Круче некуда Симмонс Дэн

– Да, возможно. Сами понимаете, это было пятнадцать лет назад, и я не очень обратил на него внимание, поскольку, как я уже сказал, разговаривал с братом Шона.

– Но оба посетителя, и брат, и второй человек, благополучно выбрались из здания во время пожара, правильно?

– О да, – печально ответил доктор Чарльз. Судя по всему, воспоминания о пожаре угнетали его даже спустя много лет. – Там была такая суматоха, приехали пожарные машины, пациенты и сиделки кричали и бегали туда-сюда, но мы в первую очередь убедились, что все посетители в безопасности.

– Вы видели этих посетителей – брата Шона, младшего О‘Тула, и его товарища – после пожара?

– Мельком. Брат Шона был в полном порядке, а вот второму понадобилось дать кислородную маску.

– Он обратился в больницу? – спросил Курц.

– Я не думаю, нет. К чему вы клоните, мистер Курц?

– Абсолютно ничего, доктор Чарльз, просто любопытствую насчет подробностей. Вы сказали, что никто из посетителей серьезно не пострадал. Равно как и сиделок. Только три обитателя одной палаты?

– Мы предпочитаем называть их пациентами, – холодно уточнил доктор Чарльз.

– Безусловно. Значит, погибли только три пациента. В том числе Шон Майкл О‘Тул.

– Правильно.

– Доктор Чарльз, вы проводили идентификацию?

– В отношении двоих сомнений не возникло, мистер Курц. Что касается Шона Майкла, пришлось опознавать его по остаткам одежды, кольцу, которое он носил со времен учебы в школе, и данным стоматолога.

– Которые предоставил его отец, майор О‘Тул из Неолы, да? – спросил Курц.

– Наверное, да.

Дружелюбный голос бывшего директора больницы растерял последние остатки дружелюбия.

– До чего вы пытаетесь докопаться, мистер Курц? Это уже не праздное любопытство, – заявил он.

– Никогда не знаешь, что именно читатели сочтут интересным, доктор Чарльз, – сказал Курц, придав своему голосу максимально педантичную интонацию. – Спасибо вам за оказанную помощь, сэр, – добавил Курц и повесил трубку.

Курц поехал сначала на восток, а потом на юг, по четырехполосному Шоссе 400. Вскоре по сторонам дороги остались лишь темные холмы. Началось Шоссе 16. Время от времени на пути попадались небольшие городки. Машин практически не было. Проезжая мимо Шэфи, Курц увидел людей в маскарадных костюмах, расхаживающих между большими белеными домами, окруженными деревьями. По шоссе летели опавшие листья, холодный ветер нес облака, иногда закрывавшие серп луны. Хэллоуин чувствовался во всем. На него можно было смотреть, его можно было ощутить кожей. Им пахло.

Курц посмотрел вечерние и ночные новости, сидя у Гейл. Он чувствовал, что Гейл его недолюбливает и нервничает, когда он рядом, но не знал почему. В новостях ни слова не сказали о бойне в Неоле. Пятнадцать секунд уделили сообщению о том, что детектив из полиции Буффало получил огнестрельное ранение. Сказали, что пострадавший находится в хирургии и что подробной информации пока не поступало, но жизнь офицера уже вне опасности.

В течение всего дня Гейл постоянно сообщала Арлин о состоянии Риджби по электронной почте. Она перешла из критической фазы в просто тяжелую. Медсестры из отделения интенсивной терапии сказали Гейл, что у двери палаты поставили круглосуточную охрану, а темнокожий детектив пробыл там почти весь день, ожидая, когда пациентка придет в сознание.

Курц включил радио и настроил его на свой любимый джазовый канал. Он слушал музыку, пока не уехал от Буффало слишком далеко, и сигнал не пропал, когда он въехал в долину неподалеку от Неолы. Он понял, что с момента пересечения с федеральной трассой попросту дремал за рулем и пришел в себя километров за десять до городка.

Городок спал. Несоразмерно широкая Мэйн-стрит была темна и пустынна. Судя по всему, здесь прошел сильный дождь. Бумажные гирлянды и оранжево-красные украшения на домах размокли и рвались под порывами ветра.

Курц ехал через город, не торопясь. Вряд ли сотрудники службы шерифа обратят внимание на новенький голубой "Бьюик". Хотя один человек точно видел эту машину рядом с "Рэйнбоу Центр", подумал Курц.

Проехав по мосту через Аллегейни, он свернул влево, на проселочную дорогу. Добравшись до гравийной дороги, Курц выключил фары и остановился. Затем он повернулся назад и достал армейские очки ночного видения. Включив их, он без труда поехал дальше, по колее, где уже однажды проезжал.

Остановившись у загородки, Курц достал остальное снаряжение с заднего сиденья. Потом он снова накинул куртку. В карманы Курц положил запасные обоймы для "Браунинга" и две светошумовые гранаты. Пустой вещмешок он бросил обратно на заднее сиденье.

Курц пошел вверх по склону холма. Пробравшись через дыру в загородке, которую он сделал в прошлый раз, он стал обходить холм по широкой дуге, собираясь сначала забраться на его вершину, а потом уже спуститься к "Клауд Найн". Очки ночного видения позволяли ему видеть все, будто в солнечный день, хотя на небе горели лишь звезды и серп луны.

Он шел вдоль рельсов игрушечной железной дороги, не вынимая "Браунинг" из кобуры, и вдруг услышал какой-то шум и увидел движущиеся огни.

Музыка, что-то вроде синтезатора или каллиопы. Она доносилась с центральной дорожки парка. Огни мелькали как раз там. Колесо обозрения вращалось, освещенное редко стоящими лампами.

Но потом послышался другой звук. Он был громче и приближался, двигаясь туда, где стоял Курц. Появился еще один огонек.

Это ехал игрушечный поезд.

Глава 49

Даже с расстояния в пятьдесят метров единственная фара локомотива ослепила Курца. Поезд обогнул холм и ехал прямо на него. Вагоны светились зелено-белым светом в окулярах очков ночного видения.

Курц сдвинул очки вниз, и они повисли на ремешке у него на шее. Он взобрался по склону холма метров на пятнадцать и спрятался в густом кустарнике. Передернув затвор, чтобы дослать патрон в патронник "Браунинга", Курц поставил локоть на колено и навел пистолет на стремительно приближающийся поезд. Потом он взялся за очки левой рукой и снова натянул их на глаза, стараясь не глядеть на фару локомотива.

Миниатюрный поезд, когда-то катавший посетителей парка отдыха, проехал мимо него. Курца обдало дымным выхлопом жужжащего, как газонокосилка, двухтактного двигателя. Стуча колесами и покачиваясь, поезд двигался дальше, огибая холм и уходя к перелеску на юге.

– Иисусе, – прошептал Курц.

В кабине локомотива не было машиниста. Вообще никого не было. А вот в трех миниатюрных открытых вагончиках пассажиры были. В каждом вагончике могли бы с удобством разместиться два ребенка. Или один взрослый, уже без удобств, сидя на низкой скамеечке и задрав колени к подбородку. Но вагончики были забиты трупами. Четверо мужчин, две женщины и два ребенка, всего – восемь мертвецов, автоматически сосчитал Курц.

– Иисусе, – снова прошептал он. С другой стороны холма доносился звук едущего поезда. Лишенные листьев деревья не очень поглощали его. Поезд вернулся к обгорелым остаткам особняка и снова поехал в сторону Курца. Видимо, кто-то перевел стрелку, чтобы поезд ездил по кругу, и зафиксировал ручку газа в открытом положении.

И никакого тебе "мертвецкого рычага", стоп-крана, подумал Курц, с трудом удержавшись от нервного смеха.

Он перешел через рельсы и начал спускаться с холма в сторону освещенной аллеи парка, держа пистолет у бедра и стараясь не наступать на ветки и кучи листьев. Однако вскоре Курц понял, что все звуки, которые могли бы произвести его ноги, теряются на фоне карнавальной музыки, играющей в парке. Чем ближе он подходил, тем громче она звучала. Сейчас из динамиков доносилась мелодия "Попа-проныры" в переложении для электрооргана.

Картина, открывшаяся Курцу на центральной дорожке парка, была столь сюрреалистичной, особенно через очки ночного видения, что он их снял. В свете фонарей и луны окружающая обстановка изменилась не слишком сильно.

Где-то неподалеку тарахтел генератор. Ржавое и поломанное колесо обозрения со скрипом крутилось, то останавливаясь, то трогаясь снова. На ободе горел с десяток фонарей вместо сотни, которая была на нем, когда "Клауд Найн" работал. Но и этих ламп хватало, чтобы осветить полдесятка трупов взрослых людей, усаженных на скамейки в четырех оставшихся кабинках. Два из них свалились вперед, перекинувшись через защитное ограждение.

Задумчиво вращалась карусель. Музыка доносилась именно оттуда, из стоящей посреди скрипящего и скрежещущего барабана переносной магнитолы. Сломанные лошади, зебры и обезглавленные львы не прыгали вверх-вниз, но на пяти из них были всадники. Мертвая женщина с пулевым отверстием на посиневшем лбу, упавшая вперед и лежащая на вертикальном шесте, торчащем из спины золотистой белогривой лошади, труп мужчины с тремя отверстиями от пуль, чернеющими на его футболке "Эдди Изард", распростертый на фигуре льва с отломанной нижней челюстью. Маленькая девочка, не старше пяти лет, со снесенным затылком, по бокам от которого болтались косички, привалившаяся к изломанной шее жирафа.

Карусель все кружилась и кружилась под звуки музыки и шелест ветвей.

Курц попытался переходить с места на место, не выходя на освещенные участки и держа покрывшийся холодным потом палец на спусковом крючке пистолета. Он почувствовал запах попкорна. Попкорна и чего-то вязкого. То ли свежей крови, то ли сахарной ваты. Когда поезд снова проехал поблизости, ветер донес запах выхлопа двухтактного мотора.

Павильон с автомобильчиками остался таким же поломанным и залитым водой. Опавшие листья шелестели по резиновому покрытию пола. Единственный горевший прожектор освещал одну из стоящих в нем машинок, в которой сидели мужчина и женщина. Они умерли уже весьма давно, судя по ввалившимся глазам и обвисшим губам, обнажившим зубы. Рука мужского трупа лежала на плече женского, ее хрупкие костлявые пальцы сжимали усохшую грудь женщины через обрывки того, что когда-то было розовым свитером.

– Святый боже, – прошептал Курц одними губами. Он обхватил "Браунинг" обеими руками и навел пистолет в сторону пологого подъема, где меньше, чем полтора дня назад они с Риджби едва не занялись любовью. В поломанной металлической будке кассы комнаты смеха, рядом с ее разломанным фасадом, там, где валялась большая вывеска с клоуном на ней, сидел еще один мужской труп. Его лицо было размалевано под клоуна, и на нем виднелся большой резиновый нос. Поперек белой рубашки шел ровный ряд окровавленных отверстий.

Курц медленно двинулся к хижине, которую они с Риджби уже осматривали. Судя по всему, эта свежая постройка была эпицентром царящего в парке безумия. Позади нее тарахтел бензиновый генератор, от которого шло питание на лампы и моторы колеса обозрения и карусели.

Курц продолжал двигаться, медленно переходя от дерева к дереву и выставив перед собой пистолет. Он старался дышать ртом, как можно тише, и прислушивался. Когда он вошел на крыльцо маленькой хижины, доски у него под ногами слегка скрипнули. Курц подошел к двери сбоку и заглянул внутрь. Там горел фонарь. На кровати в углу лежало тело. Курц снял очки ночного видения, чтобы не перекрывать себе периферийное зрение. Его рот пересох.

Поднялся ветер. Он понес листья поперек главной дорожки парка и зашумел голыми ветвями деревьев. Магнитола, стоящая посреди карусели, продолжала выдавать однообразные аккорды. Колесо обозрения скрипело и скрежетало. Вдалеке тарахтел поезд. Все это помешало Курцу услышать, как мертвый клоун, сидевший в билетной кассе, поднялся и вышел наружу.

Внутри хижины горел фонарь. Курц сосредоточил внимание на лежащей фигуре, ожидая, что кто-нибудь войдет внутрь или начнет обходить хижину снаружи, поэтому он не услышал, как клоун в окровавленной белой рубашке тихонечко подошел к краю помещения комнаты смеха, оказавшись в двадцати метрах позади него.

Инстинкты хорошо послужили Курцу за одиннадцать с лишним лет в душевых, коридорах и площадках для прогулок Аттики, но они подвели его сейчас, в этом странном месте. Клоун поднял "Беретту" калибра 9 миллиметров, на которой был насажен глушитель, и три раза выстрелил с расстояния меньше пятнадцати метров. Все три пули попали в Курца, две – между лопаток, третья – чуть ниже шеи.

Курц безжизненно упал ничком, жестко ударившись и выронив пистолет, покатившийся по деревянному полу хижины.

Скрывавшийся под личиной мертвого клоуна Проныра медленно и осторожно подошел к Курцу, не опуская и не отводя в сторону свою "Беретту". Он не моргал, но его улыбка была такой широкой, что крупные и желтые, будто у лошади, зубы светились на фоне белого матового макияжа.

Он поднялся на порог и остановился в дверном проеме, прицелившись Курцу в затылок.

Курц лежал, подогнув одну руку под себя и выбросив другую в сторону. Его пистолет валялся на полу в двух метрах от него. На спине бушлата виднелись три дырки, наглядно демонстрируя, что все три выстрела попали в цель. Из-под головы начинала расплываться лужица крови.

Проныра опустил пистолет и засмеялся.

– Я оставил последнюю кабинку на колесе обозрения для тебя, Курц, ты…

Курц перекатился на спину и поднял огромный строительный пистолет. Раздался громкий хлопок, и пятидюймовый гвоздь впился в живот Проныре, отбросив его к дверному косяку. Но Проныра не выпустил из рук "Беретту" и начал поднимать пистолет.

Оглушенный ударами пуль, Курц скорее инстинктивно, чем сознательно бросился на Проныру и толкнул его плечом сквозь дверной проем, скинув с крыльца. Он схватил Проныру за правое запястье свободной от оружия левой рукой. Они упали на засыпанную листьями траву. Прокатившись дальше, они уперлись в разбросанные доски, когда-то бывшие частью фасада развалившейся комнаты смеха.

– Будь ты проклят, будь ты проклят! – рычал Проныра, размахивая левой рукой и пытаясь укусить Курца за правое запястье. Одновременно он старался освободить свою руку, державшую "Беретту".

Курц с размаху ударил стволом тяжелого строительного пистолета по лицу клоуна. Резиновый нос отлетел в сторону, по белому макияжу потекла кровь. "Беретта" выстрелила дважды. Вторая пуля пролетела рядом с ухом Курца и пробила дырку в воротнике бушлата.

Проныра был очень силен, но Курц весил больше и ухитрился оказаться сверху после всех проделанных ими кувырков. Они лежали на фасаде комнаты смеха, поверх нарисованного на нем лица клоуна. Он ударил кричащего человека по лицу тяжелой рукояткой строительного пистолета и снова попытался выбить из его руки "Беретту". Даже с торчащим в животе пятидюймовым анодированным гвоздем Проныра не сдавался и не отпускал свой пистолет. Он взмахнул левой рукой и схватился ею за запястье правой, пытаясь навести дуло пистолета вверх, в лицо Курцу.

Но Курц уже стоял на коленях, оседлав человека в окровавленной рубашке. Он прижал дуло огромного желтого строительного пистолета к правому запястью Проныры и выстрелил. Дважды.

Гвозди пробили руку между локтевой и лучевой костями и вонзились в доску под ней. Проныра оглушительно завизжал.

Курц встал и наподдал "Беретту" ногой, отшвырнув ее в сторону леса.

Проныра корчился и пытался ударить его ногой, лежа поверх огромного лица клоуна. Курц наступил ботинком на беспорядочно болтающуюся левую руку, прицелился и пригвоздил ее к доскам.

Проныра с воплем рванул руку и освободил ее. На черный жилет Курца полетели брызги крови.

Курц снова наступил на руку и выстрелил три раза, пробив ладонь и запястье Проныры.

Пошатываясь и задыхаясь, едва не теряя сознание после ударов пуль в бронежилет из кевлара, Курц стоял в шаге от обезумевшего человека.

– Лежи спокойно, будь ты проклят.

Проныра попытался ударить ногами вверх, целясь Курцу в колено. Потом его ботинки со стуком упали на гнилые доски.

Курц покачал головой и приставил широкое дуло строительного пистолета к промежности Проныры.

– Лежи спокойно, ты, чокнутый ублюдок, – сказал он.

Проныра орал, смеялся и корчился, пытаясь отодрать руки от досок.

Курц выстрелил дважды, пригвоздив к доскам его мошонку.

Проныра перестал корчиться. Его красный размалеванный рот широко открылся, обнажив желтые зубы, расширенные глаза побелели. Он смотрел прямо на Курца. Большая часть белого грима стерлась, обнажив изуродованное ожогами лицо Шона Майкла О‘Тула. Шрамы оплетали его, как белые веревки, доходя до волос.

– Я… хочу… знать… – задыхаясь, проговорил Курц. – Ты… застрелил… Пег… О‘Тул? Ты участвовал в этом?

Проныра держал рот открытым, не издавая ни звука, прибитый гвоздями к доскам. Казалось, что все его усилия уходят на то, чтобы дышать.

– Кто отдавал тебе приказы? – спросил Курц. – Я знаю, что это не майор.

Рот Проныры открывался и закрывался, словно у рыбы. Он пытался что-то сказать.

Курц наклонился к нему, вслушиваясь.

– Я… кое… что… понял… – проговорил Проныра, задыхаясь, еле слышным, но абсолютно спокойным голосом. На карусели закончилась песенка "Фермер из Делла" и началась другая – "Три слепые мышки".

Курц слушал, наклонившись. На белое лицо Проныры капали кровь и пот Курца, текущие с ободранного подбородка и шеи.

– Всегда… целься… в голову… – сказал Проныра и начал вопить и хохотать. Звуки шли из его открытого рта, подобно поднимающемуся из преисподней черному зловонию. Безостановочно. Проныра вопил и истерически хохотал, его голос эхом отражался от склона холма и стен комнаты смеха.

Курц вдруг понял, насколько он устал.

– Ага. Ты прав, – мягко поизнес он, снова наклоняясь вперед. Наставив широкое дуло строительного пистолета на темную орущую пасть, из которой исходил фонтан воплей, смеха и зловония, Курц трижды выстрелил.

Глава 50

Когда Курц тихонечко постучал в дверь Гейл Ди Марко, на часах было начало четвертого. Он ждал, что дверь тихонечко откроется, закрытая на цепочку, а в щели покажется недовольное лицо Гейл. Вместо этого он увидел ствол "Магнума" калибра 0.44 дюйма и очень удивился.

– Джо! – воскликнула Арлин, опуская пистолет. Они с Гейл открыли дверь, и Курц ввалился внутрь. Он пытался снять рваную куртку, но не смог, и женщины принялись помогать ему.

– Ох, Джо! – только и смогла сказать Арлин.

– Я не могу снять этот проклятый жилет, – сказал Курц, облокотившись на стол.

Арлин и Гейл расстегнули ремешки и липучки. Прочный кевларовый бронежилет со склада спецназа, спасший Курцу жизнь, грохнулся на пол.

– Иди сюда, под лампу, – позвала его Гейл. – А теперь подними голову.

Курц сделал то, что ему сказали. На кухню вошла Эйша. Она была в старом банном халате Арлин. Он был ей изрядно велик, в нем она еще больше походила на девочку.

– Пожалуйста, встаньте боком, – командным тоном медсестры велела Эйша.

– У меня есть комплект первой помощи, – заявила Гейл, выбегая из кухни. Курц услышал, как Гейл сказала Рэйчел, чтобы девочка вернулась в спальню и не открывала дверь.

– Я думаю, мне лучше сесть, – пробормотал Курц, грохнувшись на стул рядом с раскладным столом.

Следующие несколько минут вокруг него мелькали женские руки. Гейл и Эйша занялись своим делом. Они протерли порезы на плече и шее, срезая свитер кусками. Я меняю свитеры, как "Клинэксы", хмуро подумал он. Женщины продолжали бегать вокруг него.

Обратная дорога из Неолы показалась ему очень долгой. Курцу пришлось три раза съезжать на обочину и останавливаться по причине приступов рвоты. Спина болела так, что он не мог нормально откинуться на спинку сиденья "Бьюика", и пришлось сидеть, как старику, опершись на рулевое колесо. Плечо и шея продолжали кровоточить, но не настолько сильно, как он вначале опасался.

– Пуля попала в верхний край жилета, отрикошетила и пошла вверх, оцарапав шею и ссадив кожу на скуле, – сказала Гейл. – Два-три миллиметра вправо, и она бы вспорола яремную вену. Ты бы истек кровью за несколько секунд.

– Угу, – ответил Курц. У него в ушах все еще играла эта проклятая карнавальная музыка. И рокот локомотива. И смех. Он выключил генератор, стоявший позади хижины, и мотор колеса обозрения. Погасли огни, остановилась карусель. Но на то, чтобы вскарабкаться на холм, запрыгнуть в локомотив поезда и заглушить его мотор сил уже не осталось.

Пусть этим занимается команда уборщиков из Неолы, подумал Курц. Им хватит работы на пару дней.

– Джо, ты меня слышишь? – спросила Арлин.

– Что?

– Нам надо отвести тебя в душ, чтобы смыть запекшуюся кровь и получше разглядеть синяки и порезы.

– Хорошо.

Следующие пару минут с ним происходило нечто сюрреалистическое. Впрочем, не первый раз за последние дни. Трое женщин отвели его в душ, раздели и поставили под струи воды, придерживая и поворачивая из стороны в сторону. А эта Эйша хорошенькая, подумал Курц. Чтоб никаких эрекций, добавил он про себя. Только не сейчас. В маленькой ванной комнате стояли все присутствующие в доме женщины, кроме Рэйчел.

Когда горячие струи воды попали на покрывавшие его спину синяки, он уже не боялся появления эрекции.

– Ой, – простонал Курц, окончательно проснувшись. – Ой-ой.

Он мельком посмотрел на отражение своей спины в запотевшем зеркале. Сплошной синяк между лопатками и кровавая ссадина над ключицей. Еще один шрам, подумал Курц.

– Нам надо зашить эту рану на плече, – сказала Гейл Ди Марко. – На самом деле, тебя лучше было бы отвезти в больницу.

– Никаких больниц, – четко произнес Курц. А почему бы и нет, подумал он. Все мои знакомые уже там.

Они усадили Курца на крышку унитаза. Эйша принялась зашивать рану. Перед этим они посовещались и пришли к выводу, что у нее больше всего опыта по этой части. Курц чувствовал, как игла входит в кожу и выходит наружу, но не придавал этому особого значения. Он смотрел на розовый пушистый чехол на крышке унитаза и пытался сконцентрироваться.

– Вечером из полиции не звонили? – спросил он. – Кемпер?

– Нет, – ответила Арлин. – Пока нет.

– Они позвонят. Они будут охотиться за мной, потом за тобой… А потом кто-нибудь догадается, что Гейл – твоя невестка, и позвонит сюда.

– Но не ночью, – сказала Гейл. Эйша закончила шов на ране. Медсестры наложили тампон и зафиксировали его пластырем.

– Нет, ночью не станут, – согласился с ней Курц. Он вдруг понял, что все еще сидит голым задом на мягком пушистом чехле туалетного сиденья.

Гейл вернулась, неся в руках мужскую пижаму в нераспечатанной упаковке.

– Эта должна подойти, – сказала она. – Я собиралась подарить ее Алану на Рождество, но не успела. Он был примерно твоей комплекции.

Трое женщин вышли из ванной, а Курц начал пытаться надеть пижаму. Он помнил, что этой ночью надо сделать что-то еще, но никак не мог вспомнить, что именно. Каждый раз, закрывая глаза, он видел перед собой белое с красным лицо Проныры и его широко открытый рот. Шутка в том, чтобы застегнуть пуговицы, при этом не прикасаясь тканью к плечам и шее. Это у него не очень-то получилось.

К тому времени, как Курц присоединился к сидящим в комнате женщинам, он чувствовал себя намного лучше. Эйша показала рукой на разложенное кресло-кровать.

– Вы будете спать здесь, мистер Курц. Я лягу вместе с вашей дочерью.

У Курца не было сил ни на что, кроме как тупо посмотреть на нее.

– Гейл уезжает на работу в семь тридцать, – сказала Арлин. – Когда ты намерен куда-либо отправиться, Джо?

Курц посмотрел на часы, с трудом фокусируя взгляд на циферблате.

– Семь? – переспросил он. Тогда ему можно будет поспать целых три с половиной часа.

– Ложись спать, Джо, – сказала Арлин, подводя его к постели.

Второй раз за эту ночь Курц упал ничком. И на этот раз не поднялся.

Утром Курц поехал на своем "Пинто" следом за маленькой "Тойотой" Гейл Ди Марко. Благодаря ее посредничеству он оказался в палате интенсивной терапии как раз тогда, когда Риджби Кинг проснулась.

– Джо. Что случилось?

– Ничего особенного, – ответил Курц. – А у тебя что нового?

– Не могу ни о чем думать, кроме того, что просто обожаю этот "дарвосет", обезболивающее, которое они делают мне через капельницу. А еще думаю, что мне сегодня днем не удастся как следует поспать. Кемпер не даст. А еще он очень хочет взять тебя за задницу.

– Зачем? – спросил Курц. – Разве ты не сказала им, что не помнишь, кто в тебя стрелял?

– Ага, – вздохнула Риджби. – Но проблема в том, что если ты говоришь, что не помнишь, кто в тебя стрелял, ты не можешь сказать, что помнишь, кто в тебя не стрелял. Улавливаешь?

– Более-менее, – ответил Курц. Он сидел неестественно прямо, чтобы не касаться спинки больничного стула. Спать этой ночью пришлось, лежа на животе. – Чувствуешь себя обнаркоченной, Ридж?

– Ага. Чуть-чуть. Если не возражаешь, я пару минут посплю. Ты посидишь здесь, пока я не проснусь?

– Ага.

Ее веки задрожали, а потом снова открылись.

– Через час доктор должен мне сказать, не придется ли им амп… ампа… отрезать мне ногу.

– Ладно, – сказал Курц, притронувшись к руке Риджби. – Поговорим, когда проснешься.

– Ты еще не узнал, кто в меня стрелял, а, Джо? – спросила Риджби, закрыв глаза.

– Еще нет.

– Ничего. Когда узнаешь, скажи.

Риджби начала тихонечко похрапывать.

Вороненая сталь коснулась израненной шеи Курца. Он дернулся, сразу же проснувшись. Оказывается, он так и заснул, сидя на стуле и наклонившись вперед, не облокачиваясь на спинку.

– Не двигайся, – сказал Пол Кемпер. – А теперь руки за голову, медленно.

Курц завел руки за голову. Медленно, чтобы не было слишком больно спине.

– Встань.

Курц выполнил приказ, тоже медленно. Кемпер быстро и ловко обыскал его, не заметив, однако, судорожного вдоха Курца, когда ладони детектива коснулись спины и плеч. Оружия при нем не было.

В это утро удача покинула Курца вместе с толпой женщин, которые одевали его и ухаживали за ним. Свитер и куртку уже не наденешь, но запаса рубашек у них тоже не оказалось. В конце концов он надел безразмерный свитер Гейл с надписью "Гамильтон Колледж". Курц счел плохой идеей надевать поверх свитера куртку с тремя дырками от пуль, поэтому пришлось выйти на улицу без нее. Первое утро ноября было солнечным и свежим. Он оставил "Браунинг" на хранение Арлин.

– Могу я отправиться домой, Джо? – спросила она.

– Пока нет, – ответил Курц.

– Сядь и сложи руки позади спинки стула! – скомандовал Кемпер.

Курц выполнил приказ. Кемпер подошел к больничному столу, стоящему у кровати Риджби, и поставил на него кружку из вспененного пластика, в которой дымился горячий кофе. Держа в руке свой "Глок", направленный на Курца, он открыл крышку свободной рукой и аккуратно отпил глоток.

– Вы не надели на меня наручники, – сказал Курц. – Вы не изложили мне мои права. Вы не арестовали меня. Пока что.

– Заткни хайло, – буркнул Кемпер. Когда в палату вошла медсестра, чтобы поменять Риджби одну из капельниц, он опустил пистолет, но не выпустил его из руки.

Они некоторое время сидели молча. Курц подумал, что тоже не отказался бы от кофе.

– Я знаю, что ты замешан в этом, Курц. Просто пока не выяснил, как именно.

– Я просто навестил друга в больнице, детектив.

– Хрена, – ответил Кемпер. – Куда ты и детектив Кинг ездили в воскресенье? Она сказала, что не может вспомнить.

– Мы просто поехали на природу. Поболтали о старых временах.

– Ага-ага, – сказал Кемпер. Его темнокожее лицо выглядело так, будто он раздумывает, ударить Курца наотмашь дулом пистолета или нет. – Куда вы ездили?

– Просто ездили на природу, – повторил Курц. – Проехались, поговорили. Сами знаете, как это бывает.

– Когда вы вернулись?

Курц пожал плечами, постаравшись не морщиться от боли. Плечи и спина активно возражали против того, чтобы лопатки куда-то двигались, тем более – смыкались.

– До полудня. Точно не помню, – сказал он.

– Где ты ее высадил?

– У ее дома.

– Хочешь упростить дело, Курц? Ты поедешь в отделение и официально дашь показания.

– Мне нечего говорить, – сказал Курц, глядя прямо в глаза полицейскому и не уступая.

– Пол, – еле слышно произнесла Риджби, приоткрыв один глаз.

– Да, малыш, – отозвался Кемпер, убирая "Глок" в кобуру.

– Оставь Джо в покое. Он ничего не делал.

– Ты в этом уверена, Ридж?

– Он ничего не делал, – повторила Риджби, закрыв глаз. – Пол, позови медсестру. Моя нога опять болит.

– Хорошо, малыш, – ответил Кемпер, жестом показывая Курцу, чтобы тот первым выходил из палаты.

Когда они вышли, Кемпер сказал медсестре, что пора делать детективу Кинг обезболивающее, назначенное на восемь утра. Медсестра ответила, что займется этим в ближайшее время. Кемпер схватил Курца за плечо и втолкнул в короткий коридор, ведущий к уборным.

– Я собираюсь выяснить, что произошло в воскресенье, Курц. Можешь на это рассчитывать.

– Хорошо, – ответил Курц. – Выясните, известите меня.

– О да. На это ты тоже можешь рассчитывать, – сказал Кемпер.

Пусть за ним останется последнее слово, подумал Курц, медленно развернувшись и идя к лифту.

Этот проклятый "Пинто" решил не заводиться. Курц четырежды безрезультатно поворачивал ключ, не добившись ничего, кроме щелчков. Он вышел из машины и открыл капот. Простой маленький двигатель, небольшой аккумулятор. Курц проверил крепление клемм на аккумуляторе и снова попытался завести мотор. Безрезультатно. На этом запас знаний Курца в области автомобильных моторов закончился.

Он осмотрелся. На больничной стоянке было уже много машин, но никому не было дела до его ничтожной проблемы. Курц полез в карман за мобильным, но вспомнил, что оставил его дома у Гейл Ди Марко.

– Помощь нужна?

Курц обернулся и моргнул. Неподалеку от него остановился странно знакомый громадный оранжевый джип. Ни водитель, ни двое других людей, сидевших в машине, ему знакомы не были. А вот тот, что высунулся из ближайшего к нему окна, знаком вполне. Брайан Кеннеди. Симпатичный жених Пег О‘Тул. Владелец компании охранных систем вышел из… как там он называл свой бронированный джип? "Лалапалуза"? Нет, "Ла Форца". Сидевший вместе с ним хорошо одетый молодой человек тоже вышел. Курц посмотрел на Кеннеди и понял, что этот парень продаст родную бабушку арабам ради такого костюма… если у него вообще есть бабушка.

– Садитесь внутрь, – сказал Брайан Кеннеди. – Садитесь в машину, старина, и поверните ключ, а Том в ней покопается.

Том взялся копаться в моторе, прилагая все старания, чтобы не испачкать белоснежные накрахмаленные манжеты своей рубашки. Люди торопливо проходили мимо, едва бросая взгляд на то, как люди в костюмах, каждый из которых стоит тысячи три долларов, возятся с мотором помятого "Пинто".

– Вот, – сказал Кеннеди, отряхивая руки жестом истинного мужчины, устранившего неполадку.

Курц снова повернул ключ. Теперь не раздалось даже щелчка.

– Черт с ней, – сказал он, выходя из машины. – Пойду в больницу, позвоню кому-нибудь, чтобы приехал за мной.

– Может, вас подбросить, мистер Курц? – спросил Брайан Кеннеди.

– Нет, спасибо, я сам кому-нибудь позвоню.

– Ну тогда, старина, по крайней мере, воспользуйтесь моим телефоном, – предложил он, протягивая Курцу свой мобильный. Такой современный, что, казалось, при помощи этой штуки можно телепортировать человека прямиком на "Энтерпрайз". – Я-то сюда приехал, чтобы проведать Пег. Вы тоже? – спросил Кеннеди.

– Нет, – ответил Курц. Он раскрыл мобильный и задумался, кому звонить. Арлин, кому же еще.

– О, у Тома есть инструмент, который должен помочь, – сказал Брайан Кеннеди.

Курц посмотрел на Тома. Рослый молодой человек улыбнулся, доставая из кармана что-то металлическое. Это был электрошокер. Том прижал его к груди Курца и дал разряд в десять тысяч вольт.

Последнее, что увидел Курц, – Брайан Кеннеди, ловивший свой дорогой мобильник, вываливающийся из руки Курца. Потом его окутала темнота.