Постапокалипсис, в котором я живу Грин Алла
– Наше оружие у солдат.
После ссоры с Евой у Рори было чересчур упадническое настроение. И так как Артур давно знал Рори, он понимал, что обычно ему сложно выйти из этого состояния в короткие сроки. Его не мобилизировала даже критическая ситуация, в которой они оказались. Но это был не тот случай, когда промедление было уместным.
Рори действительно хотел поговорить с Евой об Эвелин Эйлер. За этим он и затеял с ней долгий разговор у озера об ордене и обо всех страдающих людях и городах, которые он увидел в пути. Чтобы рассказать ей о том, что внутри купола живет дочь Президента, точь-в-точь похожая на нее. И чтобы Ева поняла, что может многое изменить, что именно ей это по силам. Но затем внезапно с отцом случилось то, что случилось, и для Рори не представлялось возможным начать этот разговор. Тем более ему уже не было дела, вступит ли Ева в орден, посчитает ли она, что должна помочь – Город Гор, город, который он любил всем сердцем, был под угрозой бомбардировки. И на тот миг Рори всерьез и искренне забыл об ордене, его битва была здесь и сейчас, он собирался защищать город отца до последнего, но Фараону удалось уговорить Еву уехать. В планы Рори Аллена это уже не входило, однако вмешался Кассель. Он стал шантажировать Рори, и тот понял, что у него нет выбора – потому что Ева не может узнать о своем прошлом в такой момент. Если она узнает – правда ее шокирует, и все, что она почувствует – это страх. И так как побег из Города Гор неминуем, они отправятся в Барреру, а этого он не мог допустить. Ведь если и оставлять Город Гор на погибель, то во имя высокой цели – спасения остальных городов целого мира.
Но теперь он чувствовал, что попал в ловушку собственных действий, которые, как ему казалось, он делал во благо. Он ощущал себя действительно виноватым. Он понял, что совершил ошибку, но ему представлялось, что скрывая правду, он защищал Еву все это время. И боялся признаться себе в том, что защищал и себя тоже.
Он собирался рассказать Еве потом. Но обстоятельства сложились иначе. И он с горечью вспоминал, как все было, когда Артур ушел искать ее.
«Рори поднесся к Касселю и ухватил его за ворот медвежьей шубы.
– Зачем ты рассказал ей? – процедил он.
Кассель оттолкнул его и спокойно ответил:
– Я здесь не при чем.
– Ты специально ей рассказал.
Собственные пальцы сжимались в кулаки.
– У тебя больная фантазия, Аллен, – бросил Марк.
А затем Кассель сказал то, что было настоящей и нестерпимой правдой.
– Между прочим, она бы и так скоро узнала, или же ты как-то собирался объяснить ей, почему теперь следует наглухо заматывать лицо шарфом, когда бы мы начали вплотную подъезжать к Аркаду? Люди бы стали ее узнавать, а тем более солдаты: в этих городах шляется диктавитское отрепье, а у земель Аркада ты и сам часто встречал обмундированных понтарексийцев.
Рори Аллен крепко стиснул зубы. Он понимал, что Марк Кассель абсолютно прав. Но согласиться с ним он не мог. Подойдя к стене, Рори свирепо ударил в нее кулаком. Потом он присел на корточки, оперся спиной об эту самую стену и, глядя на сбитую руку, тяжело вздохнул.»
Он правда собирался открыть эту тайну Еве, но он понимал, что упустил момент еще в Городе Гор. А теперь, чем ближе они подбрились к Аркаду, тем более ему начинало казаться, что реакция Евы будет вот такой, как сейчас. Она будет думать, что он ее обманул. И теперь она по-настоящему так думает.
– Нужно что-нибудь решать, – сказал Артур, оторвав Рори от тягостных воспоминаний. – Мы же не собираемся и в правду здесь умирать.
– Как придется, – буркнул себе под нос Рори и откинулся спиной к клетке, прислонившись к ней плечом.
Пес просунул нос через прутья и лизнул его куртку.
Всю дорогу, на протяжении всего пути в этом фургоне Рори только и думал, что о Еве и о своей вине перед ней. Артур был несомненно прав: Рори не стоило так зацикливаться на том, что он утаил от Евы правду. Но ему было легко говорить, ведь если бы Артур увидел Еву на одном из экранов в Аркаде, он бы сразу подумал о ее родителях, об их загадочной смерти, а не о том, как заставить Еву вступить в орден. И теперь, когда Рори осознавал свою оплошность, он наказывал себя и винил; наполовину он даже считал справедливым, что его схватили солдаты и посадили в этот фургон.
Конечно, он понимал, что рано или поздно она его простит. Наверное, да. Он надеялся на это. Но в данный момент, когда ссора бурлила живыми эмоциями, ему желалось только одного – отмотать назад прошлое. Он бы с радостью вернулся домой, в те незапамятные счастливые дни, в рабочие будни с Евой на вышках, в Город Гор, и не уезжал бы никогда в Аркад. Но дом был давно разрушен, а путь отступления – перекрыт. Фургон вез Рори обратно в Митчелл, где завтра будет казнь. Они с Артуром беженцы и они поймались.
Их схватили вчера, когда Нефритовая Долина была в часе езды. Утро выдалось морозным – на горизонте белое небо сливалось с бесконечным покрывалом снега. Рори изрядно потрудился, чтобы завести машину, но вот незадача – напрочь замело дороги. Путь был не легким, и автомобиль то и дело увязал в сугробах. К тому же отчетливо виднелись на белых полях следы недавно пробежавшей неуснувшей стаи. И все бы ничего, если бы в машине, которую нашел Кассель, исправно работала печка – но пальцы предательски коченели и невозможно было держать руль. По этой же причине Артур Дюваль вынужден был оставить острый карандаш и свои записи. Он оставил их так же, как они оба оставили Еву Гордон с Касселем – скрипя сердцем. Несомненная истина: Кассель сбережет ее, лишь бы Рори сберег для Касселя самого Артура, и только так все четверо невредимыми доберутся до Аркада, точнее – таков был план, в формировании которого Рори мало принимал участия. Ева так и не согласилась поговорить с ним и дать возможность хоть что-то прояснить в этой ситуации, и он признавал, что заслужил такого отношения.
И теперь обоим оставалось только думать о том, что они поступили правильно, отпустив Еву на время с тем, кому они на самом деле мало доверяли. Ведь это было лучше, чем то, что она оказалась бы здесь, с ними.
Ночь запомнилась для Рори темнотой, плывущей по фургону, и леденящим холодом. Непрерывно плакал младенец – Рори так и не удалось поспать. Не спал он и прошлой ночью: его тревожили мысли о Еве и о его вине перед ней; они не дали ему сомкнуть глаз – получается, что он бодрствовал уже вторые сутки, и от этого каждый раскат младенческого плача напоминал легкий удар голове.
Мешал плач не только ему одному: время от времени стучали из кабины. Солдаты грозились сделать что-нибудь с младенцем. После этого стука женщина начинала рыдать, отчего становилось вдвойне не легче. Рори с несвойственным ему раздражением говорил ей:
– Успокойтесь. Если бы они хотели избавиться от ребенка, то давно бы это уже сделали.
Но женщина продолжала рыдать, и ее сразу принималась успокаивать девушка; Рори запомнил только, что у нее были короткие волосы – до подбородка – каштановые. Глаза чуть закрывала пышная челка; в чертах ее лица ему ничего не приметилось.
Белый лес
Утро выдалось холодным. На окнах автомобиля жгучий мороз нарисовал плотные блестящие узоры в виде широких листьев, и, Марк Кассель долго отскребал переднее стекло и решетку от этих рисунков, чтобы видеть перед собой дорогу.
В это время Ева Гордон грела ладони под горячим дуновением печки и смотрела на себя в исцарапанное зеркало на солнцезащитном козырьке; ее лицо было замотано красным шарфом до самого носа, за теплом которого она теперь неустанно скрывалась.
Садясь в машину, Кассель снял медвежью шубу и убавил мощность печки наполовину. Для него было малопонятным слово «замерзнуть». Автомобиль тронулся, и, они успели вихрем пронестись по Леклерку, а затем проездом остановиться на час в Бинчере. Выехали за ворота этого маленького городка и через двадцать минут издалека увидели разбитый у дороги военный лагерь.
Марку пришлось развернуться, съехать с первоначального пути и вести машину по объездной, огибая дугой Гринбранч.
– Ну, и куда теперь? – спросила Ева.
– Есть у меня одна идея, – ответил Марк.
Автомобиль мчался по заснеженной дороге в неизвестном для Евы направлении. Она была внутренне спокойна от того, что Марк не стал рисковать и решил объехать стороной военный лагерь, и не знала теперь лишь того, куда он ее везет.
Она отыскала в бардачке карту и немного изучила местность.
– Знаешь, то направление, в котором мы сейчас едем – там ничего нет. Только одни поля.
– Вообще-то, не поля, а лес, Гордон, – поправил Марк.
Ева посмотрела вдаль – она знала, что там, на сотни километров простирается пустота. Эта мысль заставляла ее встрепенуться.
– Если лес, то все в порядке? – с сомнением вопросила она.
Марк кивнул.
– Ты сама видела тот конвой из военных машин. Если хочешь вернуться на дорогу – то я тебя не пущу. У меня сделка с Дювалем.
Ева Гордон протяжно выдохнула. Упоминание об Артуре Дювале заставило ее сердце сжаться.
Находясь несколько дней наедине с Марком Касселем, невзирая на неожиданно хорошее и сносное его отношение, она все равно ощущала, что все больше и больше начинает скучать по своим братьям, своим друзьям. Ей хотелось знать, где они сейчас и поскорее с ними встретиться, хотя на самом деле она все еще была обижена на Рори Аллена и не понимала мотивов содеянного им. Однако, теперь все чаще она пыталась придумать для него хоть какие-то подходящие оправдания.
С каждым новым днем Ева все больше смирялась с поступком Рори, и осознавала, что ей все легче будет его простить. В конце концов, она начинала понимать незначительность его ошибки по сравнению с ценностью того, что она узнала о своей семье. Узнала об Эвелин Эйлер. И ценностью того, что Рори сможет помочь ей раскрыть давние тайны, несмотря на то, что он ее обманул. В любом случае, он был ее другом – она не могла злиться на него вечность.
– Так есть у тебя идея или нет? – переспросила Ева.
Взамен ответа она ощутила на себе тяжелый взгляд.
Оторвавшись от своих мыслей, она повернулась к Марку Касселю и столкнулась с его черными загадочными глазами.
Она знала, что это был обычный взгляд Марка, но порой он пробирал до мурашек; особенно, когда она не понимала, о чем он думает в этот момент. И спрашивать она не решалась. Вместо этого она смутилась: торопливо начала складывать карту, чтобы отправить ее обратно в бардачок. Затем постаравшись выровнять голос, попросила Марка прибавить мощность печки.
Он сказал, глядя на нее в упор:
– В том лесу есть ферма, на ней живет старик. Если еще не умер, то приютит нас.
Ева Гордон сидела в машине, отвернувшись к окну, и смотрела на свое отражение в зеркале и на белые ели на обочине – ударили морозы и на ветках под слоем льда застыл снег.
Они с Марком Касселем двигались по широкому лесному массиву. Небо затянуло густой серой дымкой, из которой бесконечно порошили снежные хлопья; подхватываемые сильным ветром они создавали плотную летящую пелену. Ева молча наблюдала за тем, как небо смешивалось с линией земли. Температура за окном понижалась.
В машине было тепло. Ева Гордон сидела в чуть великоватом черном свитере. Она бросила пальто и шарф на заднее сиденье – Марк поставил ей условие, что когда они покинут эту заброшенную дорогу, ей нужно будет снова закрывать лицо. Она не сопротивлялась.
На ее коленях лежал дневник отца; за последние несколько дней она почти не расставалась с ним и во время поездки часто открывала его и перечитывала записи. Сейчас ее руки покоились на закрытой коричневой обложке. Время от времени она водила указательным пальцем по содранному уголку от скуки.
Сегодняшний снегопад напоминал ей об одном дне из ее детства. Ей невольно вспоминалось то немногое, что не стерлось годами и памятью. В этой возникшей тишине и спокойствии она молчаливо предавалась мыслям об ушедшем прошлом.
Из закоулков сознания выглядывала такая же снежная зима в Патоке и то, как Ева смотрела на снегопад за окном, вглядываясь в бесконечность темнеющего неба. Стоял вечер: огромные падающие снежинки, подсвеченные уличным фонарем, казались ей реальным чудом. Она плавно переносилась в то мгновение и видела, как мама укладывает ее спать, протягивая теплую ладонь к ее лбу. Ева словно заново ощущала это нежное прикосновение. И вспоминала голубой цвет пододеяльника, которым ее укрыли… Ей помнилась снежная зима и замерзшие пальцы ног от мокрых насквозь ботинок. Она помнила деревянные собранные папой сани и улыбнулась: в них она перевернулась и упала в сугроб, набрав в ботинки снега. А потом у нее поднялась температура и мама весь вечер провела у ее кровати…
Внезапно Ева Гордон представила маму и папу, сидящими на заднем сиденье этой машины и то, как они отдыхают в полудреме. Скоро Марк сделает остановку, и папа сменит его за рулем, а мама пересядет вперед. И всякий раз, когда Марк захочет цепляться ко всем, отец осадит его.
Ева закрыла глаза и ее лицо, устремленное к свету серого неба, показалось в этот миг белым и прозрачным. Ее клонило в сон, и Ева позволила своему сознанию улетучиться, полностью окунувшись в нахлынувшие воспоминания.
Она проснулась, когда автомобиль стоял посреди дороги, с включенным зажиганием. Ее пробудила остановка. Открыв глаза, Ева повернулась к Марку, и увидела его выскальзывающим на улицу. За окном была холодная вьюга, и Ева различала лишь его силуэт.
Они стояли на повороте, очутившись где-то вдали от дорог и мнимой цивилизации. Автомобиль застрял в рыхлом сугробе – Марк Кассель набросил тяжелую шубу и направился к багажнику за лопатой, чтобы откопать колеса.
Ему в лицо ударил колючий обжигающий ветер; морозный свежий воздух наполнил легкие. На мгновение он замер – поднял голову вверх, вглядевшись в серость, повисшую над деревьями. Затем осмотрелся по сторонам – и не заметил лишнего движения. Часы показывали лишь полдень, но стаи в подобную погоду могли не спать.
Он решил поторопиться.
Через пару минут Ева Гордон вышла к нему. Она шагнула в белый лес – и капюшон тут же сорвало ветром. Снег запорошил ее серебристые волосы. Она поспешила поднять капюшон и повязала красный шарф плотнее. Марк Кассель отвел от нее мимолетный взгляд.
Ева Гордон смотрела в блеклое небо – плотная ширма снега словно сгустила над их головами сумерки. Но само оно, над верхушками деревьев выглядело прозрачной белой пропастью. Глядя вверх, Ева пыталась представить, где сейчас могли бы быть ее братья.
Большие хлопья снега застелили ее глаза, и Ева перевела взгляд под ноги, не в силах больше всматриваться в тусклый свет. Она прислонилась спиной к автомобилю, и вслушивалась в лесную бурю – в завывающие порывы ветра, сильные и спокойные. Могучие и безобидные.
Дуновение ветра несло со своим дыханием шквал маленьких ледяных иголок, уколы которых Ева чувствовала, но не старалась от них закрыться. Она молчаливо наблюдала за Марком Касселем – он упорно орудовал лопатой. Несмотря на непогоду, его шуба все еще была распахнута настежь. Задержав на нем долгий взгляд, Ева невольно, по неясной причине, сравнила его с отцом – увидела размытое памятью папино лицо. И то, что он так же нараспашку стоял возле саней в ту зиму.
А затем вспомнила своего другого отца, приемного – Игоря Горского – Ева вдруг перенеслась мыслями в Город Гор: перед ней вспыхнуло доброе лицо, пшеничного цвета волосы и ускользающая улыбка. В следующую секунду она резко оборвала это воспоминание.
– Долго нам еще? – спросила она громко, пытаясь пересилить свист ветра.
Раскидывая снег, Марк Кассель прокричал:
– Где-то здесь должна быть развилка.
Его голос едва ли настиг Еву. Она осмотрелась и признала, что ничего похожего не видит. Признала, что не видит вообще ничего дальше вытянутой руки.
– Может мы уже проехали ее?
– Нет, – выкрикнул Марк. – Места знакомые. Я уверен, что мы близко.
Ева кивнула и отвела от него взгляд, и начала думать, что же будет дальше, когда они откопают машину – через сколько им, наконец, повезет и покажется ферма?
– Гордон, сядь обратно в салон, – прокричал ей Марк, оставив на мгновение лопату.
– Я хочу постоять, – произнесла она.
– Это не ветер, – неожиданно сказал Кассель, доставая пистолет.
В следующий миг он зарядил его и прицелился куда-то в сторону голых сосен.
– О чем ты? – Ева непонимающе всмотрелась в лес.
– Слышишь свист? Давай в машину! – скомандовал он.
Порох и сон
Ева видела впереди туман. Белую ширму снега, сквозь которую просачивались черные тени. На долю секунды ей показалось, что это преввиры. Но она ошибалась. Это были не они.
Скользнув взглядом через стекло, Ева видела четырех человек. Они продвигались неторопливо, тормозимые сугробами. В руках у них были ружья, выглядели – как потрепанные животные: на лицах длинные бороды, вместо шуб – шкуры зверей.
Голос Марка просочился будто издалека.
– На обочине… – сказал он.
Его тон оказался на удивление тихим. Ева повернулась к нему, пытаясь понять, произнес ли он это на самом деле.
– На обочине пятый, – сказал Марк Кассель четко и быстро.
Ева встряхнула головой.
За широким стволом, слишком близко к машине, она заметила того, кто свистел, подзывая остальных.
– Это кто-то с фермы? – спросила Ева.
Но Марк ничего не ответил. Машина тронулась с места – Марк начал стремительно сдавать назад.
Внезапно Ева почувствовала толчок – автомобиль затормозил, и, возникла легкая тянущая боль в спине. Она увидела, как Марк Кассель мгновенно пригнулся, прячась за приборной панелью. Она поддалась напору – его рука направила Еву вперед, заставив наклониться. По лобовому стеклу пошла большая трещина, и, Ева услышала хруст, а затем, в обратном порядке – громкий выстрел.
По лесу катилось долгое эхо. Сквозь него Ева слышала протяжный шум спускающегося переднего колеса. Она встретилась тревожным взглядом с сосредоточенными глазами Марка Касселя и на секунду выпала из реальности – она подумала о Городе Гор. Она вспомнила длинную дорогу, что соединяла город с Атой… Она видела перед собой знакомую дорогу и собиралась пойти по ней.
Ее едва ли вернул в действительность голос Марка. Ненастоящий и плоский, как и минутой ранее.
– Мы уходим, Гордон…
Она снова встряхнула головой. В левом ухе раздался писк, породивший острую боль.
Пуля с визгом отрикошетила от капота машины. Марк выругался. Он потянулся на заднее сиденье за сумкой, и, распахнув ее, извлек оттуда патроны и запасной пистолет. Передал его Еве, но ее пальцы мгновенно его выронили.
Марк поднял оружие с пола. Он упомянул о ферме, но Ева не разобрала, что именно он сказал.
– Ты меня поняла? – переспросил он.
Она неубедительно кивнула.
Марк стиснул зубы и решительно потянулся к ее сиденью и тронул ручку – в салон ворвался рой снежных хлопьев. А затем пуля со звоном ударилась о решетку на окне. И с Евой случилось то, чего он пытался избежать. И приближение чего, к сожалению, уже предвидел по ее растерянному поведению.
Ее охватило настоящее оцепенение в руках и ногах, которого никогда не бывало с ней раньше. Она наблюдала за тем, как метель медленно наполняет салон, проникающая вместе с холодом. Она смотрела на рыхлый снег у машины, пыталась понять, откуда доносятся пули, словно потеряв ориентацию в пространстве. Ей представилось, как одна из них вонзается в ее спину.
На нее лавиной обрушилась безысходность – череда событий, которые уже не изменить. Это было и ошеломлением, и замешательством одновременно. Ева сдвинула брови и смотрела в одну точку через стекло – на подходящих к ним людей: тихим неторопливым шагом. Их силуэты были расплывчаты и практически прозрачны. Это было похоже на помутнение: лес превратился в тягучую замедленную сьемку. Марк что-то кричал ей, но она не слышала.
Это было слишком много для последних нескольких дней…
– Со мной что-то не так, – чересчур спокойно произнесла она, чувствуя покалывание в пальцах рук и головокружение.
Марк Кассель сдвинул брови и отметил, что впервые в жизни она не съежилась, когда он смотрел на нее, и цвет ее лица был нездоровым, мраморно-бледным. Он осознал, что она не просто скованна страхом. Здесь было другое; он видел ее несколько раз в критических ситуациях и Гордон порой вела себя несобранно, но так, как сейчас – никогда себя не вела.
Он признавал, что она действительно была не в порядке. Это был шок, сильнейший приступ паники. И Марк понимал, что она не в себе. И у него был лишь последний шанс привести ее в чувство – создать такое потрясение, которое переключит ее из этого странного состояния.
Он заглянул ей в глаза и быстро потянулся вперед, положив ладонь ей на затылок, на случай, если она не поддастся. И поцеловал ее.
Ева Гордон ощутила, как Марк Кассель внезапно приблизился – по его горячему дыханию. В этот миг она думала о том, будто издалека глядя на саму себя, что их теплые губы соприкасаются, и о том, как отпечатываются в памяти грубые уколы щетины на щеках. И о том, что Марк не останавливается, а она будто нарочно не останавливает его. Даже не пытается вырваться.
Прошло несколько секунд, но Марк не успел отпрянуть, чтобы констатировать ее окончательную невменяемость – первее Ева Гордон потеряла сознание.
Оконная решетка зашлась от звона, и, вздрогнув, Ева распахнула глаза и увидела сначала дуло ружья, а затем и лицо, которое на нее таращилось.
Она попятилась назад и перебралась на заднее сиденье. Разожженное от холода лицо в окне, багровое, обросшее рыжей бородой, будто распалялось в оскале. Тихие удары заблокированных дверных ручек, врезались в ее сознание.
Мир вдруг начал набирать обороты скорости.
Крепко сжав рукоятку ножа, она посмотрела в заросшее лицо: обветренные губы искривились в усмешке. Еву от них отделяли всего лишь переднее сиденье, стекло и железная решетка. Но неожиданно раздался стук сзади, и Ева обернулась. Перед ней предстало еще два человека – Ева соскользнула с сидений и машинально вжалась в пол, и начала хлопать рукой вокруг в поисках пистолета.
Однако его нигде не было.
Она лежала на полу и пыталась понять, что происходило в последние несколько минут в салоне. Марка Касселя рядом не оказалось, и, она не понимала, каким образом осталась одна. Она мысленно с молниеносной скоростью перебирала в уме прошедшие минуты и вспоминала, как уходил Марк – перед глазами стояло черное полотно, пустота и ничего кроме. А затем, захлестнувшись отчаянием, Ева забыла о нем и начала продумывать варианты, которые могли бы помочь ей спастись – и ни один из них не оставлял ей надежды.
В эту секунду ее глаза наткнулись на металлическое дуло, свисающее с приборной панели. Она потянулась за ним вперед.
Скрипнув, решетка справа от Евы вылетела на улицу. Разбилось стекло. Обросший человек проник в салон. Схватив Еву за руку, он потащил ее к окну. Ладонь Евы прочертила по осколкам стекла в двери, и, она завизжала. Кровь побежала вниз по запястью.
Со звоном распахнулась водительская дверь, и, над Евой нависло рыжее, заросшее лицо; бардовая щека была измазана запекшейся грязью, а изо рта шел горький горячий запах.
Ева закричала, машинально замахнувшись, но ощутила жжение в запястье и то, как шершавый кулак приложился к ее скуле. Щеку пронзило сильной болью. Ева издала истошный вопль, переросший в рычание. В следующий миг стальные пальцы сдавили ее шею.
Ее горло опоясывали неразрывные оковы, однако не лишавшие ее окончательного дыхания. Минули считанные мгновения, как она уже лежала, не имея сил или возможности пошевелиться, плотно зажмурив глаза. И знала, что вот-вот с ней произойдет нечто плохое; чересчур страшное. Она слышала как со скрипом отлетают остальные решетки машины. Перед ее глазами стояла картина неминуемого, и она из последних сил пыталась уже не вырваться, а хотя бы убедить себя в том, что это произойдет не с ней. Но рука, скользящая под шарфом от ключицы вниз, напоминала ей об отдаленной реальности. Где-то поблизости она слышала хруст – звук отрывающихся собственных пуговиц.
Она уже не пыталась освободиться. Не сдаваясь, она лишь инстинктивно и жадно хватала ртом воздух. Но за считанные минуты мир в глазах Евы потемнел. Осознание реальности улетучилось.
У нее сильно кружилась голова. Она плохо понимала, что с ней происходит, и, теперь ей было сложно задумываться над тем, будет ли всему происходящему конец. Или ее навсегда поглотит вечность… Время словно перестало идти: распахнув на секунду глаза, она увидела брошенный в воздух красный шарф, зависший над землей. Но это было только к лучшему – замерли и грубые леденящие прикосновения.
Белый лес померк в ее сознании. Она ощущала, как стремительно несется в безвременную пропасть ужаса, холода и пустоты. В ее голове смешивалась за секунду тысяча мыслей, и на белом лице застыла каменная маска… Через секунду Ева Гордон отключилась.
В вязкой тягучей темноте, в которую ее выбросило сильным толчком, к ней пришло видение. Либо это был сон. Она снова неспешно брела по знакомой дороге, ведущей из Аты в Город Гор. Воздух здесь был пропитан привычным ароматом елей; потрескавшийся под ногами асфальт вселял ощущение спокойствия.
Впереди ее ожидали распахнутые ворота – она миновала их и очутилась в границе города. Медленно подняв голову вверх, она увидела, что на вышках было пусто; пройдя вперед, заглянула в окно сторожки: там никто не дежурил.
Она устремилась дальше и ступила на платформу лифта, и, он поплыл вверх.
Ее взгляд мелькнул мимо собственного дома, который стоял первым на улице – она совершенно точно знала, что в нем никого нет. Не останавливаясь, она двигалась вперед; ее влекло на пустырь, к озеру. Там, на берегу дул теплый ветер. Стоял солнечный летний день: вода в озере переливалась рябью, и, в одиночестве, спиной к ней, сидел он – Игорь Горский.
Все становилось понятнее…
Она подошла к воде и тихо опустилась рядом на песок; они с Игорем соприкоснулись плечами и протяжно посмотрели друг другу в глаза. Во взгляде Игоря отразилось привычное лазурное небо.
«Давно не виделись, Ева, » – произнес он и добродушно улыбнулся.
Ева ощутила безмятежность счастья, недолгого счастья, которое обжигающе разлилось по груди.
« Я скучала по тебе, Игорь, » – прошептала она.
Он взял ее за руку и бережно сжал ладонь. Ева ощутила волнующую дрожь от его прикосновения.
«Мне тоже тебя не хватает, – произнес он, – вас всех. Но тебе не стоило приходить сюда ».
Его тон прозвучал укоризненно. Ева была рада оказаться в этом месте, но не понимала, почему не доволен Игорь.
«Кажется, случилось что-то плохое, » – произнес он.
Обняв Еву, он уложил ее голову к себе на плечо. И крепче стиснул руки, словно пытаясь защитить.
«Не правда, – сказала Ева, ощущая, как к горлу подступает ком. – Пока ты рядом, ничего не может произойти ».
Он улыбнулся слегка печально, его лицо вдруг скрылось в тени ветвистого дерева, и в ее мысли закралось воспоминание о том, что стряслось с Игорем. Она вспомнила алый костер на берегу – как высокие языки пламени разрезали закатное небо. И подумала о том, где на самом деле она сейчас находится: не ее разум, но ее тело. В том снежном лесу…
«Прости, – вымолвил он, – что не оказался рядом ».
Сзади она услышала голос. Медленно обернувшись, она увидела отливающие бликом серебряные волосы и зеленое развивающееся на ветру платье.
«Мама,» – произнесла она.
Игорь отпустил ее руку, и, Ева встала, направившись к матери навстречу, босиком по теплому песку.
«Мое солнышко,» – прошептала Хельга Гордон, и, Ева впорхнула в ее объятия.
Вдыхая мамин запах, как в детстве, Ева ощущала, что тревога, которая была в ее душе, эта засасывающая воронка страха за исчезающую собственную жизнь в другом измерении, словно навсегда ушла. В этот самый момент Ева имела все, чего ей не хватало многие годы, чего она не осознавала ранее, и мамино присутствие стало исцеляющим успокоением.
«Ты была большой умницей все это время, – мягко улыбаясь, сказала Хельга Гордон. – И как же ты выросла!».
«Мамочка, – шепнула Ева, не отрываясь от ее груди, – если бы ты знала, как ты мне сейчас нужна».
И мамины руки сжались сильнее.
Ева снова почувствовала присутствие Игоря – он подошел к ним, встав рядом. Еве еще раз вспомнился костер и старая бездвижная фотография из дневника отца, которую она постоянно носила с собой. И в ее душе родилось неясное волнение: вокруг собрались самые дорогие для нее люди, самые близкие, которых уже не было в живых. И к ней мгновенно пришла ясность.
Она подняла голову и задумчиво свела брови вместе.
«Теперь я смогу остаться с вами?» – спросила она с легким испугом и с большой надеждой.
Но мама отрицательно покачала головой.
«Она должна проснуться», – донесся предупреждающий голос издалека.
Это был отец.
Он шел по пустырю, приближаясь, высокий, с яркими глазами, горящими теплотой.
«Прости, моя зайка», – с серьезностью в голосе сказала мама.
«Но я не хочу уходить», – возразила Ева, отстранившись.
Ее начинали душить подступающие слезы. Она сделала шаг назад и подумала о том, какой может стать ее жизнь здесь, с теми, кого она лишилась. С теми, к кому она теперь стремилась. С теми, с кем рассталась совсем недавно. И даже с теми, с кем рассталась целую жизнь назад с момента их смерти. И подумала о том, что ее ждет там, в холодном белом лесу, и ощутила словно боль предательства.
«Тебе нужно уходить», – произнес Игорь, опустив руку на ее спину.
«Ты справишься, – сказал папа. – Все будет хорошо».
Вдруг она ощутила, как что-то коснулось ее ступней. Неожиданно спокойная рябь воды обернулась волнами и настигла ее ног…
Ева Гордон очнулась, когда кто-то схватил ее за ноги и потащил на улицу. Она почувствовала прилив свежего воздуха и то, как им наполнились легкие – действительность вспыхнула перед ее глазами. Ева увидела яркий белый свет, и сквозь него: колючие щеки, черные волосы и карий горящий взгляд. Ей на секунду показалось, что перед ней стоит ее отец – она до сих пор слышала его голос. Но затем завеса сна спала, прояснила ее зрение, и, она поняла, что это Марк Кассель.
Снежная буря
Ева слышала выстрел, и видела серое тело преввира, возникшее из пустоты, повалившееся у ее ног. Видела то, как Марк быстрым движением поднял со снега ее пальто и поспешно набросил поверх тонкой майки, в которой она осталась. Чувствовала, как схватил за ноющее запястье и потащил за собой.
Они переступили через бездвижного человека с рыжими волосами.
Забывая о слабости, Ева неслась за Марком, захлебываясь от сбивчивого дыхания и не понимая, вернулся ли он взаправду или все это просто спасительный сон, который ей до сих пор мерещился.
Ее глаза скользили по деревьям и по белому снегу, окрашенному теперь в красный – по телам преввиров и людей, лежащих поодаль. В ушах эхом гудели хлопки выстрелов. Все сливалось для нее воедино – в мутное красно-белое пятно, и, даже если бы она попыталась понять, когда разыгралась эта битва между преввирами и людьми, то не смогла бы, потому что отголоски пережитого потрясения путали ее зрение, мысли и сознание.
Спустя мгновение Марк Кассель остановился и сильным рывком прижал Еву к широкому стволу сосны. В затылке возникла легкая боль. Не обращая внимания на Еву, Марк выглянул из-за дерева, прицелившись в сторону места, из которого они сбежали, и протяжно смотрел вперед. Но кругом было тихо. Никто не двинулся за ними вслед.
Через минуту Марк опустил пистолет и перевел пристальный взгляд на Еву Гордон.
– Ну ты и проблема, – сказал он, стиснув зубы.
– Прости… – протянула она.
Ева молча смотрела сквозь Марка и не могла пошевелиться.
– Они тебя не тронули, – произнес он.
Ева не чувствовала ног. Сквозь бьющую в лицо метель, она видела призрачное рыжее лицо, вместо его лица. А затем ощутила, как несуществующие ледяные руки сдавили ее шею. Она вновь увидела, как красный шарф медленно падает на снег…
– Я не знаю. Я слишком часто теряла сознание.
– Я объясняю: они тебя не тронули. Ты одета.
Отойдя от нее на несколько шагов, он видел, что ее пальто было расстегнуто нараспашку. И хоть где-то там, далеко, и остались ее шарф и свитер, она все еще была полуодета.
К глазам Евы подступили слезы, и через секунду она закрыла лицо ладонями и, вспоминая хруст рвущихся пуговиц, рухнула коленями на снег. Она зажмурилась и попыталась выкинуть из памяти бьющееся стекло, звон решетки и низкий усиливающийся в мыслях смех. Земля под ней кружилась, и Ева мало задумывалась о том, смотрит ли на нее сейчас Марк.
И он смотрел. Ева открыла распаленные глаза и увидела сначала свои багровые руки, утопленные в снегу, а затем его, опустившегося рядом на корточки. Запах табака, которым пропахла его одежда, бил ей в нос – на Еву, к собственному удивлению, он подействовал отрезвляюще.
– Не могу перестать дрожать, – шепнула она.
– Минут через тридцать пройдет.
Она смотрела вперед, растирая мокрые, обожжённые холодом пальцы, и видела за роем снежных хлопьев, за этой непроходимой пеленой, черную тень. Впереди, за спиной Марка, появилось очертание человеческой фигуры. Марк увидел, что ее взгляд изменился и тоже посмотрел туда.
Прогремел выстрел. Ева вскрикнула, и Марк грубо тронул ее за холодную ладонь.
Впереди виднелся длинный забор, в котором зиял просвет. Часть забора, два серых металлических листа, были повалены в снег. В просвете, за стеной снежных хлопьев, стоял старик. Ева разглядела ружье в его руках и зажмурилась – старик был готов сделать повторный выстрел.
Направив ствол на Марка, старик захрипел:
– Ты сломал мой забор, Кассель. Я убью тебя, за то, что ты его сломал!
Марк ухмыльнулся. Старик перезарядил ружье. Через считанные секунды Марк фыркнул.
Сквозь парализовавший ее страх, в голову Евы не пробрались спасительные мысли – о знакомом Марка, который жил на ферме. Ева даже не догадалась, что они добрались до той самой фермы. Она знала одно: человек не совсем был рад их видеть.
Марк помог Еве встать, спрятал пистолет за пояс и не останавливаясь, вел вперед, не оставляя ей шанса упираться.
– Я починю твой забор, Конрад, – сказал он, почти не разжимая челюсть.
– Еще ты выпустил моих зверей, – продолжал старик. Ружье все так же было направлено вперед. – Ты наглая свинья, Кассель. Я пристрелю тебя прямо сейчас!
Подойдя к поваленным металлическим листам, Марк остановился. Он вздохнул, словно скучая.
– Значит, поставишь на место мой забор, наглая ты свинья? – спросил старик у Марка.
– Я починю твой забор, – ответил Марк. – Впусти нас в дом, Конрад. Здесь может быть не безопасно.
Старик спросил снова:
– Починишь сегодня?
Марк кивнул, и, после этого старик опустил ружье. Марк перевел черные глаза на Еву. Захваченная мелким ознобом, она перешагнула металлические листы, наконец, очутившись в границе фермы.
Старик манил за собой ладонью и брел прочь от забора. Но Марк медлил. Чтобы хоть как-то на время закрыть дыру от того, что могло последовать за ними, он решил приставить к просвету куски вырванного металла. Через несколько минут он настиг Конрада.
Читать бесплатно другие книги:
