Игра. Я поймаю тебя Лора Вайс

Глава 22. Ян

— Ева, — развожу ее колени в стороны. Не думал, что мне будет так охренительно. Я сам в предвкушении и даже немного волнуюсь. А Краснова и вовсе дрожит мелкой дрожью.

— Я еще не…

— Знаю, — накрываю клитор большим пальцем. Главное, она влажная. Но этого недостаточно, мышцы еще слишком напряжены. И тут поможет только одно…

Чувствовать ее запах, ее вкус — очередное мое наваждение, очередная потребность. Прохожусь языком по нежной розовой коже. Какая же ты вкусная, малышка, нереально вкусная. Ева наконец-то ложится, прикрывает глаза, но грудь вздымается часто, пальцами царапает простыню. А я любуюсь ею, моей совершенной куколкой, которой сегодня не отвертеться.

Когда надавливаю языком на вход, Ева пытается вжать попку в матрас, но не даю — подхватываю под ягодицы, заставляю еще шире развести ноги и впиваюсь в нее, начинаю лизать, покусывать и снова, и снова давлю на плеву. С каждым моим движением, куколка все чаще напрягается. Да, пусть кончит. Мне самому уже невыносимо терпеть. А когда втягиваю клитор в рот и резко отпускаю, Ева сдается. Её начинает, как током бить, она сводит ноги, выгибается дугой, но ни звука не произносит. Ничего, стонать ты еще начнешь, даже больше — будешь кричать, выкрикивая моё имя.

Вот теперь можно.

Пока она тяжело дышит, я сажусь, подтягиваю ее к себе и касаюсь членом влажной кожи, Краснова снова вздрагивает, но уже не так. Ей нужно ощутить меня. Девчонка мокрая, горячая, обессиленная, лежит с широко разведенными ногами, а еще ей страшно, а еще с меня хватит.

— Как ты хочешь? — вожу головкой от клитора до промежности. — Как сейчас? Или чтобы…

Но она не дает договорить — хватает за руку и тянет к себе. Да, крошка, ты и здесь угадала мое желание.

— Обними меня, — касаюсь губами подбородка, щек. — Крепко.

Ева без слов обхватывает за шею и отворачивается, глаза зажмуривает. Видеть не хочет. Ничего, милая, спустя пару секунд и видеть захочешь, и целовать, будешь подсознательно просить утешения. Член же направляю к входу.

— Потерпи, — продолжаю целовать плечи, шею.

Однако только упираюсь в нее, как маленькая паникерша начинает отползать. Нет уж… не спасешься. Сейчас же придавливаю ее собой к матрасу, хватаю за волосы на макушке.

— Перестань, Ева, — и заставляю поцеловать себя, в тот же миг совершаю один единственный толчок, и моя малышка взвывает, принимается лупить кулачками по плечам, спине, но я тебя не отпущу, нет. Я еще не весь в тебе. — Посмотри на меня, — отрываюсь от губ.

Когда она открывает глаза, когда обдает взглядом, полным ярости и ненависти, совершаю очередное движение и вхожу до конца, отчего у нее слезы крупными горошинами скатываются по щекам, Ева стискивает зубы, дышит прерывисто.

— Всё, — глажу по волосам, — всё, моя хорошая.

— Слезь с меня, — бормочет сквозь слезы. — Больно, — но за шею продолжает держать крепко, жмется ко мне. Какая ты непоследовательная, какая… сногсшибательная.

А я теряюсь в этих глазах, теряюсь окончательно. Жгучая ненависть, которую мечтал увидеть — вот она, но сейчас важнее другое — затаившаяся обида и беспомощность.

— Я совершу последнее движение, потом закончим, — шепчу в губы. — Поняла?

На что судорожно кивает, когда же собираюсь выйти, сама меня целует. Да, ей нужно утешение. Выхожу медленно и так же медленно возвращаюсь, отчего Ева скулит, но от поцелуя не отказывается.

— Ты прекрасна.

— Спасибо, — кое-как произносит, — за то, что сдержал слово.

Тогда отпускаю её, поднимаюсь и вижу красное пятно на простыне, большое пятно, член тоже в крови.

— Иди сюда, — быстренько подхватываю дрожащую куколку на руки и несу в ванную, там ставлю рядом с душевой кабиной. — Если хочешь, я могу остаться. На ночь.

— Нет, — стирает со щек слезы, — не надо. Хочу побыть одна.

Что ж, ее слова как-то неожиданно больно царапают слух.

— Ладно. Будет что-то нужно…

— Знаю, вызову прислугу.

— Ну да.

Как забавно, Ян. Тебе только что указали на дверь, даже, несмотря на то, что девчонке больно, что она вся дрожит, а внутренняя часть бедер перепачкана кровью. А так не должно быть, мне не должны указывать на дверь. И да, здесь я вынужден принять отказ, все-таки ситуация весьма щекотливая. Пока Ева моется, одеваюсь, продолжая смотреть на простынь. Возможно, сейчас я поведу себя как псих, но… имею право. И стягиваю простынь. Это мой трофей.

Уже в гостиной вызываю горничную.

— Белла, иди в комнату Евы, застели новое постельное белье, а через минут десять-пятнадцать наведайся к ней еще раз и спроси, все ли в порядке, не нужно ли чего.

— Да, Ян Александрович. Сделаю. Простынь в стирку? — кивает мне на руку, в которой сжимаю шелковую ткань.

— Нет.

И отправлюсь к себе.

Глава 23. Ева

Черт, черт, черт! Как же больно! Дико больно. Будто на кол насадили, честное слово. Кое-как захожу в кабину, включаю воду и только направляю вниз, как кожу начинает драть и щипать. Нет, так не получится. Тогда набираю в ладонь воды и осторожно обмываюсь. Блин, руки трясутся, колени подгибаются. Наверно придется навестить гинеколога, вдруг этот подонок что-нибудь повредил. Кровь так и тянется тонкими струйками по ногам.

Да я завтра с кровати не встану и ходить не смогу. Выходит, это и было то самое наказание. А вдруг Игнашевский и завтра решит взять меня? Он гребаный хозяин своего слова, захотел, дал, захотел, обратно взял.

После душа с трудом надеваю трусики с ежедневкой и возвращаюсь в постель.

Надо же, успели заменить белье, какая расторопность, какой уход. Будь они все тут прокляты. Наверняка знают, какой их работодатель ублюдок, но все равно продолжают на него работать. Хотя, деньги не пахнут. Игнашевский выдрессировал прислугу будь здоров. Лишний раз в глаза не посмотрят, слова не скажут, все только по инструкции.

Скорей бы уснуть. Скорей бы провалиться в мир, где нет подонка Яна.

Однако уснуть не дает горничная. Заявляется, даже не постучавшись.

— Ян Александрович велел узнать, ничего ли вам не нужно?

— Обезболивающее какое-нибудь сильное есть?

— Есть порошок. Вам принести?

— Да.

Порошок действительно немного притупил боль, да и в целом расслабил. Но уснуть, по-прежнему не получалось. И на этот раз всему виной был стыд. Я испытала оргазм, когда Игнашевский ласкал меня внизу. Это так странно, так неправильно, противоестественно. Ведь я не хотела, я ненавидела этого деспота, смотрела на него и ненавидела, злилась. И вдруг в какой-то момент злость вперемешку с физическими ощущениями породила ненормальное желание. Оно начало стремительно нарастать и закончилось оргазмом, каких я еще не испытывала. Меня буквально наизнанку выворачивало от мучительного удовольствия, я едва сознание не потеряла. Как такое вообще может быть? Или это все от безысходности? Или изверг Ян знает, как довести женщину до кульминации независимо от ее психологического состояния и отношения к себе? Надеюсь, завтра после пробуждения я не наткнусь на негодяя. Если вообще не умру в ночи от страшной кровопотери.

Однако мечтам не суждено было сбыться. Стоило мне открыть глаза, как увидела Яна, сидящего в кресле в паре метров от кровати. Он был босиком, в одних спортивных штанах.

— Как ты? — а лицо опять серьезнее некуда. — Белла сказала, что вчера дала тебе обезболивающее.

— Я попросила, да.

Затем поднимается, идет ко мне.

— Ян… ты же не …

— Я не, — садится рядом, после чего убирает с меня одеяло и первым делом смотрит на трусики.

— Понимаю, нарушила твой договор, — криво усмехаюсь, — но иначе не могла.

А он запускает пальцы под резинку трусиков и аккуратно стягивает их до колен.

— Сильно болит? — и смотрит на пропитанную кровью прокладку.

— Болит.

— Через час к тебе приедет доктор, посмотрит, даст рекомендации. А сейчас Белла принесет завтрак, — скользит взглядом по животу, груди и наконец, поднимается к глазам.

— Когда я смогу посещать институт? У меня зачеты на носу, — так и лежу со спущенными трусами, хотя руки чешутся вернуть их на место.

— Когда сможешь нормально сидеть, и у тебя все заживет. А готовиться к зачетам можешь и здесь, дни у тебя будут свободны, что хочешь, то и делай. Мой человек съездил в институт и обо всем договорился. Преподаватели будут сбрасывать тебе лекции на почту, как и задания с контрольными. Занимайся.

— Смотрю, у тебя везде всё схвачено.

— Что-то вроде того, — надо же, он все еще серьезен и задумчив. — Ладно, мне пора собираться. И да, сегодня вечером мы уже поиграем.

— Как?! — аж подпрыгиваю на матрасе.

— Узнаешь, как. Но можешь не бояться, эта игра не затронет её, — и накрывает горячей ладонью лобок. — У меня тоже есть желания, милая, есть потребности. Ты ведь не думала, что все время твоего восстановления я буду сидеть на «диете»?

— Не думала, — отвожу от него взгляд.

А когда поднимается, то нависает надо мной, берет за подбородок и целует, но легко, без давления, а еще гладит по голове. Фетиш у него что ли такой?

— До встречи вечером, куколка.

Глава 24. Ян

Еду на работу, а мыслями дома. С ней…

То, что вчера случилось, стало чем-то таким, что запомнится навсегда. Да, я запомню первую ночь с Евой. И буду вспоминать снова и снова, буду сравнивать очередных женщин с этой маленькой гордой рысью, которая вчера ненавидела меня, пыталась не пустить в себя. Только меня же не остановишь, я из тех, кто прет как танк. Всегда.

Если бы Краснова все-таки отказалась, я бы нашел способ и заставил ее пойти за мной. Потому что она совершенно другая. Вроде нуждается в деньгах, вроде явилась с теми же проблемами, что и остальные, но она все равно другая. Возможно, я сейчас идеализирую ее, возможно, скоро меня постигнет разочарование, но иногда хочется столкнуться с исключением из правил. Ева не похожа на тех сук, к которым я привык. А привык я именно к сукам. С ними мне проще. Они используют меня как банкомат, я использую их для удовлетворения своих нужд, все честно, все довольны. Но Краснова, с ней придется сложнее. И дело не только в том, что она пришла ко мне девственницей, проблема в том, что она вся невинная — от макушки до пят. Я видел этот растерянный перепуганный взгляд, когда она читала договор, девчонка не знала, куда себя деть. И коверкать ей жизнь не хочется, а значит, придется отказаться от многих пунктов. Мы будем играть, но в пределах допустимого, по завершении срока я ей заплачу обещанные деньги и отпущу.

Надо же, впервые я не хочу, чтобы меня запомнили конченым ублюдком. Растешь, Игнашевский, растешь!

Уже в офисе мне звонит доктор.

— Да, — тут же отвечаю, а внутри как-то неприятно подергивает. Надеюсь, с Евой там все в порядке.

— «Ян Александрович, я посмотрела вашу девушку»

— И?

— «Всё нормально. Но настоятельно рекомендовала бы двухнедельный половой покой. И да, необходимые препараты для лучшего восстановления я прописала»

— А почему две недели? Значит, не в порядке что-то? — вот чувствовал же… — Мне нужно говорить как есть, госпожа Велозарова. Без вот этих ваших излюбленных методик подачи неполной информации.

— «Хорошо, — слышу обиженные нотки в голосе, — как скажете. Ева подавлена, ей бы вообще не помешало посетить психолога. Это мое мнение. А физически она в порядке»

— Я видел много крови.

— «У каждой женщины все индивидуально. У нее близко расположены сосуды. Отсюда и кровь. Сейчас важен, повторюсь, половой покой, соблюдение личной гигиены и прием препаратов, которые я назначила»

— Хорошо, я вас понял.

— «Всего хорошего, Ян Александрович. Через недельку я бы еще раз посмотрела Еву»

— Посмотрите.

Подавлена? Странно, сегодня утром она не выглядела уж очень подавленной. А две недели срок существенный, хотя, как я понял, недели будет за глаза, чтобы оправиться. Ну, что сказать, связался с девственницей, получи и распишись. Этого и следовало ожидать. Девчонка храбрится, а на деле…

Ладно, пора на встречу. О том, как взбодрить свою куколку подумаю в перерыве.

Однако переговоры выдаются неожиданно непростые. Корейцы слишком много хотят, а я слишком не хочу платить за тот объем, который меня в корне не устраивает. В итоге вместо двух часов приходится сидеть все четыре и давить на них, они же изо всех сил давят на меня. Но, к нашей всеобщей радости, сходимся на том, что более или менее устраивает обе стороны. А ведь на сегодня запланировано еще две встречи, тогда как я уже мечтаю послать всех к черту. У меня еще дома сидит подавленное создание.

И как ее встряхнуть? Может… Точно! Тогда набираю хорошего знакомого:

— Ренат, привет. Есть у тебя что редкое? Подбери, да. И курьером пусть к шести привезут в офис. Хорошо, жду.

Думаю, Красновой будет приятно. По крайней мере, хочется надеяться.

А день тянется и тянется, за первыми переговорами следуют вторые, благо, тут все проходит как по маслу, продляем контракт, оговариваем новые сроки поставок и дело в шляпе. Что до третьих, переносим на завтра, ибо время уже позднее, а партнер не захотел стоять в пробках.

И только выхожу из кабинета, как ко мне подбегает секретарша с продолговатой коробкой, запакованной в бумагу и перевязанной обычной бечевкой. Мне нравится именно такая упаковка, вроде простая, но вид создается благородный что ли.

— Доставил курьер, — протягивает посылку.

— Знаю, — забираю ту, — так, я уехал. Завтра буду после обеда, так что, до этого времени не волновать.

— Да, Ян Александрович.

— Всё, до встречи.

— До свидания.

Но прежде чем ехать домой, заглядываю еще кое-куда.

Глава 25. Ева

Практически весь день провалялась в постели. Как же мне погано. И морально, и физически. По мне словно табун пронесся. А после посещения докторши окончательно поплохело. Я вдруг ощутила себя безвольной рабыней. И да, винить в этом кроме себя некого. Сама подписалась, сама залезла в клетку с тигром.

— Ева Семеновна, — в комнату входит Белла, — вам принести ужин?

— Нет, благодарю, — смотрю на это смуглое создание, которое старше меня от силы года на два, а может и вовсе ровесница. Интересно, какой отбор проходит прислуга, прежде чем попасть в дом этого монстра? Что Белла, что Мария, что Кира — все молоденькие и очень миленькие. Но на замученных больными играми самодура-хозяина они не похожи.

— Может, все-таки поедите? — начинает переминаться с ноги на ногу. — Хотя бы салат. Сегодня Цезарь.

— Скажите, у вас будут проблемы, если я откажусь?

— Нет, нет, — натягивает искусственную улыбку, — просто вы весь день ничего не ели. А вам прописали пить препараты. На голодный желудок некоторые из них нельзя.

И все-таки они боятся гнева своего темного властелина, будь он неладен. Припрется, узнает, что несчастные не справились с поставленной задачей и начнет раздавать кренделей направо и налево. По крайней мере, мне это видится так. Если Игнашевский свирепеет, к нему лучше не подходить, а лучше не доводить его до столь ужасного состояния. Но я-то здесь именно для этого, чтобы Ян неожиданно почувствовал себя некомфортно. Что до прислуги, не моё дело. Они наверняка хорошо получают и коль работают здесь, значит, их все устраивает.

— Тогда все же откажусь. Как и от препаратов.

— Но, — округляет глаза.

— Я бы хотела отдохнуть, — демонстративно поворачиваюсь к ней спиной.

— Хорошо, прошу прощения за беспокойство.

И наконец-то смуглянка удаляется. А я чувствую очередной приступ боли, когда свожу ноги вместе. Блин! Такое ощущение, будто кости разошлись. Хотя докторша уверила, что и с костями, и с, как она выразилась, мягкими тканями все в порядке. В общем, меня подпортили в рамках положенного. Но боль продлится еще дня четыре факт. И ответственная Регина Кирилловна обещала доложиться Яну. Уж не знаю, что она там ему наговорила. Лишь бы этот выродок не решил опять ко мне лезть. Веры ему все равно нет. Говорит одно, а делает совершенно противоположное. Даже позаниматься сегодня не получилось. Как бы такими темпами моя учеба не накрылась медным тазом. Игнашевскому ведь плевать, как я живу, что со мной будет потом. Он своё получит и выдворит, но я надеюсь успеть испоганить ему жизнь до того, как истечет срок договора.

Столь пасмурные мысли удивительным образом успокаивают, но только мои веки тяжелеют, только перед глазами начинают маячить непонятные образы, как дверь снова открывается. Да сколько можно? Они дадут сегодня отдохнуть или нет?

— Я же сказала, что не хочу ваш Цезарь.

— А я в курсе, что не хочешь, — раздается голос, от которого по спине бежит мороз, а между ног все сводит еще сильнее. — В курсе, что провалялась в кровати весь день, — идет ко мне, — что вся без настроения, — и скоро матрас прогибается. — И что это еще за приступы отчаяния? — ощущаю затылком его горячие пальцы.

— Я себя плохо чувствую. Думаю, ты тоже в курсе, почему.

— Это да. Но врач озадачила другим. Говорит, ты слишком подавленная. Предложила показать тебя психологу. Неужели все настолько плохо, Ева?

— Если честно, все ужасно, господин Игнашевский. Но, пожалуй, обойдусь без сторонней помощи.

— Это радует, — берет меня за плечо и укладывает на спину.

А я вижу длинную прямоугольную коробку на краю кровати. Хочется верить, что внутри не какой-нибудь жуткий агрегат из списка этого фрика.

— Не желаешь взглянуть? — пододвигает коробку ко мне.

На что мотаю головой. Нет, желания точно нет.

— Да ладно, Краснова. Смелее. Ты же храбрая девочка. И вообще, я приказываю тебе открыть эту коробку, — ухмыляется.

Костюм ему идет, определенно. В нем он еще меньше похож на монстра.

— И что я там найду? Резиновый член слона?

Вдруг Игнашевский закатывает глаза и ложится:

— Коня. Открывай, давай. Зря я, что ли, выбирал. Высококачественный силикон, анатомическая точность, как и цвет натуральный. А главное, длина.

У меня же ком к горлу подступает. Вот мразь! Чихать он хотел на мое состояние. В итоге хватаю коробку и с остервенением срываю с нее упаковку. Но в тот же миг вся злость сходит на нет, потому что в руках остается полупрозрачный короб, внутри которого лежит цветок. Очень красивый цветок рыжевато-персикового цвета. Вроде пион, а вроде и нет.

— Ну, как? — приподнимается на локте. — Нравится?

— Это пион? — убираю крышку, и тотчас из коробки вырывается свежий легкий аромат.

— Нет, это роза. Свит Джульет. Редкий сорт.

— Даришь мне цветы? — с искренним недоумением смотрю на него.

— Могу себе позволить, — расплывается улыбкой.

Тогда достаю цветок и как же не вдохнуть его аромат. А он такой нежный, такой свежий… цветы моя слабость. Я их люблю. Дома у меня целый альбомчик с гербариями есть.

Глава 26. Ян

Никогда не видел картины прекраснее. Маленькая дикая рысь подносит розу к лицу, прикрывает глаза и втягивает носом аромат, а потом смотрит на меня исподлобья, не убирая цветок, продолжая наслаждаться его запахом.

Белла сказала, что Ева за весь день ничего толком не съела, не считая кружки чая с бутербродом на завтрак. Форменный беспредел. Мне еще голодовок тут не хватало. И как же удачно, что я заехал в «Тао-Сити Фуд». Сейчас я ее заставлю поесть. Мы поужинаем вместе. А если Краснова заартачится, буду кормить с ложки.

— Вставай, — поднимаюсь с кровати. — Прогуляемся.

— Зачем? Куда? — тут же напрягается. Боже, она восхитительна.

— Скоро узнаешь. Идем, идем… Или ходить ты тоже не можешь? — обхожу кровать и беру свою куколку на руки. — Так, я донесу.

— Отпусти меня, — инстинктивно прижимает розу к груди. — Я могу ходить.

— Ну да, я забыл, что ты у нас гипер самостоятельная, — опять щетинится. — Только в этом доме мы играем по моим правилам.

Хочется ощущать ее, прижимать к себе. Но еще больше хочется уложить ее на спину, раздвинуть эти стройные ножки и наполнить дикарку собой. Войти в нее до упора. Однако… половой покой.

Так и несу засранку в гостиную. А там уже все готово. На кофейном столике расставлены привезенные мной контейнеры с тайской едой, как и фрукты — манго, папайя, личи, мангустины. Конечно, я мог бы совершенно спокойно обойтись без всех этих расшаркиваний. У меня с куклами не было ни свиданий, кроме секс-свиданий в постели, ни задушевных бесед. Все это вне формата игры. Но с Евой… просто с ней нельзя быть самим собой. Так что, надо тупо стиснуть зубы и перетерпеть этот непростой для нее период. Впереди у нас достаточно времени, чтобы испробовать то, что мне нравится. А пока… пока придется побыть заботливым и участливым.

Девчонка тем временем заинтересованно осматривает все, что лежит на столе, вижу, как принюхивается. Ну, точно рысь… Вдруг переводит на меня взволнованный взгляд.

— Это ведь та самая гостиная, тот самый стол…

— Да.

— Почему ты выбрал эту комнату?

На что пожимаю плечами. И, правда, не знаю почему. Да и какая разница?

— Садись, — киваю на ковер. — Бери палочки и ешь.

— А можно вилку? — закусывает губу. — С палочками не срослось.

— Серьезно? Ты не умеешь есть палочками? — неужели юлит? Не боится, интересно, переиграть? Покажите мне хоть одну современную молодую девчонку, которая не умеет пользоваться палочками?

— Говорю же, не срослось. С суши-барах я всегда брала тренировочные, ими дело и ограничивалось. Ты так спрашиваешь, — улыбается и опускает голову, отчего половина лица скрывается в тени челки, только нос и пухлые губы остаются на виду. Нет, ну это издевательство.

— Как?

— Словно я какая-то отсталая, если не умею. А кто-то до сих пор плавать не умеет, несмотря на то, что двадцать первый век на дворе. А кто-то спит с включенным светом, потому что боится подкроватных монстров. И что с того?

— Ладно, убедила. Но сегодня мы будем есть палочками.

На что она вдруг смеется:

— Что-то вспомнился момент из «Убить Билла», — поясняет свою неожиданную веселость, — как мастер учил есть палочками Черную Мамбу.

— Думаешь, буду так же? — сажусь на пол по-турецки. — Палкой по балде?

— Надеюсь, нет, — тоже опускается, но садится как гейша. Ох, малышка, как же я тебя хочу.

Ева еще какое-то время присматривается к еде. А ведь хочет есть.

— Что выбираешь?

— Если бы я еще знала, что здесь из чего, — косится на фрукты. У меня же встаёт, когда представляю, как выложил бы дорожку из кусочков манго на ее животе.

— Есть яичная лапша с креветками и овощами, жареный рис с курицей в кисло-сладком соусе, карри с морепродуктами и, кажется, — заглядываю в очередную коробочку, — роти — блины с яйцом.

— Жареный рис, — берет коробку в руки.

Черт, каждое ее движение пропитано чувственностью. Причем она не старается, не играет, она такая сама по себе. Угораздило же меня наткнуться на этот Аленький цветочек, который я сорвал, притащил к себе домой и сижу теперь как дебил, толком не знаю, что с ним делать, как правильно ухаживать, чтобы не завял раньше времени.

— Палочки, — протягиваю ей упаковку с одноразовыми палочками.

Она нехотя раскрывает их, неумело зажимает между пальцами. Н-да, кажется, наш ужин затянется. Еще минут пять я наблюдаю, как Краснова борется с куском курицы, пытаясь его прихватить хоть как-нибудь, в итоге со злостью втыкает палочки в рис и отставляет от себя коробок.

— Все? — усмехаюсь. — Сдалась?

— А тебе это нравится? — бросает на меня гневный взгляд.

— Что нравится?

— Смотреть, как я тут бестолково ковыряюсь. Знаешь, я наелась. Спасибо, — и уже собирается встать. Ну, нет, милая. Не так быстро.

— Сядь, — говорю жестко, зато действует. Ева мигом выпрямляется как школьница за партой, руки кладет на колени. — А теперь перебирайся ко мне. Вместе с палочками и курицей.

Она колеблется, но деваться ей некуда, поэтому берет все и садится рядом со мной. А я немного отодвигаюсь от стола и развожу ноги.

— Иди сюда, сядешь ко мне спиной.

— Так ли это…

— Без разговоров, куколка. Я сказал, ты сделала.

Когда Ева оказывается между ног, мне приходится с минуту-другую переждать острый приступ возбуждения, только потом беру ее палочки, правильно вкладываю ей в руку. Кисть у Красновой настолько миниатюрная и тонкая, что без труда обхватываю ее.

— Вот так, — показываю, как нужно работать пальцами. — Давай свой рис, — второй рукой она берет коробку. И мы вместе достаем оттуда кусок курицы. — Теперь открой рот.

— Я не маленькая, — бурчит себе под нос.

— А кто говорит, что маленькая. Хотя… для меня мелковата будешь, — и не получается удержаться, целую ее в шею. — Вчера я в тебе еле поместился, — на что она вздрагивает, а на выдохе открывает рот. — Умница.

Так малышка и ест фактически из моих рук. Я бы мог ее отпустить, азы показал, дальше сама бы справилась, но не хочу. После риса пододвигаю коробку с блинами.

— Их можно руками, — веду губами по нежному плечу.

— Я уже наелась, — отворачивается поганка.

— А я нет. Пока что мы кормили тебя одну.

— Извини, — сразу снимает прозрачную крышку с контейнера, но тут же застывает.

— Бери, я жду.

Кое-как достает кусочек скрученного блина:

— Соус?

— Угу.

Макает в соевый соус, после чего подносит к моим губам, а по ее пальчикам тем временем бегут капельки соуса. Мне бы сейчас тебя, крошка, а не этот кусок теста. Но беру в рот блин, затем перехватываю ее руку и слизываю с пальцев соус, отчего Ева краснеет и снова отворачивается. Была бы на ее месте любая другая, уже бы развернулась ко мне и сама принялась вылизывать, причем не только руки. Хотя нет… не стала бы, потому что подобных ужинов я не устраиваю с куклами.

— Еще?

— Себе, — улыбаюсь и в то же время чувствую, как что-то ускользает от меня, что-то очень важное, что-то я теряю.

Ева уже послушно берет второй блин и запихивает себе в рот, из-за чего одна щека забавно надувается. Ну вот, это уже не рысь, а маленький хомяк. Правда, хомяка я не хочу, я хочу рысь:

— У нас еще много чего осталось нетронутым.

— Я больше не могу, — уверенно мотает головой. — Если ты решил меня сегодня пытать едой, то…

— Возьми кусочек манго.

А когда она берет, я обхватываю свою объевшуюся рысь за талию и вместе с ней пересаживаюсь к дивану, прислоняюсь к нему спиной:

— Сними с себя все, кроме трусиков.

— Ян, ты ведь…