Плач Сэнсом Кристофер

Глава 39

После церемонии я пошел домой. Я страшно устал, к тому же на следующий день мне предстояла другая церемония, а после нее — еще одна. При всем своем неумелом командовании в Солентском сражении адмирал Клод д’Аннебо выглядел внушительно, подъезжая вместе с графом Эссекским к церкви Святого Михаила: большой красивый пятидесятилетний мужчина на великолепном боевом коне. Я был рад видеть, что брат королевы играет такую видную роль — еще один знак, что положение Парров прочно.

После приветственного обращения мэр выставил адмиралу большие серебряные фляги пряного вина, а также марципаны и вафли, чтобы освежиться после поездки. От долгого стояния у меня ломило спину, и я при первой же возможности ускользнул, желая только провести остаток дня в тихом одиночестве. Я пошел домой. При входе услышал, как на кухне Джозефина весело болтает с Агнессой о свадьбе, назначенной на январь. Бедная Агнесса, подумал я, она ничего не знает о том, что сделал ее муж. Скоро она вместе с ним покинет мой дом.

Из столовой вышел Мартин с письмом в руке — его манеры были, как всегда, почтительны.

— Пришло, пока вас не было, сэр.

— Спасибо.

Я узнал почерк Хью Кёртиса.

Броккет тихо проговорил:

— Сэр, нет ли каких-либо новостей относительно… того дела? Относительно вашего желания, чтобы я пошел в тот дом?

Несмотря на то что его лицо оставалось бесстрастным, я увидел признаки напряжения в его губах и глазах и холодно ответил:

— Нет, Мартин. Я сообщу вам, как только получу указания.

— Это случится скоро?..

— Надеюсь. Не знаю. Я скажу вам, как только узнаю, — повторил я и добавил: — Вы сами все это устроили.

У себя в комнате я прочел письмо от Хью. Очевидно, император Карл решил урезать независимость фландрских городов.

«Здесь и в других местах Фландрии арестовали многих реформаторов, и, похоже, грядут заключения в тюрьму и сожжения. Некоторые англичане и другие иностранцы переехали в Германию».

«Интересно, уехал ли среди них и Бойл, припрятав в багаже книгу Анны Эскью?» — подумал я. Вероятно, уехал. Он, наверное, привык быстро переезжать с тех пор, как бежал из Англии после падения своего покровителя Кромвеля. Это задержит публикацию записей Анны.

Дальше Хью писал:

«Многие среди английского купечества обеспокоены, и боюсь, атмосфера в городе ухудшилась, так что подумываю, не переехать ли мне тоже в Германию».

Я вздохнул: мне казалось, что мой подопечный нашел безопасный рай, но выяснилось, что это не так. Я вспомнил, как впервые скрестил клинки с Дириком по поводу опекунства над Хью, а мысли о Дирике напомнили мне об Изабель. Что будет с ней теперь, когда на нее навалилась вся тяжесть ее преступления и смерть Эдварда? Я вспомнил, как она неистово, безумно кромсала картину, за которую так одержимо боролась, и, повинуясь порыву, сел, взял перо и чернила и написал записку Гаю:

Я не видел тебя с тех пор, как навестил того несчастного в больнице Св. Варфоломея, но ты был в моих мыслях. Есть одна женщина, чьи интересы я представлял по одному делу — печальная семейная распря, — и сейчас она испытывает страшные душевные страдания. Эта женщина придерживается старой веры, и я попросил ее адвоката привести к ней священника, но меня беспокоит ее состояние. Если найдешь время, может быть, ты мог бы навестить ее? Думаю, ты бы мог ее утешить.

Я добавил имя Изабель и адрес, подписался «твой любящий друг», посыпал письмо песком и запечатал его. Вот, подумал я, теперь Гай увидит, что я не придираюсь к религиозным предписаниям, предлагаемым человеку старых верований, а он даже сможет сделать что-нибудь для миссис Слэннинг, хотя я боялся, что она уже повредилась умом.

На следующее утро я снова принарядился и пошел к конюшне. Сегодня предстояла церемония приветствия д’Аннебо в Хэмптон-Корте. Она должна была состояться в трех милях от дворца, у реки, и адмирала должен был приветствовать принц Эдуард. Это будет первое участие принца в публичной церемонии. Из Сити предстояло добираться туда верхом, но меня утешало, что во время самого события мы останемся в седле. Накануне я наконец побрился, и мои щеки были гладкими — Блоуэр больше ничего не скажет про щетину.

Вечером я попросил Мартина сказать Тимоти, чтобы тот хорошо выскреб Бытие и заплел его гриву в косички. Когда я теперь вошел в конюшню, мне было приятно видеть, что мальчик хорошо поработал. Он не смотрел мне в глаза, когда ставил лесенку рядом с лошадью. Правда, когда я засунул ноги в стремена, подросток взглянул на меня и робко улыбнулся, открыв промежуток на месте двух передних зубов, выбитых, когда он был еще уличным мальчишкой, до того, как я взял его к себе.

— Хозяин, — несмело проговорил он, — вы сказали, что снова поговорите со мной о… о сожженных книгах.

— Да, Тимоти, — кивнул я. — Но не сейчас. Я обязан быть на важном мероприятии.

Юный слуга ухватился за поводья.

— Одну минуту… Знаете, сэр, это, должно быть, Мартин рассказал про книги. Я бы не сказал этого, но Мартин по-прежнему на своем месте и, как всегда, обругал меня вчера вечером. — Мальчик покраснел и чуть повысил голос: — Сэр, это нечестно, я не хотел вам никакого зла!

Глубоко вздохнув, я сказал:

— Я оставил Мартина по некоторым собственным соображениям. — А потом я не выдержал и взорвался: — И меня расстроил не столько его поступок, сколько твое подглядыванье! Я доверял тебе, Тимоти, а ты меня подвел! — Глаза подростка наполнились слезами, и я проговорил более спокойно: — Я поговорю с тобой завтра, Тимоти. Завтра.

Для проведения церемонии выбрали большую пустошь у реки. Когда я прибыл, почти все уже были на месте. Для такого случая было выделено около тысячи йоменов в новых, с иголочки, мундирах королевских цветов. Городские власти и нас, представителей судебных иннов, снова согнали в первый ряд, лицом к дороге. Чуть поодаль под охраной солдат дожидались высшие лица королевства на своих конях. Все, кого я видел на Тайном совете, были здесь. Мощная туша Гардинера устроилась на крупе не менее мощной лошади. Рич и Ризли держались рядом. Пэджет, поглаживая свою длинную раздвоенную бороду, с появившимся сегодня оттенком цвета на впалых щеках, наблюдал за окружающими своим обычным холодным взглядом. Граф Хартфордский выглядел строгим и важным. Рядом с ним был Томас Сеймур — его медно-рыжая борода была расчесана и, несомненно, надушена, а на красивом лице играла счастливая улыбка. Были и другие: лорд Лайл, показавший себя в прошлом году при Портсмуте лучшим командующим, чем д’Аннебо, и прочие лорды в роскошных нарядах. Перья на их шапках шевелились на речном ветерке, как и риза Гардинера. В голубой искрящейся воде отражалось яркое небо.

А во главе всех этих людей на невысокой лошадке сидел мальчик, которому еще не исполнилось и девяти — наследник короля Генриха, и управление этим мальчиком после смерти короля было главным предметом всех интриг и заговоров среди людей у него за спиной. Принц Эдуард в черной шапке с бриллиантами и в малиновом камзоле с широкими плечами и разрезными рукавами был маленькой фигуркой рядом со взрослыми. Впрочем, на коне он сидел твердо, выпрямившись. Для своих лет сын короля был высоким, и на его худом личике застыла невозмутимость. Его серьезное выражение и маленький подбородок напомнили мне его давно умершую мать, Джейн Сеймур, которую я видел на огромной картине на стене в Уайтхолле. Мне было жаль этого ребенка из-за бремени, которое скоро свалится на него. И тут я подумал о Тимоти: я был слишком суров с ним, не следует держать злобу на детей. Я решил, что поговорю с ним, когда вернусь.

Выделенное мне место опять оказалось рядом с Блоуэром. Большущий сержант кивнул мне. Но говорил он в этот день мало — в основном, подавшись вперед, он смотрел на группу за спиной у принца Эдуарда, пытаясь поймать взгляд лорда-канцлера Ризли, который мог дать ему вожделенное место судьи. Ризли увидел его, но в ответ на кивок и улыбку лишь нахмурился, словно говоря: не здесь. Мне вспомнилась старая поговорка, что у больших блох водятся маленькие, которые их кусают.

Наконец мы увидели, как д’Аннебо со свитой медленно движется по берегу по направлению к нам. Всего в шествии было три сотни участников — я знал, что адмирал взял с собой двести человек из Франции. От английской группы вышли вперед герольды и затрубили в трубы. Адмирал в сопровождении графа Эссекского подскакал к принцу Эдуарду и, оставаясь в седле, поклонился мальчику. Принц тонким детским голосом без запинки начал произносить по-французски приветствие. В конце адмирал подъехал ближе, и они с Эдуардом обнялись.

По окончании приветствия французская сторона и большинство лордов во главе с принцем и адмиралом поехали в Хэмптон-Корт. Коня принца Эдуарда держал в поводу высокий солдат. Мы, оставшиеся, как обычно в таких случаях, тут же с облегчением вздохнули — все размяли плечи и задержались лишь для того, чтобы поговорить с друзьями, прежде чем отправиться обратно в Лондон. Я решил, что из вежливости нужно подъехать к недовольному с виду Боуэру, но когда собрался заговорить с ним, ощутил, как кто-то тронул меня за руку. Обернувшись, я увидел рядом лорда Парра с двумя слугами, один из которых держал его коня.

— Милорд, — сказал я ему, — я не видел вас в свите принца.

— Нет, людей королевы не привлекают к этому. Но я приехал и хочу поговорить с вами.

— Разумеется.

Я посмотрел на этого старого человека: в своей записке лорд Уильям сообщал, что заболел, — и он действительно выглядел слабым и тяжело опирался на свою трость. Парр кивнул своим людям, и один из них помог мне слезть с седла, а второй взял под уздцы Бытие. Блоуэр с удивлением смотрел на знатного лорда, не ожидав, что я знаком с такой важной фигурой. Поклонившись дяде королевы, толстый сержант поехал прочь, еще более обескураженный, чем раньше.

Лорд Парр отвел меня в сторону, и мы встали у реки.

— Вы получили мое письмо? — спросил он.

— Получил. Я поговорил с моим стюардом Броккетом, и он готов, хотя и с большой неохотой.

— Я все пытаюсь выяснить, кто вынес это дело на Тайный совет. Но ничего не добился, а Пэджет неразговорчив как никто другой.

— На совете он вел себя честно, — заметил я. — Он как будто искренне хотел найти правду или ложь в обвинениях.

— Да, возможно. — Лорд глубоко вздохнул. — Я уже начинаю уставать от всего этого. Когда адмирал на следующей неделе уедет, король с королевой собираются съездить в Гилдфорд, так что мне опять придется перетаскивать эти старые кости. — Он взглянул за реку и тихо проговорил: — Король не берет с собой никого из традиционалистов из Совета — ни Гардинера, ни Ризли, ни Норфолка. А лорд Хартфорд и лорд Лайл поедут с ним. — Парр пронзил меня своими покрасневшими глазами. — Перевес быстро перемещается на нашу сторону. Король больше не виделся с Бертано, тот томится в ожидании где-то в Лондоне. Начинают ходить слухи, что здесь папский посланник. А если я смогу доказать, что Рич вел какую-то двойную игру — возможно, пытался навредить королеве через вас, — это разгневает короля и поможет королеве. И семейству Парров, — добавил он. — Но прежде чем что-то делать с этим Стайсом, мне нужно кое-что разузнать. Нет никаких следов от тех других? Я имею в виду убийц Грининга.

— Дэниелса и Кардмейкера? — переспросил я. — Нет, печатник Оукден видел их в городе, но я сам не видел.

— Для кого же они похитили книгу королевы? Не для Рича, я уверен, он бы воспользовался «Стенанием» немедленно.

— Может ли она по-прежнему причинить королеве вред?

— Думаю, да. — Лорд Парр помолчал, а потом сжал костлявую руку в кулак. — Никогда не знаешь, когда и куда повернет король и каким образом. — Он покачал головой. — Я знаю, больше всего его рассердит сам факт, что она скрывала от него свою книгу.

— Неверность, а не теология «Стенания»?

— Именно. Хотя ее упор на спасение одной верой вряд ли поможет. А король всегда непредсказуем. Тем более теперь, когда он так болен. — Уже второй раз старик как будто покачнулся, и я протянул ему руку. Но он выпрямился и глубоко вздохнул: — Дайте мне несколько дней, мастер Шардлейк, я попытаюсь выведать кое-что.

Затем он повернулся к нашим лошадям, и мы направились туда.

— Я скоро свяжусь с вами, — сказал Уильям, когда мы сели верхом. — Держите этого стюарда в сохранности. Он сильно напуган?

— Думаю, да.

— Хорошо, — кивнул лорд и, когда я повернулся к нему, проговорил: — Да, чуть не забыл: королева шлет вам наилучшие пожелания.

Я тихонько поехал назад в город, но не успел далеко отъехать, как меня догнал другой всадник. К своему удивлению, я увидел Уильяма Сесила. Лицо его, как обычно, было серьезно.

— Брат Сесил. Не думал увидеть вас снова так скоро. — Я позволил себе добавить в голос нотку упрека. Раньше этот человек оказывал нам огромную помощь, но теперь лорду Парру его сильно недоставало.

— Брат Шардлейк. — Его тонкие губы слегка сжались в ответ на мой тон.

— Как служится у лорда Хартфорда?

— Спасибо, хорошо. — Уильям немного поколебался. — Его секретарь скоро уходит, и возможно, я займу его место.

Я наклонил голову:

— Значит, вы сделали удачный ход.

Сесил натянул поводья, и я тоже остановился. Молодой юрист посмотрел мне в лицо, пронзив меня своими большими, острыми голубыми глазами.

— Брат Шардлейк, я сожалею, что покинул службу королеве. Но мне поступило предложение с серьезным повышением, и я не мог отказаться.

— Как это водится.

— К тому же, признаюсь, после стычки в порту я серьезно задумался. О том, кто я есть, на что способен и на что не способен. Я не боец, и у меня молодая семья, о которой я должен думать. Мои таланты, какие есть, лучше проявлять, сидя за письменным столом. Где, — добавил он, — я могу служить делу реформы. Поверьте, я искренен в этом, как и в моей неизменной любви и уважении к королеве.

— Но теперь вы прежде всего преданы Сеймурам, а не Паррам, — посмел заметить я.

— Оба семейства служат реформе. А последовал за вами я, брат Шардлейк, чтобы сказать вам то, что, я думаю, вам следует знать. Лорд Парр сдает. Когда я уходил, то не знал, насколько он болен, но теперь хочу сказать вам, что если ваше участие в делах королевы продолжится — а мне известно, что вас вызывали на Тайный совет, — вы должны полагаться не только на его, но и на собственные суждения. — Уильям посмотрел на меня убедительным взглядом.

— Я видел сейчас, что он не совсем здоров, — тихо сказал я.

— И на него давит все… — Сесил протянул руку вперед, к исчезающей вдали кавалькаде. — Все это. У него много дел в Хэмптон-Корте, королева играет значительную роль в церемониях.

— Я знаю. Я буду там в понедельник.

Уильяму не было нужды догонять меня, чтобы сказать все это.

— Спасибо, брат Сесил, — сказал я ему.

— Если услышу что-нибудь полезное для вас или для королевы, я вам сообщу.

— Как вы думаете, что случилось с ее книгой?

— Лорд Парр считает, что ее уничтожили.

— А вы?

— Я не знаю. Знаю только, что момент, когда консерваторы могли бы использовать ее с максимальной выгодой для себя, упущен. Теперь ветер сильно дует в другую сторону. Может быть, поняв это, похитители уничтожили ее. — Мой собеседник покачал головой. — Но, пожалуй, мы никогда этого не узнаем.

Мы поехали дальше, разговаривая о церемониях и о последующей королевской поездке. Очевидно, из-за здоровья короля она продлится недолго — он лишь остановится в Гилдфорде на пару недель. Мы расстались в начале Чансери-лейн.

— Эта тайна еще не разгадана, — сказал я. — Если услышите что-нибудь, пожалуйста, сообщите мне.

— Клянусь, сообщу, — пообещал Уильям.

Направившись по Чансери-лейн, я подумал: да, сообщишь — но только при условии, если это будет на пользу как Паррам, так и Сеймурам.

Глава 40

Я вернулся домой, мучительно чувствуя пот на лбу под шляпой и сержантской шапочкой, и подъехал к конюшне. Теперь я поговорю с Тимоти.

Но мальчика в конюшне не оказалось. А Мартин и Агнесса, наверное, занимались чем-то в доме. Я устало спешился, снял оба головных убора и вошел в дом. И тут же услышал женский плач на кухне — отчаянные, мучительные рыдания. Я понял, что это Агнесса Броккет. Джозефина что-то тихо бормотала, а потом громко и сердито прозвучал голос Мартина:

— Божьи кости, девочка, оставь нас в покое! Не смотри на меня своими коровьими глазами, глупое создание! Убирайся!

Джозефина с горящими щеками вышла в прихожую, и я тихо спросил:

— Что случилось?

— О, сэр, мастер и миссис Броккет… — Девушка осеклась, когда, услышав мой голос, из кухни вышел Мартин. Его квадратное лицо пылало злобой, но он взял себя в руки и тихо спросил:

— Можно поговорить с вами, сэр?

Я кивнул:

— Пройдемте в гостиную.

Когда дверь за нами закрылась, я сказал:

— Что такое, Мартин? Вы не сказали Агнессе о своем доносительстве?..

— Нет! Нет! — раздраженно замотал головой стюард, а потом более спокойным тоном сказал: — Это наш сын.

— Джон?

— Мы получили письмо от тюремщика в Лестере. У Джона опять отек легкого. Вызвали доктора, и тот сказал, что он, похоже, умрет. Сэр, мы должны поехать к нему. Агнесса настаивает, чтобы ехать сегодня же.

Я посмотрел на Броккета и, заметив отчаяние в его глазах, понял, что, невзирая на последствия, его жена поедет к сыну, и Мартин, который при всех своих грехах любил ее, поедет тоже.

— Когда послано письмо? — спросил я.

— Три дня назад. — Стюард безнадежно покачал головой. — Может быть, уже поздно. Это убьет Агнессу. — Я не ответил, и он сказал с внезапным вызовом: — Вы не можете нас удержать. Делайте что хотите. Дайте мне дурную рекомендацию, распустите по Лондону слух о том, что я сделал. Скажите всё людям королевы. Мне все равно, мы сегодня уезжаем.

— Мне жаль, что с вами такое случилось, — сказал я.

Слуга не ответил — он просто продолжал смотреть на меня безнадежным взглядом. Я задумался, а потом сказал:

— Я хочу заключить с вами сделку, Мартин Броккет. Отнесите еще одну записку в ту таверну — прямо сейчас. Сообщите в ней, что у вас важная новость и что вы будете в доме у Смитфилдской площади завтра в девять вечера.

Стюард глубоко вздохнул и повторил, еле сдерживаясь:

— Мы сегодня уезжаем.

— Я не предлагаю вам явиться на встречу. Явятся другие. Но чтобы запустить колесо, вы должны доставить записку, написанную вашей рукой, лично.

— И взамен? — вдруг дерзко спросил Броккет.

— Взамен я дам вам рекомендацию, расхваливая ваше умение и прилежание. Но не напишу, что вы заслуживаете доверия, поскольку вы его не заслуживаете.

— Я всю жизнь был честен, — ответил Мартин с дрожью в голосе, — пока действия Джона не довели меня до этого. Я мог бы не согласиться на роль шпиона, но я действительно никогда не уважал вас, мастер горбун… — злобно добавил он, но потом осекся, осознав, что чуть не зашел чересчур далеко.

Я спокойно ответил:

— Я тоже не уважал вас, Мартин, — вы высокомерный недалекий человек. С женой, которая слишком хороша для такого человека.

Броккет сжал кулаки:

— У меня она хотя бы есть.

В последовавшем молчании я снова услышал рыдания Агнессы. Мартин болезненно сморщился, и я тихо сказал:

— Пойдемте в кабинет. Напишите ту записку и отнесите ее. Когда вы уйдете, я напишу вам рекомендацию. А когда вернетесь, отдам ее вам. После этого можете убираться.

В кабинете я задумался: что наверняка заставит Стайса, а возможно, и Рича, прийти? В конце концов я велел Мартину написать:

«У меня срочная новость, касающаяся визита одного итальянского джентльмена».

Это должно сработать: лорд Парр рассказал мне про начинающие просачиваться слухи о присутствии Бертано. Рича это очень заинтересует.

«Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы мы были одни, — продолжил затем Броккет под мою диктовку. — Все это совершенно конфиденциально».

Когда записка была написана и я ее одобрил, Мартин отправился в таверну, а я с тяжелой совестью написал ему рекомендацию. Мне подумалось, что этот человек может не доставить записку, а просто выбросить ее — впрочем, прежде чем он ушел, я снова предупредил его, что в этом деле замешаны очень высокие лица. Кроме того, я ощущал, что его гордость странным образом обеспечит выполнение этого последнего обещания. Джозефина тем временем отвела Агнессу наверх упаковывать вещи. Я стоял у окна гостиной, глядя на солнечную лужайку, полный грустных мыслей. Жена… Я бы хотел взять в жены королеву. Наверное, я немного повредился умом, как несчастная Изабель.

Раздался стук в дверь, и вошла Агнесса Броккет с измученным, заплаканным лицом.

— Мартин рассказал вам наши новости, сэр? — спросила она.

— Про Джона? Да. Сочувствую.

— Спасибо, что отпускаете нас, сэр. Мы вернемся, как только сможем. Мартин ушел с последним поручением. — Женщина изнуренно улыбнулась.

Значит, Броккет не сказал жене, что они не вернутся. Несомненно, он сочинит потом какую-нибудь историю. Бедная Агнесса, такая честная и трудолюбивая, такая доброжелательная… Ее сын в тюрьме, и она не знает об обмане мужа…

— Я смотрел в сад. Вы хорошо там поработали, как и в доме, — ласково сказал я ей.

— Спасибо, сэр. — Миссис Броккет глубоко вздохнула и добавила: — Мой муж — я знаю, с ним не всегда легко, но это я настояла, чтобы поехать к Джону сегодня же, вся вина на мне.

— В желании повидаться с сыном нет вины. — Я полез в лежавший на столе кошелек. — Вот, возьмите немного денег, вам понадобится в дороге.

Я дал женщине полсоверена. Она крепко схватила монету и склонила голову, а потом, отчаянно попытавшись выглядеть, как прежде, жизнерадостной, сказала:

— Позаботьтесь, чтобы Тимоти и Джозефина не попали в беду, сэр.

Я подождал, пока Мартин не вернулся и не подтвердил, что доставил записку, и отдал ему рекомендацию. Мне не хотелось смотреть, как они с женой уезжают, поэтому я снова вышел из дома и отправился в Линкольнс-Инн. Мне нужно было поговорить с Бараком и Николасом, посоветоваться с ними.

Я пригласил их обоих в свой кабинет и рассказал, что только что случилось.

— Это означает, что завтра мы будем иметь дело со Стайсом, — сказал я.

— Какие у нас основания хватать его? — спросил Барак. — Он не сделал ничего противозаконного, а Рич будет недоволен.

— Это дело лорда Парра. Я сегодня разыщу его на пиршестве в Хэмптон-Корте. Мое последнее поручение от казначея Роуленда. Насколько я понял из инструкции, нужно будет просто стоять вокруг с сотнями других, — с горечью сказал я, — демонстрируя д’Аннебо, сколько здесь процветающих англичан с золотыми цепями. Хотя большинство бедствует от налогов, чтобы платить за войну, а еще многие тысячи просто борются за выживание.

Джек приподнял брови:

— Вы говорите как крайний радикал.

Я пожал плечами:

— Как бы то ни было, я должен буду разыскать лорда Парра.

— А если не найдете? Среди всей этой толчеи?

— Найду. — Тут вся злоба, накопившаяся во мне за последние дни, вырвалась наружу, и я стукнул кулаком по столу, отчего стеклянная чернильница подскочила, расплескав чернила. — Я выясню, что затевают Рич и Стайс! Черт бы их побрал, они месяцами следили за мной, похитили Николаса, втянули меня, чтобы я работал на них! Хватит! Мне до смерти надоело, что меня используют, используют, используют!!!

Я редко выходил из себя, и Барак с Овертоном переглянулись. Николас осторожно сказал:

— Не лучше ли оставить это дело как есть, сэр? Ваш коварный стюард уехал. Книгу Анны Эскью увезли за границу, книга королевы пропала. И похитил ее кто-то другой, а не Стайс. От убийц Грининга и прочих из его кружка никаких следов…

— И нет никаких свидетельств, что они как-то связаны с Ричем, — согласился Барак. — Скорее наоборот.

— Тут всегда присутствовала некая третья сила — кто-то нанявший тех двух убийц. Но мы так и не смогли выяснить кто. По какой-то причине Рич и Стайс стали следить за мной еще до того, как книга пропала. Это может не иметь никакого отношения к «Стенанию», но это касается королевы. Броккет сказал, что ему было велено особенно следить за связью между нами. Ради королевы я должен решить этот вопрос. И да — ради себя самого!

Николас с серьезным видом посмотрел на меня.

— Хотите, чтобы завтра я пошел с вами в тот дом?

Джек согласился:

— Нет никакой гарантии, что Стайс будет там завтра один, лишь потому, что так было раньше.

— Лорд Парр поставил человека, чтобы следить за тем домом, он знает, кто входит и выходит.

— Вам нужно взять кого-то с собой, сэр, — настаивал Овертон.

Я взглянул на своего ученика. Его веснушчатое лицо казалось искренним, хотя я не сомневался, что в нем снова шевельнулась его юношеская страсть к приключениям.

— Ну, если пойдет он, то мне тоже лучше пойти, — сказал Барак, — присмотреть за вами обоими.

Я немного помолчал в нерешительности, а затем покачал головой:

— Нет, вы оба уже достаточно сделали. Я уверен, что уговорю лорда Парра послать несколько человек.

— А если не сможете… — приподнял брови Джек.

Я посмотрел на них и осознал, что когда посылал Броккета с запиской, мне хотелось, чтобы мои сотрудники предложили свою помощь. И они оба предлагали ее, в основном из преданности мне. Мне вдруг сжало горло, и я выговорил:

— Посмотрим.

Николас покачал головой:

— Хорошо бы узнать, кто стоял за теми двумя, что украли книгу королевы.

Барак рассмеялся:

— Ты сегодня много хочешь, длинный! Непохоже, что это Рич, но это не исключается. Или это мог быть Ризли или любой из тех двоих, действуя по указаниям епископа Гардинера.

— Да, — согласился я. — Но я не знаю. Может быть замешана даже леди Мэри с так называемой дурочкой Джейн, хотя я теперь в этом усомнился. Или даже Сеймуры, действующие против Парров.

Джек поднял воображаемый бокал:

— За короля и все его семейство, всех его славных советников и славного адмирала д’Аннебо! За всю их долбаную компанию!

Я вернулся домой усталый и с чувством вины. Я не сдержался, возмутившись, что меня используют, а что я сам делаю с Бараком и Николасом?

В доме было тихо, и на оконных стеклах сверкало дневное солнце. Это был дом богатого человека — во многих отношениях мне повезло. Я подумал про Мартина и Агнессу, теперь, без сомнения, направлявшихся верхом на север, обмотав платками рты от пыли. По крайней мере, на те деньги, что я дал миссис Броккет, они смогли взять хороших лошадей. Мне же теперь, пока я не подыщу нового стюарда, придется обходиться Джозефиной и Тимоти.

Джозефина была на кухне, готовила ужин.

— Они уехали? — спросил я ее.

— Да, сэр.

Я увидел, что девушка плакала.

— Сэр, перед отъездом мастер Броккет пошел в конюшню попрощаться с Тимоти, — сказала она.

Я нахмурился. Раньше Мартин никогда не находил времени на мальчика, считая, что я его балую.

— Не знаю, что он ему сказал, но видела, что после этого Тимоти очень расстроился; он плакал и не говорил почему, а потом убежал обратно в конюшню, — продолжала служанка. — Он будет горевать, что Агнесса уехала. В последнее время он вообще не в себе.

— У меня была… ну, причина быть недовольным Тимоти, — рассказал я ей. — Я собирался сегодня с ним поговорить. Сделаю это сейчас.

Джозефина восприняла это с облегчением.

— Думаю, это хорошая мысль, сэр, — сказала она и торопливо добавила: — Если позволите сказать.

Я улыбнулся ей:

— Позволяю, Джозефина. Теперь ты отвечаешь за хозяйство.

Глаза девушки расширились — в них была смесь радости и опасения.

Я же пошел в конюшню. Было слышно, как внутри топчется Бытие. Набрав в грудь воздуха, я открыл дверь и тихо сказал:

— Тимоти, думаю, мы должны продолжить…

Но там никого не было — только моя лошадь в стойле. Потом я заметил на перевернутом ведре, где обычно сидел мальчик, листок бумаги с надписью «мастеру Шардлейку». Я взял его. Некоторое время назад я уговорил Тимоти пойти в школу, чтобы научиться писать, так что он, по крайней мере, знал алфавит. Я с опаской развернул записку.