердца воинов радостью. Это был последний раз, когда они трубили. По приказу военачальников впредь до начала атаки на Серебряную долину они должны молчать, ведь дальше войско будет подходить всё ближе и ближе к своим врагам, и, кто знает, вдруг случайные отряды смуглолицых окажутся около самого прохода. Тогда они услышат голос рогов и отправятся посмотреть, что происходит.
Знамёна Волка выдвинулись в путь, и воины передового отряда пошли через каменный лабиринт на север. Через два часа долина под Умбоном стала безлюдной. Все шли тем же порядком, что и за день до того, только на этот раз Лучезарная надела свою кольчугу и повесила на бок меч. Сердце её ликовало, а речи были веселы.
Когда все покинули долину под Умбоном, дорога была лёгкой и широкой. Река текла между низкими берегами, и проход скорее напоминал череду маленьких долин, чем обычное ущелье, как то, что начиналось за Долиной Теней. Но прошла треть дня, и проход вновь начал сужаться и мало-помалу подниматься. Наконец, стены скал подступили к самой реке, и те, кто смотрел на север, больше не видели дороги, а только камень. В этом месте Ознобный Поток поворачивал, приходя с востока многими водопадами, как в том ужасном ущелье, через которое проходили вчера. Здесь, между утёсами и водой, прохода не было – только крутящийся и бурлящий поток, так что те, кто не знал дороги, не понимали, куда им теперь предстоит идти.
Но Могучеродный повёл знамёна туда, где на дорогу выдавался большой утёс, почти свисавший над водой. Это было как раз на том углу, у которого ущелье сворачивало на восток. Воины пробрались за утёс, и тогда на другой стороне пред ними неожиданно открылся новый проход! Совершенно прямой, он был не шире двадцати футов. Скалы сжимали его, словно стены, и весь он, круто уходящий прочь, был завален камнями. По нему текла вода, часто заливая дно от края до края, но там было мелко. Эта дорога вела теперь войско к битве. Передовой отряд сразу же ступил на неё, повернувшись спиной к Ознобному Потоку.
Каким утомительным и страшным был этот прямой проход! Часто над головами нависали огромные камни, перекрывавшие дорогу и заслонявшие небо. И другого пути, кроме самого потока, у войска не было, а потому иногда приходилось идти по колено или глубже в воде, а иногда перепрыгивать с камня на камень над журчащей водой, а иногда устало ступать по выступу скалы над более глубокими местами. Воины напрягали все силы, чтобы пройти трудный участок дороги.
Так они и шли без устали, пока день не приблизился к концу. И вот, наконец, они достигли того места, где с севера в скале была небольшая расселина. Упавшие с неё камни завалили проход, запрудив поток. Его воды тонкими струйками пробивались сквозь эту дамбу из бассейна с противоположной стороны. Воины начали взбираться вверх по расселине, находившейся перед водопадом. Дорога была трудной, они взобрались на верх расселины, на большой открытый склон. Это был отрог, поднимавшийся к северу, весь заваленный камнями, принесёнными, возможно, давным-давно каким-нибудь ледником. Один камень был особенно большим, как дом богача, и формой был также подобен дому с двумя коньками. Сыны Волка называли его Каменным Домом.
Шум, издаваемый передовым отрядом, наверху стал громче. Все были очень рады, что им удалось пройти так далеко, не столкнувшись с серьёзными опасностями. Но тут из-под Каменного Дома вышли вооружённые люди и подошли к воинам передового отряда. Это было десять дозорных из рода Волка. Могучеродный с Божественноликим сразу начали расспрашивать их о новостях. Дозорные не видели ничего, что могло бы помешать отряду выйти на прямую дорогу к Серебряной долине. До конца дня оставалось ещё три часа. Передовой отряд не стал мешкать, и военачальники велели дозорным передать остальным воинам, чтобы те, немедля, шли за ними. Дозорные должны были передавать этот приказ каждому отряду, что достигнет этого места. И отряд быстро направился вверх по склону, а через час уже достиг вершины. К северу склон медленно понижался. Камней уже не было, зато земля постепенно стала болотистой, так что без опытных провожатых воины бы увязли. Наконец, они пришли туда, где ручьи, пробегавшие по болоту, сливались в один поток, и тут кто-то из сынов Волка весело закричал, что воды текут на север. Все поняли: Серебряная долина уже близко.
По пути им никто не встретился, да воины из Долины Теней и не ожидали никого встретить. Смуглолицые не любили охотиться, разве что за людьми, а особенно за женщинами. Кроме того, склоны этого горного хребта, страшные и пустынные, никуда не вели. Здесь никто не водился, кроме бекасов, выпи, кроншнепа, ржанки, да нескольких лис, да ещё можно было увидеть большого орлана, летевшего в горы.
К заходу солнца войско прошло болота, и поток, что они перешли ещё на болотах, стал чище и шире. Он грохотал по пустоши между каменистыми берегами. Иногда, пробиваясь через возвышения на поверхности горного склона, он становился глубже. Когда воины взобрались на вершину одного из таких возвышений (оно было не настолько высоким, чтобы заставить поток свернуть), Божественноликий осмотрелся и увидел синие горы, вздымавшиеся далеко впереди. Ещё выше них на востоке поднимались заснеженные пики гор, окаймлявших мир. Тогда юноша припомнил виденное им с вершины Крепости Беглецов, он взял Могучеродного за руку и указал в сторону далёких гор.
– Верно, – сказал тот, – так и есть, военный вождь. Серебряная долина находится между нами и тем синим хребтом, но она гораздо ближе к нам, чем к ним.
К ним подошла Лучезарная. Она взяла Божественноликого за руку и воскликнула:
– О, Златогривый, видишь ли ты?
Юноша повернулся и посмотрел на неё. Щёки девушки пылали, глаза горели. Он тихо проговорил:
– Завтра всё решится. Радость или покой, жизнь или смерть.
Весь передовой отряд, поднявшись на возвышение, остановился посмотреть на горы, вздымавшиеся с дальней стороны Серебряной долины. Знамёна над головами воинов опали, их слегка колебал лишь лёгкий вечерний ветер. Затем воины двинулись дальше.
Солнце зашло за горизонт, и на всех опустилась мгла. Войско продолжало свой путь вдоль берега. Пришла ночь, ясная, звёздная, правда, луна ещё не поднялась. Земля под ногами была уже твёрдой, на ней росли цветы и нежная трава, то и дело встречались поломанные ветром кустарники. Воины начали спуск в ущелье, врезающееся в стену Серебряной долины. Ночной ветер дул им в лица со стороны долины – оттуда, где предстояла битва. Тропа сперва шла круто, но ущелье было широким, и его края уже не походили на прямые стены, как там, где они пробирались раньше. Здесь это были прорезанные водостоками склоны частью, как воины поняли утром, покрытые валунами и сланцевым гравием, а частью заросшие кустами и жёсткой травой. То и дело по водостокам бежали ручьи. Пока воины шли вперёд, склоны становились всё более пологими и, наконец, отряд вышел в широкую долину. Местами спуск был крутой, местами плоский и плавный, но всегда посередине бежал поток, по западному берегу которого и шли воины. Долину густо устилала трава, там встречались дуб, ясень, падуб и лещина, и вот, наконец, войско оказалось перед лесом, покрывавшим долину от края до края. Подлесок там был редкий, и берега потока оставались почти голыми. В этот-то лес и вошёл передовой отряд, но вглубь воины заходить не стали. Предводители приказали остановиться и установить знамёна, чтобы дождаться наступления утра. Так было решено на совете в доме Волка. Могучеродный сказал тогда: «С таким большим войском как у нас, да ещё и с воинами, которые по большей части ничего не знают об этой земле, нападать ночью очень опасно. Нам следует переждать в чаще Лесной долины до утра, а затем развернуть знамёна на склоне над Серебряной долиной, и тогда пусть смуглолицые собираются для нападения – они уже не смогут помешать нам спуститься в долину».
Там войско и остановилось. Все отряды вошли в лес, где и расположились каждый на своём месте, чтобы к сражению выступить к краю Серебряной долины в боевом порядке.
Глава XLIII. Божественноликий смотрит на Серебряную долину: атака лучников
Расставив вокруг лагеря часовых, воины отдохнули после утомительного пути, стараясь соблюдать осторожность. Они поужинали запасённой едой и легли спать в лесу вечером дня накануне битвы.
Но спали не все. Два военачальника обходили лагерь – Могучеродный с востока, а Божественноликий с запада. Они проверяли часовых и следили за порядком. Не спала и Лучезарная. Она лежала рядом с Лучницей у подножия дуба и видела, как Божественноликий ушёл к воинам, девушка не закрывала глаз, ожидая услышать его приближающиеся шаги.
Уже наступила глубокая ночь, когда он, наконец, вернулся к своему месту в передовом отряде. Его путь проходил мимо воинов рода Вола, спавших на траве под охраной своих часовых. Свет луны, висевшей высоко в небе, смешивался со светом занимавшейся зари. Божественноликий случайно взглянул вниз и, к своему удивлению, увидел Наречённую, лежавшую рядом со своим дедом. Голову она положила на связку хвороста, заменявшую ей подушку. Девушка крепко спала, как спят наигравшиеся за день дети – они быстро засыпают и видят счастливые сны. Ладони она сложила вместе у плеча, щека её была гладкой и нежной, как раньше, когда девушка была счастлива, лицо выглядело спокойным. Тёмно-рыжий локон упал ей на грудь, обвив запястья. Она мирно спала.
Божественноликий, не задерживая взгляда на девушке, отвернулся и быстро направился к своему отряду. Когда он пришёл к месту, Лучезарная, заметив его, сразу же встала. Лучница, лежавшая рядом, уже спала. Лучезарная протянула к Божественноликому руки. Он взял их в свои и поцеловал, потом обнял девушку и осыпал поцелуями её губы и щёки. Она ответила на его поцелуи своими, вымолвив:
– О, Златогривый! Если бы битва уже окончилась! Но ведь всё будет хорошо? Ведь будет же?
Она говорила тихо, но звук её голоса разбудил Лучницу. Всегда готовая к неожиданностям, как все охотники горной пустоши, она, быстро проснувшись, сразу села. Она беспокоилась за Лучезарную, которая последние два дня была очень задумчивой. Кроме того, Лучница боялась, что её подругу убьют или изувечат в схватке. Она с улыбкой спросила у Лучезарной:
– Что я слышу? Ты боишься? Не надо так. Послушай, не так уж и страшно для нас, искусных мечников, снова прийти в Серебряную долину. Со времени Великого Поражения я трижды бывала здесь. Каждый раз в нашем отряде было не больше десятка воинов, и всё же я цела.
– Верно, сестра, – кивнул Божественноликий, – но прежде, сделав дело, вы убегали, а теперь мы собираемся остаться. С завтрашнего дня мы уже не будем таиться.
– Представь себе, – ответила Лучница, – недалеко отсюда я видела такое, что мы очень даже были не прочь остаться, несмотря на то, что нас было мало. Только мы боялись – вдруг нас возьмут в плен.
– Что же вы видели? – спросил Божественноликий.
– Нет, – ответила девушка, – я скажу это позже, зимой, в освещённом пиршественном зале, в такие дни, когда нас окружает так много родных лиц, будто весь мир собрался пировать. Тогда я, может, и скажу тебе. А, может, и вовсе никогда не скажу.
Лучезарная улыбнулась:
– Ты никогда не прекратишь болтать попусту, Лучница. Не надоедай вождю, у него много дел.
Лучезарная радовалась тому, что ей удалось ещё раз увидеть Божественноликого. Он же произнёс:
– Да нет, не много. Всё уже почти сделано. Через час наступит ясный день, а ещё через два часа наше знамя поднимется над краем Серебряной долины.
Лицо Лучезарной вспыхнуло и снова побледнело. Она молвила:
– Да, она откроется нашим взорам, как открылась взорам наших предков в тот день, когда они спустились с горных пустошей и увидели её, зная, что она будет принадлежать им. Ах, как я ждала этого утра! Но скажи, Златогривый, неужели ты думаешь, что я испугалась? Я, которую ты принимал за богиню?
Лучница произнесла:
– Ещё до полудня сегодня ты вдвое сильнее уверишься, что она богиня, брат мой Златогривый. Но идём же! Уже близок час гибельной схватки, и не стоит впустую тратить время на смех. Златогривый, вспомни – ты обещал поцеловать меня ещё раз перед смертельной битвой.
Сказав так, девушка встала перед ним, и Божественноликий, не откладывая в долгий ящик, с доброй улыбкой поцеловал Лучницу в губы, слегка придерживая её голову обеими руками. Она же обняла его, целуя, а затем вновь опустилась на траву и отвернулась, чтобы трава и кусты скрыли её лицо, но было видно, что она плачет – тело её сотрясалось от рыданий. Лучезарная встала на колени рядом с ней и погладила девушку, тихо увещевая её ласковыми словами, а Божественноликий пошёл искать Могучеродного.
Заря угасала, дневной свет становился ярче, воины просыпались. Часовые разбудили предводителей сотен, те – предводителей двадцаток и десятков, а они уже всех остальных. Все сидели в лесу тихо, стараясь не шуметь.
Ночью часовые рода Серпа поймали невольника, расставлявшего ловушки на зайцев. Ранним утром его привели к военному вождю. Невольник был таким же, как и те, которых Божественноликий встречал раньше – не лучше и не хуже большинства. Когда его поймали, очень испугался, но оказавшись у военачальников, он понял, что находится среди друзей. Правда, невольник медленно думал и так же медленно говорил. Тем не менее, Могучеродный вытянул из него, что смуглолицые что-то подозревают, ибо, по его словам, они уже совещались на рыночной площади Серебряного города, и вскоре снова собирутся. Более того, военачальники поняли из его слов, что новые племена, приход которых ожидали смуглолицые, подошли быстрее, чем те думали, и теперь были уже в долине. Могучеродный улыбнулся, словно эти новости не очень-то его обрадовали, но Божественноликий был доволен, ведь менее всего он желал того, чтобы за войной последовала охота на разрозненные вражеские отряды. Пока они разговаривали, пришёл Даллах, за которым посылал Божественноликий. Он продолжил расспросы, и по ответам пленника выходило, что и из Розовой долины в Серебряную пришло много воинов, так что работы воинам прибавилось. Наконец, Даллах вытянул из невольника то, что этим утром на рыночной площади города должно состояться народное собрание смуглолицых. Площадь же эта была велика – на ней стояли самые большие дома, когда роды Волка ещё жили там.
После расспросов невольнику дали еды и вина и спросили, согласится ли он взять оружие в руки и провести их в долину. Ему предложили пройтись по лесу, чтобы увидеть, какое великое и могучее собралось войско. Невольник несколько минут, широко раскрыв глаза, не отрывал взгляда от предлагавших, а потом согласился. Ему дали копьё и щит, и он пошёл с передовым отрядом как провожатый.
Тут опять подошли часовые. Воины из народа пастухов обнаружили мёртвых мужчину и женщину. Обнажённые, они висели в лесу на ветвях большого дуба. Все узнали мстительность смуглолицых – было видно, что этих бедняг сильно мучили перед смертью. Те же часовые наткнулись и на мёртвое тело старухи в лохмотьях. Она лежала в зарослях травы близ ручейка. Женщина была очень худа, просто измождена от голода, в руке она держала остатки недоеденной лягушки. Когда об этом услышал Даллах, он сказал, что в обычае смуглолицых было убивать невольников за работой или изгонять их в дикие места на верную смерть.
Затем пришли часовые рода Лика, приведя с собой ещё двух пленных невольников – крепких юношей. Их взял с собой в лес их хозяин, задумавший подстрелить оленя, поэтому у юношей были луки и стрелы. Часовые сразу же убили хозяина, а невольники просто стояли и смотрели на это. Они очень испугались вооружённых людей, но гораздо охотнее отвечали на расспросы, чем первый невольник. Это были домашние рабы, их лучше кормили и одевали, чем того, который должен был работать в поле. Юноши полностью подтвердили его рассказ и добавили, что народное собрание смуглолицых должно состояться этим полднем на рыночной площади и что там соберётся большинство воинов, не исключая тех, кто только недавно пришёл в долину, а также тех, кто владеет Розовой долиной. Все, без сомнений, будут вооружены.
Юношам также дали по хорошему мечу и шлему, и они согласились пойти вместе с войском и даже боялись, что их оставят, ведь если они попадут в руки смуглолицых без хозяина, то их сначала допросят под пытками, а затем убьют страшнейшей смертью.
Когда расспросы окончились, Божественноликий, выяснивший о врагах достаточно, собрал всех вождей, и они сели на зелёной траве держать совет. Сошлись на том, что вернее всего подождать, пока смуглолицые не соберутся на площади, а потом уже напасть на них и действовать так, как покажется лучше военачальникам, которые будут наблюдать за происходящим. Это казалось легким, ведь в лесу на отдых войско расположилось в том же порядке, в каком оно должно было вступить в битву, как если бы воинов собрали на выступе холма. Впрочем, послушав тех, кто когда-то бывал в городе, Божественноликий решил поставить войско пастухов, три больших сотни, а также роды Вола, Моста и Быка, всего четыре больших сотни, к востоку от жителей Леса, идущих во главе передового отряда.
Приказ тотчас был передан по отрядам и выполнен. Теперь жители Леса стояли в самой середине воинства. По правую руку от них были воины Вола, Моста и Быка, а позади – воины пастухов. По левую же руку – воины Винограда, дальше – Серпа, и, наконец, Лика. Эти три рода выставили более пяти больших сотен воинов. Что же касается Сынов Волка, то они сначала оставались с теми отрядами, которые вели через горные пустоши, но потом всё изменилось.
Когда отряды заняли свои места, Божественноликий провозгласил, что настало время для мирного и спокойного завтрака. Пока все ели, Могучеродный решил поговорить с Божественноликим. Он сказал ему:
– Пойдём, брат, я покажу тебе кое-что. Ты, Даллах, тоже иди с нами.
Могучеродный повёл их по лесным тропам, и вскоре Божественноликий в просветах между стволами увидел небо, ещё через некоторое время, когда воины почти вышли из чащи, они стали осторожнее. Впереди Лесная долина круто спускалась в Серебряную. Склон этот был гол, и ничто уже не могло укрыть идущих здесь. Только местами росли кусты да редкие деревья. Пред ними открылся такой прекрасный вид, что Божественноликий едва сдержал восхищённый возглас. Юноша видел, что окружённая пустынными горами долина была узкой только с восточного края. К западу она расширялась, и там её окаймляли не отвесные скалы, как Дол, а пологие склоны холмов, чуть выше, чем тот, на котором они сейчас стояли, но не неприступные – при желании на них можно было взобраться. Это был конец их путешествия. Долина простиралась далеко на запад, где поворачивала к юго-западу, скрывая свою дальнюю часть за склонами, лежащими слева от наблюдателей. Долина была более широкой, чем Дол, а потому и менее ровной. Тут и там на ней поднимались холмы, между которыми текла река чуть шире Бурной. Вдоль берегов реки стояло много крепких каменных домов с хозяйством. Почти все склоны покрывали виноградники. В рощах и зарослях стояли крепкие высокие деревья, по большей части дубы, сладкие каштаны и липы. Множество садов, окружавших дома, стояли теперь в цвету. На светло-зелёных пастбищах у воды паслись коровы и кони. Более тёмные участки у подножия склонов и на ровной земле в стороне от реки обозначали пахотные поля.
Прямо под склоном, на котором стояли наблюдатели, лежал Серебряный город – сердце долины. Прежде он не был ограждён, но Могучеродный указал на новую белую стену, поднимавшуюся с западного края города. Хотя день только начинался, на стене уже работали люди, выкладывая камни и скрепляя их известковым раствором. Город показался Божественноликому красивым. Все дома были каменными, а самые большие из них были крыты свинцом, который, как и серебро, добывался в горах на восточной окраине долины. Рыночную площадь со всех сторон окружали дома, но с того места, где стояли наблюдатели, её было хорошо видно – такой широкой она была. До этого центра Серебряной долины было всего три фарлонга. Божественноликий видел, как по площади ходят люди в ярких одеждах. Высоко над их головами виднелись какие-то предметы алого и жёлтого цветов, висевшие на двух шестах, установленных напротив большого каменного здания со свинцовой крышей, стоявшего посередине западного края площади. Между шестами располагался холм с пологими склонами из белого камня, а посередине самой площади лежала большая четырёхугольная вязанка хвороста. Красная и жёлтая предметы на шестах, видимо, были знамёнами этих лиходеев. Могучеродный подтвердил это, объяснив, что там висят крупные связки полос шерстяной ткани, похожие на те, которыми моют полы, разве что шире и длиннее. На войну, по словам Могучеродного, смуглолицые ходили только с ними, разве что ещё у них был кривой меч, измазанный человеческой кровью, гораздо больше любого меча, каким может сражаться воин.
– Ты далеко видишь, военный вождь? – спросил он. – Что ты видишь на рыночной площади?
Божественноликий ответил:
– Я вижу дальше, чем большинство людей. Я вижу на площади человека в красных одеждах, он стоит у знамени, что вывешено напротив большого каменного дома рядом с холмом с белым камнем на вершине. Мне кажется, у него в руке большой рог.
Могучеродный сказал:
– Да, этот каменный дом был домом наших народных собраний, когда мы владели долиной. Именно оттуда нынешние рабы смуглолицых послали им знак повиновения. Белый же камень – это алтарь их божества. У них всего одно божество – это тот же самый Кривой меч. Насколько я вижу, посреди рыночной площади сложена большая поленница дров. Я прекрасно знаю, что это значит.
– Посмотри-ка! – указал Божественноликий. – Человек с рогом восходит на алтарный холм и, мне кажется, он прикладывает узкий конец рога к своему рту.
– Слушай! – сказал Могучеродный. И в этот момент ветер донёс до них хриплый, неблагозвучный рёв рога.
Могучеродный проговорил:
– Мне кажется, я понимаю, что всё это значит. Настало время нашему войску подойти ближе – выстроим воинов за теми деревьями. Впрочем, если ты хочешь, военный вождь, мы останемся здесь и понаблюдаем за врагами а приказ передаст Даллах. Я бы попросил тебя позволить мне позвать к нам сорок лучших лучников из моего рода и жителей Леса. Пусть их ведёт Лесомудрый – он хорошо знает окрестности и опытен в военном деле.
– Хорошо, – согласился Божественноликий. – Даллах, поторопись!
Даллах быстро и легко ушёл выполнять приказ, а вожди остались на месте. Рог Серебряной долины проревел ещё несколько раз, а потом смолк. Могучеродный произнёс:
– Смотри! К месту народного собрания стекаются люди. Очень скоро они заполнят всю площадь.
Божественноликий ответил:
– Они собираются принести жертву своему божеству, чтобы освятить народное собрание? Где же жертвенные животные?
– Скоро появятся, – угрюмо ответил Могучеродный. – Посмотри, около Чертога Совета и алтаря всё больше людей.
На рыночную площадь Серебряного города вело четыре улицы с четырёх сторон света. Южная шла из города к лесу, как раз туда, где стояло войско, постепенно превращаясь в лесную тропу. Большая часть города находилась к северу и западу от этой улицы. С востока вела ещё одна дорога. Склон холма, начинавшийся под тем, на котором стояли военачальники, был в двух фарлонгах к западу от южной дороги. Он полого шёл вниз, пока не приближался к домам южнее рыночной площади. На склоне росли редкие кусты и деревья, как уже описывалось ранее. Ближе к городу они разрастались, создавая что-то вроде изгороди, тянувшейся до южной дороги. После этой изгороди шёл обрыв высотой в два фута. Между ним и задами домов на южной стороне рыночной площади было меньше одного фарлонга. Южная же дорога, выровненная людьми, спускалась к рыночной площади полого.
Два вождя услышали громкий рёв городских рогов, и на северной дороге показалась большая толпа людей. Они шли к рыночной площади, подбрасывая в воздух копья и другое оружие. В окружение этих людей, все из которых были воинами, было и человек сорок в длинных одеяниях жёлтого и алого цветов в высоких остроконечных шляпах диковинного вида. В руках они держали длинные посохи с огромными серповидными клинками, глефами*. В центре этой толпы шли человек двадцать обнажённых, как казалось наблюдавшим, и мужчин, и женщин. Но толпа была настолько плотной, что рассмотреть, так ли это, никто не мог. И были ли они полностью обнажены?
– Смотри, брат, – указал Могучеродный, – разве я не сказал, что животные на заклание не замедлят показаться. Вот те нагие люди как раз они и есть. Можешь быть уверен, что это рабы смуглолицых, и, сдаётся мне, судя по белизне их кожи, это лучшие их рабы. Похоже, смуглолицые надеются захватить в Доле много невольников, поэтому не очень-то берегут тех, что у них есть.
Пока он говорил, за их спинами раздался звук пробиравшихся через лес воинов. Оглянувшись, военачальники увидели, что это пришёл Лесомудрый, и с ним более пятидесяти лучников из жителей Леса и сынов Волка – охотники, скалолазы и звероловы. Каждый из них мог подстрелить зяблика на ветке на расстоянии ста ярдов, или сбить цветок гравилата, укрывшийся в придорожной траве, или попасть в ствол тоненькой берёзки. С ними должна была быть и Лучница, самый искусный стрелок из всех.
Лесомудрый рассказал вождям, что Даллах передал приказ войску. Все построились, и скоро будут здесь. Божественноликий обратился к Могучеродному:
– Вождь сынов Волка! Не настало ли время этим лучникам атаковать? Как ты думаешь? Не отправить ли тебе их в бой?
– Так я и сделаю, – согласился Могучеродный и, повернувшись к Лесомудрому, молвил. – Лесомудрый, спуститесь по склону и всадите стрелы в этих негодяев, что собираются свершить убийство. Я надеюсь на твои ловкость и смекалку, но если что пойдёт не так – сразу же возвращайтесь. Вы ещё понадобитесь сегодня. Если они нападут, отступайте, чтобы не пришлось отступать и нам. Будьте же осторожны, не допустите, чтобы из-за нерасторопности на вас легло проклятие Волка и Лика.
Лесомудрый только кивнул головой и махнул рукой своему отряду, и те сразу же бросились вниз по склону. Они передвигались очень осторожно, словно охотились на дичь, что могла скрыться от них. Как змеи, они переползали от куста к кусту, скрываясь в траве между камней. Смуглолицые были заняты своими делами и не видели их, поэтому лучники смогли добраться до живой изгороди, что росла над обрывом, о котором мы поведали ранее. Там они остановились. Впереди под ними до задних фасадов домов, примыкавших к площади, было пусто. Ближайшие дома были ниже прочих. В конце длинного низкого дома, между его коньком и следующим домом, было пусте пространство, и через него хорошо просматривалась площадь вокруг алтаря божества, знамёна и большой дом Серебряной долины с двойной лестницей, ведущей к его двери.
Лучники приготовились, и Лесомудрый послал нескольких человек следить за флангами. Натянули тетивы, раскрыли колчаны. Все ждали битвы.
Наблюдая за рыночной площадью из своего укрытия, лучники видели, что людей, предназначенных в жертву божеству смуглолицых, выстроили полукругом лицом к алтарю. За ними, другим полукругом, встали те, что привели сюда невольников. В руках они держали глефы, ожидая только знака, чтобы опустить их на пленников. Это были жрецы божества.
Вокруг бедных невольников, приведённых на заклание, оставалось свободное пространство, и лучники хорошо рассмотрели их: половина мужчин, половина женщин, и все они были нагими, только цветочные венки прикрывали их чресла и свисали с шеи, а на запястьях болтались свинцовые кандалы. Эти самые кандалы достанут из огня, в котором сгорят тела невольников и по форме, что те примут под жаром пламени, жрецы предскажут, насколько удачным будет предстоящий поход.
Вблизи стало понятно, что Могучеродный был прав, когда предполагал, что эти жертвенные невольники – лучшие из домашних рабов и наложниц смуглолицых. Этот народ щедро одаривал своё божество, не пытаясь его обмануть или удержать ценнейшее из того, чем он владел.
Лесомудрый обратился к окружавшим его воинам:
– Могучеродный, без сомнения, хочет, чтобы мы дали этим бедным невольникам шанс. Мы должны целиться в тех негодяев, что хотят их зарубить. Но ближе, чем сейчас, мы подобраться не сможем, иначе нас заметят. Что скажешь, Лучница? Достаточно ли близко? Сможем ли мы что-нибудь сделать?
– Да, да, – ответила девушка, – это достаточно близко, только отпусти со мной Золотое Кольцо и ещё человек десять лучших лучников, не важно, нашего рода или из жителей Леса. Главное, чтобы они не промазали по этим мишеням. Когда же мы спустим тетиву, пусть стреляют остальные, и стреляют не переставая, пока не истратят все стрелы. Быстрее, надо поторопиться, время поджимает. Ведь если войско покажется на склоне холма, то эти твари зарубят жертвы сразу же, прежде чем ринутся на своего врага. Пусть крыло серого гуся принесёт им беду и смятение!
Ещё прежде чем она закончила говорить, Лесомудрый тихо обратился к жителям Леса. Убийца Медведей, стоявший среди них, выбрал из своих людей восьмерых лучших лучников, которые без сомнения могли попасть во что угодно, что только смогут увидеть на рыночной площади. Они заняли места для стрельбы, и к ним присоединились Лучница и ещё две женщины и четыре мужчины из сынов Волка и Золотое Кольцо, воин лет пятидесяти, длинный, тощий, сухой, и если кого можно было назвать метким стрелком, то уж его точно.
Все они приладили стрелы к тетивам и зажали между двумя пальцами правой руки по второй стреле, а ещё с десяток воткнули в землю перед собой.
Лесомудрый сказал каждому из этих шестнадцати, в кого из жрецов с глефами он должен целиться. Тихим голосом он добавил:
– С холма придёт помощь. Вскоре в Серебряной долине будет всё войско.
Внимание всех было приковано к Лучнице и Золотому Кольцу, прилаживавшими свои стрелы. Жрецы с глефами запели жуткими резкими голосами гимн своему божеству Кривого меча. Рыночную площадь заполонили толпы смуглолицых.
Лучница, дальнозоркая и остроглазая, побледнела, как льняное полотно, глаза её грозно заблестели, на сжатых губах заиграла недобрая улыбка. Она ощущала в руках скрученную тетиву красного тисового лука и полированные бока стрелы, и вот пронзительная песня смуглолицых жрецов, задрожав, перешла в дикий пронзительный крик. Девушка, заметив, что жрецы сжали рукояти глеф, быстро и уверенно натянула тетиву, её тисовый лук спокойно замер, как дуб перед летней грозой. И шестнадцать стрел, несущих смерть, издав протяжный звук, вылетели, как одна, к своей цели.
На мгновение на рынке Серебряного города воцарилась тишина, словно в него ударила молния, посланная богами, а затем от алтаря раздался громкий бессловесный вопль. Один из оставшихся жрецов взмахнул глефой, сжав её обеими руками, чтобы поразить обнажённых жертвенных невольников, но прежде чем удар был нанесён, вторая стрела Лучницы пронзила его горло, и он повалился на своих мёртвых товарищей. Вместе с ней пустили стрелы ещё пятнадцать лучников, а за ними стали стрелять Лесомудрый и все остальные. Они натягивали и спускали тетивы без передышки. Ни крика, ни слова не слетало с их уст, только звон тетивы говорил за них. Они старались делать всё как можно быстрее, понимая, что от этого зависит их дальнейший успех. И в самом деле, прошло совсем немного времени, а вокруг алтаря Кривого меча выли раненые и кучами лежали мертвецы.
Глава XLIV. Об атаке воинов Вола, Моста и Быка
На рыночной площади поднялись страшные суматоха и смятение. Большинство собравшихся не знало, что происходит у алтаря. Некоторые взобрались на вершину связки дров, сложенных для сожжения тел невольников, и, когда увидели, что случилось, завопили и начали ругаться. Их товарищи внизу, на площади, за криками не слышали их рассказов, а потому тоже начали завывать, словно вся площадь наполнилась бродячими собаками.
Со склона лучников стрелы сыпались на толпу дождём, ведь ещё сорок воинов Леса подползли к своим товарищам, и стреляли они так же метко. Но смуглолицые у алтаря, несмотря на свой страх, а, может, и из-за него, теперь повернулись к своему почти невидимому противнику и в исступлении понеслись в сторону склона, впрочем, без приказа и без цели. У каждого из них было оружие, но оно больше напоминало позолоченные игрушки, а не то настоящее, что они обычно брали в сражение. У некоторых, у небольшого числа, были с собой луки и несколько стрел. Такие воины начали стрелять по всем, кого они видели на склоне холма, но сначала они атаковали так исступлённо и так торопливо, что никому не причинили никакого вреда.
Следует сказать, что вначале на холм побежали только те смуглолицые, что были у алтаря. Стоявшие же у дороги на юг не знали, что случилось и куда им следует смотреть, а потому в начале сражения из всех тысяч людей на площади склон лучников пытались атаковать только несколько сотен. Лучники пускали в них столько стрел одновременно, что те падали один за другим в узком проходе между домами, где им пришлось собраться на ровном пространстве между задними фасадами домов и обрывом склона. Но мало-помалу лучники смуглолицых собрались за телам павших и начали стрелять в тех, кого могли видеть, но таких тогда было немного, ибо хотя все нападавшие и были смелы, сражались они подобно осторожным охотникам Леса и горных пустошей.
Но вот, наконец, вся толпа смуглолицых на рыночной площади поняла, что происходит: в долину вторгся враг и обстреливает их с холма. Туда-то все и обернулись, а потом и двинулись. Впрочем, шли они довольно медленно, поскольку их строй был беспорядочным, и они мешали друг другу. Смуглолицые пошли толпой не только на холм лучников, но и к южной дороге. Лесомудрый заметил их перемещения и решил, что пора уводить людей. К этому времени врагов уже перебили во множестве, а из его воинов два или три были ранены стрелами. Лучницу убили бы раза три, если бы не кованый подарок Старейшины. И не диво – она стояла на пригорке, и редкий куст терновника едва закрывал её по пояс. Она натягивала и спускала тетиву во всех, кто попадался ей на глаза, словно стреляла по мишени летним вечером в Долине Теней. Только Лесомудрый собрался отдать приказ об отступлении, как позади них прозвучал весёлый звук рогов Дола. Лесомудрый оглянулся и увидел, что на холме всюду заблестели доспехи воинов, над которыми развевались знамёна Волка, Вола, Моста и Быка. Лучники закричали и, не останавливаясь, продолжили стрелять, наоборот, они усилили напор, увидев, что им не нужно отступать, чтобы получить помощь – она придёт к ним сама. Так оно и было. Вниз по склону, между двух знамён Волка, широкими шагами шёл Божественноликий. С ним рядом были высокий Рыжий Волк, Роща Сражений, Приручивший Лес, Лесная Погибель и многие другие сыны Волка, ведь наступило время, когда жители Дола лицом к лицу столкнулись с врагом и больше им не нужны были провожатые, которых охотнее сражались под своим знаменем рядом с воинами Леса. Всего воинов, шедших под двумя знамёнами Волка, было более четырёх сотен. Когда лучники на краю обрыва поняли, что к ним присоединились их родичи, они вновь весело закричали. Теперь стрелы сыпались градом, сильнее, чем прежде, их свист и звон тетивы были подобны ветру в горах, ведь вновь пришедшие тоже хорошо стреляли.
Воины Вола, Моста и Быка задержались у обрыва подольше. Знамёна развевались над ними, а рога ревели. Смуглолицые увидели их с рыночной площади, страх и ярость сразу же наполнили их сердца, и враги издали свирепый ужасающий пронзительный крик. Воины Дола радостно ответили им, и из их строя полилась песня.
Воины Моста пели:
- Что же стоите вы за щитом?
- Воды реки прозрачней, и днём
- Света всё больше: цветок растёт,
- Блеет ягнёнок и дрозд поёт.
Воины Вола пели:
- Тучи не спрятали солнца свет,
- Молнии нет, и грома нет.
- Только рогов велегласная речь
- Нас призывает с полей на сечь.
Воины Моста пели:
- Что же несёте вы, что за дар?
- Кто вы, торговцы, каков ваш товар?
Воины Быка пели:
- Сталь, закалённую в битве, несём,
- Смерть за товаром мы призовём.
И все вместе они пели:
- Копья поднимем, вперёд, вперёд!
- Воин нас в славную битву ведёт!
После этих слов певшие на мгновение замолчали, а потом издали громкий, сильный дружный крик. Рога заревели, и все как один медленно, строем пошли вниз по склону. Первыми шли копейщики, а за ними – воины с топорами и мечами. На флангах наступавших меткие лучники пускали стрелы по ковылявшей, толкавшейся толпе смуглолицых, которые начали подниматься по дороге на холм.
Когда высокие копейщики Дола прошли некоторое расстояние, рёв рогов умолк, и копья с широкими наконечниками поднялись от плеч в воздух. Затем они на мгновение замерли, а потом медленно опустились вперёд, словно вёсла длинной ладьи упали в уключинах, а затем из-за плеч передних воинов показалась сталь пяти последующих рядов, и от их копий на залитую солнцем белую дорогу легли длинные полосы теней. Ни звука не издали воины, не считая звона доспехов и уверенного топота ног. Со стороны же смуглолицых поднимался отвратительный смешанный вой, и те, кто высвобождался из толпы, отчаянно мчались на двигавшегося вперёд стального ежа, и за ними спешила вся толпа. Люди и сталь встретились. Кое-где ломались ясеневые древки, кое-где смуглолицые подкатывались под ясеневыми копьями без вреда для себя и подрубали колена воинов Дола, валя на землю высоких мужей. Но какой человек или лесной дух устоит от напора копий этих могучих воинов? Смуглолицые, с воем отпрянув назад или развернувшись, помчались на своих товарищей с такой яростной мукой, что ворвались в толпу, но и в середине толпы страх перед копьями преследовал их, и бегущие останавливались только в задних рядах. И на флангах не было спасения врагу, ибо там их настигала оперённая смерть. Все лучники (и Наречённая в первом ряду) стреляли, и ни одна из их стрел не пропала даром. Опытные вожди воинов Дола не хотели позволить войску слишком глубоко вклиниться в толпу смуглолицых, чтобы не попасть в окружение, а потому они остановили воинов, преградив смуглолицым путь. Лучники же всё продолжали стрелять с флангов и искусно целиться из рядов копейщиков.
Теперь между войском Дола и его врагами было шагов десять или более того. Копья ужасающе нависали, и смуглолицые не рисковали приближаться к ним. Только мёртвые и тяжелораненые оставались близ воинов Дола. Внезапно, перекрывая шум и возгласы толпы, трижды пронзительно прозвучал рог, ряды копейщиков расступились, и вперёд вышло человек сорок воинов Дола с мечами и топорами. Они шли, подняв оружие, а вёл их Железнорукий из рода Быка. Это был высокий широкоплечий воин, необычайно сильный, с прекрасным лицом и без бороды. Свой обоюдоострый меч с широким клинком, не очень длинный, но такой тяжёлый, что немногие смогли бы им биться, он нёс высоко над головой. Это было древнее оружие: прежде им сражался отец Железнорукого, давший клинку имя Ячменный Серп. С Железноруким были лучшие из воинов Дола: Волк из рода Белой Ограды, Долгорукий из рода Дубравы, Олень из рода Высокого Утёса и Колодезь Войны, предводительствовавший воинами рода Моста. Эти мужи не остановились перед телами убитых, а без промедления набросились на врага с криками: «За Город и Вола! За Дол и Мост! За Дол и Быка!» Смуглолицые не бежали, да и некуда было им бежать. Кроме того, топоров и мечей они боялись не так сильно, как огромных копий. Враги свирепо накинулись на мечников, а особенно на Железнорукого, который первым врезался в гущу врага, рубя направо и налево. Многие пали тогда от Ячменного Серпа, ибо были слишком малы для него. Но когда падал один, другой занимал его место и рубил Железнорукого стальным топором или изогнутым мечом. Множество ударов расщепили щит воина, сломали шлем и разорвали кольчугу, но тот не обращал на всё это внимание, а только продолжал рубить своим Ячменным Серпом. Кровь лилась у него из руки, из плеча и бедра.
Колодезь Войны ворвался в ряды врага по левую руку от Железнорукого. Он расчехлил огромный широкий топор и начал рубить железные шлемы смуглолицых и разрывать их чешуйчатые роговые доспехи. Он был невысок, но широкоплеч, и ничто не могло остановить удара топора, сжатого его длинными руками. Колодезь Войны расчистил кольцо вокруг Железнорукого, чьи глаза уже затуманились от текущей по ним крови. Трижды ударив врага прямо перед Железноруким, Колодезь Войны обернулся и вытащил воина из толпы, передав в руки товарищей, чтобы те остановили кровь, дабы она не лишила его сил. Затем Колодезь Войны, издав бессловесный рык, вновь бросился на стадо свиней, сжавшихся пред ним. Мечники кричали «За Мост, за Мост!» – и нажимали сильнее, рубя перед собой всех. Слева от Колодезя Войны Олень из Высокого Утёса махал добрым мечом, носившим имя Погонщик Сражений. Он многих убил и ранил им, умело сражаясь и самим мечом, и щитом, направляя меч между сочленениями доспехов врага. Но в тот самый момент, когда он наносил сильнейший удар одному из владык смуглолицых, его стукнуло в грудь метательное копьё. Олень зашатался, и меч его плашмя обрушился на умбон вражеского щита. Погонщик Сражений переломился у самой рукояти, но Олень, подойдя вплотную к врагу, ударил его в лицо головкой эфеса и, вырвав из его рук топор, расколол им череп противника, убив врага его же оружием, а затем он так же доблестно, как и доселе, сражался рядом с Колодезем Войны.
Колодезь Войны дрался так яростно, что его собственная кольчуга разорвалась от могучих ударов, и когда воин поднял руку, чтобы нанести очередной удар, проворный смуглолицый пырнул вверх острым выступом своего топора, попав им прямо в подмышку воина. Почувствовав боль от острой стали, Колодезь Войны повернулся к противнику, выпустив из рук свой топор (тот повис на петле вокруг запястья), схватил смуглолицего за шею и зад и швырнул его на других нападавших так, что они пронзили друг друга своим же оружием. Тогда воин собрал всю силу своих рук и тела, опять поднял своего противника и кинул на головы его соратников так ловко, что он поразил их и сам был поражён ими. Тогда Колодезь войны вновь начал громить смуглолицых своим топором, и все воины Дола закричали и бросились ему на помощь, так что враг отступил, а воины Дола расчистили пространство на пять фатомов вдоль фронта. Копейщики подступили ближе и встали теперь там, где только что шла битва.
Воины Дола сплотились. Из отряда вышел воин со знаменем Моста и остальные собрались вокруг него. Они выстроились рядами и прошли во главе со знаменосцем взад-вперёд пред фронтом копейщиков, пересекая дорогу, а затем с громким криком скрылись за частоколом копий. Пятеро из воинов Дола были убиты в этой атаке, и почти каждый был ранен, сильно или слабо.
Когда же все укрылись за рядами копейщиков, вновь зазвучал рог, и копья опять опустились. Копейщики снова выстроились в одну линию. Пространство перед ними было пусто. Смуглолицые кричали и вопили так сильно и яростно, что грубые голоса воинов Дола потонули в них.
Вперёд вышли все лучники Дола, какие были, и выпустили свои стрелы по смуглолицым. У тех тоже было несколько лучников, но из-за того, что они прятались друг за друга и толкались, они стреляли наобум, зато каждая стрела лучников Дола находила свою цель.
Из числа лучников вперёд вышла Наречённая в сверкающей боевой одежде, легко прошла пред рядами копейщиков и остановилась. В её тисовый лук попала стрела, сломав его, и она подхватила короткий роговой лук и колчан одного из убитых смуглолицых. Теперь же она опустилась на одно колено под тенью копий недалеко от своего деда Стража Зала. Бледная и нахмуренная, она натягивала и спускала тетиву, осыпая стрелами толпу врагов, словно ладно настроенный военный механизм.
Так шло сражение на дороге, ведущей с южной стороны к рыночной площади. Храбро сражались там жители Дола, никто из них не уклонялся от битвы, и многих они поразили, но путь пред ними оставался гибельным, ибо врагов было многое множество.
Глава XLV. Об атаке Божественноликого
Знамёна Волка хлопали и реяли над головами жителей Леса и сынов Волка. Воины стреляли без устали, не пытаясь укрыться от стрел смуглолицых, которых хоть и было несметное множество, но стояли они в беспорядке, а потому не могли причинить врагу большого вреда. Более того, в своей ярости они рвались в рукопашную схватку с противником, и некоторые лучники отбрасывали свои луки и начинали размахивать топором или мечом, однако из числа воинов Дола несколько были убиты или ранены стрелами смуглолицых.
Божественноликий стоял в первых рядах. Оттуда он мог наблюдать за местом битвы, правда не за всем. Он видел, что она в самом разгаре, а потому смотрел вокруг себя и перед собой, замечая, что там творится. Пространство между домами и обрывом перед холмом, было заполонено смуглолицыми, бешено подкидывавшими вверх своё оружие и кричавшими друг на друга и на воинов Дола. Со всех сторон летели стрелы, но как ни силён был гнев смуглолицых, они, сколько ни пытались, не могли перейти десять фатомов до склона, ибо три большие сотни лучших лучников стреляли по ним, не прекращая, так что каждый дюйм их тела становился мишенью. Смуглолицые падали один за другим в этом загоне для бойни, и вся их злоба пропадала впустую.
И всё же сердце военного вождя было неспокойно. Он знал, что так не может продолжаться вечно, а толпе лиходеев, казалось, не было конца. Наступит время, когда стрелы закончатся, и воинам придётся перейти к сражению лицом к лицу, сражению с таким многочисленным противником.
И когда он внимательно глядел, нахмурившись, на суету сражения, он услышал голос:
– Как же ты расстался с Лучезарной? И где её брат? Неужели вождь сынов Волка увильнул от битвы, когда она так тяжела? Мне кажется, ты слишком поздно вышел в поле: косьба здесь – работа не для лентяев.
Юноша обернулся и увидел Лучницу. Он всмотрелся в её лицо и заметил, что глаза девушки блестят, ямочки на щеках покраснели, а губы высохли и приобрели серый оттенок. Прежде чем ответить ей, юноша огляделся, чтобы проверить, всё ли в порядке. Дотронувшись до плеча девушки, он указал ей вниз, туда, где смуглолицый только что вышел из двора одного дома. Это был воин выше прочих, в очень яркой одежде, и тело его было полностью покрыто позолоченной чешуёй. Темнолицый и голубоглазый, он походил на диковинного дракона. Лучница не вымолвила ни слова, но в гневе вскочила на ноги. Впрочем, если сердце её билось сильно, то движения оставались чёткими. Она приладила стрелу к тетиве, и как только вождь смуглолицых поднял топор и помахал им над головой, пустила её, та полетела и ударила негодяя прямо в неприкрытую бронёй подмышку. Как только девушка выстрелила, Божественноликий громко закричал:
– Юноши войны! Стреляйте в упор все вместе! Не медлите! Не медлите! Мало времени осталось, прежде чем меч встретит меч, а другие наши родичи уже за работой!
Лучница обернулась к нему и спросила:
– Что ж ты не ответил мне? Где же твоя любезность?
Пока она говорила это, она приладила и пустила ещё одну стрелу. Казалось, будто она слегка отвлеклась от работы у ткацкого станка или верстака.
Божественноликий сказал:
– Стреляй же, сестра моя Лучница! Лучезарная ушла со своим братом, а он сражается вместе с родом Лика.
Тут он прервал свою речь – рядом с ним упал воин, раненный в шею. Божественноликий забрал у него из рук лук и выпустил стрелу. Одна из женщин, которую ранили, стала заботиться о только что раненом мужчине. Божественноликий продолжил:
– Она не хотела идти, но Могучеродный и я убедили её. Мы знали, что это самое опасное место сражения… О! Видишь тех троих негодяев, Лучница? Они целят сюда.
И снова он спустил тетиву, а с ним и Лучница, и в тот же миг стрела отскочила от его шлема, а другая поразила стоявшего рядом воина Леса, пронзив ему икру, как раз в тот момент, когда он обернулся и нагибался за новой стрелой из пучка, лежавшего сзади. Воин взял стрелу за древко и наконечник, сломал её, вытащил из раны и, поднявшись, опять начал стрелять. Божественноликий продолжил свой разговор:
– Могучеродный не увиливает, не увиливает, как и роды Винограда, Серпа, Лика и как воины народа пастухов. Скоро они облегчат нам наш труд, если мы, конечно же, продержимся до этого времени. Они дерутся на других дорогах, что ведут к площади. Потерпи немного и продолжай стрелять!
Читать бесплатно другие книги:
