Дневники Энди Уорхола Уорхол Энди

Там была Шэрон Хэммонд со своим новым ухажером, лордом Сондсом. Она пополнела на пять или шесть фунтов, ее малость разнесло. Да и у лорда тоже брюшко. Я не мог поверить своим глазам, когда увидел, как она ест целую булку. И я эту булку у нее отобрал.

Все прежние распорядители бала поднялись в президиум – и Сан, и Чесси Пэтцевич, и мать Шэрон, миссис Лонг, и Нэн, и Джин Тайлер, и еще несколько дам большого формата. Они разыграли лотерею – по билетам, которые давали при входе.

Потом мы с Бобом поехали на вечеринку, которую Линда Стайн[780] устроила в честь нашего агента – Джоан Хайлер. Когда мы приехали туда, один из фотографов сказал мне: «Ты здесь самый знаменитый», так они всегда пытаются подколоть. Там был Пол Моррисси со своими двумя племянницами, и еще Сьюзен Блонд и Сильвия Майлз, и Сильвия сказала: «Ты обязательно должен услышать мои песни», и я сказал: «Да что ты? Жду не дождусь». А она на это: «И ждать не нужно – они у меня вот тут, в сумочке». Тогда я попросил Линду Стайн поставить их, и на мой вкус они были вполне ничего, но там было еще человек восемь из разных компаний звукозаписи, и они даже ухом не повели. А потом Линда подошла к Полу и говорит: «Слушай, ты же здесь единственный, кто вообще понял, что у меня серьги с изумрудами, что моя мебель времен английского ампира, да и изделия от Лалика есть, и если бы ты им про все это не объяснил, они бы так и думали, что у меня везде ерунда какая-то. Та к что спасибо тебе большое за это». Легс Макнил, который запустил журнал «Панк», тоже был там.

Среда, 21 мая 1980 года

Генри Гельдцалер использует желтый и зеленый цвет для плаката города Нью-Йорк, он сказал, что над этим работает Милтон Глейзер, а я терпеть не могу его дизайн. Генри пришел в офис во время ланча, чтобы с ним мог встретиться Джерри Эйрс и впитать в себя мир искусства. Сценарий, который пишет Джерри, на самом деле называется «Художник» – а вовсе не «Картина» – и он пишет его для Джека Николсона. Мне стоило бы посоветовать Джеку просто купить биографию Джексона Поллока.

Был Руперт Эверетт, его только что выперли из «Блэкстоун», так что теперь он в «Л’Элизее», или наоборот. Генри привел с собой нового любовника, которого подцепил в Нью-Йоркском университете, и попросил меня снять, как они целуются. Он скоро поедет в Калифорнию, чтобы повидаться со своим прежним бойфрендом Рэймондом, который улетел туда позировать для Дэвида Хокни, – Рэймонд летает на самолете только для того, чтобы позировать. В конце ланча Генри сказал Джерри Эйрсу: «Но что этот ваш художник собирается писать? Какую картину? Это ведь самое главное: что же в результате получится?» Поехал на такси в аптаун (4,50 доллара), чтобы наклеиться, потом пошел пешком к Шэрон Хэммонд. Меня встретила у дверей жена Тони Кертиса, Лесли, она сейчас живет у Шэрон, у нее вид совершенно окосевший. Она сказала, что она дочь богатых родителей из Бостона и сама «из общества», и не понимает, как ее угораздило выйти замуж за актера, да еще за еврея. Шэрон была в туалете. Ее любовник, лорд Сондс, только что уехал из Нью-Йорка, и они все это время только и делали, что ели, так что Шэрон сейчас была в первый раз в уборной после всего съеденного, и Лесли сказала, что она случайно вошла к ней туда, когда та вовсю кряхтела. А потом Шэрон должна была подправить макияж, она такая дотошная, и это тоже продолжалось бесконечно. Шэрон была удивлена, когда я сказал, что хотел бы выпить водки. У нее большая грудь. Я принес с собой экземпляр «ПОПизма», в подарок Марти Брегману, с которым мы должны были встретиться позже, потому что я думал, что он, возможно, не отказался бы продюсировать фильм по этой книге, но, конечно же, мне пришлось отдать ее Лесли. Поехал на такси до Восточной 57-й улицы (3 доллара) до дома, где живут Марти Брегман и Корнелия Шарп. Мы поднялись наверх, в пентхаус. Там шла одна из этих странных вечеринок со стареющими женщинами и довольно странными людьми. Люди эти были, наверное, какими-то важными птицами, но сейчас звезды выглядят такими замухрышками, что ты их попросту не замечаешь. Я вот целых полчаса не замечал Аль Пачино, который сидел в углу.

Я не давал Шэрон есть, потому что она полнеет. Я познакомил ее с Аль Пачино, и ей это понравилось. Он сказал: «Привет, Энди!» Лесли подцепила какого-то парня с большими руками. Он приятель Корнелии, из того же городка, что и она, и она сказала про него: «Не беспокойся [смеется] – она теперь в хороших руках». Корнелия выглядит толстушкой. А Алан Алда был там с этой дамой с темными кругами под глазами, и оказалось, что это его жена. Она выглядела точь-в-точь как Анна Маньяни. Глядя на него, и не подумаешь, что у него может быть такая жена, однако она славная – я уверен, что она в самом деле славная, потому что они все еще женаты. Мы с ними ехали вниз в лифте. Оставили Лесли, у нее в руке был стакан с каким-то крепким напитком. Завезли Шэрон домой (3 доллара).

Четверг, 22 мая 1980 года

Приходил высокий и худой молодой японец, чтобы взять у меня интервью, он был клевый, только очень нервничал, весь дрожал, сказал, что встретил звезду своей жизни. Он из «Студио Войс», японского подобия Interview. Привез мне футболку в подарок.

Я переделываю портрет Линн Уайет. Послал цветы Шэрон Хэммонд и Корнелии Шарп.

Гейл Малкенсон сказала, что в эту субботу выходит замуж. В католической церкви. Правда, она всегда как-то так выражается, что я не уверен, что это правда. Работал до семи вечера. Какая-то чокнутая девица шла за мной до Парк-авеню, когда я возвращался домой с работы; она была из тех чокнутых девиц, с которыми знакомишься, когда впервые приезжаешь в Нью-Йорк. Отвез Руперта домой (4 доллара) и приехал к себе около восьми. Пересмотрел свои работы, чтобы что-то подарить Марисоль на день рождения, и наконец решил, что подарю одну маленькую картину, но потом, когда я по явился у Виктора, чтобы забрать его с собой, он захотел эту картину, и я подарил ее ему. Мы отправились в «Шантерель» в Сохо, этот ресторан, от которого все в бешеном восторге, про него говорят, какой он крошечный, как трудно в него попасть. Ну, не очень-то и маленький, на вид вполне большой. Еда была ничего, но вовсе не высший класс. Марисоль без конца повторяла, что впервые позвала го стей на такую вечеринку, и Хальстон заверил ее, что все совершенно отлично. Первой, с кем я поговорил там, была Рут Клигман, она теперь «перерожденная во Христе». Она изменилась. Очень славная и спокойная, но едва я заговорил про фильм Джерри Эйрса «Художник» и про то, что он пишет сценарий для Джека Николсона, она тут же стала снова похожа на себя прежнюю, нервозную. Она сказала: «Как ты думаешь, может, мне нужно позвонить Джеку?» и «Может, мой адвокат должен позвонить Джерри Эйрсу?», и я ответил: «Да у него там сплошь художественный вымысел! Расслабься. Вот он напишет это, истории про художников станут более популярны, и тогда ты сможешь хорошо продать свою “ Любовную интригу” – как основу для сценария другого фильма». Рут сказала, что она, может быть, смогла бы добиться того, чтобы Ник Нолти сыграл роль Джексона Поллока. И еще объяснила мне, что когда возрождаешься во Христе, вся твоя жизнь – это чистый лист, и все прежнее стерто, вся прежняя жизнь не считается. В общем, это просто как исповедь, только на исповедь можно ходить хоть каждый день, а вот переродиться во Христе можно всего лишь один раз.

Там были Джон Кейдж, Мерс Каннингем и Луиза Невелесон, которая пришла под конец ужина, для нее было оставлено специальное место. Был Джордж Сигал с женой. Джо Брейнард. Было приятно повидаться с ним опять, после стольких лет, но мне так и не удалось с ним поговорить побольше. Для своих пятидесяти лет Марисоль выглядит хорошо. Она сама испекла юбилейный пирог, и он был по-настоящему прекрасен: чудесные фигурки из марципановой пасты, великолепные, просто волшебные фигурки, которые трахались, и она одну дала мне, а другую Хальстону, и они были как маленькие драгоценности.

Мы сказали Марисоль, что ей не нужно говорить, сколько ей лет, потому что тогда никто и не поймет, а она сказала, что думала, что это и так всем известно, ведь возраст указывается во всех каталогах, и я объяснил ей, что люди не читают каталоги, и она ответила [смеется], что так впредь тому и быть, пусть только вот эти сорок – или сколько их там? – гостей на этом дне рождения будут в курсе.

Пятница, 23 мая 1980 года

Забыл сказать, кто был самым важным гостем на ужине у Марисоль, – Эдвард Олби, он сидел рядом со мной. Он больше молчал, я было попытался разговорить его, но не удалось. Он сказал, что читал то, что я говорил про его последнюю пьесу, где играет Айрин Уорт: что это «лучшая пьеса, которую я когда-либо видел», и поблагодарил меня за это. Я это, наверное, сказал в каком-то интервью одной из газет. Я сказал ему, что ему стоило бы написать Марисоль пьесу в подарок ко дню рождения.

Предполагалось, что ланч в офисе сегодня будет в честь Льюиса Аллена, но он забыл про него. Ланч планировался, чтобы он подписал с нами договор на создание пьесы, однако у него накануне была премьера, он жутко устал и забыл, так что сказал, что подпишет во вторник.

Понедельник, 26 мая 1980 года

День памяти павших. Транспорт вообще не ходит. Пошел пешком в офис. Работал над шестью или семью портретами.

Кер ли вернулся со свадьбы брата. Я рассказывал уже, что как-то раз мне в офис позвонил сенатор Кеннеди, и я никак не мог от него отделаться, он все говорил и говорил, а я не знал, о чем мне с ним разговаривать. Наверное, ему было нечего делать. Но Фред объяснил, почему он все же решил участвовать в выборах, – чтобы собрать побольше средств для демократов. Его сестрица Смит[781] как-то позвонила мне, однако я не взял трубку, я знал, что она звонит лишь с целью заставить меня пожертвовать на что-нибудь.

А я говорил, что когда был на фильме «Империя наносит ответный удар»[782], в ряду передо мной сидел, вместе со своими родителями, чернокожий подросток лет пятнадцати-шестнадцати, который сосал большой палец? Не думаю, что он был умственно отсталым. Он не выглядел умственно отсталым.

Вторник, 27 мая 1980 года

Заходил Льюис Аллен, он хочет сделать пьесу «Вечер с Энди Уорхолом», чтобы на сцене была кукла, изображающая меня, а слова ее роли будут взяты из «Философии» и «Экспозиций».

Пятница, 30 мая 1980 года

Остался в аптауне, потому что было нужно вместе с Бобом в 12.30 встретиться с Николой Булгари. После осмотра его коллекции драгоценностей он повел нас в клуб «Никербокер», клуб великолепный. Это наискосок от дома Доджа, который сейчас ломают. Еда была отличная – картофельное пюре, рисовый пудинг и яйца. Булгари говорил что-то вроде: «Спрячь магнитофон» и «Тебе не разрешат здесь это делать, если увидят», и вообще вел себя так, будто хотел сказать: «Здесь так не принято, здесь уровень высшего света». Как будто он боялся, что его общим голосованием лишат членства в этом клубе. Все это такая пошлость. После ланча мы пошли в другую комнату клуба, провели там почти час. Не знаю, почему, он просто хотел поболтать. Он [смеется] противник коммунизма.

Суббота, 31 мая 1980 года

Работал дома. Смотрел хороший старый фильм про катание на коньках с Диком Пауэллом. Ну, не то чтобы фильм на самом деле про коньки, просто там все на них катались. Фильм такой славный, в нем все выглядело точь-в-точь как в «Ро кси». В начале сороковых катание на коньках было в моде, по-видимому, но потом это кончилось в пятидесятые годы – хотя нет, скорее, в шестидесятые. В шестидесятые ведь все кончилось.

Понедельник, 2 июня 1980 года

Позвонил Руперт, сказал, что там, где он живет, идет очень сильный дождь, поэтому он не может привезти отпечатки, однако у меня, например, вообще никакого дождя не было, и я не знал, верить ему или нет. У меня был назначен ланч с Ричардом Гиром (такси 5,10 доллара).

Барбара Аллен приехала первой, потом Ричард Гир с Сильвиньей, еще – жена Таки Теодоракопулоса, хотя на самом деле он на ней пока что не женился. Барбара пытается организовать свадьбу для Таки как сюрприз – пригласить его в гости и чтобы там был под рукой мировой судья, который мог бы их поженить. Правда, я думал, что Барбара гуляет с Таки, крутит с ним роман, поэтому не знаю, отчего это она вдруг так подружилась с его любовницей. Да, а еще на этом ланче был психоделический художник Мати Кларвейн[783]. Этот японец из «Студио войс» там был тоже, он в самом деле сходит с ума по мне. Он попросил меня дать ему новое имя, и я назвал его Чак Роуст[784].

Отправился в «Ла кот баск» на ужин. Там я встречался с председателем комиссии по делам искусств, нужно было поговорить с ним про то, чтобы сделать для города больше плакатов, использовать больше идей. Как раз идей-то у меня много, но они не были [смеется] такими уж хорошими. Впрочем, они стали восприниматься лучше, когда мы оба как следует выпили, – вот, например, сделать золотую точилку для карандашей. По-моему, кто-то уже это делал. А Брук Хейворд была в «Ла кот баск» с Филипом Джонсоном. Мы некоторое время с ней поговорили, однако ни один из нас ни слова не сказал про ужасный телефильм по ее книге «На живую нитку». Заходил Шон Маккин, он манекенщик агентства «Вильхельмина».

Среда, 4 июня 1980 года – Нью-Йорк – Хьюстон

Добрались до дома Линн Уайет, на ужин приглашено пятьдесят человек, подавали крем-суп из краба, барбекю из маринованной вырезки, горячие фрукты с карри и домашнее Rice-o-Roni (рис с вермишелью) – блюдо, про которое Джоан Квинн, она тоже была тут, сказала, что это типичная армянская еда. Еще шпинатный крем и потом великолепный десерт: фруктовое мороженое на безе. А ужин был устроен в честь Дианы фон Фюрстенберг и Барри Диллера. Были все эти чокнутые типы из Далласа и Форт-Уэрта. Они по-настоящему богаты, у них большие бабки, и они все вульгарные и смешные. Все в разводе и хотят ловить кайф от чего угодно.

После ужина мы перешли в гостиную, и всем очень понравился портрет Линн. Диана сказала, что ей до того понравилось, что она хочет, чтобы я сделал портреты ее детей, однако я-то знаю, что она не всерьез. Потом появился Джон Траволта и привел с собой еще человек тридцать. Он хотел приехать с ними еще на ужин, но Линн отказала ему. Он такой красавец. На нем были черная шелковая рубашка, ярко-зеленый хлопковый пиджак и черные брюки, а глаза у него такие синие. Он появился с милой девчушкой и целым отрядом телохранителей, и еще он привел Джима Бриджеса, режиссера «Городского ковбоя». Еще была Дебра Уингер, которая снялась в главной женской роли в этом фильме, она чудесная, мы хотим сделать с ней какой-нибудь материал для журнала. Она рассказала мне все про гидротерапию кишечника и про то, что в ней полно говна. Ее родители тоже были, как и ее бойфренд. Очень славный еврей. А Барбара Аллен и Джерри Холл высмеивали дам с бриллиантами прямо в их присутствии. Максим Мисинджер, автор светской колонки, тоже приехала вместе с Джоном Траволтой, она его перед этим накормила ужином. Потом нас подвезли Барри и Диана. Барри разозлился, потому что Джерри, ее сестра Синда и Фред до того напились, что не давали ему выйти из машины, когда доехали до его гостиницы, а он и так уже был в не слишком хорошем настроении, ну, как водится у Барри. Он сказал, чтобы Джерри заткнулась, и ее это серьезно обидело. Фред же притворялся, будто тыкает средним пальцем в Джерри и ее сестру, а потом еще совал его всем в нос.

Четверг, 5 июня 1980 года – Хьюстон

Мы все отправились на ланч в бар «Кадиллак», где была прекрасная мексиканская еда. Я сидел с этими людьми из Далласа-Форт-Уэрта. Снова встретил Траволту. Получил от него автограф на салфетке. У них у всех этот утрированный акцент, как у Джерри Холл. И им всем она очень нравится, потому что с ней они могут разговаривать «как полагается», по-техасски. Мы ели лягушачьи лапки, говядину, курицу и креветки, все это испеченное на углях, обсыпанное перцем чили, с соусом гуакамоле. На улице было жарко, пожалуй, все 35° по Цельсию. Кондиционер сломался, и техасцы говорили: «Вруби же кондиционер! Может, нужно фреона подбавить, Чарли?» Потом мы заехали в несколько магазинов в стиле «Дикий Запад», чтобы купить костюмы для премьеры «Городского ковбоя».

Вернулись в гостиницу около пяти вечера. Все собрались в моем номере. Джерри была одета в плотно облегающий ковбойский костюм золотого цвета со стразами, на ней была такая же шляпа, которую подарил ей Джордж Хэмилтон – он в ней снимался в фильме Хэнка Уильямса, и она сказала мне, что Алана ужасно хотела ее себе, но он ни за что ей не давал, даже поносить. И еще: чтобы я ничего не вздумал рассказывать Алане. Потом сели в лимузин и отправились в кинотеатр «Веселая Линн», его так назвали в честь Линн Уайет. Там были тысячи папарации и фанатов, потому что у них в Хьюстоне вообще ни разу не случалось всемирной премьеры какого-либо фильма. И они кричали: «Энди! Энди! Энди Уорхол!» Мы с Джерри позировали фотографам. А потом Джерри и Линн Уайет встали перед кинотеатром с телевизионной группой, и Линн выступила как Барбара Уолтерс: «Сегодня к нам приехал знаменитый художник Энди Уорхол, а еще Джерри и Синди Хо лл, две звезды из фильма, а расскажите-ка нам, Джерри, где вы нашли такой костюм?» Очень профессионально она все это говорила, на ней был пурпурный замшевый костюм, который облегал ее великолепную фигуру. Мы вошли в кинотеатр, сели, перед нами сидели Лиз Смит и Айрис Лав в похожих ковбойских костюмах. А рядом с ними – брат Лиз, ведь она сама тоже из Техаса. Диана фон Фюрстенберг ходила туда-сюда между рядами с таким видом, как будто это ее кинотеатр. На ней были обтягивающие брюки, легкая короткая маечка и жилет с небольшим значком шерифа, на котором было написано: «Диско – отстой!» А еще на ней были две тонны бриллиантов и золотых украшений сороковых годов. Барри Диллер сидел прямо позади нас, и тут вошел Джон Траволта, приведший еще тысячу человек, и он тоже сел прямо позади нас, и все сразу посходили с ума, что фотографы, что вообще все, а мы все вертелись туда-сюда с нашими фотокамерами. Потом начался фильм, и он всем очень понравился. Потом мы поехали на лимузине в «Джиллис», где они и снимали этот фильм. Мы выехали первыми, так что попали туда раньше всей этой оравы (чаевые шоферу 20 долларов).

Там, где расположились мы с Барри Диллером, вдруг образовалась целая толпа, потому что Джон Траволта сел всего в метре от нас. Его глаза сине-зеленого цвета, будто специально подкрашенные. У него удивительно красивая улыбка. Зубы – будто их каждый день полируют. Кожа удивительной красоты. И он очень славный. Говорит всем приятное. Он разговаривал с этой девицей, которая, как он думал, была из нашей компании, однако на самом деле она из свиты Дианы. А Диана так отчаянно желает быть узнанной, что если кто-то ей вдруг скажет: «Вы Диана фон Фюрстенберг, и я вас люблю», она тут же скажет: «Пошли со мной» и заставит этого человека ходить за ней следом весь вечер, чтобы только у нее была свита, а потом она еще и выдаст подарки в награду – она всегда носит с собой несколько тюбиков губной помады и пару пудрениц и ставит на них свой автограф.

Ну а как только Траволта оказался за нашим столом, все стало совершенно невообразимо, потому что толпа принялась напирать на нас, а полицейский, который стоял прямо сзади, старался нас защитить, только он был пьян, этот полицейский, и я сказал Бобу: «Боб, ты не оборачивайся, но всего в дюйме от твоей шеи болтается большой револьвер и большой член». И полицейский тут спросил: «Я могу вам чем-то помочь?», и Боб засмеялся и сказал: «Просто оставайся на своем посту». И тот остался на посту. У него в кобуре было два револьвера, сам он был весьма хорош собой, он без конца обнимал нас за плечи, натыкался на нас, терся своим членом о нас и повторял: «Если что-то нужно, скажите. Может, хотите чего-нибудь?» Но дело свое он знал отлично – заорал официанткам, чтобы нам подали сюда еду. Всему столу. И все эти напитки и пиво. Он сказал Бобу: «А что это вы не съели свой перец?», а Боб ему: «Да ты что? Он жутко острый, я только попробовал», и полицейский сказал: «Ну что ж, покажу вам, как надо есть перец», взял всю эту большую штуковину, засунул в рот, а потом еще подмигнул Бобу.

Я был второй по величине звездой – после Джона Траволты. Правда, он был далеко впереди меня. Его домогались почти все фанаты. Со сцены даже объявили, что всех выведут из помещения, если не освободят место для Джона Траволты.

Домой вернулся около часа ночи. Начал читать «Принцессу Дэйзи»[785], ужасная книга, но в ней есть упоминание обо мне, значит, пойдет в мою коробку. Там говорится, что Дэйзи была слишком элегантна, чтобы пойти на вечеринку Энди Уорхола в Лондоне.

Суббота, 21 июня 1980 года – Нью-Йорк

Какая-то дама из Аризоны, которую направил по мне Эдмунд Голтни, должна была прийти в офис поговорить насчет портрета (такси 5 долларов). Она оказалась молодой красавицей и принесла с собой своего годовалого младенца. Это дитя задало нам жару. Младенцев так трудно фотографировать, они ведь не могут сидеть спокойно, у них то зубы режутся, то еще что, в общем, они морщат ротик, капризничают, и я их просто терпеть не могу. Потом Эдмунд позвонил из Аризоны и сказал, что нужно снимать только ребенка, но к тому времени уже было поздно – я отснял и ребенка с матерью, и саму мать. Отвез Руперта (5 долларов). Наклеился, пошел встретиться с Аланом Ванценбергом и Стивеном Вебстером, это друзья Джеда. Мы пошли в японский ресторан «Инагику». Я что-то в последнее время пил слишком много вина, поэтому там лишь поел немного сырой рыбы и запил ее минералкой «Перье». Алан – архитектор, работает для Й. М. Пей[786]. А другой парень – юрист, и я дал ему задание опротестовать официальную оценку собственности для налогообложения, потому что налог вырос с 400 долларов до 12 тысяч, так как они сложили вместе стоимость обоих зданий на Бауэри, чего не имели права делать, да и помещения эти убогие, поэтому я не понимаю, откуда взялась такая сумма.

Потом мы пошли пропустить стаканчик на сон грядущий в «Трейдер Викс» (25 долларов). Метрдотель пригласил меня на открытие выставки его скульптур на следующей неделе. Домой приехал около половины второго ночи.

Воскресенье, 22 июня 1980 года

Пошел в церковь. Потом на встречу с Рупертом, смог очень многое сделать по работе. Переделал некоторые картины – собор в Кёльне, дворец в Бонне, несколько портретов немцев.

Позвонил Томас Амманн. Спросил, не хочу ли я встретиться за деловым ужином, и я согласился: прекрасная идея. Работал всю вторую половину дня. А внизу стояла очередь этой клонированной молодежи на вход в «Андеграунд». У них у всех бородки, футболки с аллигатором, джинсы – или, в качестве альтернативы, кожаные брюки, пиджаки и солнечные очки.

Позвонила Барбара Аллен, хотела узнать, кто сейчас в городе и какие планы на вечер. Я сказал ей, что приехал Томас Амманн, она ему тут же перезвонила и получила приглашение прийти на наш ужин.

Доехали на такси до «Мистера Чау» (4 доллара). Мы немного запоздали, и Томас был сердит на нас. Уже входя в ресторан, я встретил Риту Лакман, она была вместе с тем журналистом, который написал под ее именем «Историю Риты Лакман»[787]. Они сидели рядом с нами. Там были и архитектор Алан Ванценбергер, и юрист Стивен Вебстер, и Барбара, и Фред, и Джед, и какая-то еще девица. Барбара сидела рядом со мной, и я без конца повторял ей, что она должна была бы привести к нам Билла Пейли, чтобы я сделал его портрет. Тут я случайно упомянул, что Трумен, как он мне говорил, писал что-то про Бейб Пейли, его жену, и тогда Барбара сказала, что хотела бы это прочитать, чтобы убедиться, что это не оскорбительно для мистера Пейли. Она такая нелепая. Она сказала, что мистер Пейли ей кое-что подарил, кое-что по-настоящему замечательное, однако она не скажет, что именно, заставила каждого из нас сперва поклясться, что мы никому не расскажем, но и после этого все равно ничего не рассказала. Она одна выпила целую бутылку саке. По ее словам, она безумно влюблена в мистера Пейли, и он единственный, кого она любит. Но, тем не менее, потом она стала приставать к Томасу, потому что знает, что Бьянка очень его хочет.

Понедельник, 23 июня 1980 года

Проснулся в восемь, смотрел «Тудей шоу». Новая ведущая слишком красивая, мне Джейн Поли нравится куда больше. Она ушла с этой программы после того, как вышла замуж за этого парня Трюдо, который делает комикс «Дунсбери»[788], – он еще на одном из конкурсов выиграл право на то, чтобы я сделал его портрет, и мы это все оттягивали, но в конце концов он появился у нас, в шляпе и с шарфом, и я сделал какой-то никчемный портретик, потому что вообще не понял, кто это такой пришел.

Еще я наорал на Ронни, потому что он трижды разговаривал по телефону – каждый раз по сорок пять минут.

Вторник, 24 июня 1980 года

А что там у Ричарда Прайора? Ожоги проходят или все только хуже стало?[789] Работал до половины седьмого. Фред отправился на метро в театр Митци Ньюхаус, где дают премьеру пьесы Боба Уилсона. «Любопытный Джордж»[790]. Когда я появился в театре, Фред с Кэти Джонс и ее сестрой уже ждали меня. Люди из мира искусства тоже были в сборе. В пьесе с потолка лилась вода, часы на стенах – они были с боем – показывали, который час. Цвета совершенно чудесные, декорации делал сам Боб Уилсон. Шло все это по меньшей мере два часа, а потом все кончилось.

Постпремьерная вечеринка была у Лео Кастелли. Мы прибыли туда первыми. Еда была хорошая, но Крис Макос сказал, что я на вид пополнел, а потом я взглянул на Фреда, который вечно ничего не ест и сохраняет такую хорошую форму, и в результате съел только один огурец и выпил воды, а так тусовался то в одном, то в другом углу.

Этот парень Ноулз, звезда пьесы, выражается нормально, и если с ним говорить, то даже не поймешь, что у него аутизм. Он ответит на любой вопрос, который ему задашь, однако трудность, наверное, в том, что он никогда ничего не скажет сам, если его не спросить о чем-то. Я поговорил с Дженнифер Джейкобсон о покойном мистере Баллато. Ему было уже за восемьдесят. Он работал в ресторане до последней минуты, он так любил свою работу. Фред все старался заставить Кэти Джонс уйти, однако она пытается завоевать Боба Уилсона, так что вовсе не собиралась никуда уходить. Мы же все ждали Боба Уилсона, чтобы сесть в его лимузин. Там был Ричард Вайсман с Пэтти Люпоун[791], и та была в полном восторге, когда я познакомил ее с Бобом Уилсоном. Она недавно получила премию «Тони» и спросила меня, как теперь ей быть, куда двигаться в плане карьеры, и я посоветовал держаться, сколько возможно дольше, в «Эвите», потому что она – единственная крупная звезда на Бродвее, так что в дальнейшем она станет невероятно большой звездой. Она отвечала, что да, я определенно прав.

Боб Уилсон без конца ходил в туалетную комнату, а возвращался оттуда в дурном настроении. Он завез домой меня и Кэти. Когда я вылезал из его машины, он попросил: «Возьмите меня за руку». Лишь потом я сообразил, что когда он спрашивал, например: «Ты думаешь, что… ты думаешь, что…», он хотел выяснить для себя, не считаю ли я, что он использовал Кристофера Ноулза только потому, что тот аутист. Попал домой в два часа ночи.

Среда, 25 июня 1980 года

Какой-то придурок, который без конца писал мне письма, явился к нам в офис, и Винсент сказал ему, что у меня берут интервью, но тот отказался уходить, вот поэтому я сразу же понял, что он придурок, – ведь нормальные люди так не поступают, верно? А я давал интервью газете «Майами стар». Позвонил Крис Макос из своей фотолаборатории. Я хочу побродить с ним по городу и пофотографировать, потому что никто уже довольно давно не снимал 42-ю улицу и статую Свободы.

И вот, когда мы выходили из офиса, заперли лифт и уже направлялись к двери, я проходил через нашу среднюю комнату, и тут этот парень, этот придурок, который пришел раньше, взял и выпрыгнул из-за большого ящика. Вот именно поэтому я вечно твержу Винсенту, что нужно все проверять: потому что кто-нибудь может спрятаться где-то в офисе. Уже позже Адам Робинсон из Оксфорда, который зашел к нам в этот день и выходил вместе с нами, сказал, что видел, как ящик шевельнулся, но не предупредил меня. В общем, этот парень прятался за ящиком все время, пока я давал интервью этой газете из Майами. Он сказал, что это «перформанс». Ну, я же говорил: я сразу понял, что этот парень – полный придурок. Винсенту как-то удалось его выпроводить, но я был здорово напуган. Мы уехали оттуда, я отвез Руперта в половине восьмого (5 долларов). Еще когда мы с Рупертом переходили улицу, чтобы взять машину, остановилось одно такси, и оттуда стал махать руками Хирам Келлер[792], и я пошел расцеловаться с ним в такси, он выглядел просто красавцем, как в первый день, когда мы только встретились, таким восхитительным и жизнерадостным, – просто не могу поверить, что после «Сатирикона» он так и не стал суперзвездой. Неужели все потому, что сейчас так много красавцев повсюду?

Один парень, которого я знаю по «Студии 54», позвонил мне, и сначала я не хотел говорить с ним, но потом он сказал, что у него вышел серьезный облом в Калифорнии и я – единственный человек, которому он может позвонить, тогда я с ним пообщался. Он потом собирается назад, в Калифорнию. Когда я вернулся домой, я все еще никак не мог отойти от вторжения этого парня утром, поэтому выпил бренди. Потом были конфеты, потом телевизор всю ночь. Я смотрел конкурс красоты под названием «Мать и дочь». И повторный показ сериала с Фаррой Фосетт.

На постановку Боба Уилсона были ужасные рецензии. Я еще посмотрел повторный показ шоу с Кэрол Бернетт[793], и там все они хорошо играли, так талантливо, так смешно. Ну то есть вот Боб Уилсон взял этого аутиста, придумал кое-что, у него же хорошее воображение, но это и все. А посмотришь шоу с Кэрол Бернетт – и сразу думаешь: до чего же ничтожна вся эта фигня, которую устроил Боб Уилсон.

Четверг, 26 июня 1980 года

В хранилище PB 84[794] на 91-й улице было на что поглядеть, там немало интересного (такси 4 доллара). Мы встретились там со Стюартом Пиваром[795], посмотрели много картин. Была у них и моя Лиз, была и вещь Поллока. Мне сказали, что одна из картин якобы кисти «бойфренда Сера», однако я что-то не слышал, чтобы у Сёра был бойфренд[796]. Все тамошние ребята хотели получить у меня автограф, и я раздал им автографы.

Пришел новый номер нашего журнала, Годунов на обложке хорош, однако у него очень уж «голубой» вид, ну прямо гомосексуалист с Кристофер-стрит, так что я не знаю, хорошо ли разойдется этот номер.

Стив Рубелл позвонил Барбаре Аллен и Джону Боуз-Лайону и сказал, что его переводят в Атланту.

А Джо Даллесандро позвонил Фреду, попросил выслать ему денег: он, похоже, хочет, чтобы ему помогали всю жизнь, – и я наорал на Фреда, сказал, чтобы он ответил Джо: обращайся к Полу. Джо хочет получить деньги просто для того, видимо, чтобы сидеть и ничего не делать, только каждый день выпивать по бутылке «Джек Дэниэлс».

Приходила Вики Ликок. Она дочь Рики Ликока. Она сказала, что у нее только что умерла мать – она была моделью в пятидесятые годы – и что она поедет в Бостон, пожить у отца. Она просто зашла к нам, потому что была, в общем, расстроена, что ли. У ее матери плохо работали почки, Вики отвезла ее в Нью-Йоркскую больницу, а там ужасные люди работают – они о чем-то друг с другом спорили, и пока они препирались, Вики, взглянув на мать, заметила, что у нее глаза открыты и неподвижны, и она тут же сказала об этом врачу, а он ответил: «Да она просто задремала», Вики попыталась привести ее в чувство, а потом уже и врачи все пытались, да не смогли. Вики тогда просто посидела у них в приемной несколько минут и ушла прочь.

Пятница, 27 июня 1980 года

Отправились в новый клуб Джона Эддисона, под названием «Бондс», раньше это был огромный магазин одежды на Бродвее, а теперь его превратили в дискоклуб. Мы поискали там Джона, но помещение-то огромное, так что так его и не нашли. Все было бесплатно, но я дал официанту «на чай» (20 долларов). У них там на лестнице музыкальные ступеньки. Великолепно!

Суббота, 28 июня 1980 года

Позвонил Бобу, чтобы узнать, состоится ли назначенное интервью с Паломой Пикассо, – оказалось, что состоится, и его сделает Лестер Перски в «Кво вадис». Паломе очень нравится Пэтти Люпоун, поэтому мы позвонили в «Ле Муш», где идет ее шоу, чтобы узнать, можно ли еще заказать столик для нас.

Я пришел в «Кво вадис» пешком. Был там первым, потом прибыл Боб, потом Лестер и Палома. Я сейчас на диете, поэтому съел только кусочек дыни и листики рукколы, хотя курица, которую на двоих разделили Боб и Палома, была на вид замечательная. Интересно, а что делают в ресторанах с тем мясом, которое остается на костях? Выбрасывают или используют для другого блюда? Лестер провел интервью с Паломой, и она прекрасно отвечала на вопросы, она просто открыто обо всем говорила, все, как есть. Она сказала, что заключительную часть интервью с ней можно будет провести на выставке Пикассо в Музее современного искусства, и она будет отвечать на вопросы, пока мы все пройдем по залам. После ужина мы поехали в кафе «Эн-Де-Труа» на 44-й улице, в котором, как считается, не хуже, чем в парижском «Ла Куполь». Было еще слишком рано идти в «Бондс», поэтому мы отправились в «Ле Муш», где Боба заставили заплатить за вход. Боб все еще терпеть не может Пэтти Люпоун, но, правда, уже не так сильно, как прежде. Вот если бы она подошла тогда к нам и сказала: «Ах, Боб, вы редактор Interview, а мне так нравится этот журнал!», он бы ее сразу же полюбил. Я, правда, сам такой же, наверное. Там был Рон Дюгей. Поначалу Пэтти его не интересовала – всем этим атлетам вечно нравятся только блондинки, – но я ему сказал: «Она в самом деле хочет тебя, и она отличная баба». Позже она подошла к нам и села рядом с ним. Пэтти смешная, она исполняет эти замысловатые песни и вдруг начинает так волноваться, что высовывает язык, ну совсем как Дональд Дак или кто там. Мне она нравится, по-моему, она великолепна.

Понедельник, 30 июня 1980 года

В четыре часа пополудни посмотреть на свой портрет приехал некий коротышка из Мюнхена, и он был ошарашен тем, что увидел: такой сильный получился образ. А все потому, что Фред все советовал мне не слишком убирать морщины у всех этих стариков, некоторые даже и оставлять. Ну, у этого человека из Мюнхена были красные сосуды на лице, и я сделал их черными, а вот одежду – яркой, в то время как он сам старается одеваться неброско. Его дочь, правда, я сделал очень красивой, по-настоящему элегантной. Фред очень волновался, пока заказчик разглядывал картину, потому что чувствовал себя ответственным за то, что получилось. Но человек этот был славный, весьма милый. В офисе были Стивен Мюллер и Ронни, они натягивали холсты. Робин попытался продать набор работ каким-то двум дамам, которых подцепил накануне вечером, но в результате продал лишь один отпечаток, притом со скидкой, но все равно пришел от этого в восторг. Я был в офисе до семи. На такси (2,10 доллара) до угла 76-й улицы и Пятой авеню – к Леонарду Стерну. Этот парень – хозяин компании «Харц-Маунтин»[797]. Он только что купил дом, кондиционер еще не установлен, и было странно встречаться с ним в восемь вечера, потому что на ужин нас не приглашали, хотя мы все же думали, что что-нибудь нам подадут. Он хочет две мои очень большие картины из серии «Цветы» на две стены, и он хочет получить их к 16 сентября, потому что в этот день зовет гостей на вечеринку. Он только что ушел от жены. Ей достался дом на Парк-авеню, в районе 70-х улиц, который он отремонтировал восемь лет назад. У нас с ним приключился некоторый конфуз: я называл его мистером Стейном и Фред тоже называл его мистером Стейном. Когда он нас отпустил, мы завернули за угол дома и решили зайти к Барбаре Аллен на 77-ю улицу. У нее был Уитни Тауэр, он поправился и старается не выглядеть таким уж худым и чокнутым, потому что хочет, чтобы его бабушка, которая из семьи Уитни, дала ему какие-то деньги. Я представляю себе, как эти богатые детки идут к бабушке и говорят: «Ах, бабуля, дорогая, как мне нужны деньги, я бы тогда женился, завел детей и вообще начал делать все то, чего ты от меня хотела».

Вторник, 1 июля 1980 года

Проснулся рано утром, чтобы встретиться с Бобом и потом с Паломой и Лестером в МоМА (такси 3 доллара). Мы ходили по выставке с Паломой, она рассказывала, а Лестер валял дурака, и все это было утомительно, там ведь три этажа. Один человек в инвалидном кресле попросил мой автограф, а я спросил его: «А вы не хотите автограф Паломы Пикассо?» Он сказал, что хочет, и Палома подписалась, за нею и я, а потом нужно было уезжать, потому что Паломе пора было возвращаться в «Тиффани», где продают ее ювелирные изделия. Старая миссис Ньюхаус приехала посмотреть портреты своего мужа, и ее сыну, который приехал вместе с ней, просто невероятно понравились принты с алмазной пылью.

Да, еще заходил Дэвид Уитни, мы с ним договариваемся о том, чтобы, может быть, еще раз сделать выставку в Еврейском музее, и еще я делаю его портрет, потому что он такой славный. Он принес с собой смокинг, он в нем очарователен. Он пригласил меня в четверг на ужин с Филипом Джонсоном, сказал, что пришлет за мной машину и что у такого большого человека, как я, обязательно должна быть машина, – вот насмешил.

А Бриджид начала объедаться сладким. Она сказала, что выйдет за сигаретами, но Робин заметил, что она взяла больше денег, чем нужно для сигарет, по это му когда она вернулась, я ей сказал: «У тебя на губах шоколад». На самом-то деле я ничего такого не заметил, но это сработало, и она призналась, что съела мороженое.

Наклеился и пошел в «Ла кот баск» помогать Сюзи Франкфурт отметить событие: она только что продала свой дом, почти за миллион, а купила подешевле. Приехали мистер и миссис Ло. По-моему, миссис Ло богата, она имеет отношение к «Стандард Ойл», и я не знаю точно, чем занимается ее муж, может быть, инвестирует ее деньги. Так обычно получается, когда женишься на богатой. Или, может, он сам богат, кто знает. Она просит меня отретушировать ее портрет, потому что сейчас она покрасила волосы в более светлый тон. Похоже, это будет очередной из этих «живых портретов», когда мне понадобится без конца что-то переделывать. Мы отправились в «Бондс». Там был Джон Сэмюэлс, он теперь ко мне плохо относится. По-моему, он старается быть любезным, однако не может сам с собой справиться и начинает говорить гадости. Надо будет его спросить, отчего так. Мы там пробыли всего несколько минут. Мистер Ло танцевал вовсю, и его жена сказала, что у него будет инфаркт. Да, еще Боб там был, но у него такая кислая физиономия. Ему кажется, что если не напиться, повеселиться не получится. Что он, что Фред – они совершенно одинаковые: если рядом нет каких-нибудь принцев, обоим скучно.

Четверг, 3 июля 1980 года

За мной заехали Филип Джонсон и Дэвид Уитни, чтобы отправиться в «Ла кот баск». Они пили мартини, ну и я заодно. Филип проектирует новое здание телефонной компании «Эй-Ти-энд-Ти» на углу 56-й улицы и Мэдисон-авеню. После ужина мы отправились на квартиру, где живут Дэвид и Филип, это на Пятой авеню напротив музея Метрополитен, в этом здании Филип проектировал фасад. И Филипу, и Дэвиду не нравится их квартира – она маленькая, в ней нет места для картин, хотя у них в спальне висят мои «Коровы» и двадцать гравюр Джаспера Джонса. Мне квартира понравилась, она чистая, в ней порядок. Дэвид в самом деле умеет избавляться от старья: если он покупает пять новых рубашек, то пять старых выкидывает. И у них дома никогда нет ничего лишнего, ни безделушек, ни цветов, ни даже еды в холодильнике. Правда, на одном из стульев я заметил нижнее белье, так что даже хотел сказать им об этом, ведь я вообще впервые увидел у них в квартире какой-то беспорядок. Их лимузин развез нас по домам.

Пятница, 4 июля 1980 года

На такси на встречу с Дебби Харри в 19.30, в их с Крисом Стайном квартиру по адресу Западная 58-я улица, дом 200. Пентхаус. У нас ушел целый час, чтобы туда доехать, потому что все устремились в Сентрал-Парк на фейерверк, который будет в девять вечера. Движение ужасное (такси 4 доллара). Когда мы туда приехали, Крис и Виктор Бокрис уже включили свои магнитофоны. У Дебби очень красивые глаза.

Дебби целый день потратила на то, чтобы найти интересный ресторан, где бы нам поужинать, и [смеется] ей это удалось. Мы поехали на 119-ю улицу и Морнингсайд-драйв в ресторан с роскошным видом. Еда была такой же чудесной, как в «Ла кот баск». Я, правда, не понимаю, как тамошние жители могут себе это позволить, потому что ресторан очень дорогой. Вот если только врачи да профессора из университета[798].

Но первым делом мы выпили коктейли у Дебби. Она разбогатела благодаря рекламе джинсов «Вандербилт», и они теперь хотят купить какое-нибудь здание. Крис все же хочет снимать квартиру на Нижнем Ист-Сайде, чтобы там давать интервью, потому что они не хотят портить свой имидж людей, живущих в бедности, – ну, тогда и Дебби тоже придется давать интервью там. По-моему, он в самом деле так и сделает. Но если бы ты видела их квартиру… – он же говорит, что не хочет, чтобы люди знали, насколько [смеется] обеспеченно они живут. А тут все такое потрепанное. Такое ощущение, будто это одно помещение, которое разделили на восемнадцать комнат. Может быть, это и был когда-то складской этаж. На стене у них как минимум сто золотых грампластинок, и я даже не понимаю, откуда их столько, – а может быть, это дубликаты. Но вот швейцар у них в доме хороший.

Суббота, 5 июля 1980 года

Договорился встретиться с Рупертом, надо было успеть на встречу с ним. Город опустел, так что такси мигом доставило меня на место (4,50 доллара). Я снова занялся «Цветами», жара была удушающая, а у меня вдруг возникло странное ощущение дежавю, такое воспоминание о 1964 годе, потому что сейчас снова те же самые «Цветы», и такая же жара, и такое же настроение – все как было тогда, в то лето. Я спросил у Руперта, какое впечатление на него производит этот вид: как я пишу эти знаменитые изображения шестидесятых. Он сказал, что ничего такого не ощущает. Но для меня это было особое ощущение. Эти картины я делаю на заказ. Правда, все равно сделаю что-нибудь по-другому – может быть, покрою алмазной пылью.

Позвонил Джон Райнхолд, пригласил меня посмотреть его квартиру, которую только что закончил оформлять Майкл Грейвс. Дождь был совершенно сумасшедший. Генри Гельдцалер встречался с нами на ужине в ресторане, который называется «Пти Робер», на слух что-то знакомое, но я не хотел раздумывать об этом. Оказалось, что это ресторан Робера Бирэ, которого я знаю с 1948 года. Это он предложил мне сделать работу для журнала Glamour и для универмага «Бонвит Теллер», он стал тогда моим лучшим другом, в пятидесятые годы мы порой вместе ужинали. У него дома я впервые встретил Хальстона. Потом Робер уехал из Нью-Йорка в Париж. Его ресторан бог знает где, на 11-й улице. Я в основном с ним там и разговаривал, он довольно хорошо выглядит. Мы говорили про наших матерей. По-моему, его мать насовсем уехала во Францию. Все блюда были с большим количеством чеснока. Я съел вареное мясо с чесноком и позже был не рад этому, потому что даже утром я все еще ощущал чесночный вкус.

Воскресенье, 6 июля 1980 года

Я встал, а дальше все утро пытался игнорировать звонки Тома Салливана. Он стал в последнее время придумывать всевозможные истории про каких-то друзей, которые попали в больницу и которым нужно немного денег – а ведь сам, надо думать, сейчас на мели. Наверное, он все свои средства просадил на «Кокаиновых ковбоев». Ну то есть если у него было всего несколько миллионов долларов, их бы ненадолго хватило при таком образе жизни, когда он швырял деньгами направо и налево, без конца путешествовал и так далее. Я наклеился и отправился в больницу «Маунт Синай», чтобы навестить Сэнди Брент, которая ожидает тройню, это на 101-й улице и Пятой авеню. Ехал на такси (3 доллара) по Мэдисон-авеню, и такое впечатление, что некоторые кварталы вновь заселяют белые. Строят высокие дома, и белые медленно продвигаются на север. Там сейчас можно купить квартиру за несколько сотен тысяч долларов. Мы решили вообще не говорить Сэнди о том, что у них в Гринвиче в конюшне случился пожар, сгорела и сама конюшня, и пять их лошадей, но она сама нам об этом рассказала. Думают, что был поджог. Теперь там круглые сутки охранник. У них не было противопожарной системы. Мы там провели почти сорок пять минут, до девяти вечера. Потом я работал у себя дома. Никто не звонил. Я смотрел новости по каналу Теда Тернера.

Погода изменилась, стало прохладно, ветрено и очень красиво, и ветер совершенно растрепал мои волосы. Фред отправился в Манхассет вместе с Пейсонами, на большой сбор гостей у Эверил, которая у себя в Гринтри устрои ла домашнюю вечеринку в честь Дня независимости.

Среда, 9 июля 1980 года – Париж

На ужин пошел в «Кастель», мы сидели внизу и случайно встретили Жана, любовника Клары Сант, и Клара рассказала Фреду, что Жану трудно пришлось у нас в студии в Нью-Йорке, потому что мы на него не обращали особого внимания.

Он не понял, что это как раз отличительная черта нашего особого стиля, что у нас вообще всех игнорируют, однако я все же был огорчен, что мы не предприняли в этом смысле каких-то особых усилий, ну, например, не позвали много красивых девушек для него и вообще разных интересных людей, потому что когда люди очень любезно обходятся с нами в Европе, мы обязаны отплачивать им тем же в Нью-Йорке. Я заплатил за ужин, он был дорогой (400 долларов).

Четверг, 10 июля 1980 года – Париж – Монте-Карло

Я глаз не сомкнул этой ночью, потому что мы оставили Фреда в баре ресторана «Кастель», и я знал, что он будет не в состоянии поднять нас утром, вот я и выпил две чашки кофе. Потом, уже около шести утра, я услышал, как кто-то шебуршится у двери номера, и это был Фред, он пытался вставить ключ в замочную скважину, и у него ушло полчаса на то, чтобы войти в номер, я собирался встать и отчитать его, однако сам находился в состоянии ступора. Шел дождь, было ужасно, серо и холодно, просто жутко холодно. Мы отправились в Монте-Карло на открытие совместной выставки – там мои картины и картины Джейми Уайета. Наконец мы туда доехали, там было солнечно, чудесная погода. Первыми, с кем мы там столкнулись, были Пэм Коммаль (а ее девичья фамилия вообще-то Вулворт) и Джейми Уайет, они только что прилетели на «Конкорде». Авиакомпания потеряла одежду Джейми и весь багаж Пэм, так что ей вообще было нечего надеть.

Пошли в вестибюль к шести, посмотрели, как развешивают выставку. Я дал интервью журналу «Тайм», потом мы отправились в этот ресторан, он точь-в-точь как «Трейдер Вик», только называется «Мона». Там были супруги Портанова, а также Лиз Смит, и Айрис Лав, и чета Ларсенов, очень много танцевали, и Джейми великолепно танцевал, они с Филлис танцевали, а я был пьян, я пошел было к ним, но упал. Вместе с ними. А потом я танцевал со всеми, кто там был, притом только с девушками, и для меня это было совершенно новое ощущение. Я выпил две рюмки водки, и от этого, наверное, так завелся. С Джейми очень славно проводить время, потому что он невероятный баламут. Он вечно говорит про других гадости – вот про одну даму, что из-за оспин ее лицо похоже на использованную доску для игры в дартс. Он ни на что не обращает внимания, когда его несет, достается всем, он очень забавный.

Пятница, 11 июля 1980 года – Монте-Карло

Мы заехали за Джейми и Филлис, и я извинился перед Филлис, что вчера вечером ее опрокинул. Я сказал ей, что они с Джейми так красиво танцевали, что мне стало обидно, что я так не умею. Когда я начал танцевать с Филлис, я не знал, что она не умеет делать шаги назад, вот я и упал на нее, а потом и Джейми упал на нее, и дальше еще кто-то в нас запутался – в общем, было безумие. Короче, я извинился, мы все сели в машину и отправились на мыс Кап-Ферра повидать Линн Уайет, которая сейчас стала владелицей виллы, где раньше жил Сомерсет Моэм, это Вилла Мореск, я про нее только что читал в его биографии, и это, честно сказать, было единственное, что я вообще хотел увидеть и изучить во всех деталях. Доехали мы туда не без труда – движение ужасное. На Линн было платье с разрезами по бокам, так что можно было видеть ее грудь, на ней был лишь крошечный купальник-бикини, она выглядела прекрасно, у нее великолепное тело. По-моему, она пыталась возбудить Джейми. У них ведь одинаковая фамилия. И все думают, что это у ее сына выставка открывается.

Потом пришла Сандра Хокман, она была до того скучная, все болтала и болтала о том о сем, сообщила мне, что ее бойфренд только что купил квартиру в Монте-Карло. Еще рассказала, что он был пионером ресторанов быстрого питания – он ведь владеет сетью «Тэдс стейк хаусес»[799] – и предложила, что если мне понадобится устроить роскошную вечеринку, я могу в любой момент обратиться к ней, и она для меня все устроит.

Я попросил Линн сделать интервью для нашего Interview, потому что как раз вошли Дэвид Нивен с женой, и я сказал Дэвиду, что только что читал в газетах все про него, о том, как он подал иск в суд на Дэвида Меррика[800]. Он прекрасно выглядит, очень худой, а жена его – еще тоньше, просто как карандаш. Сандра же продолжала разоряться про свои книги, и она до того бесцеремонная, что мы вообще не могли понять, каким образом она смогла познакомиться с Линн, – но, как оказалось, они обе учились вместе в Беннингтонском колледже. Дэвид Нивен был очень славный, он рассказал нам множество интересных историй, и Джейми в него влюбился. Потом нам пора было ехать назад в гостиницу, потому что у нас была назначена встреча с княгиней Грейс в 16.00, чтобы мы показали ей нашу выставку, которая была уже развешана в одном из обеденных залов.

Поднялись к себе в номера, нафабрились, наклеились, а потом спустились. Приглашены были только Джейми и Филлис, Фредди Вулворт и Фред, а Джед все еще был на пляже. Нам надлежало встать по линеечке, чтобы поздороваться с княгиней Грейс. Я был первым, и мы без конца шутили про то, что выстроились в очередь, как в магазине, но в конце концов мы повернулись, а она уже стояла перед нами, и у нее был заметный животик. Полагалось поцеловать ей руку, однако я отказался, так что мы с ней просто пожали друг другу руки, и я ей совсем не понравился, ей понравился один лишь Джейми. Но как только Грейс узнала, что Филлис была из самих Дюпонов, она решила, что в этом обществе есть люди ее уровня, и стала очень любезной. А потом нам нужно было показать ей наши картины, и я старался говорить смешные вещи, однако она не слишком благосклонно реагировала на мои слова. Мы поболтали о Кусто и о музее рыб, который рядом с ее дворцом, и Джейми сказал, что его отец был знаком с ее отцом, что они живут теперь в Нью-Джерси, что больше не живут в Филадельфии. Мы разговаривали на какие-то ужасно скучные темы, и она так и не сбросила с себя эту скованность. Я сказал ей, что, слышал, она занимается живописью, и она ответила, что делает коллажи, у нее была большая выставка во Франции, которая вся распродана. Я спросил, чем еще она занимается, и она сказала, что ездит по Соединенным Штатам с лекциями и поэтическими чтениями. Значит, она точь-в-точь как Трумен, который несколько недель проводит в поездках и даже привозит домой заработанные за это время деньги. Наконец, после сорока пяти минут ничего не значащей болтовни, она собралась уходить. А когда уже выходила, то решила, что охранник, парень с револьвером, который следит здесь за порядком от галереи «Коу Керр», – это Фредди Вулворт. В общем, получилось очень смешно: она сообщила охраннику, что ей очень понравилась выставка. Нам с Фредом нужно было подняться наверх, потому что я получил заказ на портрет. Портрет миссис Бенедетти[801], которая считала, что выглядит, как Мэрилин Монро. Я заставил ее раздеться и нанести белый грим. Она без конца позировала, как Мэрилин, приоткрывала рот и всякое такое, и хотя она старая, вышло неплохо, было легко работать, у меня были контактные линзы, поэтому я не мог по-настоящему все рассмотреть, однако получилось нормально. Сходили на несколько вечеринок с коктейлями в «Лоуз», это гостиница, которую декорировала мать Шэрон Хэммонд, миссис Лонг, однако в ней есть и частные квартиры. Одну вечеринку давал Дуглас Купер, а другую некая дама, которую звали мадам Плеш – Этти Плеш[802], причем эти люди друг с другом в ссоре, поэтому нужно было быть начеку: ни в коем случае не проговориться, что ты был на другой вечеринке.

Потом Режин пригласила нас всех в ночной клуб «Джимми», и там, как оказалось, был Джон Ларсен с женой, а он совершенно отличный парень, старый приятель Эди Седжвик и мой старый приятель еще с тех давних лет, а сейчас он хороший друг Джейми. И он, и Джейми прекрасно танцуют. Уже было поздно, я устал. Тут появился Бо Полк, а с ним молодая красавица, а потом Филлис увидела, как Джейми танцует с этой девушкой щека к щеке, пошла к ним на танцпол и стукнула Джейми своей палкой. А он очень смутился, потому что он действительно прижимался к ней, пока они танцевали. Я пришел к себе в номер, но у меня не оказалось ключа, поэтому пришлось будить горничную, чтобы она открыла, а было уже около трех ночи.

Суббота, 12 июля 1980 года – Монте-Карло

Столкнулся с Сильвестром Сталлоне, который сбрил бороду; выглядит он замечательно, только что прилетел вместе с женой из Будапешта, и я сказал ему, что хотел бы сделать его портрет еще раз, но без бороды, потому что очень уж он красив. Он сказал, что придет ко мне в номер около шести вечера, чтобы я смог его заново сфотографировать.

Потом я снова столкнулся с ним, на пляже, и все, кто был там, фотографировали его. Он выглядит прекрасно без одежды, худой как щепка, мускулист, он сам «мистер Америка», притом у него небольшие бицепсы, и я ему сказал, чтобы он больше ни при каких обстоятельствах не полнел. Он, правда, сказал, что придется, потому что нужно будет снимать «Рокки III», но я посоветовал ему просто носить утолщающий костюм. Мы отправились в отель – освежиться и ждать его прихода. Потом я наклеился, потому что было уже пора готовиться к открытию выставки в вестибюле. Я был готов раньше остальных, поэтому решил спуститься и немного поработать, так что где-то в пять минут восьмого я был внизу, там уже стояли Пэм Коммаль и Фредди Вулворт, которые приветствовали входящих, я был следующим за ними, здоровался за руку со всеми, кто появлялся на входе, у нас получилась просто цепочка встречающих. Меня постоянно кому-то представляли, и потоком шли какие-то старые кошелки, эти самые древние люди на свете. Тут пришел Джейми, он встал рядом со мной, и мы пошли вдоль очереди на вход, а там оказался Раймонд Лоуи! Тот самый, кто разработал дизайн пачки сигарет «Лаки страйк» и все остальное тоже! Я был в таком восторге, что встретил его, просто прыгал от счастья, и попросил разрешения сфотографировать его на память. Он чудесный человек. А остальные – обычные старые кошелки, я только поверить не мог, что их тут такое количество. Думаю, что можно будет сделать несколько портретов, вот это было бы замечательно. Потом пришел Сталлоне, весь в белом, он выглядел ослепительным красавцем, а потом явились Айрис Лав и Лиз Смит, и Лиз сказала мне, что это самый шикарный вернисаж из всех, на каких она только бывала. Пришли Мэри Ричардсон, и Керри Кеннеди, и Мона Кристиансен, и славная малышка Вики, дочь Фрэнка Гиффорда. Мона рассказала историю о том, как Гарбо подцепила ее на Мэдисон-авеню несколько недель назад и повела домой выпить чаю, но потом, сказала она, ничего больше не произошло, они лишь сравнивали друг у друга линии челюстей. Я не верю ей, но послушать ее рассказ было интересно. Здесь Мона щупала всех женщин, она по-настоящему их трогала.

Воскресенье, 13 июля 1980 года – Монте-Карло

Фред зашел за мной, и мы отправились в номер Сталлоне, чтобы его сфотографировать, – он пожаловался, что его перевели из его апартаментов в меньшее помещение. Он был в своих синих плавках-«бикини». Мы отсняли фотографии, ушло всего три пленки, поболтали о всякой всячине, а потом мы несколько занервничали и потому ушли. Мы пригласили его на ужин, но он сказал, что будет занят.

Понедельник, 14 июля 1980 года – Монте-Карло

Только что звонил Мюррей Брент: Сэнди Брент родила тройню, мальчик весит пять с половиной фунтов (2,5 килограмма), а две девочки – пять фунтов каждая (2,3 килограмма).

Мы собирались на коктейль-пати к Донине Чиконья[803], и все женщины были внизу, в вестибюле, было ужасно здорово встретить там просто всех-всех, но мы, короче, поехали на такси к ее дому (такси 30 долларов). Когда приехали, там было слишком много народа, там была леди Ротермир, и мы подхватили давнего приятеля Фреда, очень славного, его зовут Дэвид Роксевидж[804], он английский граф, один из самых богатых молодых людей в Англии. Потом мы двинули в «Джимми».

Нам с Моной было скучно, поэтому мы решили поискать принца Альберта, мы ведь понимали, что он должен быть где-нибудь здесь, но мы искали, искали и никак не могли найти, тогда я сказал что-то вроде: «Блин, да куда ж этот принц Альберт подевался?», а он, оказывается, стоял прямо позади меня. Тогда Мона пошла в атаку и заявила, что мы его очень любим и хотим узнать его получше, она просто напирала на него изо всех сил, а я спросил его: «Вы не хотели бы познакомиться со всеми этими чудесными девушками, вот, например, с Керри Кеннеди?», и он сказал, что нет, не хотел бы. Тут нас заметила Режин, она пошла за коктейлями, принесла их нам, а принц Альберт сидел неподалеку, он выпил все свои коктейли и на нас не обращал никакого внимания. Потом Режин оказалась умнее нас, она знала, как поступить, она пошла вниз и привела всех, вроде Керри или Мэри Ричардсон, подвела их к принцу, мы их представили ему, и Мона при этом ухитрилась наступить принцу Альберту на ногу, на что он сказал: «А теперь – еще раз!» Но потом сказал, что он не остается больше, ему нужно с кем-то встретиться и они поедут в «Парадайз». Тогда мы с Моной сказали, что мы тоже хотим туда, что увидимся там, мы были оба в полном восторге, потому что приложили столько сил, чтобы продвинуться в настоящем светском обществе. И я не принес свой магнитофон, потому что на мне был пиджак Джеда, а Джед не разрешает мне ничего класть в карманы, чтобы они не оттопыривались. Вот я и не смог ничего записать. Потом мы отправились в «Парадайз», и принц Альберт был там, и Мона опять его схватила и попыталась снова его с кем-то познакомить, но он сказал, что ему на следующий день, рано утром, нужно играть в футбол, поэтому он должен уже идти, так что мы в результате ничего не добились.

Вторник, 15 июля 1980 года – Монте-Карло

Сан Шлюмберже пригласила нас, и девушек, и Роксевиджа, и Уоррена Эйдельсона из галереи «Коу Керр», и его жену Ла Трельс их маленьким сыном приехать к ней на мыс Кап-Ферра, в маленький домик, который она снимала. Я ужасно проголодался, ничего не ел с самого завтрака, поэтому принялся там сразу же все есть и всех фотографировать, дом был красивый и вид вокруг – тоже. Мы там пробыли до пяти. Мона отправлялась в Сен-Тропе, девушки уезжали в Венецию, где собираются остановиться в дворце Джанни Вольпи, однако Керри нужно было подождать своего брата, а Вики Гиффорд – своего любовника. Это один и тот же человек.

Среда, 16 июля 1980 года – Монте-Карло

Появилось французское телевидение, они спросили меня, как я ощущаю себя, выйдя «из подполья» и оказавшись в таком замечательном месте, и я ответил, что это полная чушь, потому что я уже был здесь много раз и приехал вовсе не «из подполья». Потом я участвовал в радиопрограмме, потом прибежал к себе в номер и обнаружил, что Джед купил номер L’Uomo Vogue, и там на обложке моя фотография, причем я на ней совершенно ужасно выгляжу, а внутри этого номера было столько красавцев в джинсах. Мы расселись по разным машинам и поехали на ланч с Элен Роша и сестрой Жюльет Греко, Шарлотт, с мужем-архитектором. Все отправились плавать, а мы выпили коктейль «удар быка», притом не один, потому что он был совершенно великолепный, потом был ланч, подавали лучшую рыбу, какую я когда-либо ел, это лучшая еда на свете, все было совершенно блистательно, рыба в кляре с анисом, а мы еще пили анисовую водку около бассейна и сплетничали про всех. Уехали мы около пяти, Роксевидж завез нас в отель.

Потом был ужин в честь дня рождения Линн Уайет, но я так ничего ей и не подарил. Должен был прийти Джонни Карсон, и я с нетерпением ожидал его появления. В вестибюле отеля мы случайно встретили Максим Месинджер, она – прекрасный репортер из Хьюстона, ведет колонку светских новостей, прилетела сюда только ради празднования дня рождения Линн. Переоделись, поехали на такси на мыс Кап-Ферра (35 долларов). Мы думали, что приедем слишком рано, но ошиблись. Когда мы приехали, там уже была Эсте Лаудер, а Линн повела меня, чтобы представить разным гостям. И первым, кому она меня представила, был Джонни Карсон. Это было потрясающе. Он совсем не малорослый. Он высокий. У него седые волосы, и на вид он очень здоровый человек. Я его сфотографировал много раз. И его жена, ее зовут Джоанна, она красавица, прежде была моделью у Норелла[805], поэтому мы сидели и разговаривали с ней об одежде, моде и тому подобной ерунде, и я даже не фотографировал ее, ну, я решил, что это будет уже слишком. Все почему-то боялись сесть за один стол с Джонни Карсоном, один лишь Дэвид Нивен сел поговорить с ним, а мы уже сидели с Лиз Смит, которая была за последним столиком, у самого бассейна. Еще не то король, не то принц Югославии сказал мне, что у него есть мой Мао.

Все спели Линн «С днем рождения», а потом начался грандиозный фейерверк. Все сверкало, вспыхивало, летел розовый дым, гремели оглушительные петарды. В газетах столько пишут про Рональда Рейгана, и, по-видимому, он уже на пути к тому, чтобы стать президентом, что меня несколько пугает. Я ходил на выборы лишь однажды. В пятидесятые годы, причем не помню, что это были за выборы. Я тогда потянул не за тот рычажок, потому что не понял, как правильно этой штуковиной управлять. Снаружи будки для голосования не было модели этого устройства, чтобы можно было попрактиковаться, это все происходило в церкви на 35-й улице, между Парк-авеню и Лексингтон-авеню. Это было еще тогда, когда я жил в доме 242 по Лексингтон-авеню. А позже, когда меня вызвали в суд, чтобы быть присяжным заседателем, я написал на бланке: «Переехал». И больше никогда не голосовал.

Суббота, 19 июля 1980 года – Париж

Пьер Берже так и не перезвонил мне.

Пошли в «Кафе де флор», но оно закрыто. «Де маго» было открыто, и мы сидели в нем, надеясь, что мимо пройдет Ширли Голдфарб, однако она, наверное, репетирует свое большое выступление в четверг вечером у Пьера: она пропоет меню всех ресторанов в Париже. Это будет в театре Пьера, и он хотел, чтобы мы остались до четверга, чтобы увидеть ее на сцене. Помимо меню она собирается спеть песни вроде Merry Christmas и Auld Lang Syne, и, по-моему, все обернется большой травмой, ведь она, пожалуй, будет исполнять все всерьез, то есть будет ужасно. Эта идея кажется смешнее, чем получится на самом деле, по-моему, – если, конечно, она не выберет много хороших меню.

Понедельник, 21 июля 1980 года – Париж – Нью-Йорк

Самолет вылетел ровно в 11 утра, по расписанию, и когда так происходит, это просто великолепно. Еда там, правда, была скучная. И разносят ее слишком быстро. Не пройдет и полутора часов, а ты уже покончил с едой, и теперь у тебя тьма времени, чтобы сидеть и волноваться. Я стащил так много столовых приборов, что начал беспокоиться насчет таможни, я ведь не знаю, разрешается ли брать их в качестве сувениров. Дошел до таможни, прошел через эту штуковину, и она даже не пискнула, но таможенник повел меня в комнату, попросил вынуть все из карманов, а у меня были с собой витамины, я не хочу, чтобы их пропускали через машину, и он их все прощупал, потом прощупал мои ботинки и стянул с меня носки, а потом увидел другие мои лекарства, обезболивающие, и спросил: «А это что?», и когда я попытался ему объяснить, что это такое, он вдруг раздраженно сказал: «Ох, идите уже». Надо мне в самом деле поаккуратнее быть, думать о том, что я беру с собой, потому что прямо вижу, как они разглядывают все мои парики и спрашивают меня, зачем мне столько. Из жутко холодного Парижа мы попали сразу в нью-йоркскую жарищу, было за 38 градусов, полное «шокиру». Это слово придумала Диана Вриланд (такси 40 долларов).

Вторник, 22 июля 1980 года

Я повстречал на улице человека, который сказал мне: ну разве не здорово, что у нас президентом будет кинозвезда, это же полный «поп», и [смеется], если подумать про это с такой стороны, тогда в самом деле здорово, это совершенно по-американски. Однако никто не упоминает, что Рейган разводился. Я-то думал, что если разведешься, то уже не сможешь стать президентом. Работал до половины восьмого вечера, отвез Руперта домой (такси 5 долларов). Позвонил Уитни Тауэр, сказал, что хотел бы обговорить со мной некоторые идеи, касающиеся кино, и пригласил меня в бар. Тут начался дождь. Потом позвонили в дверь, и это был Уитни, а с ним Эверил и Рейчел Уорд. Я уже уложил своих собак спать, а звонок их разбудил. Я оставил пришедших на пороге, под дождем, пока приводил себя в порядок, а потом мы пошли пешком в «Ле релэ». В баре там сидел Джон Сэмюэлс, он как раз уже собрался уходить в гости к Сюзи Франкфурт – она устроила званый ужин в честь отца Джона и его бойфренда.

Уитни пригласил меня поехал в горы, на хребет Адирондак. Они ездили туда в прошлый уикенд, и, как они сказали, Мик был там тоже, он пеленал младенца, и они утверждали, что он делает это профессионально, потому что Бьянка никогда этим не занималась, Мик сказал, что свою дочку Джейд всегда пеленал сам. Да, а лучше всего – это благодарственные записки, которые Джерри Холл послала тем, кто сделал ей подарки по случаю рождения младенца. Я тоже получил такую записку, Джед получил точно такую же, и Эверил тоже получила точь-в-точь такую же. Она будто написана почерком младенца на бумаге в цветочках, и во всех записках сказано одно и то же – строчка за строчкой, пробел за пробелом, слово в слово. [Смеется.] Нужно обзвонить всех, кто дарил ей подарки, собрать все эти записки и сделать из них книжку. Вот было бы смешно, правда?

Четверг, 24 июля 1980 года

Руперт принес пробные отпечатки тех работ, которые он решился полностью завершить самостоятельно, вообще не показывая мне ничего. Он постарался проявить себя в амплуа художника, ну и, что тут говорить, еще как проявил. Это «Обувь» с алмазной пылью. Он полностью завершил работу, в том числе нанес алмазную пыль и все такое прочее. Не знаю, почему он так поступил. Я делаю «Обувь» потому, что возвращаюсь к истокам. Более того, по-моему, отныне мне вообще не нужно ничего больше делать, а лишь заниматься [смеется] «Обувью».

Суббота, 26 июля 1980 года

Встал в половине восьмого, наклеился, с Рупертом мы встретились в 11.15 в офисе (такси 4,50 доллара). Зашел на Юнион-сквер на базар, чтобы купить свежие запасы еды (18 долларов). Там было много новых грузовиков, и я не могу определить, кто настоящие фермеры, а кто просто покупает товар где-то и потом привозит его сюда. По-моему, настоящие фермеры [смеется] – это те, у кого овощи выглядят некрасивыми – побитые, деформированные, с червяками – ну, такие, как с твоего собственного дачного участка. Работал в офисе с полудня до половины восьмого вечера.

Воскресенье, 27 июля 1980 года

Встал в половине восьмого, смотрел телевизор. Позвонил Руперт, я должен был пойти на работу, однако погода такая, что я с утра ощущал большую усталость, вот и остался дома, листал журналы, почитывал книги. Весь день смотрел по телевидению про смерть шаха – по кабельному каналу круглосуточных новостей. Я не знал, что, оказывается, дом для одной из сестер шаха в Тегеране построил Й. М. Пей, его показали по телевизору, и он очень красивый, с большой комнатой для званных обедов. Интересно, кто же у нее обедал? А дворец, в котором мы когда-то были, это просто груда мусора.

Понедельник, 28 июля 1980 года

Читал книгу Глории Свенсон про сахар, и она приводит меня в качестве примера главного злодея, потому что в моей «Философии» и в интервью со мной она прочла, сколько я съедаю конфет. Она пишет, что причина, по которой мы проиграли войну во Вьетнаме, кроется в сахаре: где бы ни появлялись американцы, они привозят с собой «Кока-Колу» и все эти поддельные апельсиновые напитки, а потом берут хороший рис и очищают его, делая не-рисом. В общем, резонно, я постараюсь не есть столько сладкого. В передаче «Донахью шоу» обсуждалась проблема эксгибиционизма. Это ведь новая большая и важная проблема, верно? Мужчины, которые показывают всем свой половой орган. Там брали интервью у жены и мужа, они оба эксгибиционисты, их, правда, снимали в темноте, и еще пригласили бизнесменов, юристов, тоже таких.

К нам в офис позвонил Арма Андон из «Си-Би-Эс»[806], пригласил меня на ужин в «Русскую чайную», а потом еще на концерт Эдди Мани в «Трэкс». И уже после того, как я согласился прийти, Винсент сказал мне, что у меня в отеле «Пьер» назначен ранний ужин в честь «Норт Америкэн уотч». Ну, они обычно не слишком затягивают, сначала какие-то речи, а потом все быстро сворачивают, поэтому я решил, что успею и туда и туда. Я поработал, потом отвез Руперта (такси 5 долларов). Наклеился, пошел в «Пьер». Как раз входил Уолтер Кронкайт с супругой, он был главным выступающим, он сейчас в отпуске, не работает пока что в новостной программе. Меня встретил Джерри Гринберг, посадил рядом с женщиной, которая должна была бы знать, кто я такой, ведь карточка с моим именем стояла прямо передо мной, но она со мной разговаривала так, будто я на самом деле был Труменом Капоте, например: «Я для приглашений по-прежнему пользуюсь вашим списком приглашенных на Черно-белый бал-маскарад[807]». Она либо думала, что я и есть Трумен, либо считала, что именно я организовал этот бал-маскарад. А я не люблю перечить людям, поэтому просто пытался сменить тему разговора, а она все время возвращалась именно к этому. Потом уже было 21.30, и мне пора было уже в «Русскую чайную». Но тут начал выступать Уолтер Кронкайт, а это было очень интересно. Он рассказал историю про часы «Ролекс», как глава фирмы «Ролекс» подарил ему часы, и он пошел брать интервью у президента Джонсона, и вдруг президент Джонсон, посмотрев на его запястье, сказал: «А ведь этот тип сказал мне, что такие часы достаются только президентам!» И потом думал только об этой несправедливости и так и не ответил ни на один из заданных ему вопросов.

Наконец в 23.00 мне удалось оттуда незаметно ускользнуть. Просто я сидел в первом ряду и никак не мог уйти раньше. На улице я не смог поймать такси, поэтому добежал до «Русской чайной», у меня чуть сердце не лопнуло, а когда я туда наконец добрался, мне сказали, что они уже ушли, и я был рад, когда услышал «они», потому что это означало: Арма был с кем-то, наверное, с Фредом, которого я послал туда, потому что подумал, что могу немного запоздать. В общем, доехал на такси до «Трэкс» (3 доллара), а потом никак не мог найти, где это, ходил вокруг да около и в конце концов нашел. На сцену вышел Дон Махони, брат Эдди Мани, полицейский, он представил Эдди, и брат этот такой красавец, он мне очень понравился. Потом Эдди Мани стал петь, и он поет отлично, просто какой-то поющий Джон Макинрой. Он так мне знаком почему-то, как будто это кто-то из «Макса», такой тип, я просто уверен, что мы знаем его. Там были Витас и Ричард Вайсман. Я понял, что Витас красит и завивает волосы, он думает, что теряет привлекательность. Потом мы познакомились с Эдди Мани, он был славный, сказал, что болел за меня, когда я лежал в больнице «Коламбус» в 1968 году, когда в меня стреляли, потому что он работал тогда в полиции, а его участок был прямо за углом от больницы. Потом Фред сказал, что устал, он ведь прилетел утром на «Конкорде».

Вторник, 29 июля 1980 года

Был день рожденья Фреда, и Ричард Вайсман устроил ему сюрприз – вечеринку в его честь, телефон звонил целый день, не переставая, и Робину пришлось приглашать людей, но так, чтобы Фред ни о чем не догадался, так что весь день прошел в разговорах шепотом.

Отвез Винсента (такси 4,50 доллара). Сюзи Франкфурт сказала, что мне нужно обязательно быть у нее ровно в восемь, потому что это вечеринка-сюрприз.

Приехал я в 20.55. Все сотрудники из офиса были уже там, вместе со своими дамами и кавалерами.

Фред пришел, он был в самом деле удивлен, даже потрясен. Там был Джон Сэмюэлс, он был любезен, пригласил меня приехать в дом его отца на Лонг-Айленде, который прежде принадлежал Дж. П. Моргану. Был Джон Скрибнер, была Ди-Ди Райан. Пришел Эд ди Мани вместе с Витасом и Армой Андоном. Пришла девушка с тортом за 500 долларов, и это оказалась такая ерунда. Полное разочарование – и Сюзи стала жаловаться, что он такой дорогой. Ричард заплатил. Эверил прислала поющую телеграмму. Сама она, впрочем, тоже была тут. Она слишком много выпила, целовала меня по-французски и сильно злилась, потому что я не отвечал ей тем же. Были двое детей Сюзи Франкфурт. Я сидел на кухне и ел хорошие кошерные сэндвичи. Керли напился больше всех. Диана Вриланд не пришла, она ужасно устала. Пэтти Люпоун была, и с ней был ее красивый брат с женой. Я попытался записать на магнитофон часть песни в честь юбиляра, однако было слишком шумно. Джей Джонсон и Сьюзен были тут, был Том Кашин, который на этой неделе уходит из спектакля «Лучший бордельчик в Техасе». Он уезжает в Калифорнию, будет играть какую-то роль там. Я, наверное, растолстел, поедая эти сэндвичи.

Среда, 30 июля 1980 года

В «Сотбис» в час дня начинался аукцион одежды, и одна из вещей, которые были выставлены на продажу, – это костюм, который я сделал в шестидесятые годы для близнецов Далтон – под названием «Здесь верх». «Сотбис» просто смешал его вместе с другой одеждой, они не поняли, что это я делал. Если бы кто-то вставил этот костюм в рамку, его можно было бы продать за 10 тысяч долларов, а так его, наверное, кто-то возьмет за 25 долларов. Это последняя вещь в списке.

Мистер Стерн позвонил и сказал, что придет в 17.30, чтобы взглянуть на «Цветы». Они светятся от алмазной пыли.

Пятница, 1 августа 1980 года

У меня была назначена встреча в офисе с новым Одиноким Рейнджером – Клинтоном Спилсбери[808]. Мы с Робертом Хейзом должны взять у него интервью. Его сегодня показывают по телевидению, и я, пожалуй, взгляну. Он хорош собой. Длинные волосы, рост метр восемьдесят шесть, лицо – смесь Уоррена Битти и Клинта Иствуда. Он выпил бутылку вина. Рассказал, что учился на отделении искусств в Калифорнии, женат, у него маленький ребенок, но его жена – она богата – его бросила, по его словам, потому, что ему требовалось слишком много времени [смеется] для собственных мыслей. Он снимал фильмы, был режиссером, а потом, как он сказал, его взяло любопытство: а что же ощущает актер, и он стал брать уроки актерского мастерства, а потом его увидел один из агентов по найму актеров, он пошел на пробы, и ему дали первую роль – Одинокого Рейнджера. Правда, он не хотел сначала подписывать контракт, потому что в нем перечислялось разное, что он не хотел делать: носить костюм, петь что-то, тогда они убрали все это из контракта. Он сказал, что однажды был манекенщиком, – он не хотел, но кто-то его очень попросил, вот он и пошел. Потом он уже был сильно пьян, подарил мне свой ремень. И стал еще откровеннее, сказал мне, что был как-то в «Студии 54», и я подошел к нему и сказал: «Будь осторожнее, ты танцуешь с драг-квин». Клинтон сказал, что он друг Денниса Кристофера, он просто влюбился в Денниса Кристофера, а потом еще в этого парня по имени Бад Ко рт, который снимался в «Гарольд и Мод». Потом он сказал, что его однажды подцепил Хальстон, и он проснулся ним в одной постели. Это было пикантно, конечно, – ведь, рассказав мне все это, он полностью разрушил свой киноимидж. Мой костюм «Здесь верх!» купили на аукционе за 450 долларов.

Суббота, 2 августа 1980 года

Была сильная гроза, однако не похолодало. Я зашел за Джоном Райнхолдом и мы отправились на ужин в «Ла кот баск». Когда уходили оттуда, у меня с собой была тарелка из этого ресторана, которую я украл, но на улице я ее уронил – и тут же появились полицейские: они были на этой же улице и решили, что кто-то разбил стекло. Они меня узнали и сказали: «А, мистер Уорхол, все в порядке». А могло бы плохо кончиться. Они могли бы забрать меня в участок.

Воскресенье, 3 августа 1980 года

Я оделся и пошел по жаре в церковь. Собрался потом дойти до работы, однако было ужасно жарко, и я не хотел никого видеть. Сегодня день рождения Арчи, ему не то восемь, не то девять лет, или даже больше. Я подарил ему коробку с разными угощениями для собак фирмы «Харц-Маунтин».

Вторник, 5 августа 1980 года

Пропустил передачу «Тудей шоу» с Труменом, но, похоже, это все про то же. Бриджид пыталась дозвониться до Трумена, однако у него постоянно было занято. Рецензия в «Таймс» на «Музыку для хамелеонов» даже не упоминает о том, что некоторые из рассказов были впервые напечатаны в журнале Interview.

Хальстон хотел устроить вечеринку на мой день рождения, но я сказал, что пойду в театр со Стивеном Грэмом. Я приглашу для него Сьюзен Джонсон, потому что ему нравятся глупые женщины. Интересно, понравятся ли они друг другу? Да нет, пожалуй: он ей вряд ли понравится. Хальстон подарил мне на день рождения целый ящик некрасивой обуви.

Среда, 6 августа 1980 года

Настал мой день рождения, но я за всю ночь так и не заснул, и только в семь утра выпил снотворное, но таблетка меня, скорее, наоборот взбодрила. Я на этот раз в самом деле чувствую себя долгожителем. Я не могу поверить, что мне столько лет, потому что это означает [смеется], что и Бриджид столько же. Это все слишком абстрактно. Я теперь даже таракана не смогу раздавить, потому что он вроде как живой, он вроде как сама жизнь. Наклеился, хотел пройтись. Было много звонков из-за дня рождения. Звонил Тодд Браснер, я пригласил его прийти в гости и принести мне подарок, но он этого не сделал. Виктор Хьюго прислал орхидеи с красивыми лентами. Они из магазина «Ренни», это, наверное, очень шикарное место.

У меня была назначена встреча с Крисом Макосом в доме 860 (такси 5,50 доллара). Потом стали заходить ребята. Кер ли притащил мне кусок хлама – самолетную фару. Я пригласил его остаться на ланч.

Позвонил Ричард Вайсман, сказал, что приедет. Я сказал, что иду на ланч в «65 Ирвинг», так что лучше встретиться там. И мы, десять человек, отправились туда. Пришла Пингл, принцесса Ингеборг Шлезвиг-Голштинская[809], она теперь работает в Interview. Она родственница королевы Елизаветы. И пришла Бриджид. Мы выпили немало «пина колад», потом клубничных «дайкири», а потом Ричарду пришла в голову идея заказать «дайкири» с голубикой. Было весело. Руперт подарил мне триста галстуков. Роберт Хейз – серебряный футляр с набором пластинок Элвиса Пресли, там все-все записи, которые он когда-либо сделал. Мими Трухильо принесла два платья, просто показать, но Виктор заставил ее подарить их мне – они великолепны. Потом мне нужно было идти в театр. Хальстон прислал поющую телеграмму, ее исполняли три человека. Они были ужасны, пытались выглядеть как поп-звезды, а я попросил их не утрировать и просто негромко спеть текст. Хальстон еще прислал большой торт в форме туфли, и это был прекрасный торт, наверное, – его целиком съела Бриджид. Я наклеился и уже оттого стал опаздывать, но Сьюзен Джонсон опоздала еще больше, и я накричал на нее. Ко гда мы приехали, Стивен уже был внутри, ждал в фойе. «Энни» – чудесный мюзикл (такси 6 долларов). Весь зал был заполнен, и не подумаешь, что сейчас рецессия. Яблоку негде упасть. Зрителям очень понравилось – в основном это были старики. Я изо всех сил старался не заснуть. После представления сходили за кулисы. Мне не удалось повидать Элис Гостли[810]. Я учился с ее мужем в одной в школе.

На улице нам достался какой-то замухрышный лимузин, и мы поехали в ресторан «Мистер Чау». Там нас приветствовали мистер и миссис Чау. Я не хотел подписывать гостевую книгу, сделаю это в следующий раз, собственной ручкой. Тина Чау[811] поздравила меня с днем рождения. Мы выпили шампанского. Подошел Робин Уильямс, поздоровался, я пригласил его присоединиться к нам, однако он сказал, что он сейчас у бара с кем-то, но что, может быть, придет позже. Он с какой-то дамой. И тут я вспомнил, что мне кто-то говорил, что он познакомился с одной женщиной в тот день, когда женился на своей теперешней жене, и что у них с тех пор тянется роман. Как бы то ни было, к нам он больше не подошел. У него рубашка с короткими рукавами и очень воло сатые руки, вот почему его узнала Сьюзен. Я надеюсь, что «Попай» будет для него успешным фильмом, потому что его программу на ТВ только что закрыли. Стивен пригласил к нам на ужин одну женщину, она скульптор, живет неподалеку от Руперта. Она сделала скульптуру из салфетки – подарок для меня, но потом мы не заметили, как официант ее унес. Стивен очень волновался, даже начал пить. Мы отвезли его на угол 57-й улицы и Второй авеню, потом я отвез Сьюзен (такси 5 долларов).

Четверг, 7 августа 1980 года

Мы с Уитни Тауэром уехали в Олд-Вестбери, чтобы посмотреть студию его прабабушки, Гертруды Вандербилт Уитни, и прикинуть, не стоит ли Interview что-нибудь там пофотографировать (проезд по платному шоссе 1 доллар, бензин 30 долларов). Дом просто великолепный, Уитни сказал, что его проектировал Уильям Адамс Делано. Для хозяйки дома целую комнату расписал Максфилд Пэрриш. Ее собственные скульптуры были повсюду в доме. Потом мы отправились по соседству, к бабушке Уитни, миссис Миллер, однако ей за восемьдесят, так что она «отдыхала», поэтому мы просто побродили, где нам хотелось. Вернулись в город (1 доллар). Остановились в квартире Филипа Джонсона, я целый час разговаривал с Дэвидом Уитни. Он работает над проектом Еврейского музея. Говорит, что экспозиция должна быть простой, безо всяких «штучек». Но я думаю, она должна быть живой, занимательной, не знаю даже, я думаю, что дизайнер должен сделать экспозицию интересной. Правда, у музея, наверное, нет лишних денег.

Ричард Вайсман пригласил меня встретиться с Энн Миллер[812], Пэтти Люпоун и Филом Эспозито (ну, и Ричард тоже будет) – на ужине в ресторане «21» в 23.00. Там на мои джинсы посмотрели косо, даже собрались что-то по этому поводу сказать, но я быстро проскочил. Я все же уговорил Боба поставить фотографию Пэтти Люпоун на обложку Interview. Она такая смешная, и Боб наконец совершенно влюбился в нее.

Я же был способен лишь на одно: любоваться Энн Миллер. Ее лицо безупречно. Ни морщинки, даже мельчайшей складочки нет, а она еще говорит: «Не сегодня завтра пора уже собраться с духом и сделать подтяжку». Я не думаю, правда, что она уже делала подтяжку, потому что кожа у нее не натянута – лицо у нее пухлое, оно без морщинок и не натянуто. У нее крошечные ручки с длинными пальцами. Была замужем два с половиной раза – один брак был аннулирован. Она говорит: «Я выходила замуж за самых богатых в мире техасцев, но как только начиналась супружеская жизнь, романтика исчезала». Она такая милая, она ела как старлетка на первом свидании – заказала рубленую курятину. Это – голливудский стиль. Нос у нее настолько изящный, настолько идеальный, что не похож на настоящий.

Энн сказала, что когда она еще только начинала, были такие, кто ее бросил, предал, а когда теперь они же прислали ей цветы в благодарность за «Сахарных малышек», она лишь ответила: «Премного благодарю». Но хуже всех с ней обошлась Бетси Блумингдейл, лучшая подруга Боба и Дениз Хейл. А Дениз, сказала Энн, – «полный хлам». Энн много лет знакома с Рейганом, но голосовать за него, как она утверждает, не стала бы. Но ведет она себя так же, как я, – всякий раз, высказав что-нибудь негативное, она обязательно добавит: «Только не поймите меня неправильно: Рейган чудесный человек, просто я за него не буду голосовать».

Боб проводил меня до дома, а когда мы дошли до 66-й улицы, то прямо напротив моего дома, перед зданием посольства Уганды, был большой пожар. Горело недавно посаженное дерево, потому что кто-то поджег мусор, лежавший под ним, и целая семья сидела на ступеньках, просто глядя на огонь, – у нас тут что, Пуэрто-Рико? – я пришел просто в бешенство – у нас тут что, Африка, что ли? – а они все сидели и смотрели, как горит это красивое дерево, которое посажено прямо перед моим домом, и они даже не вызвали пожарных! Я вообще не понимаю, в чем дело, – ведь привратники в домах нашего квартала наверняка видели все это, но никто из них тоже ничего не предпринял. В общем, мы с Бобом зашли ко мне, вызвали пожарных, они тут же приехали, все потушили, только вот я не знаю, выживет ли теперь дерево.

Суббота, 9 августа 1980 года

Винсент был в офисе со всей своей телевизионной съемочной группой. С Доном Манроу и всеми прочими. Они снимали со мной вводную часть для программ, которые уже отсняли раньше, – все это для того, чтобы я почаще появлялся в эфире. По-моему, они собираются назвать все это «ТВ Энди Уорхола». Будут интервью с людьми – просто люди говорят в телекамеру. Работал над картинами в офисе до восьми вечера. Позвонил Билл Шварц, он приехал в Нью-Йорк из Атланты на съезд Демократической партии, пригласил меня поужинать с ним, он остановился в «Мейфэр-хаус».

Наклеился, дошел пешком до «Мейфэр-хаус». Когда я вошел в фойе, один человек, стоявший у стойки регистрации, сказал: «А вы делали портрет моей жены». Я не понял, кто это такой, рядом стояла его жена, и ее я тоже не узнал. Это было ужасно, потому что в фойе было не так-то много народа. Она покрасила волосы, стала блондинкой, это меня и спутало. Это же мистер и миссис «Эйч-энд-Ар Блок»[813]! А я стоял и тупо смотрел на них. Очень неприятный момент. Я пригласил их зайти к нам в офис.

Воскресенье, 10 августа 1980 года

Позвонил Боб и сказал, что мы с ним должны встретиться в 7.30 вечера, чтобы заехать за Иной Гинсбург и сделать репортаж с вечеринки журнала «Ньюсуик», которую Кэтрин Грэм организовала в «Рейнбоу-рум», начав тем самым освещать национальный съезд демократической партии. Поехали в клуб «Метрополитен»», где остановилась Ина. Она была в черном платье с одним открытым плечом, которое было заколото брильянтовой брошью, по-видимому, от Хальстона. На ней были белые туфли, она симпатичная. Потом на такси доехали до «Рейнбоу-рум» (3,50 доллара). Там была Лиз Карпентер, она раньше работала личным секретарем по протокольным вопросам у Леди Берд. Она толстая, крупная, настоящая уроженка Техаса, на ней было платье с изображением американского флага и арбуза. При виде его Питер Дачин сказал: «Понимаю, это платье патриотично… в известном смысле».

Там было навалом всевозможных богатых и знаменитых, даже невозможно представить себе, что все они собрались в Нью-Йорке, ведь сейчас август, а потом понимаешь: это же в самом деле прекрасный город, если такое событие смогло собрать вместе всех этих людей. Были Том Броко и Барбара Уолтерс со своим ухажером, и Ина знала всех, она знакомила нас со всеми на свете, однако я смог запомнить лишь половину имен тех, кого я и так знал, так что я был для нее, в общем, обузой.

Подошел Джон Танни[814], наговорил всяких гадостей про Рейгана, и Боб вознегодовал. Джон Танни назвал меня «Питером» и поблагодарил за то, что я делал плакат для Кеннеди. Он решил, что я – Питер Макс[815]. А потом было еще смешнее, потому что подошел один человек и говорит: «О, спасибо вам, что вы сделали плакат для Картера». Увидел Арта Бухвальда, Джен Каулс была со своим мужем, а с миссис Грэм мы сначала поздоровались, а потом попрощались. Ее дочь Лали была с Александром Кокберном.

Ина познакомила нас с девушкой по имени Долли Фокс[816], она богатая, остановилась в «Ритц-Тауэрс», на съезде работает курьером, у нее розовый билет, то есть допуск везде, она может пройти даже к президенту в «Шератоне». Она еще учится в старшем классе школы, однако ведет себя совершенно как взрослая дама. Ее мать Иоланда была «мисс Америкой» в пятидесятые годы. Мы пригласили Долли поужинать с нами в «Перл». А там битком набито, одни делегаты съезда. Нам все же дали столик. Ина заметила, что младший Блэр и его отец, Билл Блэр, посол США в Дании, также собрались поужинать здесь, тогда она подошла к ним и пригласила их присоединиться к нам, однако Блэр-младший сказал, что сегодня ему исполняется восемнадцать лет и он хотел бы побыть с отцом, но они подойдут к нам потом, на кофе. Была Лиз Карпентер вместе с Й. М. Пей и его женой, а также с дамой, которая является министром образования, ее зовут Ширли-как-то, и она крутая и, по-моему, была «под мухой», она спросила меня, что я думаю о системе образования, и я сказал ей, что сейчас я не способен даже думать, но она воскликнула: «А надо! Давай-ка, живо!»

Мы заказали ужин. Боб вдруг разорался и вообще повел себя, как полный псих, – это когда Ина сказала что-то против Рейгана, однако потом он пришел в себя и стал извиняться. Ина и Джерри Зипкин хотели получить через Боба приглашение на ланч в честь Мисс Лилиан, который устраивает Ричард Вайсман. Тут к нам подошел сын Блэра и заговорил с нами – и тут же он и Долли как бы закадрили друг друга. Долли семнадцать и ведет она себя как сорокалетняя дама, а ему восемнадцать и ведет он себя как десятилетний мальчик. Ужин был дешевым, мы даже заказали шампанское в честь дня рождения этого молодого человека (125 долларов).

Потом доехали на такси на Парк-авеню на одну вечеринку, куда Ине удалось нас вписать, – ее давали в честь делегации из штата Род-Айленд. Множество богатых президентов корпораций. Там присутствовала Элис Мейсон, она в своем тюрбане и красном платье выглядела как негритянка-кормилица. Она подошла ко мне, сказала, что счастлива меня видеть. Боб решил, что это она так издевается, однако она была очень любезна. Все думают, что Картер выиграет номинацию от демократов уже в первом раунде, а потом им придется немало потрудиться, чтобы его выбрали на новый срок. Кругом столько демократов. У них хороший кофе – всегда можно определить, хороша ли вечеринка, только по тому, хороший ли наливают кофе. Здесь кофе был, как в ресторане, когда его подают в кофейнике. Не знаю даже.

Ушли оттуда около полуночи, я проводил Ину до клуба «Метрополитен». Домой вернулся около половины первого.

Понедельник, 11 августа 1980 года

День в офисе был полон дел. Позвонил мистер Стерн, сказал, что его картины из серии «Цветы» повреждены: когда их привезли к нему в Нью-Джерси, в Харц-Маунтин, в них оказались вмятины. Робин звонил ему, чтобы прояснить детали. Работал над картинами, потом платил по счетам, все это – сидя в передней части офиса, где кондиционер, потому что сзади невозможно работать из-за жары. Когда я работаю, принцесса Голштинская стоит у меня над душой. Я отправил ее к Ронни, чтобы он показал ей, как надо чертить. А Робин решил поспрашивать ее про голштинскую династию и выяснил, что у них тьма-тьмущая всяких титулов, а вот денег вовсе нет. Мы включили телевизор, чтобы посмотреть передачу со съезда демократов.

Я отвез принцессу домой (такси 4,50 доллара). Она хочет помогать мне с картинами, а не работать в Interview, но я быстрее справлюсь со всем без ее помощи. Все настоящие американцы, приехавшие на съезд, сейчас бродят по всему Нью-Йорку, и это как бы производит большое впечатление. Я видел многих в ковбойских шляпах.

Пошел домой, наклеился. Виктор сказал, что встретится со мной у Хальстона. Я приехал туда, Бьянка спала под одеялом в белом вечернем платье, и я решил, что у нее такой пеньюар.

Хальстон работал допоздна, ему нужно было закончить свою коллекцию для Китая – он ведь отправляется в Китай и Японию. Я читал газеты и ел картофельные чипсы.

Мы решили пойти в «Илейн». Я хотел для Бьянки пригласить сына Блэра, однако никак не мог вспомнить его имя или номер телефона. Столик удалось получить лишь в дальнем углу. Сама Илейн несколько потолстела. Бьянка кому-то помахала, Ник Роуг решил, что она машет ему, и подошел к нам. Он был пьяный, противный, – из тех, кого я боюсь, потому что такие, как он, вмиг изменяют поведение. Он был режиссером Мика в фильме «Представление». Он только что закончил работу над фильмом «Не вовремя» с Артом Гарфункелем. Он говорил Бьянке, что любит ее уже много лет, и я сказал ему: «Почему бы не снять ее в фильме, она ведь согласится». Тут он как заорал: «Да как ты смеешь говорить такое – это же полный позор, у тебя дурной вкус!», и Бьянка тоже запротестовала. Она, правда, хорошо отнеслась к нему, не отшила его. Наверное, надеется на самом деле получить у него работу. Он ее обнимал и целовал. Сказал, что ему понравился «Плохой». А потом Ник сказал мне, что в Англии видел по телевидению «мою матушку» в дурацком «документальном» фильме Дэвида Бэйли про меня, в котором Лил Пикард[817] изображает мою мать. Ник все разорялся, какая же она чудесная, и как это замечательно, что моя мать меня так сильно любила, и что как бы он хотел, чтобы его так любила его собственная мать, – и у меня просто не хватило духу признаться ему, что в фильме сняли вовсе не мою маму. Все было так трогательно, сказал он, что он даже разрыдался. Он трещал без умолку и уже довел нас до умопомрачения. Ему пятьдесят два года, и он сказал, что раньше был очень красив, а вот теперь вконец расклеился.

Потом они с Виктором поссорились. У Виктора был включен его «Саунд-эбаут» фирмы Sony[818], и Ник Роуг заявил: как это он смеет вести себя так по-хамски и даже не прислушиваться к нашему разговору. А Виктор сказал ему: послушай, тут мой столик и поэтому тут я могу делать все, что захочу, а вот Ник – гость, и как он смеет жаловаться, когда сам приперся, куда его никто и не приглашал, ну и, в общем, когда тот понял, что Виктор достаточно умен, чтобы за себя постоять, то сразу же стал его обнимать и извиняться.

Вторник, 12 августа 1980 года

В полдень у меня назначена встреча с Дебби Харри в офисе (такси 4 доллара). Я приехал пораньше, а Дебби и Крис – точно к условленному времени. Мы работали всю вторую половину дня. Дебби очень милая, и каждая фотография получилась идеально. Винсент снимал ее для передачи «ТВ Энди Уорхола», а Лиз Робинсон интервьюировала Дебби и Криса. Я при этом был в кадре, как еще один участник телешоу, но с более высоким положением. Лиз – хороший интервьюер. Они пробыли у нас до четырех часов дня. Я решил, что больше не буду звонить дамам и приглашать их пойти куда-нибудь вместе со мной, потому что они только все усложняют. Повонил Шон Янг[819], очень красивой актрисе, с которой познакомился благодаря Линде Стайн, потому что подумал, что Ричарду Вайсману она понравится. Но она не захотела дать мне свой домашний номер, чтобы я мог перезвонить ей, и это сразу все усложнило. Я спросил ее, не хочет ли она пойти посмотреть бейсбольный матч, но она ответила, что уже как-то раз видела, как играют в бейсбол. Она снялась в каком-то фильме Джеймса Айвори, который вот-вот выйдет на экраны. Пришлось уехать с работы рано, потому что я пригласил Бьянку на представление Пекинской оперы, она согласилась, а еще я позвал Джона Сэмюэлса.

Мы вбежали в «Метрополитен-оперу», однако занавес только что подняли, и нам пришлось ждать, пока нас впустят, – и кругом было полным-полно китайцев, которые все как один вопили, почему это их не пускают. По-моему, дирекция «Метрополитен» стремится быть настолько «на уровне», что не пустит в зал, даже если опоздаешь всего на двадцать секунд. Особенно в таком случае, как китайская опера, хотя сами китайцы постоянно разговаривают во время представления, ну, в любом случае, шумят.

Но вот прошло десять минут, и нас впустили. Фрэн Лебовиц была там с Джедом. Опера скучная. Хорошие костюмы, много акробатики. Сплошные драг-квины. Я увидел Маргарет Хэмилтон, ведьму из «Волшебника страны Оз», и так обрадовался, что подошел к ней и сказал, какая она была замечательная в этой роли. Сейчас она снимается в рекламе кофе «Максвелл Хаус». Она в самом деле очень низенькая.

Бьянка пыталась уговорить Хальстона купить билет в Китай и для Джона Сэмюэлса, чтобы он тоже мог поехать. Я спросил ее, почему она появилась в передаче «Завтра», если ей нечего было сказать. И она ответила, что на самом деле ей было что сказать: у нее ведь роль в новом фильме с Бертом Рейнолдсом – «Пушечное ядро 2». Ну, подумаешь: она там и появляется-то в одной сцене, да и снималась она всего лишь одну неделю.

Среда, 13 августа 1980 года

Утро провел дома, ожидая, пока не настанет пора идти на ланч, который Ричард Вайсман давал в честь Мисс Лилиан. Смотрел передачу Донахью, однако из-за съезда демократической партии они урезали большую часть интервью Трумена. Договорились, что Джерри Зипкин заедет за Бобом. В общем, я встретился с ними у Боба, и мы оттуда отправились на площадь ООН. Снаружи были корреспонденты, они сделали несколько фотографий, однако по-настоящему крупных звезд там не было. Были Сюзи Франкфурт и Пэтти Люпоун, еще был какой-то баскетболист ростом 210 сантиметров, я не знаю его имени, он белый, по-настоящему симпатичный, все пытался подружиться со мной. Мисс Лилиан была в другом помещении. Было множество репортеров и не так много публики. Там была подруга Робина, которая без конца спрашивала про него. Она подрядилась бесплатно поработать у Лероя Неймана[820], носит, по-моему, за ним его портфель. Сам Лерой Нейман тоже был там, он делает портрет Мисс Лилиан для газеты «Дейли ньюс». Потом мы отправились искать Мисс Лилиан и обнаружили, что она разговаривает с Барбарой Уолтерс. Лилиан все время говорила, что ее портрет, который сделал я, был продан за 65 тысяч долларов, которые пошли на финансирование предвыборной кампании, однако я ничего подобного даже не слышал. Когда вынесли торт, я записал на магнитофон, как все спели «С днем рожденья». Потом Лерой сказал, что у него внизу стоит машина и что мы можем ею воспользоваться, так что мы все уехали – вместе с Мисс Лилиан. Это был настоящий автомобиль, а никакой не лимузин. У меня в магнитофоне заклинило кассету, я вставил другую, но и ее заклинило, и тут я понял, что проблема не в кассете – это все наверняка сделал парень из охраны. А ведь такой был славный. Люди смотрели на нашу машину и махали руками, они держали воздушные шары с именем Мисс Лилиан. Она сказала: «Каждая улыбка – это один голос за нас».

В гостинице собрались сестры, братья, кузены и кузины из Джорджии. Она обратилась к одной из них: «Сестра!», однако я так и не понял, была ли это действительно ее сестра. Мы поднялись на самый верх, в пентхаус, а потом поехали на другом лифте еще на этаж выше, к ней в номер, и она сказала, что в лучшие времена она обычно снимала оба этажа.

Лерой делал эти свои ужасные рисунки, задавал ей вопросы, говорил ей все, что в голову взбредет. Совершенно замечательно. Он рассказывал неприличные анекдоты, а она повторяла их за ним. Например, про медведя, который всякий раз, как обделается, подтирается зайцем, и она смеялась. Она забыла у Ричарда спиртное, которое прислала ей Филлис Джордж[821], и кто-то отправился туда за ним. Филлис Джордж присылает много всякого-разного, она хочет, чтобы ее муж[822] был представлен Джимми или что-то в таком роде, но Мисс Лилиан сказала, что это невозможно – по протоколу. Филлис прислала две фотографии своего младенца, а также жакет с блестками, и Мисс Лилиан сказала на это: «Ну и как прикажете это носить?» Я подарил ей свою «Философию». Я не поздоровался с Рут Стейплтон Картер, потому что не узнал ее. В номере было много агентов спецслужб, потому что Картер находился по соседству, через несколько дверей по коридору. Я чувствовал себя фанаткой рок-группы. Мисс Лилиан стала издеваться над выпускниками Гарварда, она их терпеть не может, чуть не обозвала педиком одного из них, с кем вместе работала в «Корпусе мира», – однако все же сдержалась.

Я сказал Лерою, что он очень хороший интервьюер, и я бы хотел, чтобы он работал для Interview. Он ответил мне, что мог так, без всякого стеснения, разговаривать с Мисс Лилиан, потому что она напоминает ему его собственную мать. Я оставил его в номере, а сам отправился пройтись по авеню. Раздавал автографы, а одна девушка, подойдя ко мне, сначала подарила значок I Love New York, но потом попросила денег, причем я бы в самом деле ей дал, однако она повела себя так ужасно, так агрессивно, что я вернул ей значок, а она ухватилась за мой палец, зажала его в книжке и так сильно стиснула, что я чуть было не врезал ей своим магнитофоном.

Я раздавал номера Interview, а потом, в 16.00, у меня была назначена встреча в офисе с этими супругами, владельцами H&R Block (такси 3,60 доллара). В офисе было полным-полно людей. Мои гости привели с собой свою дочку и еще, по-моему, какого-то сенатора от штата Миссури. Они сами из Канзас-сити. Наш офис им очень понравился. Я подарил им «ПОПизм». Работал потом до половины восьмого, отвез Винсента (такси 5 долларов). Пропустил стаканчик и почувствовал большую усталость, поэтому решил остаться дома и смотреть по телевизору трансляцию съезда демократов, и это было тоскливо.

Четверг, 14 августа 1980 года

Приехал в офис, и вокруг, по всему кварталу, кишмя кишели агенты спецслужб. Я раздал им Interview. Потом вспомнил про этого парня, Мондейла, которого я пригласил к нам в офис. В офисе уже ждала Лиз Карпентер, на диких понтах, у нее прическа в стиле Бо Дерек, в волосы вплетены бусы. Хотела, чтобы я прочел лекцию по художественному образованию для министра образования. Забыл сказать, что без конца сталкиваюсь с этой самой Робб, дочерью Линдона Джонсона, той, что повыше ростом. Линда Берд[823]. Она могла бы быть невероятной красавицей, однако, по-видимому, вовсе этого не хочет, потому что носит очки и странную прическу.

Лиз Карпентер привела с собой человек восемь. Была Нэнси Дикерсон. А Уилсон Кидд привел своего друга из Принстона, его зовут Мэтт Сэлинджер, он сын Дж. Д. Сэлинджера, мы все пытались у него, у сына, взять интервью, однако он нас отшил. Как он сказал, все будет слишком сложно, если он даст интервью, поэтому гораздо проще не давать. Он очень красив. Позвонил Уильям Блэр, сказал, что не сможет прийти на ланч, что его отец против того, чтобы интервью с ним появилось у нас в журнале, и мы просто не понимаем, в чем дело. Ланч был в честь Пэт Эст, мы свели ее с сыном Сэлинджера, так что она прекрасно провела время. Я даже выступил с какой-то речью и подарил экземпляры «Философии». Сказал, что не верю в искусство, но верю в фотографию. Была Отси Чарльз, она подарила мне шарф с изображением Мондейла. Малыш Уильям Мондейл[824] был мил, он весь ланч провел с нами. Я спросил его про агентов секретной службы, и он сказал, что эти люди портят его стиль. Та к о й очаровательный.

Приходил Руперт, и я работал над несколькими рисунками и картинами. Ханс Майер звонил из Германии, мне нужно будет сделать там один из портретов. Боб позвонил в Калифорнию, чтобы сказать, что я согласился сделать плакат для Рейгана – все потому, что я когда-то пошутил об этом, а вот теперь меня мучают кошмары: что если меня в самом деле заставят делать плакат? В этих делах можно так влипнуть. Боб совершенно свихнулся в своем желании быть республиканцем.

Пятница, 15 августа 1980 года

Утром встал и занялся раздачей Interview: теперь я беру с собой гораздо больше номеров, чем раньше. Я оставляю их в такси. Если подарить журнал, можно отвязаться от тех, кто останавливает меня на улице. Они ведь думают, что им что-то дали, рисунок или что-то другое. Винсент на днях говорил, что мне пора уже продавать журналы прохожим, а не раздавать их бесплатно, – он считает, что мне это доставит больше удовольствия.

Вторник, 19 августа 1980 года