Сказки братьев Гримм (сборник) Пулман Филип

Сказка тридцать пятая

Гусятница

Жила-была на свете старая королева, овдовевшая много лет назад. У нее была красавица-дочь, и, когда она выросла, ее обручили с принцем из далекой страны. Пришло время им венчаться, и принцессе нужно было ехать в далекое королевство, где жил ее суженый. Старая королева собрала ей в дорогу большое и богатое приданое, достойное будущей королевы: золото и серебро, прекрасные кубки и много драгоценностей, ведь она всем сердцем любила свою дочь.

Дала она ей и служанку, которая должна была доставить принцессу во дворец принца в целости и сохранности. Дали девушкам в дорогу и двух коней. Коня принцессы звали Фалада, и он умел говорить. Когда настало время отъезда, старая королева вошла к себе в покои, взяла нож и порезала палец. Три капельки крови упали на белый носовой платок. Она отдала его дочери и сказала:

– Милая моя доченька, береги его, он понадобится тебе в путешествии.

Прощание было грустным. Принцесса сунула платочек за корсаж, и они отправились к жениху.

Через час почувствовала принцесса сильную жажду и сказала служанке:

– Не могла бы ты слезть с коня и наполнить водой из ручья золотой кубок, который взяла в дорогу? Мне очень хочется пить.

– Сами попейте. Если вам так хочется, слезайте с коня, наклонитесь к воде и напейтесь. Я не желаю быть вашей служанкой.

Принцессу мучила жажда, и она спрыгнула с коня и напилась прямо из ручья, а служанка даже кубок ей не подала.

«Ах, господи!» – подумала девушка, а три капельки крови ей ответили:

– Знай об этом ваша матушка, ее сердце разорвалось бы в груди.

Но принцесса была кроткой. Она ничего не сказала и опять села на коня. Так проехали они еще несколько миль, но стояла жара, палило солнце, и очень скоро ей снова захотелось попить. Они как раз проезжали мимо родника, и девушка сказала служанке:

– Не могла бы ты принести мне воды в кубке?

Принцесса все ее злые слова уже забыла. Но служанка ответила еще более дерзко:

– Я уже говорила, что не желаю вам прислуживать. Если хотите пить – слезайте с коня и напейтесь!

Принцесса снова слезла с коня, нагнулась над родником, заплакала и снова подумала: «Ах, господи!»

И опять три капельки крови ей ответили:

– Если бы ваша матушка узнала, ее сердце разорвалось бы пополам!

Начала она пить, а платочек из корсажа возьми, да выпади. Она-то в печали этого и не заметила, а служанка все видела и обрадовалась, что принцессу теперь никто не защитит.

Только принцесса собралась сесть на Фаладу, служанка сказала:

– Что это ты надумала? Теперь это не твой конь, а мой, и вообще снимай платье и отдай мне, а сама надевай мои обноски. И пошевеливайся!

И пришлось принцессе подчиниться. Служанка заставила ее поклясться перед богом, что она ничего не расскажет, когда они приедут во дворец, и пригрозила, что в противном случае ее убьет. Но конь Фалада все это видел и хорошенько запомнил.

Села служанка на Фаладу, а настоящая принцесса на дохлую клячу, и добрались они до королевского дворца. И была там великая радость по поводу их прибытия, и королевич выбежал их встречать. Конечно, он решил, что служанка и есть его невеста, помог ей спуститься с лошади и повел по лестнице, а настоящая принцесса так и осталась стоять в одиночестве.

Старый король увидел девушку во дворе и заметил, какая она красивая, как нежны и благородны ее черты. Пошел он к невесте и спросил о девушке, что с ней вместе приехала и стоит теперь во дворе, мол, кто она такая?

– Я подобрала ее по дороге, чтобы было с кем ехать, – сказала фальшивая невеста. – Дайте ей какую-нибудь работу, чтобы она без дела не стояла.

Но у короля работы для нее не нашлось.

– Пусть помогает мальчишке, который пасет у нас гусей, – ответил он.

И пришлось настоящей невесте пасти гусей с маленьким мальчишкой, которого звали Конрад.

Через некоторое время фальшивая невеста говорит королевичу:

– Мой любезный супруг, сделайте мне одно одолжение.

– Конечно, – отвечает он, – с превеликим удовольствием!

– Пошлите за живодером и прикажите ему отрезать голову коню, на котором я сюда приехала. По дороге он доставил мне много неприятностей.

На самом деле служанка очень боялась, что Фалада расскажет о том, как она поступила с принцессой. Чем дальше, тем больше был риск, что правда выплывет наружу.

Супруг согласился, и верного коня Фаладу ждала гибель. Но об этом прознала настоящая принцесса и пообещала живодеру золотую монету за одну небольшую услугу. В городе были большие черные ворота, через которые она каждый день выводила гулять гусей. И попросила девушка, чтобы живодер прибил к ним голову убитого Фалады и она ее каждый день видела. Живодер согласился и крепко прибил голову коня к воротам.

Ранним утром, когда девушка с Конрадом погнали гусей через ворота, она, проходя мимо, сказала:

– Вот где ты висишь, мой бедный Фалада!

И ответила ей голова:

Ничего не ответила принцесса, и повели они с Конрадом гусей в поля, а когда пришли, села она на траву и распустила волосы, а были они, словно чистое золото. Конраду нравилось смотреть на них, он протянул руку и хотел вырвать несколько волосков.

Но она сказала:

Вдруг поднялся сильный ветер, сорвал с голову Конрада шапку и швырнул на другой конец лужайки. Пришлось мальчишке гоняться за ним. Когда он вернулся, принцесса уже заплела косу и заколола ее в пучок, и он не мог вырвать у нее ни волоска. Он надулся и не произнес до самого вечера ни слова. На закате они погнали гусей домой.

На следующее утро, проходя мимо ворот, девушка опять сказала:

– Вот где ты висишь, мой бедный Фалада!

И ответила ей голова:

Когда они пришли на лужайку, девушка снова начала причесываться, а Конрад снова попытался вырвать у нее несколько волосков. И она опять сказала:

Сильным порывом ветра сорвало шапку Конрада с головы и бросило далеко-далеко. Когда ему удалось ее догнать, девушка уже успела причесаться, и у него снова не получилось вырвать у нее волоски. И пасли они гусей до самого вечера.

Когда они вернулись во дворец, Конрад пришел к старому королю и говорит:

– Не стану я больше пасти гусей с этой девушкой!

– Почему это? – спросил у него король.

– Она весь день мне докучает!

– И что же такого она делает?

– Утром, когда мы идем через ворота, она разговаривает с головой коня, которая там висит. Она ей говорит: «Вот где ты висишь, мой бедный Фалада!» А голова ей отвечает: «О, златовласая принцесса, знала бы твоя матушка, разбилось бы ее сердце пополам!»

И стал Конрад рассказывать королю, что случалось дальше, когда они приходили на лужайку. О том, как девушка заставляла ветер сдувать с него шапку.

– Завтра иди и паси гусей, как всегда, а я за вами прослежу, – сказал ему старый король.

Наутро он завернулся в плащ, сел у ворот и услышал, как принцесса разговаривает с головой коня Фалады. Потом он пошел за ними на лужайку, спрятался в кустах и стал смотреть, что произойдет. Как Конрад и говорил, девушка приказала ветру сдуть с головы мальчишки шапку и бросить ее на другой конец лужайки, а сама распустила свои золотые волосы и стала причесываться.

Увидев это, король вернулся во дворец. Вечером он вызвал гусятницу к себе и спросил, зачем она все это делает.

– Я не могу вам рассказать, – ответила она. – Это секрет. Никому не могу его открыть. Я поклялась в этом перед богом. Если бы я этого не сделала, меня бы убили.

Старый король начал ее уговаривать, но девушка была непреклонна. Ничто не могло заставить ее нарушить клятву.

– Вот что, – сдался король, – если уж не хочешь мне ничего говорить о своих горестях, можешь поведать о них железной печке в углу. Так ты сдержишь слово и облегчишь душу.

Девушка забралась в железную печь, заплакала и выложила все, что у нее было на сердце.

– Сижу я здесь, одинокая и всеми покинутая, а я-то ведь королевская дочь. Коварная служанка заставила меня поменяться с ней одеждой и заняла мое место под венцом. А я теперь должна целыми днями пасти на лугу гусей. Если бы моя матушка узнала об этом, ее сердце разбилось бы на две половинки.

А старый король стоял за печкой и слышал каждое ее слово. Потом он вышел, велел ей вылезти из печки и приказал нарядить ее в королевские одежды. И – о чудо! – она оказалась так хороша, что все обомлели.

Потом позвал старый король своего сына и объявил, что его жена вышла за него замуж обманом и никакая она не принцесса, а служанка. А настоящая принцесса, которая раньше пасла гусей, стоит перед ним.

И устроили они пышный пир, на который позвали всех придворных и добрых друзей.

Во главе стола сидел принц, по одну его руку сидела фальшивая невеста, а по другую – настоящая. Служанка была так ослеплена красотой принцессы, что не узнала ее в пышных нарядах.

Вот поели они, попили, развеселились, и, рассказав всю историю, задал король фальшивой невесте вопрос. Какого наказания заслуживает та, что поступила подобным образом со своей хозяйкой?

– Ее нужно раздеть догола, посадить в бочку, утыканную гвоздями, запрячь в бочку двух белых лошадей, и пусть тащат ее по всем улицам, пока не вышибут из обманщицы дух.

– Так это же ты и есть, – сказал ей старый король. – Ты сама определила себе приговор, так с тобой и поступят.

А когда приговор привели в исполнение, королевский сын женился на настоящей невесте, и они стали править своим королевством в мире и счастье.

Тип сказки: ATU 533, «Говорящая лошадиная голова».

Источник: история была рассказана братьям Гримм Доротеей Виманн.

Похожие истории: Джанбаттиста Базиле: «Два пирожка» («Великая сказочная традиция», под редакцией Джека Зайпса); Катарина М. Бриггс, «Росуэл и Лилиан» («Английские народные сказки»).

Бедняга Фалада! Он достоин лучшей доли. И роль его в сказке должна была быть куда более заметной. Заговори он раньше, его хозяйке не пришлось бы столько мучиться.

Роль принцессы-гусятницы, сколь бы прекрасной и доброй она ни была, второстепенна по сравнению с ролью предприимчивой и напористой служанки, чей образ мог быть раскрыт в истории более подробно. Сделать из покорной и безропотной жертвы, которая и не думает сопротивляться или бороться, положительного персонажа – довольно сложная задача, но сказка тем и отличается от романа.

Имя «Фалада» с двойной буквой «л», было использовано немецким писателем Рудольфом Диценом (1893–1947), автором «Jeder stirbt fur sich allein» («Каждый умирает в одиночку») в качестве псевдонима Ганс Фаллада.

Сказка тридцать шестая

Медвежья шкура

Жил-был однажды молодой парень. Нанялся он в солдаты, был храбрым в сражениях и всегда вставал первым там, где пули сыпались градом. Пока продолжалась война, все шло хорошо, но вот заключили мир, и пришлось ему уйти в отставку. И сказал ему капитан, что может он отправляться на все четыре стороны. Родители его к тому времени уже давно умерли, родного дома не было. Пошел он к братьям и спросил, не мог бы пожить с ними, пока не начнется новая война.

Но братья его были жестокосердными и ответили солдату:

– Какое нам дело до твоих проблем? Ты нам тут не нужен. Проваливай!

У солдата имущества – одно ружье, повесил он его себе за спину и пошел куда глаза глядят. Пришел в пустынное место, а там, куда ни глянешь, одни деревья стоят. Сел он под деревом, стал думать про свою судьбу да жалеть себя.

– Нет у меня денег, ни к чему я не пригоден, умею только воевать, а все хотят мира. Видно, придется мне протянуть от голода ноги.

И вдруг слышит он шум, оглядывается и видит рядом какого-то странного человека. На нем зеленый камзол, выглядит он вполне прилично, только вместо ноги у него огромное лошадиное копыто.

– Я знаю, чего тебе нужно, – говорит он солдату. – Денег и добра у тебя будет вдосталь, но сначала ты должен показать мне свою храбрость. Я не собираюсь отдавать свои деньги тому, кто убегает при первых признаках опасности.

– Я солдат, и мое ремесло состоит в том, чтобы ничего не бояться. Можете меня испытать, если хотите.

– Хорошо, – сказал человек, – оглянись-ка назад.

Обернулся солдат и увидел, что на него бежит огромный медведь.

– Ого-го! – воскликнул солдат. – Дай-ка я тебя по носу пощекочу, зверюга ты страшная. Глядишь, и охота рычать у тебя пройдет!

Поднял он ружье, прицелился и выстрелил прямо медведю в морду, тот замертво и упал.

– Ну что же, – сказал человек, – вижу, храбрости тебе не занимать. Только у меня есть еще одно условие, которое ты должен выполнить.

– Только если это не помешает мне попасть в рай, – ответил солдат, прекрасно понимая, кто перед ним. – Иначе я ни за что на свете не соглашусь.

– Тебе решать, – сказал незнакомец. – Вот что ты должен будешь сделать: семь лет тебе нельзя мыться, причесываться, стричь ногти и молиться. Дам я тебе камзол и плащ, и будешь ты их это время носить. Если за эти семь лет ты умрешь, то ты – мой, понял? Если останешься жив, будешь свободным и богатым все оставшуюся жизнь.

Солдат задумался, вспомнил, как часто глядел в глаза смерти на поле боя, вспомнил о своей нищете и решил принять предложения черта.

Черт снял с себя зеленый камзол и отдал солдату со словами:

– Если сунешь руку в карман, там всегда будет пригоршня золотых.

Потом черт снял шкуру с медведя.

– Она будет тебе вместо плаща и подстилки для спанья, и ты не должен ложиться ни в какую другую постель. По этой одежде будут тебя называть Медвежьей шкурой.

И черт исчез.

Солдат натянул камзол, сунул руку в карман и понял, что черт не соврал. И вот, накинув на плечи плащ, пустился солдат в странствия. Ходил он туда, куда хотелось, делал то, что ему нравилось, и денег не жалел.

В первый год все было хорошо, а на второй он стал уже выглядеть как чудовище. Лицо почти полностью скрылось под клочковатой бородой, в волосах образовались колтуны, ногти на руках стали похожи на когти, а лицо так заросло грязью, что если на нем посеять салат, то он бы взошел. Всякий, кто его видел, пугался и убегал. Но поскольку солдат щедро раздавал деньги бедным, и те молились, чтобы он за семь лет не помер, и за все платил щедро и без промедления, он всегда находил себе приют.

На четвертый год странствий пришел он как-то на постоялый двор, а хозяин не захотел его пускать, и даже запретил ночевать в конюшне, чтобы не пугать лошадей. Но стоило ему достать из кармана пригоршню монет, хозяин смягчился и разрешил ночевать в пристройке с условием, что своего лица Медвежья шкура никому не покажет.

И вот сидит он в полном одиночестве, мечтает, чтобы семь лет поскорее прошли, и слышит, как в соседней комнате кто-то плачет. Сердце у Медвежьей шкуры было доброе, и захотел он помочь. Открыл дверь и увидел старика, который плакал и заламывал над головой руки. Увидев Медвежью шкуру, собрался было старик убежать, но тот заговорил с ним, и он остался послушать, что скажет ему чудовище.

А Медвежья шкура уговорил его сесть и рассказать о своих горестях. Старик поведал, что мало-помалу промотал свое имущество и теперь вместе с дочерьми голодает. Он не мог расплатиться даже с хозяином постоялого двора и боялся, что его посадят в тюрьму.

– Если все дело в деньгах, – сказал ему Медвежья шкура, – то я могу помочь.

Он позвал хозяина, оплатил счет старика и сунул тому в карман пригоршню золота. Тот, увидев, что избавился от своих бед, не знал, как отблагодарить благодетеля.

– Пойдем ко мне домой, – предложил он. – Я познакомлю тебя с дочерьми. Они все – неописуемые красавицы, выберешь одну их них себе в жены. Когда я им расскажу, что ты для нас сделал, они не посмеют тебе отказать. Вид у тебя немного странный, но девушки быстро тебя в порядок приведут.

Медвежьей шкуре предложение очень понравилось, и он пошел к старику. Старшая дочь, едва увидев его, закричала и убежала. А средняя оглядела с ног до головы и сказала:

– Как я могу выйти замуж за такое страшилище? Он совсем потерял человеческий облик. Уж лучше бы ты отдал меня за медведя, которого побрили и нарядили в гусарский мундир и белые перчатки. Я бы к нему привыкла.

– Дорогой батюшка, – сказала младшая дочь, – этот человек, должно быть, очень хороший, раз выручил нас из беды. Если вы пообещали ему за это невесту, то слово надо держать, и я согласна выйти за него замуж.

Жаль, лицо Медвежьей шкуры заросло бородой и было грязным, иначе отец с дочерью увидели бы, какой радостью оно осветилось. Он снял с пальца кольцо, разломил его пополам, отдал ей одну половинку, а вторую оставил себе. На своей половине он написал имя девушки, а на ее – свое собственное и попросил сохранить кольцо.

– Мне нужно уйти, – сказал он. – Я должен странствовать еще три года. Если к тому времени не вернусь, считай себя свободной. Но молись за меня господу богу, чтобы он сохранил мне жизнь.

Оделась бедная невеста во все черное и плакала, вспоминая о своем женихе. Все это время сестры только издевались и насмехались над ней.

– Будь осторожна, – говорила ей старшая сестра, – вот дашь ему руку, он и раздавит ее своей лапищей.

– Берегись, – говорила средняя, – медведи любят сладости. Если ты ему понравишься, то быстро окажешься у него в брюхе.

– Ты всегда должна его слушаться, а не то он будет рычать.

– Вот свадьба-то будет веселой! Медведи так забавно танцуют!

Невеста ничего не отвечала и не давала сбить себя с толку. А Медвежья шкура тем временем ходил по свету, помогал людям и давал денег беднякам, чтобы те за него молились.

И вот в последний день этих семи лет он снова пришел на то место, где ничего, кроме деревьев, не было. Вдруг поднялся сильный ветер, явился перед ним черт и поглядел на него с укоризной.

– Вот твой мундир, – сказал он и бросил Медвежатнику его старую одежду. – Отдавай мне мой зеленый камзол!

– Не спеши, – ответил ему Медвежатник. – Сначала отмой меня. Мне нужно четыре корыта воды, от очень горячей до теплой, и четыре вида мыла. От желтого, которым полы моют, до самого дорогого французского. А еще принеси мне шампуней разных, тех, которыми моют лошадиные гривы, и самых изысканных, лавандовых. А еще мне нужен галлон одеколона.

И пришлось черту принести воду, мыло и разные другие косметические продукты и вымыть Медвежью шкуру с головы до ног, побрить ему бороду и подстричь ногти. После этого стал он выглядеть как бравый воин, еще лучше, чем прежде.

Черт, поворчав недовольно, убрался, и солдат был счастлив. Пошел он в город, купил красивый бархатный камзол, нанял карету, запряженную четырьмя белыми лошадьми, и приехал в дом к своей невесте. Конечно, его никто не узнал. Отец принял его за знатного военного в звании не меньше полковничьего и провел в комнату, где сидели дочери.

Усадили его как раз между старшими, и стали те за ним ухаживать, подливать вино, угощать яствами, кокетничать. Решили они про себя, что никогда в жизни не видали такого красавца. Только младшая дочь сидела напротив него, опустив глаза, и молчала.

И вот наконец спросил он у отца, согласен ли тот выдать за него одну из дочерей. Обе старшие дочери выскочили из-за стола и бросились переодеваться в свои самые нарядные платья. Каждая из них думала, что выбор Медвежьей шкуры падет на нее.

Оказавшись наедине с невестой, гость достал свою половинку кольца, опустил ее в бокал вина и протянул девушке. Она выпила вино, на дне нашла половинку, и сердце ее застучало как сумасшедшее. Достала она свою половинку, которую носила на шее, подвесив на ленту, приложила ее к другой части, и оказалось, что обе половинки как раз пришлись одна к другой.

И сказал незнакомец:

– Я твой суженый, которого ты видела в образе Медвежьей шкуры. По милости божьей я снова вернул себе человеческий облик.

Он подошел к ней, обнял и поцеловал. А в это время явились сестры при полном параде. Увидев бравого военного с сестрой, они поняли, на кого пал его выбор, и от злости сошли с ума. Одна из них утопилась в колодце, а вторая повесилась.

Тем же вечером раздался стук в дверь. Медвежья шкура открыл ее и увидел на пороге черта в зеленом камзоле.

– Что тебе нужно? – спросил его Медвежья шкура.

– Я просто пришел тебя поблагодарить. Теперь мне досталось две души вместо твоей одной.

Тип сказки: ATU 361, «Медвежья шкура».

Источник: история, рассказанная братьям Гримм семейством Хакстаузенов, и сказка Ганса Якоба Кристоффеля фон Гриммельсгаузена «Vom Ursprung des Namens Burnhuuter» («Откуда произошло имя «Медвежатник», 1670).

Похожие истории: Катарина М. Бриггс, «Плащ» («Английские народные сказки»); Итало Кальвино, «Чертовы ягодицы» («Итальянские народные сказки»).

Странную сделку заключил черт в этой сказке. Существует множество гораздо более дешевых и легких способов заполучить солдатскую душу. Тем более что солдат оказался набожным и добродетельным парнем и не поддался традиционным дьявольским искушениям. Наказание для сестер выглядит довольно суровым, но нельзя забывать, что долгие годы они подвергали издевательствам и насмешкам свою сестру.

Версия Кальвино – наиболее полная и написана с большой фантазией. Меня смутило лишь то, что одной водой семилетнюю грязь смыть невозможно.

Сказка тридцать седьмая

Два странника

Гора с горой не сходятся, а человек с человеком, и добрый, и злой, иной раз где-нибудь да и сойдутся. Так однажды встретились во время странствий сапожник с портным. Портной был красивый малый небольшого роста, всегда приветливый и веселый. Заметил он на другой стороне улицы сапожника и, сообразив по форме его ноши, чем тот занимается, затянул шуточную песенку:

Но сапожник был не из тех, кому по нраву шутки. Нахмурился он и затряс в ответ кулаком. Портной расхохотался и протянул ему свою фляжку со шнапсом.

– На-ка, хлебни, – сказал он, – запей свою злость.

Сапожник опустошил добрую половину фляги, и по лицу его стало заметно, что гроза рассеялась. Вернул он флягу и говорит:

– Глотнул изрядно. Но что ж не попить, коли очень хочется. Может, пойдем странствовать вместе?

– Договорились, – отвечает ему портной. – Только давай отправимся в большой город, там в работе недостатка не будет.

– Я именно туда и собирался. В небольших местечках много не заработаешь, а в деревнях люди и вовсе предпочитают ходить босиком.

И пошли они вместе, след в след, как горностаи по снегу. Свободного времени у них было полно, а поесть нечего. Ходили они по городу, искали работу, и симпатичному невысокому портному с румяными щеками везло: работа сама шла ему в руки, а иногда и поцелуй на дорожку от дочери хозяина перепадал.

Когда встречался он с сапожником, у него в кармане частенько денег побольше было. А тот, вечно угрюмый, скроит постную рожу и думает про себя: «Проходимцам всегда везет».

Но портной смеялся, продолжая беззаботно напевать, и охотно делился заработком с товарищем. Иной раз заработает пару монет, закажет хорошей еды и бьет от радости кулаком по столу так, что стаканы подпрыгивают. «Легко заработано – легко тратится» – таким был его жизненный принцип.

Пространствовав некоторое время, пришли они однажды к большому лесу. В нем было проложено две тропинки к столице королевства, одна – на два дня пути, а другая – на семь. Но которая из них короче, ни сапожник, ни портной не знали. Сели они под раскидистым дубом и стали совещаться, на сколько дней им еды брать, на два или на семь?

– Всегда нужно готовиться к худшему, – сказал сапожник. – Я возьму хлеба на неделю.

– Что-о? – воскликнул портной. – Стану я, будто вьючная скотина, тащить на себе весь этот хлеб так, что и дорогой не насладиться. Это не по мне. Я, как всегда, буду на бога надеяться. Ведь деньги у меня в кармане одни и те же и летом, и зимой, а хлеб в жаркую погоду засохнет и заплесневеет. Неужели мы не найдем правильной дороги? У нас один шанс из двух, и это отлично. Нет, я возьму хлеба на два дня, этого вполне хватит.

Каждый купил себе свой запас хлеба, и отправились в путь. В лесу под высокими деревьями было тихо, как в церкви. Ни ветерок не пел, ни веточка не шелохнулась, ни птичка не чирикнула, ни лучик света не пробился сквозь густую листву. Сапожник тоже не произнес ни слова. Тяжелый груз все сильнее и сильнее давил ему на плечи, и пот струился по сердитому нахмуренному лицу.

А портной был весел как никогда. Он смеялся, пел и насвистывал, шаг его был легок, и думал про себя: «И бог на небе радуется, видя меня таким веселым».

Так прошло два дня. На третий день лес все не кончался, а портной уже съел весь свой хлеб. Он слегка упал духом, но все равно бодрился, возлагая надежду на бога и на свою удачу. Вечером третьего дня он лег спать голодным, а следующим утром встал еще голоднее. То же было и на четвертый день, а вечером портной сидел и смотрел, как сапожник уплетает свой ужин.

Портной попросил у него кусочек хлеба, но сапожник только рассмеялся ему в лицо:

– Ты всегда дурачишься и веселишься. Видишь, к чему это привело? Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела!

Сапожник был безжалостен к своему товарищу. На пятый день портного ноги не держали, и голос его дрожал. Румянец сошел со щек, и теперь его лицо было белым, как мел, а глаза покраснели.

И тогда говорит ему сапожник:

– Ты сам виноват, что попал в беду. Вот что я тебе скажу – я дам тебе сегодня кусочек хлеба, но за это выколю тебе правый глаз.

Делать нечего, портной не хотел умирать с голоду и согласился. Поплакал он в последний раз обоими глазами, и жестокосердный сапожник выколол ему правый глаз хлебным ножом. Вспомнил портной, как говаривала его матушка, когда он залезал полакомиться пирожком в кладовую: «Ешь, сколько можно, а терпи, сколько должно».

Съел он тоненький кусочек хлеба, который сапожник ему отрезал, стало ему чуть легче, и смог он подняться на ноги. Шел он и думал, что и одним глазом видит достаточно.

На шестой день пути голод снова взял его за горло, да сильнее, чем прежде. Вечером он упал, где стоял, а на седьмое утро так и не смог подняться на ноги. Он чувствовал, что смерть его совсем близко.

Сапожник и говорит:

– Я хочу из жалости дать тебе еще один кусочек хлеба, но не просто так. За него я выколю тебе левый глаз.

Бедный портной понял, каким он был легкомысленным. Как он мог дойти до такого? Наверное, господь обиделся на него, и он стал молить его о прощении, потом сказал сапожнику:

– Делай, что задумал. Выкалывай. Но помни, бог видит все, что ты творишь. Наступит время, и он воздаст тебе за твои злодеяния. Разве я не делился с тобой всем, что у меня было, в хорошие времена? Я привык класть стежок за стежком, но если у меня не будет глаз, я не смогу больше шить и буду просить милостыню. Сжалься надо мной и не оставляй меня в лесу слепого или умирающего от голода.

Но сапожника не тронули слова о господе, он уже давным-давно выкинул его из своего сердца. Взяв нож, он выколол портному второй глаз, а потом дал ему маленький кусочек хлеба, вложил ему в руку палку, взялся за другой конец и повел.

На закате они вышли из лесу. Портной чувствовал, как вечернее солнце греет его щеки, но глаз у него не было, и он не видел, что сапожник ведет его через поляну к виселице. Оставив портного одного, сапожник пошел дальше. Измученный усталостью, болью и голодом, бедняга упал на землю и крепко уснул.

Он проснулся на рассвете, дрожа от холода. Над ним на виселице висело двое горемык, и у каждого на голове сидело по ворону.

Тут один из висельников и говорит другому:

– Брат, ты уже проснулся?

– Да, проснулся.

– Так вот что я тебе скажу, – продолжил первый, – роса, которая ночью капала с виселицы на траву, имеет особое свойство: если слепой омоет ею глаза, к нему вернется зрение. Знали бы это слепцы, представляешь, сколько бы их тут собиралось по утрам?

Портной не поверил своим ушам, но все-таки вытащил из-за пазухи платок, положил его на траву, как следует прижал, чтобы тот стал совсем мокрым, и протер глазницы. В тот же миг сказанное висельником стало правдой: в его глазницах выросли новые глаза. Тем временем солнце уже начало подниматься над горизонтом, и портной с любопытством смотрел, как оно освещает горы и заливает светом долину, в которой стоит прекрасный город с богато украшенными воротами и сотнями башен, как загорелись и заискрились на солнце остроконечные крыши, золотые купола и кресты на церквях. Он мог видеть каждый листик на дереве, каждую птаху, каждую мошку в воздухе. Чтобы окончательно поверить в свое счастье, он вдел нитку в иголку и начал шить так же легко и быстро, как и раньше. Сердце его наполнилось радостью.

Упал он на колени и поблагодарил бога за оказанную милость, потом вознес утреннюю молитву, не забыв и о двух висельниках, качавшихся на веревках, как маятники. Закинул он на плечо свой узелок и пошел своей дорогой, напевая и насвистывая так, будто ничего плохого с ним и не случалось.

Первое, что ему встретилось, был гнедой жеребенок, носившийся по полю на полной свободе. Портной поймал его за гриву и только собрался вскочить на него и поехать в город, как жеребенок взмолился:

– Я еще слишком молод, и даже маленький портной для меня тяжелая ноша. Если ты сядешь на меня, моя спина пополам сломается. Дай мне подрасти и окрепнуть, может, когда-нибудь я тебе и пригожусь.

– Тогда бегай дальше, – ответил ему портной, – я вижу, что тебе, как и мне самому, это очень нравится.

Он слегка хлестнул его прутиком, и жеребенок, закидывая от радости задние ноги, помчался прочь, перескакивая через кусты и изгороди.

С тех пор как сапожник вчера дал ему маленький кусочек хлеба, у портного во рту и маковой росинки не было.

– Мои глаза теперь полны солнцем, а в животе пусто. Первое, что попадется мне на пути, даже не очень съедобное, я уж не упущу! Что это там такое?

По лугу прямо к нему важно-преважно шел аист. Портной бросился на него и поймал за ногу.

– Не знаю, каков ты на вкус, но сейчас самое время проверить. Стой смирно, пока я отрежу тебе голову, а потом зажарю.

– Пожалуйста, не делай этого, – взмолился аист. – Это ты плохо придумал, ведь я – птица священная. Я приношу пользу, и никто не причиняет мне вреда. Пощадишь меня, и я когда-нибудь тебе пригожусь.

– Ну тогда лети, дружок долговязый, – сказал портной и отпустил птицу. Аист развернул свои огромные крылья и, свесив длинные ноги, улетел.

– Когда же это кончится? – сказал портной себе под нос. – Голод мой становится все сильней, а в животе все так же пусто. Теперь уж первое, что мне на дороге попадется, я съем.

И, проходя мимо пруда, он увидел пару утят, принимавших утренние ванны. Когда один из них подплыл ближе, портной его и поймал.

– Вот уж кстати! – сказал он и только собрался свернуть утенку шею, как старая утка, сидевшая в камышах, с громким криком подлетела к нему и стала умолять:

– Отпусти моего ребенка! Представляешь, что бы почувствовала твоя матушка, если бы кто-нибудь решил тебя съесть?

– Успокойся, – сказал добродушный портной, – вот тебе твой ребенок.

И он опустил утенка обратно в воду.

Отвернувшись от пруда, портной вдруг оказался перед старым дуплистым деревом, рядом с которым кружилось множество диких пчел.