По велению Чингисхана Лугинов Николай

– Если б еще двадцать, а лучше – тридцать арб найти. Груз некуда уложить.

– Дадим, сколько понадобится, – сразу же ответил из-за спины хана Джэлмэ – Пора бы знать, не ханское дело, арбами распоряжаться.

– К ним надо столько же верблюдов… – добавил Джэбэ, будто не слушая Джэлмэ.

– Здесь верблюдов нет. А пригнать из глубин южных степей – это слишком долго будет. Надо было заранее распорядиться, предупредить, – недовольно сказал стоявший в свите хана старый тюсюмэл, ведающий тягловой силой. – А то им сейчас приспичило – и тут же подавай…

– В этом нет моей вины. Только дней десять прошло, как приехал, руководство в свои руки взял, – рассердился на старого тюсюмэла Джэбэ. – Я не шаман, чтоб заранее всё предвидеть. Это вы должны на всякий случай запасы иметь. У вас что ни проси, ничего нет.

Хан молча направился в сторону нукеров, выстроившихся поодаль. Увидев его, нукеры, стоявшие вольно и переговариваясь, сразу же выровнялись в стройные и плотные ряды.

– Ну что, молодцы, как дела?

– Всё хорошо!

– Готовы ли вы для дальнего похода?

– Готовы!

– Какого роду-племени? – спросил хан у безусого юнца.

– Я мэркит…

– Хм… И сколько у вас родов всего? – Хан повернулся к Джэбэ. – Считали?

– Много всяких. Кэрэиты, киргизы, кипчаки, уйгуры, найманы. И еще икирэс, хоро, хангаласцы и урангхаи. Есть и аргыны, хани, кидани.

– А сартелов нет среди вас?

– Всего один арбан.

– Мало, – сказал хан, обращаясь к Джэлмэ. – Ты постарайся собрать сартелов, сколько можешь. Пригодятся.

– Хорошо. Ты сказал…

– Встречался с купцами, прибывшими с запада?

– Встречаюсь. Каждый день беседую.

– И что придумали-надумали?

– У кара-китаев самые сильные в этих окрестностях войска. Но в последнее время, как постарел гур хан Дюлюкю, боеспособность и уровень организации их заметно понизились.

– А по каким признакам определили это?

– Во-первых, среди местных тойонов зреет недовольство тем, что зятем гур хана и сегуном стал пришлый вождь найманов Кучулук, – ответил Джэлмэ спокойно. – Такая сплоченная, организованная, пока был еще способен править ею гур хан, страна в последние годы начинает трещать по всем швам, везде начинаются недовольства и ропот. А то и открытая вражда, раздоры – между родами, из-за веры, обычаев…

– Как такое могло случиться? Ведь еще совсем недавно не было столь же сплоченного, дружного народа, как кара-китаи? – Соргон-Сура был настолько поражен этим, что лишь головой покачал. – Не думал, что подобное услышу… И как быстро меняется мир!

– Да, стоит этому только начаться, толчок получить… – сказал хан задумчиво. – Не приходится уповать на видимую устойчивость. И никакие подпорки не помогают порой…

– Так и есть, – старик согласно закивал головой. – Ну, а раскол в стане врага нам только на пользу.

– Со временем видно станет, насколько правдива эта новость, – не стал скрывать сомнений хан. – Постарайтесь трезво смотреть на вещи. Не пытайтесь представлять всё так, как этого нам хочется, и опираться на непродуманные выводы. Может статься, что как только нависнет над ними общая угроза со стороны внешнего врага, так все эти мелкие и вздорные междоусобицы тут же забудутся, затянутся, как неглубокие ранки. Некоторые народы умеют сплачиваться в таких случаях еще теснее, чем прежде…

Заложив руки за спину, хан зашагал вдоль строя. И с удовольствием смотрел на молодые открытые лица, в ясные глаза, в которых отражалась какая-то по-особенному чистая и здоровая душа, готовая на подвиги ради общего дела.

– Хороши! – сказал он догнавшему его Джэбэ.

– Стараемся…

– Нам нужно беречь молодежь. Теперь мы прекратим использовать вот такие всесторонне готовые, как звенящий меч, войска на разные мелкие нужды, не станем просто так, зазря затыкать ими любые дыры.

– Вот это было б хорошо! Если трепать войска почем зря в охране иль гарнизоне, или подавляя внутренние беспорядки, явно портится характер и нукеров, и тойонов, их настрой боевой… – Джэбэ обрадовался, что хан так точно выразил мысль, давно тяготившую душу, не дававшую покоя. – А для решения тех внутренних дел создать отдельные отряды… Может, из ветеранов?

– Основная твоя задача вот какая, – хан посмотрел прямо в лицо Джэбэ. – Если б нам удалось разойтись с кара-китаями без кровопролития, без ран… Подумай об этом.

– Но как? Как это возможно? – Джэбэ даже заморгал от неожиданности. – Какому войску удастся без войны вступить на земли такой великой страны? К тому же человек, которого мы преследуем, имеет должность сегуна…

– Все-таки обмозгуй это… Подсылай лазутчиков, веди переговоры с отдельными вождями племен и тойонами, постарайся как можно больше их и людей разного рода перетянуть на свою сторону. Приглашай к себе, говори с аксакалами, муллами, священниками, ламами, одаривай всех, обещай лучшее. И хорошенько разузнай все, что порождает разногласия между ними, все причины раздоров, и используй это. Что-нибудь, да получится из этого…

– Хорошо… Попытаюсь. Но трудную задачу ты ставишь передо мной… Слишком несведущ я в таких тонких делах, как внутреннее и внешнее положение… Я же не илчи, а простой вояка. Хотя б на помощь опытных людей дали бы.

– Основную часть организации этого дела возьмет на себя Джэлмэ. Когда прибудете к кара-китаям, пусть чербий Додой возьмет на себя служителей веры, а стариков – Соргон-Сура. – Хан назвал имена тех, кого заранее отобрал для выполнения своего замысла. – Вот тебе и помощники.

– Когда нам отправляться?

– Когда Джучи с Сюбетеем благополучно вернутся…

Из Самарканда поступило донесение от лазутчика: прибыл туда с двумя тумэнами конных войск султан, пробыл три дня и отправился дальше на восток с шестью тумэнами, забрав с собой два тумэна пеших и два тумэна конных войск правителя города…

Все тойоны ставки несколько засуетились, забеспокоились, силясь истолковать эту совершенно неожиданную весть. У каждого из них, десятерых, были свои предположения, каждый ломал голову над этим по-своему – и, наконец, соединили головы на совещании, чтобы сообща разобраться в возникшей вдруг задаче. Слишком уж много непонятных вопросов всплывало.

Султан лично возглавляет только крупные сражения. Но поблизости вроде нет пока на то причин, серьезных врагов. Границы их были определены, обговорены с Кучулуком, степи, лежащие на северо-востоке вплоть до Иртыша, считаются его землями. А мэркиты, по достоверным сведениям, уговорились с ним, что будут бесплатно охранять здешние окрестности и вдобавок платить дань…

Хан пригласил к себе купца Игидэя, хорошо знакомого с теми местами, много раз там бывавшего.

– Чем дальше на север уходишь от Самарканда, тем меньше заселена земля, разве что в оазисах люди держатся, – сказал Игидэй. – А еще ближе сюда, в пустых степях, где укрываются в разных урочищах мэркиты, живут только мелкие кочевые племена.

Услышав это, хан еще больше задумался. Во-первых, если султан решил объехать границы своих владений, опасаясь монголов, то зачем ему бродить по пустынным степям с шестью тумэнами, где один прокорм чего стоит?

А во-вторых, если султан, узнав о передвижении войск в их сторону, решил встретиться с ханом лицом к лицу, то шести тумэнов маловато для его широкого размаха. Говорят, что даже в сравнительно небольшие походы он берет с собой не меньше десяти тумэнов. Не получаются что-то расчеты, концы с концами не сходятся, и потому особенно тревожно.

К радости хана, наконец, пришли первые вести от Джучи, и все облегченно вздохнули. Усунтай успел уже добраться до них, по пути заложил ямы для смены коней и вестников, расставив их на расстоянии пяти кес друг от друга. Так что появилась возможность прибытия вестовых через каждые три дня.

Джучи укрылся в подходящей местности в двух кес от мэркитов. И готов к внезапному нападению на них – в удобный момент и после тщательной разведки.

Тут же была отправлена ему весть о том, что в их направлении на восток движется султан с войском, и потому велено поторопиться, найти удобный момент для задуманного, не дать помешать делу или, тем более, вмешаться в него.

Хан пригласил к себе Джэлмэ одного и спросил напрямик, без всяких предисловий:

– Ну, что ты думаешь об этом неожиданном поступке султана?

– Предположений много, но которое из них правильное, покажет только развитие событий, – не очень охотно ответил Джэлмэ, отводя взгляд. – У меня есть свои люди в тех краях. Скоро будет выяснено направление движения этого большого войска, и тогда прибудут свежие вести…

– Придут ли они и когда придут – это еще неизвестно. Что, так и будем сидеть и ждать? – Всегда тихий, ровный голос хана на этот раз затвердел. – Вы подскажите мне хотя бы два самых вероятных и возможных направления, чтобы я мог обдумать и принять кое-какие предварительные меры.

– Хорошо… – еле выдавил из себя Джэлмэ и, помолчав, заговорил: – Если подумать как следует, получается вот что… Султан лично может отправиться в поход во главе войска в шесть тумэнов только в одном случае – чтобы подавить восстание тех, кто открыто выступил против него… Да, именно выказал решительное неповиновение.

– Хм! – Хан оживился. – Но ведь в том направлении у него нет никаких крепостей, крупных укреплений, да и населения там мало, говорят. А мэркиты, насколько нам известно, пока сидят тихо-мирно. Есть какой-то другой повод?

– Если поискать получше, хотя бы небольшой повод всегда найдется, – Джэлмэ довольно усмехнулся. – Здешние муллы в споре султана с Багдадом клонятся в сторону Багдада. Может, возымело действие и то, что мы постарались потихоньку раздуть ссору еще больше, нарисовать этому коняшке хвост и гриву?..

– Вроде как похоже на то… – хан поднялся, прошелся туда-сюда, постоял, вглядываясь в дымоход сурта, в небо, потом сказал: – Среди нас наверняка есть лазутчики султана. Неужели они сумели так быстро донести до него о нашем прибытии сюда?

– Могут и донести. Но, если даже точно донесли, султан так быстро не собрался бы в поход. Для снаряжения большого войска всегда требуются немалое время, силы и средства. А по рассказам, султан человек весьма придирчивый, занудливый. Каждый раз к походу готовится три-четыре месяца, это самое малое, а то и целый год.

– Похоже на то. Но почему-то слишком уж к месту и времени получилось. Надеюсь, что это случайное совпадение…

Вдалеке, в стороне внешнего круга охраны, вдруг разом залаяли несколько собак. В ответ забрехали собаки возле сурта.

В другое время на это не обратили бы внимания, но теперь, когда с нетерпением ждали важных вестей, всё сразу в Стане насторожилось: вестники? Откуда?..

Джэлмэ вышел наружу – глянуть, не они ли.

Для ждущего время всегда тянется медленно. Оно текло, кажется, не кончаясь, прежде чем на пороге появились два запыленных порученца Сюбетея и упали на колена.

– Тойон хан, я, Сюбетей-Батыр, услышал твое повеление, – нараспев заговорил загорелый дочерна молодой вестник, повторяя заученные для передачи слова. – Мэркиты находятся в трех станах на расстоянии двух кес друг от друга. Разведчики разузнали все об их боевых возможностях. И мы приготовились на рассвете внезапно напасть на три стана одновременно. О результатах донесем завтра вечером…

– Вы сколько сюда ехали?

– Три ночи, два дня…

– Ну, ладно… Отправляйтесь теперь с Джэлмэ, доложите ему подробно обо всем, затем отдохните.

Джэлмэ увел парней с собой в сурт сугулана.

Значит, все станет известно завтра вечером. Если посланцы сумеют быстрее добраться, то к середине дня… А этим парням наверняка пришлось остановиться по пути, поспать хотя бы немного. Те же будут скакать без остановок, сменяясь на ямах. Лишь бы Джучи с Сюбетеем удалось не выдать себя, напасть внезапно… О, вряд ли мэркиты сдадутся без боя. Потому как давно было сказано: не пытайтесь заставить их сдаться. Ибо биться они будут до тех пор, пока руки держат меч. И не упустить бы их на этот раз, не дать им вырваться, как тогда. Если и на этот раз сумеют уйти, то уж больше в руки не дадутся…

На улице опять залаяли собаки, послышались голоса. Но скоро опять все затихло. Видно, это была смена турхатов.

Что ж, как ни объясняй движение султана в эту сторону, в любом случае оно вызывает опасения. Так что лучше принять все возможные меры предосторожности, чтобы избежать неожиданных случайностей…

Во-первых, приказать оставшимся позади основным силам передвинуться поближе сюда, подыскать удобные для устройства станов пастбища и ждать, быть наготове…

Во-вторых, отправить к Сюбетею и Джучи тумэн Тохучара, усилить их.

В-третьих, пусть Джэбэ завтра же направляется к границам владений кара-китаев. Неизвестно, куда повернет султан. Если он вдруг устремится к нам или же двинется на помощь к мэркитам, Джэбэ выйдет как раз наперерез ему: предосторожность не лишняя…

Но при любом развитии событий нужно постараться избежать столкновения с султаном Мухамметом. Если б найти с ним общий язык, наладить отношения, обстановка сразу и резко изменилась бы, упростилась. Вот бы добиться этого! И потому назрела уже необходимость направить к нему илчи для переговоров.

Но слишком уж много таких, кто с десяти сторон так и норовят столкнуть нас лбами, науськивают, как могут, друг на друга. Каждый блюдет при этом лишь собственную выгоду, чтобы выиграть что-то на нашем, пусть и неопределенном пока, противостоянии, урвать для себя на этом некую, пусть малую, но пользу.

К тому же со срочным письмом опять прибыл доверенный человек Багдадского халифа – плутоватый купец Карим.

Это уже не первое его посещение.

Впервые же он прибыл к нему, хану, в Китай и встретился с ним на берегу Желтой реки.

Конечно же, сразу было видно, что его основное занятие отнюдь не торговля. Судя по всему, он был человеком образованным, имел немалый чин и являлся, скорее всего, тюсюмэлом для особых поручений. А после него три раза приезжали муллы.

Казалось, у каждого из них свое, отдельное дело к монголам. Муллы пеклись о вере, выпрашивали кое-какие льготы и помощь для своих верующих, особо подчеркивая значение ислама, вознося его. Купец Карим же обговаривал сугубо земные дела, всячески налаживал отношения, договаривался о развитии и расширении торговли, каждый раз привозя с собой письма халифа с тем же содержанием. Самым поразительным оказалось, как выяснилось потом, что они умеют выстраивать свои действия, заранее предвидя развитие событий. Ведь три года назад у них были, на первый взгляд, едва ль не безупречные отношения с султаном Мухамметом. Как говорится, тогда султан был для них бьющим и клюющим соколом ислама, расширяющим пределы их веры. Но и тогда уже они особо не скрывали своего двойственного отношения к нему, не упускали случая подчеркнуть в противовес своё восхищение «святыми деяниями Чингисхана» и выражать недовольство тем, что султан на самом-то деле не понимает истинной веры, а лишь пользуется силой и влиянием ислама в личных корыстных целях, для умножения собственной славы. И намекали, что вот он, хан, мог бы стать истинным и великим светочем самой могучей веры в обитаемом мире…

Вот так, с заглядом вперед, уже пытались настроить его против самого сильного ныне соседа своего, вызвать недоверие к нему, всяческую подозрительность.

Понятно, что и султана они всеми силами и способами науськивали против него. Им прекрасно известны были все пологие и крутые стороны характера этого правителя… Но даже им, таким осведомленным и умелым, имеющим вроде бы все возможности держать подопечного по вере под своим влиянием, не удалось с ним справиться – упустили, не удержали…

Султан возомнил себя таким всемогущим, что повысил голос на Багдад, средоточие своей веры. Наверное, знает себе цену и свою силу, раз осмелился вступить в открытое противостояние с наместниками Аллаха на земле.

А теперь лжекупец Карим подбежал, семеня сжатыми в коленях ногами, упал ниц, вытащил из-за пазухи плоскую золотую коробочку, сверкнувшую в отблеске горящего очага, и дрожащей рукой протянул хану.

На этот раз письмо халифа оказалось написанным не по-арабски, как обычно, а по-тюркски. Так что Сиги-Кутук сам прочитал его без запинок:

– Величайший из великих! Могущественнейший из могучих!.. Владыка всех правителей Востока – Чингисхан! Золотая заря твоей славы, занимающаяся на востоке, стала для нас, рабов истинной веры, отблеском надежды. С радостью мы воспринимаем весть о том, как ты с помощью Бога Создателя беспощадно очищаешь землю от нечисти, погрязшей в грехах, и без устали молимся Аллаху, восхваляя твои святые деяния.

От того, кто много получил от Создателя, и востребовано будет много. Тот, кому предназначено и кому дано великое, тот должен выполнить предначертанное. Мое предназначение – объединение заблудших силой молитвенного слова красного, вложение уверованности в сомневающихся. А твое предназначение – плеткой жестокой и острым мечом возвращать отошедших, укрощать строптивых, наказывать грешников, истреблять непокорных…

Счастлив тот, кто сумел правильно понять свое предназначение. Несчастен ошибившийся.

Перед тобой открыты все пути святые.

Не сходи с дороги, по которой идешь, не останавливайся в сомнениях, и пока ты стремишься вперед, Создатель сам будет охранять тебя.

С благословением тебя на великие подвиги – халиф Багдадский Насир…

Прочитав это мало что значащее послание, Сиги-Кутук свернул его обратно, вложил в коробочку и, преклонив колено, подал хану.

– Что ж, хорошо… Я услышал послание великого халифа Насира. Завтра в это же время будет готов ответ.

Вестовые от Джучи и Сюбетея прибыли намного раньше назначенного срока – к рассвету. Тут же, нигде не задерживая, их проводили к хану.

– Тойон Хан!.. С помощью покровителя нашего Тэнгри мы до конца выполнили твой приказ. Окружили тайно все три стана мэркитов и к рассвету внезапно атаковали их. Наше нападение было столь неожиданно для них, что в двух лагерях не сумели организовать сопротивление. В третьем лагере несколько сюнов заняли круговую оборону. Все, кто оказывал сопротивление с оружием в руках, убиты. Детей и женщин собрали и отправили на юг. Теперь никого, кроме мэркитов, в окрестностях поблизости нет. Через несколько дней мы соберем всю добычу, весь скот и двинемся в путь…

– Вот, наконец, и хорошие вести!.. – Хан, не сдержавши радости, хлопнул рукой по колену, глаза его сверкнули возбужденно.

Люди в сурте, сами радуясь, все же с плохо скрытым удивлением смотрели на хана: давно отвыкли от столь явных проявлений каких-либо чувств своего повелителя.

– Только вот что… – тут же укротил себя хан, обернулся к Джэлмэ. – В эти дни там может неожиданно объявиться со своими тумэнами султан. Так что пусть с пленными и со скотом не возятся, пусть их оставляют в распоряжении черных войск, а сами срочно двигаются сюда лишь с лошадьми и верблюдами. И еще… Если даже войска султана застанут их там, не надо им ввязываться в стычки, в сражения тем более, пусть отступают, уходят. Он не сможет догнать их, ибо у них нет запасных коней, тогда как у наших – по два-три.

– Хорошо. Я сейчас же отправлю гонцов.

– А как дела у Джэбэ?

– Говорит, все завершено с подготовкой. Только что заглядывал, хочет тебе доложиться.

– Пусть войдет.

Советник вышел за Джэбэ, и тот не заставил себя ждать, переступил порог, угловато играя сильными плечами.

Хан указал на подстилку напротив и сразу же спросил:

– Закончил со сборами?

– Закончил, конечно, раз был на то приказ ускорить дело. А кое-что, оставшееся, в пути довершим.

Они успели коротко обговорить походные заботы, когда в дверном проеме показалось ухмыляющееся радостно лицо Джэлмэ. Едва получив разрешение войти, он тут же оказался посреди сурта:

– Опять новости привалили!..

– И откуда же?

– Прибыл мой человек от кара-китаев. Султан, по его сведениям, вроде бы прошелся с мечом и огнем по становищам своих же людей, живущих вдоль границы с кара-китаями, обвинив их в подготовке к восстанию… И, захватив с собой десяток мулл, двинулся на восток.

– На восток? Значит, к мэркитам?

– Выходит, что так. А Кучулук, услышав о приближении войска султана, срочно отправился навстречу с четырьмя тумэнами – с той же, похоже, целью. Тоже обвинил своих же сартелов, живущих на окраине, в предательстве, покарал многих, разграбил их имущество. Так что теперь в той стороне среди людей поднялось большое волнение и возмущение!..

– Надо ж, какая хорошая новость! Даже не верится, настолько хороша она для нас… – хан, восхищенный, повернулся к Джэбэ. – Вот как надо делать большие дела!.. Значит, Джэлмэ, получилось так, как ты и задумывал? Ведь сработало же!

– Ну, что уж особенного я задумывал… – Джэлмэ отмахнулся небрежно, но покрутил головой с весьма довольным видом. – Ну, поработали малость, чтобы раздуть те угли, которые тлели давно, где-то кого-то чуть подтолкнули, маленько раззадорили с помощью слухов, молвы летучей всякой, кому-то с оружием помогли, не ходить же им совсем беззащитными…

– Как бы то ни было, а результат для нас получился превосходный.

– А что же мне-то теперь делать? – Джэбэ озадаченно почесал затылок.

– Ты вот как сделай, – сказал хан. – Вели основному войску следовать за тобой, держась сзади в десяти кес… Сам же с двумя-тремя сюнами походным маршем стремительно двигайся впереди… Никого не трогая, не заходя в крупные поселения. Обходя города.

– Хорошо… Ну, а как объяснить кара-китаям, зачем явился? – спросил Джэбэ.

– Скажи, что беглеца преследуешь.

– А если начнут возмущаться, что этот наш «беглец» является зятем гур хана, сегуном, самым главным над их войсками начальником, и оскорбятся? Всякому ж ясно станет, что это – война… Как тогда нам быть?

– Вот уже больше десяти лет прошло, как все найманы вошли в состав нашего Ила – все до единого. Об этом есть указ Гурбесу-хотун, так что говорите, что все беглецы должны вернуться к своей Хотун… Убеждайте, настаивайте на этом. К тому ж у нас особое отношение к кара-китаям. Мы считаем их, как народ, своими единомышленниками, союзниками. Потому что мы, освобождая Китай, вместе с этим освобождали потомков их великих предков – киданей. Вот так и заявляйте.

– А это неплохая мысль! – раскосые глаза Джэбэ заблестели. – Ведь кидани когда-то владели Китаем, но пришли джирджены, одержали над ними победу и кого поработили, кого согнали в эту сторону. Так что, получается, мы перед ними имеем заслугу – свергли их врагов…

– Да, получается так. Это одна сторона дела, – сказал раздумчиво Джэлмэ. – А вторая сторона сама открылась – и несколько неожиданно для нас…

– Ну-ка?

– Это вопрос веры. Корень его вот в чем. По своей исконной вере все кара-китаи такие же, как и мы, тэнгрианцы. Но потом, как известно, верх одержали верования народов Семиречья – ислам и христианство. А в последние годы их там заметно стал теснить буддизм. Это началось, когда любимая дочь гур хана Дюлюкю вздумала принять буддийскую веру. А к ней, недолго думая, тут же примкнул «наш» Кучулук, и они сразу же принялись довольно ретиво притеснять мусульман и крещеных. Как подтверждают недавно полученные известия, сарацины теперь оказались меж двух огней. С одного боку к ним, как к единоверцам, имеет свои притязания и требования султан, у которого есть на это свой расчет, а с другого – теснит неразумный Кучулук…

– И это очень кстати! – живо откликнулся хан, и было видно, что он напал на какую-то новую мысль. – В таком случае, мы издаем Указ…

– Какой Указ?

– О великих верах!.. Что наряду с Богом-Отцом признаем великими Его пророками Христа, Магомета, Будду, Моисея… кого там еще? Что каждый имеет право где и как угодно молиться свободно любому из них. Тот же, кто препятствует этому, будет держать тяжкий ответ по Джасаку Чингисхана…

– Что ж, хорошо! И пусть Джэбэ прочитает в каждом улусе этот Указ, тогда у него вдобавок появится повод заявить, что пришел найти управу на Кучулука за преследование мусульман с христианами и их вероучителей. Но есть тут еще одно, неустранимое… – сказал Джэлмэ, переводя глаза с хана на Джэбэ. – Ведь эти самые боги и последователи их не только не признают друг друга, но чаще всего еще и непримиримые враги. И потому, может, не будем называть их поименно, а просто объявим, что поддерживаем все религии?

– Нет, тогда получится путаница, – не согласился с ним Джэбэ. – Даже в одной религии бывает несколько течений, враждующих друг с другом чуть не насмерть. В таком случае, вместо того, чтобы найти сторонников, приобретешь в них кровных врагов… А ведь была первая статья нашего Джасака, не провозглашенная открыто… Как там было?

– Что мы всем народам Ила повелеваем верить в Единого Господа Бога… Долго обсуждали, пересматривали эту статью, но потом решили, что нельзя ограничивать любое вероисповедание людей, запрещать веру и тем самым восстанавливать против себя множество народов и племен. И время показало, что правильно решили, – сказал хан, внимательно глядя на собеседников. – Наша-то цель – объединение людей, народов, чтобы дать им возможность принять участие в великих делах великого Ила. А это только тогда возможным будет, если мы оставим нерушимыми привычные устои жизни этих самых людей. Затронешь богов их, а то и сдуру менять их начнешь – ничего хорошего не жди. Если люди даже и не принимают чужую власть, постороннее принуждение, нужду и голод, но как-то все же смиряются с этим, подчиняются силе, то к гнету чужой веры они непримиримы, против него сама душа их, сам дух бунтует. А за духом не уследишь, одними войсками не усмиришь…

– Ну, тогда лучше назвать в Указе главные религии, которые мы поддерживаем, а между собой, между течениями они пусть сами разбираются. И запретить бы вражду верований, насилие. Люди это, я думаю, примут с радостью, – сказал Джэбэ. – Я тогда с готовым Указом отправляю вперед глашатаев, чтоб читали по селениям и станам. Сам же за ними следом продвигаться буду. А основным тумэнам и вправду лучше быть позади.

– Но, повторяю, по пути не трогать ни одного человека, ни одну скотинку, – предупредил хан. – Будете вести себя как путешественники, следующие по Шелковому пути.

– А если встретится их большое войско и нападет на нас – что в таком случае делать? – не мог скрыть недоумения Джэбэ. – Это же – война…

– По возможности в бой не вступать, отступать. Избегать стычек заранее, а для этого дальнюю разведку высылать, двигаться осторожно. Одно дело – беглец Кучулук, и совсем другое – кара-китаи. Это наши кровные, считай, родственники.

– Конечно. Главное, не посеять семена вражды, склонить население на нашу сторону, – подтвердил Джэлмэ, – Однако заявить просто, а вот выполнить задуманное на деле будет сложно. Мы понимаем. Но ты уж постарайся.

– Да, это только сидя здесь сказать просто… – Джэбэ явно был удручен возложенной задачей. – Ума не приложу, каким образом избежать столкновения, придя с боевой силой на земли столь великой страны, к тому же с таким огромным войском… И гур хан примет это как вызов себе, а не зятю.

– Придется заставить мозги работать, придумывать что-нибудь – у тебя же есть они, мозги-то, – несколько поучительно сказал Джэлмэ, улыбнувшись, явно подтрунивая над другом. – Махать мечом да тыкать копьем намного проще. Настоящий воитель должен и словом владеть так, чтобы убеждать противника… Головой, Джэбэ, головой больше надо работать.

Хан отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

– Ну, тогда дайте мне старых, умудренных опытом в этом деле советников… Я, знаете, человек простой. Ни в каких иных вопросах, кроме как военных, мои мозги не варят, – не принимая подтруниваний друга, решительно сказал Джэбэ. – До ваших политических тонкостей всяких мне далеко.

– Хорошо. Мы подумаем. Наверное, самый мудрый из стариков в таком деле Соргон-Сура будет, если судить по размерам его головы и живота… Вот его и придадим тебе, – продолжал с усмешкой Джэлмэ. – А то ведь в малом котле много мяса не наваришь…

Подшучивал-то он, конечно, над маленькой головой Джэбэ, и тот это понял, обиженно оглянулся на хана. Но времени на мелкую перебранку не оставалось, надо было воспользоваться моментом и уяснить себе все возможные действия, которые придется ему по необходимости предпринимать, все основные будущие осложнения предусмотреть. Догадываясь, что разговор близится к концу, спросил:

– А если случится следующее… Я приду туда, а султан пройдет по южной стороне и нагрянет на земли кара-китаев? Кого я тогда должен поддержать?

Хан с Джэлмэ переглянулись.

– Ну, а ты сам как бы поступил? – спросил хан в ответ.

– Я бы, наверное, стал на сторону кара-китаев. Все-таки, как сказано, они нам ближе.

– А ты как думаешь? – Хан повернулся к Джэлмэ.

– Джэбэ, как всегда, ошибается! – отрезал тот. – В таком случае он должен, не ввязываясь в бой, выждать в стороне и ждать дальнейших указаний Ставки.

– Хм… Так мы считаем кара-китаев своими или не считаем? – Джэбэ в поисках поддержки покосился на хана, сидевшего с опущенной головой. Тот, помолчав сосредоточенно, заговорил наконец:

– Считаем, Джэбэ. Но не надо бы сталкивать ближайшие задачи с завтрашними, а то и более дальними нашими намерениями. И сегодняшняя задача должна быть выполнена так, чтобы не усложнять нам будущее. А это значит, что ты должен покорить кара-китаев и в то же время не испортить будущие отношения с сартелами. Какая из этих двух задач имеет большее значение? Конечно же, вторая. Если мы с султаном Мухамметом добьемся добрососедства и вместе будем держать в своих руках Шелковый путь, то достигнем на многие времена столь нужного нам благоденствия и мира. Тогда, может, и зажили бы наконец по-человечески, спокойно. Поймите, это сегодня кто-то может казаться ближе, кто-то дальше, а завтра все станут нашими, своими, и кара-китаи уж точно.

– Да, хорошо было бы! – воскликнул Джэлмэ. – А то эти бесконечные походы, эти битвы да сражения без передышки нас вконец вымотали.

– Уж не знаю, не знаю… – Джэбэ не скрывал, что ему очень не понравились слова друга. – Я-то не считаю, что мне плохо сейчас. Разве это не счастье, что на нашу земную долю выпала жизнь настоящих мужчин? Столько объездили, увидели всего, столько нового, неизведанного познали, да и без добычи богатой не возвращались, Ил обеспечили всем…

– Но ведь все имеет свою меру! А мы все бегаем с пеной в пасти, как злые собаки. Ни сна спокойного не ведаем, ни жизни размеренной, жен-детей не видим. Зачем побеждать, если не можем толком пользоваться плодами победы? Скажи, зачем?!.

– Хм… А ты что, на эту землю пришел, чтобы лежать да дремать? Не-ет, нам бы подольше в седле удержаться, а то скоро нам ни богатства, ни власть, ни женщины не будут нужны!..

Хан внимательно прислушивался к спору этих двух выдающихся своих соратников, но не подал виду, что заинтересован. Да, это не пустая болтовня от скуки. Это только верхушка большого спора, который не первый уже год идет, то разгораясь, то немного затухая, в самых разных сословиях Ила, от черных нукеров до тойонов.

Усталость людей от войны быстро копится, и из года в год все больше становится тех, кому походы уже не под силу. Человек есть человек, и ему, в конце концов, до смерти надоедают жесткие, никогда не ослабевающие требования военной обстановки. А жить размеренной и вольной жизнью, плодиться самим и разводить спокойно скот – этого хочет сейчас большинство подданных Ила.

Да и понятно, что невозможно расширяться без конца. Стоит где-то недоглядеть, вовремя не распорядиться, и громоздкий, трудно управляемый из-за больших расстояний Ил, построенный такими усилиями, начнет распадаться на север и юг, на запад и восток. А ведь это, может, обойдется жертвами в десятки раз большими, чем потребовалось при его создании…

Вот-вот вернутся Джучи с Сюбетеем, благополучно разобравшись с мэркитами. Если б еще и Джэбэ успешно завершил поход на кара-китаев, истребив остатки найманов и водворив в тех краях порядок… А после этого можно было бы прийти к взаимопониманию с сартелами и подумать о возвращении к мирной жизни.

Но есть другая, меньшая числом, но сильная, даже властная в своих притязаниях и желаниях, сторона, которая в корне не согласна с таким будущим. Двадцать пять лет – это легко только сказать… А за это время выросло несколько поколений людей, которые ничего, кроме походов и сражений, не знают, и ничего, кроме как воевать, не умеют. Для них прекращение войны равносильно потере смысла жизни. К тому же, все вроде бы затихшие, свернувшиеся во время войны внутренние противоречия и разногласия тут же вылезут опять на поверхность и разгорятся с новой силой, стоит только остановить походы и распустить большую часть войск по домам. Люди, испорченные войной, сразу же схватятся за оружие, и какие найдешь способы урезонить их, что тогда делать? Как сохранить мир в самом Иле?..

Вот и приходится выбирать одну из двух равновеликих опасностей… Но не вся ли жизнь его прошла по острой грани судьбоносного выбора?

В этот же день после обеда Джэбэ, не любивший откладывать дело на потом, отправился в путь, выслав заблаговременно алгымчы – небольшие передовые охранные отряды.

Два тумэна, рассредоточенные на ближних пастбищах, тронутся за ним завтра. А Соргон-Сура, только что получивший из уст хана назначение его советником Джэбэ, обрадовался так, что от гордости у него, кажется, даже ноги задрожали. Но собраться не успел, конечно, и потому обещал догнать своего подопечного позже.

– Ты не слишком-то ругай и погоняй молодого командующего. Вам предстоит выполнить весьма сложное задание. Если сумеете, постарайтесь одержать победу только с помощью красного слова да широты ума, – напутствовал хан. – Главное, берегите нукеров моих, нас и без того мало. Помните: у меня каждый нукер на счету. Каждый!

– Я бывал в сражениях не только с отцом и дядей этого парня, но и с дедом даже. Не-ет, это только на первый взгляд они кажутся простоватыми, податливыми на чужой ум… На самом же деле, это стойкие во мнении, суровые, непроницаемые в своих замыслах люди, весь их род такой. И вряд ли он даст погонять себя. Но ведь приятно, если думаете, что я до сих пор могу погонять знаменитого своими подвигами воителя…

Теперь хан мог принять своих послов, которых собирался отправить к сартелам вместе с купцами, вручив им дары и послание султану. Хотели и на этот раз направить главным илчи купца Махмуда, но хан это решение отменил, побоявшись навлечь на него подозрения своим слишком явным предпочтением и доверием. И правильно сделал. Сейчас особенно важно всегда иметь под рукой такого человека, лучше всех других знающего земли, а главное, нравы сартелов, сведущего во всех тонкостях тамошней жизни. Так что лучше держать его вблизи Ставки, всякий совет его дорогого стоит.

Взамен нашли тойона по имени Кебурэй – арабского происхождения, прибившегося к ним десять лет назад, дослужившегося до чина сюняя и за это время вместе с ними побывавшего во многих сражениях и походах. Редкая удача, что в их воинских рядах оказался человек, хорошо владеющий языком и знающий обстановку в Хорезмском иле. Разве только мало знаком с принятыми при дворе султана обычаями и церемониями, поскольку никогда не крутился там. Ну да ничего, научится всему по ходу дела, и если будет часто принимать участие в таких поездках, то быстро разовьется, наберется опыта, придворных премудростей. И вообще, настала пора почаще вовлекать и использовать представителей других народов, подобных Кебурэю, нарочно отбирать их для этих целей. Само устройство обширного Ила, объединившего множество народов и племен, требует этого. Уже сейчас должно быть побольше тойонов из числа тех, кто знает язык и особенности того или другого народа, понимает их предпочтения и нужды, а лучше, чтобы и вырос из той среды.

Одной из самых отличительных черт Кебурэя, кстати, является его чрезмерная набожность. И утром, и днем, и вечером, где бы ни был, становится в отведенное мусульманам время на молитву.

Если вернется из этого задания с успехом, отправим его в Багдад. Настала пора переходить к решительным переговорам и с ними.

Есть на примете еще один такой молодой человек – Элий-Чусай.

По матери он потомок правителей народа хани, а по отцу – киданских царей. Редчайший человек и по образованию, и по кругозору. Но больше всего поражает свободным владением множеством языков. Чтобы удивить при случае престарелого гур хана Дюлюкю, Джэбэ захотел было взять его с собой, но хан не разрешил. Таких людей нужно беречь как зеницу ока, ибо потерять их при любой военной случайности легко, а обрести и привязать к себе – большая редкость. Да, самая лучшая, высшая драгоценность, дороже которой ничего нет, – талантливый человек. Таких надо уметь беречь, суметь оградить от хулы и соперничества, вовремя выделив их и возвысив, пока не сломала, не растоптала их серая завистливая толпа.

Во сне увидел он себя охотившимся с невиданным до сих пор белым соколом. Мчится по пологому склону, пестревшему снежными наносами-полосами, под ним конь с удивительно жесткой спиной и длинной шерстью. И облака в небе словно повторяют пестрый рисунок степи. Глядя на все это, удивляется он: что за странное место, где же это он? И не обозреть человеческим взором, где сходятся небо с землей, так все огромно кругом. Вдруг перед ним откуда ни возьмись – красная лиса, и вот уже мчится она впереди, виляя хвостом, прыгая по сугробам. Сокол тут же срывается с его руки, взмывает и камнем падает на нее. Следом и он подскакал, спешился торопливо, стал отбирать ее у сокола – но вместо лисы в руках у него соболь… Как же так? Ведь точно же красная лиса бежала. И откуда взялся этот житель глухой тайги тут, в такой пустынной степи?.. Сперва далеко, потом все ближе раздался лай собак, и тут кто-то потянул его за ступню, дернул. Он вскинулся по давней привычке, сел и тут только понял, что это был сон, а собаки за стенами сурта всё лаяли – сначала у внешнего круга турхатов, а следом и у внутреннего. В дымоходе темным-темно, ночь облегла всё. Значит, гонцы…

– Прибыл вестник от Джучи и Сюбетея!..

– Ладно, не кричи… – Что ж это за соболь такой? – Пусть войдет.

В очаге зажгли огонь.

Зашел Джэлмэ с красными от бессонницы глазами, ведя за собой высокого и стройного, стремительно двигающегося парня. Только когда тот подошел к огню, хан узнал Усунтая.

– Говори что велено.

– «Тойон-Хан! После разгрома войска мэркитов мы собрали добычу, детей и женщин, весь скот их и отправились в обратный путь, но на второй день сзади нас догнал султан Мухаммет с шестью тумэнами. По твоему приказу мы постарались избежать столкновения, но, к великому сожалению, нам это не удалось. Чтобы дать время отойти подальше тяжело груженому каравану, мы остановились, попытались вести переговоры, но они на них не пошли. И на следующий день, разведав, что у нас всего два тумэна, сразу же начали наступление. Их нукеры имеют лишь по одному коню. И поэтому, с целью вымотать их коней, мы каждый раз отступали, уходили от погони. Если же они все-таки приближались слишком близко, останавливали градом стрел. Многие из них тут же полегли, но иначе мы не могли их остановить. Когда солнце ушло на запад и кони их заметно устали, мы прибавили рыси, чтобы оторваться на достаточное расстояние. Сартелы же решили, что мы убегаем, и еще больше увлеклись погоней, не считаясь с потерями от стрел и усталостью коней, уже покрытых белой пеной. На закате дня мы, чтобы отвязаться, наконец, повернулись к ним лицом и пошли в атаку. Джучи прорвал их левый фланг и охватил их основное войско с запада. Я разгромил правое крыло, заходя с юга. Затем вместе с Джучи мы начали окружать главное войско, но в это время к ним на помощь прорвалось оторванное и рассеянное было левое крыло. К тому времени уже начало темнеть. Мы, нанеся им достаточный урон, тут же отскочили, выполнив свою задачу. Оставив в темноте множество горящих костров, невзирая на ночь и меняя лошадей, оторвались окончательно. По донесениям лазутчиков, измотанные сартелы не стали нас преследовать. Потери наши невелики, в основном это раненые.

Так что мы дали им только почувствовать и понять, с кем связались. Но твой приказ не нарушили: все время убегали, уворачивались, только огрызнулись немного.

Ряды у них неплотные, выносливость неважная, так что, если взялись бы всерьез, могли уверенно разгромить их. Если дальше в пути все будет благополучно, прибудем через шесть дней.

Больше мне нечего сказать. Я, Сюбетей-Батыр, всё сказал…»

Усунтай замолчал, но не двигался с места, не поднимался с колена, ожидая приказа.

– Хорошо… Садись вот сюда, попей кумысу с дороги. Потом отправляйся отдыхать. После расскажешь тойонам подробности и свои личные впечатления, – сказал хан и раздраженно отвернулся, заметив весьма довольную мину на лице Джэлмэ.

Хорошо еще, что все обошлось сравнительно благополучно и удалось разминуться с сартелами без особых потерь с нашей стороны. И если султан не решится преследовать наших и дальше, то вернутся в исправности. Они, конечно же, и от каравана след в сторону увели. Ну, лишь бы не погнался, упрямец…

Но все же неожиданное получилось столкновение и весьма нежелательное теперь, когда он уже приготовился было направить илчи в Хорезм. До сих пор еще ни разу не приходилось вот так лицом к лицу встречаться их войскам. Передают: «Твой приказ не нарушили: все время убегали, уворачивались, только огрызнулись немного»… Но неизвестно, что было там на самом деле и, главное, как истолкуют это событие сами сартелы. Что ни говори, а осмелились вступить в открытый бой, порядочно проникнув извне в земли Хорезма, да еще как следует потрепав войско, возглавляемое самим правителем. Правда, предложив сначала переговоры, желая объясниться. Хоть бы самого султана при этом не было… И как дальше поддерживать с ним после этого мирные отношения?..

Но уже ничего не поделаешь – что случилось, то случилось… Хорошо хоть, парни его не сплоховали, достойно вышли из такого сложного, для других бы гибельного положения. И его, при всей немалой незадаче случившегося, больше тут радует то, что Сюбетей, вроде бы настолько смятый судьбой и самим дьяволом, в кусок мяса с костями уже превращенный было, – что Сюбетей выдержал всё и остался самим собой, все тем же грозным, жестким командующим, и в его силе духа, в воинской хватке и проницательности, во всех действиях не оказалось никакого изъяна, ни одной трещинки! А с такими людьми не пропадем, из любой беды выберемся. Лишь бы благополучно затянулись, зажили его глубокие раны. И что эти страшные шрамы на лице и теле, как не украшение для настоящего мужчины!..

Хан вздохнул, вспомнив дочь, свою любимицу, которой досталась самое трудное, может, из женской участи: быть твердой женой слабого правителя… Жалко ее, но что сделаешь? Речь не о нас – о государстве…

В последний раз, помнится, она так подробно и не поднимая глаз расспрашивала о состоянии Сюбетея… Когда он вернется, нужно будет отправить его к уйгурам: пусть прогуляется, соберет там войско. Пусть они хоть увидятся.

Нет, все-таки было очень тревожным то, что султан самолично появился именно в тех глухих местах, лежавших в стороне от больших дорог, и именно в то самое время. Откуда мог он узнать про то, о чем даже сами мэркиты не подозревали? Тут обязательно нужно доискаться до самой сути. Если не сделать этого сейчас, то враги и впредь будут все знать о наших намерениях и, значит, водить нас как слепых за руку, куда им заблагорассудится, с помощью хитростей и провокаций толкать в выгодную им сторону.

Не менее пристально, чем мы за соседями, следят за каждым нашим движением другие. И нужно раскрыть хотя бы главные их сети соглядатайства здесь, свернуть подслушивающее ухо, ткнуть в подглядывающий глаз. Вот мы все стараемся перетянуть на свою сторону купцов; но ведь наверняка некоторые из них двулики-трилики, угождают и нашим, и вашим. Вся торгашеская жизнь принуждает их к такому поведению, можно сказать – воспитывает в известном духе. И только тот богатеет в их сомнительной области, где ежедневно меняется и стоимость денег, и спрос на товары, кто сумеет приспособиться к любым обстоятельствам, потому-то это дело выбирают наиболее гибкие и ушлые. Но без них не обойтись, начнется застой товаров, денег и новостей со всех концов света, и без этой свежей струи жизнь станет покрываться плесенью… Конечно, это так; но умело прощупать эту разнородную среду надо, в ней-то и таятся глаза и уши врага…

Зашел Джэлмэ, обычно такой деятельный, всегда с какими-то новостями или новыми замыслами; но на этот раз держался как-то скованно, неловко – и, едва переступив порог, опустился на колено.

– Что с тобой, Джэлмэ? – хан даже испугался чего-то – пусть на миг, но это было. – Не случилось ли чего… худого?

– Хочу возобновить давнишний разговор о себе, – не сказал – выдавил Джэлмэ через силу, опустив глаза.

– Ну так подойди сюда, сядь, поговорим по-человечески.

– Нет, так нельзя… Дело того требует…

– Почему же?

– Сидя рядом, можно говорить лишь о работе по своей должности и чину, о людях, о нашем Иле. А я сейчас хочу просить о себе…

– Ну, пусть так… – грустно согласился хан, догадываясь уже, о чем пойдет речь. – Ты опять, вижу, хочешь ярмо с себя сбросить?

– Сбрасывают, когда упрямятся из-за чего-то или отказываются наотрез. А я просто прошу…