Рядом с тобой Лав Тея
– Послушайте… Пожалуйста, не уходите! Скажите, где Салман? Что с ним?
Ответа нет, только быстрые шаги по асфальту.
– Какого черта вы уходите?! Скажите, где мой муж?! Салман! – орет она на всю улицу. – Здесь твой сын! Слышишь? Он хочет тебя видеть!
Она кричала и бегала вдоль ворот, вдоль забора. От бессилия и злости лупила кулаком и ногами по воротам. Ромка расплакался не по-детски горько. Захлопали калитки, на улицу вышли несколько любопытных. Стоят и смотрят. Молчат. Собаки уже охрипли. Только из дома номер двадцать четыре никто не вышел, там тихо.
Снова лязг. Скрип. Галя прислушивается. Она вся там, за воротами. Знакомый женский голос кричит по-чеченски.
– Тетя Яха, это вы? – Галя прильнула глазом к тоненькой щели в воротах, в которую ничего не видно. – Тетя Яха, это Галя, откройте! Я здесь с вашим внуком.
Женщина снова кричит по-чеченски.
– Успокойтесь, – голос за спиной.
Галя оборачивается и видит женщину с кривым шрамом от подбородка до уха.
– Рая?
По губам женщины пробегает едва заметная улыбка.
– Да, это я. Салман рассказывал обо мне?
Галя прижимается спиной к воротам.
– Да, рассказывал, что вы его лечили, когда он простужался. Рая, – силы покидают ее, – что происходит?
– Уезжайте.
Галя мотнула головой:
– Пусть скажут, где Салман, и я уеду, – упрямо твердит Галя, – пусть скажут, почему он нас бросил.
– Он женился на чеченке! – кричит Яха из-за ворот. – Пошла вон отсюда, не позорь наш дом!
Галя ничего не могла сказать, она только ловила ртом воздух.
Скрип. Лязг. Тишина. Улица опустела. Ромка уже не плачет.
Галя не помнила, сколько еще стояла. Вышла к шоссе и посмотрела на часы – начало одиннадцатого.
Страх сковывает тело и душу. Не потому, что ночь, чужой город, ни одной машины, а потому, что она одна в этой ночи, в этом неприветливом городе. Не у кого просить помощи, некому пожаловаться, но надо идти дальше. Надо жить.
А если не сдюжит, сорвется, да просто заболеет? Что тогда будет с Ромкой? Она не такого ждала от жизни, от любви, она ждала счастья, нежности, хотела суетиться на кухне, вязать носочки, по вечерам втроем сидеть у телевизора, а по выходным гулять. Шуршать опавшими листьями, лепить снежную бабу, наблюдать, как Салман учит сына цеплять наживку на крючок…
Фары вдали. Она поднимает руку, это автобус.
Повезло.
В половине двенадцатого она вошла в фойе гостиницы «Кавказ».
– Мест нет, – ответил портье и снова уткнулся в какие-то бумаги.
– Моя фамилия Бисаева, родственник моего мужа работает здесь директором ресторана.
Портье позвонил куда-то, говорил на чеченском, а потом дал номер на втором этаже с умывальником и окном во двор. Туалет и душ в конце коридора. Спросила, можно ли поблизости купить молоко? Да, можно – утром в ресторане или в магазине через дорогу.
В номере она распеленала Ромку, покормила кашкой – слава богу, кашка не скисла, – и Ромка уснул. Съела два бутерброда с сыром – они тоже не испортились, запила водой из графина, сбегала в душ и еще долго лежала, открыв глаза и осознавая, что в этом мире они остались вдвоем.
Номер дали, значит, директор ресторана тот самый. Значит, завтра она постарается его увидеть. Ночь была теплой, она лежала лицом к большому окну, смотрела на безоблачное небо, усыпанное звездами, и ее душа потихоньку черствела…
Ее разбудил громкий стук в дверь. За окном едва светало.
– Кто там?
– Портье. Откройте, пожалуйста.
Она накинула пальто и открыла дверь. В комнату не вошли, а ворвались трое мужчин. Один из них – директор ресторана, его лысину скрывала широкополая шляпа.
– Собирайся, – сказал он.
– Куда?
– Собирайся!
– Нет! Я никуда не пойду! Я не к вам приехала!
– Собирайся!
– Нет, – она пятилась к кровати.
Ноги подкашивались от страха. Лысый выглянул в коридор, и в номер вошла молодая женщина. Мужчины тут же покинули номер.
– Я помогу вам, – сказала женщина.
– Я никуда не пойду!
Женщина подошла к столу и принялась складывать еду в пакет.
– Не трогайте! – Галя вырвала пакет из ее рук.
Дверь тут же распахнулась, и мужчины вернулись в номер. Дальше все было очень быстро: двое схватили Галку за руки, а женщина подошла к проснувшемуся Ромке. Не думая больше ни секунды, Галя подчинилась.
Их вывели во двор гостиницы и усадили в «жигули». Лысый сел впереди, а двое пристроились по бокам.
– Куда вы нас везете?
Ей никто не ответил. Водитель завел двигатель. Сейчас их увезут из города и убьют. Ее точно убьют.
Лучи восходящего солнца едва пробивались сквозь плотные облака, нависшие над равниной. Утро обещало быть пасмурным. Она прижимала сына к груди, стараясь не касаться плечами мужчин. И вдруг увидела знакомые заборы – они въехали в Аргун, но на улицу Светлую не свернули.
Вскоре машина вплотную подъехала к перрону вокзала, у которого, окутанный клочками утреннего тумана, стоял поезд. Все двери были закрыты, на перроне топтались редкие провожающие. Галку вытащили из машины.
– Бегом! – приказал лысый.
Пришлось бежать. Лысый бежал впереди.
– Открой! – громко крикнул он, подбежав к вагону.
Галка с ужасом смотрела на нижнюю ступеньку, находящуюся на уровне ее талии. Дверь вагона открылась. Лысый заговорил на чеченском и дал деньги присевшему на корточки проводнику.
Галку схватили под руки и бросили в тамбур, как мешок с картошкой. Чтобы не придавить сына, она извернулась, сильно ударившись боком о пол. Сумка и торба тут же упали рядом. Что-то звякнуло. Это была чужая сетка с двумя литровыми бутылками молока и еще чем-то, завернутым в серую бумагу.
– Мы уважаем твоего покойного отца, – услышала она голос лысого, его плечи возвышались над полом тамбура, – иначе все было бы по-другому. Ты поняла?
Галя кивнула.
– Скажи: «Я поняла».
– Я поняла.
– Не смей больше возвращаться. Поняла?
– Поняла.
Поезд тронулся. Дверь закрыли. Она сидела на полу, прижимая к себе Ромку, и вместо лысого видела свинцовое небо, мечущихся птиц. В неприветливом свете пасмурного утра оно казалось очень знакомым – старинное, добротное, с большими чистыми окнами, оно мало чем отличалось от десятков вокзалов, мимо которых она проезжала за свою короткую жизнь.
Проводник показал место в купе на нижней полке. Предложил за два рубля дополнительную подушку, но Галя отказалась. Когда пошла к нему за чаем, он намекнул, что может дать подушку бесплатно, если она придет к нему в купе на пять минут. И ущипнул за ягодицу. Галя втянула голову в плечи и за тридцать часов дороги больше не брала чай и в туалет ходила с Ромкой на руках.
В серой бумаге был лаваш, козий сыр, ватрушки и яблоки.
Глава 3
2002 год, июль
На самолет они не опоздали, и рейс Харьков – Ростов не задержали.
По дороге в аэропорт Галя попросила таксиста остановиться у магазина «Ведмедик» и купила два шоколадных торта «Делис». Рома уже ждал ее на ступеньках перед входом в здание аэропорта.
На таможенном контроле к Галке неожиданно прицепились:
– У вас нет украшений?
– Нет.
– А кольцо?
– Это серебро.
– Покажите.
Посмотрели, вернули.
– Ваш крест антикварный?
– Не знаю.
– Снимите.
Галя сняла крест, отдала офицеру. Офицер ушел и через несколько минут вернулся:
– Он не представляет никакой ценности. Это весь багаж? – он показал на Ромкин рюкзак и небольшую Галкину сумку.
– Да.
Таможенник порылся в багаже, вернее ручной клади, и отстал.
Они пошли на посадку.
– Мама, почему Яха написала, что ты замужем? Что у меня может быть другое отчество?
Галя пожимает плечами:
– Не знаю. Ты на работе предупредил, что уезжаешь?
– Конечно.
– Это хорошо…
– Как ты думаешь, у отца еще есть дети?
– Конечно, в чеченских семьях обычно много детей.
Она садится у иллюминатора, салон заполнен на две трети. Суета, щелканье дверок багажных полок, приглушенные разговоры, приветствие командира. Гул, натужно урчат двигатели, самолет медленно выезжает на взлетно-посадочную полосу, разгоняется и, круто задрав нос, на два часа покидает землю. Она смотрит в иллюминатор, но ничего не видит – ни облаков, ни синего неба. Она думает только о своих ошибках.
…Каждый человек знает все свои ошибки, и Галка свои тоже знает. Их уже накопилось достаточно, но только одна не дает покоя.
Она знает, почему Яха написала: «…Галя замужем, у нее сейчас другая фамилия, мы не знаем какая…»
Сердцу больно. Господи, как много она отдала бы, чтобы той встречи не было! Ну почему в этой жизни нельзя ничего изменить? Почему?! Ведь это так просто – верните меня в тот день, и я прикушу язык, честное слово!
Но она никогда не вернется в тот день, и слова, сказанные ею с досады и горькой обиды, сгоряча, уже давно живут сами по себе. Уже давно вызванный ими всплеск эмоций по принципу домино повлиял не только на ее жизнь, но и жизнь ее сына, любимого человека, еще чью-то. Не на одну жизнь, а на жизнь десятков, может, даже сотен людей. Эти слова уже обрели форму, цвет, они живут в предметах, зафиксированы в документах. Не будь этих слов, сегодня утром не звонил бы Павленко и она не сидела бы в этом самолете.
Но слова уже сказаны, и все уже сделано. Все эти годы она чувствовала, что поступила неправильно, и чем старше становилась, тем отчетливее понимала это. Она никогда не простит себе тех слов, до последнего вздоха не забудет его взгляд, руку, повисшую в воздухе, неверную походку, коробку с железной дорогой, глухой голос: «Желаю тебе счастья». А ведь можно было выслушать, а потом решать – уходить или нет, запрещать видеться с сыном или нет. Ведь она не спросила сына: ты хочешь видеть папу?
Неужели он сказал бы: «Нет»?
Он сказал бы: «Да!»
Пусть бы они увиделись! О! Это она сейчас так думает, а двадцать лет назад…
Двадцать лет назад, выйдя из вагона Баку – Харьков, Галя поехала в общежитие.
– Ты хочешь забрать вещи? – сухо спросила комендант.
– Нет, я хочу вернуться на свою койку.
– Вернуться?
– Да, я заплатила до третьего ноября.
Комендант осклабилась:
– У меня нет мест.
Не раздумывая, Галя выпалила:
– Пятьдесят рублей с сегодняшнего дня.
Видимо, сумма впечатлила коменданта, и она с ухмылкой сказала:
– Это другой разговор. Твоя койка свободна.
– А что с комиссией?
– Вчера уехала, – она откинулась на спинку, – давай деньги.
– Сейчас.
Легко сказать – сейчас! Она что, на улице найдет полсотни? Галя поднялась в комнату. Соседки дома не было. Оставив Ромку на кровати, она перенесла вещи из кладовки и побежала в детскую кухню. Вернулась, покормила Ромку и, раскладывая вещи по полкам, лихорадочно думала о том, что можно продать прямо сейчас. Она уже все вынула из сумки, оставив там самое ценное: пакет с фотографиями, папину шкатулку, пустой флакончик из-под духов и пуговицу – и вдруг вспомнила, что Салман печатал фотографии на своем фотоувеличителе, они его купили за шестьдесят рублей.
Через полчаса она была в фотолаборатории строительного института.
– Не надо забирать, – сказал завлаб, – приходи и печатай.
– Я не буду печатать, я продам.
– Он никому не нужен.
– На барахолке на все есть покупатель. – Галя положила Ромку на стол и раскрыла дорожную сумку.
– Сколько ты хочешь? – спросил завлаб.
– Пятьдесят рублей за все.
– Это много.
Она поставила фотоувеличитель в сумку.
– Где резак? Ванночки? – она смотрела на завлаба.
Тот почесал затылок:
– Ладно, сорок рублей…
– Где резак?
Завлаб достал из кошелька пятьдесят рублей, и с этой минуты начал действовать ее план.
Каждый день она моталась по городу как сумасшедшая, ей казалось, что она даже спит стоя. Она все делала механически, забыв о чувствах. Если что-то сразу не удавалось, она «включала мантру на успокоение» и вскоре получала желаемое. Так было во всех ее действиях: не берут кофту на комиссию – она идет в другую комиссионку, и там берут. Не берут в Харькове – она едет в пригород. Так ей удалось распродать все вещи, оставив брюки, черную велюровую юбку, белую батистовую блузку и изумрудный свитер – с ним она расстаться не могла. А вот с браслетом из улиток рассталась без сожаления – за него отвалили тридцать пять рублей! Что она будет носить, когда придет весна, сейчас не важно. Придет весна – придет решение. Единственное неудобство – часто приходилось стирать и сушить одежду на едва теплой батарее, потому что сушить в подвале общежития она боялась, особенно после того, как у двух девочек украли с веревок мокрые вещи. Зато у нее были деньги. Она написала Марковне, что готова продать дом хоть завтра. Марковна тут же ответила, что проявляет интерес Сурэн, якобы Анюткина сестра не прочь переехать из деревни под Рязанью в Березино.
Галя решила ехать в Березино сразу после зимней сессии – Ромке уже будет полгода, но тут встряла Томка. Она пояснила, что если Галя продаст дом, находясь в браке с Салманом, то он сможет претендовать на какую-то часть денег. На какую – непонятно, но сможет. Еще чего не хватало, подумала Галка, оставила Ромку на соседку и помчалась в Кочеток, на развод подавать. Первая встречная тетечка проинформировала Галку, что в Кочетке нет суда и ей надо ехать в Чугуев. Надо – значит, надо. Нацеленная на победу, Галя дождалась обратный автобус, немного подморозив ноги в туфлях – увы, толстые шерстяные носки спасают, когда бежишь, а не когда стоишь. Суд еще был открыт, она написала заявление, оплатила пошлину и вернулась в Харьков. Через полтора месяца ее вызвали в суд и показали согласие Салмана на развод. Согласие было напечатано на машинке, и подпись Салмана заверена нотариусом.
– У вас есть общее имущество? – спросила судья.
– Нет, – ответила Галя.
– Приезжайте через две недели за решением суда.
Так, между двумя экзаменами, она перестала быть женой.
Это потом она начала сомневаться, что подпись на согласии поставлена рукой Салмана, а в тот день она слушала решение суда и в голове вертелась одна и та же фраза: «Как все просто, как все просто!..» Вернувшись домой, она много раз перечеркнула в книжке их слова. Хотела вообще оторвать низ страницы, но решила не портить книгу. Маме это не понравилось бы, а тем более папе: он запрещал загибать углы – не дай бог, увидит развернутую книгу, лежащую на столе вверх обложкой, сразу обвинит в бескультурье и отсутствии уважения к источнику знаний. А если честно – она теперь даже на Цвейга смотрела с позиции: «А вдруг надо будет отнести в букинистический магазин?»
В начале февраля она получила решение суда, отпросилась в деканате и помчалась с Ромкой в Березино.
Второй пункт плана осуществился за пять дней. Прибыв в Березино, Галка два дня обдумывала предложение Сурэна – шесть тысяч пятьсот рублей. Этого было мало за крепкий дом, в котором печь и лежанка работают так, будто их вчера собрали, Галка и Марковна проверили. И этого было катастрофически мало для осуществления ее плана: она хочет купить трехкомнатную квартиру в центре Харькова, на меньшую она не согласна. Чтобы все сокурсницы сдохли от зависти. О, как они на нее смотрят! На ее штаны! На туфли! С презрением, с ухмылкой, приподняв бровки. Ну подождите, я вам всем отомщу! И Салману отомщу. И тетке.
Она уже приценивалась – трехкомнатная квартира стоит семь-восемь тысяч, цена зависит от того, какие перекрытия, деревянные или железобетонные. Но купить без взятки невозможно, а это еще три тысячи. Про три тысячи она узнала у работника горисполкома с толстыми ляжками и пальчиками-сосисочками. Она записалась к нему на прием и в назначенный день перед занятиями накрасила ресницы, губы, подвела брови и нарумянилась. По договору Томка в этот день осталась с детьми.
– Ты идешь в исполком в этих позорных штанах? – Соседка выпучила глаза, на ее лице было брезгливо-недоуменное выражение. – Ничего у тебя не получится. – Она отрицательно затрясла головой.
– Но я же не могу идти в юбке и в шерстяных носках!
Соседка смерила ее взглядом с ног до головы и нырнула под кровать. Оттуда она вытащила свои осенние сапоги на высоком каблуке.
– Вот, надень, – и бросила сапоги к Галкиным ногам, – с носком будет нормально.
Галя надела, прошлась по комнате и поцеловала Томку в щеку.
– Спасибо!
Томка довольно ухмыльнулась:
– Хорошая обувь – главное женское оружие.
Тамара настаивала, чтобы Галя надушилась ее духами, но Галка категорически отказалась – у нее от любого парфюма болит голова.
– Ну и дура, – буркнула Томка и отстала.
Сразу после занятий Галя побежала на Советскую, в горисполком. Чувствовала она себя премерзко, но отступать не собиралась. А что делать, если по закону она может купить только кооперативную, отстояв в очереди лет десять? И кто ее поставит на эту очередь? Школа, в которой она когда-то будет работать? Ну-ну! Галя стоять в очереди не будет, она получит все и сразу, она поселится в собственной квартире до окончания третьего курса. И точка.
Исполкомовец ее не узнал. Она села на стул, внимательно посмотрела на него и изобразила на лице неописуемый восторг:
– Антон Иванович? Вы? Надо же!
Брови чиновника поползли вверх.
– Вы меня не помните? А я вас на всю жизнь запомнила. – Она улыбнулась во все зубы. – Вы так хорошо танцуете! О! – Она подняла глаза к потолку, прижала руку к груди и снова опустила глаза на чиновника. – Неужели вы не помните? – Она подалась вперед. – Я племянница Натальи Федоровны Герасимюк.
– О! – в свою очередь воскликнул исполкомовец и танцующей походкой вышел из-за стола. Галка радостно вскочила. – Ну конечно, помню. – Он изобразил на лице бурную мозговую деятельность. – Кажется… – Он сверлил Галку глазами.
– Галя.
– Галя, – удовлетворенно повторил он, сцепив кисти рук и глядя на нее так, будто она предмет оценки. – И что ж вам нужно, Галя? – Он взял стул, поставил рядом с Галкиным и сел.
Прикинувшись полной дурой, Галя изложила суть вопроса:
– Я хочу продать свой дом и купить квартиру в Харькове, но я не прописана в Харькове. – Она подняла плечи и развела руками. – Вот и пришла в исполком, чтобы спросить, как это сделать.
Он откинулся на спинку стула, выпятил толстые губы и некоторое время молчал. Потом выпрямился и положил руку на Галкино колено:
– Этот вопрос можно решить.
Галку передернуло, но она руку не убирала и смотрела исполкомовцу прямо в глаза.
– Сама понимаешь, просто так прийти и купить сложно…
– Я очень хорошо понимаю, – Галя кивала в такт каждому слову, как это делала Купа, выступая на комсомольских собраниях.
Он сжал Галкино колено.
– Ну… – Он еще больше выпятил губы. – Для решения этого вопроса понадобится время. – Его лицо поплыло, и глазки заблестели.
– Сколько? – спросила Галя, кладя свою руку поверх его.
Он наклонился вперед и приблизил свое лицо к Галкиному:
– Я сведу тебя с нужными людьми, это займет какое-то время.
Слушая его учащенное дыхание, Галя одним движением убрала его руку с колена.
– Извините, но я думала, мы очень скоро с вами потанцуем, – с разочарованием в голосе сказала она.
«Что я несу…» – думала Галка, удивляясь сама себе, но остановиться уже не могла: ее захватило новое ощущение – игры, азарта, авантюры и бесшабашности.
Он побагровел, его глаза налились кровью.
– Я могу очень много, но такими делами занимается другой человек.
– И кто этот человек? – невинно спросила Галя.
На его лбу проступили капельки пота, он пожирал Галку глазами. Подобную сцену она видела в одном фильме, и сейчас у нее было ощущение, что, если она сию же минуту не покинет кабинет, ее вывернет наизнанку.
– Я должен с ним созвониться, договориться… – Он снова потянулся рукой к Галкиному колену.
– Вот после этого и поговорим, – отрезала Галя и поднялась.
– Подожди! – Он бросился к телефону на столе и набрал номер. – Саша, я могу к тебе зайти? Да, срочно! Хорошо, через пару минут я у тебя. – Он посмотрел на Галю, его нижняя челюсть отвисла, и, как он ни старался, не мог закрыть рот. – Идем.
Сопя, он шел чуть впереди нее, выворачивая толстенькие ножки. Они поднялись на третий этаж.
– Подожди здесь, – сказал он и скрылся за высокой белой дверью.
Галка ждала минут пять-семь. Дверь открылась, и исполкомовец позвал ее.
– Вот, это Галя. – Антон Иванович приобнял Галку за плечи. – Саша, надо ей помочь, она очень хорошая девушка.
Саша, далеко за пятьдесят, чубатый и немного хмурый, с водянистыми глазками, некоторое время смотрел на Галку, как ленивый кот на сметану, а потом молвил слабым и, как показалось Галке, болезненным голосом:
– Конечно, поможем. Иваныч, можешь идти, я ее поспрашиваю и отпущу.
Хмурый и правда только расспрашивал.
– Запиши номер моего телефона.
Галя записала.
– Все, иди. – Он сцепил кисти, навалился грудью на стол и потерял к Гале интерес.
Некоторое время Галя колебалась: может, к Антону не возвращаться? Но что-то внутри подсказывало: сходи, тебя не убудет.
Ее действительно не убыло. Она передала разговор с чубатым – не полностью, конечно, оперлась руками о стол, наклонилась и шепотом произнесла:
– Я скоро вернусь.
Галя попросила восемь тысяч, Сурэн взмахнул руками и отрицательно затряс головой:
– Семь! Больше твой дом не стоит!
– Вижу, мы с ним не сторгуемся, – пожаловалась она Марковне, – может, вы с ним поговорите?
Марковна подперла рукой подбородок, посмотрела в окно на сугробы и вздохнула:
– Как бы я хотела уехать в город!
– Зачем?
– Устала я, здоровье уже не то.
Читать бесплатно другие книги:
