Дневники Энди Уорхола Уорхол Энди

Был Ричард Гир, и все говорили о том, что Винсент Кэнби написал разгромную рецензию в «Таймс» на «Американского жиголо». Сам Гир, однако, сказал, что смотрит на все это с оптимизмом, потому что очередь в кинотеатр огибает квартал, так что этот фильм может стать очень успешным. Был Пол Шредер, и Кэтрин заинтересовалась им и осталась на вечеринке после моего ухода, но впоследствии оказалось, что она осталась совсем ненадолго, так что никаких новостей на этом фронте не было. Были Берри и Тони Перкинс. Были мистер и миссис Хелен Герли Браун, и Хелен отвела Трумена в уголок. Он ушел с вечеринки рано, сказал, что ему [смеется] надоели все эти люди, которые рассказывают ему про свою личную жизнь.

Понедельник, 4 февраля 1980 года

Пришлось мчаться сломя голову в офис к 11.30, потому что Джин Кеннеди Смит должна была прийти к нам вместе с Керри Кеннеди[734], чтобы выбрать плакаты для предвыборной кампании Теда Кеннеди (такси 4 доллара). Пришлось мне фотографироваться, ведь с ними явилась вся пресса.

Воскресенье, 10 февраля 1980 года – Цюрих

Бруно Бишофбергер разбудил нас в 11.30 в гранд-отеле «Дольдер». Он ждал нас с Фредом, чтобы повезти меня на первую портретную сессию. Мы приехали в крошечный домик – словно попали в какой-нибудь из домов на Нижнем Ист-Сайде – и там была мать и трое детей, и Фред сказал, что один ребенок очень хорошенький, но я не заметил. На всех были вельветовые брюки и рваные рубашки. Фред попросил апельсиновый сок, и ему дали консервированный апельсиновый сок. Мать была просто молоденькой мамочкой. Мебель старая, обветшалая. Во всем доме не было ничего, что говорило бы о богатстве. Все выглядело таким бедным, что я хотел уже подарить им этот портрет, сделать бесплатно. Они были очень милы, но я просто не мог поверить, что они могли позволить себе такие расходы. Мы все были просто изумлены, однако Бруно сказал нам, что у швейцарцев никогда не поймешь, что и как, что швейцарцы свои деньги прячут и никогда не показывают, насколько они богаты.

Понедельник, 11 февраля 1980 года – Цюрих

Спал допоздна, потом меня разбудил Томас Амманн, чтобы я сделал портрет для красавицы жены с толстым мужем. Я сказал, что ей не понадобится косметика. С ней было очень легко работать, потому что она безумно красива. Ее муж говорит ей, что она уродина, – Томас сказал, что швейцарцы специально так обращаются со своими женами, поскольку не хотят, чтобы те «слишком воображали». Мы подарили им книгу и один из номеров Interview и отправили пленку в проявку. Здесь оказалось трудно найти какую-то фотопленку, кроме SX-70, потому что другие сейчас снимают с производства. Купили английские газеты, я за них заплатил (5 долларов).

Ланч в ресторане внизу с Лулу де ла Фалез Клоссовски, ее мужем Таде и с Томасом. Платили мы. Еда была хорошая. Ресторан очень хороший, с красивейшим видом на озеро и горы. Кроме нас там никого не было, и солнце светило через окно на наши спины. Утром шел град. Погода очень странная. Лулу сказала, что Ив Сен-Лоран такой гений, что не может этого сам вынести, вот ему и приходится принимать миллион таблеток, и у всех в его офисе становится дурное настроение, когда дурное настроение у него самого, – у всех, кроме нее. Она сказала, что ведет себя как счастливая женщина, что бы ни происходило на самом деле. Вот почему она болеет, потому что она всегда старается делать вид, что счастлива, а это очень сильно действует на ее печень. Она уже год и три месяца не брала в рот алкоголь, но вот кокаин, на ее взгляд, ей вовсе не вредит. Я другого мнения. Мы говорили о ее отчиме, Джоне Маккендри. Она сказала, что у него было слишком много любовников. Он женился на Максим потому, что вообразил, что ее сын Алексис будет жить с ним вместе, и тогда он сможет завести с ним шашни. Но сын в конце концов женился и уехал в Уэльс. Потом он придумал, чтобы Лулу жила с ними и приводила домой красивых мальчиков, которых он мог бы трахать. Между прочим, некоторых он у нее увел.

Лулу сказала, что Джон Маккендри в самом деле медленно убивал себя, потому что он вечно фантазировал о том, какой должна быть аристократия – великолепной, романтической, замечательной, начитанной. Потом, когда он познакомился с аристократками и женился на графине – ее матери, когда он мог изо дня в день встречать Джеки О. и людей такого уровня благодаря своей работе в Метрополитен, он понял, что они просто нормальные глупые существа, такие же, как все остальные. И у него пропал стимул к жизни. Конечно, я думаю, что Максим его порядком доводила. Я, правда, не мог этого сказать Лулу. Потом мы взяли такси и поехали в даунтаун (10,50 доллара).

Четверг, 14 февраля 1980 года – Дюссельдорф

Нам пришлось взять машину Ханса Майера и поехать за город, в маленький городок, чтобы сфотографировать немца-колбасника. Его компания называется «Херта», это одна из самых крупных компаний по производству колбас в Германии. Он сам прелестный парень. Владеет очень интересным зданием. Там можно было видеть всех его работников. На стене висела моя картина «Свинья». И много игрушек. Много чучел коров, чучел свиней. Свиньи, свиньи, свиньи – кругом, повсюду. И картины, произведения искусства. Какие-то странные штуки, свисающие с потолка. Были картины с водяными брызгами. Он сказал, что покупает много произведений искусства, и благодаря этому продает больше колбасы и сосисок, потому что людям это очень нравится. Потом он дал каждому из нас белый халат и белую шапочку. Мы прошли по его предприятию, посмотрели, как женщины делали колбасы. Очень было здорово. Можно было по запаху почувствовать, как готовят кислую капусту, но сосисками они нас не угостили. У него целая папка Пикассо, работ, которые я делал, гравюры Пикассо с Паломой. Мы это просмотрели, а потом надо было снова смотреть на свиней, и на салями, и на окорока, в общем на все это мясное искусство. Потом мы сделали полароидные снимки для портрета и выпили чаю. Пришла его жена. Ланч нам не предложили. Потом он вдруг спросил нас, не хотим ли мы попробовать один из сортов его сосисок. Они их сварили и дали нам по две каждому. Одну светлую и одну темную. Они были очень вкусные. Мы их ели с горчицей. Он сказал потом, что ему нужно идти на обед в столовую. А нам нужно было отправляться восвояси без ланча, что мы сочли очень странным. Мы сели в машину и поехали в ресторан в городок, который называется Ботроп.

Как только мы вошли в этот ресторан, нам объяснили, что сегодня безумный день – потому что именно в этот день все женщины гоняются за мужчинами. И отрезают им галстуки. Но поскольку мы были в курсе – мы видели этих пьяных дам, которые бегали туда-сюда, мы быстренько сняли галстуки и спрятали их в карман. Но тогда они добрались до моей рубашки и порезали ее, а это была парадная рубашка, так что я страшно разозлился. Это просто бой-бабы какие-то. Мы вернулись к нашей машине и поехали назад, в галерею Ханса. Я очень устал и ужасно огорчился из-за рубашки.

Понедельник, 18 февраля 1980 года – Нью-Йорк

Я проспал все на свете из-за перелета, из-за смены часовых поясов. Заставил своих ребят прийти работать в выходные, потому что они сачковали целых две недели, пока меня не было, однако оказалось, что здание заперто и отопление выключено. А дискотеку на первом этаже все еще не достроили, у ее владельцев, между тем, хватило наглости послать мне приглашение на открытие. Лифт сломали, он из-за них не работал, и я думаю, что отопление тоже выключено в связи с работами внизу.

Ронни пытается заучить на память свою большую роль в буффонаде – музыкальном представлении с участием Уолтера Стединга, которое скоро состоится где-то в даунтауне, а поскольку я являюсь менеджером Уолтера, мне нужно узнать, где именно это будет.

Та к здорово возвращаться домой. Я думал, что будет уже плюсовая температура, около плюс пяти, а оказалось, что все еще минус пять. Я бродил по улицам, раздавал Interview, потом взял такси до Юнион-сквер (3,50 доллара). В передней части студии отопление наконец заработало, а в задней все еще холодно. Бриджид работала над тем же самым листом бумаги, который был перед ней, когда я уезжал. Она что, думала, что я не замечу? Я просто не знаю уже, где мне писать картины, потому что Interview занял мою старую комнату. Дэвид, который работает в Interview, закончил ее покраску (50 долларов Дэвиду за покраску).

Вторник, 19 февраля 1980 года

Встал до девяти, чтобы посмотреть «Тудей шоу», – хотел понять, почему Джин Шалит не вставил в программу все, что он записал со мной. Использует, наверное, после моей смерти – он тогда скажет: «Я как-то разговаривал с Энди Уорхолом, это было в 1980 году, и вот эта запись». Я, наверное, ужасно плохо выгляжу как гость программы. Я хочу сказать, что для ТВ я, наверное, слишком уж чудной, потому что вечно одно и то же: телевизионщики просто не понимают, что со мной делать. Ну ладно, а эта штуковина для программы «20/20», которую снимала Кэрен Лернер во время моей рекламной поездки в поддержку «Экспозиций», должна выйти в эфир на следующей неделе. Двадцать восьмого. В офисе на ланч была пицца (5 долларов).

Да, еще этот парень из «Нью-Йорка» позвонил насчет отрывка из первой части «ПОПизма», который они решили дать прямо на обложке. Вот было б здорово, если бы книга стала хитом сезона и нам вообще не пришлось бы ее рекламировать! Рон Фелдман пришел в офис, и мы с ним просмотрели всю серию, всех «Десять евреев». Это, кстати, очень хорошая идея. А все немцы хотят портреты. Может, это потому, что у нас там хороший посредник – Ханс Майер. Отчего, к примеру, у нас нет такого количества заказов от американцев? И еще, я забыл сказать, что когда шел вдоль площади Юниверсити, какой-то паренек, высунув голову из окошка автомобиля, сказал: «А мальчишки-то куда слаще в машинах, да?»

Четверг, 21 февраля 1980 года

Я рассказывал уже, что несколько недель назад Бьянка стала расспрашивать нас про ту ночь, когда она отвозила Боба домой из дома Хальстона, после того как его стошнило прямо в раковину? Боб, наверное, вообще был этим потрясен, не ожидал, что она про это заговорит. Про ту ночь, когда мы увидели, как шофер вылез из задней половины лимузина. Боб ответил, что он ей сказал: «Понимаешь, Бьянка, ты просто отвезла меня домой. Наутро мне все позвонили и сказали: вот ведь хорошо, что она посидела с тобой целых полтора часа. Но я им сказал, что эти полтора часа ты не со мной провела. Мне рассказали, что тебя обнаружили в лимузине, с шофером, на заднем сидении». Она за яви ла, что после того как привезла Боба домой, просто «отключилась», потому что Мик, еще в доме у Эртегюнов, налил ей подряд три порции водки, а она пришла в такой восторг от него, что моментально вырубилась из-за этой водки. Она сказала, что шофер подсел к ней в заднюю половину лимузина, чтобы попытаться привести ее в чувство. И еще Бьянка сказала мне, что она никогда не ревновала Мика к Джерри, потому что она понимает: с ней он наконец-то получает настоящий кайф в сексе. Я заметил: «Ну, Джерри нам сказала, что делает Мику минет всякий раз перед тем, как выпустить его из дома», и Бьянка сказала: «А почему ты не вставил это в ее интервью?» Я ответил: «Да потому, что ты и без того на нас разозлилась, когда мы напечатали интервью с ней, а что бы было, если бы она еще принялась рассказывать про секс с Миком?» Бьянка сказала, что ей это вообще безразлично, она сказала, что единственной подругой Мика, к кому она его по-настоящему ревновала, была Карли Саймон[735], и это потому, что Карли Саймон – умная, и она выглядит так, как Мику, собственно, больше всего нравится: она похожа одновременно и на Мика, и на Бьянку. Ричард Вайсман спросил меня, не хочу ли я познакомиться со Сталлоне и пойти с ним на ланч в пятницу, где-то около съемочной площадки его нового фильма. Он сказал, что Сталлоне, наверное, захочет, чтобы я сделал его портрет. Приходил один японский журналист. Он ездил тогда с нами по Японии от Токио до Киото[736] и во всем меня копировал – так, он записал на магнитофон всю нашу поездку, однако по дороге ничего не было сказано, ни слова [смеется]. Японский Уорхол. В общем, он приехал в Нью-Йорк, и я думал, что дам ему какой-нибудь материал для статьи, потому что в тот раз он не слишком много написал, так вот, я его взял с собой, и мы отправились в «Мэдисон-сквер-гарден» на выставку антиквариата (такси 3 доллара). И в такси я его спросил: «А где же ваш магнитофон?», и он вынул его из сумки – это был единственный предмет в сумке, он был включен и все записывал! Правда, оказалось, что работал он на слишком медленной скорости, потому что у него уже почти сели батарейки, и японец был просто раздавлен этим, он не мог в это поверить, даже ничего сказать не мог, он только повторял: «Ох, Господи Боже, ох, Иисус, ох, Христос, ох, Иисус, ох, Боже мой», и я сказал: «Вот, у вас уже есть интервью». Но это было грустно, он до того был огорчен, что я сказал: «О, ничего, вы все запомните». Как бы то ни было, мы доехали до «Мэдисон-сквер-гарден», и там было ужасно здорово, я даже не мог поверить, сколько же там всякой всячины (два билета по 4 доллара = 8 долларов). Встретил там Тони Билла.

Пятница, 22 февраля 1980 года

Ричард Вайсман позвонил и сказал, что ланч со Сталлоне состоится и что надо прийти в половине первого.

Да, забыл сказать, звонил Трумен. Он сказал, что его сбил с ног какой лыжник-толстяк, когда он шел по склону горы в Швейцарии. Голос у него был такой, каким я привык его слышать раньше. Думаю, он в хорошем настроении, потому что Лестер дал ему 450 тысяч долларов за его вещь под названием «Самодельные гробики», напечатанную у нас в Interview. Нам, правда, от этой суммы ничего не достанется[737].

Мы поехали туда, где Сталлоне вел съемки на Первой авеню, у них там статистов человек триста. Фильм называется «Ястребы», по-моему, и продюсер там Мартин Полл[738], это он привел Сталлоне на мою выставку портретов в музей Уитни. Мартин и его жена тоже были на площадке. А вокруг стояли огромные толпы зевак. Подошел художник-декоратор, сказал, что он работал у нас во время съемок «Плохого».

Мы пошли в какой-то ресторан поблизости. Они, наверное, заранее, еще с утра, послали кого-то поискать тихое заведение, чтобы режиссер мог там спокойно посидеть за ланчем. Были Ричард и Мартин Полл с женой, Сталлоне и я. Сталлоне такой очаровательный, такой восхитительный. По-моему, он похудел почти на тридцать килограммов. Он очень привлекателен. Правда, все кинозвезды обычно считают, что портреты им должны делать бесплатно. Он умный, взял на себя функции режиссера фильма, а теперь у него неприятности, потому что профсоюзники сняли на пленку, как он говорит: «Свет, начали!»[739] Теперь он должен будет предстать перед советом директоров. Сталлоне рассказал, сколько у него проблем с этим самым профсоюзом и что есть там один коротышка-ирландец – у него уже руки чешутся набить ему морду! Был один случай, когда все в кадре было выстроено, все стоят по местам, в костюмах, в гриме, с кровью и так далее, для сцены драки, и как раз снег пошел, все было просто идеально, и тут профсоюзники сказали: «О’кей, стоп, перерыв на обед», и тут, как он сказал, он чуть ли не на коленях всех умолял: «Ну пожалуйста, ну дайте снять один дубль, прошу вас, я же один из вас, такой же, тоже работаю, умоляю, ну – я же Рокки!», только ему так ничего и не позволили сделать. Разошлись на перерыв, и потом все пришлось начинать с самого начала.

Я спросил его: ну зачем же он рассказал репортерам правду – что у него на самом деле не было никаких отношений с Бьянкой? Я сказал ему, что куда лучше было бы «признаться» – ради бльшей привлекательности. Он сказал, что они с Бьянкой «лишь действовали друг другу на нервы». Не понимаю, что бы это могло значить. Он рассказал нам, как поехал за ней, чтобы забрать к себе, но у нее «пели бронхи», она была сильно простужена и выглядела ужасно, так что все очарование тут же и пропало. Ну, по-моему, ему на самом деле просто не нравятся латиноамериканские типажи, ему, небось, крупных блондинок подавай. Его менеджер был от нас в полном восторге: ведь в Interview только что вышла статья о его другом клиенте – актере Рэе Шарки. Потом мы уехали (такси 3 доллара).

Позже нам позвонила жена Мартина Полла, сказала, что звонит по просьбе Сталлоне и хотела бы поговорить насчет скидки за портрет, но он же такой богатый…

Понедельник, 25 февраля 1980 года

Утром набрел на нескольких своих фанатов. Один рассказал мне, что на последних президентских выборах голосовал под моим именем. Заказал в издательстве «Харкорт Брейс» несколько экземпляров книги «ПОПизм», это отличный подарок. Работал всю вторую половину дня, ожидая Филиппу де Менил и Хайнера Фридриха, они должны были прийти на ужин. Они хотели, сказали они, поужинать при свечах прямо в доме 860. Не понимаю, зачем это им нужно, вот ведь странные люди, они что, не любят ходить в рестораны? Мы пытаемся продать им [в фонд «Диа»] кое-какие новые работы. Руперт привез некоторые отпечатки. Потом наконец появились Хайнер и Филиппа. Я показал им свои работы. Робин принес еду из ресторана «65 Ирвинг» и поставил ее на плиту, чтобы подогреть. Он остался, чтобы быть в роли слуги. Филиппа обычно ничего не ест, а у нас она за ужином съела все, то есть она либо очень нервничает, когда попадает в ресторан, и оттого там не ест, либо она разнервничалась у нас, в доме 860, и поэтому все съела, чтобы успокоиться, либо сегодня она впервые была по-настоящему голодна. Не могу понять, что там на самом деле. Она даже съела два куска бананового пирожного. Она была в ударе. Робин заказал хорошее меню.

Они меня спросили, почему мы не ходили на концерт Ла Монте Янга, ведь их фонд «Диа» его поддерживает. Я не стал говорить, что не в силах был бы вынести ни одной его ноты[740]. Хайнер и Филиппа только что вернулись из Турции. А, да, вот еще: они послали всех исполнителей из группы «Кружащиеся дервиши» к доктору Джиллеру на сеанс иглоукалывания. Притом всех без исключения! Они сказали, что для музея Уорхола пока что еще не нашли хорошего здания. Фонд «Диа» собирается создать такой музей. Владелец красного здания рядом с нашим хочет 300 тысяч долларов только за аренду.

Среда, 27 февраля 1980 года

Трумен позвонил на днях и сказал, что не будет больше давать нам статьи. Объяснил тем, что собирается дать нам «Услышанные молитвы», когда закончит эту вещь в октябре. Я сказал Бобу, что это все просто неправда. Он изменился, этот Трумен, он нас бросил, и я не понимаю, почему.

В офис позвонила Джилл Фуллер[741], сказала, что взяла в аренду вертолет, чтобы отвезти нас в комплекс «Нассау Колизеум» – на концерт Pink Floyd, это их друзья. Я позвонил Кэтрин, которая сейчас работает у Ричарда Вайсмана, и она в полном восторге, что можно полететь на вертолете, – а поэтому и я набрался смелости, подумал, что это может быть здорово.

Парень из диско внизу сказал, что они открываются в четверг вечером, и он записал мое имя в список на входе. Они уже включали музыку вчера, и это было так громко, что все просто содрогалось от нее, а я еще услышал через шахту лифта, как они там кричали: «Громче, еще громче!», хотя уже было невероятно громко.

Заехал за Кэтрин (такси 4 доллара). Приехали к Джилл. Она дала нам бутылку шампанского, и мы снова взяли такси, чтобы доехать до вертолета (такси 3 доллара). Полет был чудесный, отличный, замечательный, мы пили шампанское. Нас ждали четыре лимузина.

Когда начали концерт, в нем все было настолько сложное и дорогостоящее, что выступать вот так эта группа может только в Калифорнии, Нью-Йорке и Лондоне. Огромные статуи, как на параде универмага «Мейси».

Четверг, 28 февраля 1980 года

Заехал за Кэтрин, на такси мы добрались до дома Гарри Бейли на Восточной 72-й улице (2 доллара). Когда-то это была квартира Джорджа Гершвина. Там была Барбара Роуз со своим мужем, тем, кто написал «Просто кобель», его зовут Джерри Либер, а жена его совершенно жуткая дама. Она из тех, что хуже не бывает, она подойдет, чтобы сказать, например: «Ах, мне так нравится твоя новая авторская манера, которую ты еще не изобрел». Вот почему люди делают такое? Они что, больные что ли? Она, к тому же, была одета хуже некуда, хуже всех, вид просто чудовищный. Надо было мне сказать ей: «Как же мне нравится ваша одежда». Надо мне научиться быстрее реагировать. Я не знаю, почему Гарри захотел пригласить на ужин эту Барбару Роуз – ну, разве что подумал, будто она знает, чьи картины ему надо покупать.

Пятница, 29 февраля 1980 года

У нас в офисе на ланче были Тойни Кастелли и ее ассистентка, а также Йолас и Брукс Джексон со своей женой Адрианой. Тойни хочет устроить выставку моих принтов. А Йолас открывает новую галерею.

«Студия 54» потеряла лицензию на продажу крепких спиртных напитков – в газетах были фотографии Сильвестра Сталлоне, покупающего последний коктейль в баре, – и другие рестораны Стива на Лонг-Айленде тоже лишились лицензии.

Суббота, 1 марта 1980 года

Позвонил Виктор Бокрис, сказал, что наш ужин с Миком Джаггером у Уильяма Берроуза состоится. Виктор пишет книгу о Берроузе. Я решил остаться в офисе, не заходить домой. Шофер проехал мимо дома 222 по улице Бауэри, он слишком быстро ехал (такси 3 доллара).

Мы поднялись наверх, и я не был там с 1963 или 1962 года. Тогда это была раздевалка гимнастического зала. Окон нет. Все белое, чистое, трубы (и то, как они проложены) выглядят как скульптура. Билл спит в другой комнате, на полу. Я не думаю, что он хороший писатель. Ну то есть он написал одну хорошую книгу – «Голый завтрак», а теперь он как будто живет в прошлом.

Женщина, которая там была, – кажется, ее зовут Марша – сказала, что фотографировала Кеннета Энгера у него дома на 94-й улице. Я сказал ей, что не нужно упоминать при нем мое имя, иначе он может наброситься на нее – ведь он считает меня дьяволом. Она сказала, что у него вся квартира в красном цвете, на стенах там висят все наши фотографии, и он при этом всех поносит. Билл расспрашивал Мика про «культуру наркотиков» и про «революцию» и всякое такое, а потом Мик и Джерри уехали. Я еще ненадолго остался. Потом Виктор Бокрис проводил меня вниз, и мы полчаса ждали вызванного такси (такси 5 долларов). Домой приехал в 23.00.

Воскресенье, 2 марта 1980 года

На улице очень холодно. Я пошел в церковь. Потом нужно было быть готовым – к половине третьего – отправиться в «Ридженси», чтобы сфотографировать Сильвестра Сталлоне. Фред ждал меня там. Номер 1526. Сильвестр выглядел хорошо. Он вновь сошелся со своей женой Сашей, она тоже была там, она очаровательная и умная, выглядит очень молодо. Я не понимаю, на кой ему понадобилось бросать ее ради этой Сьюзен Энтон.

Я заставил его снять рубашку, и у него на шее былочто-то вроде медали.

Я истратил десять катушек пленки, потому что его на самом деле оказалось трудно фотографировать. Спереди его шея худая и тонкая, а вот сбоку она кажется чуть ли не в метр шириной. Спереди у него огромная, широкая грудь, а сбоку ее как бы вообще нет. У него красивые руки, и я их использовал в кадре, однако иногда они кажутся несоразмерно маленькими, хотя в другом ракурсе вдруг – огромными. Он – как Гуттаперчевый Человек[742].

У него телохранителем работает парень, который был телохранителем у Тома Салливана на съемках «Кокаиновых ковбоев», так что мы с ним поговорили про Тома. Сильвестр рассказывал про вручение премий Киноакадемии, сказал, что ему очень не понравился «Весь этот джаз». Он сказал, что Киноакадемия в этом году просто проигнорировала и его, и Вуди Аллена.

Сказал еще, что собирается поехать в Венгрию, чтобы снять там боевик, а после этого хотел бы перенести на экран историю Джима Моррисона. Я ему сказал, что мы с Джимом были по-настоящему близкими друзьями, и что Том Бейкер был его хорошим другом, и что ему обязательно нужно будет поговорить обо всем с Томом, который сейчас в Нью-Йорке и, между прочим, мне позванивает время от времени.

Я еще сказал Сталлоне, что ему нужно сделать фильм по книге Линды Лавлейс[743].

Он ответил на это: его беспокоит, что он, наверное, человек одного фильма, и он назвал кое-кого, кто в таком же положении. Например, одного из тех, кто делал фильм «Все свои»[744].

Мы провели у него около часа. Его жена вышла в другую комнату и потом даже не вернулась, чтобы попрощаться, почему – не знаю.

Понедельник, 3 марта 1980 года

Та к с и на Юнион-сквер (2 доллара плюс принадлежности 8,10 и 20,50 доллара). Я встречался с Кэрол, моей двоюродной сестрой из Батлера, штат Пенсильвания. Она меня довела до белого каления: очень медленно разговаривает. Потом она уехала, и всю вторую половину дня я работал. Призвал Руперта – приехать помочь. Мне был нужен кто-нибудь, кто пошел бы вместе со мной на презентацию агитационных плакатов Теда Кеннеди, которые я должен был там подписывать. Мы доехали по Мэдисон-авеню (такси 4 доллара) до галереи «Брустер». Сам Тед Кеннеди, правда, туда не приехал, он был в Массачусетсе. А было бы, конечно, лучше, если бы и он тоже ставил свой автограф. Я все время после полудня подписывал и подписывал эти плакаты. Там были все Кеннеди. Керри и одна из ее сестер, причем Керри красивее сестры. Они все странно выглядят, эти дети. Была Пэт Лоуфорд, и нас попросили позировать вместе. Она волновалась, поэтому немного выпила, а потом произнесла речь. Работа была трудная. Керри ходила среди присутствующих, продавая плакаты. По 750 долларов и по две тысячи долларов.

Вторник, 4 марта 1980 года

В час дня приходила Кэтрин Оксенберг, чтобы сфотографироваться на обложку Interview, ей всего восемнадцать лет, и она сильно волновалась и поэтому болтала про все на свете – про то, что ее мать спит с кем ни попадя; что сестра Шэрон Хэммонд, Морин, была замужем за ее отцом, а теперь живет с единокровным братом Кэтрин, которому, наверное, лет девятнадцать, а ей-то самой уже под сорок, надо думать. Ее мать – Елизавета, принцесса Югославии[745]. Еда на ланче была от «Бальдуччи»[746], интервью получилось хорошее. Подошел Том Бейкер, чтобы попрощаться со мной, – он уезжает из Нью-Йорка. Я сказал ему, что Сильвестр Сталлоне хотел бы сыграть роль Джима Моррисона, но он возразил мне, сказав, что Сталлоне слишком стар для этого.

Среда, 5 марта 1980 года

Зашел за Джоном Райнхолдом, и мы двинули дальше на ланч в «Перл». Говорили об алмазной пыли. Она на самом деле совсем как пудра, а было бы красиво, если бы это была алмазная крошка, тогда и картина стоила бы все двадцать, а то и тридцать тысяч долларов. Было приятно вновь повидать саму Перл.

Четверг, 6 марта 1980 года

Ланч в честь Ричарда Гира и его подруги Сильвиньи, о которой есть материал в текущем номере Interview. Фред пригласил нескольких шведов, еще Крисси Берлин и Байрона, этого любителя бильярда, в которого совершенно влюбился Золи, однако тот вовсе не хочет быть моделью – он играет себе на бильярде, а модельный бизнес считает пустым и легким занятием. Он знает все и вся – вот, например, что по вторникам и по четвергам можно просто прийти в офис «Бритиш Эйрвэйз» на Парк-авеню, зарегистрироваться на входе – и там внут ри будет шведский стол с креветками.

Амина, манекенщица-негритянка, которая пишет пьесу, без конца повторяла: «А где Ричард Гир? Он ведь должен быть здесь!» Однако когда он наконец появился, он не обратил на нее никакого внимания и тут же перестал ей нравиться, поэтому она перешла туда, где я подписывал свои плакаты для предвыборной кампании Теда Кеннеди. Робин принес ланч из «65 Ирвинг», но после того, как ушли гости, Бриджид съела все, что еще оставалось, и ему вообще ни крошки не досталось. Была прекрасная погода, и я сказал, а почему бы мне, Бриджид и Крисси не прогуляться на Юниверсити-плейс, не заглянуть в антикварную лавку к Би, если она сегодня там. Мы раздавали номера Interview наркоманам, которые теперь перебрались с угла 17-й улицы и Парк-авеню на угол 14-й. Потом зашли к Би, и Бриджид сказала, что на минутку отлучится, мигом вернется – пошла на другую сторону улицы за пачкой сигарет. И буквально в следующий миг я услышал громкий удар и падение тела и сразу понял, что это означает.

Я выбежал, и Бриджид лежала на асфальте, а грузовик был всего в нескольких сантиметрах от ее толстого живота. Потом она встала, засмеялась и сказала: «Нет-нет, у меня все в порядке». Грузовик принадлежал одному из реставраторов картин. Парень этот оказался очень славным, все порывался отвезти ее в больницу, но она настолько обрадовалась, что все обошлось, что ни в какую не хотела туда ехать. Она, правда, до смерти перепугалась. Крисси так разволновалась, что отправилась домой.

Я был до того рад, что Бриджид осталась жива, что сказал: дарю тебе все, что ты только захочешь, – и она съела несколько порций мороженого в вафельных рожках (0,75 доллара 4 плюс 0,90 доллара печенье из магазина «Гринберг», потом торт за 12 долларов, Биг-Маки 8,52 доллара). Мы бродили туда-сюда примерно целый час, чтобы убедиться, что у нее в самом деле все в порядке. И оба думали только об одном: вот сегодня ты есть, а завтра тебя нет. Надеюсь, это происшествие станет для нее уроком, и она теперь будет более осторожной. Потом мы отправились назад, в офис. Я сказал ей, что отпускаю ее с работы на весь остаток дня, но тут оказалось, что всем она зачем-то была нужна. Она сходила на собрание в Общество Анонимных Алкоголиков, а потом снова появи лась на работе. Фред был в офисе, правда подвыпивший: он ходил на торжественный прием в память о покойном Сесиле Битоне. Он разговаривал, как Диана Вриланд, и при этом без конца звонил по делам, и я только уповал на то, что он звонит все же именно тем, кому было нужно позвонить.

Понедельник, 10 марта 1980 года

Встав, посмотрел «Тудэй шоу», и оказалось, что уволили именно того диктора-метеоролога, который мне так нравился. Его звали Райан, он был великолепен. Потом было шоу Донахью, куда пригласили четырех голубых. Опять. Послал Бриджид в книжный магазин, купить там восемь экземпляров «ПОПизма» (94,56 доллара).

Я остался в даунтауне и отправился на такси с Винсентом и Шелли на прием в честь Чарлза Маклина в студию Дженнифер Бартлетт на Лафайет-стрит, который оказался грандиозной вечеринкой для английских подростков. Клэр Хескет, супруга лорда Хескета, сказала мне: «Ах, ну какой же ваш Фред чудесный, правда? Он оставался со мной до одиннадцати утра сегодня». Я ответил: «Ну да? Очень интересно. Он пришел на работу в четверть двенадцатого». Был Том Вулф, а еще Эванджелин Брюс[747] и супруги Макгрет. Да, а еще был Стив Аронзон, он познакомил меня с целой кучей писателей.

Вторник, 11 марта 1980 года

Кенни Лейн позвонил мне, чтобы пригласить на ланч к себе домой: он хотел познакомить меня с каким-то шейхом из Кувейта (такси 3 доллара). Дом у него очень красивый. Кенни представил меня шейху и его жене, шейхе – они своих жен называют «шейха», – и та сказала: «Мой муж невысокого роста, поэтому если он подойдет к вам поговорить о чем-нибудь, наверное, будет удобнее, если он встанет на стул». Она покупает современное искусство, и он поэтому собрался потратить двести миллионов долларов, чтобы укомплектовать свой музей произведениями искусства – как кувейтскими коврами. Там была Мэрион Джавитс, и она отколола смешнейшую штуку, сказала Бобу: «Спрашивайте меня, как газетный репортер, и давайте посмотрим, как я буду вам отвечать». Ну, Боб ее спросил, зачем она курит марихуану на публике и почему она ходит в «Студию 54». И Мэрион ответила: «Потому что меня от этого вставляет». Боб ей на это: «Ну, Мэрион, вам же нельзя такое говорить». А она ответила: «Ну что ж, вы, видимо, не в курсе, что мой муж внес законопроект о легализации марихуаны».

Потом нам нужно было вернуться в офис (такси 3 доллара). Пришел Руперт, я запер офис в семь вечера.

Отвез Боба домой. Сам наклеился и пошел в гости к Диане Вриланд. Там были Элизинья Гонсалвеш, Фернандо Санчес и Шэрон Хэммонд, и я записал то, что говорила миссис Вриланд. Она рассказала нам смешнейшую историю про то, как ходила смотреть «Глубокую глотку». У нее есть подруга, которая живет на верхнем этаже в ее же здании, она слепая, но вот однажды она позвонила Диане и говорит: «Диана, я уже все вижу. Мои глаза теперь в порядке, и я хочу пойти с тобой в кино». Диана говорит: «Ну, я повела ее за четыре квартала, чтобы посмотреть “Глубокую глотку”. Мы подошли к кинотеатру, и билетерша нам говорит: “Дорогие дамы, а вы в курсе, что это за фильм?” А моя знакомая, она была в таком восторге от того, что теперь может пойти в кино, что она все только повторяла: “Ах, я в таком восторге, как же я рада”. В общем, мы входим в этот кинотеатр, а там – как вообще во всех порнографических кинотеатрах – ну практически никого. Может, от силы человек двадцать, все мужчины, почти все они спят, ведь уже семь раз прокрутили этот фильм, пока они спали, они уже давно не понимают, где они вообще находятся, и вот начинается этот фильм, и у моей знакомой глаза полезли на лоб. Она ведь целых десять лет вообще ничего не видела, а тут сразу – “ Глубокая глотка”. И вон уже сколько дней прошло после этого сеанса, как она вдруг звонит мне и говорит: “Слушай, а как ты думаешь, эта девица, она не повредила себе внутренности? Как вообще она это смогла сделать? У нее же все горло, наверное, в синяках”. И я ей ответила: “Ах, я о таких практических вещах даже не думаю – для меня весь этот фильм был таким романтическим”». И Боб ей на это заметил: «Диана, ну как же вы могли устроить такое этой старой даме?» А она ответила: «А куда мне было повести человека, который ничего не видел уже целых десять лет? У нее была капитальная встряска!» Потом она пригласила нас всех в «Кво вадис».

Среда, 12 марта 1980 года

Я купил сто экземпляров «ПОПизма» в издательстве «Харкорт Брейс». Приходил Грегори Батткок, я дал ему несколько книг. Позвонил Джерард, попросил два экземпляра. Нам все еще нужна идея для обложки следующего номера Interview. Я дал Бриджид пленку с записью Дианы Вриланд и Шэрон Хэммонд, однако я совершенно забыл, что на ней мы с Шэрон минут десять говорили про саму Бриджид. Я рассказал Бриджид про то, как Диана Вриланд ходила на «Глубокую глотку». Ну, это ей показалось смешным, и я об этом одном, собственно, думал: что дал ей пленку про это. Да и она тоже думала, что она сейчас эту историю услышит. Но когда Бриджид надела наушники и стала слушать, на ее лице сменилось десять различных цветовых оттенков. Шэрон ведь там говорила, например, такое: «Ну, в общем, если Бриджид уйдет от тебя, я, пожалуй, с удовольствием займу ее место». И потом Бриджид решила, что я просто-напросто сукин сын, раз дал ей эту пленку, а я ведь просто забыл, что мы вообще о ней говорили. Но она так расстроилась, что позвонила своей сестре Крисси и попросила ее зайти к ней и подержать ее за руку. На пленке я говорил, как ее сбила машина – трах-бах! – и как потом я купил ей пять вафельных рожков мороженого, и когда она это услышала, вконец разнервничалась: она сказала мне, что на самом деле ей я купил всего три рожка, а другие два я съел сам. Но мне кажется, я ее убедил, что она на самом деле съела четыре порции. Я назвал все виды, все вкусовые оттенки. Крисси, между тем, полнеет. В ней сейчас 66 килограммов, а у Бриджид вес почти 76. Всю оставшуюся часть дня Бриджид провела в состоянии полного шока, она оставалась на работе до половины седьмого вечера.

Я позвонил Бриджид, когда приехал домой. Они с Крисси только что ходили ужинать да еще заказали десерт. Мне пришлось серьезно подумать над тем, как заставить Бриджид похудеть, и я сказал, что буду ей давать пять долларов за каждый фунт, который ей удастся скинуть, а она должна будет платить мне десять долларов за каждый фунт, на который она поправится. Завтра она принесет в офис свои электронные весы.

Суббота, 15 марта 1980 года

Позвонила Фарра Фосетт, сказала, что уже едет на Юнион-сквер, и она в самом деле приехала через полчаса, привезла с собой Райана О’Нила. Они посмотрели ее портрет, и, как мне показалось, он ей не понравился, но потом она поразглядывала его примерно с полчаса и в конце концов сказала, что ей очень нравится. Я пригласил Боба, поскольку подумал, что он смог бы уговорить их обоих сняться для нашей обложки, и она сказала, что она, пожалуй, согласна. Она и выглядела очень красивой, волосы у нее были только что вымыты, и она очень, очень хорошо выглядит. Она милая. Потом они ушли, а я остался в офисе с Рупертом. Отвез его домой (такси 4 доллара). Потом наклеился, поскольку принц Абуди пригласил меня на званый ужин в честь Мэрион Джавитс.

Его дом совсем рядом, на Восточной 68-й улице, дом 10, и как раз когда я туда пришел, появилась и Ультра Вайолет, в том же самом платье шестидесятых годов, с теми же самыми золотыми монетами, и я ей сказал: «Слушай, Ультра, так нельзя – может, еще можно было повыпендриваться, когда одна золотая монета стоила 35 долларов, но сейчас, когда они стоят, понимаешь ли, 775 долларов за штуку, тебе нужно быть поосторожнее». Но она ответила, что уже продала большую часть самых дорогих, и теперь просто носит свои песо, очень тяжелые песо. Было очень здорово с ней опять повидаться, так неожиданно, и я ее все спрашивал: «А кто же тебя пригласил? Как ты сюда вообще попала?» По-моему, она – близкая знакомая Мэрион. У меня было странное ощущение, что она, может, оказывает людям разные услуги или как это там называется, странное чувство, что, может быть, в этом все дело – ну, например, когда есть мужик постарше, скажем, да? И она с ним выходит на люди, «гуляет» или что-то в таком духе. Но с ней было весело. Я весь вечер провел только с ней, потому что сама вечеринка была очень неудачная. Абуди вел себя весьма сдержанно. Хотя он и принц из Саудовской Аравии, у него не было никаких молодых принцесс, только люди, которых я знаю, вроде Сэма Грина, Кенни Лейна и этого бойфренда Мэрион, который делает голограммы. И ей он нравится. Я не понимаю, что только она в нем нашла, но он у нее на правах любовницы. Вот как бы ты назвала парня, к которому женщина ходит время от времени? «Любовник»? Может, «жиголо» – хотя нет, наверное, все-таки «любовник». Та к, кто же там еще был? Ах да, пришли супруги Булгари, я, правда, не смог улучить момент, чтобы с ними поговорить, потому что Ультра Вайолет двинулась было к блюду с икрой, но сказала, что та пахнет консервами, а потом Кенни Лейн заявил, что это – лучшая черная икра, какую только можно достать за деньги, и тут она решила съесть целых полфунта икры. И еще сказала, что собирается писать воспоминания. Да, еще! Она наконец рассказала мне, как ее стошнило. Причем прямо на Рушея, ну, художника, его зовут Эд Рушей. Она в него так втрескалась, а у него ведь жена, и он вообще не мог справиться со всей этой ситуацией, и вот она совершенно обезумела, потому что втюрилась не по-детски. Это все было еще в то время, когда она каждый день съедала по кусочку золота – кто-то рассказал ей, что в Индии едят золото или что-то в таком духе – в общем, золото это проело у нее дырку в желудке. А сейчас вот у Рушея уже нет жены, но уже все изменилось. И она ищет теперь кого-нибудь молодого, состоявшегося. Когда все закончилось, оказалось, что мы просидели там до трех ночи.

Воскресенье, 16 марта 1980 года – Нью-Йорк – Вашингтон

Отправился в Вашингтон, чтобы побывать в галерее изящных искусств Голдмана и в музее иудаизма в Еврейском центре в Вашингтоне. В галерее. У них там выставлены «ПОПизм» и «Экспозиции». Трудно было. Каждый из посетителей решил, что ему обязательно нужно задать мне умный вопрос. Вот такой, например: «Вы использовали все эти различные куски бумаги для того, чтобы показать разнообразные грани личности Гертруды Стайн?» Я на все это просто говорил: да.

Понедельник, 1 7 марта 1980 года – Вашингтон – Нью-Йорк

Ну, сегодня день святого Пэдди[748]. Боб заказал завтрак в номер. Я плохо спал прошлую ночь. Мы смотрели «Вставь правильное слово», и там был один блиц-раунд, где правильный ответ был «Энди Уорхол», и кто-то из игроков дал ответ «Питер Макс»[749], и потом – «Банка супа», и потом – «Поп-художник». Наш завтрак в Белом доме был отменен. Думаю, что администрация Картера не хочет больше приглашать нас в гости, потому что я сделал предвыборный плакат для Теда Кеннеди. Мы же были рады, что не нужно вставать ни свет ни заря, чтобы быть там уже в половине восьмого утра. Спали до половины двенадцатого.

Пришла одна девушка, повела нас в «Креймербукс», это книжный магазин и кофейня, так что все там пили кофе. Бобу очень понравилось это место, потому что именно в таком он знакомился с парнями, когда был в Джорджтауне. Посетители пихали мне на подпись все подряд, что только под руку попадется, и я все подписывал – нижнее белье, какой-то нож. А, да [смеется], я даже поставил автограф на одном младенце.

Надо было попасть на обратный шатл в девять вечера (билеты 153 доллара). Купил несколько газет и «Ньюсуик» (2 доллара). В «Ньюсуике» отличная рецензия на «ПОПизм».

Забыл еще сказать, что в книжном магазине в Вашингтоне Сарджент Шрайвер[750] просто из кожи вон лез, чтобы подойти поближе и поздороваться с нами. Он когда-то был таким красавцем. Но, боже ты мой, как же трудно разговаривать со старухами, с кем иногда мне приходится общаться, – они такие старые, зубы у них кривые, видны лишь губы, это так трудно выносить, так что на сегодня, наверное, вот и весь разговор о философии. Лег спать, выпил стакан вина, заснул.

Вторник, 18 марта 1980 года

Пригласил Ультра Вайолет на ланч, и при дневном свете она и в самом деле выглядела старой, а вот вечером, да с косметикой, она выглядит просто волшебно.

Потом в офис пришел Дивайн. Он сказал, что у него есть две тысячи долларов, которые он хотел бы потратить на подарок ко дню рождения для Джоан Квинн, и я ему сказал, что у нас нет ничего дешевого. Правда, потом мне пришло на ум, что – да наверняка так и есть! – он просто должен был купить что-то по просьбе мужа Джоан, который и дал эти деньги Дивайн. У Дивайн просто не могло быть лишних двух тысяч на подарок.

Я не знаю, почему Дивайн такой толстый, он съел всего один сэндвич, а когда я ему предложил еще один, он сказал: «О, нет, спасибо». Ко гда смотришь на Дивайн, то про него вообще невозможно сказать, мужчина это или женщина. Может быть, из-за длинных сережек. Ну, таких, как у Эди Седжвик. Кстати, лицо у него такого же типа, что у Эди, только толстое. Заходил Руперт, помогал мне.

Боб очень волновался, ему предстояло в этот вечер прочитать лекцию в Бард Колледже, и он уехал в четыре часа дня. Его первая лекция – о сплетнях. Позвонила Кэрен Лернер, сказала, что наше время в передаче «20/20» сдвинули еще на две недели. Но, как мне кажется, я больше уже не хочу заниматься этим, в любом случае, потому что когда тебя покажут по телевидению, реклама слишком большая и слишком многие про тебя узнают. По-моему, мои дела идут вполне неплохо и с той небольшой рекламой, которая у меня есть. А иначе тебя потом могут начать использовать. А это страшно. Да-да, по-моему, можно вполне сносно существовать, когда есть постоянная небольшая реклама. Позвонила Кармен д’Алессио[751], сказала, что навещала Стива Рубелла в тюрьме и что он там спит, ест и играет в гандбол. Он также ведет переговоры с Нилом Богартом[752] насчет продажи «Студии 54». Он говорит, что когда выйдет на свободу, хочет заняться чем-нибудь совершенно другим.

Потом я уехал на встречу с Ричардом Вайсманом и Кэтрин в «Мэйфэр-хаус». Кэтрин работает у Вайсмана уже какое-то время, и они начали прямо при нас переругиваться. Как выяснилось, она только что сказала ему, что уходит. Работа была легкая – он просто посылал ее по магазинам, чтобы она покупала подарки (коктейли 20 долларов).

Поехали на такси к Диане фон Фюрстенберг (4 доллара). Повздорил с шофером – потому что тот хотел ехать по своему маршруту. Ричарда не приглашали, однако он – кавалер Кэтрин. Первым, кого я там встретил, была Лаверна из «Лаверны и Ширли»[753], и мы говорили про картину под названием L, которую я должен был сделать для нее. Ричард вел себя по-хозяйски – он, впрочем, почему-то всегда так себя ведет. Он очень неуверен в себе, действует на нервы, так что от него порой лезешь на стену, однако он симпатичный. Он поблагодарил Диану за то, что та его пригласила, а она его, оказывается, вовсе не приглашала. Также были Гарри Фейн и Барри Диллер. Вечеринка была в честь Ноны Саммерс и ее мужа, чье имя я вечно забываю, вот все и думают, что я вечно «торчу». Это теперь новое прозвище для меня, они меня теперь «торчком» называют. Вот даже в «Ньюсуике» так написали.

Как всегда, все те же самые… Берри Беренсон[754] и ребята Ниархоса, такие смешные, особенно если видишь, как Фред их всех изображает, эту их шепелявость. Повсюду носилась Барбара Аллен, она всем говорила, что все ее любовники собрались здесь – Мик Флик, Мик Джаггер, Филипп Ниархос и Брайан Ферри. Выглядит Барбара волшебно.

Диана фон Фюрстенберг сказала, что ей не терпится прочитать «ПОПизм», что всем эта книга очень нравится. А потом приехала Сильвинья с Ричардом Гиром, она сказала мне, что я – ее шестидесятые годы, и поэтому она постарается быть моими восьмидесятыми. Сильвинья берет уроки живописи у Мати Кларвейна, того художника, у кого ребенок с Катрин Милинер. В общем, Сильвинья со своей подругой разговаривали о том о сем, и Сильвинья сказала, что она спит с другом Макса Делая, с этим итальянским пареньком Данило, – она говорила это, когда Ричард отошел, и потом сказала: «Не знаю, что с Ричардом делать: мы до четырех утра гуляем, потом иногда занимаемся сексом, иногда нет, а я так хотела бы расширить его кругозор, поводить по галереям».

Там был Франсуа де Менил, хотя я этого даже не знал. А в спальне все гости что-то такое принимали. Гарри Фейн заигрывал с Сильвиньей или с ее подругой, с которой она разговаривала до этого, и весь его вид говорил лишь одно: «Ну трахните же меня». Барбара Аллен носилась всюду, говорила, что не знает, с кем пойти домой. И только я попытался тихонько свалить, как меня заметил Ричард Вайсман и принялся кричать: «Энди! Энди! Ты что, уже уходишь?» Но, как выяснилось потом, он тоже хотел уйти, но обязательно должен был попрощаться со всеми по отдельности, а я как раз этого хотел избежать. Потом, уже в машине, он сказал: «Ты думаешь, я сделал ошибку, что переспал недавно с Кэтрин?» Я сказал: «Что?!» Ну то есть я знал, что когда-то давно они с Кэтрин однажды занимались сексом, но ведь теперь он мне вдруг сказал, что у них это случилось только что, и теперь я, наверное, никогда не смогу даже показать Кэтрин, что я в курсе, слишком неловкая ситуация. А Ричард сказал, что чувствует за собой вину, что, может, Кэтрин именно поэтому бросила работу. И, по-моему, все это потому, что она решила, будто если один раз сделаешь это со своим начальником, потом придется с ним этим заниматься всегда.

Среда, 19 марта 1980 года

Мы собрались посмотреть «Сердечные муки кошечки», пьесу, которую продюсировал Ким д’Эстенвиль. В театре «Эй-Эн-Ти-Эй» (ANTA)[755]. Я заехал за Полетт, и мы отправились к театру. Полетт раздавала автографы. Пьеса очень милая, такая необычная. По-настоящему красивые маски животных. У всех актеров лица животных, ну, как будто это игрушки в старинных французских книжках[756]. Всем очень понравилось. Это может стать гвоздем сезона. Ведь если детям нравится «Питер Пэн», это им точно понравится. Играет та аргентинская труппа, которая ушла от мужа Паломы[757].

Клодетт Колбер была с Питером Роджерсом, и почему-то она всегда так рада меня видеть. Был Джером Роббинс, по-моему, он помогал поставить этот спектакль. Когда они выступали с речами на французском, это, должно быть, звучало весьма элегантно, однако Мисс Пигги[758] говорит по-английски куда лучше. Потом мы перешли улицу и зашли в «Галлахэр», устроили там вечеринку после спектакля.

Бьянка, как выяснилось, вообще не попала на спектакль, потому что ей пришлось ждать в аэропорту целых три часа, чтобы получить картину для Томаса Амманна, и она из-за этого очень разозлилась (10 долларов за лимузин).

Одна милая дама подошла к Полетт и попросила автограф для своей дочери, а Полетт взяла руку этой дамы, сняла ее со своего плеча и сказала: «Терпеть не могу сальные руки на моей белой одежде».

Суббота, 22 марта 1980 года

Работал до половины восьмого вечера. Потом на такси подъехал к Саю Ньюхаусу (4 доллара) на Восточную 70-ю улицу – там большой статный дом. Это художественная вечеринка. Был Бруно Бишофбергер. И Мел Бохнер, тот художник, который женился на Доротее Рокберн, тоже художнице, и все идеи черпал у нее. И Мэри Бун[759], которая сказала, что организует выставку для Ронни, но он не особо заинтересован в этом, потому что она звонит ему каждую ночь в четыре утра. Был Карл Андре[760]. Я пригласил дочку Ньюхаусов на ланч в понедельник, она просто робкая девушка, однако потом я узнал, что ее родители развелись, когда она была маленькой, поэтому я не знаю, есть ли у нее какие-то деньги или нет. Был Марк Ланкастер.

Бьянка позвонила мне, еще до отъезда к Ньюхаусам, пригласила позже к Хальстону, однако я не мог привести с собой Марка, потому что Хальстон всегда расстраивается, когда приводишь с собой кого-нибудь еще. Такси к Хальстону (1,50 доллара).

Бьянка разговаривала по телефону со Стивом Рубеллом, который сидит в тюрьме, и Стиву приходилось каждые три минуты кидать в автомат десять центов. К ним туда нельзя позвонить и письма туда нельзя писать, или он не хочет этого или еще что. Кто-то спросил его, подслушивают ли эти телефонные разговоры, и он сказал: «Нет, что вы!» Но позже еще кто-то сказал, что когда они разговаривали со Стивом в другой раз, они услышали, как кто-то предупредил его, чтобы он следил за тем, что говорит. Это его сосед по камере, он советовал ему, как себя вести.

Стив сказал, что он прекрасно проводит время, что пополнел на одиннадцать фунтов (почти шесть килограммов), что на ужин дают разваренный рис. Он сказал, что если сможет снова получить лицензию на продажу спиртных напитков для «Студии 54», тогда он клуб продаст, потому что от него гораздо проще будет избавиться, если лицензия уже есть.

Он сказал, что в тюрьме у них сидят крупные люди. По-моему, он упомянул Синдону[761], но я не уверен. Сказал, что Иэн только и знает, что спит. Бьянка ему рассказывала всякую всячину – ну, что, например, она после этого их разговора пойдет в клуб «Мажик» посмотреть, как там все, а еще что она в позапрошлый вечер была в «Ксеноне». По-моему, она думает, что такие разговоры – именно такие разговоры – будут ему интересны. Он без конца вставлял монетки. Бьянка была с Джоном Сэмюэлсом, он постригся, и теперь на вид ему пятнадцать лет.

Понедельник, 24 марта 1980 года

Я купил много разных журналов – «Рестлинг», например, и «Домашние животные», и «Джет», чтобы изучить их на предмет новых идей для Interview (8,50 доллара, такси 3 доллара).

Меня должны были сфотографировать для одного рекламного агентства, и они устроили целую декорацию, а потом еще спросили, почему я такой творчески одаренный, а я сказал: «Вовсе я не такой». Ну, тут сразу всех как ветром сдуло: они не знали, что еще спросить. Потом я взял машину до универмага «Блумингдейл». Опоздал туда на сорок пять минут, они невероятно сердились. Я подписал много книг. Потом машина отвезла меня домой. Шел дождь. Отправился в «Ла буат» на ужин, который Боб организовал в честь «ПОПизма». Там произносили какие-то ужасные речи – Генри Гельдцалер сказал, что я – зеркало современности, а Ахмет – что меня все любят. Ричард Гир был очень мил, сказал, что прочитал книгу и что она ему понравилась. Сталлоне пришел без приглашения с какими-то двумя своими подругами, а потом страшно разругался с Бьянкой, потому что услышал, как она неодобрительно о нем отозвалась. Все спели Диюну Сэмюэльсу: «С днем рождения тебя», ему исполнилось двадцать лет. Еще там был редактор наших книг – Стив Аронзон, и от его шуток все за столом без конца хохотали.

Воскресенье, 30 марта 1980 года – Неаполь

Лючио Амелио поселил нас в отеле «Эксельсиор», он все повторял, что получил для нас апартаменты «Элизабет Тейлор». Однако Бойсу они дали номер наверху, побольше, – вот почему они без конца совали мне в нос эту Элизабет Тейлор. Правда, комнаты большие, по-настоящему большие, окна выходят на черный рынок, где вовсю торгуют сигаретами.

После того как мы отдохнули, нас повели в дом брата Грациэллы[762], который живет на берегу моря, и там устроили ужин. Были старый актер, в прошлом кинозвезда, и еще бывший дизайнер модной одежды. Нам подавали всю эту еду, но ни Грациэлла, ни ее брат ничего этого не ели, а это вызывает очень странные ощущения, так что я затвердил свой урок: отныне всякий раз, когда мы приглашаем людей к нам в офис на ланч, я обязательно буду есть сам.

Понедельник, 31 марта 1980 года – Неаполь

Нужно было для телевидения походить по улицам, в неапольских трущобах. Сюзи спрятала свои украшения. Мы бродили туда-сюда, и было так замечательно видеть этот старинный обычай вешать на улице белье на веревке, от одного окна к другому.

Поехали назад в отель, чтобы встретиться с Йозефом Бойсом, а потом у нас был ужин с ним и его семьей в каком-то смешном маленьком итальянском ресторанчике. Он был мил. Правда, очень понравился.

Вторник, 1 апреля 1980 года – Неаполь

Встал в десять утра, еще одно интервью для «Экспрессо». Лючио забрал нас и повез в галерею, потому что там была пресс-конференция на четыреста человек. Йозеф Бойс обожает журналистов, потому что он идет на выборы в президенты Германии от Партии свободного неба, а благодаря мне он получит еще больше рекламы – ах да, это же называется «Партией зеленых». Потом приехала Сан Шлюмберже, и мы пригласили ее пойти с нами на ланч в ресторан на берегу моря. За нами заехали, чтобы отвезти на вернисаж, а там собралось по меньшей мере три или четыре тысячи человек, попасть внутрь было невозможно, полный кошмар, в конце концов мы ушли оттуда, и для нас устроили праздник в честь открытия выставки в каком-то заведении, которое, кажется, называлось «Мэрия», это ночной клуб для драг-квинов. Наконец после трех часов ожидания вышла драг-квин с волосатой грудью, а я что-то говорил, и она потребовала, чтобы я заткнулся, исполнила пару номеров, а потом вдруг оттолкнула меня и выскочила наружу – мы, в общем, и не поняли, что произошло. Но кто-то объяснил нам, что она слишком эмоциональна, потому что пела специально для меня, с ней такое бывает. Все, однако, было слишком скучно. Фред обиделся, что на нас слишком долго светили телевизионные осветители, он отругал Лючио, сказал, что это самый идиотский вечер в его жизни и что Лючио попусту расходует наше время, потому что такой вечер ничего не даст для продаж картин и он лишь использует нас для того, чтобы самому попасть в шоу-бизнес. Улеглись спать только к четырем утра.

Среда, 2 апреля 1980 года – Неаполь – Рим

Нам с Фредом пришлось отправиться на частную аудиенцию у Папы Римского, ее нам назначили на десять утра, поэтому из Неаполя мы выехали в семь. Когда добрались до пригородов Рима, шофер не знал, как попасть в город. Пришлось нам следовать за такси, которое и довело нас до офиса Грациэллы, чтобы забрать там два билета на приватную аудиенцию у Папы Римского. Сюзи была очень разочарована, потому что все было очень строго, и она не смогла просто пойти вместе с нами, но она дала Фреду свой крест, чтобы Папа его освятил. Получили наши билеты, потом шофер высадил нас у Ватикана. Когда мы увидели еще пять тысяч человек, которые стояли на площади и тоже ждали появления Папы, я понял, что Грациэлла вовсе не добилась для нас приватной аудиенции. Фред напустил на себя важный вид, подошел к стражам, сказал, что у нас частная встреча с Папой, и они только рассмеялись. Наконец нас посадили на наши места, как и остальных пять тысяч собравшихся, и тут одна монахиня крикнула: «Вы Энди Уорхол! Можно взять у вас автограф?» На вид она была точь-в-точь Валери Соланас, поэтому я перепугался, что она сейчас вынет револьвер и застрелит меня. В результате мне пришлось раздавать автографы и другим монахиням. Я так волнуюсь в церкви. И когда Папа появился, он был в золотом автомобиле, он сделал несколько кругов по площади, а потом встал со своего сидения и выступил с речью на семи языках – она была против разводов. Среди нас было несколько заводил, которые время от времени кричали: «У-ра, Папа!» На все это ушло целых три часа. И было очень скучно, пока Папа наконец не направился к нам. Он пожал руку каждому, а Фред поцеловал его золотое кольцо и смог получить благословение для креста Сюзи. Папа спросил Фреда, откуда он приехал, он сказал, что из Нью-Йорка, а я фотографировал их – кругом и без меня было много фотографов, – он пожал и мою руку, и я сказал, что я тоже из Нью-Йорка. Я не стал целовать ему руку. Мои соседи подарили ему какую-то золотую утварь, они были из Бельгии. Люди позади нас вскакивали со своих сидений, все выглядело довольно пугающе. Фред собрался было сделать полароидный снимок, но я сказал, а вдруг они подумают, будто это пулемет, и тогда еще пристрелят нас, так что нам не удалось сделать полароид Папы Римского. Как только Папа благословил меня и Фреда, мы поскорей оттуда ушли.

Мы решили, что было бы здорово придумать какую-нибудь хорошую историю для Сюзи, поэтому поехали на ланч на пьяцца Навона (45 долларов). И мы придумали: будто бы у нас была-таки частная аудиенция у Папы и ему до того понравился Фред, что он пригласил нас пойти с ним на ланч, а потом вот, увы, он забыл вернуть нам крест Сюзи.

Суббота, 5 апреля 1980 года – Париж

Поехали в новый магазин Кима д’Эстенвиля поблизости от Триумфальной арки. Странный район. Ким постепенно приходит в себя от того, что его спектакль сняли с показа на Бродвее. В Нью-Йорке никто не занимался его рекламой. Мы поужинали в «Клаб Сет» (такси 4 доллара).

Мы заказали большой стол, но были разочарованы: хотя кое-кто из моделей там был, однако самых красивых уже пригласили в различные гламурные места, а те, что остались в городе, вовсе не были такими уж красивыми. Мы там пробыли около часа, а потом появились Франческо Скавулло и Шон Бернс, подсели к нам, и мы пригласили их на ужин. Потом Франческо рассказал мне про всевозможные гадости, которые я якобы устраивал в «Студии 54», и я просто не мог поверить своим ушам: все про каких-то мальчиков, которых, как он слышал, я якобы водил к себе домой, и я пришел в ужас, потому что даже не понимаю, откуда у него все эти сведения, я лишь попытался выяснить у него, откуда до него донеслись эти сплетни, чтобы сообразить, почему про меня распространяют всю эту ложь.

Да, он еще сказал, что «Студия 54» закрылась, – вот когда мы впервые услышали эту новость. Стив и Иэн продали ее. Все, конец эпохи. Мы также узнали, что Хальстон – впервые – появился в «Ксеноне» с Бьянкой. А магазин одежды «Бондс» на Бродвее скоро вновь откроется, но уже как дискотека. Скавулло заплатил за ужин – я был против, поскольку сам его пригласил, но он все равно заплатил.

Воскресенье, 6 апреля 1980 года – Париж

Пасха. У меня была ужасная ночь. Два кошмарных сна – все про самолеты, которые раскалывались на части, и все пассажиры падали из них. Фред вышел утром на улицу и встретил Ширли Голдфарб, которая рассказала, что ее восьмидесятивосьмилетняя мать только что прислала ей 25 долларов – как каждый раз на Пасху: чтобы дочь купила себе кнедлики из мацы.

Понедельник, 7 апреля 1980 года – Париж – Нью-Йорк

Встал в восемь утра по парижскому времени. Ночь прошла беспокойно, потому что мне показалось, будто я услышал, как Фред куда-то ушел. Но потом, когда я его спросил об этом утром, он сказал, что ничего подобного не было, вот я и не понимаю, в чем дело. Мне нужно было бы, конечно, встать и посмотреть, но этого я не сделал. Я ведь так пугаюсь, когда остаюсь где-то один, и телефонные номера знакомых никогда не записываю – надо бы, да вот не получается. Теперь обязательно начну.

Приехали в аэропорт, он назван в честь Шарля де Голля, доехали очень быстро, так что пришлось ждать посадки целых полтора часа. Потом в зале ожидания я увидел какого-то негра и удивился [смеется], откуда у него такие деньги, чтобы он мог позволить себе летать на «Конкорде». А он мне вдруг говорит: «А вы меня еще ни разу не фотографировали». Я никак не мог понять, кто же это. И вдруг понял: это Диззи Гиллеспи! Он только что ездил в Африку и сказал, что там все просто отлично. Он был восхитителен, такой славный. Он сказал, что обожает Африку, что там всюду грязь, и ему это нравится. Он рассказал, что его однажды фотографировал какой-то знаменитый фотограф, и поначалу он не мог вспомнить, кто, но потом сказал, что вроде как Карл Ван Вехтен, и это вполне возможно, потому что Карл упоминается в биографии Сомерсета Моэма, которую я только что прочитал, он был очень большим любителем джаза, вечно снимал музыкантов, игравших джаз. Диззи сказал, что у него вышла новая книга, а мы сказали, что хотим взять у него интервью, и записали номер его телефона в Нью-Джерси.

В самолете еще летел Эндрю Криспо. Он у кого-то купил целую коллекцию ар-декошных штучек и вез с собой вазу Дюнана[763], он был с очаровательным молодым человеком.

Я не видел, как Диззи вышел из самолета (чаевые 10 долларов). Мы легко прошли таможню, потому что на таможенника сильное впечатление произвела наша фотография с Папой Римским, которая лежала в наших вещах сверху. Мы вышли наружу, но нашей машины не было, поэтому взяли такси (0,75 доллара за платное шоссе). До въезда на Манхэттен, хотя был самый разгар забастовки работников метро, на шоссе не было машин! Шофер без конца повторял, что он не верит своим глазам. С ветерком доехали до места. Правда, на 89-й улице, где Фред вышел, ко мне в машину заскочила какая-то дама, которая, к тому же, не говорила по-английски: а дело в том, что существует правило – во время забастовки в такси должно быть как минимум двое пассажиров. Я видел, как полицейский заставил какую-то девушку подвезти его на ее машине. В общем, все теперь перезнакомятся.

День был прекрасный, совершенно чудесный. Из-за забастовки работников транспорта многие шли пешком. Я добрался до офиса. Там были Бриджид и Робин. Работал всю вторую половину дня, поджидая Руперта, который явился только в половине седьмого вечера, потому что весь путь прошел пешком. Мы с Бриджид вышли на улицу раздавать Interview. Какой-то бомж принялся вдруг кричать, что если я только постою на одном месте, он сможет меня сфотографировать. Он орал что было сил, а сам рылся в своих мешках, пытаясь найти фотоаппарат. Тогда я спросил, можно ли мне сфотографировать его, и он ответил, что нельзя, но я его все равно уже сфотографировал. У него и в самом деле оказалась фотокамера, да еще с работающей вспышкой. Может, он на самом деле драматург или же решил написать статью про то, какова она, жизнь бомжа. Ему на вид около сорока.

Вторник, 8 апреля 1980 года

Пришел Руперт, и мы с ним работали над «Гениальными евреями». Позвонил Трумен, разговаривал со мной, как когда-то прежде, сказал, что много работал. Сказал, что его книга «Хамелеоны»[764] попала в список клуба «Лучшая книга месяца», и я спросил его, как такого можно добиться, а он ответил [смеется]: достаточно быть хорошим писателем.

Позвонила Кэрен Лернер, сказала, что Хью Даунс собрался изменить статус моего эпизода для программы «20/20» и что его наверняка покажут уже в этот четверг. Она думает, что весь эпизод – минут на тринадцать, и я даже перепугался: думаю, весь наш бизнес просто надорвется после такой рекламы на большой телевизионной сети. Вот до чего я додумался. Смотрел «Тудей шоу», там показали сорокасемилетнего негра, который сначала был боксером, потом на семнадцать лет стал зубным врачом, а сейчас решил, что снова будет боксером, – такая вот впечатляющая история. Купил таблетки с чесноком, потому что только что прочитал книгу, в которой говорится, что чеснок помогает против болезней, и я этому верю, это похоже на правду. Забыл сказать, что недавно на одной из коктейльных вечеринок ко мне подошла какая-то женщина, которая поцеловала меня в губы, а потом и говорит мне: «Я так больна. Я умираю». Вот зачем люди делают это? Они что, пытаются передать свою болезнь кому-то еще, чтобы она у них самих исчезла?

Среда, 9 апреля 1980 года

Шел под дождем в офис. Забастовка работников транспорта по-прежнему не прекращается. Работал всю вторую половину дня. Запер офис в шесть вечера. У Питера Лава, любовника Гейл Малкенсон, был грузовичок-пикап, и нам понадобилось целых сорок минут, чтобы только завернуть за угол. В машине сидели Робин, Эджун из Interview, сестра Боба, сам Боб и еще Тинкербелл. Тинкербелл принялась плохо отзываться о евреях, и мы спросили ее: «А ты сама-то не еврейка?» и она ответила: «Господи, конечно нет!» И тут я сказал ей: «Да, но ведь Тинкербелл – это еврейское имя. Ну, “белл” – это же как Белла».

Когда я приехал домой, то отменил поход в «Режин»: у меня сильно разболелось горло. Наверняка из-за той женщины, которая недавно меня поцеловала, а потом сказала: «Я умираю». Принял снотворное, лег в постель, но не помогло – горло заболело еще сильнее.

Да, вот что: Кармен д’Алессио рассказала Бобу, что навещает Стива в тюрьме раз в неделю. Встречи проводятся в особом помещении, где заключенные встречаются со своими родными или знакомыми. Она познакомилась там с одним человеком, он правая рука Синдоны, который так много украл у Ватикана. Она сказала, что в тюрьме все ведут себя действительно прилично, кроме одного заключенного, с татуировками, который убивал людей шаром для боулинга. Кармен подписала контракт с Марком Флайшманом, новым владельцем «Студии 54», чтобы продолжать организовывать вечеринки и заниматься рекламой. Он считает, что ему удастся получить лицензию на крепкие напитки в течение двенадцати недель.

Четверг, 10 апреля 1980 года

Меня решили снимать для другой программы телекомпании «Эй-Би-Си» под названием «Омнибус» – они ее теперь возобновляют, и машина заедет за мной в десять.

Люди из «Омнибуса», прибыли в офис в половине восьмого, они обо всем накануне договорились с Винсентом. Программа о том, как Карли Саймон заказала свой портрет мне, Ларри Риверсу и Марисоль. Я сказал, что больше ничего не буду с ними делать, если мне не заплатят, и Винсент проработал с ними условия контракта – большую часть гонорара заплатит мне Карли. Я был в лимузине один, и мы ехали по Вестсайдскому шоссе. У меня с собой была фотокамера, потому что я решил снимать всюду, где бываю, чтобы доказать, что я действительно каждый день бываю во всех этих местах. Окна в автомобиле затемнены, поэтому пришлось опустить стекло, чтобы можно было фотографировать. Кое-кто из ехавших по шоссе здоровался со мной. Потом мы съехали с шоссе на 23-ю улицу, и какой-то молодой негр-подросток крикнул: «Эй ты, гад, ты, белый богач, об одних деньгах только и думаешь!» Их там было несколько, и я испугался. Фред мне сказал позже, что нужно было крикнуть в ответ: «Это ты только о деньгах думаешь! Как бы кого ограбить!» Но ребята эти, они какое-то время преследовали нашу машину, и это меня сильно напугало. Я приехал в офис, они нацепили на меня радиомикрофон, а машину послали за Карли Саймон.

Карли так разволновалась, что смогла подняться к нам на этаж, лишь когда мы послали ей в машину немного вина. Потом пришла наверх, со всеми мило общалась. Мы попросили ее накрасить губы, а потом, после того как мы с ней поработали, она вдруг проголодалась, и мы послали кого-то сбегать в «Брауни» за вегетарианскими сэндвичами, и ей это ужасно понравилось. Я все записал на магнитофон (в «Брауни» 8,30 доллара и 23,44 доллара). А потом появился Эйра Гэллант вместе со Сьюзен Страсберг, и она так насела на Боба, что заставила его взять у нее интервью – она только что закончила книгу[765]. В шесть вечера к нам в дом номер 860 приехала Джоди Фостер. Она такая красивая! С матерью приехала. Она и ее мать – это команда. Это похоже на супружество, причем Джоди выполняет роль отца. Она очень умная, попала во все колледжи, куда подавала документы, – вот только узнает в понедельник, какой ответ ей дадут из Гарварда, Йеля и Принстона. На случай, если она пойдет учиться в Гарвард, мы начали ей рассказывать про Джона Сэмюэлса, какой он славный и красивый, однако я даже не знаю, какой тип ей больше по сердцу, потому что она вообще-то одевается в мальчишескую одежду – вся в «Брукс Бразерс». Пока мы ужинали, Бриджид позвонила к нам в ресторан, сказала, что мой эпизод в программе «20/20» только что был в эфире, и передача, по ее словам, получилась отличная. Текст читал Хью Даунс. Бриджид вообще относится ко мне очень критично, так что в этот момент я испытал облегчение. Ну то есть если даже она не смогла ничего покритиковать, программа, должно быть, в самом деле получилась.

«Кристис» устроил распродажу всего, что осталось после Китти Миллер. Ношеное нижнее белье, старые прихватки с кухни, все-все. У нее были [смеется] три неиспользованные рубашки от Хальстона. А еще у нее несколько меховых шуб «Ревийон», которые стоили 80 тысяч долларов, – их сейчас, наверное, продадут тысячи за три. У меховых шуб нет, получается, ценности при перепродаже. Я понимаю: убивать животных, чтобы делать пальто из них, – это ужасно, но сама посуди: если подумать, коров для еды убивают, а они такие большие и красивые, да и все живое – и растения – чувствует боль. Мой вес по-прежнему 63,5 килограмма, и не понимаю, в чем дело, я же ем не так уж много, – наверное, у меня изменился обмен веществ. Мой вес должен быть меньше 62 килограммов. Правда, я ем орехи, шоколад и всякое такое, притом что все это мне нельзя из-за желчного пузыря – однако, я думаю, мои таблетки для желчного пузыря помогают все переварить. Но я же из-за этого толстею, а значит должен отказаться от такой еды.

Уолтер Стединг выступает в «Сквот тиэтер» на 23-й улице: в этом театре поставили спектакль под названием «Последняя пленка Энди Уорхола».

Пятница, 11 апреля 1980 года

Заходил Генри Гельдцалер, чтобы поговорить со мной насчет создания плаката для города Нью-Йорка, и Фред решил, что это прекрасная мысль. Потом Генри захотел тут же выйти и сфотографировать какое-нибудь дерево для этого плаката. Он ему нужен через две недели. Я подумал, что Генри просто рехнулся. Он сказал, что Эльсуорт Келли[766] хотел на его портрете, который сделал я, дорисовать что-то от себя, и я сказал, ну конечно, пусть, но потом он признался, что хотел попросить меня сделать еще один его портрет, он просто пытался выцыганить у меня работу бесплатно, чтобы Эльсуорт Келли мог на ней что-то нацарапать. Жетон, который ему выдал мэр Коч, он по-прежнему носит за отворотом пиджака.

Приходил Руперт, и мы с ним перенумеровали мои портфолио. Набор «Десять гениальных евреев» хорошо продается, и теперь Рон Фелдман хочет, чтобы я сделал «Десять рок-звезд», но ведь это банально, так? Или «Десять нереальных персонажей» – например, Санта Клаус. Но я все же думаю, что гениальные евреи хорошо продаются потому, что они евреи, а значит нужно сделать десять каких-нибудь еще евреев. Например, «Десять рок-звезд евреев». Позвонил в «Харкорт Брейс» и наорал на них за то, что они не доставили мне восемьдесят экземпляров, которые я уже оплатил. Как раз зашел Джекки Кертис, чтобы взять у меня один экземпляр, услышал, как я разоряюсь по телефону, все понял и тут же свалил. А я кричал на нескольких человек, и наконец эта девица сказала мне: «Но вы ведь заплатили именным чеком, и нам нужно было подождать, пока он пройдет в банке». Нет, ты можешь себе такое представить? По-моему, Джованович сам человек страшно мелочный, потому что руководит худшей компанией, они – мелкотравчатая контора, у них есть это имя, «Харкорт Брейс», но это и все. Короче, вся вторая половина дня была потрачена на вопли.

Суббота, 12 апреля 1980 года

Встал рано, смотрел мультфильмы. Потом пришлось везти папку с образцами работ в даунтаун к одной даме, которая хотела что-нибудь купить, чтобы потом использовать в рекламе (такси 4 доллара). Она все их внимательно разглядывала и обнаружила на одной работе место, где краска немного смазалась, и сразу же принялась занудствовать. Это про нее Руперт сказал, что у нее зимой снега не допросишься. Пересмотрела все от корки до корки с невероятной дотошностью. Я позвонил Бриджид, чтобы узнать, как подвигается дело с расшифровкой пленки Джоди Фостер, и она сказала, что работала над этим уже немало часов, интервью получилось просто отличное. Я попросил ее рассказать мне, что именно ей понравилось, и она сказала, что сейчас расшифровывает ту часть, где Джоди оглядывается у нас в офисе, но ведь мы с Джуди к тому времени пробыли в офисе всего минуты две, короче, я понял, что Бриджид ничего еще не сделала, и принялся на нее кричать.

Издательство «Рэндом хаус» хочет выпустить ограниченным тиражом в 400 экземпляров каталог моих портретов. Они, правда, куда больше на этом заработают, чем я, поэтому мы пытаемся обдумать, как поступить.

Понедельник, 14 апреля 1980 года

Вышел на улицу с несколькими номерами Interview, мне было любопытно, узнают ли меня люди после передачи «20/20», но никто не узнал. Выходит, телевидение делает тебя знаменитым всего на один день, а потом все затухает. Раздавал Interview, бродил, пару раз брал такси, однако был потрясен до глубины души – снова подняли цену (такси 4,05 доллара, 5,05 доллара). Похоже, ездить по городу стало гораздо дороже. Буду теперь давать «на чай» совсем чуть-чуть и даже не буду переживать по этому поводу. Видимо, придется ходить на работу пешком. Ну, полпути. В конце концов добрался до Юнион-сквер. Мы устроили ланч для Генри Гельдцалера. Утром из «Харкорт Брейс» наконец-то доставили восемьдесят экземпляров «ПОПизма», и я стал их всем раздавать, хотя теперь стану куда более прижимистым, в связи с инфляцией. Генри хотел повести меня на улицу, чтобы я сфотографировал дерево для городского плаката, однако только мы сели за ланч, как начался дождь. Да, забыл рассказать, во время ланча появился Фред, который сказал, что пришел сосед Стива Рубелла по камере и хочет видеть именно меня, и я сказал: нет-нет! Ну то есть почему это Фред вообще зашел, чтобы мне об этом сказать? Зачем мне вообще разговаривать с подобным типом? Но Фред тут сказал, что, как ему кажется, мне обязательно надо с ним встретиться, тогда я вышел из офиса, а там стоял абсолютный урод, который говорил что-то примерно такое: «Стив не может говорить по телефону, потому что телефонные разговоры прослушивают», – как будто я вообще со Стивом общаюсь, да? Еще он сказал: «Стив хочет обед из итальянского ресторана». В конце концов Боб спросил его: «Ну хорошо, а вы-то зачем сюда пришли?» – и этот тип ответил, что ему нужны деньги, чтобы купить для Стива итальянскую еду. Тогда Боб дал ему 20 долларов, и тот сказал: «Ну, этого не хватит». Тогда Генри дал ему еще 20 долларов, и мне пришлось позже вернуть им эти деньги (40 долларов). В общем, этот тип просто вымогал у нас деньги. Когда он ушел, я наорал на Фреда, что он такой глупец, от урода просто нужно было избавиться. Фред, видимо, всю ночь напролет веселился, так что у него мозги были набекрень или что-то такое.

Потом мы поехали на квартиру к Полли Берген на Парк-авеню (такси 3,50 доллара). Была вечеринка по поводу присуждения премий Киноакадемии. Мы были только в телевизионной комнате, так что остальных гостей не видели. Там были бывший мэр Нью-Йорка Уэгнер и его жена Филлис, которая раньше была замужем за Беннеттом Серфом, а еще чета Хелен Герл и Браунов. Дастину достался «Оскар»! А бедняге Бетт Мидлер ничего не досталось, хотя она вложила в эту роль всю себя, вплоть до последнего вздоха… из задницы.

Вторник, 15 апреля 1980 года

Дэвид Уитни рассказал мне: местные жители видели машину Трумена припаркованной около «Силвер Хилл»[767], поэтому он навел справки, и Трумен действительно сейчас там. Я уже говорил это? Он бывает в местных магазинах, покупает всякие побрякушки, ну, какие он обычно покупает. Поехал с Генри Гельдцалером в Виллидж, туда, где раньше была женская следственная тюрьма, а теперь парк, куда посторонним вход запрещен. Деревья там совершенно идеальные для плаката. Потом Генри оставил меня в Виллидж, и ко мне подошел на улице один парень, который сказал, что когда-то раньше был в том же интернате, где росли Джо и Бобби Даллесандро, и он особенно дружил с Бобби. Пришлось рассказать, что Бобби покончил с собой, и парень этот был просто потрясен. Я оставил его там, на улице, в состоянии полного шока. Вернулся в офис, там Боб в дурном настроении. Я отвез его домой (такси 5,50 доллара). Наклеился, забрал Кэтрин, и мы поехали к Биллу Копли. Секретарь Билла рассказал мне, что в самый холодный день года Билл по ошибке оставил снаружи, на террасе, свою собачку Томми, которая была самым чудесным и славным существом на этой вечеринке, и кто-то ее там увидел, вызвал полицию, и те приехали и забрали собачку. Я сказал, что хотел бы забрать Томми к себе, и Билл, возможно, отдаст мне его, он думает сейчас об этом.

У него в гостях была Кларис Риверс, она только что вернулась из Мексики, еще были Винсент и Шелли, был Майкл Хайзер[768]. Кристоф де Менил была с бывшим мужем Вивы, Майклом Одером, – она вечно выбирает таких, кто хуже некуда. Она выглядела красавицей, будто со старинной гравюры. Волосы у нее были зачесаны вверх, тело маленькое и изящное.

Среда, 16 апреля 1980 года

Генри Пост заходил в офис, что для нас стало полной неожиданностью, потому что он через своего адвоката прислал Бобу письмо, в котором говорилось, что он может подать на нас в суд, если захочет, поскольку Боб привел в Interview слова Стива Рубелла о том, что статья Генри про «Студию 54» в журнале «Нью-Йорк» – сплошная ложь. Ведь Генри, как мы думали, наш друг. Выглядит он прекрасно, ходит регулярно в тренажерный зал. Но он, по-моему, пользуется косметикой, например, румянами. Мы отправились на мероприятие Роя Кона в поддержку осужденных, которые пишут картины. Рой пригласил глав городских районов и президентов компании «Ревлон». Там были Синди и Джоуи Эдамс, и Джоуи держал речь, он сказал: «Я думал, это мероприятие устроено в честь клиентов Роя – Иэна и Стива. Почему же они не пишут картины?»

Все это организовал Эндрю Криспо, и он купил одну из картин. Получилось неловко, конечно, но я ничего не купил.

Отправился домой, наклеился и пошел пешком в «Кво вадис», где мы должны были взять интервью у Настасьи Кински. Она очень хорошенькая, высокая, хорошо говорит по-английски. Мы до самого конца боялись спросить ее о Романе Полански, но она сама нам сказала, что у нее не было с ним романа. Она интересная, хотя и не такая потрясающая, как Джоди Фостер. Она говорит на шести языках и могла бы участвовать в римейках каждого из фильмов Ингрид Бергман. Выглядит она так, как могла бы выглядеть Изабелла Росселини. Мы отвезли ее в «Наварро». Она пробыла в Нью-Йорке три недели и хотела бы остаться здесь навсегда. Она остановилась у Милоша Формана, и у них, по-моему, роман, потому что она сказала что-то в духе, мол, готовила для него ужин, когда шла трансляция церемонии вручения премий Киноакадемии. Она сказала, что он предложил ей сыграть одну из лучших ролей в кино – роль Эвелин Несбит, которая в «Рэгтайме» сходит вниз по ступеням совершенно обнаженная, и у меня не хватило духа сказать ей, что эту роль Милош предлагал каждой женщине, которой начинал домогаться, – и Маргарет Трюдо, и еще двум другим. Это его стандартный прием. В общем, мы ее оставили там (такси 5 долларов). Потом мы отправились на вечеринку в «Тэверн-он-зе-грин», устроенную в связи с премьерой фильма ужасов «Лесной наблюдатель». Вечеринка была в честь Бетт Дэвис[769], и мы получили телеграмму с приглашением. Я подошел к ней, я считал, что мы с ней друзья, потому что когда-то у нас был долгий разговор, и она знала про то, что в меня стреляли, она была очень мила и всякое такое. В общем, я подошел к ней, чтобы освежить наше знакомство, и сказал: «О, привет, я Энди Уорхол, помните меня?» И она взглянула на меня и произнесла: «Да-а-а…». А потом повернулась и ушла прочь. Позже кто-то за ее столом спросил: «Да, а вы познакомились с Энди Уорхолом?», и она ответила: «Да, я познакомилась с Энди Уорхолом». Ледяным тоном. В общем, я понятия не имею, в чем дело. Там была Сильвия Майлз, она ринулась за своей дамской сумочкой, в которой хранились отпечатки кадров из «Хэммета»[770] и из какого-то еще фильма – она хотела мне их показать. Был Льюис Аллен. Мы все еще ведем с ним переговоры о постановке «Экспозиций» и «Философии» в театре.

Суббота, 19 апреля 1980 года

Позвонил Фред, сказал, что мне нужно заехать за Линн Уайет и что лимузин будет у моего дома в восемь вечера. Субботние газеты – высший класс! Писали про убийства в ванне, этот парень сказал, что порой убивает «кого-то», но только ничего не помнит, «кого-то» вроде жены и дочери, и что у него такое бывало с животными тоже: он очнется, оглядится, а они мертвые. Еще – полная история Барри Ландау, в которой он рассказывает, что он – лучший друг Мисс Лилиан и отправляется в Вашингтон, чтобы снова дать свидетельские показания.

Ушел из офиса без двадцати восемь, а когда доехал в аптаун, лимузин уже ждал меня там (такси 5,50 доллара). Ну, я зашел домой, наклеился, и тут позвонила Линн Уайет и сказала, что Джерри Зипкин пригласил сначала на коктейли, на угол 95-й улицы и Парк-авеню, и я сказал, что это же Гарлем, но мы все равно туда отправились.

Потом поехали в «Сент-Риджис», где Франсуа де Менил устроил грандиозную вечеринку по поводу своего тридцатипятилетия, и все вышли там на крышу. У Франсуа новая подруга, она из Техаса. Были и некоторые из прежних его подруг. Линн хотела сидеть за одним столом с Дианой Вриланд и Фредом. И со старшим братом Франсуа, его зовут Джордж и он старается не привлекать к себе внимания.

Там был Боб Уилсон, он встречается с одной из девиц Шлюмберже из Вашингтона, ее зовут Кэти Джонс. Пришла Малышка Нелл, эта английская танцовщица[771]. И еще Элин Мейли. Вечеринка получилась вполне ничего. Не было ни одной кинозвезды первого ряда и ни одной рок-звезды, и, что забавно, все гости действительно были друзьями Франсуа.

Линн не смогла приехать к нам в дом 860, чтобы посмотреть собственный портрет, она на следующий день улетает в Париж.

Понедельник, 21 апреля 1980 года

Когда я пришел в офис, заметил, что Робин печатает на машинке одну из этих штуковин, в которых говорится про все, что ты прежде делал, – как это называется? А, да – резюме.

Йолас пришел на ланч с несколькими клиентами, поэтому нам потребовался кто-то, чтобы их поразвлечь. Я позвонил Керли, он привел своего двоюродного брата Дэвида Лафлина, который работает в галерее «Ко у Керр». Йолас приехал, и тут его контактная линза (а он их носит постоянно) куда-то делась, потерялась прямо у него в глазу, он попросил меня посмотреть, однако я ничего не увидел. Джекки Кертис явился при полном параде – переодетым в женскую одежду, в розовых туфлях-лодочках, он без конца перебивал меня, спрашивая, не перебивает ли он меня. Я сказал ему: нет, не перебиваешь, потому что он в самом деле не мешал. За ланчем он ничего не ел, поскольку, как он объяснил, сидит на диете и потому утром на завтрак съел всего лишь полфунта ветчины и три яйца. Он захотел получить несколько «ПОПизмов», и я ему их подарил. Ему было пора идти на показ мод, и он уехал. А потом вернулся. На этот раз он без конца перебивал меня, да еще был пьян. Тут пришли Кимико и Джон Пауэрс, Кимико очень понравился Джекки, и – ты не поверишь – она так и не поняла, что это на самом деле мужчина. Джекки в хорошей форме, похудел. Сказал мне, что хотел бы работать у нас вместо Бриджид, машинисткой, заявил, что будет прекрасно работать – просто сидеть себе в углу и печатать. Но ведь он все время болтает без умолку и мельтешит перед тобой. Джекки был в рубашке с блестками, у него был браслет, и он сказал, что это я его подарил, но я что-то такого не припомню. Потом он подарил браслеты и Бриджид, и Кимико – чтобы завоевать их расположение к себе.

Вторник, 22 апреля 1980 года

Заходили Шерил Тигс и Питер Бёрд. Питер, конечно же, захотел получить бесплатно какие-то картины и еще чтобы я устроил для него целое представление. Пришлось мне поводить их по студии.

Уходить из офиса пришлось рано, чтобы успеть к 18.30 на выступление Марты Грэм (такси 6 долларов). Мы туда приехали, и Марта, как всегда, первым делом принялась говорить речь, на целый час. Она, видимо, мечтает быть актрисой. Нуреев выступал ужасно, он просто не понимает, что такое современный танец.

Четверг, 24 апреля 1980 года

Встал в восемь утра, потому что Винсент сказал, что ровно в девять надо быть в телестудии – для этой передачи «Эй-Би-Си» про Карли Саймон, где Ларри Риверс, Марисоль и я должны были показывать сделанные нами портреты Карли. Мы приехали туда, и после нас появились на лимузине Ларри и Марисоль. Встретились с режиссером, у которого был такой деланный выговор, словно он из «высшего общества». Ларри был забавен. Он решил поработать за режиссера, поэтому стал задавать вопросы: «Где мне нужно стоять? Что надо говорить? Как я должен выглядеть? О чем я должен думать?» и все такое. По-моему, Карли мой портрет понравился больше остальных – потому что она мне за него заплатит. У меня был всего один портрет, а у Ларри целых пять, причем на одном из них на заднем плане трахалась китайская парочка, и его заставили этот портрет убрать. А потом они хотели снять нас перед мольбертами с чистыми холстами, как будто мы все слушаем, как поет Карли, но Ларри сказал, что так не пойдет, он уже согласился с тем, что они хотели, и убрал трахающихся любовников, но этой пошлятине не будет подыгрывать.

Позже Ларри и Марисоль приехали к нам в офис на ланч. Марисоль очень славная. Она пригласила меня на свой день рождения, ей стукнет пятьдесят, она отмечает его в «Шантерель», это шикарный маленький ресторан в даунтауне, она только попросила меня никому не говорить, что ей уже пятьдесят. Работал до восьми вечера. За мной зашел Джон Райнхолд. Появился Генри Гельдцалер, мы с ним еще немного обсудили плакат, а потом все поехали на такси (2,50 доллара) поужинать в «Да Сильвано» на Шестой авеню. Было вкусно, но не так, как в первый раз, когда мы там были (ужин 98,40 доллара). Владелец ресторана выскочил на улицу, чтобы купить «Таймс», потому что там было интервью на целых полстраницы, которое он дал Генри, – и он беспокоился, что в нем окажется что-нибудь для него неблагоприятное, однако все было нормально. Потом мы прошлись пешком до бара «Найнс сёркл», потому что Генри захотел каких-то еще впечатлений. Бар был набит педиками-интеллектуалами, и всем им хотелось побазарить со мной о моем искусстве, однако Генри сказал им, что я слишком глуп для таких разговоров. Генри придумал отличный рекламный слоган, чтобы продвигать «ПОПизм»: «Эта книга – настоящий ключ для консервов». Замечательно, правда? Да, еще, я же забыл рассказать про самое клевое, что случилось вчера: мне звонила Джекки О., два раза домой и один раз в офис, она хотела знать, не хотел бы я дать пару предложений для обложки книги Дианы Вриланд «Шарм», которая вот-вот выйдет, в ней будут фотографии с подписями. Она сказала: «Это совсем как ваша книга “ Экспозиции”» или что-то в таком духе.

Суббота, 26 апреля 1980 года

Роберт Хейз стал редко ходить на работу, и Боб обнаружил, что это из-за кокаина, он его много принимает, хотя это на него не похоже, однако фотографы и визажисты раздают такое направо и налево, особенно редакторам: они ведь хотят получать у него работу, и вот он все чаще стал звонить из дома по утрам, говорит, что у него «простуда», да и вообще ведет себя так, как никогда прежде. Мне нужно было пойти в «Линкольн-центр» посмотреть «Клитемнестру». Танец получился хорошо, даже великолепно, и Марта была в восторге, потому что она очень беспокоилась за хореографию. Нуреев выступал, но это ужасно. Я зашел к нему в гримерку поздороваться. Бьянка пришла в костюме от Хальстона, а пальто на ней от Осси Кларка. Костюм чудесный, он телесного цвета, с треугольным декольте, и казалось, что оно слишком глубокое. А лучше всего было то, как Диана Вриланд съела банан. Банан этот был в гримерке у Марты, и Диана очень захотела его съесть, она его быстро очистила и принялась есть – это выглядело очень комично. Она уже достаточно немолода, чтобы выглядеть очень, ну очень смешной. Обожает бананы. Потом мы пошли к Хальстону на небольшой ужин. Мы было попытались пригласить кого-нибудь из танцоров, но Хальстон сказал, что Марте это не понравится. В общем, за столом сидели только Марта и Бьянка, я, Диана и Джон Боуз-Лайон. Еще пришли Лайза и Марк Джиро[772]. Потом какой-то англичанин, который сказал, что писал песни для Шарля Азнавура. Он привел с собой девушку, по-моему, филиппинку, которая сказала, что жила с Майклом Кейном[773], а поскольку Бьянка тоже жила с ним, эта девушка сразу раскрыла Бьянке всю свою душу, а та принялась перемывать ему кости, сказав, что никогда прежде о нем ни с кем не разговаривала. Обе сошлись на том, что когда он напивался, то кричал на них по несколько часов. Эта девушка сказала, что делала для него все, что только было возможно: вставала в пять утра, чтобы приготовить ему завтрак, потом шла с ним на съемочную площадку, потом уходила оттуда за полчаса до него, чтобы пораньше попасть домой и успеть приготовить ужин. Обе сказали, что секс с ним был «запоминающимся», однако я так и не понял, что они имели в виду: это было очень хорошо или очень плохо?

Воскресенье, 27 апреля 1980 года

В офис пришла Настасья Кински. Я, правда, не был слишком любезен с ней, потому что, как оказалось, она уже попала на обложку Vogue и теперь мы не хотим делать с ней обложку Interview, а ведь она действительно очень красива. Зашел за Кэтрин. На такси в «Эктор» на Третьей авеню и 82-й улице (4 доллара). Заправляет там Стюарт Лихтенстайн, тот парень, который раньше был менеджером в «Максе». Отмечали день рождения Эверил Майер. Но она не посадила нас за свой стол, где сама сидела с Дианой Вриланд и Миком Джаггером, и все мы ждали, куда же она посадит Джона Сэмюэлса, с которым переспала в предыдущую ночь.

Потом Фред пригласил к себе всех «педиков» – Робина, Керли, любовника Керли, Джона Скрибнера и его очередную подругу. Ну, на самом деле не обязательно настоящих педиков, но всех, кто похож. Я хорошо повеселился с Биллом Питтом. Я спросил его, по-прежнему ли он считает себя Богом, и он ответил, что да, конечно, но не до такой степени, как прежде. Его отец и отец Эверил – лучшие друзья. У него была новая фотокамера, у которой объектив сам выдвигается.

Отец Эверил стал приударять за Кэтрин, он сильно выпил, задирал ей юбку чуть ли не выше головы, а его жена просто стояла рядом, как ни в чем не бывало. Я решил, что Кэтрин будет Эверил новой матерью, однако, как мы узнали, у него нет денег. А Эверил выглядела комично, когда танцевала с Джоном Сэмюэлсом, потому что в этих туфлях на каблуках была на целый фут выше своего обычного роста.

Вторник, 29 апреля 1980 года

Бьянка захотела пойти кататься на роликах, и мы поехали в «Рокси»[774] в лимузине Томаса Амманна. Бьянка очень хочет замуж за Томаса. Она без конца только об этом и говорит. Она просто страсть как хочет, чтобы он на ней женился. Катались примерно полчаса. Бьянка катается, как маленький ребенок, и она напомнила мне потом, что ей пришлось ходить на костылях, потому что она растянула сухожилия на обеих ногах, когда как-то раз каталась на роликах в Лос-Анджелесе, и тут я с трудом вспомнил про это, потому что когда они с Миком только начинали разводиться, в газетах появились фотографии, как она входит в помещение суда в Калифорнии [смеется] на костылях. Бьянка вычислила, что Джон Сэмюэлс ночевал в Манхассете, у Эверил. Она просто вывела это логическим путем, и тогда я подтвердил, что да, все так и было. Она сказала, что Эверил вечно подбирает ее объедки, и все это так предсказуемо. Бьянка и Джон разорвали отношения в тот вечер, когда мы все поехали к Марте. Она сказала: «Он совершенно как ребенок».

Четверг, 1 мая 1980 года

Кэлвин Томкинс опубликовал большую рецензию на «ПОПизм» в «Нью-Йоркере», в ней одни дифирамбы. Надо будет сообщить «Харкорт Брейс», что они могут идти лесом. Ну что они там телятся? Ко гда опубликуют рекламу в «Таймс»?

Утром заехал за Бьянкой и Виктором, и мы отправились в «Олимпик тауэр», потому что у меня была назначена встреча с Хальстоном – посмотреть его линию спортивной одежды (4,50 доллара). На Бьянке была короткая открытая маечка от Хальстона и синий низ, а задница-то у нее здоровенная! Туфли у нее от Маноло, еще пояс от Эльзы Перетти. Приехали мы как раз вовремя. Хальстон по-прежнему использует своих, уже стареющих, манекенщиц, потому что считает, что как они раньше были верны ему, так он теперь будет хранить верность им.

На такси к дому 860 (5,50 доллара). Кэтрин устроила там ланч для Александра Кокберна[775] и для этого парня Пи-Джей О’Рурка из журнала «Нэшнл лэмпун»[776]. Писатель и фотограф из «Штерна» хотел сфотографироваться со мной для предисловия к его книге, и рядом оказался Генри Вулф, мой старый приятель, он и снял нас. Он в 1960 году стал художественным редактором «Харперс базаар» и совершенно изменил вид этого журнала. Тогда не то он, не то Марвин Израэл, не помню точно, кто из них, стал использовать для оформления номера некрасивых девиц, с большими носами и так далее. И миссис Вриланд, полагаю, отнеслась к этому благосклонно, потому что в действительности, если подумать хорошенько, она ведь как будто саму себя помещала на обложку. В половине третьего за нами прибыл лимузин, чтобы отвезти в Принстон на автограф-сессию, которую для нас устроил Уилсон Кидд. С нами поехал Иэн Макстон Грэм из Брауновского университета.

Место для автографов устроили под открытым небом. Тут вовсе не богатый книжный магазин, как, например, «Гарвард Кооп». Тут книжный магазин внутри здания, небольшой, и лучше было расположиться снаружи, потому что студенты, проходившие мимо, видели собравшуюся толпу и подходили узнать, что происходит. Потом нас провели по кампусу. Все очень богато, по-настоящему. Мимо нас пробежали голые регбисты, целая команда, они отрабатывали особые технические приемы, но при этом на них были лишь бандажи-суспензории, это тут, видимо, что-то вроде обряда посвящения или чего-то такого. Потом Уилсон повел нас на ужин в мужской клуб, «Айви клаб», там женщины лишь изредка бывают, если их приведут на коктейли. Пили пунш с шампанским. Кругом все эти богатые детки. Внук Сибрука, пионера замороженных овощей. Сын Дж. Д. Сэлинджера – Мэтт. Он очень красив. Пытается стать фотографом, пишет. Встретили двоюродного брата Фролика Уэймута из Чэдс-Форда. Еще этого парня, он не член клуба, его зовут Ритт, он был моделью для журнала «Элит», хотя на манекенщика вовсе не похож – у него крупный нос и красивые глаза, а вот ростом не вышел.

Купил книги. Одна из них – биография Лидди[777] (20,92 доллара). Ужин в этом мужском клубе – какие-то объедки. Недоваренные спагетти, посыпанные тертым сыром. Пирожное «аляска» с мороженым «Хаген-Дас» внутри, размером 2 дюйма на 1 дюйм. Четыре бутылки вина. Обратно стартовали в девять вечера, доехали хорошо.

Пятница, 2 мая 1980 года

Я все еще не уверен, что мы согласимся на 25 процентов, которые этот парень из Голливуда, что работает на Алана Лэдда, предлагает нам за «Хлам 2» – Пол теперь называет это «Еще больше хлама».

Работал весь день. Был Руперт. До девяти или даже половины десятого вечера. Отвез Руперта (5 долларов). Потом у Джеда поднялась температура, до 104° по Фаренгейту (40° по Цельсию), и он решил, что, может, у него инфаркт, в общем, в четыре утра повез его в Нью-Йоркскую больницу, там нас ждал Док Ко к с, однако боли у него были только в груди, как при гриппе, он сейчас дома, вот только температура никак не спадает.

Воскресенье, 18 мая 1980 года

Позвонил Джон Пауэрс, рассказал, какие цены на художественных аукционах, «Тройной Элвис» ушел за 75 тысяч долларов и это, по его мнению, справедливая цена, так что я обрадовался, но потом он сказал, что Лихтенштейн ушел за 250 тысяч долларов, и тут я огорчился. Мда, а три Джекки вообще были проданы всего за восемь тысяч, совсем дешево.

Понедельник, 19 мая 1980 года

Смотрел «Тудей шоу», показывали извержение вулкана. Тот человек, что был на склоне вулкана и никак не хотел спускаться, наверное, погиб – его не смогли найти.

Позвонил Джерри Эйрс, он пишет сценарий фильма под названием «Картина» – он был сценаристом фильма с Джоди Фостер, «Лисы». Он – тот самый инсайдер киностудий, который в 1969 году привез нас в Голливуд. Он хотел познакомиться с Генри Гельдцалером. Тогда я договорился насчет ланча с Генри в среду.

Встретился с Бобом перед его домом, и мы пошли в «Плаза» на бал агентства JOB (Just One Break)[778] – вот только что опоздали на коктейли. А все эти старые кошелки приперлись туда именно ради них. Нэн Кемпнер пришла с Джерри Зипкиным. Там была мать Робина, очень симпатичная. Она болтала с Бобом о том о сем, ведь у них обоих одна и та же проблема – кто-то подписывает их на всевозможные журналы, которые потом забивают почтовый ящик. Я сидел рядом с супругой Тони Кертиса. Я сказал ей: «О, как бы мне хотелось сейчас оказаться дома, смотреть фильм с Тони Кертисом по каналу “Мувиола”». А она мне сказала, что ей Тони тоже очень нравится, только они сейчас разводятся. А были женаты двенадцать лет. Она славная[779].