Дневники Энди Уорхола Уорхол Энди

Суббота, 28 июля 1984 года

Поехал в Сохо поприсутствовать на съемке, которую Роберт Мэпплторп проводит с Грейс Джонс для Interview, а Кит Харинг по этому случаю делал ей особый макияж (такси 6 долларов). На ланч мы зашли в «Сентрэл фоллс», потому что они дают рекламу в нашем журнале, и они были в восторге, что мы у них по яви лись (ланч 40 долларов). Потом побродили по Сохо, зная, что Грейс не подведет и – обязательно опоздает. Я давал автографы. Позвонил Киту, он сказал, чтобы я подошел через сорок минут. Тогда, чтобы убить время, мы пошли на Авеню Д и 2-ю улицу, где Кит сделал такую штуковину под названием «Конфетный магазин» – он на кирпичном особняке написал витрину магазина красной, зеленой, синей и фиолетовой красками, а внутри – парней, торгующих наркотиками. Ну, героином, например. Как сказал Кит, ему всегда хотелось быть в компании «крутых ребят». Пошли к Мэпплторпу на Бонд-стрит. Кит делал макияж Грейс, потом Мэпплторп ее отснял, и мы провели там целых три часа. Потом отправились домой, чтобы успеть посмотреть по телевидению открытие Олимпиады, и это было замечательно, потом (такси 3 доллара) на ужин к Грейс – она давала его в ресторане «Холбрук».

Там был Дэвид Кит. Он снял старую квартиру Джона на 76-й улице, когда Джон купил себе двухкомнатную в «Отель дез артист». Дэвид тогда был в зените славы. Джон в то время с ним и познакомился, на съемках фильма «Офицер и джентльмен». Дэвид приехал ровно в девять – он не в курсе «феномена Грейс Джонс». Тогда мы объяснили ему, что опаздывать, как правило, на два часа для Грейс – обычное дело, но все же на этот раз она появилась всего через полчаса после нас. И мать Грейс тоже приехала. Мать как мать – обычная женщина. Дэвид уехал, а потом вернулся с Твигги. Грейс настояла на том, чтобы подождать, пока он не вернется, а была уже половина третьего ночи, и только тогда мы отправились в «Прайвит айз».

Воскресенье, 29 июля 1984 года

Я взял с собой в парк весь свой старый хлеб и пытался скормить его птицам, но они не подлетали ко мне, и я их за это возненавидел. Пошел в церковь. Потом за мной заехал Джон, у него была машина, и мы поехали в большое имение Брентов в Гринвиче. Джед спроектировал интерьер и все прочее обустроил, и я впервые все это увидел. Пологие холмы и белые колонны. Оставляет сильное впечатление. Питер все еще увлекается игрой в конное поло и вообще лошадьми. У них там кругом одни игроки в конное поло. Я был одет слишком просто, потому что Сэнди сказала мне, что можно приехать «как есть», но потом мне стало противно, что я в таком виде, особенно когда я увидел, что туда и Джед приехал. Фред привез Эверил и ее мужа, и был как раз день рождения Фреда. Я увидел диван, точную копию того, что стоит у меня на втором этаже, им его сделали за две тысячи долларов, и я им сказал, что они могли бы купить оригинал у наследников Рузвельта за 85 тысяч. У них в каждой комнате висит какая-нибудь из моих картин. Питер, по-моему, заплатил 500 тысяч долларов за новую вещь Джаспера Джонса, которая вовсе не похожа на Джаспера Джонса, это его новый стиль, похоже на иллюстрацию из книги. Там была Барбара Аллен со своим поляком, его фамилия Квятковски, у него на зубах коронки. Я хочу сказать, она ведь могла бы поставить коронки на зубы Джо Аллена, если ей так уж хотелось. Ничего не понимаю. А Джо Аллен был там со своей новой женой, ее зовут Ронда.

Во время ужина играл оркестр, и все танцевали. П. Х. была с Джедом. Я же пошел в большую комнату, где над каминной полкой в золоченой раме висела «Мэрилин» – и выглядела великолепно. Правда, по-настоящему красиво. Как картина за миллион долларов. И она смотрелась хорошо именно в этом помещении, со всеми американскими причиндалами. Жаль только, что я тогда был так себе художник… Ведь сама картина не слишком хорошо сделана. Я тогда еще не знал, как добиваться нужного результата. Мой «Мерс Каннингэм» у них висит в той же комнате, где Джаспер Джонс. А моя «Мона Лиза» – по пути к лестнице. Я попытался отвести Джона в задние комнаты, чтобы показать ему «Мэрилин», однако тут появились эти официанты из «Глориэс Фуд», которые не пускали никого в комнаты.

Понедельник, 30 июля 1984 года

Я не хотел идти на панихиду по Роберту Хейзу, думал, что просто пошлю его родным его портрет в подарок, но в конце концов решил, что проще пойти, и все – и пересудов никаких не будет.

Крис только что позвонил, чтобы поговорить про панихиду, он сказал, что все будет как в дурном сне, и лучше было бы всем бойфрендам Роберта просто встать и рассказать что-то о нем. А сам Крис должен был бы надеть черную вуаль, встать перед всеми и признаться, что был самой первой «миссис Хейз». Я возразил ему, что надгробная речь – это всегда импровизация, но так, видимо, и следует поступать. По-моему, он все же очень нервничает в связи с тем, что Роберт умер. По-моему, нужно что-то делать с этой болезнью. Ну, что-то вроде благотворительного мероприятия, ведь это вроде полиомиелита или чего-то в таком роде. Я хочу сказать, ведь даже не известно наверняка, что она передается половым путем, – а ведь это вирус! Крис, правда, ведет себя черт знает как. Он уже много месяцев ходит на тренировки с Лидией, и они ему ничего не стоят, потому что он занимается только вместе со мной, но вот когда ей понадобилась фотография для рекламы, которую она собралась где-то разместить, он сказал ей, что фотография будет стоить ей 750 долларов!

В четыре часа пополудни мы поехали в церковь на 22-й улице и Парк-авеню, на панихиду по Роберту Хейзу, – и там было битком людей.

Вторник, 31 июля 1984 года

Сьюзен Блонд позвонила мне, чтобы узнать, кто эти люди, для кого я хотел получить у нее билеты на Майкла Джексона, и не смогут ли они что-то сделать в ответ на ее любезность. Она еще сказала, что Майкл, видимо, захочет сходить со мной в картинную галерею, пока он выступает в Нью-Йорке. Она сказала, что если бы для него закрыли от посетителей на какое-то время Музей современного искусства, было бы здорово. Стив Рубелл сказал [смеется]: «Майкл решил взглянуть на искусство».

Кое-кто позвонил мне насчет Билла Питта – что он умер. Может быть, покончил с собой. Мне позвонил его лучший друг, и мы поговорили о нем. Он считает, что Билл мог пойти к врачу, чтобы пройти тест на СПИД, и он, наверное, узнал, что болен, и поэтому решил принять большую дозу наркотиков. Он не был счастлив последнее время.

Работал до семи вечера. Лег спать в половине двенадцатого. Пойду к одному врачу, который лечит кристаллами, придающими человеку энергию. Я попросил доктора Ли порекомендовать мне кого-нибудь, и она назвала этого человека. И Джон заинтересовался – он считает, что кристаллы дают «особые силы», и мне кажется, что было бы неплохо попробовать. Ведь здоровье – это богатство.

Среда, 1 августа 1984 года

Кто-то сказал мне, что в воскресном выпуске книжного обозрения «Нью-Йорк таймс» какой-то иранец написал про меня, мол, шах с кем-то однажды заговорил обо мне и они сошлись во мнении, что я очень уж некрасив. Это полностью испортило мне весь день, как только я это услышал.

Я сходил к специалисту по кристаллам, весь сеанс занял пятнадцать минут, а в его приемной ждали своей очереди трое моих знакомых. Стоит это удовольствие 75 долларов, и он сказал мне, что единственная причина, из-за которой у меня появляются прыщи, – моя поджелудочная железа. Там все было очаровательно. По-настоящему очаровательно. И сам он, и его секретарши носят вокруг шеи кристаллы. Он сказал, что его кристалл – особенный, потому что его зарядил глава того места, где берут кристаллы. А у его секретарши кристалл мигал, как на световом шоу. Он мне не дал кристалл, однако написал для меня название того заведения, куда нужно поехать, чтобы купить себе кристалл, а потом нужно привезти его к нему, и он его проверит.

Кристофер появился в офисе. Он увидел много картин и тут же сказал: «О, у тебя есть для меня работа?» Он все еще не знает, что я пользуюсь услугами его бывшей помощницы Терри, однако надо будет как-нибудь все же объяснить ему, что к чему. Я хочу сказать, она ведь делает все за полцены, один отпечаток за 3 доллара, – тогда как он назначает 6 долларов. Я хочу сказать, после всех этих поездок, когда все было для него бесплатно и так далее – он просто с ума сошел. Ну, скорее это я с ума сошел. Почему я вообще связался с ним? Да, а Дотсон Рейдер делает книгу про Теннесси Уильямса, и он взял для нее интервью у Криса. Крис когда-то работал на Уильямса – получал 400 долларов в неделю за то, что выгуливал его собаку. Помнишь, я познакомился с Крисом на моей ретроспективе в музее Уитни, его привел туда Дотсон Рейдер, а Дотсон был приятелем Теннесси.

Пятница, 3 августа 1984 года

Ходил к Бернсону, этому литотерапевту[1272], и он занимался моей поджелудочной железой.

Суббота, 4 августа 1984 года

Работал всю вторую половину дня, до семи вечера. Позвонила Сьюзен Блонд и сказала, что мы можем приехать, чтобы встретиться с Майклом Джексоном в гостиничном номере до его концерта в «Мэдисон-сквер-гарден». Ну, мы взяли такси до отеля «Пента» (5 долларов). Отель раньше, еще до прошлой недели, назывался «Стетлер Хилтон», а теперь – «Пента». Правда, такси не смогло подъехать из-за столпотворения – все из-за Майкла, поэтому таксист нас высадил и нам пришлось дойти до отеля самим.

Наконец мы смогли найти нужный вход, зашли в лифт «Б» и поехали наверх, и там уже был Кельвин, и он весь кипел, что появился так рано. С ним пришли Марина Скьяно и его подруга Келли. К нам подошла актриса Розанна Аркетт, она очень милая, и я спросил ее, писали ли мы уже о ней в Interview, и она сказала: «Нет, и вы просто обязаны это сделать!» Позже я, правда, вспомнил, что на самом деле мы ее упоминали в рубрике «Первое впечатление». Приехал малыш Шон Леннон, и это было замечательно. А потом возник этот призрак – Майкл Джексон. Сьюзен Блонд буквально подтолкнула меня, чтобы я его обнял, и он был такой робкий, а потом остальные отпихнули меня от него, и Кит подарил ему футболки, и все знакомились со всеми, и потом меня опять подтолкнули к нему, и тут уже вместо торжественности момента возникло ощущение абсурдности, а потом все кончилось. Я пожал его руку, и она была как будто из вспененной резины. Его перчатка, расшитая блестками, была не просто перчаткой с блестками – она похожа на перчатку бейсболиста. Для сцены все должно выглядеть куда более грандиозно, чем в жизни.

Мы пошли смотреть представление, там были лазерные лучи и фильм, в котором нужно было вытащить меч из камня, и Майкл меч из камня вытащил. Бьянка опоздала, и на ее месте сидел отец Джексона, а она не знала, кто он такой, а потому попыталась согнать его, но тут поднялась Сьюзен Блонд и усадила ее на свое собственное место.

Потом, после концерта, мы позвонили в «Мистер Чау», чтобы узнать, открыты ли они, и они сказали, что да, открыты и что у них еще есть кое-какая еда. В «Мистере Чау» мы сидели рядом с Энтони Квинном, и он поздоровался, и я не знал, надо ли мне подойти к нему, я никогда не знаю, как правильно себя вести, поэтому я сделал вид, что робею, но потом, когда он уже уходил, он сам подошел к нашему столику и как бы приобнял меня, и я вспомнил, что он ведь художник, пишет картины.

Воскресенье, 5 августа 1984 года

Жан-Мишель захотел пойти на вечеринку Джермейна Джексона[1273] в «Лаймлайте». В общем, мы туда поехали (такси 7 долларов). Ну, это была одна из тех вечеринок, где все охранники, как один, тупые парни, на вид будто из мафии и никого не знают. Жан-Мишель повел нас не к тому входу, и нам сказали, чтобы мы катились на все четыре стороны, и тогда он сказал: «Вот, понял, что такое быть черным?» И вот проходят мимо нас все эти люди, кого я вообще не знаю, а Жан-Мишель сидит себе и время от времени говорит им: «Эй, привет, мужик!» Потому что он учился с ними или еще что. Он рассказал мне, что ходил в одну школу в Бруклине, под названием «Сент-Энн», вроде как шикарную, потому что там нужно было платить. А потом, когда его отец проигрался, ему пришлось ездить на автобусе в общественную школу, где большинство составляли итальянцы, и мальчишки его нередко избивали, а это ему, конечно, не нравилось. Правда, образование там давали, по-видимому, хорошее – вот почему он такой умный. Потом мы добрались до комнаты для VIP-ов, и там уже было как на старой доброй вечеринке. Там были Джанет Виллелла, Линда Стайн и бесплатная выпивка (чаевые 10 долларов). Потом вошли охранники и сказали, чтобы все освободили помещение, потому что Джермейн должен вот-вот прийти, и что мы сможем вернуться сюда позже, или, точнее, [смеется] некоторым из нас будет позволено сюда вернуться. Там были какие-то драг-квины, обвешанные драгоценностями, и нам всем пришлось освободить помещение, это было так глупо. И нужно было пройти целый квартал, чтобы попасть в следующее помещение. А фотографам до того наскучило меня видеть, что они даже больше не здороваются со мной. Подожди минутку, у меня звонок по другой линии… О Господи, это был Бенджамин, он сказал, что он и Пейдж были в «Лаймлайте» и, как только узнали, что я в комнате для VIP-ов, попытались туда попасть, но им не удалось. И – вот это смешно – он сказал, что там были трое участников Олимпиады, прямо со своими золотыми медалями. И я, наверное, именно про них решил, что это какие-то драг-квины с драгоценностями на шее! Ох, боже ты мой… В общем, еще Жан-Мишель хотел, чтобы я посмотрел его картины у него на Грейт-Джонс-стрит, ну, мы туда поехали, а там – свинарник. С ним живет его приятель по имени Шенге[1274], чернокожий парень, вот он-то и должен, в принципе, прибираться в этой квартире, однако там – свинарник, и все тут. И все совершенно пропахло марихуаной. Он выдал мне некоторые картины, чтобы я над ними поработал. Потом я оттуда уехал (такси 8 долларов).

Понедельник, 6 августа 1984 года

Жуткий день. Я всем сказал, что даже не хочу слышать эти слова – «день рождения». Бенджамин зашел за мной, и мы на такси доехали на 70-ю улицу и Бродвей (4 доллара). Доктор Ли сказала, что ходила на концерт Майкла Джексона, и я, честно говоря, был удивлен. Потом я сообразил, что к чему: Бенджамин сказал мне, что видел на концерте Роберту Флэк, а у доктора Ли в офисе как раз висит портрет Роберты Флэк, вот я и спросил ее, была ли она там с Робертой Флэк, и она подтвердила это. Теперь я пытаюсь сообразить, могут ли они оказаться лесбиянками.

Потом поехал на такси в музей Уитни, где был ланч по поводу презентации, которую устроила Этель Скалл в связи с ее портретом, который я сделал еще в шестидесятые годы (такси 4 доллара). Ланч накрыли за столами, поставленными прямо перед картиной.

Этель еще не приехала, а когда ей позвонили, она, оказывается, принимала ванну – она думала, что ланч назначен на вторник. Наконец она приехала в своем инвалидном кресле – в шляпке, но нога в гипсе. Это так грустно. Прямо как сцена из фильма, когда все ждут кого-то. Портрет ее не был слишком уж хорош. Он был просто… ну, не знаю… А она еще объявила всем, что я хотел получить за эту картину 1 200 долларов наличными. Она так и сказала – «наличными», но я не помню такого, потому что я вообще-то не обсуждаю ни с кем все эти денежные вопросы. Я и сейчас не могу себе представить, чтобы я прямо вот так и сказал: «Хочу тысячу двести наличными». С ней, наверное, разговаривал кто-то из галереи «Беллами», или Айвен Карп, или еще кто-нибудь, кому заплатили за эти переговоры. Еще она рассказала, что когда приехала ко мне домой, дверь ей открыла моя мать, но зачем же моей матери открывать дверь кому-то, кого ожидал я? Я уже был дома и сам бы открыл. Не знаю, ерунда какая-то.

Еще я случайно встретил одного человека из «Макса», и он сказал, что в этот уикенд наконец дочитал «Эди», и ничто в этой книге его не шокировало – ни наркотики, ни то, что там про меня наговорили, а вот единственное, что совершенно ошарашило его, это когда он собственными глазами прочитал, будто я кому-то продал свои ранние фильмы, никто не верит, что я не сохранил их у себя. Но понимаешь, какое дело: я ведь на самом деле их не продал – они теперь опять у меня, потому что мой договор с тем парнем закончился. Ох, это все Фред виноват, что я оказался в этой книге. Он все заставлял меня поговорить с Джин Стейн. Потому что она, мол, «душа общества, мой дорогой», и она все эти вечеринки устраивала… В результате сам факт, что я разговаривал с ней, теперь выглядит так, будто я одобрил все, что в ее книге написано. В общем, все было ужасно скучно, и, ох, Господи, до чего же несчастная семья: Этель даже не разговаривает со своими сыновьями. Дэвид Уитни, правда, провел нас по выставке Фэрфилда Портера, а я посмотрел Мондриана, он прос то написал картины на малярной ленте, потом Сидни Дженис все это купил и превратил в бизнес.

Потом, в три часа дня, поехал в даунтаун (такси 6 долларов). Позвонила Дрю Хайнц, чтобы пожелать мне счастливого дня рождения. Ну и еще кое-кто звонил. А Ренни, тот, что продает цветы, подарил мне большое четырехметровое растение, на вид просто сорняк.

Пейдж выбрала ресторан, куда пойти поужинать, и я пригласил Джея, а потом он перезвонил, Бенджамин взял трубку, и Джей спросил, не буду ли я возражать, если он придет с Кейт Хэррингтон, и я ничего не сказал, а он потом спросил Бенджамина: «А что, Энди весь скривился, да?» Ну, он просто хотел все испортить. Он так ведет себя, чтобы другие почувствовали себя виноватыми, даже если сам и не собирается приехать. Однако Бенджамин молодец, он ему отлично ответил: «Вот тебе адрес – если хочешь, приезжай». А я бы наорал на Кейт, если бы она там появилась, потому что она ушла с работы в Interview во второй половине дня, сказав, что плохо себя чувствует. В общем, мы двинули на 79-ю и Лексингтон-авеню, в это заведение, которое называется «Джемс», мы ведь все время проходим мимо, и никто не знал, что это такое элегантное место. Еда дорогая, но прекрасная. Там все было совсем как когда-то в «Фор сизонз», когда этот парень, который там работал, сам выращивал все овощи на своем участке в Коннектикуте. А десерт вообще был невероятный. Жан-Мишель заказал много шампанского, он сказал, что сам заплатит за него, однако я не позволил ему (счет за ужин 550 долларов). Все было скромно, никто не поздравлял меня с днем рождения, и все прошло отлично. На Пейдж было розовое платье без бретелек, и она взяла свою камеру и пошла к ним на кухню, чтобы снять кино. Жан-Мишель отвез меня домой, и мне было показалось, что Пейдж больше уже не слишком нервничает, находясь в его компании, что она уже вполне излечилась от него. Но потом, когда он отвозил меня домой, он сказал, что хочет вернуться и трахнуть ее. Я сказал ему, что это лишь приведет к новым сложностям. Еще я сказал, что он должен подарить ей какие-нибудь свои работы, потому что она – единственная, кто ему в самом деле всегда помогал, это ведь она устроила ему первую выставку в аптауне и продала такое количество его картин. И она никогда не позволяла ему платить за нее, она поставила себя очень независимо – сама оплатила билет на Гавайи и всякое такое, и я не понимаю, отчего ему все это так уж не понравилось.

И накануне, в «Лаймлайте», было так приятно видеть, что эта малышка-визажистка, Сьюзен, не захотела с ним связываться, – занятно было видеть, что кто-то из девушек все же пытается от него ускользнуть.

Вторник, 7 августа 1984 года

Ходил к доктору Бернсону. Я сказал ему, что после последнего визита к нему у меня ухудшилась осанка и что я вообще как-то весь «развинтился», и он сказал, что это, возможно, и хорошо. Он вообще неодобрительно отзывался о докторе Ли. А ведь это она порекомендовала мне обратиться к нему. Он сказал, что не верит в витамины. Я собираюсь перестать их принимать и посмотрю, не буду ли я себя при этом лучше чувствовать.

Встречался с Дэвидом Уитни и Филипом Джонсоном за ужином в «Фор сизонз». Пригласил с собой Кита, Хуана и Жан-Мишеля. Филип ложится спать в девять вечера, поэтому хотел назначить ужин на половину седьмого, но я все же договорился на половину восьмого.

В «Фор сизонз» было полным-полно народа. Я рассчитывал на хорошую еду, меня накануне избаловали в «Джемс», но еда была ужасная. Там был Док Ко к с. Я надел свой неоновый галстук от Стивена Спрауза. Я выглядел совершенно как в шестидесятые годы.

За одним из столиков сидела Хелен Франкенталер, она была с Андре Эммерихом, и она прислала записку Филипу, что следит за его поведением – ведь он в компании таких мальчиков. Я тоже получил записку от нее, она попадет в мой архив. Все вели себя довольно сдержанно, даже не слишком-то и сплетничали.

Потом Дэвид напился и начал опять все то, что он всегда начинает, когда выпьет несколько порций спиртного: сказал, что когда Филип сыграет в ящик, он переедет жить ко мне. Пугающая перспектива.

Кит захотел пойти в «Раундс», это гей-клуб на 53-й улице и Второй авеню, а мне вовсе не хотелось, поэтому я сказал, что никогда там не был – ведь я и в самом деле не был там лет пять уже, и вот мы входим туда, и первое, что мы услышали от официанта было [смеется]: «О, мистер Уорхол! Как приятно снова вас видеть!» Жан-Мишель не пошел с нами в «Раундс». Он еще утром позвонил мне и сказал, что в былые времена, когда у него не было денег, он там «суетился под клиентом», за что и получал свои десять долларов – а теперь не хочет даже вспоминать обо всем этом.

В общем, Жан-Мишель отправился в даунтаун с Китом. А я пошел пешком с Доком в аптаун, и он поцеловал меня в щеку, причем весьма нежно.

Среда, 8 августа 1984 года

На моей улице припарковано восемнадцать грузовиков, на моем крыльце сидел парень из какой-то кинокомпании, и я спросил его, что они здесь снимают, и он сказал – «Миллионы Брюстера». А потом добавил, что он – сводный брат Кэрол Лабри – Кэрол ведь была нашей звездой в «Любви по-французски». Он повел нас в большой фургон рядом с нашим домом, и там был Ричард Прайор. И он куда лучше выглядел, чем я его запомнил, когда мы с ним с последний раз встречались. Он в самом деле красив. С ним там еще эта блондинка была. Не знаю, снимается она в фильме или нет. В фургоне было жарко и душно, кондиционер у них там работал плохо, и я собрался было пригласить их к себе в дом, хотя и у меня кондиционер тоже не справляется. Я правда хотел пригласить их, на самом деле. Там и разговаривать было трудно из-за шумящего кондиционера. Он сказал, что всего месяца два назад видел «Плохого». Интересно, золотой крестик у него на груди – это его собственный или только для съемок?

Четверг, 9 августа 1984 года

Корнелия позвонила прямо во время аукциона издателей по книге дебю тантки, которую она делает с Джоном и еще с кем-то, и сначала давали двадцать восемь, потом тридцать семь с небольшими отчислениями с каждого проданного экземпляра, и наконец она получила тридцать пять, однако с бльшим процентом от продаж[1275].

Ходил в кино с Китом и Бобби, бывшим бойфрендом Мадонны, который сейчас как бы друг Кита. Мне пришлось давать автографы, и они были изумлены, что столько людей знают меня и окликают по имени. Мне нужно было бы, конечно, спрашивать у тех, кто обращался ко мне, знают ли они, чем я зарабатываю на жизнь. Все негры меня точно знают. Это из-за седых волос. В зале кинотеатра почти никого не было – но лучше бы вообще никого. Фильм этот, «Бесконечная история», ох, Господи… А в Германии он жутко популярен. Там вроде как мое отношение к жизни: поиски того, что есть Ничто. И это Ничто завоевывает всю планету[1276]. Похоже на «Алису в Стране Чудес», на «Инопланетянина» и на «Румпельштильцхена».

После сеанса оказалось, что Бобби знает все заведения в этом районе, потому что его всюду водила Мадонна. Ну, мы пошли в «Джезебел», и когда к нам подошла сама хозяйка, Джезебел, оказалось, что это – модно одетая дама-негритянка. А потом догадайся с двух раз, кто там вскоре появился? Микки Рурк. С которым наша П. Х. как раз недавно беседовала для обложки Interview. Он, правда, по-видимому, не заметил меня, а я не стал с ним сам здороваться.

Понедельник, 13 августа 1984 года

Позвонила Джейн Фонда, я взял трубку, и это было глупо, потому что она вечно чего-то хочет. Странную она взяла манеру – так вот запросто позвонить кому-то и попросить что-нибудь для нее сделать. Она хотела, чтобы я поехал в Бостон с ее портретами, которые она даже не купила – она взяла одну из них на время, но сейчас уже вернула, а отпечатки были сделаны на продажу, чтобы финансировать избирательную кампанию ее мужа – но он ведь больше не баллотируется, верно? И было это все еще в прошлом году, так?

Вторник, 14 августа 1984 года

Этот мопс, собака Бриджид, взял и прошел по картине, которую я только что закончил. Оставил на полу, везде, оранжевые и фиолетовые следы. А наша мадам Дефарж как вязала что-то, так и продолжала вязать. Работал до семи часов. Не пошел на ужин с Эдмундом Голтни и теми людьми, которые хотят заказать серию работ. Их зовут Хиди и Кент Клайнмэн[1277]. Она подруга Дженни Хольцер. Однако я просто почему-то почувствовал, что они из тех, кто закажет серию, а потом начнет волноваться, нервничать и откажется от всех принтов (такси 7 долларов).

Домой приехал в половине одиннадцатого. Посмотрел фильм с Энн Джиллиан в роли Мэй Уэст, и она прекрасно играла. В кино всегда все крутится вокруг любовной интриги – и вечно это вовсю раздувают.

Среда, 15 августа 1984 года

Я все еще ищу новые идеи. Осенью должен родиться новый стиль, и новые люди появятся на горизонте. Потому что когда прошло уже пять лет десятилетия, оно оформляется. Восьмидесятые. Сейчас начнут всех оценивать, станут выбирать тех за последние пять лет, кто останется в истории лицом восьмидесятых. И настанет момент, когда люди из первых пяти лет десятилетия окажутся либо частью будущего, либо частью прошлого.

Работал до половины пятого. Поехал на такси к этому моему литотерапевту, и на этот раз впечатление было сильное. Его действия напоминали попытку изгнать дьявола. Он уложил меня на стол, попросил закрыть глаза и потом спросил: «Вы понимаете, где вы?», а я все спрашивал у него: «Вы о чем?», а он без конца задавал этот вопрос: «Вы понимаете, где вы?» Ну, а я без конца спрашивал его «О чем вы?», а потом я в конце концов сказал, что лежу у него на столе, и он сказал: «А-а, а то я решил, что вы, может, не понимаете этого, у вас ведь глаза закрыты». Он дотрагивался до моего тела то тут, то там, а когда я никак не реагировал, он сказал, что я не осознаю свою боль. А дело в том, что мне не было больно. Но он сказал, что пусть я не ощущаю боли сейчас, позже я ее почувствую. Потом он взял мой кристалл и спросил его: «Сколько времени нужно? Одна минута? Две? Один час? Один день?» Наконец, когда дело дошло до четырех дней, кристалл сказал ему: да. Вот сколько времени уйдет на то, чтобы запрограммировать этот кристалл. Я сказал, что могу упить и другой кристалл, который будет скорее готов к работе. Но он сказал, что нельзя. Так что придется мне ждать четыре дня, и потом придется всегда носить его с собой, причем ночью, когда я сплю, кристалл должен быть не дальше, чем в трех метрах от меня. Я правда верю, что вся эта галиматья в самом деле помогает. И в этом – основа позитивного мышления. Вот почему носят золото и драгоценности. Что-то в этом есть. А если носить жемчуг, он действительно как-то хорошо влияет. Он сказал, что во мне есть известное количество негативной энергии, и я спросил, как долго мне нужно будет к нему ходить, и он не ответил ничего определенного. Все так абстрактно. Но когда уходишь от него, чувствуешь себя лучше, чем прежде, – что правда, то правда. Самое же смешное было вот что: я подхватил где-то журнал для мануальных терапевтов, и там на обложке – наш любимец Джек Николсон, который и в Interview тоже на обложку попал. Стоит там рядом со своим мануальщиком, который правит фигуры всем звездам.

Поругался с Фредом. Его отношение такое – вроде как он редактор-журнала-на-телефоне. А я никак не пойму, справляется он или нет? Знаю, знаю: он старается делать все как можно лучше, но…

Четверг, 16 августа 1984 года

Делориана освободили, он возносит за это благодарности Богу.

Понедельник, 20 августа 1984 года

Жан-Мишель позвонил в половине восьмого утра, из Испании, но я был в душе и пропустил его звонок. Он был на Ибице, а теперь на Майорке – он ведь новая игрушка Бруно [Бишофбергера] и его окружения. Я уже жду, что в один прекрасный день он придет ко мне и скажет: «Ненавижу все эти картины, уничтожь их», и это – про картины, которые мы делали вместе. Да, а Кит сказал мне, что имя, которое поначалу было у него – SAMO, – было сокращением слов Same Old Shit («Все та же фигня»), и еще – что Жан-Мишель больше всех повлиял на новых художников.

Поехал на такси в «Джемс», чтобы встретиться с Филипом, Дэвидом, Китом и Хуаном (6 долларов). Еда была чудесная: рыба, приготовленная с пряностями, кориандром или шалфеем, – всегда ведь такая большая разница, если при готовке пользоваться правильными специями.

Я попытался выпросить у Филипа дизайн-проект для однокомнатного дома. Они начали жаловаться, что у них совсем нет денег. Я начал жаловаться, что у меня совсем нет денег. Кит тоже начал жаловаться, что у него совсем нет денег. В общем, все сидели и жаловались, что у них совсем нет денег. С ума сойти. Дэвид выпил три порции мартини, но почему-то на нем это никак не отразилось. Мы там просидели с половины восьмого до десяти. Я спросил Филипа, какие ощущения испытываешь во время авиакатастрофы, и он сказал, что – полный восторг. Это случилось примерно семь лет назад. Он оказался единственным, кто не пострадал. Они тогда приземлились прямо на заросли вишни (ужин 400 долларов).

Филип пойдет на ужин к Ньюхаусам, и там еще будут Сэнди и Питер Брент. У Сая Ньюхауса ведь есть портрет Натали [Вуд], и мы все надеемся, что он его купит. Однако в такой компании может получиться и так и этак. Потому что Питер и Сэнди могут попытаться предложить ему вместо этого портрета одну из моих картин из тех, что у них есть. С другой стороны, они могут захотеть, чтобы он заплатил за «Натали» очень много, ведь тогда возрастет стоимость моих картин, которые есть у них. У меня где-то есть еще одна «Натали», и я никак не найду этого «Уоррена» [Битти]. Пропал портрет, где-то на «Фабрике». Он, должно быть, скатан в рулон и где-то лежит. И если Ньюхаус не купит эту вещь, я, пожалуй, напишу письмо Роберту Уэгнеру. По-моему, его телесериал «Супруги Харт»[1278] снова будут показывать по телевиденю, потому что зрители без конца писали об этом.

Среда, 22 августа 1984 года

Позвонила Гейл Лав, сказала, что подписала договор с представителями компании Swatch, в котором сказано, что если кто-то купит две годовые подписки на Interview, то получит бесплатно часы Swatch, а если две пары часов Swatch, тогда одну бесплатную подписку на журнал. Она считает, что благодаря этому мы получим тридцать тысяч новых подписчиков.

Когда я сегодня утром проснулся, по телевизору показывали фильм «Игрушка» с Ричардом Прайором, и это странно. Я попросил П. Х. написать ему письмо от моего имени: чтобы, когда она будет в Лос-Анджелесе на следующей неделе, она сделала первую часть интервью с ним, а когда он сам приедет в Нью-Йорк, то я запишу вторую часть, и я, в общем, подписал это письмо и послал ему свою «Философию», так что теперь ждем ответа от него.

Вторник, 11 сентября 1984 года

П. Х. наконец вернулась из Лос-Анджелеса. Представители Ричарда Прайора сказали ей, что Ричард сейчас «живет затворником» на Гавайях и что они «подождут передавать ему его почту, до тех пор пока он не вернется в октябре». Она ездила в Лос-Анджелес, чтобы попытаться продать кому-то свой сценарий – студия «Зоотроп» Копполы продержала его два года, но не смогла получить финансирование, а потом обанкротилась. Пока П. Х. там была, она написала заявку другого сценария, о чем я ее попросил, – про «Девушку года» из шестидесятых, потому что я хотел показать эту идею Джону и, может быть, заинтересовать «Парамаунт».

Хорошо, что она вовремя вернулась, потому что этим самым избежала увольнения со своей работы, которая и занимает-то всего одну минуту в день… Пока П. Х. не было, умер Трумен. Его старый бойфренд Джек Данфи получил шестьсот тысяч долларов и нес прах Трумена в позолоченной книге с инициалами «ТК» на обложке. А Бриджид раскопала, что Кейт «Хэррингтон» вовсе никакая не племянница Трумена – ее на самом деле зовут Кейт О’Ши! Она – дочь его бывшего бойфренда Джека О’Ши. Того, который жил на Лонг-Айленде и у которого была жена и много детей. Я сейчас делаю портреты Трумена для обложки журнала «Нью-Йорк».

В общем, мне позвонил Жан-Мишель, а он уже целых два дня не звонил. Он теперь постоянно живет в отеле «Ритц-Карлтон», а не у себя на Грейт-Джонс-стрит, и его номер стоит что-то около 250 долларов в сутки. Фред уехал на свадьбу лорда Джермина. Джей в суде, его выбрали в коллегию присяжных заседателей, а Кейт с ним разошлась, и я не понимаю, что там случилось, однако он вроде как рад этому.

Я прочитал статью в «Таймс», она очень сухая, но там написано, что Барри Диллер переходит из «Парамаунта» в FOX! И будет получать тридцать миллионов в год. Это значит, что Джон теперь будет, видимо, работать в «Парамаунте» под началом Фрэнка Манкузо или кого-то еще. Что будет для него лучше. Хотя Барри вообще-то много сделал выдающегося.

Я занимался портретом Джуди Гарленд для Рона Фелдмана. Для этой самой рекламы – «Что больше всего идет легенде?»

Среда, 12 сентября 1984 года

Позвонил Ричард Вайсман и сказал, что приглашает на ужин с Кэтлин Тернер, она играла главные роли в фильмах «Жар тела» и «Роман с камнем». Поехал к Ричарду домой, и Кэтлин Тернер на самом деле такая элегантная, такая светская. Сказала, что вскоре будет сниматься в главной роли в фильме с Джеком Николсоном – я не разобрал названия[1279], потому что решил, что и так должен его знать. Она недавно вышла замуж за этого парня, его зовут Джей, и они странная пара. Он ростом примерно как я, но на каблуках она выше. Он какое-то время играл в группе Лэнса Лауда Mumps[1280], потом работал в компании своего отца, а потом создал, вместе с одним приятелем, собственную компанию – и во время кризиса 1974 года они скупили кучу недвижимости, пока она была дешевой, так что он стал миллионером.

У Ричарда была в гостях какая-то девушка, очень похожая на Джуди Холлидей, но только по-настоящему тупая[1281]. Притом тупая до крайности. Я таких давно не встречал. Я даже не понимаю, откуда она такая взялась. Она работала стюардессой в какой-то авиакомпании. Она сказала мне: «Ух ты, какой у тебя странный вид!», ей сказали: «Он художник», и она сказала: «Ну да, у меня сестра тоже художница, и она тоже странная, совсем как ты». А потом спросила меня, сделал ли я что-то особенное со своими волосами. И тут уже Ричард повел ее наверх, чтобы поговорить с ней.

Четверг, 13 сентября 1984 года

Ходил к доктору Бернсону, спросил, что если мы напишем о нем в Interview, и он сказал: «Я занимаюсь не тем, о чем хотел бы распространяться, поэтому не хочу, чтобы люди знали об этом». Однако когда уходишь от него, в самом деле чувствуешь прилив энергии. Как и после доктора Ли – чувствуешь приток сил. Значит, что-то все-таки происходит. Вот когда я пошел к тому парню, куда меня направил Кристофер, то не почувствовал вообще никаких изменений. А вот эти двое, они что-то все же делают. Как, например, когда Эйзо силой мысли заставил свою руку вспотеть. Доктор Бернсон – странный человек, рассказал, что до недавнего времени жил вместе с родителями. Сейчас покупает квартиру в кооперативе. Он сказал, что даст мне камни, которые были запрограммированы для него самого, однако он перепрограммирует их для меня.

Еще он сказал, что хочет прийти к нам в офис и посмотреть на мои картины, чтобы определить, какие от них исходят вибрации, но я побаиваюсь, что он увидит что-нибудь тысяч за пятьдесят долларов и тут же скажет: «Хочу». И как мне тогда быть? Если я скажу ему «Нет», он захочет лечить меня от негативизма… Это ведь вроде – как же это называется? – вроде мошенничества… Но, с другой-то стороны, энергию ведь ощущаешь, то есть это работает. Еще он лечит тех, у кого слишком горячие ладони. Все же в этом что-то есть. На такси на 52-ю улицу и Лексингтон-авеню, чтобы встретиться с Йонасом Мекасом и Тимми Форбсом в «Ниппон» (такси 6 долларов). Они пытаются собрать средства на Кооператив кинематографистов. Я спросил Йонаса, видел ли он какие-нибудь последние фильмы, и он сказал, что нет, ничего не видел – он ведь без конца занимается тем, что пытается собрать средства на свой проект. И ведь в самом деле [смеется] – он вообще не смотрит фильмы. Никогда. Работал над обложкой с портретом Трумена Капоте для журнала «Нью-Йорк».

Пятница, 14 сентября 1984 года

Церемония вручения наград MTV прошла совершенно восхитительно, это было похоже на шоу в кинотеатре «Фокс» в Бруклине в шестидесятые годы, – участвовало столько звезд! Я был кавалером Дайаны Росс, однако она сидела в другом ряду, в первом, потому что должна была получить награды для Майкла Джексона. В моем ряду сидел Лу Рид, но он даже не посмотрел в мою сторону. Я не понимаю Лу – ну почему он теперь со мной не разговаривает? Там были Род Стюарт, Мадонна, Синди Лопер, Бетт Мидлер, Дэн Эйкройд и Питер Вулф. Когда все уже закончилось, пошел сильный дождь. Ну прямо такой же, как когда Дайана Росс выступала в Центральном парке. Мы добрались в «Тэверн-он-зегрин», и всем, чтобы войти, пришлось двадцать минут стоять на улице, так что со всех зонтиков капало за шею, но потом внутри оказались исключительно знаменитости, которых так унизила необходимость стоять под проливным дождем снаружи, что все без конца жаловались друг другу на это.

Суббота, 15 сентября 1984 года

Был на ужине с Жан-Мишелем, он привел с собой какую-то женщину, которая пишет о нем статью для «Нью-Йорк таймс мэгэзин», притом с фотографией на обложке. Он будет на обложке! И он рассказал ей все-все про то, как он был мужчиной-проституткой, но она не сможет никак использовать это. Он, наверное, рассказал ей об этом потому, что хотел вызвать к себе глубокий интерес. Когда женщина найдет к нему верный подход, она из него вообще может что угодно выудить.

Воскресенье, 16 сентября 1984 года

Между прочим, Джон Райнхолд сказал мне, что он ведет по-настоящему личный дневник – только для себя. Он прячет его в кладовой, и вот недавно достал и прочитал записи за прошлый год. Это опасно, конечно, но он все же пользуется инициалами: например, напишет: «Встречался с Б.». Ну, если бы я писал такой дневник, я бы, ясное дело, забыл, кто это – Б.

Звонил Жан-Мишель, сказал, что у него возникли проблемы с Шенге, который следит за его квартирой на Грейт-Джонс-стрит. У Шенге есть собственное место внизу, но он тем не менее поднимается наверх, пользуется ванной Жан-Мишеля, спит в его постели, а теперь, пожив в «Ритц-Карлтоне», Жан-Мишель привык к тому, что постель должна быть застелена, а простыни подоткнуты. Он нашел этого Шенге на улице, у него вообще не было своего пристанища. Он типа растафарианец. Он женат, его жена и маленький сын живут в Бронксе, по-моему. Постель Шенге была прямо около входной двери, в холле, – можно подумать, что он притащил ее откуда-то с улицы, это так странно. Взял такси и заехал за П. Х., чтобы дальше двинуть в «Од ео н»: там у нас ужин с нашим фотографом из Interview Мэтью Ролстоном и с этим Холландом – он сын Джоэнны Карсон, П. Х. только что познакомилась с ним в Лос-Анджелесе (10 долларов). У него очень приятная внешность, и я предложил ему, что мы напечатаем его в рубрике «Первое впечатление», причем Мэтью сделает его фотографию. Мэтью рассказал, что когда он фотографировал Джоан Риверс для Interview, она сказала ему, что раньше была визажисткой и работала у Сесила Битона. Мэтью носит брошки. Это у него Майкл Джексон перенял эту манеру – носить брошки. Когда он фотографировал Майкла для Interview, подарил ему одну из своих брошек, и Майкл после этого стал всюду появляться с брошками. Но Мэтью, по-видимому, любит женщин, потому что когда он их фотографирует, они у него выглядят восхитительными (ужин 150 долларов).

Понедельник, 17 сентября 1984 года

Винсент забрал маленькие портреты Трумена Капоте, которые я сделал для «Нью-Йорка». Когда они их увидели, то сказали, что думали, что я сделаю что-то новое, а я нарисовал их в старой манере, потому что решил, будто им нужно именно это. Они заплатят мне гонорар за использование иллюстрации. Я ничего не понимаю в этих мизерных расценках, которые мне назначают, когда я что-то делаю для журналов, но каждый раз вспоминаю, как Карл Фишер[1282] фотографировал меня для обложки журнала «Нью-Йорк» в связи с выходом моей «Философии» – у него там были построены целые декорации, потом восемь или сколько там ассистентов – ну подумай сама, сколько же, наверное, на все это было потрачено! В общем, я так завелся от всех этих мыслей о том, что же это я так задешево работаю, что в результате позвонил в Vogue и спросил, где же те деньги, которые они мне должны.

Кит сказал, что арендовал за полторы тысячи долларов помещение магазина напротив «Здания Пэка»[1283]. В общем, по-видимому, он несколько похож на Питера Макса. Правда, Питеру Максу так и не удалось попасть в хорошие художественные коллекции, где представлен Кит. И еще Кит сказал, что больше не будет доверять посредникам продажу своих работ – все будет только в его собственном салоне.

Ник Роудс покупает произведения искусства, однако он ни к кому не прислушивается, а я ему сказал, что так поступать глупо, ведь это то же самое, что покупать акции на бирже. Но он ответил: «Я просто покупаю то, что мне нравится». И я помню, как Кэй Баллард говорила то же самое, когда двадцать или тридцать лет назад покупала картины, но ведь потом она даже не смогла вернуть потраченные средства.

Еще, немного раньше, звонил Бруно. Он сейчас продает за 40 или 60 тысяч долларов каждую из этих совместных работ – те, что делали Жан-Мишель, я и Клементе, а ведь нам он заплатил за все чуть ли не пятнадцать картин всего 20 тысяч, сказав: «Ну, это никто ведь не купит, это же курьез, диковина»… Вот так-то! И у меня почему-то странное чувство, что он платит Клементе на самом деле больше, потому что я не думаю, чтобы он сделал все это за такую малую сумму. А ведь это мне нужно платить больше, потому что цену-то поднимает мое имя. Ну что ж, зато благодаря Жан-Мишелю я начал по-другому писать, и это хорошо.

Вторник, 18 сентября 1984 года

Приехал домой и смотрел Тайрона Пауэра в фильме «Джесси Джеймс»[1284].

И это действительно серьезная работа. Может, он и не умел играть, но, боже ж ты мой…

Четверг, 20 сентября 1984 года

Ну вот, сегодня был день грандиозных планов: предстояла встреча с главным специалистом по кристаллам – ведущим литотерапевтом, он приехал в Нью-Йорк, его зовут доктор Рийс.

Поехал к нему на такси (3 доллара), это на 74-й улице, между Парк-авеню и Мэдисон-авеню. Платить нужно было вперед. Потом тебе выделяют твои, уже оплаченные, пятнадцать минут, после чего быстро-быстро выпроваживают. Я вошел в эту комнату, и все было как в фильме «Вторжение похитителей тел». Старая дама, за шестьдесят, одутловатая, похожая на мясника с рынка, и врач, крупный мужчина, этакий жлоб из глубинки. А помещение очень маленькое. И они быстро-быстро водили руками в разных местах и говорили при этом на таком птичьем языке, то вдруг скажут, что обнаружили «дыру», или что-то вроде: «Вот тут дыра, она исчезает», или еще: «Ц-85, 14, 15 Д-23, обратное 18, 75 дефис 4…». А потом он сказал что-то, и доктор Бернсон на это ответил: «О нет, он ничего не чувствует» – это про меня. И тогда доктор сказал мне: «Я вам все расскажу на следующей неделе», а дама заявила: «Я и не знала, что мне достался такой сложный случай». После всего этого я не отключился или потерял сознание, вовсе нет, хотя когда мы с Бенджамином только входили туда, какой-то мужчина лежал в трансе. В конце концов мы отправились в гастроном «Фрейзер Моррис», купили еду и устроили ланч прямо на улице: мы сидели на парапете у входа в музей Уитни, причем даже не знали, что внутри проходит выставка поп-арта.

Какая-то женщина, проходя мимо меня, увидела, что я ем курицу, и сказала: «А вот это – ни-ни!», и ведь она права. Мне не полагается есть мясо. Но я все же стараюсь вести себя как обычные люди. Раздал много автографов. Потом мы зашли в салон Вито Джиалло[1285] и там столкнулись с Паломой Пикассо, которая приехала в Нью-Йорк всего на один день, чтобы рекламировать свои духи. Она снова такая худая, просто невероятно, и у нее ни единой морщинки.

В газетах удачные заголовки про то, что Мохаммед Али[1286] чем-то болен. Я их отложил для серии «На первой полосе» – это новые картины, которые я хочу делать. Еще: Джон Райнхолд позвонил мне вчера утром и сказал, что выставлено на продажу здание «Польского института», которое рядом с моим домом. В общем, он сходил туда, выяснил, за сколько продается: 2,7 миллиона долларов. Позже я пошел на вечеринку у Джуди Грин, это в доме 555 на Парк-авеню. Там были Арлин Фрэнсис и ее коротышка-муж Мартин Гебел[1287], который все еще жив, и она третирует его, обращаясь с ним, как с игрушкой. Си-Зи пригласила меня на панихиду по Трумену.

Суббота, 22 сентября 1984 года

Позвонил Джону в «Парамаунт» и попросил его встретиться со мной около МоМА. Нас легко пропустили на выставку «примитивного искусства», туда, где рядом со старыми вещами висят новые: чтобы было видно, что откуда заимствовано. Потом пошли посмотреть выставку Ирвинга Пенна, те самые фотографии, которые я так хорошо помню, потому что ведь это в первую очередь из-за них я переехал в Нью-Йорк. Та к было здорово их снова увидеть, они совершенно так же воспринимаются, как тогда, хотя… И я все думал, ну почему я не купил фотоаппарат, когда только-только приехал в Нью-Йорк, потому что тогда в фотографии было столько возможностей, и если ты просто делал что-то «как все», ты вполне мог прославиться. Ну то есть вот ты сфотографировал какую-то известную персону, ну как тут может что-то не получиться? Я бы тогда сегодня делал коммерческую рекламу для телевидения. Тогда вся жизнь сложилась бы по-другому. Есть над чем подумать. А что касается фотографий Ирвинга Пенна – так смешно видеть, что модели тогда были постарше нынешних лет на тридцать пять. Он много снимал свою жену, ее звали Лиза Фонсагривз. Я так хорошо помню одну его фотографию, когда из женской сумочки вываливается все ее содержимое – транквилизаторы и всякое такое. Выставки чудесные. Стив Рубелл спросил, не хотим ли мы взглянуть на его будущий новый клуб. Это кинотеатр «Палладиум» на 14-й улице, он раньше был Академией Музыки. Он повез нас туда и без конца спрашивал: «Ну как? Нравится?», и снова: «Ну как? Нравится?» Там огромное помещение. Дизайнером у него был какой-то знаменитый японский архитектор.

Воскресенье, 23 сентября 1984 года

Пытался дозвониться до Жан-Мишеля, потому что он хотел сходить на выставку поп-арта в музее Уитни, а потом поработать со мной, однако его нигде не было. Тогда мы с Джоном пошли туда без него (билеты 5 долларов). Я расписался на куче открыток, которые мне давали посетители выставки, эти открытки прямо там и продаются. Это репродукции моей «Мэрилин» и других вещей. Я не думаю, что получу какие-то деньги за эти репродукции. Я тут как-то поругался с Фредом, который хотел, чтобы я подписал договор с одной компанией, выпускающей открытки, потому что, как он сказал, тогда эта компания заставит другие открыточные компании прекратить выпуск таких репродукций, но я все же не понимаю, насколько это реально.

Раушенберг был самым лучшим на этой выставке: почему-то его вещи выглядели совершенно новыми, свежими. Не понимаю, отчего так. Правда, вещи Джаспера Джонса тоже хорошие. Картина Сигела смотрелась эффектно, потому что очень большая, но все же она безобразная. Шины снаружи музея выглядели до того потрясающе, что можно было подумать, будто и вся выставка такого же уровня или около того, однако музей Уитни невелик. У них есть и мои ранние вещи, много моих вещей. Жан-Мишель сказал, что, на его взгляд, они лучше всех других, но ведь, сама понимаешь…

Потом я бродил по улицам, пришел домой, вскоре позвонил Жан-Мишель. Ну, теперь он снял номера в двух отелях. Один номер в «Ритц-Карлтоне», а другой в «Мейфэр Риджент» на 65-й улице. Наверное, он соревнуется со мной, хочет жить где-то на элегантных Восточных 60-х улицах. Я сказал ему, что у нас ужасно ловит телевизор, но он мне не поверил, а вот когда он поселился в «Мейфэре» и обнаружил, что не может найти канал Showtime или что-то еще, тут до него наконец дошло. Да, хорошие телепрограммы – это важно. В общем, он вернулся в «Ритц-Карлтон». У него там большое джакузи.

Понедельник, 24 сентября 1984 года

Утром я помчался к доктору Ли (такси 4 доллара). Сделал несколько анализов крови, и вдруг она их выплеснула прямо на меня, эту кровь. Мне предписано трижды в день есть рис, но я жульничаю: ем рисовые крекеры. Придется поехать на панихиду по Трумену. Потом у Си-Зи Гест будет прием. Стив Рубелл лучше всего выразил мои ощущения, сказав: «Если ты не пойдешь на мою панихиду, я не пойду на твою». Вот и договорились. Джей идет туда – по-видимому, они с Кейт снова сошлись.

Я спросил Пейдж, не хочет ли она пойти со мной на вечеринку Ахмета Эртегюна в «Карлайл» (такси 3 доллара). Ахмет встречал гостей в дверях. Были все те же: Джерри Зипкин, Мика и Чесси. Свет был сильно приглушен. Там была миссис Бакли и Шарлотта Кертис, и Шарлотта крикнула мне: «А-а, ты красишь брови!» Ну что можно ей на это сказать? «Ага, они двух тонов». У Шарлотты всегда такое кислое выражение лица. Но все же она мне нравится. Она писала такие отличные колонки в шестидесятые. Пейдж оказалась там самой молодой.

Вторник, 25 сентября 1984 года

Я забыл рассказать, что когда я был у доктора Линды Ли, пришла Роберта Флэк и сказала: «А я видела тебя в это воскресенье в церкви святого Винсента». Она объяснила, что сама ходит в баптистскую церковь, а в мою просто забрела случайно.

Бродил по Пятой авеню.

Псих Мэтти явился к нам в офис, но Бриджид его выгнала. Он опять похудел, но вроде бы в порядке, чокнутый не больше, чем обычно, нормальный такой псих. Не думаю, что с ним все еще живет та женщина, которая обитала в его номере. И вот почему сумасшедшие способны обзаводиться бойфрендами и подругами, а нормальные – не могут? Ты можешь мне это объяснить?

Меня пригласили на корабль Малкольма Форбса, где будет еще и миссис Маркос.

Я очень хотел бы получить заказ на ее портрет, прежде чем у них там что-нибудь случится. Фред Лейтон, должно быть, всякий раз невероятно радуется, когда узнает, что она приехала в Нью-Йорк. Она ведь приходит к нему в ювелирный магазин и оставляет там просто-напросто миллионы. Работал до семи.

Среда, 26 сентября 1984 года

За мной зашел Бенджамин, мы вышли на улицу и тут же наткнулись на Психа Мэтти. Мы взяли такси, и он отвязался от нас, но потом через два квартала нагнал нас, подошел к нашему такси, которое стояло у светофора, открыл переднюю дверь – заднюю я на всякий случай закрыл – и стал просить денег. Короче, он теперь научился вымогательству.

Четверг, 27 сентября 1984 года

Разговаривал с Китом Харингом, который сказал, что у него на днях было препоганое настроение, и он пошел в музей Уитни и посмотрел выставку поп-арта, увидел моего «Дика Трейси», и ему он страшно понравился, а я сказал, что его недавно продали за полмиллиона долларов, и он ответил, что это недостаточно, эта вещь стоит миллион и что если бы у него был миллион, он бы ее купил. Было очень любезно с его стороны – сказать такое. А как приятно это было услышать! Эту вещь купил Сай Ньюхаус у Ирвинга Блума. Пошел на встречу с Брентами – поужинать в «Джемс» (такси 6 долларов). Я сказал метрдотелю, что мы хотели бы сесть внизу, но он и в этот раз отвел нас наверх, и позже я понял, почему – прямо позади меня сидел Роберт Редфорд, и с ним были его, наверное, жена и дочка. Я ничего не сказал ему, потому что это было бы не круто, но когда вернулся домой, то случайно прочитал интервью с ним в старом номере Playboy и решил, что на самом деле просто должен был поздороваться с ним, потому что он, оказывается, в какой-то момент своей жизни попытался стать художником, и еще он там говорил о том, как в пятидесятые годы был художественным редактором одного журнала в Нью-Йорке. А я ничего этого и не знал! Это значит, что он обо мне, несомненно, знает.

Я, кстати, говорил Дневнику, что Мерв Гриффин[1288] отказался от нашего телешоу? Взял и отказался.

Суббота, 29 сентября 1984 года

Разговаривал с Китом и Жан-Мишелем. Я хотел, чтобы Жан-Мишель пришел в офис порисовать, но он был занят празднованием дня рождения своей матери, поэтому я пошел туда, чтобы повидаться с ним и познакомиться с его матерью. Это миловидная женщина, она несколько похожа на матрону, но выглядит хорошо. Он, правда, терпеть ее не может – и рассказывал мне, что когда она ложилась в очередную психушку, он чувствовал себя заброшенным. Все же ему не нужно ее стыдиться, она была действительно мила и всякое такое. Его отец с ним не встречается. Мать с отцом разведены, и отец живет с другой женщиной. Он бухгалтер.

Жан-Мишель все еще снимает этот номер в «Ритц-Карлтоне», который стоит ему 250 долларов в день. А бетонный стол, который он заказал архитектору Фредди для своей квартиры на Грейт-Джонс-стрит, заполнил собой всю комнату, так что Жан-Мишель только что разбил его на куски. Еще я узнал от Роберта Лафлина, который живет в соседней квартире (она раньше принадлежала Кенни Шарфу), что когда Фредди въехал в квартиру Кенни, там были одни лишь рисунки Кенни Шарфа, на всех стенах, повсюду, и Фредди закрасил их все! Он закрасил их белым! Он даже не снял двери, на которых тоже были написаны картины, – их-то было бы легче сохранить!

Понедельник, 1 октября 1984 года

На улице так холодно. А вот как вести себя, когда наглые старые шлюхи отталкивают тебя и хватают твое такси? В конце концов удалось взять такси (8 долларов), но движение на улицах сегодня такое медленное. Всю вторую половину дня прождали звонка Стюарта Пивара, потому что Майкл Джексон должен был позвонить ему перед тем, как прийти и посмотреть его Бугро[1289]. Правда, Стюарт вышел на минуту и пропустил звонок, однако он все же еще может прийти сегодня. Если все это вообще реально. Эти Бугро теперь стоят по два миллиона долларов за картину, а у Стюарта их что-то около четырех. Это смешно, конечно, но эти картины – идеал Майкла Джексона: там изображены мальчики лет десяти с крыльями фей в окружении красивых женщин. И Стюарт Пивар на самом деле обожает юные тела. Это, как он считает, молодит, это все – гормоны. Ему нужны семнадцатилетние, но он не может никого заполучить.

Вторник, 2 октября 1984 года

Жан-Мишель пришел в офис, чтобы порисовать, но заснул, прямо на полу. Он был похож на бездомного бродягу. А когда я его разбудил, он создал два шедевра, и они невероятно прекрасны.

Среда, 3 октября 1984 года

Жан-Мишель звонил три или четыре раза, он принимает героин. Бруно пришел к нам, увидел незаконченную картину Жан-Мишеля, тут же сказал: «Я хочу ее, я хочу ее», так что он сразу отдал ему деньги и забрал ее с собой, а меня снедали странные ощущения, потому что вон уже сколько времени никто так не реагировал на мои картины. А ведь когда-то только так и реагировали. Я собрался на прием, который Малкольм Форбс дает на своей яхте в честь Имельды Маркос. У меня очередной конфуз: думал, что опоздал на прием, а на самом деле приехал слишком рано. Большинство гостей – старики, и все они с моей улицы, Восточной 66-й, – это, наверное, самая богатая улица на свете. Имельда тоже живет на ней, между Пятой авеню и Мэдисон-авеню. Пришла Ли Радзивилл. У нее короткая стрижка, ей очень идет. А вот Имельда немного растолстела, поэтому если мне придется делать ее портрет, я бы хотел нарисовать ее, какой она была когда-то, на конкурсе красоты, где она получила титул «Мисс Филиппины». Она была хозяйкой вечера, а позже, после ужина, спела около дюжины песен, сначала «Чувства», а потом эту песенку времен войны, ну, ты ведь знаешь ее: «дути-бути-ара-тара». Ну, как же это было? А-а, вот: «Едят овес кобылы»[1290]. Все говорили, что когда Имельда попадает на вечеринку, ее невозможно остановить, что она всегда уходит последней, и это оказалось правдой: она гуляла по полной программе. Потом на такси в «Мистер Чау», где Жан-Мишель устроил празднование дня рождения этой девицы, которая сумела его уговорить, чтобы он все это устроил. У него были Диего Кортес, Клементе и другие, и когда я туда приехал, он уже заснул, он даже по-настоящему храпел. Мы его разбудили, чтобы он оплатил счет, потому что я не собирался делать это за него. Вернулся домой, включил шоу Леттермана[1291] – и там был Малкольм Форбс! Он говорил про все на свете. И я подумал: боже мой, какое же хорошее название для журнала – Forbes. Они просто взяли и назвали его своей фамилией. И я начал думать про журнал «Уорхол». [Смеется.] Ну нет, мне не настолько нравится моя фамилия. Я даже хотел ее поменять. Когда я был маленький, я собирался взять фамилию Морнингстар – а, каково? Энди Морнингстар! Я думал, что это прекрасная фамилия. И я чуть было не начал использовать ее для своей карьеры. Это было еще до книги под названием «Марджори Морнингстар»[1292]. Мне просто нравилась именно эта фамилия, куда больше всех остальных.

Пятница, 5 октября 1984 года

Пришел Жан-Мишель, он работал всю вторую половину дня. Был Руперт, он сейчас здесь, в доме 860, занял всю заднюю часть офиса и проверяет новые принты. Из серии «Детали». Мне они очень не нравятся. Например, детали «Венеры» Боттичелли[1293]. А вот людям это нравится больше всего. Заставляет задуматься… Вот, например, публике точно так же понравилась моя обложка с Джеймсом Дином для книги Дэвида Долтона[1294]. Ведь ее раскупают в виде принтов.

Воскресенье, 7 октября 1984 года

День был чудесный. Говорил по телефону с Жан-Мишелем, и он хотел прийти поработать, так что мы запланировали встретиться в доме 860. Я пошел в церковь, а потом долго не мог поймать такси и в конце концов прошел до офиса половину пути (такси 3,75 доллара). Впустил Жан-Мишеля – он ждал меня внизу. Он писал картину в темноте, и это было замечательно. В этот день Сьюзен Блонд выходила замуж за Роджера Эриксона[1295], отмечали в «Кафе Люксембург», и я не хотел вести Жан-Мишеля к себе домой, чтобы там выбрать картину в подарок молодоженам, поэтому мы вдвоем написали ей новую картину прямо в офисе. Жан-Мишель такой трудный человек: никогда не знаешь, в каком он настроении, под каким наркотиком он сегодня. Вдруг сделается суперподозрительным и начинает без конца повторять: «Ты меня просто используешь, ты меня просто используешь», а то вдруг чувствует себя страшно виноватым, что подозревал меня в этом, и тогда ведет себя ужасно мило, лишь бы постараться загладить свою вину. И еще – он не может решить, что доставляет ему удовольствие. Вот, например, когда мы приехали к Сьюзен на свадьбу, ему там не понравилось, и я так и не понял, почему: то ли из-за того, что он был под кайфом, то ли он терпеть не может толпы, то ли ему там показалось скучно. Я же ему говорю, что чем более знаменитым он станет, тем больше ему придется принимать участие во всех мероприятиях такого рода (такси 10 долларов). Я познакомился с матерью Роджера, и она выглядит точь-в-точь как Сьюзен, да и ведет себя точно так же. Из Калифорнии прилетел Джонатан Робертс[1296], и я спросил его, зачем же он себя так утруждал? Я спросил его: «Только потому, что у тебя когда-то было свидание с Сьюзен?»

Дэнни Филдс был шафером, он произнес небольшую речь. Там был Стив Рубелл, и он почему-то вел себя не слишком дружелюбно по отношению ко мне. Ну, я имею в виду вот что: он был очень дружелюбен, а иногда – очень-очень-очень дружелюбен… То есть не был одинаково дружелюбен все время. Одна дама на этом событии была из Лос-Анджелеса, и она пожаловалась, что купила у Ронни Левина старинный стол, и он забрал деньги, а стол так и не доставил, тогда она позвонила его матери, и та сказала, что Ронни пропал. Я расспросил П. Х. про все это, и она сказала, что дело серьезное, что никто ничего о нем не знает уже несколько недель и что если бы он был жив, то, конечно же, позвонил хотя бы кому-то из своих знакомых – ведь он такой болтун.

Понедельник, 8 октября 1984 года

Заехал за Жан-Мишелем, а у него дверной звонок звонит каждые пятнадцать секунд, и это мне живо напомнило нашу прежнюю «Фабрику». Он говорит пришедшим, например: «Слушай, парень, а что же ты не звонишь по телефону, прежде чем заявиться ко мне?» Какой-то парень, которому он отдал свои карикатуры когда-то раньше, когда ему просто нужно было где-то жить, теперь продал их, отлично заработав: выручил пять тысяч долларов или что-то вроде того. В общем, Жан-Мишель теперь узнает, что такое быть в бизнесе, как все просто перестает доставлять удовольствие, и тут начинаешь задумываться: а что же это такое – искусство? Оно в самом деле рождается в тебе или же это только некий продукт? Сложный вопрос.

Да, забыл сказать, что сын доктора Росси, который только что закончил Йель, хочет делать видео, поэтому я послал его поговорить с Винсентом. Доктор Росси – тот врач, который спас мне жизнь в 1968-м, когда в меня стреляли.

Вторник, 9 октября 1984 года

Я кое-что сделал в связи с днем рождения Шона Леннона, и картина еще мокрая – это небольшая коробка с конфетами в форме сердца, и на ней написано «Я тебя люблю» – и еще я принес для него «щетку для красок», в нее вместо щетины вставлен пучок полосок бумаги красного цвета. Еще я сделал браслет из однопенсовых монеток. П. Х. заехала за мной, и мы отправились в «Дакоту» (такси 6,50 доллара). Снаружи стояли фанаты, в честь такого дня они устроили суточное «бдение». Дело в том, что девятое октября – это день рождения и Шона и Джона. У Йоко всем полагается снимать обувь, поэтому в прихожей стояла целая шеренга ботинок и туфель. Я не хотел, однако, снимать свои ботинки, и не хотел, чтобы П. Х. снимала свои туфли, чтобы я был не один такой. П. Х. сказала, что когда она как-то раз была в Королевском дворце на Гавайях, то экскурсоводы раздавали всем пришедшим специальные бахилы, чтобы их натягивали на обувь, и, по-моему, это куда лучший способ сохранять чистоту в доме. В общем, когда мы услышали, что где-то упала и разбилась рюмка, это и стало для нас предлогом, чтобы объяснить, что мы не хотим ходить по дому в носках: ведь можно наступить на осколки стекла. Йоко пошла и позвала Шона, и едва он вошел в комнату, как тут же спросил: «А ты принес мой доллар?» Йоко сказала, что он постоянно вспоминал про это и все хотел получить вторую половину долларовой бумажки – я ведь в прошлый раз разорвал ее надвое. Тогда я дал ему целую кучу половинок разорванных однодолларовых бумажек, и он занялся поисками именно той половинки, которая подошла бы к его половинке. Там был Кит, он привел с собой Кенни Шарфа. Были Уолтер Кронкайт, Джон Кейдж, Луиз Невельсон[1297] и Лиз Робинсон. Я специально, смеха ради, неправильно написал имя Шона на некоторых подарках – не Sean, а Shawn, и вот, когда Шон стал подписывать бумажные салфетки для меня, он так же и расписался. У него на руках были перчатки, похожие на те, что носит Майкл Джексон, только у Шона перчатки на обеих руках – их подарил ему его друг, малыш Макс Лерой, сын Уолтера Лероя. Майкл Джексон – его любимый певец. Он сказал, что еще ему нравится Принс, а еще он, наверное, любит Боя Джорджа – он потом, позже, нарисовал его на компьютере. Кит и Шон мигом поладили. Кит очень здорово умеет играть с детьми – он так классно играл с одной малышкой, которая тоже пришла в гости на день рождения: он все гонялся за ней, держа в руках плюшевую зверушку. Шон сидел между мной и Робертой Флэк.

Торт был в виде большого белого рояля. Это была, оказывается, идея самого Шона – чтобы был рояль. У него в спальне есть пианино. Он сам разрезал этот торт. Гарри Нильсон дирижировал всеми, когда запели традиционную поздравительную песню «Ведь он замечательный парень», а потом Шон выступил с очень славной речью, он сказал, что если бы его отец был сейчас с нами, мы бы пели: «Ведь они замечательные парни».

После ужина Йоко с Шоном и кое-кто из гостей пошли вниз, потому что пятый телеканал WNEW устроил трансляцию с места события – правда они хотели сделать свой репортаж внутри здания, но в последний момент администрация «Дакоты» запретила это. Большинство гостей, однако осталось за столом. Мы зашли в спальню Шона, и там был этот молодой человек, который устанавливал компьютер Apple, который Шон получил в подарок: модель Macintosh. Я сказал, что мне одно время без конца названивал какой-то тип, который вроде бы хотел подарить мне компьютер, но что я так и не перезвонил ему или еще что, и тут этот молодой человек взглянул на меня и сказал: «Ага, это был я. Меня зовут Стив Джобс». Он выглядел таким юным, просто будто он еще в колледже учится. Он сказал, что теперь все же пришлет мне компьютер. А потом дал урок рисования на компьютере. Пока что они выпускают его только с черно-белым экраном, но скоро появится и цветной. Кит и Кенни им уже пользовались. Кит уже сделал как-то раз дизайн футболки с помощью компьютера, а Кенни только начал его использовать, и я почувствовал себя таким старым недотепой, стоя рядом с этим молодым гением, который участвовал в его изобретении. В спальне Шона два матраса на полу и много фотографий The Beatles, а еще на стене – большая фотография Йоко, снимок Руперта Смита. Весь пол был усеян подарками и упаковочной бумагой, а на полках у него полным-полно всяких игрушек-роботов.

После того как мы ушли, мне стало совсем грустно, потому что раньше я был лучшим взрослым другом Шона, а теперь, по-моему, это Кит. Они здорово поладили, и Шон уже пригласил Кита на еще один свой день рождения – он устраивает его для своих сверстников, завтра, но я не думаю, что меня туда пригласили, и это очень обидно.

Суббота, 13 октября 1984 года

Встал рано, на улице приятная погода. Джей снова сошелся с Кейт Хэррингтон, и он слишком счастлив в своем этом семейном режиме, чтобы еще ходить на работу. Бенджамин тоже слишком счастлив в своем семейном положении, чтобы пойти на работу. Короче, я пошел на работу один (6 долларов). Единственным, с кем я говорил по телефону, был Майкл Уолш, парень из Ньюпорта, который хочет показать мне свои работы. Работал в одиночку до восьми вечера. Потом – в аптаун (6 долларов).

На такси к Мику и Джерри на Западную 81-ю улицу, они позвали меня на ужин (такси 4 доллара). Снаружи стояли целых три амбала-телохранителя. У них в гостях был еще Джек Николсон, и он теперь тоже взялся за Бугро – у него ведь уже есть все эти Ремингтоны[1298], так что теперь он покупает несколько картин Бугро.

Младенца не было. Была сестра Джерри, по имени Рози, и она выставила напоказ свои сиськи, это так странно, я не понимаю, зачем ей нужно так одеваться, когда у нее этот здоровенный муж, отличный, привлекательный мужик. Я разговаривал с Венди Старк, и у нее было три фотографии ее дочки, и было похоже, будто у нее тройняшки. Пришла Вупи Голдберг, был этот самый Гарфункель и еще Майк Николс. Тина Чау занималась на кухне едой, они приготовили ее у себя в ресторане. Я подошел к Джеку Николсону – поговорить насчет того, чтобы он снялся в фильме о Джексоне Поллоке, для чего мы с П. Х. сейчас собрались купить у Рут Клигман права на экранизацию ее книги, но тут в разговор ввязался Фред, который сказал, что это кошмарная идея, что Рут Клигман – это еще один Псих Мэтти, и тогда Джек произнес: «Давайте-ка я оставлю вас, двух магнатов кинопроизводства, чтобы вы смогли вести ваш спор до победного…». Джек пришел в костюме, который заказал себе в Лондоне, и он в нем похож на ящик.

Мик напился и был страшно дружелюбен, он подошел ко мне и несколько раз обнял. А я радовался, что не привел с собой Корнелию, потому что она представляла бы угрозу для Джерри. Я был, правда, удивлен, когда увидел там у них Уитни Тауэра, потому что Джерри всегда обвиняла его в том, что он поставлял для Мика разных девиц. А в другой комнате было полным-полно всяких звезд.

Понедельник, 15 октября 1984 года

У меня был назначен прием у доктора Линды Ли, но я опоздал на пятнадцать минут и поэтому пришлось ждать, пока она освободится. Она сказала, что у меня аллергия на картофель, и я не понимаю – она волшебница или просто учуяла это, потому что я в самом деле утром ел картошку. Она сказала, чтобы я некоторое время не ел белую картошку. Потом я ушел оттуда (телефон 2 доллара, газеты 3 доллара).

После работы пошел с Жан-Мишелем к нему в «Ритц-Карлтон», чтобы наконец своими глазами увидеть его номер, но когда мы с ним туда пришли, он решил, что там так красиво, что больше он никуда не пойдет.

Вторник, 16 октября 1984 года

Позвонил Джеки Кертис, сказал, что умерла Элис Нил. Я все собирался ей позвонить. Это была очаровательная старая дама. Ну, ей, наверное, уже немало лет – за восемьдесят, надо думать. Кажется, что я только недавно видел ее в телешоу Джонни Карсона. Джеки хочет разместить в Interview объявление о премьере пьесы, в которой он играет, но можем ли мы доверять ему – заплатит ли он нам за рекламу?

Жан-Мишель, я, Джон Секс и Фэб Файв Фредди[1299] поехали на такси в аптаун, в театр «Лайсеум» (Lyceum), на шоу Вупи Голдберг (8 долларов). Мы опоздали к началу, а наши места были во втором ряду. Вупи великолепна: одна на сцене без декораций, она держала внимание зала в течение полутора часов. Она действительно умная и всякое такое. Она проделала такой трюк: попросила, чтобы зрители дали ей монеты в двадцать пять центов, но потом не отдала их. Когда представление закончилось, мы пошли к ней за кулисы, и она сказала, что обычно возвращает монетки – я ее спросил про это, но какой-то человек дал ей доллар и это ее покоробило, и еще: она собрала четыре доллара и передаст их в благотворительную католическую организацию. Ей очень понравился Жан-Мишель, и я пригласил ее пойти поужинать с нами, но она сказала, что у нее колики или что-то в таком роде.

Среда, 17 октября 1984 года

Наш юрист, Риза Дикштейн, попала на первую полосу «Пост», потому что она защищает «Бандершу с “Мэйфлауэр”»[1300] – и это говорит лишь об одном: нам повезло с юрисконсультом.

В наш офис на ланч приходила Глория фон Турн-унд-Таксис, эта принцесса из сказки, пришла она вместе со своим сказочным принцем пятидесяти восьми лет, за которого вышла замуж, когда ей было двадцать или около того, и оказалась на обложках всех немецких журналов, потому что он – миллиардер, которому понадобились дети, чтобы было кому оставить наследство. У них уже трое детей сейчас. Еще у нас была Бетси Блумингдейл. Принц Иоганн фон Турн-унд-Таксис тут же взялся рассказывать всякие скабрезности. Рассказал, как еще в молодости приехал в Голливуд и познакомился с Мэрилин Монро, и она, мол, стала увиваться за ним, пригласила на ужин, но он сказал, что в то время женщинами не интересовался, и сказал это при всех. Они оба выражаются откровенно. Его жена говорит о молодых людях, и он потом говорит про молодых людей с большими членами. Это так абстрактно. Как бы то ни было, он рассказал, что спросил у Мэрилин Монро, кто будет у нее на ужине, и она назвала какие-то имена, он приехал к ней, она вышла в платье с особенно глубоким декольте, практически в неглиже, и он спросил ее: «А где же все?», а она ответила: «А они все не смогли приехать». В общем, они пили розовое шампанское, потом был ужин, а потом она потянула за какую-то тесемку и… оказалась перед ним совершенно голая, а он не мог… и потому, шлепнув ее по буферам, лишь сказал: «Ну, пока, кисонька!» Он сказал, что мог бы, конечно, и притвориться и тогда бы у них все закрутилось, но ведь тогда женщины – он повторил еще раз – вовсе его не волновали. Она, по-видимому, была в курсе, что он богат. Ну или, может, он был очень красив. Потому что он еще рассказал нам, как однажды Пабло Пикассо познакомился с ним и захотел написать его портрет, причем сказал, что напишет два портрета и один подарит ему, но он решил, что это просто какой-то старикан, которому нужно было его тело. Они познакомились на пляже. Но я не уверен, что так было. Может быть, да, однако он вспоминал и кое-что про меня, а вот я такого вовсе не помню, так что… Он, например, сказал, что как-то раз пригласил меня в ресторан, но я сказался больным, а потом он звонил мне домой и меня там не было – но я-то знаю, что не давал ему свой домашний номер.

Потом я проводил их к лимузинам, и Глория захотела, чтобы я нарисовал член на ее экземпляре Interview. Фред отметил потом, что это первая вечеринка для людей из общества в нашем новом здании. Было бы, конечно, здорово устроить все это в зале дря приемов. Но там протекает потолок. И еще: Фред заказал построить столы на крыше! Не понимаю, зачем. Его небольшая столовая очень славная, однако это не то же самое, что в зале для приемов.

Понедельник, 22 октября 1984 года

Отправился в новый офис и там познакомился с этим строительным подрядчиком, который так нравится Винсенту и Фреду. Я разозлился на него, когда услышал, что терраса на крыше обойдется нам в сто тысяч долларов, и сказал: «Мы хотим обычную крышу». Я лишь рассмеялся, когда он мне сказал, что все будет готово к Рождеству. Да-да, конечно. Надо будет еще раз обдумать все это. Руперт сказал, что его квартиру ограбили, поэтому не нужно огорчаться, если работы, которые я еще не подписал, вдруг появятся на аукционе. Но потом ему позвонили из полиции и сказали, что часть картин уже нашли. Работал до половины восьмого.

Поехал на такси домой (6 долларов), наклеился и пошел на ужин в «Сэклер» на Парк-авеню – это был прием в честь супруги Майкла Кентского. Надо было появиться до ее приезда, но я опоздал. Ужин был всего на восемь человек. И одна дама из гостей никак не могла выйти из туалета, но все не обращали на это внимания на протяжении получаса, и вот когда она наконец выбралась, то обвинила Джилл, что та слышала ее просьбы и ничего не сделала, а Джилл на это возразила, что она в самом деле ничего не слышала, но, я хочу сказать, если уж я услышал ее, то…

Пятница, 26 октября 1984 года

Заходил Виктор. Хальстон теперь работает дома.

Джулиан Шнабель будет праздновать день рождения в «Мистере Чау», он пригласил меня, но мы с Жан-Мишелем не хотели ему перезванивать, потому что понимали: он захочет прийти к нам и посмотреть, над чем это мы работаем. Работали до без десяти восемь (такси 6 долларов). Зашел Джон Лури, который снялся в главной роли в фильме «Более странно, чем в раю»[1301], и мы выпили с ним шампанского, но это было ошибкой. Отвез его домой в половине первого ночи (такси 7 долларов).

Суббота, 27 октября 1984 года

В первой части статьи про Трумена Капоте в журнале «Нью-Йорк» напечатали большую фотографию Кейт, а сейчас должна выйти вторая часть, и мне интересно, будет ли там сказано, что на самом деле она – дочь его прежнего бойфренда, Джека О’Ши.

Понедельник, 29 октября 1984 года

Сегодня проходил нью-йоркский марафон, было жарко и влажно, поэтому бегунам пришлось очень нелегко. Один бегун, француз, даже умер – это первый такой случай во время марафона. А женщина, которая выиграла соревнования, обделалась, у нее был понос, и телевизионщики попытались замять это, сказав: «Она без конца подтягивает свои штаны».

Звонил Кенни Шарф, пригласил меня прокатиться на его кадиллаке – он ведь приехал на нем сюда из Лос-Анджелеса и по дороге все время его разрисовывал. Теперь на нем изображены бокалы с шампанским и чудовища. Он подъехал вместе с Китом, и машина выглядела шикарно, и за ними все время следовали полицейские, потому что им тоже хотелось получше рассмотреть ее, как и всем вокруг. В общем, мы поехали в аптаун, на 90-ю улицу и Ист-Ривердрайв – посмотреть граффити, которое сделал Кит. Оно примерно 75 сантиметров в высоту и 60 метров в длину, длиной почти в три квартала. Он покрасил все белым, а потом пульверизатором нанес изображения маленьких черных и красных фигур, но лучше было бы сделать их просто серебряными. Город, на самом деле, не стал лучше выглядеть…

Позвонил Хальстон, пригласил меня на ужин к себе домой – должны еще быть Джек с Анжеликой и Стив Рубелл с Аланой, еще Бьянка, и я сказал, что, конечно, приду, потом смотрел телевизор, а потом в девять вечера пошел к нему. Еще туда пришла Энн Теркел, которая прежде была замужем за Ричардом Харрисом[1302]. А Бьянка целовалась с ее бойфрендом, как будто она на самом деле – тринадцатилетняя Джейд: целовалась прямо при Алане, которая все рассуждала о том, как они поделят деньги при мирном расставании. Ох уж эти девицы. Та к странно, что едва личные отношения перестают развиваться, они тут же заводят этот разговор про «расчеты». Бьянка ругала дом Аланы в Лос-Анджелесе, говорила, что он совершенно захламлен и все там в дурном вкусе – в общем, они с Аланой чуть не подрались. А ведь подруги. Но главным лицом на этой вечеринке был Питер Вулф[1303], и я сказал ему, что все женщины сходят с ума по нему, потому что обожают его музыкальный видеоклип. Ужин был хороший. У Хальстона несколько поредели волосы. В его доме больше нет того шика, которым он отличался, когда там жил Виктор.

Вторник, 30 октября 1984 года

В новостях говорили про Ферраро[1304]. Поначалу она мне нравилась, но сейчас она стала так похожа на всех остальных: будто заводная механическая игрушка. Жан-Мишель спал с какой-то новой девицей и потому так и не появился в офисе. Приехал Бруно, совершенно неожиданно. И не один, а со своей женой по имени Йойо. Они посмотрели на большие картины, для которых Жан-Мишель делал шелкографию, и лица их стали кислыми, они сказали, что это разрушило его «интуитивный примитивизм». Но он ведь раньше делал копии на ксероксе и никто не знал об этом, просто выглядело все, как новая картина, и все были довольны. Работал до половины восьмого. В «Лаймлайте» вечеринка в честь Вэна Джонсона. Когда мы туда приехали, он уже уходил. Оказалось, что на самом деле эту вечеринку устроил он сам, в честь Дженит Ли[1305]. И он такой пошляк. Он сказал: «Ох, я до смерти хотел познакомиться с вами, всю жизнь мечтал!» Кажется, он здорово закладывает за воротник. Там, похоже, не хватало мальчиков-красавчиков. В центре комнаты устроили душ, в нем вертелась какая-то девица, а все кругом было в крови, и какой-то парень вроде Тони Перкинса был переодет в лохмотья, под бабушку. И среди всего этого стояла самая настоящая Дженит Ли в голубом платье с блестками.

Среда, 31 октября 1984 года

Только что позвонил Бруно: на аукционе «Кристис» картина Жан-Мишеля ушла за 20 тысяч долларов! По-моему, он станет Великим Черным Художником. Купили одну из его больших картин. По-моему, ранние вещи Жан-Мишеля гораздо лучше, потому что тогда он просто занимался живописью, а сейчас ему приходится думать, что бы такое написать, что можно продать. И сколько еще орущих негров можно понаписать? Ну вообще-то сколько угодно, но… Вчера он купил за 700 долларов маску для Хэллоуина. Мексиканскую. Сорит деньгами. Правда, выехал из этого номера в отеле «Ритц-Карлтон» и больше не нанимает лимузины, так что уже немного получше стало. Но ему нужно обязательно – и я ему про это говорил – сохранить свои ранние работы, чтобы потом продать их. Потому что Бруно покупает все подряд, а продает медленно. И Жан-Мишель на самом деле должен был бы оставить у себя свои вещи – на черный день. Хорошие деньги сейчас дают за ранние работы Раушенберга, за любые вещи Джаспера и Сая Твомбли. Вессельман[1306] распродается вроде как… Цены на Розенквиста держатся на среднем уровне, а ведь он, по-моему, лучше всех остальных – я так действительно считаю.

Мне, видимо, придется окончательно выехать из дома 860, потому что его арендовал Стивен Спрауз.

Наклеился, зашел за Гейл, и мы отправились пешком в «Джемс», чтобы встретиться с Фредом. Ужин получился кошмарный. И я без конца жаловался на жизнь. А мне, наоборот, стоило бы выступить в роли чирлидера, и без конца говорить: «Что же мы можем сделать, чтобы улучшить наш невозможно великолепный журнал?» Но все получилось иначе. Гейл объясняла ему, сколько у нас уходит на типографские расходы. Ну, на самом деле мне стоило бы занять более позитивную позицию. Я понимаю, что от людей можно добиться большего, если их подбодрить. Я, правда, однажды подбодрил одного такого – Криса Макоса. А получил с этого лишь то, что на этой неделе на аукционе будет продаваться его фотография меня в женском платье, из той серии, которую он когда-то снял. Гейл практически ничего не ела, и я решил было, что это из-за меня, что я ее расстроил, но оказалось, что она просто старается выдерживать диету, потому что порядком растолстела. Но она все же раздражает меня – воображает, будто она такая замечательная или что-то такое. Мы просто не в силах разговаривать друг с другом. Я не понимаю, она действительно глупая или же притворяется тупицей, чтобы не делать того, что ей поручают (ужин 140 долларов). Потом мы обсуждали обложки: когда у нас пойдет Мик, когда будет номер насчет здоровья, когда Микки Рурк. Получился не ужин, а одно расстройство: ни о чем не договорились, только спорили. Это я виноват. Нам всем куда лучше было бы пойти на вечеринку по случаю Хэллоуина. Фред проводил нас обоих домой.

Четверг, 1 ноября 1984 года

Позвонил Джулиан Шнабель, сказал, что с ним вместе зайдет этот рок-музыкант – Кэптэн Бифхарт. А я вовсе не хотел, чтобы они заходили, а потом еще забеспокоился, что Джулиан мог узнать, чт я про него наговорил – что он якобы ходит по студиям других художников и высматривает, что бы со драть. Мне пришлось рано уехать, чтобы посмотреть первый показ мод у Кристоф де Менил. Она теперь модельер (такси 8 долларов). Доехал до 79-й улицы и Пятой авеню, это Французское консульство. Все платья у нее из льна, а рукава – как сложенные салфетки, стиль в духе 1914 года. Странные рукава, смешные какие-то. Я не понимаю, зачем ей это – она же не собирается «сказать что-то новое» своими моделями одежды. Там была Бьянка, и Стив Рубелл рассказал мне, что она не хотела никого приглашать на день рождения своей дочери Джейд по одной простой причине: Джейд стала толстушкой. В общем, я потихоньку выскользнул оттуда (такси 4 доллара).

Потом мы с Корнелией пошли в отель «Пьер» на благотворительное мероприятие ASPCA, Американского общества по предотвращению жестокого обращения с животными. Я поговорил с Си-Зи Гест про Трумена, она сказала, что он вытащил ее из домохозяек и показал, что она тоже способна на что-то. И она утверждала, что никогда ничего не рассказывала Трумену о своей личной жизни, но только, я хочу сказать, вот мы же с ней постояли всего минут пять, и она уже выложила мне все очень личное про своих родных и близких. Я имею в виду вот что: достаточно заговорить о пьянстве, и она тут же скажет: «О, я столько лет прожила с пьяницей, поэтому я очень хорошо все это знаю!»

Пятница, 2 ноября 1984 года

Работал до семи вечера. Потом был вернисаж у Шнабеля. Поехал на такси (6 долларов). Я там принялся ругать его картину, посмеялся над ней от души, а потом увидел, что он стоит совсем неподалеку, хотя, по-моему, он не слышал, что я там наговорил. На стене было множество тарелок. Шнабель сказал, что он некоторое время работал поваром в буфете ресторана Микки Раскина на Юниверсити-плейс. Ох, бедный Микки… Никто его сейчас даже и не вспоминает. Он совсем забыт. Выставка была интересная, но пора было уходить, потому что Корнелия должна была заехать за мной и забрать на выставку лошадей.

Воскресенье, 4 ноября 1984 года

Отправился на встречу с Альбой Клементе, красавицей-женой Франческо Клементе, – в их лофт в здании «Тауэр рекордс». Она училась актерскому мастерству, у нее великолепный смех, она богата. Они по полгода проводят в Индии. Вот почему, надо думать, его картины имеют такой вид. Потом мы поехали в «Одео н» (такси 10 долларов). Было очень весело, мы болтали об искусстве. Но порой вдруг наступало молчание. С Жан-Мишелем стало трудно разговаривать. У него сейчас новый прикол: он влюблен в официанток, поэтому он молчит и разглядывает их. Альба сказала, что ее нянька, которая присматривает за ее детьми, совершенно в него втюрилась (ланч 90 долларов). Потом мы поехали назад к ней, чтобы Жан-Мишель мог познакомиться с этой девушкой, ее зовут Моника, но она как раз увела детей погулять. А потом Жан-Мишель вдохновился, увидев работы Клементе, так что снова захотел писать картины.

Ну, мы поехали в студию (такси 3,50 доллара) и проработали там два часа. Жан-Мишель вписывал в свои работы те образы, которые он замазал, когда был под героином, и у него получилось несколько настоящих шедевров. Потом он позвонил этой девушке, Монике, и пригласил ее на ужин. Она хотела пойти в «Лоун стар», потому что ее «наполовину бойфренд», помощник Шнабеля, собирался быть там, но Жан-Мишель вовсе туда не хотел, потому что забеспокоился, что если у него будет конкурент, он может упустить возможность потрахаться.

Вторник, 6 ноября 1984 года – Нью-Йорк – Вашингтон (округ Колумбия)

День выборов. Хуже день не мог начаться. Встал в семь утра, был готов к выходу в восемь. Позвонил Фреду, но он был в полном трансе. Я распсиховался. Он что-то мямлил. Может, он этой ночью спал всего пятнадцать минут, я уж не знаю.

Как бы то ни было, часом позже мы были в Вашингтоне. Поехали в отель «Мэдисон». Одновременно с нами туда въезжала Елизавета, принцесса Югославии. Ее дочь, Кэтрин Оксенберг, на следующей неделе впервые появится в очередной серии «Династии», и она должна была приехать в Вашингтон несколько позже. Потом кое-кто из нашего отеля отправился в Белый дом, а нас туда не приглашали, поэтому мы остались у себя в номерах. Заказали ланч, дорогой. Жан-Мишель заказал вино за 200 долларов – «Шато Латур» урожая 1966 года (ланч 500 долларов). Потом поехали на лимузине к «Секвойе», это президентская яхта, хотя было холодно и противно и уже темнело. Там – все те же лица. Питер Макс со своей любовницей, эта высокая техасская девица удивительно красива, и я вообще не понимаю, что она в нем находит. Она появляется в начале и в конце этого фильма – «Врата рая»[1307]. Она манекенщица высокого ранга, я все забываю, как ее зовут[1308]. Пока был там, разговаривал с Чипом Картером[1309].

Потом вернулись в гостиницу и Жан-Мишель скрутил косяк. Потом мы заказали ужин, который оказался совершенно отвратительным (5 долларов чаевых). Фред не сообразил, что взял с собой только желтые носки и коричневые ботинки, поэтому он не мог надеть свой черный костюм. По пути в отель корреспондент из программы «Энтертейнмент тунайт» спросил, за кого я голосовал, и я сказал: «За победителя», а он спросил: «И кто же победил?», и я ответил: «Победитель – это победитель». Я даже не знаю, что имел в виду. Когда-нибудь кто-нибудь составит подборку моих ответов на вопросы журналистов, и тогда станет ясно, что я – полный придурок и маразматик, и ко мне перестанут наконец лезть со всеми этими вопросами.

Я фотографировал, как танцует Мелвин Лэйрд[1310]. С Жан-Мишелем порой так трудно общаться, он может вдруг стать до того мнительным. Это было на «Приеме для неприсоединившихся», который устроили Вайсманы, потому что на прошлых выборах они устраивали прием только для демократов, а на этот раз у них были все демократы, которые притворяются республиканцами.

Среда, 7 ноября 1984 года – Вашингтон (округ Колумбия) – Нью-Йорк

Я позвонил в номер к Жан-Мишелю и сказал, что мы уезжаем ровно через секунду. Потом пошел к нему в номер и сфотографировал, как он вылезает из кровати с вот таким стояком. Потом он начал скручивать очередной косяк. Жан-Мишель заказал полный завтрак, но его так и не принесли. На такси в аэропорт (20 долларов).

Мы с Жан-Мишелем пошли в конец самолета, он курил свои косяки, а я вдруг вспомнил, что он оставил свое новехонькое пальто марки «Ком де гарсон» у себя в номере, из-за того, что крутил свои косяки, и он туда позвонил, а потом и я, но они его не могут выслать. Он знает, что ему идет. Рост у него метр восемьдесят два или даже восемьдесят шесть, с прической. Крупный мужчина. Взял такси до Манхэттена (22 доллара). Потом отправился на 33-ю улицу и сидел в своей комнате, звонил разным людям. Бойлер поломался, так что было страшно холодно. И я хочу еще отобрать ключ от этих двух туалетов рядом с моей комнатой, потому что каждую минуту кто-нибудь туда идет или оттуда выходит, и я не могу больше всего этого выносить – всего этого непрестанного ссанья весь день напролет. Пусть ребята из Interview ходят наверх, в один из тех туалетов, потому что кому вообще приятно слушать это журчание целый день. Поехали в «Прайвит айз» (такси 7 долларов). В дверях был Скотт, он нас всех мигом пропустил. На подиуме была Мадонна, и поскольку у Жан-Мишеля одно время были с ней отношения, мы пошли было к ней, но вышибала лишь сказал: «Дайте пройти мистеру Уорхолу» и потом попытался не пустить наверх Жан-Мишеля – и тогда я сказал ему, что все в порядке, что он со мной. Мадонна поцеловала Жан-Мишеля в губы, и она была с Джеллибином[1311], который сказал: мы его так сфотографировали для Interview, что он кажется рослым парнем на все метр восемьдесят, и это его ужасно радует, поскольку так-о он всего метр с кепкой. Жан-Мишель был потом сильно не в духе, потому что Мадонна так круто поднялась, а он ее потерял. Еще Дайан Брилл[1312] попыталась подняться на подиум, но вышибала просто оттолкнул ее, и я сказал ему: «Вы разве не знаете, кто это? Это же Дайан Брилл!», но он все равно не пустил ее наверх. А она была такой заметной в своем резиновом костюме и во всех этих изделиях от «Фридрикс оф Холливуд», и сейчас ее по-настоящему унизили, но вот так вот оно и получается: ты думаешь, что ты такой крутой, а потом происходит такое, да еще на глазах у друзей. Это и со мной случалось. Время от времени такое бывает с любым из нас. Я лишь сказал ей, чтобы она поговорила с девицей-пиарщицей, но она сказала, что нет, ничего, все в порядке.

Четверг, 8 ноября 1984 года

Пошел к Диане фон Фюрстенберг, и в одной комнате оказались Бьянка со своим бойфрендом, Мик с Джерри, две ее сестры, и все пытались встать спиной друг к другу. Желая наконец растопить лед, Бьянка подошла к Мику и, вымолвив: «О, так ты, получается, спал со всеми, кто в этой комнате», весело захихикала, а он ответил: «Ну да, конечно, смотри: тут тебе и Марк Шэнд, и Энди Уорхол! И я со всеми с ними спал!» Ну, он шутил, конечно. Там была Марина Скьяно, и Жан-Мишель спросил меня: а она – драг-квин? Еще пришла Аннина Носеи. У нее была своя галерея в Сохо, и Жан-Мишель когда-то делал свои работы у нее в подвале. Она приводила туда гостей, которые разглядывали его как некий новый аттракцион, а он орал на всех: «Да валите вы отсюда к такой-то матери!» Он однажды уничтожил двадцать картин, просто сорвал их со стен. А когда она сейчас напомнила ему про все эти прошлые времена, ему вдруг показалось забавным, что он теперь сидит тут, в этой шикарной квартире в аптауне. Он не стал более счастливым от того, что все, чего он хотел, теперь прямо перед ним, и он не знает, что со всем этим делать. Я сказал ему: «Послушай, эти твои истерические выходки – это же в любом случае неправда». Он смутился. Я пробыл в гостях до половины двенадцатого.

Понедельник, 12 ноября 1984 года

Сходил на «Более странно, чем в раю». Ничего хорошего. Да, а день начался с того, что мне сказали: умерла Юджиния Шеппард, от рака. Это она придумала мешать моду и сплетни в одном стакане. По-моему, она начала в 1955 году. Не в том ли самом, когда вышла замуж принцесса Грейс?

Среда, 14 ноября 1984 года

Ходил в новый офис доктора Карен Берк на 94-й улице и Парк-авеню, она вводила коллаген, и это было очень, очень больно. В этот состав, который впрыскивают, должен входить новокаин, но не похоже, что он там есть. Ну ведь должен же быть найден способ, чтобы эту процедуру проводили безболезненно. В последний раз я делал коллаген год назад. Фред сказал, что он кричал от боли, пока ему делали инъекции. Это ведь тысяча иголок, которые втыкаются тебе в лицо. На такси в «Мистер Чау» на вечеринку в честь Жан-Мишеля (7 долларов). Там было великолепно. У меня такое чувство, что я профукал целых два года, пока носился с Кристофером и Питером, этими переростками, которые только и могут болтать про Бани и все такое прочее, а вот сегодня, сейчас, я в компании Жан-Мишеля и мы столько произведений искусства сделали вместе, а тут, на его вечеринке, были и Шнабель, и Вим Вендерс, и Джим Джармуш, режиссер этого самого «Более странно, чем в раю», и Клементе, и Джон Уэйт, который спел эту чудесную песню «Тоскую по тебе» (Missing you). Я хочу сказать, что когда ты в одной компании с действительно творческими людьми, то разница очень заметна. Увлекательно, конечно, и то, и другое, и оба варианта правильные, наверно, но все же…

Теперь Крис благодарит меня за то, что я больше не заказываю ему печать своих фотографий, потому что, как он говорит, ему приходится куда больше бегать и более упорно работать. А Бьянка, которую я пригласил пойти со мной, сначала позвонила, что не пойдет, потом, что пойдет, и наконец она приехала и вела себя до того важно, как будто это не она пытается пробиться в кино, получить хоть какую роль. Она пересела со своего места и заняла место Альбы, когда та пошла в дамскую комнату, а когда она вернулась, Альба сказала – достаточно громко, чтобы Бьянка услышала: «Она снова заняла мое место», имея в виду место рядом с ее мужем, Клементе, в общем, они вели себя так, будто Бьянка и Франческо не знакомы.

А Жан-Мишель, он вчера вечером превратился в радушную хозяйку, мать родную всех страждущих. Он сказал, что это удовольствие стоило ему двенадцать тысяч долларов – ведь шампанское «Кристалл» текло рекой.

Четверг, 15 ноября 1984 года