Сказки братьев Гримм (сборник) Пулман Филип

Сказка двадцать четвертая

Можжевеловое дерево

Две тысячи лет тому назад или, во всяком случае, давным-давно жил-был на свете богач вместе со своей красивой и доброй женой. Крепко любили они друг друга. Одного им не хватало для полного счастья, не было у них детей, но как бы им ни хотелось их иметь, и как бы долго ни молилась жена целыми днями и ночами, дети у них все не появлялись.

А находился перед их домом двор, и росло в том дворе можжевеловое дерево. Однажды зимой стояла женщина под тем деревом и чистила яблоко, порезала себе палец, и капля крови упала на снег.

– Ах, – сказала женщина, – если бы родился у меня ребенок, румяный, как кровь, и белый, как снег!

Только она это вымолвила, екнуло у нее сердце с надеждой, и стало ей радостно на душе. Пошла она домой с чувством уверенности, что все будет хорошо.

Прошел один месяц, и растаял снег.

Прошло два месяца, и все зазеленело.

Прошло три месяца, и распустились на земле цветы.

Прошло четыре месяца, и побеги на всех деревьях в лесу окрепли и переплелись между собой, и запели птицы так громко, что зазвенел лес, и опали с деревьев цветы.

Прошло пять месяцев, и стояла однажды женщина под можжевеловым деревом, от которого шел такой приятный аромат, что сердце у нее затрепетало в груди, и упала она на колени от радости.

Прошло шесть месяцев, сделались плоды большие и сочные, и пришло к ней спокойствие.

Когда прошло семь месяцев, набрала она можжевеловых ягод и столько их съела, что сделалась больной и печальной.

После того как прошел восьмой месяц, позвала она своего мужа, заплакала и сказала:

– Если я умру, похорони меня под можжевеловым деревом.

Почувствовала жена себя спокойней, когда он пообещал ей это, а затем прошел еще один месяц, и родился ребенок, и был он белый, как снег, и румяный, как кровь. Увидала она его, сердце не выдержало такой радости, и она умерла.

Горько рыдая, похоронил ее муж под можжевеловым деревом. Прошло немного времени, и душевные муки, терзавшие его поначалу, улеглись, и хотя бывало, он и всплакнет, но уж не так горько, как раньше. А прошло еще некоторое время, и женился он во второй раз.

Родилась от второй жены у него дочка, а ребенок от первой жены, румяный, как кровь, и белый, как снег, был мальчик. Вторая жена любила свою дочку, а всякий раз, когда взглянет на мальчика, сразу чувствует, как переполняет ее сердце ненависть. Она знала, что унаследует сын все богатство своего отца, и боялась, что ее дочь ничего не получит.

Прознав об этом, поселился в ее сердце дьявол, и не позволял ей ни о чем другом думать. С тех пор не давала она мальчику прохода: шлепала его, била, кричала на него, заставляла стоять в углу и так запугала бедного ребенка, что тот боялся из школы домой возвращаться, потому что не было там ему покоя.

Вот зашла как-то раз мачеха в чулан, а ее маленькая дочка, которую звали Марлинкен, вошла следом и говорит:

– Мама, можно мне яблочко?

– Конечно, дитятко, – ответила женщина и достала ей из сундука сочное красное яблоко. А была на том сундуке тяжелая крышка с большим острым железным замком.

– Мама, а братцу можно тоже яблочко? – спросила Марлинкен.

Услыхав про мальчика, рассердилась женщина, но сдержалась и сказала:

– Конечно, можно, когда он из школы придет.

Взглянула в окно и увидела, что тот как раз возвращается домой, и словно дьявол в нее вселился. Отобрала она у дочки яблоко и сказала:

– Не получишь ты яблоко раньше своего брата.

Бросила яблоко в сундук и закрыла его, а Марлинкен поднялась в свою комнату.

Когда мальчик зашел в дом, заставил дьявол женщину притвориться, и сказала она ласково:

– Сыночек, хочешь яблочка?

Но в глазах ее сверкала ярость.

– Мама, – сказал мальчик, – ты выглядишь такой сердитой! Да, я хочу яблоко.

Мачеха уже не могла остановиться, она должна была пойти дальше.

– Пойдем со мной, – сказала она, поднимая крышку сундука. – Выбери сам себе яблочко. Нагнись сюда, вот так, самые лучшие внизу…

Как только мальчик нагнулся, подтолкнул ее нечистый, и бац! Она захлопнула крышку сундука, голова мальчика упала и закатилась между красными яблоками.

Тут ужасно испугалась мачеха и подумала: «Что же мне теперь делать? Хотя, возможно, есть способ». Она бегом поднялась в свою комнату и достала из комода белый шейный платок, потом усадила мальчика на стул рядом с кухонной дверью, приставила ему голову к шее и так обвязала ее платком, что ничего не было видно. Затем она вложила ему яблоко в руку и прошла на кухню поставить кипятиться воду на плиту.

Зашла на кухню Марлинкен и говорит:

– Мама, братец сидит у двери с яблоком в руке, а лицо у него такое белое-белое. Я попросила его дать мне яблочко, а он ничего не ответил, и стало мне страшно.

– А ты ступай обратно и поговори с ним еще раз, – сказала мать, – а если он тебе не ответит, дай ему пощечину.

Подошла Марлинкен к мальчику и говорит:

– Братец, дай мне яблочко.

Но он сидел, не двигаясь, и ничего не отвечал, тут дала она ему пощечину, и отлетела его голова. Бедная Марлинкен похолодела от ужаса, закричала, побежала к матери и запричитала:

– Ох, мама, мамочка, сбила я голову братцу!

Она всхлипывала и рыдала, и ничто не могло ее утешить.

– Ах, Марлинкен, дрянная ты девчонка, – сказала мать, – что ж ты наделала?! Но успокойся, тихо, никому об этом не говори. Поправить все равно ничего уже нельзя. Мы никому не скажем, а из него мы рагу сделаем.

Взяла мать мальчика, порубила его на куски, положила их в котел. Марлинкен все никак не могла перестать плакать, и так много ее слез попало в воду, что и соли не надо было класть.

Вот пришел домой отец и сел за стол. Огляделся и говорит:

– А где мой малыш?

Поставила мачеха большое блюдо с рагу на стол. А Марлинкен все сокрушается и плачет.

А отец опять спрашивает:

– Где же мой сын? Почему его нет за столом?

– Ах, – отвечает мать, – да он ушел проведать семью своего двоюродного дедушки по материнской линии. Он собирался погостить у них немного.

– Но почему? Он даже со мной не попрощался!

– Ему так хотелось пойти. Он сказал, что пробудет у них полтора месяца. Не волнуйся, они за ним приглядят.

– Ладно, но меня это огорчает, – сказал отец. – Он не должен бы уходить вот так, не спросив меня. Жаль, что его нет с нами. Ему следовало бы попрощаться.

Принялся он за еду, а потом спросил:

– Марлинкен, доченька, почему ты плачешь? Твой братец вернется, не беспокойся.

Съел он немного рагу и говорит:

– Ах, жена, это самое лучшее рагу, которое я когда-либо пробовал. Оно восхитительно! Дай-ка мне добавки. А вы двое совсем не едите. У меня такое чувство, что это все мне достанется.

И он съел все блюдо до последнего кусочка, а кости под стол бросал.

Марлинкен пошла к своему комоду и достала самый лучший шелковый платок. Затем собрала под столом все косточки, сложила их в платок, завязала и вынесла наружу. Она столько плакала, что слез у нее не осталось, только кровь из глаз капала.

Положила она косточки под можжевеловое дерево на зеленую траву и, как только сделала это, почувствовала, что стало легко ей на сердце, и она перестала плакать.

И начало можжевеловое дерево покачиваться. Стали ветки на нем то раздвигаться, то опять сходиться, как будто кто в ладоши хлопает. И тут среди ветвей собралась золотистая пыль, а затем взметнулась вверх, как пламя, и из пламени вылетела прекрасная птица, которая взлетела высоко-высоко, беззаботно распевая и чирикая. А когда она улетела, стало можжевеловое дерево таким же, как прежде, а платок с костями исчез. Марлинкен снова почувствовала себя счастливой, как будто брат ее был все еще жив. Побежала она домой и села ужинать.

Тем временем птица улетела далеко-далеко. Она прилетела в город, села на крышу дома золотых дел мастера и запела:

Золотых дел мастер сидел в своей мастерской и делал золотую цепь. Услыхал он птицу, что пела у него над головой, и подумал, как великолепно она поет. Мастер встал, чтобы выйти наружу и посмотреть, что это за птица. Он покинул дом в такой спешке, что потерял по пути туфлю, и стоял посреди улицы в кожаном фартуке и одной туфле, с пинцетом в правой руке и золотой цепочкой в левой. Посмотрел он вверх, чтобы увидеть птицу, но пришлось ему заслонить глаза рукой от яркого солнца, тогда он окликнул ее: – Эй, птичка! Славную песенку ты поешь! Спой ее для меня снова!

– Ох, нет, – ответила птица, – просто так я дважды петь не стану. Дай мне золотую цепочку, тогда я снова спою тебе.

– Вот, пожалуйста, – сказал золотых дел мастер. – Иди и возьми ее, но только спой мне еще раз.

Слетела птица вниз, ухватила правой лапкой золотую цепь, уселась на садовую ограду и запела:

Затем она улетела, прилетела к дому сапожника, уселась на крышу и запела:

Сапожник набивал набойки на своей колодке, но замер с молотком в руке, когда услыхал птичью песню; он выбежал на улицу и посмотрел на крышу. Ему пришлось прикрыть рукой глаза, потому что солнце светило очень ярко.

– Птичка, – окликнул он ее, – как ты прекрасно поешь! Я никогда не слыхал подобной песни!

Он забежал обратно в дом и позвал жену.

– Жена, выйди-ка и послушай эту птичку! Это диво дивное!

Позвал он дочь, ее детей, подмастерьев и служанку, и все вышли на улицу и стали с изумлением разглядывать птицу. Ее красно-зеленые перья сверкали, золотое оперение шеи ослепительно блестело на солнце, а глаза сияли как звезды.

– Птичка, – позвал ее сапожник, – спой эту песенку еще раз.

– Ох, нет, – отвечает птица, – просто так я дважды петь не стану. Дай мне те красные туфли, что я вижу на твоем верстаке.

Жена сапожника побежала в мастерскую и принесла туфли, а птичка слетела вниз и схватила их левой лапкой, затем стала летать над их головами и петь:

Потом она улетела прочь, вылетела из города и полетела вдоль реки, держа правой лапкой золотую цепочку, а левой – туфли. Она летела и летела, пока не добралась до мельницы. А колесо на мельнице вертелось: шлеп-шлеп, шлеп-шлеп, шлеп-шлеп! У мельницы сидело двадцать подмастерьев, они обтесывали новый жернов: тут-тук, тук-тук, тук-тук, а мельница снова: шлеп-шлеп, шлеп-шлеп, шлеп-шлеп.

Облетела птица мельницу, уселась на липу, что росла перед мельницей, и запела:

И один из подмастерьев бросил работу и посмотрел наверх.

Еще двое перестали работать и стали слушать.

Еще четверо остановились.

И восемь отложили свои молотки.

Еще четверо стали оглядываться.

Наконец последний подмастерье услышал пение и оставил свое долото, и все вместе стали они улюлюкать, хлопать в ладоши и бросать шляпы в воздух.

– Птичка, – воскликнул последний подмастерье, – это лучшая песня, которую я когда-либо слышал! Но я услышал только последнюю строчку. Спой ее снова для меня!

– Ох, нет, – отвечает птица, – просто так я дважды петь не стану, дай мне мельничный жернов, который вы обтесываете, и я спою тебе еще раз.

– Если бы он только был мой, ты бы получила его в ту же секунду! – сказал подмастерье. – Но…

– Ладно, – сказали остальные. – Если она споет нам еще раз, может забрать его, милости просим.

Взяли все двадцать подмастерьев длинное бревно, подсунули конец под край жернова и подняли его: Эй, ухнем! Эй, ухнем! Эй, ухнем!

Слетела птица вниз, просунула шею в отверстие посередине, надела жернов на себя, словно воротник, взлетела опять на дерево и запела:

Когда она закончила песню, то расправила крылья и улетела. В правой лапке несла золотую цепочку, в левой – туфли, а на шее у нее был мельничный жернов. Она летела и летела назад в дом своего отца.

А в доме за столом сидели в то время отец, и мачеха, и Марлинкен.

И вот говорит отец:

– Знаете, стало мне отчего-то легко на душе. Я чувствую себя так хорошо, как не чувствовал все эти дни.

– Хорошо тебе, – отвечала его жена. – А я вот чувствую себя плохо, словно большая гроза надвигается.

А Марлинкен просто сидела и плакала.

Тут и птичка прилетела. Облетела она дом и уселась на крышу, и сразу отец сказал:

– Не думаю, что я когда-либо чувствовал себя так хорошо. На улице солнышко светит, и у меня такое чувство, что скоро увижу я старого друга.

– Ну, а я чувствую себя ужасно! – говорит жена. – Не знаю, что это со мной. Я вся и мерзну и горю. Зуб на зуб не попадает, а в венах будто огонь пылает.

Трясущимися руками она развязала свой корсет. А Марлинкен сидит в углу и все плачет, да так, что ее платок сделался от слез насквозь мокрым.

А птица слетела с крыши и села на можжевеловое дерево, где всем она была видна, и запела:

Мать прижала руки к ушам и глаза плотно зажмурила. В голове у нее зашумело, а под веками молнии засверкали.

– Жена, погляди-ка! – вскричал отец. – Ты никогда не видала такой чудесной птички! Она поет, как ангел, а солнце так пригревает, и в воздухе запах корицы!

Марлинкен склонила голову к коленям, всхлипывая и плача, и тут сказал отец:

– Пойду-ка я наружу. Хочется мне поближе птичку рассмотреть!

– Нет, не ходи! – закричала жена. – Кажется мне, будто весь дом трясется и горит.

Но отец выбежал на солнечный свет и уставился на птицу, которая продолжала петь:

Пропела она последнюю ноту и уронила золотую цепочку. Та упала отцу прямо на шею и пришлась ему как раз впору, будто специально для него была сделана. Вошел он тут же в дом и говорит:

– Что за чудесная птица! Посмотри, что она мне дала, только глянь!

Жена была слишком напугана, чтобы глядеть. Она повалилась наземь, чепец слетел с ее головы и откатился в угол.

А птица запела опять:

– Нет, я этого не вынесу! Лучше мне под землю провалиться, только бы не слышать этой песни!

И мать снова рухнула наземь, как будто ее оглушили, и стала ногтями пол царапать.

Марлинкен вытерла глаза и встала.

– Пойду-ка гляну, не даст ли мне чего эта птица, – сказала она и выбежала наружу.

Спела это птица и бросила вниз маленькие красные туфельки.

Марлинкен надела туфли и увидела, что они пришлись ей впору. Обрадовалась она, стала плясать, заскочила в дом и говорит:

– Ах, что за чудная птица! Мне было так грустно, когда я отсюда выходила, и смотрите, что она мне дала! Мама, взгляни-ка на эти очаровательные туфельки!

– Нет, нет, – закричала мать. Она вскочила на ноги, а волосы у нее на голове стояли дыбом, будто языки пламени. – Я больше не выдержу! Кажется мне, будто настал конец света! Мне этого не вынести!

Бросилась она за дверь, выбежала на траву, и – бам! Сбросила птица ей на голову мельничный жернов, и расплющил он ее насмерть.

Услыхали отец и Марлинкен хруст и выбежали наружу. Поднимались над тем местом дым и языки пламени, а затем налетел ветер и все унес. А когда все исчезло, остался там стоять маленький братец.

Он взял за руки отца и Марлинкен, и были они все трое очень счастливы; вошли в свой дом, уселись за стол и стали ужинать.

Тип сказки: ATU 720, «Можжевеловое дерево».

Источник: история, написанная Филиппом Отто Рунге.

Похожие истории: Катарина М. Бриггс, «Маленькая птичка», «Белый петушок», «Апельсин и лимон», «Розовый куст» («Английские народные сказки»).

По красоте, ужасу, который она вызывает, и совершенству формы этой сказке нет равных. Как и сказка «О рыбаке и его жене» (стр. 114), это произведение художника Филиппа Отто Рунге. Оно попало в руки братьев Гримм написанным от руки на померанском (Plattdeutsch) или нижнегерманском диалекте. Сравнение с некоторыми вариантами сказки, включенными в книгу Катарины М. Бриггс «Английские народные сказки», показывает, насколько Рунге улучшил основную канву повествования. Варианты Катарины слабые и неосновательные, а вариант Рунге можно назвать шедевром.

В предисловии, где смена сезонов прекрасно увязана с развитием беременности жены, ребенок в чреве ассоциируется с рекуперативной мощью природы и особенно с самим можжевеловым деревом. После смерти матери перед слушателями разворачивается первая половина основной части сказки (вплоть до появления птицы), кошмарный рассказ о мачехе и маленьком мальчике. Это был бы просто театр ужасов, если бы не наглядная демонстрация необычной глубины порочности характера матери. Также интересны параллели с греческой драмой (Атрей кормит Тиеста его собственными сыновьями) и Шекспиром (Тит Андроник кормит Тамору ее сыновьями). Поедание отцом сына может иметь множество толкований; один мой студент однажды предположил, что отец на бессознательном уровне догадывается об опасности, грозящей его сыну со стороны мачехи, и прячет его в таком месте, где с ним ничего уже не случится. Мне показалось это гениальным.

После ужасов первой половины сказки вторая половина озарена солнечным светом и сиянием. Сперва мы не можем понять, что именно делает птица, но золотая цепочка и красные туфельки выглядят симпатично, а смешная история, когда золотых дел мастер выбегает из дома и теряет свою туфлю, весьма забавна. Наконец мы добираемся до мельницы, и вторая часть заканчивается тем, что птица, прихватив цепочку и туфли, улетает с жерновом, и это выглядит одновременно невероятно и убедительно. Тут мы начинаем кое-что понимать.

Финальная часть истории весьма напоминает кульминацию в сказке «О рыбаке и его жене». Гроза начинается вместе с осознанием вины и помутнением рассудка, которое происходит у жены. В этот раз гроза бушует внутри; отец и Марлинкен чувствуют только радость и восторг оттого, что мальчик возвращается к ним, тогда как мачеха сходит с ума от ужаса.

Интересен способ подачи этой сказки, демонстрирующий ее литературные достоинства. Достаточно вспомнить о смене времен года по мере развития беременности женщины, о количестве подмастерьев, которые прекращают обтесывать жернов после очередной стихотворной строчки, или о том, как точно ужас мачехи вписан в песню птицы, и о дарах в виде цепочки и туфель. Рунге настолько точен в своем повествовании, что в него веришь сразу и навсегда.

Пересказывать эту историю есть истинное удовольствие.

Сказка двадцать пятая

Шиповничек

Жили-были король с королевой, и каждый день они друг другу говорили:

– Ах, если б родился у нас ребенок.

Но, несмотря на все их пожелания, все молитвы, дорогих докторов и специальные диеты, детей у них не было.

Однажды, когда королева купалась, вылезла из воды на берег лягушка и говорит:

– Твое желание исполнится. Не пройдет и года, как родишь ты на свет дочь.

Как лягушка сказала, так и случилось. Через год родила королева девочку, и была она такой прекрасной, что король не знал, что и придумать на радостях, и устроил он большой пир. Созвал на этот пир не только своих королевских родственников из близлежащих стран, но также друзей и знатных людей разного рода. Были среди них и тринадцать колдуний. Король хотел, чтобы они были благосклонны к его дочери, но загвоздка была в том, что для их трапезы имелось только двенадцать золотых тарелок. И одной из колдуний пришлось остаться дома.

Долго шли гулянья и празднования, и под конец колдуньи одарили новорожденную принцессу особыми дарами. Одна дала ей целомудрие, другая наделила красотой, третья здоровьем, ну и так далее – всем, что только можно пожелать.

Уже одиннадцатая преподнесла свой дар – терпение, как вдруг какое-то замешательство произошло у дверей. Стражники пытались не пустить кого-то, но тринадцатая колдунья, а это была именно она, отбросила их прочь и вошла в зал.

– Так вы считаете, что я не заслуживаю приглашения? – спросила она у короля. – Это ошибка! Вот мой ответ на это оскорбление – на пятнадцатом году жизни принцесса уколет палец веретеном и умрет.

Она развернулась на каблуках и удалилась.

Все были испуганы. Но тринадцатая колдунья, которая еще не успела преподнести свой дар, выступила вперед и сказала:

– Я не могу полностью отменить злое заклятье, но могу смягчить его. Принцесса не умрет, а лишь заснет на сто лет.

Король, желая защитить свою любимую дочь, издал указ, чтобы сожгли все веретена в королевстве. Принцесса росла, и стало ясно, что даров, полученных от колдуний, ей хватает с избытком. Никто никогда не встречал девушки добрее, красивее, умнее и с более мягким характером. Все искренне ее любили.

Вот наступил день, когда исполнилось ей пятнадцать лет, и случилось так, что король с королевой были в отъезде, а девушка осталась в замке одна. Она бродила повсюду с одного места в другое, заглядывая то в тот зал, то в этот, то в погреб, то на чердак, куда ей заблагорассудится. И подошла она наконец к старой башне, где никогда раньше не бывала. Взошла по пыльной винтовой лестнице и обнаружила наверху небольшую дверь со ржавым ключом, торчавшим в замке.

Из любопытства принцесса провернула ключ, и дверь распахнулась. В маленькой светелке сидела старуха с веретеном и усердно пряла льняную пряжу.

– Утро доброе, бабушка, – сказала принцесса. – Что ты тут делаешь?

– Пряжу пряду, – отвечала ей старуха.

Конечно же, принцесса никогда раньше не видела, как прядут пряжу.

– А что это за маленькая штучка вертится на конце нити? – спросила она.

Старушка предложила ей показать, как надо прясть. Принцесса взяла веретено, тотчас же уколола палец, упала на кровать, стоявшую рядом, и крепко заснула.

Сон этот был таким глубоким, что распространился по всему замку. Король и королева только что вернулись домой и, как только вошли в зал, упали спящие наземь, где стояли. Их слуги и свита тоже повалились, как костяшки домино. Уснули лошади в стойлах и конюхи, присматривавшие за ними, голуби на крыше и собаки во дворе. Одна собака как раз чесалась, да так и уснула с задней лапой за ухом. Уснули мухи на стене, даже огонь на кухне под жарящимся быком уснул. Капля жира, готовая упасть с шипящей туши, застыла на месте и не шелохнулась. Рука повара, собиравшегося было дать затрещину поваренку, застыла в нескольких сантиметрах от его уха, а лицо поваренка осталось перекошенным в ожидании удара. Снаружи перестал дуть ветер, не шелохнулся ни один листик, и рябь на воде в озере застыла, как будто сделанная из стекла.

Во всем замке и окружавших его землях сохраняла подвижность только колючая изгородь. С каждым годом она становилась чуть выше и росла и росла, пока не достигла стен замка, затем год за годом взбиралась по стенам, пока не покрыла весь замок. Его уже совсем за ней не было видно, даже флага на крыше.

Конечно, люди не могли понять, что случилось и где король с королевой и их прекрасная дочь. Но мало кто был гостем на праздновании по случаю рождения принцессы, и мало кто помнил о колдуньях и их дарах, как и о проклятии той, которую не пригласили.

– Это все потому, что прекрасная принцесса заснула, – говорили люди. – Она должна быть все еще в замке. Любой, кто проберется туда и спасет принцессу, женится на ней, вот увидите.

И действительно, со временем стали к замку съезжаться разные молодые люди: принцы, солдаты, крестьянские сыны, голодранцы, кого только не было, и все пытались пробраться через изгородь и найти вход в замок. Они были уверены, что, как только окажутся внутри, найдут принцессу и разбудят ее поцелуем, сняв таким образом проклятье.

Но никому из них это не удалось. Изгородь была чрезвычайно плотной, а шипы такие длинные и острые, что впивались в одежду и плоть любого, кто пытался сквозь них пробраться. Все юноши в ней запутывались. И чем больше старались вырваться, тем сильнее вонзались в них шипы, и они не могли идти вперед, и не могли повернуть назад, и не могли освободиться, и беспомощно погибали, застряв в изгороди.

Много-много лет спустя, когда историю о спящей принцессе уже почти забыли, приехал в эту страну молодой принц. Он путешествовал инкогнито, и когда остановился в скромной гостинице неподалеку от замка, никто не догадывался, кем он был. Однажды вечером он услышал историю, которую поведал сидевший у очага старик. Это была история об огромной колючей изгороди; внутри изгороди был замок, внутри замка – башня, а внутри башни была светелка, где спала прекрасная принцесса.

– Много храбрых молодых людей пыталось пробраться через изгородь, – рассказал старик, – и никому это не удалось. Если подойти ближе, можно увидеть их скелеты или разглядеть останки. Но никто из них не видел принцессы, и она до сих пор лежит там и спит.

– Я попытаю счастья, – сказал юноша. – Моя сабля достаточно остра, чтобы разобраться с шипами.

– Не делай этого, сынок! – сказал старик. – Как только ты попадешь в эту изгородь, на всей земле не найдется силы, чтобы вытащить тебя оттуда. Ты затупишь свою саблю о сотни шипов прежде, чем продвинешься на метр.

– Нет, – воскликнул принц. – Я собираюсь это сделать, так-то вот. Я отправлюсь туда утром.

И так случилось, что на следующий день как раз минуло сто лет. Конечно, принц об этом не знал, но он отправился в путь, и сердце его переполняла отвага. Он подъехал к огромной колючей изгороди и увидел, что все обстоит не так, как рассказывал старик. Помимо шипов вся изгородь была усеяна тысячами и тысячами прекрасных розовых цветов. Хотя он видел и скелеты многих юношей, прочно запутавшиеся в зарослях. Сладкий аромат, похожий на яблочный, наполнил воздух, и когда принц подошел ближе к изгороди, ветви сами расступились и пропустили его, а затем снова сомкнулись за ним.

Он попал во двор и увидел спящих голубей, собаку с лапой за ухом и спящих мух на стене. Он спустился в кухню, где лицо поваренка все еще было перекошено в ожидании удара, который готовился ему нанести повар, и языки пламени застыли в очаге, а капля жира все никак не могла упасть с жарящегося быка. Он прошелся по залам наверху и увидел слуг, застигнутых сном за разными занятиями, и короля с королевой, спящих на полу в зале прямо там, где их свалил сон.

Пришел он наконец к башне. Поднялся по пыльной винтовой лестнице и обнаружил небольшую дверь, повернул ржавую ручку, и дверь сразу отворилась. Там на кровати лежала самая прекрасная принцесса, которую юноша когда-либо видел или мог себе представить.

Он нагнулся и поцеловал ее. Принцесса Шиповничек открыла глаза, тихо ахнула от удивления и улыбнулась молодому человеку, который сразу влюбился в нее.

Они спустились по лестнице вместе, видя, как все вокруг них просыпаются. Проснулись король с королевой и с удивлением посмотрели по сторонам, так как замок окружала огромная живая изгородь. Проснулись лошади и стали отряхиваться и ржать, проснулись голуби на крыше, собака во дворе продолжила чесаться, повар ударил поваренка по уху так, что тот завопил, и капля жира с шипением упала в огонь.

И, как положено, принц женился на принцессе Шиповничек. Справили пышную свадьбу, и жили они счастливо до самого конца дней своих.

Тип сказки: ATU 410, «Спящая красавица».

Источник: история, рассказанная братьям Гримм Марией Хассенпфлаг.

Похожие истории: Джанбаттиста Базиле «Солнце, Луна и Талия» («Великая сказочная традиция», под редакцией Джека Зайпса); Итало Кальвино «Неаполитанский солдат» («Итальянские народные сказки»); Якоб и Вильгельм Гриммы «Стеклянный гроб» («Детские и семейные сказки»); Шарль Перро «Спящая красавица в лесу» («Все сказки Шарля Перро»).

Бруно Беттельгейм, и это вполне ожидаемо, имеет фрейдистский взгляд на эту сказку. По его словам, сон длиной в сто лет, наступающий после неожиданной потери крови, «представляет собой не что иное, как время спокойного роста и подготовки, после которого человек проснется взрослым и готовым к сексуальному союзу» («О пользе волшебных сказок»).

Более того, нет смысла пытаться препятствовать тому, что должно случиться с взрослеющим ребенком. Король старается уничтожить все веретена в королевстве, «чтобы не допустить судьбоносной потери крови принцессой, когда она достигнет половой зрелости, в пятнадцать лет, как предсказывала злая колдунья. Какие бы меры ни предпринимал отец, когда дочка созреет, половая зрелость вступит в свои права».

Толкование Беттельгейма убедительно. Неважно по какой причине: из-за ее символичности или обилия восхитительных подробностей (бедный поваренок, обреченный ждать сто лет затрещины от повара), но эта история популярна во все времена. Она остается одной из самых любимых сказок братьев Гримм.

А принцессе нужны эти сто лет и колючая изгородь. В пятнадцать лет она еще не стала взрослой. Как спел когда-то Луи Джордан: «Эта курочка слишком молода, чтобы ее жарить».

Сказка двадцать шестая

Белоснежка

Страницы: «« « ... 7891011121314 » ... »»