Постапокалипсис, в котором я живу Грин Алла

Завеса тайны

Ева Гордон стояла на улице. Морозный воздух окутал ее лицо. Она держалась за перила крыльца, нависнув на них всем телом, и пыталась справиться с головокружением. Ледяной ветер колыхал ее белоснежные волосы.

Мысленно Ева Гордон представляла себя, сидящей перед экраном. Словно она все еще находилась в доме. Позади стоял растерянный Густав, так же как и Марк прибежавший на звук разбившейся чашки. Ева попросила их снова включить телевизор. Густав не решался, но Марк Кассель, поколебавшись, не стал возражать.

Экран снова загорелся, и Ева смотрела не мигающим взглядом на себя, облаченную в свадебное платье. Белоснежное, струящееся к полу. Покрытое словно тысячами мерцающих камней. Их мерцание больно било по глазам и словно по голове. Ева ощутила, как что-то невидимое сдавило затылок.

Она вернулась мыслями в настоящий момент. Смотрела на грязные дома, но не видела их.

Эвелин Эйлер, то есть настоящая дочь Президента, и Ева Гордон – это было одно лицо.

Бесспорно. В это было невероятно сложно поверить, но Ева видела все лично, при двух свидетелях. И реакция Марка Касселя с быстро выключенным телевизором подтверждала, что Ева не сошла с ума, хоть сперва она и понадеялась на это.

Сомнений не было в одном: мгновение назад для Евы открылась какая-то тайна. Что-то, чего она никогда не знала о своей жизни, и что вряд ли узнала бы, не окажись она за пределами Города Гор. И эта тайна обескуражила ее.

Сейчас ей хотелось только одного: предстать перед зеркалом, рассмотреть внимательно свою внешность. Наверняка, сходство не явное. Просто ей казалось.

Она приложила руки к щекам, провела пальцами по носу и по подбородку, провела ладонью по распущенным волосам, словно прикасалась к ним впервые в жизни.

Рядом бесшумно возник Марк Кассель. Она не заметила момента его прихода; возможно он стоял здесь уже достаточно долго. Она лишь чувствовала, как колыхалась под ногами земля. Она хотела крепче взяться за перила, но пальцы не слушались. Она теряла всякий контроль над своим телом, и, кругом был словно туман. И серьезное лицо Марка Касселя едва пробивалось через него.

– Она выглядит совсем, как я, – протянула Ева, пусто глядя вдаль.

– Я заметил, – тихо сказал Марк.

– Как давно?

– Ты не можешь меня в этом винить.

Она повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза. Марк не стал таить и рассказал, что когда он в очередной раз был в Северном Аркаде, примерно два года назад, он увидел на одном из многочисленных городских экранов ее лицо.

Два года, подумала Ева…

По возвращении домой, он пытался понять, известно ли самой Еве что-то об этом; и Ева вспомнила, как однажды он действительно затеял неподходящий и возмутивший ее разговор о ее родителях и о том, что произошло много лет назад в Патоке. На вопрос, почему он ничего не рассказал ей, Марк упрямо промолчал.

– Но как это возможно?

– Понятия не имею.

И тогда Ева с серьезностью спросила его:

– Почему я не должна была этого видеть?

Она вспоминала яркие зеленые глаза, подобные своим ярким глазам, и не могла забыть свет, исходящий из них. Неужели и в ней самой он есть?

– Если отвечу, буду тем, кто снова нарушил всеобщее спокойствие. – Он медлил. – Видит небо, эта репутация преследует меня.

Ева попросила его говорить, как есть. И Марк Кассель, на удивление, не стал долго упираться; наверное, даже его до глубины несуществующей души затронуло ее бледное и отрешенное лицо. Он рассказал ей всю правду – правду о том, как они уезжали из Города Гор. Когда Рори Аллен твердо решил остаться в городе, Марку удалось заставить его двинуться в путь только одним способом: он пообещал, что расскажет все ей – Еве.

То есть, Рори Аллен все уже знал. Сопоставить, что если Рори Аллен пребывал долгое время в Аркаде, то видел изображение Эвелин Эйлер – было легко.

У Евы было такое чувство, словно только что кто-то ударил ее по ребрам – она беззвучно задыхалась.

Прежде, чем Марк заговорил, Ева уж точно не думала, что речь пойдет о Рори Аллене. Поэтому сейчас растерялась. У нее была не годная интуиция; ведь если Марк Кассель увидел ее на экране в Северном Аркаде, то и Рори не должна была миновать эта участь. Ева не была готова к этой информации.

Когда Рори Аллен вернулся из Аркада, Марк был уверен, что Рори давно признался ей об увиденном. Но в день, когда Марк ни с того ни с сего нагрянул к ним домой, сообщить, что он тронется с ними в путь, он понял, что Ева так ничего и не знает, потому что если бы знала, не стояло бы выбора между Баррерой или Аркадом. И хотя он не до конца понимал, почему Рори Аллен продолжает хранить эту тайну, он ясно осознавал, что теперь может использовать это против него.

Только в обмен на молчание, Рори согласился уехать. Поэтому она не должна была видеть Эвелин Эйлер. Марк обещал ему.

Ева ощутила, что ноги стали ватными, но у нее не было сил, чтобы крепче схватиться за перила.

Она не понимала, что больше ее сегодня шокировало: то, что она узнала о своем идентичном сходстве с дочерью самого страшного человека в мире или то, что она узнала о Рори.

В ее голове выстраивалась картина происходивших событий, казалось, последовательных событий ее минувшего. Стучащие в дверь ее дома в Патоке солдаты. Расстрел родителей, причина которого была неизвестна все эти годы. Ее побег из города. Затем долгие счастливые годы в неведении, а после – приезд Рори из Аркада. То, как он изменился, вернувшись повзрослевшим, почти другим человеком. Его рассказы об ордене, его рассказы о том, как он хочет изменить мир. По приезду он знал, что Эвелин Эйлер существует. Марк мог во многом ее обманывать, но не в этом. Установленный факт: если Рори был в Северном Аркаде – он и правда видел лицо дочери Президента.

И он ничего не сказал.

Теперь Ева окончательно удостоверилась, что трагедия, произошедшая много лет назад в ее доме, не была случайностью. Она всегда знала, что существовала какая-то причина, но думала, что она будет менее значительной. Ева не ждала, что через столько лет судьба напомнит ей о забытом. Ева уже давно смирилась с незнанием, и теперь была ошеломлена, ведь старые раны ворошились. И, кажется, у нее не оставалось выбора, кроме как распахнуть душу для ушедшей давно боли, ведь Ева вряд ли могла сейчас забыть об увиденном, все бросить, развернуться и уехать в Барреру. Особенно, если Рори что-то скрывал. А точнее – действительно что-то знал; если у него были какие-то ответы.

Ее лишь удивляло, с какой легкостью он утаил от нее правду.

Лицо Евы оставалось болезненно равнодушным. Поблизости послышался лай собак. Двое солдат с псом на привязи выходили из-за поворота. Марк взял Еву за локоть, и она послушно шагнула за ним обратно в дом. Он прикрыл дверь.

Ева ощутила резкую слабость во всем теле. Перед ее глазами стоял образ – собственное отражение.

– Натяни повыше шарф, – сказал Марк.

Сознание Евы было сейчас далеко от коридора, в котором они стояли, но она услышала ценный совет. Кто знает, кому ее лицо покажется знакомым.

Марк отступил на шаг назад, и его фигура растворилась в тени стен. В доме стало очень тихо. Был слышен лишь громкий собачий лай. Через мгновение Ева уже не видела Марка, он двинулся вглубь дома, чтобы забрать их сумки.

Когда лай прекратился, Марк решил поспешно покинуть дом Густава, и Ева слепо шла за ним. Он так же не медлил, чтобы найти машину, а Ева только и думала об оставленном в пыльной комнате телевизоре и прокручивала в голове полученную час назад информацию, не до конца понимая, что именно она скажет Рори, когда придет. И скажет ли что-то вообще. Незримая плотная пелена застелила свет, и вряд ли ее замечал Марк.

Они встретились в договоренном месте – в безлюдном переулке возле улицы, у которой они недавно расстались. Когда она увидела фигуры Рори и Артура, подступающие из-за угла, она растерялась, но не струсила. Она хотела честно обо всем поговорить с Рори.

Они стояли в переулке, где не было ни одной живой души, кроме них самих. И Рори видел издалека ее бледность и странное выражение лица Касселя.

Какая-то неясная тревога нарастала в Еве, а Марк Кассель оставался стоять позади, полностью безучастный. Подойдя, Ева прерывистым голосом рассказала о том, что ей довелось увидеть. Рори Аллен покачнулся. Он мгновенно перевел взгляд на Марка: Ева не могла упустить из виду, как исказилось лицо сводного брата. Но в следующий миг в его глазах появилась нерешительность. У него резко пропал голос. Рори не нашелся, что произнести. По его блестящему взгляду было видно, что он ощущал себя действительно виноватым. И Ева Гордон не знала, с какой огромной силой в этот момент горячее пламя выжигает его грудь.

Глаза Евы тоже заблестели. Обида и разочарование больно ударили ее.

Ева любила Рори Аллена, любила по-своему, он был ей дорог, и она не имела сил или средств, чтобы возненавидеть его. Он давала ему шанс: предложила рассказать все, что было известно об этой девушке или о далеком роковом дне из ее детства.

Но Рори с трудом вымолвил, что у него нет почти никакой информации, кроме той, что он увидел Эвелин Эйлер в Северном Аркаде, и собрался поехать домой, чтобы известить об этом Еву. Однако внятных причин, почему он не исполнил задуманное, Рори не смог назвать.

Все присутствующие догадывались об этих причинах, но никто не произнес название ордена вслух.

И от этого Еве сделалось так неприятно, что она задумалась – на самом ли деле он совершил предательство? Или лучше не называть содеянное таким словом? Ведь, в конце концов, это же Рори Аллен – ее сводный брат и лучший друг.

Или теперь он просто часть ордена Большой Медведицы? Что в самом деле это значило для него? Совершенно ясно, что каким-то образом Рори действовал в интересах ордена – только в этом могла быть причина его молчания.

Ева находилась в полном смятении. Она не могла думать о том, что Кассель уже нашел машину, нашли ли Рори с Артуром ночлег, и готовы ли они все с утра будут ехать; все, что происходило за ушедшие дни и недели потеряло смысл. Ей были необходимы ответы на ее вопросы – о своей семье, о своем прошлом и настоящем. И они были недоступны. Ева надеялась, что их мог знать Рори. Но и ему было мало что известно. Кроме главного.

Он слишком много времени скрывал правду.

Ева развернулась и стремительно направилась к выходу из переулка. Она видела перед собой пустынную грязную дорогу и не думая, понеслась по ней, смахивая с бледных щек проступившие слезы. Будто надеялась, что сбежит от образа в телевизоре, преследовавшего ее.

– Ты куда? – растерянно крикнул ей вслед Рори.

– Не знаю, – бросила она, не оборачиваясь.

За ней с места резко сорвался Артур Дюваль. А что-то внутри Рори Аллена, какое-то угнетающее чувство сожаления и понимания неисправимости ситуации, не позволили ему сдвинуться с места. Он смотрел в спину Дювалю и не решался побежать следом.

Зов Большой Медведицы

Оставив позади Нефритовую Долину и Плат, машина неслась в направлении Леклерка. Марк сделал очередную остановку, вышел, чтобы покурить. Тем не менее, столь частые остановки делали Еву беспокойной, ведь дороги никогда не были так опасны, как сейчас – когда они подъезжали все ближе и ближе к Аркаду, а следовательно – к Понтарексу.

Марк с ухмылкой на лице успокоил ее:

– Здесь не опаснее, чем там, куда мы едем.

Ева Гордон очень мало видела мир, можно сказать, она никогда не бывала в нем – не бывала почти нигде, и всем сердцем желала в этом «нигде» оставаться. Но после визита в Город Гор премьер-министра у нее не было другого выбора, кроме бегства. А после того, как она столкнулась с тайнами своего прошлого – она не позволяла себе даже думать о том, что до момента их раскрытия она ощутит хоть какое-то подобие спокойствия.

А Марк Кассель, он бывал и там и здесь, объехавший весь мир, он тащил ее неведомо куда, и она мысленно, переступая через себя, его за это благодарила. Сама она слишком запуталась в паутине собственной жизни, а он, взявший ситуацию в свои руки, был так сейчас необходим и полезен: Марк говорил что делать, и Ева подчинялась, не находя в себе сил принимать самостоятельных решений. Кто бы мог подумать…

Но дорога утомляла ее, как утомляла бы любого другого человека; Ева была не Марк, которого путешествие забавляло и которому оно прибавляло сил. Где-то позади, очень далеко, остались развалины ее дома, осталась ее старая жизнь, в которой была и любовь и дружба. Где-то позади остались ее друзья.

Она вспомнила о Рори…

Когда Ева убежала, Марк с Артуром нашли ее, и Ева напрочь отказывалась ехать куда-то с Рори. Она сказала, что не хочет его видеть и что ей нужно подумать; она выглядела достаточно растерянной, чтобы они поняли, что информация, которую она узнала, действительно сильно повлияла на нее. Ева была в ступоре и решения, которые она принимала в тот день были просто неясными шагами во тьме; она руководствовалась не логикой и даже не чувствами, она просто застыла в разрушающей реальности и, казалось, ничто не может вывести ее из промедления. Однако, Марк Кассель убедил ее убраться из Митчелла, потому что в нем правда нельзя было надолго оставаться; он сказал, что найдет еще одну машину, и они поедут отдельно, лишь бы Артур и Рори тоже двинулись в путь, как ему было нужно. Хоть ехать по отдельности и было опасно, но Митчелл был не самым дружелюбным городом, и это был единственный вариант. И с Артуром они договорились встретиться через несколько дней в Речице, когда Ева придет в себя и будет готова поговорить с Рори. Этот вариант ее устроил. Она попросила Артура лишь об одном: чтобы она с Марком уехала на несколько часов раньше, и, им не пришлось столкнуться на дороге.

Рори Аллен в свою очередь молчаливо согласился с ее решением; Ева видела, что он на самом деле сильно винит себя.

Но она не была готова поговорить с ним.

Теперь же, оказавшись вдали от своих друзей, и когда эмоции ее немного отпустили, Еве было непривычно осознавать, что она осталась один на один с Марком Касселем. Осталась без своих друзей. Временами она только задумывалась: почему она действительно доверилась ему? Или она не доверилась – просто доверять Рори казалось теперь еще более сложным занятием?

А ведь Кассель хотя бы ей не врал.

Впереди расстилалось неопределенное ее будущее, и чем дальше Ева шла по тропинке, к нему ведущей, тем сильнее ее одолевали сомнения на счет того, будет ли это будущее радужным и счастливым. Она не знала, чего теперь ожидать после выпада Рори, и с какой стороны принимать новый удар. Возможно ли, что этот удар нанесет ей тот, в чьи руки ее сейчас доверил Артур? Ведь никто с уверенностью не знал, что поистине таилось в мыслях Марка Касселя. Но Ева старалась об этом много не думать.

За перилами белоснежной лентой тянулась к горизонту речка – там дул ветер, качающий расставленные по берегам сосны.

Они с Марком стояли на широком заснеженном мосту, и, опершись локтями о перила, он задумчиво смотрел вдаль и все тянул, тянул в легкие серый дым.

– Почему ты ничего не сказал мне, Марк?

Она подошла к нему, и ее взгляд был серьезен. Порыв ветра обдал ее лицо ледяным холодом; она ощутила запах морозной свежести – устоявшейся здесь зимы.

– Я просто врач с плохой репутацией из Аты. Я должен был?

– Когда мы сидели в том баре, ты спросил, знаю ли я, как умерли мои родители. И ты спрашивал об этом еще в Городе Гор.

Марк повернулся к ней, и они встретились взглядами. Глаза Евы пытливо ждали ответ.

– Видишь, я пытался с тобой поговорить.

– Марк, ты мог бы открыть правду еще раньше.

– Я не давал тебе клятв в вечной дружбе. Я Марк Кассель, я не умею дружить.

Он был прав. Марк был здесь совершенно не при чем. Она знала его довольно плохо, и, он ничего ей не был должен. И поэтому она не обижалась. Это было бы глупо. Другое дело Рори.

Орден сильно его изменил – теперь Ева не могла перестать об этом думать. Рори словно приехал оттуда другим человеком, хотя в самом начале, у озера, на корнях высокого дуба ей так не показалось. Но теперь она знала одно – его цели и намерения неясны, его желания скрещены с желаниями ордена. И об этом ордене Еве было известно очень и очень мало.

– Знаешь, Марк, я только одного никак не могу понять, – обратилась к нему Ева, – ты сказал, что если я поеду с тобой, то получу все ответы на свои вопросы. Но они ведь находятся в Понтарексе, а едем мы в Аркад.

– В твоем деле, Гордон, эти два названия совершенно неразделимы.

– Лучше объясни мне, потому что я не понимаю.

Марк с должной серьезностью в голосе спросил:

– А как ты думала, Аллен собирается тебя использовать для ордена?

– Использовать… – протяжно повторила Ева, и ее лицо приняло мрачное выражение.

– Не бойся называть вещи своими именами, – твердо произнес Марк. – Ну, так, что ты на этот счет сама думаешь?

– Я не знаю, – коротко ответила Ева, и ответ этот был ложью.

Ева теперь часами только и думала над этим вопросом, но предположения свои высказать побоялась – не хотела показаться перед Марком глупой, несмышленой.

– А что думаешь ты? – поинтересовалась она.

– Ну, я полагаю, если раньше это было категорически невозможно, то теперь в Понтарекс все же можно попасть кое-каким способом: ты, Гордон, для ордена не просто один шанс на миллион – ты шанс кратный всему населению планеты.

– Ты, правда, думаешь, что они отправят меня туда?

– Я бы на их месте так сделал. Поменял бы вас местами с Эвелин Эйлер, и тогда ты смогла бы сделать для ордена все, что угодно: убить Президента, отключить купол. И все, чего еще они там хотят.

Ее настиг ужас. И она теряла связь с реальностью.

Она повторила про себя: убить Президента? Слова Марка показались ей такими далекими, такими нереальными, что вряд ли произойдут от ее рук. По крайней мере Президента она точно не намерена была убивать. Едва ли она смогла бы. Да, Президент ужасен; именно из-за него весь мир вне купола живет этой страшной жизнью. Но Ева не способна совершить такое. Может быть, премьер-министра? Акселя Эккерсберга. В глубине души она хотела бы – за все плохое, что он сделал с городом Игоря. Но эта мысль тоже показалась ей мало осуществимой. Она не хотела делать ничего из этого. Она была просто Евой Гордон из Города Гор. В действительности – ей лишь нужно было узнать, почему солдаты давным-давно постучались в дверь ее дома в Патоке, и как с этим связана Эвелин Эйлер. И кто она для Евы. Это то, чего она по-настоящему хотела. И ради этого ей в самом деле придется сделать что-нибудь для ордена? Может, что-то менее ужасающее? Например, как бы диковинно это не звучало: отправиться в Понтарекс и отключить купол. Как будто это могло произойти на самом деле. Но как?

– Но я не понимаю, как это возможно, ведь сначала нужно вытащить из Понтарекса Эвелин.

– Выпало удачное время: ты сама слышала, что Эвелин Эйлер как раз полетит в Фелис через несколько месяцев. Можешь думать, что совпали звезды, вероятно, не все, но Большая Медведица определенно тебе благоволит.

Ева нахмурилась.

Марк докурил и затушил бычок о перила – дальше бросил его на лед речки. Повернувшись к Еве, он всмотрелся в ее нахмуренное и задумчивое лицо и мысленно спросил себя, есть ли в мире красота совершеннее той, на которую он сейчас смотрит. Затем он резко отвел взгляд, развернулся и медленно двинулся к машине.

Курс по-прежнему вел их к Леклерку. Они въехали в его распахнутые ворота уже к вечеру.

В снятой комнате было пусто. Не потому что мало мебели и вся она старая и дряхлая, а потому что кроме Марка, рядом с Евой теперь никого не было.

Она никак не могла избавиться от внутреннего смятения, и оно сковало ее по ногам и рукам. Все сильнее она осознавала, что покинула своих друзей и осталась совсем одна, с человеком, на которого она вряд ли в конечном итоге могла положиться. Но так же она и понимала, что это единственный и неизбежный исход, который должен был ее настигнуть.

Однако, она не корила себя за то, что поспешно поддалась эмоциям.

Еще никогда в своей жизни Ева не была так одинока, кроме детства, того самого, где ей пришлось брести из Патоки по пустошам до развалин мегаполиса. Но в то далекое время одиночество воспринималось по-другому – теперь же эти воспоминания казались Еве ушедшими и призрачными, а ее настоящее положение было пронизано страхом неопределенности.

Ева сидела в старом кресле в полутьме, свернувшись калачиком, и в тысячный раз перебирала пальцами дневник отца. Она перелистывала одну страницу за другой и читала выведенные ровным почерком записи, которые, казалось, она скоро выучит наизусть. Это были давно позабытые истории инфекционных болезней, время посещений, имена пациентов. Ее отец был врачом, но она не знала этого раньше, до тех пор, пока Артур не вручил ей этот дневник.

Чего еще она не знала о своей семье?

Кем по-настоящему для нее может являться Эвелин Эйлер? Сестрой? Она была маленькой, но она не помнила, чтобы у нее была сестра. Не может быть. Но профессию отца она тоже не помнила. Однако, легко предположить, что именно из-за Эвелин Эйлер солдаты постучали в двери ее дома. Теперь это было понятным. Из-за нее солдаты расстреляли родителей. Но что солдаты сделали бы с Евой, если бы она не сбежала? Почему тетка Онезы думала, что они будут искать ее по всему городу? И почему, в конце концов, Аксель Эккерсберг так просто ее отпустил, увидев на пустыре Города Гор? Ведь он узнал ее. Ведь он касался ладонями ее лица. И он не выглядел удивленным.

Это было самым пугающим.

Ева вспомнила о случившемся в Городе Гор совсем недавно, когда уже покинула Рори и Артура. И Ева не предполагала, помнит ли Марк, как они стояли на пустыре в Городе Гор, когда приземлился самолет, и Аксель Эккерсберг – премьер-министр Понтарекса тронул ледяными пальцами ее лицо и произнес тогда непримечательную фразу «как интересно». Тогда Ева не придала значения сказанным словам, они показались ей довольно странными, но и сам Аксель Эккерсберг выглядел странным. Однако теперь Ева видела в этих словах глубокий смысл, только не понимала, в чем именно он заключался. Ведь он, в конце концов, узнал в ней Эвелин Эйлер…

Вопросов появлялось все больше.

Еве становилось страшно, когда она думала, что никогда не получит на них ответов. Достать их можно было только в Понтарексе, и, теперь Ева с каждым днем все больше и больше осознавала, что ей необходимо попасть в Аркад, а с помощью Большой Медведицы – в Понтарекс. Возможно, и сами аркадцы будут обладать какой-нибудь информацией о ее прошлом. Однако, Рори Аллен не признавался, было ли ему что-то известно.

В любом случае, до Аркада им с Марком все еще нужно было преодолеть нелегкий путь.

Время от времени она спрашивала у Марка, когда они доедут до Речицы, где должны встретиться с парными, и Марк из раза в раз отвечал ей одно и то же.

Но фактически она не знала: хочет ли оказаться там как можно скорее или вовсе не хочет там оказаться никогда.

Раньше она бы не так остро переживала из-за случившегося, из-за того, что ей пришлось остаться в подобной отрешенности. У нее хватило бы сил. Если бы она чувствовала себя прежней. Но в последнее время, что-то в ней надломилось. После смерти Игоря. После уничтожения Города Гор. Словно кто-то выкачал из нее все силы, всю энергию, надежду, веру и жизнь.

Она пыталась не признаваться самой себе в упадке духа, но с каждым днем ей становилось все тяжелее это скрывать.

Это слишком много, подумала она. Слишком много для одного человека и для последних месяцев. Смерть Игоря и то, что случилось с Городом Гор. А теперь еще и прошлое, ворвавшееся вихрем в ее мрачное настоящее. Ева взглянула на Марка Касселя – даже он, со своими темными тайнами, теперь принимал слишком много участия в ее жизни. Значило ли это, что тучи основательно решили сгуститься над ее головой?

Она встала с кресла и подошла к окну. В комнате не было зеркала, и она смотрела словно на улицу, но на самом деле на свое отражение. Ее лицо как будто больше не представлялось ей своим. Она чувствовала себя словно чей-то тенью. Тенью Эвелин Эйлер, живущей в своем сверкающем мире. Она чувствовала, что медленно превращается в блеклую копию себя; вот-вот и ей начнет казаться, что Эвелин Эйлер украла ее внешность. Эти мысли рождали в ее душе разочарование и неясную легкую ревность, не имеющую конкретного адресата.

– Как много людей может узнать во мне ее? – спросила Ева.

Глаза Марка Касселя загорелись в полумраке комнаты.

– Не так много, как ты думаешь. Возможно, только большинство Аркадцев. И солдаты.

– А Густав?

– Он будет молчать.

Ева кивнула и тогда задала свой последний вопрос, но не Марку, а в пустоту.

Марк, ты же не оставишь меня?

Она все еще пыталась понять, насколько может на него рассчитывать. Насколько они успели стать союзниками? Ведь в последнее время в пути Марк стал относиться к ней более человечно – она не забывала, что он спас ее от рожденного.

Или ей только казалось, что его отношение постепенно менялось?

Понтарексийский фургон

Неяркий свет разъедал тьму – он струился из крохотных окон, что были у самого потолка. Дребезжание железных стен фургона становилось все сильнее, стоило только колесу наехать на заледеневший сугроб.

Из клетки, стоящей в углу, доносилось жалобное скуление. В кармане пуховика Рори Аллен нащупал крохотный кусочек сыра. Осторожно, чтобы никто не увидел, он дал псу слизать его со своей ладони.

Все равно этот несчастный кусок не спас бы никому жизнь, подумал он. Пес ласково лизнул его пальцы.

Изо рта настырно валил пар, и продолжали стучать зубы. Замерзшие ступни ныли тупой болью. Рори посмотрел на Артура: у него, кажется, не было сейчас никаких проблем, кроме той, что его книги и компьютер остались вместе с сумками и машиной на дороге.

– Какая разница, если они тебе уже не понадобятся? – сказал ему Рори.

– Пожалуйста, прекрати, – отозвался Артур.

Он и думать не хотел о неудаче. О смерти. Может, раньше – да; может – в начале пути, когда они посреди лунной ночи сражались с преввирами, но точно не сейчас. Его мысли были полны раздумьями об Аркаде и об ордене… Он много думал над тем, что Ева узнала о себе. И если то, что сказал Марк Кассель о самом Артуре правда, то он ни за что не хотел умирать.

Он поймал на себе взгляд сидящей напротив женщины. Артур посмотрел на осунувшееся, исцарапанное морщинами лицо, пробежался по шерстяному платку, туго прилегающему к голове – там золотистые пряди волос небрежно выбивались наружу. На руках у этой женщины спал грудничок, укутанный в толстое голубое одеялко. Женщина смотрела на ребенка пустыми глазами – взором, лишенным всякой надежды.

Рядом с ней сидел парень, на вид, лет шестнадцати. Застывшим взглядом он сверлил пол, крепко обняв руками колени. На нем был один единственный свитер. На Артуре же их было два, да еще и пуховик – Артуру за себя перед этим парнем стало немного стыдно, но собственные его пальцы немели тоже, и ноги кололо от боли – если бы не это, он поделился бы чем-нибудь из своей одежды.

Артур поскорее повел взглядом дальше. Подле этого паренька сидела молодая девушка. Иногда она качала малыша, но, несмотря на проявление этой заботы, все равно складывалось ощущение, что они с женщиной не знали друг друга до встречи в этом фургоне.

Последний присутствующий здесь человек сидел рядом с самим Артуром. Голова его была черная, местами покрытая сединой, и покоилась на согнутом левом колене. Вторая нога, правая – это был деревянный протез.

Артур наклонился к Рори и тихо шепнул ему на ухо:

– Слушай, если не считать калеку, то нас здесь трое парней.

– Я знаю Артур. Я сам уже думал об этом, но ничего не выйдет.

– Почему нет?