Открытие ведьм Харкнесс Дебора
– Значит, это чувство возникает не только из-за любви. – От всех этих разговоров о войне и о смерти мне становилось не по себе.
– Моя жизнь обрела начало, середину и конец. Все минувшее было лишь вступлением. Теперь у меня есть ты. Когда-нибудь ты уйдешь, и моя жизнь будет кончена.
– Не выдумывай, – поспешно сказала я. – У меня в запасе всего-то несколько десятилетий, а у тебя вечность.
– Посмотрим, – сказал он, поглаживая мое плечо.
Его будущее начинало сильно меня волновать.
– Ты будешь осторожен, ведь правда?
– Безрассудный не прожил бы столько веков. Я всегда настороже – теперь больше, чем когда-либо, потому что мне есть что терять.
– Лучше одно это мгновение с тобой, чем века с кем-то другим, – прошептала я.
Мэтью поразмыслил.
– Раз уж я сделался тридцатисемилетним всего за пару недель, то, пожалуй, когда-нибудь тоже смогу почувствовать, что мне довольно одного мгновения с тобой. – Он прижал меня к себе еще крепче. – Но это чересчур серьезные материи для брачного ложа.
– Я думала, смысл «спанья в мешке» как раз в беседе и состоит, – скромно заметила я.
– Это смотря кого спросишь – тех, кто в мешках, или тех, кто их укладывал. – Его губы спустились от моего уха к плечу. – Кроме того, я хочу обсудить с тобой еще один элемент средневекового брачного обряда.
– В самом деле, муж мой? – Я легонько куснула его за ухо.
– Не делай этого, – одернул он с насмешливой строгостью. – Не кусайся в постели. – (Я сделала это еще раз, назло ему.) – Так вот, невеста во время венчания обещала «быть хорошей женой на ложе и в доме». Как ты намерена исполнить этот обет? – Он уткнулся лицом в мою грудь, словно надеялся найти ответ именно там.
После нескольких часов таких разговоров я стала по-новому относиться к церковным обрядам и народным обычаям. В такие близкие отношения я не вступала еще ни с кем из созданий.
Успокоенная и счастливая, я свернулась калачиком рядом с таким знакомым теперь мужчиной. Моя голова лежала у него на груди, и он перебирал мои волосы, пока я не уснула.
Проснулась я на заре от странного звука, точно кто-то пересыпал гравий по железной трубе. Рядом со мной храпел спящий вампир. Сейчас он еще больше напоминал изваяние рыцаря на могильной плите – не хватало только собаки у ног и меча за поясом.
Я укрыла его, пригладила ему волосы – он даже не шелохнулся. Поцеловала в губы – и тут никакой реакции. Глядя на своего красавца, спящего мертвым сном, я чувствовала себя самой везучей колдуньей на свете.
Тучи все еще застилали небо, но на горизонте брезжили красные проблески, – глядишь, и развиднеется днем. Я встала, потянулась и оглянулась на Мэтью. Скорее всего, проснется он не скоро. Ощущая себя бодрой и странно помолодевшей, я быстро оделась и прошептала, целуя его:
– Я мигом, ты даже и не заметишь.
Мне хотелось ненадолго выйти в сад и почувствовать себя самой собой. Ни Изабо, ни Марты не было видно. Я надкусила яблоко, взятое на кухне из лошадиной миски. Вкусно.
В саду пахло травами и белыми розами. Разгорался рассвет. Если бы не моя современная одежда, я подумала бы, что перенеслась в шестнадцатый век – вокруг сплошные квадратные грядки и ивовые загородки для защиты от кроликов, – хотя обитатели замка наверняка отпугивают вредителей лучше этих несчастных прутиков.
Нагнувшись, я потрогала растущие у дорожки травы. Одна из них входила в Мартин чай – рута, с удовлетворением вспомнила я.
Порыв ветра бросил мне на глаза всегдашнюю непослушную прядку. Не успев поправить ее, я вдруг оторвалась от земли и помчалась в небо, точно ракета. Уши заложило.
По легкой щекотке я уже поняла, кого увижу, открыв глаза.
Глава 29
У женщины, захватившей меня в плен, были ярко-голубые глаза, высокие скулы и копна платиновых волос. Одежда ее состояла из джинсов в обтяжку и толстого свитера ручной вязки – никакой черной мантии и метлы, но это, несомненно, была колдунья.
Я хотела было закричать, но она небрежно щелкнула пальцами, и из горла не вырвалось ни звука. Высоту мы, как видно, уже набрали и теперь летели горизонтально.
Скоро Мэтью проснется и увидит, что меня нет. Он не простит себе, что уснул, а мне – что ушла без спросу. Вот идиотка!
– Точно, идиотка, Диана Бишоп. – Похитительница говорила с незнакомым акцентом.
Я захлопнула невидимую дверку позади глаз – обычно этого хватало, чтобы остановить телепатические поползновения колдунов и даймонов.
Ее серебристый смех пробрал меня холодом до самых костей. Перепуганная и влекомая неизвестно куда в сотнях футов над Овернью, я полностью опустошила сознание на случай, если защита окажется недостаточной. Не успела я это сделать, как колдунья меня выпустила.
Во время падения все мои мысли сконцентрировались вокруг одного слова – Мэтью.
Колдунья поймала меня перед самой землей.
– Тебя легко нести – значит летать умеешь. Чего ж не летаешь? – осведомилась она.
Я перечисляла в уме королей и королев Англии.
– Я тебе не враг, Диана, – вздохнула она. – Мы с тобой обе колдуньи.
Ветер переменился. Мы удалялись на юго-запад от Сет-Тура, и я потеряла ориентацию. Россыпь огней вдали была, вероятно, Лионом, но мы летели в другую сторону, углубляясь в горы – не похожие на те, что показывал Мэтью.
Вскоре мы спустились в какой-то кратер, окруженный ущельями и густыми лесами. Вблизи оказалось, что это развалины средневекового замка с высокими стенами и глубоко врытым в землю фундаментом. В руинах росли деревья. Эту уродливую древнюю крепость строили с одной-единственной целью: отпугнуть всякого, кто пожелает войти, и с внешним миром ее связывали лишь горные тропы. Сердце у меня упало.
Колдунья распрямила ноги, вытянула носочки и снова прищелкнула пальцами, заставив меня повторить тот же маневр. Косточки заныли под невидимым давлением. Мы скользнули над дырявыми черепичными крышами к небольшому внутреннему двору. Мои ступни внезапно вздернулись, и я приземлилась на брусчатку. Удар болью отозвался в ногах.
– Со временем научишься приземляться мягко, – утешила колдунья.
Все происходило слишком быстро, и я не успела ничего осмыслить. Совсем недавно я, сонная и довольная, лежала в постели с Мэтью – и вдруг оказалась в разрушенном замке с какой-то колдуньей.
При виде двух бледных мужчин, выступивших из мрака, моя растерянность тут же сменилась ужасом. Один из них был Доменико Микеле, другой, судя по леденящему взгляду, тоже вампир. Я опознала его по смешанному запаху серы и благовоний: Герберт из Орильяка, вампир-понтифик.
С виду он не казался грозным, но от него веяло таким злом, что я съежилась. Темно-карие глаза угрюмо смотрели из глубоких глазниц, кожа туго обтягивала скулы. Нос крючковатый, тонкие губы искривились в жестокой улыбке. Даже Питер Нокс казался по сравнению с ним не таким уж и страшным.
– Хорошее место, Герберт, – похвалила колдунья, удерживая меня рядом с собой. – Ты был прав, здесь меня никто не побеспокоит. Спасибо.
– Рад служить, Сату. Могу я обследовать эту колдунью? – Герберт обошел меня, словно выискивая удачный угол для наблюдения. – Когда она была с де Клермоном, я затруднялся определить, чем пахнет она и чем он.
– Диана Бишоп теперь на моем попечении. – Незнакомку явно рассердило упоминание Мэтью. – В твоем присутствии больше нет надобности.
Герберт, все так же не сводя с меня глаз, приблизился маленькими шажками – эта нарочитая медлительность только увеличивала страх, который он мне внушал.
– Странная книга, правда, Диана? Тысячу лет назад я получил ее от великого толедского волшебника, а когда привез во Францию, на ней уже наросла настоящая колдовская броня.
– И ты при всех своих познаниях в магии не смог раскрыть ее тайны. – В голосе колдуньи явственно слышалось презрение. – Манускрипт как был заколдован, так и остался. Предоставь это нам.
– Мою ведьму звали Меридиана, почти как тебя. – Вампир все так же приближался. – Она, конечно, не хотела помогать со снятием чар, но я поработил ее, потчуя своей кровью. – Он подошел уже так близко, что меня сковывал исходивший от него холод. – Каждый раз, когда я пил из нее, частицы ее магии и знаний переходили ко мне – ненадолго, увы, приходилось делать это все чаще. В итоге она ослабела, и управлять ею стало легко. – Он притронулся пальцем к моей щеке. – У вас и глаза похожи. Поделишься со мной тем, что видела, а, Диана?
– Довольно, Герберт! – с недвусмысленной угрозой произнесла Сату.
Доменико оскалился.
– Не думай, Диана, что избавилась от меня, – предостерег Герберт. – Когда колдуны тебя выдрессируют, Конгрегация решит, как с тобой поступить. – Его глаза впились в мои, палец ласково гладил щеку. – Когда-нибудь ты будешь моей, а пока, – он отвесил Сату легкий поклон, – отдаю ее в твои руки.
Вампиры зашагали прочь. Доменико все время оглядывался, будто не хотел уходить, Сату ждала с бесстрастным видом. Услышав, что они покинули замок, она внимательно поглядела на меня голубыми глазами и сняла чары немоты.
– Кто ты? – прохрипела я, получив обратно дар речи.
– Сату Ярвинен.
Она медленно обошла меня по кругу, отставив назад руку. Это пробудило во мне давнее воспоминание. Как-то раз Сара тоже так же ходила на мэдисонском дворе и звала пропавшую собаку домой. Но руки из воспоминания были не Сарины.
Таланты тетушки не шли ни в какое сравнение с одаренностью этой колдуньи – один наш полет чего стоил. Помимо магической силы, она владела и заклинаниями – безмолвно опутывала меня паутиной чар, не оставляя надежды на побег.
– Зачем ты меня похитила? – спросила я, пытаясь отвлечь ее от работы.
– Мы старались объяснить, как опасен для тебя Клермонт, но ты не желала слушать – пришлось пойти на крайние меры, – вполне дружелюбно сказала Сату. – На Мейбон ты не пришла, слова Питера Нокса оставила без внимания. Вампир все больше подчинял тебя своей воле, но теперь тебе ничего не грозит.
Мои инстинкты включили сигнал тревоги.
– Ты не виновата. – Сату тронула меня за плечо, и я ощутила щекотку. – Вампиры – такие умелые соблазнители. Он поработил тебя, как Герберт Меридиану. Мы тебя не виним. Воспитание, которое ты получила, ни к чему такому не могло тебя подготовить.
– Мэтью меня не порабощал. – Я не совсем понимала, что Сату имеет в виду, но твердо знала, что ничего насильственного он со мной не проделывал.
– Ты уверена? Он не давал тебе попробовать свою кровь?
– Разумеется, нет!
Как бы меня ни воспитывали, полной дурой я все-таки не была. Вампирская кровь – мощная субстанция, меняющая жизнь всякого, кто выпьет хоть каплю.
– Ты не чувствовала сильного привкуса соли? Не испытывала беспричинной усталости? Не засыпала внезапно в его присутствии?
В самолете Мэтью коснулся своих губ, а после моих. Во рту стало солоно, и я вдруг как-то сразу очутилась во Франции. Моя уверенность дрогнула.
– Вот видишь, он все-таки тебя угостил, – покачала головой Сату. – Это нехорошо, Диана. Мы опасались этого, когда он в канун Мейбона последовал за тобой и забрался в твое окно.
– Что ты такое говоришь?
Меня обдало холодом. Не мог Мэтью поить меня своей кровью или вторгаться на мою территорию. Если бы он это сделал, то непременно объяснил бы мне почему.
– В тот вечер, когда вы встретились, Клермонт следовал за тобой до колледжа. Потом влез в открытое окно и несколько часов пробыл в твоей квартире. Раз ты не проснулась, он должен был усыпить тебя своей кровью – другого объяснения нет.
Я зажмурилась, вспомнив вкус гвоздики во рту.
– Эти ваши отношения – сплошной обман. Мэтью Клермонту нужно было только одно – пропавшая рукопись. Все, что он делал, и все, о чем тебе врал, – лишь для этого.
– Неправда! – То, что происходило между нами минувшей ночью, точно не ложь.
– Правда, Диана, правда. Неприятно все это тебе говорить, но выбора ты нам не оставила. Мы пытались вас разлучить, но ты так упряма.
Совсем как мой отец, подумала я.
– Откуда мне знать, – может, это ты лжешь?
– Колдуньи друг другу не лгут. Мы с тобой сестры.
– Сестры? – Мои подозрения усилились. – Ты как Джиллиан – с видом нежной сестры вынюхиваешь мои секреты и настраиваешь меня против Мэтью.
– Так ты знаешь?
– Что она следила за мной? Да, знаю.
– А что ее в живых больше нет? – с внезапной злобой спросила Сату.
– Как – нет? – Земля пошатнулась под ногами.
– Ее убил Клермонт – потому он так срочно тебя и увез. Еще одна смерть, которую мы не смогли скрыть от прессы. «Молодая американка, историк по специальности, рассталась с жизнью вдали от родины», – процитировала Сату с горькой усмешкой.
– Нет. Мэтью бы не стал.
– Еще как стал! И несомненно, допросил ее перед смертью. Вампиры, как видно, до сих пор не усвоили, что гонца убивать бессмысленно.
– Фотография с телами моих родителей.
Да… Мэтью, пожалуй, мог убить того, кто принес мне ее.
– Это было жестоко со стороны Питера, и о Джиллиан он не подумал. Улик, разумеется, нет – Клермонт слишком умен. Инсценировал самоубийство и оставил тело под дверью Питера в «Рэндольфе», как визитную карточку.
Я не дружила с Джиллиан Чемберлен, но то, что она никогда больше не будет изучать переложенные стеклом листы папируса, опечалило меня больше, чем я ожидала.
И убил ее Мэтью. В голове все плыло. Как мог он говорить о любви, скрывая от меня нечто подобное? Секреты секретами, но убийство, даже из мести, – это уж слишком. Он сам постоянно предупреждал, что ему нельзя доверять, а я только отмахивалась. Может, и это входило в план – внушить мне доверие, двигаясь от противного?
– Позволь помочь, – с прежней мягкостью попросила Сату. – Это зашло слишком далеко, и ты в смертельной опасности. Я научу тебя пользоваться собственной силой, чтобы ты могла сама защищаться от Клермонта и других вампиров вроде Доменико и Герберта. Когда-нибудь ты станешь такой же великой колдуньей, как твоя мать. Верь мне, Диана, ведь мы же одна семья.
– Семья, – повторила я тупо.
– Каково было бы твоим родителям видеть, что ты запуталась в вампирских силках? – как ребенку, втолковывала мне Сату. – Уж они-то знали, как важно колдунам держаться вместе.
– Что ты сказала?
Я вдруг начала мыслить с кристальной ясностью и почувствовала такую щекотку, словно на меня уставились сразу сто колдунов. В памяти барахталось что-то касающееся отца с матерью – все, что сказала Сату, ложь.
Звук, который я услышала в следующий момент, напоминал трение веревки о камень. Ко мне по плитам ползли толстые бурые корни.
– Родители, – продолжала Сату, будто не видя их, – хотели бы увидеть тебя настоящей колдуньей, делающей честь роду Бишопов.
– В самом деле? – Я отвлеклась от корней, вдумываясь в ее слова.
– Не Мэтью Клермонту ты должна быть верна, а мне и другим колдунам, своим братьям и сестрам. Вспомни об отце с матерью – что бы они подумали о твоих шашнях с вампиром?
По спине пробежала ледяная дрожь. «Эта ведьма опасна», – подсказывали инстинкты. Корни, уже доползшие до моих ног, ушли куда-то под землю, сплетаясь там в невидимую прочную сеть.
– Джиллиан сказала, что они погибли от рук колдунов. Правда это? Расскажи, что случилось в Нигерии.
Молчание Сату было равносильно признанию.
– Так я и думала! – вырвалось у меня.
Она шевельнула рукой. Я грохнулась на спину, задрав ноги, проехала по холодному камню двора и оказалась в каком-то зале с высокими окнами и дырявой крышей.
Спину жгло, но еще больнее было сознавать, что Сату может вытворять со мной все, что хочет. Права была Изабо: из-за своей слабости и неумения защищаться я попала в серьезную переделку.
– Ты снова отказываешься прислушаться к голосу разума. Не хочу причинять тебе боль, Диана, но придется, раз по-другому не понимаешь. Забудь Мэтью Клермонта и покажи нам, как завладела рукописью.
– Мужа я не брошу и вам помогать не стану. Эта книга – не наша собственность.
Раздался душераздирающий вопль, а потом началась такая какофония, что у меня чуть не лопнула голова. Стоя на коленях, я зажала руками уши.
– Не наша?! – Сату снова распластала меня на камне. – Вылезла из вампирской постели, и тебе еще наглости хватает называться колдуньей?
– Я и есть колдунья. – Неприятие Сату, как ни странно, сильно меня задело.
– Ты такой же выродок, как и Стивен, – прошипела она. – Упрямая, непокорная. И не желаешь делиться своими секретами.
– Да, Сату, я вся в отца. Он ничего бы вам не сказал, и я не скажу.
– Еще как скажешь! Вампиры могут открыть колдовские тайны лишь капля за каплей.
Она опять щелкнула пальцами. Когда-то такой же жест другой колдуньи залатал мою разбитую коленку лучше всякого пластыря, но на этот раз эффект был обратный. Сату как ножом вспорола мне правую руку и уставилась будто завороженная на хлынувшую из раны кровь.
Я зажала порез. Боль, удивительно сильная, усилила панику.
Нет, сказал мне чей-то знакомый голос. Не поддавайся боли.
– Но у меня есть и другие способы отыскать скрытое, – заверила Сату. – Я вскрою тебя, Диана, и дознаюсь, что у тебя внутри. Посмотрим, надолго ли у тебя хватит упрямства.
Кровь отлила от головы, в глазах мутилось. От кого мы должны скрывать наши тайны, Диана? – спросил тот же голос.
Ото всех, машинально ответила я, словно мне каждый день задавали такие вопросы. В тот же миг за моим ненадежным барьером, которым я раньше вполне успешно отгораживалась от любопытных сородичей, закрылись другие, куда более крепкие двери.
Сату улыбнулась, сверкая глазами:
– Один секрет есть – посмотрим, на что еще ты способна.
Повинуясь ее чарам, я сделала оборот в воздухе и снова упала на пол, теперь ничком. От удара из груди вышибло дух. Вокруг кольцом вспыхнуло ядовито-зеленое пламя.
Что-то раскаленным железом прошлось от плеча к плечу, спустилось до талии, повернуло обратно. Я, скованная чарами, не могла даже пошевелиться. Желанная тьма, окутавшая было меня, скоро отступила, и чудовищная боль вспыхнула с новой силой.
«Она вскрывает меня, как и обещала, – с ужасом поняла я. – Чертит магический круг прямо на мне».
Держись. Будь храброй, приказал голос.
Я поползла на этот голос вдоль корней, снова проступивших из-под земли. За огненным кольцом сидела под яблоней моя мать.
– Мама! – Я тянулась к ней, но чары Сату держали крепко.
Мать, впившись в меня глазами – они были темнее, чем мне запомнилось, но в остальном совсем как мои, – поднесла к губам призрачный палец. Вложив в кивок все оставшиеся силы, я успела подумать о Мэтью. После этого не было уже ничего, кроме боли, страха и смутного желания уснуть навсегда.
Прошло, должно быть, много часов, прежде чем раздосадованная Сату швырнула меня в дальний угол. Она терзала мою спину, бередила рану на руке и подвешивала меня за лодыжку, издеваясь над моей неспособностью улететь. Напрасно старалась – к моим секретам она не приблизилась ни на шаг.
Сату металась по залу, рыча от ярости и стуча каблучками по камню. Я приподнялась на локте, силясь догадаться, что она замышляет теперь.
Держись. Мать, заливаясь слезами, все так же сидела под яблоней. «В ней больше мужества, чем я думала», – говорила Изабо Марте. «Храбрая моя девочка», – шептал на ухо Мэтью. Я улыбнулась, чтобы утешить мать, и Сату взбесилась еще сильнее:
– Почему ты не защищаешься? Ведь ты же можешь, я знаю! – Она выбросила руки вперед, бормоча что-то, и я свернулась клубком.
Живот пронзила острая боль, и я вспомнила о выпотрошенном теле отца.
«Так и со мной будет», – подумала я, и мне почему-то сделалось легче.
От очередного заклинания меня поволокло по полу, по неровным плитам и изогнутым корням. Я вскинула руки, безуспешно пытаясь остановиться. Пальцы сжались, словно бы силясь прикоснуться к Мэтью.
Точно так же выглядело тело матери в меловом нигерийском кругу.
Диана, послушай меня, отозвалась она на мой крик. Тебе будет казаться, что ты осталась совсем одна. Я снова была ребенком и сидела на качелях под яблоней на заднем дворе нашего дома в Кембридже. Стоял август. Лужайка пахла скошенной травой, духи матери – ландышем. Можешь выдержать это, если я попрошу?
Я кивнула, оцарапав щеку о камень.
– Нам не хочется этого делать, сестра, – сказала Сату, перевернув меня на спину, – но приходится. Ты все поймешь, когда забудешь своего Клермонта, – поймешь и простишь меня.
«Черта с два! – подумала я. – Мой призрак будет являться тебе до конца твоих дней, если Мэтью не убьет тебя раньше».
Сату подняла меня с пола и осторожно направила по воздуху вниз по лестнице, в подземелье. Услышав позади шорох, я оглянулась.
Десятки призраков, испуганных и печальных, следовали за нами погребальной процессией. Сату, несмотря на все свои таланты, их, похоже, не видела, как и мою мать.
Заметив, как она двигает тяжелый деревянный люк, я закрыла глаза и приготовилась падать, но колдунья схватила меня за волосы и сунула носом в темную дыру. Оттуда пахнуло смертью, призраки застонали.
– Знаешь, что это такое, Диана?
Я молча помотала головой – страх и изнеможение сдавили мне горло.
– Каменный мешок. – (Призраки принялись повторять эти слова друг другу, одна морщинистая старушка расплакалась.) – Место забвения. Люди, которых бросали сюда, сходили с ума и умирали от голода, если не разбивались сразу. Без помощи сверху отсюда не выбраться, а помощи не будет.
Призрачный юноша с раной на груди кивнул, подтверждая ее слова и сказал: «Не падай, милая».
– Ты, однако, не будешь забыта. Я отправляюсь за подкреплением. Ты не поддалась одной из колдуний Конгрегации – посмотрим, что ты сможешь против трех колдунов. Мы уже проделывали такой опыт с твоими родителями. – Сату, не отпуская моих волос, спланировала вместе со мной на шестьдесят футов вниз – на такой глубине даже стены были другого цвета.
– Пожалуйста, не оставляй меня здесь! – взмолилась я, когда Сату бросила меня на пол. – Нет у меня никаких секретов. Я не умею пользоваться собственной магией и не знаю, как получить рукопись.
– Ты дочь Ребекки Бишоп. Сила у тебя есть, я чувствую – она только и ждет, чтобы ее выпустили на волю. Твоя мать, окажись она здесь, попросту улетела бы. – Сату посмотрела наверх в темноту. – Но ты не в нее пошла, верно? Разве что внешне.
Она согнула колени, вскинула руки, оттолкнулась и взмыла вверх, превратившись в расплывчатое бело-синее пятно. Высоко надо мной затворился деревянный люк.
Здесь меня Мэтью никогда не найдет. Мой след давно остыл, запах развеялся по ветру. Придется выбираться самой, пока сюда не прибыли Сату, Питер Нокс и третий колдун из Конгрегации.
Я перенесла вес на одну ногу, согнула колени, подняла руки и оттолкнулась от пола, как Сату. Никакого эффекта. Тогда я закрыла глаза и стала вспоминать, как танцевала с Мэтью в гостиной, – может, это поможет взлететь? В итоге я снова начала думать о тайнах, которые Мэтью скрывал от меня. Всхлипнула, закашлялась, вдохнув сырой воздух темницы, и упала на колени.
Мне удалось немного поспать, хотя призраки неумолчно болтали. Зато они немного светились, перемещаясь с места на место. Молодая женщина в лохмотьях напевала что-то, глядя на меня пустыми глазами. Монах, рыцарь в доспехах и мушкетер разглядывали еще более глубокую яму в центре подземелья – она наводила такую жуть, что я не решалась к ней приблизиться. Монах при этом читал заупокойную службу, а мушкетер будто пытался достать что-то снизу.
Мой разум искал забвения, устав бороться со страхом, болью и холодом. Чтобы сохранить рассудок, я стала повторять вслух последние страницы «Aurora Consurgens»:
– «Я есмь связующее звено – я посредничаю меж элементами, приводя их в согласие, – бормотала я немеющими губами. – Я увлажняю то, что сухо, и сушу то, что влажно, делаю твердое мягким и мягкое твердым. Я – конец, возлюбленный мой – начало. Я вмещаю в себе весь труд созидания, и все знание сокрыто во мне».
Рядом со стеной что-то замерцало, – видимо, пришел поздороваться очередной призрак. Зажмурившись, я продолжала:
– «Кто посмеет разлучить меня с моею любовью? Никто, ибо она крепка как смерть».
Поспи лучше, моя маленькая колдунья, прервала меня мать.
В памяти возникла спальня на чердаке мэдисонского дома. Родители перед отъездом в Африку привезли меня к Саре.
– Не хочу спать, – сказала я голосом упрямого ребенка и открыла глаза.
У сырой стенки каменного мешка сидела мама. Призраки собирались вокруг нее, и я тоже придвинулась, боясь, как бы она не исчезла. Она улыбалась мне со слезами на глазах, а ее пальцы так и мелькали в воздухе. Я свернулась клубочком поближе к ней.
Рассказать тебе сказку?
– Это твои руки я видела, когда ворожила Сату.
От ее тихого смеха даже лежать на жестких камнях было не так больно.
Ты вела себя очень храбро.
– Я так устала, – вздохнула я.
Самое время послушать сказку. Жила-была колдунья, звали ее Диана. Когда она была совсем маленькая, фея-крестная опутала ее невидимыми волшебными лентами всех цветов радуги.
Я вспомнила эту сказку, и розовую пижаму со звездочками, и волосы, заплетенные в две косички. Уголки души, стоявшие пустыми и заброшенными после смерти родителей, наполнялись воспоминаниями.
– Зачем она это сделала? – спросила я детским голосом.
Диана любила ворожить, и у нее это очень хорошо получалось. Но крестная знала, что другие колдуны будут завидовать ей. «Ты сбросишь ленты, когда будешь готова, – сказала она девочке. – Пока они на месте, ты не сможешь летать и магия тебе не откроется».
– Так нечестно, – запротестовала я, по обычаю всех семилетних девочек. – Почему она связала меня, а не тех, других?
Мир несправедлив, правда?
Я мрачно кивнула.
Диана не могла сбросить ленты, как ни старалась. Со временем она забыла и про них, и про магию.
– Я не забывала про магию, – заспорила я.
Забыла, нахмурившись, ответила мать. Но вот Диана выросла и встретила прекрасного принца, который жил между заходом солнца и восходом луны.
Ага, вот оно, мое любимое место. Иногда в детстве я спрашивала, как его звали, иногда заявляла, что глупые принцы мне ни к чему. Больше всего меня занимал вопрос, зачем понадобилась принцу колдунья, которая ничего не умеет.
Принц полюбил Диану, хотя летать она пока не умела. Только он один видел, что она связана волшебными лентами. Он все время думал, для чего они нужны и что будет, если их снять, но ни о чем Диану не спрашивал, боясь смутить ее нескромным вопросом. Я-ребенок кивнула, отдавая должное деликатности принца, и тут же стукнулась головой о стену каменного мешка. И все-таки он не понимал, почему колдунья, способная летать, не летает.
Однажды в городе появились три колдуна, гладя меня по голове, продолжала мать. Они тоже видели ленты и подозревали, что Диана сильнее их, поэтому похитили ее и унесли в темный замок. Но ленты, как колдуны ни дергали их, не желали спадать с Дианы. И колдуны заперли бедняжку в темнице, чтобы она от страха сбросила ленты сама.
– Диана была там одна?
Одна, подтвердила мать.
– Что-то мне не очень нравится эта сказка.
Я натянула на себя яркое лоскутное одеяльце, которое Сара специально купила в Сиракьюсе перед моим приездом, и устроилась на холодном полу каменного мешка. Мать заботливо укрыла меня.
– Мама?
Что, детка?
– Я сделала, как ты сказала. Сохранила свои секреты.
Это было трудно, я знаю.
– А у тебя они есть?
Мне представилось, что я лань и бегу по полю, а мать гонится за мной по пятам.
Конечно.
Она щелкнула пальцами. Я поднялась в воздух и упала ей на колени.
– Скажешь мне хоть один?
Да, прошептала она в самое мое ухо. Самый большой мой секрет – это ты.
– Но вот же я! – Я соскочила с ее колен и побежала к яблоне. – Как я могу быть секретом, если всем меня видно?
Мать с улыбкой приложила палец к губам и ответила:
Волшебство.