Бизнес и/или любовь. Шесть историй трансформации лидеров: от эффективности к самореализации Лукина Ольга

— Наверное! Наверное, да. Я не женщина. Полноценная женщина родила бы. Но что ты знаешь о моей карьере? Вся эта работа, бизнес, график — это бегство. Я привыкла к такому графику. Потому что я годами приходила с работы как можно позднее. Я годами нарочно сдвигала все встречи на вечер, чтобы приползать домой к полуночи и падать замертво, ни о чем не успевая задуматься. Потому что я не могу переживать одиночество. Меня никто не ждет дома, кроме кота. Не могу быть тут вечерами одна! Не могу спать в холодной постели. Я боюсь уже одного только вида этой пустой кровати! Иногда я с ужасом думаю, что вот так и состарюсь никому не нужная, только со своим котом рядом. Вот что стоит за моим успехом.

Когда волна горячих слов иссякла, Татьяна снова ощутила холод. Фигура Александра воспринималась ею как единственный очаг тепла — она смотрела на него, ожидая спасения. Сейчас, в эти минуты, он был единственным, кто мог сказать слова утешения. Дом показался Татьяне еще более пустым, мертвым и бессмысленным. Абсолютный вакуум, черная ночь. Некуда идти. Некому позвонить. Силуэт Татьяны выражал сконцентрированное ожидание отклика.

Она ждала прикосновения, как ждет протянутой руки сорвавшийся и повисший над пропастью. Но Александр делал вид, что не понимает этого. Затушив сигарету, он ускользнул от застывшей в ожидании женщины и ушел в глубину теплой комнаты, лег на диван.

Быть уязвимым — это нормально

— Мне только исполнилось восемнадцать. Беременность привела меня в ужас. Я голову потеряла, ни есть не могла, ни учиться толком. Сидела на лекциях и не слышала слов преподавателя. Тогда еще и сессия была на носу. Я понимала, что запутываюсь в проблемах. К тому же меня тошнило, голова кружилась. Не знаю, был ли это токсикоз… Или просто от страха. Потому что страх был какой-то дикий, прямо уши закладывало…

— Таня, вы обратились к кому-то? Было кому вас поддержать? Посоветовать?

Она помотала головой: нет.

— Почему вы не поговорили с мамой?

— О, это было невозможно.

— Почему? — удивилась я. — Ведь вы рассказывали, что у вас были хорошие отношения, она всегда была готова выслушать вас.

— Ну да… Но это был особый случай. Я стыдилась. Мне казалось, что я сильно ее подвела. Я боялась позора. Не столько для себя, конечно, а именно для нее. Подругам я ничего не говорила — опасалась, что кто-то из них забудется, не выдержит, проболтается. Информация распространилась бы со скоростью света. Представить, что мама узнает о беременности не от меня, а от сплетников, было еще страшнее.

Татьяна заплакала.

— И я не выдержала! Как глупо… Знаете, особенно меня надломил разговор с Сашей. Эта безразличная, холодная реакция потрясла меня. Ему на тот момент было где-то двадцать пять лет. Он казался мне взрослым, таким… предприимчивым. Умным. Понимаете, он выглядел как человек, который знает, что делать. У него всегда был готов комментарий к любой теме. Я шла к нему со своей новостью как к старшему. И вдруг… Дело в том, что я еще не совсем все рассказала вам. Тогда же, в том разговоре об аборте, он сообщил, что у него уже есть ребенок. Трехлетняя дочка. Понимаете? Ужас в том, что я узнала об этом только в ту минуту! Это просто оглушало. Тогда же он заявил, что из-за проблем с местным рэкетом уезжает. Господи! Я удивляюсь, как только я не решила тогда сделать что-то страшное с собой…

Татьяна в ужасе зажмурилась и прижала ладони к лицу. Я дала ей время. И чуть погодя спросила:

— Что с вами происходило после разговора с Сашей? Что вы чувствовали? Что вы думали о случившемся?

— Во мне боролись разные мысли. С одной стороны, мысль о ребенке вызывала во мне нежность, счастье, такое особое волнение… как перед таинством. Я любила маленьких. У меня два младших брата. Я с пятого класса умела обращаться с детьми… Понимала, что им нужно, какие они, как с ними может быть хорошо. С другой стороны, я думала про родителей, про учебу, про планы… Не понимала совершенно — как жить? На что? Как дальше учиться? Был очень сильный страх. Как будто речь шла не о беременности, а о смертельной болезни. Я непрерывно ждала звонка от Саши. Выходя из института, надеялась увидеть его у входа. Не могла поверить, что он не станет меня поддерживать. Такой мужчина не мог бросить меня в беде. Три дня я ждала. Потом не выдержала. Такая это была мука — ждать, ждать, ждать в страхе! И я просто встала и побежала в больницу. Просто чтобы прекратить этот изматывающий страх.

— После этого вы общались с Александром?

— Нет.

— До знакомства с Сашей у вас уже был какой-то сексуальный опыт?

— Нет! Я была девственницей. Это был мой первый мужчина.

— Вы имели какое-то представление о контрацепции?

— Ну… Точно не помню. Но, наверное. Конечно. Многие мои подруги тогда уже активно жили половой жизнью. Я не могла не знать. Вы… осуждаете… осуждаете меня?

— Нет, нисколько. Напротив, я очень искренне сочувствую той восемнадцатилетней девчонке, которой вы когда-то были. А вот поведение Александра мне видится жестоким. И его тогдашние доводы противоречат логике. Он был старше вас. Имел опыт сексуальной жизни. Он знал, что у вас этого опыта еще нет. Разумеется, вы тоже несли ответственность за занятие сексом без презерватива. Но на вашем партнере в тот период ответственности было все же больше. Если он с самого начала знал, что не планирует серьезного продолжения отношений, если с самого начала не был готов иметь детей, то меньшее, что он мог бы сделать в такой ситуации, — это просто поговорить с вами. Предупредить. Посоветовать вам предохранение. И, естественно, рассказать, о том, что у него уже есть ребенок. Вы имели право об этом знать. Это предельный минимум. Все, что за пределами этого минимума, — неприкрытое потребительское и безответственное отношение. Он не мог не видеть, что вы — отчасти еще ребенок. Не мог не понимать, что он — первый. Наверное, его вдохновляла ваша непорочность. Возбуждали ваша чистота и трепет. Но в жизни мужчины, как и в жизни вообще любого взрослого человека, должно быть чувство ответственности. Скажите, до разговора о беременности вы знали, что он женат?

— Да. Но не совсем… То есть он говорил, что у него была гражданская жена. Но они уже расстались к тому моменту. Оказались разными, что-то такое.

— Кем для него были вы?

— Он говорил — подарком судьбы. Светом жизни. Говорил, что я вытащила его из мрака. Ну, проблемы в бизнесе, тяжелое расставание с женой вроде, он был в таком… кризисе. Черная полоса жизни. А после встречи со мной пошел подъем. Черный стал меняться на белый.

— Таня, получается, эти признания на поверку оказались ложью?

Она молчала.

— Скажите, если бы вы знали о семье, о маленьком ребенке, как бы поступили со своей влюбленностью?

— Ничего бы не было. Я помню себя в этом смысле достаточно хорошо — помню свои идеалы. Я бы никогда не пошла на связь с несвободным человеком. За мной ухаживал один взрослый женатый мужчина еще до Алекса. Готов был на все, лишь бы я была с ним. Но для меня это было неприемлемо. Может, это и неправдоподобно. Но в восемнадцать лет у меня уже были принципы.

— Таня, я знаю, вы и без меня уже много думали о том, что с вами тогда случилось. Попробуйте понять, как эти печальные события повлияли на вашу жизнь в целом?

Она задумалась. Сосредоточилась. Напряженно прикрыла веки. Я понимала, что она пытается взглянуть на два с лишним десятилетия с некой верхней точки. Наконец она вздохнула, облизнула сухие губы и заговорила:

— Мне кажется… я перестала доверять.

— Кому?

— Всем. И прежде всего себе. Ведь тогда, в восемнадцать лет, я была уверена в Саше. Мне пришлось признать простой и очень унизительный факт: со мной что-то не так, раз меня можно оставить, бросить.

— Таня, вы просто были слишком молоды. Рядом не было никого, кто мог бы поддержать, дать событиям трезвую, внятную оценку. В силу отсутствия опыта вы просто перепутали любовь и влюбленность. Далеко не всякая влюбленность оканчивается искренней близостью и глубоким принятием друг друга. В девяноста процентах случаев влюбленность ничем не заканчивается. Но, когда она умирает, мы, как правило, переносим это болезненно. Это трагедия, но не навсегда. Залечив раны, человек движется дальше — к следующей влюбленности, к новому очарованию. Это движение продиктовано самим инстинктом жизни.

Я дала ей время остановиться на сказанных мною словах. Мне хотелось, чтобы она отложила их в память и после вернулась бы к ним в попытке осмыслить, осознать их объем. После паузы я продолжила:

— Мне хочется сказать вам еще одну важную вещь. Узнав о беременности, вы чувствовали нежность и желание иметь ребенка. Это говорит о том, что вы абсолютно нормальная, здоровая женщина. Об этом же говорит и страх, который вы чувствовали вместе с нежностью. Многие женщины, оказавшиеся в трудных обстоятельствах, и хотят ребенка, и боятся его иметь. Уязвимость в такие моменты — это скорее норма. И здесь вновь многое зависит от того, какие люди окружают молодую женщину: есть ли среди них те, что поддержат, не осудят, но успокоят, не дадут поддаться панике и помогут найти правильное решение. Необдуманные и поспешные решения в таких случаях слишком дорого стоят. Почему-то весь мир для вас в тот роковой момент был замкнут на Саше. Рядом не оказалось ни достойных, надежных друзей, ни мудрых и любящих родителей. Никого. Вы рассказывали, что у вас благополучная семья и хорошие родители. Но получается, это благополучие признавалось вами только формально, как факт. Получается, что в критический момент вы не могли рассчитывать на понимание, на помощь и принятие. В беде, в страхе вы посчитали себя «плохой» и ненужной.

Полезная любимая

Я предложила Татьяне разобраться в том, что есть сейчас и чем был тогда для нее стыд. Как правило, за этим состоянием стыда, за предчувствием стыда стоит безотчетный детский страх быть униженным и отвергнутым.

Стыд — жгучее ощущение своей ничтожности и сожаление о своем несоответствии ожиданиям окружающих. Мне представлялось, что Татьяна жила очень трудно по разным причинам, в том числе и по той, что старалась быть идеальной.

— Татьяна, вы преуспели в том, чтобы оправдывать самые высокие свои и чужие ожидания, но получается, что себя-то вы совершенно не чувствуете. Не понимаете, что вам на самом деле нужно. А так жить очень тяжело.

— Вы намекаете… Вы считаете, что тогда я могла обратиться за помощью к маме?

— Это было необходимо. И я уверена, даже если бы поначалу мама и не справилась бы с эмоциями, испугалась бы или расстроилась, то впоследствии, видя, как вы желаете ребенка и как готовы любить его, мама скорее всего приняла бы такой вариант будущего и поддержала бы вас. В конце концов, самое важное для здоровых родителей — это видеть своего ребенка счастливым.

— Вы думаете? — неуверенно спросила она.

— Да. Скажите, у вас были в жизни моменты, когда родители показали бы вам, как сильно вы для них важны?

Таня снова задумалась.

— Да, пожалуй. Конечно. Всякое было.

— Расскажите, пожалуйста.

— Ну вот на пятом курсе меня со стажировки экстренно госпитализировали с гнойным аппендицитом. Начал развиваться перитонит. Я не хотела их тревожить, думала, все обойдется. Мои родители — нефтяники. Жили тогда в Сургуте. Однокурсницы им позвонили, сообщили, что я в больнице. И они вылетели первым же рейсом. Оба были тут, со мной, взяли все под контроль.

— И ведь это, наверное, не единственный пример?

— Да-да.

— О чем вам это говорит?

— Я всегда знала, что они меня любили. Вы хотите сказать… Думаете, они бы меня простили?

— Все совершают ошибки, особенно в юности. Потом осознают их и исправляют. Без этого люди не смогли бы развиваться. Родители, конечно, злятся и расстраиваются, но не перестают нас любить. Я думаю, что ваши родители многое готовы отдать за то, чтобы с вами все было в порядке.

— Никогда не думала об этом… правда. Не смотрела на мою историю в таком ключе.

— А что меняется теперь, при взгляде из новой для вас точки?

— Не могу точно сейчас сказать. Но, получается… в моей жизни есть люди, для которых я ценна, даже не будучи идеальной? Вы об этом?

Я смотрела на Татьяну. Что я знала о ней? Ответственный человек. Отличница. Усердно училась не из-под палки, а просто потому, что иначе не могла. Дочка — радость и гордость родителей. Заботилась о маленьких братьях. Могла и в сад собрать, и отвести, и привести, и покормить. Раннее взросление. Раннее решение о будущем. Татьяна выбрала экономику в МГИМО. Знала, что будет учиться там и только там.

Родители приняли решение, подтянули лучших репетиторов. По ее словам, право голоса в семье она имела уже с двенадцати лет. Родители относились к ее мнению серьезно.

В картине, которая постепенно вставала передо мной, вроде бы присутствовало и уважение со стороны родителей, и благодарность за помощь, и признание заслуг. Заслуг было очень много: учеба, выступления с хором в музыкальной школе, руководитель школьной газеты, победы в спорте… Что мотивировало девочку много трудиться и всегда быть первой? Как-то во всей этой картине не хватало эмоциональной близости. Я искала и не находила каких-то примеров чувственности и… безусловности.

Этот пробел стал материалом для моей следующей рабочей гипотезы: я вдруг увидела перед собой человека, отождествлявшего эмоциональную близость и нужность. Сутью близости Татьяна считала способность приносить пользу.

Родители Татьяны — выпускники Губкинского института — сразу по окончании учебы уехали в Сургут. Некоторые отрывки воспоминаний Татьяны давали основания предположить, что лидером скорее всего в их семье была мама. Она была более успешной и доминировала. Давала оценку действиям мужа, подталкивала его к каким-то большим свершениям, постоянно ожидала от него большей активности и деловитости. Она считала дурным тоном для мужчины не зарабатывать много денег.

Мама Татьяны ставила в приоритет целеустремленность и успешность. Эта информация проливала некоторый свет на процесс самоидентификации Татьяны как женщины. По сценарию для Татьяны была уготована следующая роль: женщина должна быть самостоятельной и успешной в карьере. Но при этом ей обязательно полагалось быть при мужчине, которого необходимо все время побуждать достигать большего, «подтягивая» его вверх. На более глубоком, скрытом уровне сценарий предписывал ей оставаться хронически неудовлетворенной эмоционально и разочарованной.

Постепенно я начинала все четче представлять, откуда в Татьяне было столько сил, столько страстного желания регулировать жизнь Александра, наделять его предпринимательским потенциалом, растить из него «чемпиона».

На сознательном уровне Татьяна искренне хотела мужчину-партнера. Мужчину-равного.

Но на данный момент она психологически зависела от мужчины более слабого, пассивного. Причем пассивность эта проявлялась не только в поведении Александра, но и в его морали. Александр был типичным «уклонистом». Сторонился ответственности во всех возможных и невозможных случаях.

Именно такой человек стал для нее магнитом. Но природу этого магнетизма протяженностью в двадцать с лишним лет она пока понять не могла.

С Александром она имела возможность максимально полно реализовываться в роли ведущей — в роли женщины-буксира, женщины помогающей, поднимающей наверх, мобилизующей и направляющей.

Но в это же самое время внутренний — свободный и живой — ребенок Татьяны оставался несчастным: преданным, униженным, отчаянно одиноким. Именно этот ребенок расшатывал легенду о любви всей жизни. Именно он бунтовал и разворачивал на бессознательном уровне огромную тревогу, неудовлетворенность, боль.

День, прожитый со смыслом

Прошло уже несколько наших встреч, но Татьяна как-то обходила стороной обсуждение и осознание последствий той ужасной ночи. Я чувствовала, что она очень переживает и ей одиноко. Но почему-то она не спешила со мной делиться.

— Татьяна, чем закончился ваш последний конфликт с Александром? — начала я с прямого вопроса нашу очередную сессию.

Татьяна насторожилась, как-то напряглась.

— Тем же утром после ужасного скандала он улетел домой. Вдогонку я написала ему СМС, что любящие люди так себя не ведут; написала ему также, что он сильно унизил меня и обидел; что мне очень плохо и я плачу.

— Вы молодец, что выразили ему свои чувства. И что он вам ответил?

Татьяна покопалась в своем мобильном телефоне и нашла СМС Александра. Ни извинения, ни сожаления. Суть этого послания сводилась к тому, что Татьяна преувеличивает проблему. Она неадекватная, требовательная и эгоистичная. И причиной тому стали большие деньги, которые, на взгляд Александра, ее развратили. В конце ей было предъявлено обвинение ни много ни мало — в неумении любить.

— Мне ужасно жаль, что он не смог понять ваших намерений и ваших переживаний и сильных чувств!

— Ведь это неправда, то, что он обо мне сказал?! — Это был не то вопрос, не то утверждение. — Я никогда не зацикливалась на деньгах. Они сами пришли в мою жизнь как следствие моих результатов, но не как самоцель. Я всегда с ним всем делилась. Неужели он не видит, какая я на самом деле?

— Увы, не видит. — Выдержав паузу, я аккуратно продолжила тему: — Как вы думаете, можно считать, что вы получили ответы на вопросы, которые поставили перед собой на первом этапе терапии?

— Вы имеете в виду… разобраться в том, что, может быть, Алекс не мой мужчина? — Татьяна сказала и сама будто бы испугалась своих слов.

Заерзала в кресле, начала расправлять складки на платье. Мне было это уже знакомо. Язык ее тела будто говорил: «Я не хочу об этом думать».

— Что вы думаете обо всем этом? — продолжила я.

— Ничего. Не знаю. Я очень скучаю. Но не может же это все просто так закончиться?

Несмотря на свой богатый профессиональный опыт, я тем не менее чувствовала огромное человеческое удивление: почему такая умная, сильная, яркая женщина не подвергала свои отношения сомнению? Как ей удавалось годами игнорировать вопиющие факты? Почему даже сейчас она ни на микрон не приблизилась к мысли просто закончить отношения с Александром?

— Татьяна, а в чем ценность этих отношений для вас сейчас? Чего вы ждете?

— Хм… Ну, я уже говорила вам…

— Наверное, я вас не поняла.

— Послушайте, но, в конце концов, это же ясно — ответ на поверхности. Мы живем в мире женщин. Мужчин — мало. Из них толковых — крохи. Жизнь такая. — Лицо Татьяны исказилось в гримасе и в одно мгновение стало некрасивым. — Думаете, мне нравится то, что происходит? Конечно, нет. Но надо реально смотреть на вещи: мужчин — нет. И что делать? Мечтать о сексе одинокими ночами? А живое тело рядом — это хоть какое-то, но воплощение фантазии. Пусть несовершенное. Но это живое тепло. Я хочу спать рядом с мужчиной. Я не могу жить без тепла-а! — Она не просто закричала, почти завыла. — Знаете, когда он уехал, самое страшное было — это когда в первый вечер я посмотрела в пустую постель. Она была похожа на гроб и напомнила мне о том, что жизнь скоро кончится, так и не начавшись. Именно поэтому я все еще жду его. И вздрагиваю от каждого СМС. Потому что самое страшное — это мысль о том, что он не вернется.

Я не перебивала, пока она не замолчала. Зеленые глаза горели сумасшедшим огнем, щеки полыхали красными пятнами.

Несмотря на всю ее агрессивность, я не сердилась на Татьяну. Сейчас ей больше всего нужно было мое понимание, а не давление. Дело, похоже, было в ее сильном безотчетном страхе остаться одной. Настолько сильном, что ее блестящий мозг просто переставал работать.

Включались страшные фантазии о неизбежно одиноком будущем, и она пугала сама себя еще больше. До смерти. Разубеждать ее сейчас было бесполезно. Мои смутные интуитивные догадки получили подтвержение. В этот момент я отчетливо поняла, что проблема была не в самом Саше, не только в том, что однажды он ее уже бросил, поселив в ее сердце страх. Кто-то бросал эту девочку еще раньше.

Похоже, фигура Алекса просто отлично подошла к сценарию Татьяны. Все яснее и яснее начинала звучать тема «брошенного ребенка».

— Таня, я не требую, чтобы вы сейчас расставались с Александром. У меня нет на это никаких прав. Вы решите сама, что вам делать и когда. Мне важно только, чтобы вы понимали, что происходит на самом деле. Мне больно за вас. Это мои чувства. Я уверена, что вы достойны гораздо лучшего отношения. Но я понимаю, вы пока не готовы смотреть на Александра глазами взрослой, ценящей себя женщины. Напротив, вы, как маленькая потерянная девочка, цепляетесь за него, наделяя невероятной значимостью.

Татьяна расслабилась и внимательно слушала меня. Цвет ее лица выровнялся.

— Я согласна с вами, что он поступил очень гадко. Не волнуйтесь, я это понимаю.

— Дело не только в этом последнем скандале, дело в том, как он вообще к вам относится? И сможете ли вы быть счастливой с этим человеком? Мне трудно это представить.

— Я понимаю это, — тихо произнесла Татьяна. — Начинаю это понимать. Но мне очень страшно. Вы не представляете, как мне страшно его потерять. Сердце просто сжимается. — Она показала рукой, как крепко пальцы держат ее сердце. — Простите! Спасибо вам, что вы на меня не сердитесь! Что вы меня понимаете. Мне нужно время.

— Я понимаю.

Прощаясь, мы обнялись. Похоже, что нам обеим сегодня удалось понять и принять друг друга. Я села в кресло с ароматным и согревающим чаем. Сделала несколько глотков.

Зона турбулентности закончилась. Я почувствовала глубокое удовлетворение и усталость. Сегодняшний день был прожит со смыслом.

Еще один достойный человек на этой земле начал снимать с себя опасные розовые очки. Все-таки работа психотерапевта — это какое-то необыкновенное таинство.

Новый контракт

В общем-то цель нашего первого контракта была достигнута. Татьяна начала понимать, что Александр слышит и слышал в большей степени только себя. В его представление о любви полностью вписывалось такое распределение заботы между мужчиной и женщиной.

Похоже, и со своей законной женой он реализовывал такую же модель. Но она это молча принимала. К тому же она всю жизнь полностью от него зависела материально.

Я знала, что это еще не конец истории. Страх держал Татьяну плотно. И несмотря на то что моя клиентка все больше выходила из иллюзий, она продолжала ждать Александра.

Через пару недель как ни в чем не бывало он вернулся. Ему снова понадобилась срочная помощь в работе и деньги. Он приехал к Татьяне. Приласкал. Сказал, что очень соскучился.

После некоторых сомнений она его пожурила и все же не смогла ему отказать. Страх разом утих. Настроение ее улучшилось. Но теперь мы уже обе понимали: это только на короткое время.

На этом этапе открылся более глубокий срез проблемы, с которой Татьяна пришла в терапию. И если для нее было важным не только достичь временного улучшения в состоянии, а вырваться из своего сценария, то пора уже было идти глубже.

— Предлагаю переформулировать цель нашего контракта — разобраться в природе вашего сильного страха расставания, — начала я нашу следующую встречу. — До тех пор пока он держит вас как клешней, вы не сможете принять правильное для вас решение. «Ребенок» не может уйти от «родителя», каким бы ужасным он ни был. Цель принимается?

— Да, конечно! Я очень хочу понять и вырвать из себя эту занозу, — с чувством заявила моя клиентка.

— Таня, а за те двадцать лет, пока Саша снова не появился в вашей жизни, у вас были отношения с другими мужчинами?

— Конечно, были. Разные контакты. Я их не считала. Я люблю мужчин, я не могу долго жить без секса. Я ненавижу одиночество. Я даже успела побывать замужем. Но брак был недолгим. Мой муж был очень пассивным человеком, домашним, и мне с ним было смертельно скучно. И секс никакой.

— Вы не боялись его потерять?

Татьяна задумалась.

— Сначала, наверное, боялась. А потом он так стал тяготить… У меня было ощущение, что он висит на мне. И мне не хотелось это нести на себе.

— Интересно получается: домашний, стабильный человек хотел быть с вами, он никуда не ускользал, но вам это показалось неинтересным. Это выглядит так, что он не дал пищи вашему сценарию.

— Что вы имеете в виду?

— Страдать от неопределенности, возможности быть брошенной.

— Неужели я сама себе настолько враг?

— Получается, так. А другие значимые отношения?

— Когда училась в Гарварде, у меня случился невероятный роман с парнем из Индии. Он был совершенно необыкновенный парень, очень амбициозный и реально талантливый. — Татьяна на мгновение ушла куда-то внутрь своих воспоминаний. Улыбнулась. — Знаете, такого секса у меня больше никогда не было. Мы могли заниматься им несколько часов кряду, и это после той сумасшедшей учебы! Мне кажется, мы исследовали всю «Камасутру»!

— Что это было между вами?

— Это была любовь — яркая, потрясающая!

— Но вы говорили, что все эти годы вы любили Алекса, — мягко заметила я.

— Вы знаете, в тот момент я впервые, наверное, о нем забыла. Я была счастлива. Я была рядом с человеком, который был мне равен по силе, по амбициям, по полету фантазии… Нам так было здорово вместе, мы уже собирались лететь в Индию знакомиться с его родителями, но… В последний момент Муштак сильно занервничал и вдруг сказал: «Нам лучше остаться друзьями. Я всегда буду рад тебя видеть в любой точке земного шара и обнимать, но жениться мне будет правильнее на девушке своей культуры». Вы представляте?

Татьяна задумалась. Ее лицо стало грустным.

— Вы знаете, как-то странно получается: как только я встречала мужчину, который меня зажигал, который был, может, даже сильнее, чем я, и я была готова за ним идти на край света, он начинал отдаляться и исчезал. Или хуже того, оказывался женатым. Они все хотели секса со мной, а душевной близости — нет. У меня что, на лбу написано: «Сюда только классно потрахаться!»? — воскликнула она и всплеснула руками.

— Таня, я хочу, чтобы вы правильно меня поняли, — начала я осторожно, — я очень хорошо отношусь к сексу, но мне кажется, вы отводите для него какое-то неадекватно значимое место. А ведь это, если задуматься, только некий завершающий аккорд в сильной и глубокой связи между мужчиной и женщиной. Вы же физический контакт наделяете чем-то мистическим. Вам не кажется, что вы совсем не проводите разницу между физическим влечением, влюбленностью и любовью? Когда вы чувствуете, что мужчина возбужден, что его влечет к вам, вы уверены, что он уже вас уже любит?

— А разве это не так? — совершенно искренне удивилась моя клиентка сорока с лишним лет.

— Боюсь, что нет, Таня. Вы действительно красивая и очень сексуальная женщина, но мне кажется, вы себя не цените и не любите.

— Я чувствую себя сумасшедшей. Я не понимаю! Господи, я не шлюха! Я всю жизнь хочу не просто трахаться, я хочу отношений. Я хочу тепла, близости, семьи!

— А получается, что мужчины читают ваше приглашение на физический контакт. Скорее всего, даже не отдавая себе в этом отчет.

— Господи, какой ужас! Почему так происходит?

— Вероятно, через секс вы научились заслуживать одобрение, восхищение мужчин и пытаетесь их удовлетворить наверняка. Таким образом вы реализуете стратегию ребенка «быть очень хорошей и удобной, чтобы не бросили». Я вам уже рассказывала о механизмах работы сценария. Когда мы руководствуемся своими детскими стратегиями, происходит ровно то, чего мы пытались изо всех сил избежать. И когда это происходит, мы будто подтверждаем, подкрепляем свое старое не доброе решение о себе или о жизни, подкрепляем свою безнадежность.

— Господи, что со мной не так? — посмотрела она в ожидании на меня. И сама же себе ответила на вопрос: — Меня бросают, потому что я очень боюсь, что меня бросят?

— Думаю, да. Этот страх как заноза застрял в вашей душе. Это очень похоже на детскую травму брошенности. И пока она не разблокирована, то, чего вы боитесь, будет происходить. Если быть более точной, вы сама это будете неосознанно воссоздавать. И мужчины, которые боятся привязанности, очень подходят вам для реализации этого сценария.

— Я доверяю вам, но я пока не до конца понимаю…

— Что вы обычно чувствовали, прощаясь с Александром?

Она подумала.

— Беспомощность. Абсолютную беспомощность. Он всегда просто ускользает. Утекает сквозь пальцы, как вода. И с этим ничего нельзя поделать. Вот он есть. А через секунду — нет. И я никак не могу на это повлиять.

— Пожалуйста, закройте глаза. Попробуйте описать ощущения того, кто постоянно теряет ускользающего человека.

Она не закрыла глаза. Но сосредоточилась. С явным старанием заглянула внутрь. Прислушалась.

— Главное — тревога. Мне тревожно. Внутри все дрожит, как перед бедой. Просто есть только одно желание: хочется, чтобы он остался. В эти минуты я просто не знаю, как жить без него. Кажется, что эта жизнь — невозможна. Будто мне предстоит выйти в безвоздушное пространство.

— Таня, вы когда-то давно чувствовали что-то похожее?

— Возможно… Не уверена.

— Описанное вами очень похоже на переживания ребенка, которого вот-вот оставят или уже бросили. Этот ребенок замирает от ужаса, но ничего не может изменить, ему остается только смириться с этой данностью.

Она помрачнела. Пожала плечами:

— Но меня никто не бросал.

— Может быть, родители оставляли вас? Уезжали? Или вас надолго клали в больницу без мамы?

Я не сдавалась, интуитивно чувствовала, что иду по правильному следу.

Татьяна глубоко вздохнула.

— Меня часто отвозили к бабушке с дедушкой в Подмосковье. Но ведь меня не бросали. Все обо мне заботились.

— Это версия взрослого человека. Возможно, когда вы были маленькой, вы могли это переживать эмоционально совсем по-другому.

Татьяна молчала.

— Вам снятся кошмары?

— Бывает.

— Вы запоминаете их?

— Иногда.

— Есть ли сны, которые повторяются? Или какая-то тема, которая повторяется из раза в раз?

— О да. Есть. Есть странный сон, который снится мне постоянно, вот уже много лет. В нем все время есть какая-то машина. Очень смутно, но это всегда. Пересказать вряд ли можно. Но ужас там всегда в том, что машина едет, а я не в ней. То ли я там что-то оставила, может, сумку, то ли кто-то в ней остался… Или я не успела в нее сесть, она уехала куда-то без меня… Почему-то всегда в этом сне есть ощущение катастрофы.

У меня внутри граната

Когда-то в жизни моей клиентки была травма брошенности. Я чувствовала это. Я знала. Просто пока не хватало фактов. Как только в жизни Татьяны возникали хоть сколь-нибудь значимые отношения с людьми, она, сама того не желая, начинала их обслуживать.

Если что-то шло не так, она могла сердиться, обижаться, но это ровным счетом ничего не меняло.

Я прямо видела, как с ней происходила метаморфоза и она из взрослой независимой женщины превращалась в маленькую девочку, которая изо всех сил заслуживает одобрение. Только бы ее не бросили. Права на то, чтобы уйти из отношеий самой, просто не существовало. Оно было накрыто не просто страхом, а ужасом одиночества.

Моя интуиция подсказывала мне, что этот серийный сон про уезжающую машину где-то рядом. Он пытается донести до сознания Татьяны какую-то жизненно важную информацию из ее прошлого. Но Татьяна упорно его не запоминала. Как будто на этой части ее прошлого лежала железобетонная плита, которую никак не удавалось сдвинуть.

Ее память крепко заблокировала какие-то события давних лет, пытаясь ее от чего-то защитить.

В свою очередь, Татьяна как тигрица защищала от моих «посягательств» тему родителей. Она продолжала настаивать, что у нее не было никаких травм и никто ее никогда не бросал. Мама была почти в ранге святой.

О’кей. Я не давила и не спешила. Знакомилась с ее историей, детскими воспоминаниями и впечатлениями шаг за шагом. Я уже поняла, что с этой клиенткой торопиться не стоит.

Неожиданно помощь для терапевтического прогресса Татьяны пришла из ее деловой части жизни.

— Хочется все послать к черту. Так достала меня работа, что никакой воли не хватает, чтобы с холодной головой включиться в дело, — начала Татьяна нашу очередную встречу.

— Вам перестала нравиться ваша работа?

Татьяна задумалась.

— Формально я довольна тем, как развивается моя карьера. О собственном деле я не мечтала: если и приходилось рассуждать, то о перспективах лишь какого-то малого бизнеса, а мне важен масштаб. Мне нравятся большие дела — глобальные. Кроме того, мне интересна тема девелопмента. Деньгами я тоже удовлетворена. Но… мне не нравятся отношения в нашей компании.

— Вы имете в виду каких-то конкретных людей?

— Да, своих боссов. У моей компании три акционера. Один живет в Гонконге, другой — в Майами. А вот третий активно колесит между штаб-квартирами, но больше всего хозяйничает в Москве. Именно с ним отношения складываются очень сложно.

— В чем сложности?

— Понимаете, работая с вами, я вдруг стала понимать, что он психопат, манипулятор и вдобавок ко всему азартный игрок. Он ни хрена не делает для бизнеса, только деньги тратит и пыль пускает в глаза партнерам. Хуже всего, он и мне не дает по-человечески работать! — Глаза ее гневно сверкали. — За последние семь лет дважды доводил меня до такой степени, что… Я просто уезжала. Покупала билет — и в самолет. Последний раз я улетела на полтора месяца в Африку, с желанием больше никогда не возвращаться в эту чертову контору! Хотела подальше от Москвы. Восход над Килиманджаро, стада зебр и охота львов на антилоп в саванне… Я полностью унеслась в параллельный мир. Как-то все отступило, и я сумела себя уговорить вернуться.

— А как вы себя убедили?

— Стала думать, что все же живые люди… имеют право на несовершенство и ошибки. И я не исключение. Но, как только я вернулась, все началось сначала. Он меня страшно достал.

Она приложила руки к горлу и слегка сжала пальцы.

— Кажется, что здесь ком. И он вот-вот взорвется. Я начинаю чувствовать себя человеком, проглотившим гранату.

— Скажите, а что в такие моменты хочется сделать? Каким образом представляется освобождение?

— Хм… Знаете, как бы странно это ни прозвучало, хочется дать этой гранате взорваться! И чтоб вместе со мной все снесло к чертовой матери. Я устала гасить чужие взрывы, быть идеальной и надежной: я не сорвала ни одного проекта, никогда от меня никто не слышал никаких истерик, скандалов, даже упреков.

— Я представляю, чего вам это стоит. Потому вы в критические моменты просто интуитивно увозите себя в другую реальность. Так?

Татьяна кивнула.

— А что происходит там, в другой реальности?

Она пожала плечами.

— Не знаю… Да ничего особенного. Просто переключаюсь на простоту. На природу. Сильные впечатления от того, что вижу, занимают все внутри, места для московских проблем просто не остается.

— Можно сказать, что свежие и живые впечатления от природы вытесняют куда-то вглубь текущие негативные эмоции и мысли? Как будто прессуют.

Она задумчиво поправила подол платья. Посмотрела на руки. Затем подняла взгляд на меня и очень неуверенно, но с интересом спросила:

— Хотите сказать, что негатив не уходит? Остается внутри?

— К сожалению, да. И с каждой новой волной побега от проблемы, с каждым новым витком давления на негатив ваша «граната» внутри будет набирать все больший и больший потенциал взрывной силы.

Татьяна покачала головой.

— Н-да. Возможно, вы правы. Но что толку? Вы же, наверное, подталкиваете меня к мысли о том, что надо что-то менять, что-то со всем этим делать…

— Очевидно. И я бы вам очень рекомендовала не откладывать это надолго. Вы играете в прямом смысле с огнем. Если ничего не менять, то взрыв произойдет. Рано или поздно. И причиной взрыва может стать самая незначительная ситуация.

— Не спорю. Наверное… Но, если честно, я не чувствую в этой проблеме какой-то уж слишком большой опасности. Ну, взрыв. Ну, случится. Ну и что? Основные беды мои все-таки в другом.

Она тяжело вздохнула. Видимо, вернулась мыслями к своим личным переживаниям.

— Татьяна, в жизни человека все связано. По какому бы поводу вы ни переживали — тело-то у вас одно. А взрыв может проявиться, например, как агрессия вовне. В этом случае вы можете просто разрушить то, что строили много лет. Либо взрыв проявится как агрессия, направленная внутрь вас же. В этом случае вы заработаете психосоматическое заболевание. Наиболее вероятные из соматических проявлений — заболевание пищевода, желудка, дисфункция щитовидной железы или яичников…

Татьяна выпрямилась, она смотрела на меня в огромном изумлении.

Страницы: «« ... 1112131415161718 »»

Читать бесплатно другие книги:

В новом переводе – первый роман эпопеи «Хроники хищных городов». Действие этой фантастической саги п...
Отражение Света и Тьмы приходит в этот мир лишь раз в сто лет, воплощаясь в человеческом теле. И ник...
Тема еврейской эмиграции прежде уже становилась объектом внимания. Однако до сих пор не было опублик...
Задумывались ли вы, откуда ваш мозг знает, где вы находитесь? Почему ваши воспоминания связаны с мес...
Два «Философских парохода» доставили в Германию более 160 человек – профессоров, преподавателей, вра...
Системное мышление помогает бороться со сложностью в инженерных, менеджерских, предпринимательских и...