Рок-звезда Истон Биби
– Спасибо, что пригласил нас. Ничего, если мы зайдем?
Джейсон выпрямился и обхватил меня за плечи. Этот жест выглядел дружеским, но я-то подумала, что ему просто надо было за что-то держаться.
– Ну конечно! Входите! Входите!
Квартира была просто роскошной. Высоченные потолки, потому что это был последний этаж, везде нержавеющая сталь, гладкие линии, все серое. Кроме диванов. Они были из черной кожи.
От входа в обе стороны вели коридоры, каждый – к своей спальне и ванной, а гостиная и все остальное были прямо, через фойе. Когда Джейсон привел нас туда, там на разных предметах мебели валялось еще человек шесть. Они пили и орали, глядя бейсбольный матч на экране огромного телевизора.
– В-в-все! – невнятно провозгласил Джейсон. – Это Биби и… – Джейсон поглядел на нас стеклянными глазами.
– Джульет, – подсказала я.
– Девица и Джульет!
Все парни окинули нас быстрыми взглядами, а потом, осознав, что у нас есть вагины, посмотрели снова. Два парня, одетые так же навороченно, как Джейсон, поднялись на ноги и показали нам на освободившиеся места на диване.
– Садитесь сюда. А мы пойдем играть в бильярд.
– Спасибо, – сказала я, подходя к дивану.
Джульет проследовала за мной. Я прямо ощущала ее напряжение. Она в принципе терпеть не могла людей, но любила выпить, и ей нужно было передохнуть от Ромео, так что… Так что она привыкнет.
– А какое виски вы тут пьете? – спросила я, заметив на кофейном столике несколько высоких бокалов. Я села по центру дивана, чтобы Джульет не пришлось сидеть рядом с незнакомцем.
– Это не виски! Это скотч! – заявил Джейсон, ковыляя через гостиную в сторону стальной блестящей кухни.
– Скотч тоже виски, – пробормотал голос рядом со мной.
Повернув голову, я обнаружила рядом парня. У него были светло-каштановые волосы, приподнятые спереди. Он смотрел телевизор с лицом, не выражающим ни малейшего интереса. У него был симпатичный профиль – курносый нос, квадратная челюсть, – но вместо пива он держал в руках бутылку лилового витаминного напитка.
А вместо нарядных штанов на нем была пижама.
Ну, может, не совсем пижама, но такие спортивные штаны. На вечеринке. Странно.
– А он хорош? – крикнула я Джейсону. – Я никогда не пробовала.
Джейсон появился, неся два высоких стакана, наполненных янтарной жидкостью.
– Он, блин, офигенный, – улыбнулся он. Потом отхлебнул из каждого и поставил их на свободные кожаные подставки, выплеснув в процессе драгоценную жидкость на свою белую рубашку.
Пижама хихикнул. Я снова повернулась взглянуть на него, и на сей раз он тоже поглядел на меня. У него были практически бирюзовые глаза и длинные соболиные ресницы.
– Он всегда такой? – спросила я.
– Только когда выпьет, – это прозвучало как шутка, но Пижама не улыбался, и я не поняла, шутит он или нет. – Я могу вам что-нибудь принести, – предложил он. – Что вы хотите?
– Ну, я, наверное, попробую скотч, если там еще осталось. Джулс, ты будешь скотч? – спросила я у своей лучшей подруги, хлопая ее по ноге.
Джульет сморщила нос, глядя на Джейсона, который, казалось, был готов отрубиться на месте.
– Нет, спасибо. Лучше уж пиво.
Пижама кивнул, поставил свой витаминный напиток на стол и встал. Я думала, он принесет нам выпить, но он просто замер перед экраном.
А потом заорал:
– Да, блин! Давай, сукин сын! Беги!
Комментатор в телевизоре сказал что-то насчет того, что кто-то только что забил кому-то. Два парня, сидевшие на софе, изобразили радостные взмахи кулаками. Два парня у бильярдного стола, который в холостяцкой берлоге Джейсона занимал место обеденного, хлопнули в ладоши. А сам Джейсон все проспал.
Когда Пижама принес нам выпить, Джульет явно была рада поводу отвлечься от двух парней на софе возле нее. По виду они были братьями и, пока Пижама ходил за напитками, делали отчаянные попытки поприставать к Джульет.
– А откуда вы знаете Джейсона? – спросила она, пытаясь завести новый разговор.
– Мы вместе учились в школе, – Пижама указал на парочку на софе. – И братья Александер тоже – и Эйтан, и Девон, – называя имена, он указал на каждого из них. – И Аллен, он там, на балконе.
– А те, что играют в бильярд? – спросила я.
– А это Брайан и Скотт. Они работают с Джейсоном. Надеюсь, не слишком тесно, – приподняв бровь, Пижама через плечо поглядел на Джейсона.
У этого парня было самое сухое на свете чувство юмора. Я не могла понять, шутит он или просто козел.
– Как здорово, что вы все дружите прямо со школы, – сказала Джульет, отчаянно пытаясь поддержать разговор. – Мы с Биби тоже учились вместе. Пока эта стерва не взяла и не закончила досрочно, – Джульет окинула меня любящим взглядом. – А в какой школе вы учились?
– В Старшей Персиковой.
– Да ладно! И мы тоже! – воскликнула я.
– Я знаю, – Пижама посмотрел мне прямо в глаза.
Что-то в его взгляде сказало мне, что в его замечании крылось нечто большее, но, прежде чем я успела до этого докопаться, кто-то переключил канал, и по экрану побежали титры «Клана Сопрано».
Джейсон выполз из кресла, словно восстав из мертвых, и выплеснул в воздух содержимое обоих своих стаканов.
– Вот вам, засранцы!
Аллен, парень с балкона, вбежал в комнату, на ходу убирая в карман телефон. Это был плотный парень в очках, которые увеличивали его добрые глаза.
– Ну что, Эми разрешила тебе поносить сегодня свои яйца? – крикнул с софы Эйтан.
– Иди на фиг, братан. Никто меня не сек, – огрызнулся Аллен. – У Эми просто был трудный день.
– В-в-в-сш-ш, – хором сказали оба братца, изображая, как в воздухе свистит кнут.
Я, не удержавшись, хихикнула.
Аллен поглядел на меня и нахмурил брови.
– Эй, – сказал он, явно узнав меня. – Ты же ходила в Старшую Персиковую?
«Блин, началось».
– Точно! И у тебя была бритая башка, и ты встречалась с Рыцарем!
«Вот оно».
Я выдавила улыбку.
– Ага. Это я. Я – Биби. А это – Джульет.
– Как дела? – улыбнулся нам Аллен, а потом переключился на Пижаму. – Кен, ты же помнишь Рыцаря, да? Это тот скинхед…
– Ну да, помню, – резко перебил его Пижама.
«Так, Пижаму зовут Кен, и он, очевидно, тоже не очень-то любит Рыцаря. Интересно».
– Может, вы, суки, заткнетесь наконец? – заорал Джейсон, покачиваясь. – Это же чертовы С’прано, – и он протянул к экрану обе руки, расплескивая скотч по всему ковру.
Квартира затихла, и мы смотрели, как Тони Сопрано травится едой, видит сон про секс со своим терапевтом, убивает парня на яхте за то, что он осведомитель, и устраивает праздник в честь окончания школы его дочерью, и все это за какие-то пятьдесят минут.
Когда кино кончилось, все парни хором что-то забубнили, а Аллен вынул из-за телевизора кусок картона размером с плакат. Глядя на то, что было там написано, он сказал:
– Черт! А что, Киску никто не выбрал?
– Что, простите? – спросила Джульет.
Аллен поднял глаза.
– Ха! Прости. Киской звали парня, которого Тони убил сегодня. Мы каждую неделю делаем ставки, кого убьют в следующий раз.
И он повернул плакат, чтобы нам было видно. Слева были имена Джейсон, Аллен, Эйтан, Девон, Брайан, Скотт. Сверху были написаны даты выхода каждой серии этого сезона, а в каждой клеточке стояли имена персонажей. Судя по красным кружкам, Джейсон на удивление удачно угадывал замысел сценаристов, особенно для парня, который все время фильма с трудом открывал глаза.
Я повернулась к Кену.
– Я не вижу тут твое имя. Разве ты не играешь?
– Не буду я отдавать этим козлам свои деньги, – ответил он, поднимая бровь.
– То есть ты не играешь, – я взглянула на почти пустую бутылку спортивного напитка на кофейном столике. – И не пьешь… – кусочки пазла начали складываться. – Ты, типа, мормон или что-то в этом роде?
Кен рассмеялся. Сильно. Рассмеялся, закрыв глаза и откинув голову.
У него были красивые зубы.
– Господи, нет, – ответил он, отхохотавшись. – Я просто терпеть не могу зря проматывать деньги, – и с этими словами Кен встал, засунул свою пустую пластиковую бутылку в карман спортивных штанов, взял со столика ключи от машины и телефон, и сказал: – Рад был познакомиться, Джульет, Брук.
«Брук. Фу. Меня так никто не зовет».
Помахав всем рукой, Кен уже сделал пару шагов в сторону двери, как вдруг Аллен обхватил его сзади. За ним последовали Эйтан, Девон и, наконец, Джейсон, который врезался в эту кучу, как пушечное ядро, и повалил всех на пол.
Дружные выкрики: «Кен, я тебя люблю», и «Не бросай меня, брат», и «Ш-ш-ш, вот так», – смешались воедино. Наконец Кен выбрался из этой кучи и отпер дверь.
Едва он ушел, комната наполнилась взрывами смеха. Парни катались по полу, держась за животы.
– Он нас теперь прямо ненавидит, – завывал Эйтан или Девон.
Второй брат Александер подхватил:
– Я заставлю этого засранца сказать, что он любит меня, даже если это будет последним делом в моей жизни.
Джейсон так ржал, что не мог говорить.
– Я просто хотел обняться на прощание, – причитал Аллен. – Он уже шесть лет как мой лучший друг. Всего лишь обняться. Что, я слишком многого прошу?
– Так. Выходит, Кен ненавидит пить, играть и обниматься? – хихикнула Джульет.
– В основном, – сказал Аллен, приподнимаясь и ползя на карачках к кофейному столику, где оставил свое пиво. Его волосы были взлохмачены, а очки перекошены. – Этот засранец ненавидит веселье, но я все равно его люблю.
«…Ненавидит веселье, но я все равно его люблю».
Что-то в этих словах задело где-то внутри меня какую-то струну.
Я когда-то уже любила одного такого.
Ненавидящего веселье.
Врага всего живого. С глазами зомби.
Но больше я его не люблю.
Нет. Совсем нисколечко.
28
Май 2000
– Мы с тобой сидим тут, типа, целый час, а они все едут и едут! – воскликнула Джульет, швыряя окурок прямо на середину улицы, где он был немедленно раздавлен колесом медленно проезжающего мимо нас рычащего «харли-дэвидсона». А за ним еще одного. И еще.
– Ну да. Спятить можно! – прокричала я в ответ, глядя на непрекращающийся парад черной кожи и сияющего хрома, катящийся по Океанскому бульвару.
– Нет, знаешь, от чего действительно можно спятить? – спросила Джульет, глядя на меня. – Они все белые. Все до одного. Как мы уехали из Атланты, я не видела ни одного черного лица.
– Господи, – прижав руку ко рту, я огляделась вокруг и прокрутила в памяти весь наш путь из Атланты в Миртл-Бич. И с ужасом поняла, что Джульет права. – Как такое возможно? Черные же тоже ездят на мотоциклах! Помнишь, когда мы ходили на трек вместе с Харли? Да там вообще не было белых на мотоциклах. Что за хрень? Это Мото-Неделя, а не Неделя Белых!
Я разозлилась. Но еще больше мне было стыдно. Как я могла притащить сюда Джульет, даже не подумав, как ей, должно быть, тут неуютно. И что такое вообще может быть.
Я соскочила с цементной глыбы, служившей основанием вывески нашего однозвездного мотеля, и обратилась к идущему мимо человеку, похожему на Санта-Клауса в виде байкера.
– Простите, сэр? А вы не могли бы сказать мне, где все… э-э-э, ну, цветные люди?
Санта быстро взглянул на Джульет и, кажется, уловил мой намек.
– О, так вам нужна Черная Мото-Неделя. Это только после Дня Поминовения.
– То есть? – резко спросила Джульет, вставая рядом со мной.
Санта развел руками.
– Простите, мисс. Не хотел вас обидеть. Просто так уж ее называют. Вот это, сейчас, это Харли-Дэвидсон Мото-Неделя. А потом, на следующей, эти… ну, меньшинства, устраивают свою Мото-Неделю там, на северной стороне. Ездят там на навороченных мотиках. Много молодых ребят, типа вас. У них там всякое бывает. Не по линеечке, как тут. В том году даже пару человек пристрелили, так что поосторожнее, если соберетесь.
– Хм… Ладно. Спасибо.
Дружески улыбнувшись на прощание, Санта отправился своей дорогой, а мы с Джульет остались на месте, как будто нам двинули под дых.
– Господи ты, боже мой, – сказала я, хлопая глазами на свою лучшую подругу. Девчонку, за которой я пошла бы и в рай, и в ад. Которая была со мной во всех бедах и несчастьях. Ребенка которой я приняла в родах и дала ему имя.
Она казалась рассерженной, но я знала, что ее чувства на самом деле гораздо глубже.
Поджав губы, Джульет приподняла идеально нарисованную бровь.
– Мы что, блин, совершили путешествие во времени? Следующего, кого мы встретим, я спрошу, какой сейчас год. Что за херня!
– Джулс, прости, что притащила тебя сюда.
– Прости? Да за что тебе извиняться? Ганс сказал нам, что мы едем на Мото-Неделю. Ну, и вот мы здесь, – Джульет повела руками вокруг.
Схватив сумку с цементной тумбы, я закинула ее на плечо.
– Пошли. Я хочу все исправить.
– Куда еще? – пропыхтела Джульет.
– На север. Мы, на хер, пойдем на север.
Мы с Джульет повернулись спиной к мотелю «Happy Holiday», швырнули наши бутылки из-под виски-колы в ближайший мусорный ящик и отправились по Океанскому бульвару на север.
Мы прошли примерно с милю, которая ощущалась, скорее, как три, со всеми остановками и размахиваниями, которые нам пришлось делать возле почти каждого «харли» или мото-чоппера, стоящих вдоль дороги. Солнце уже начало садиться, когда мы, наконец, услыхали его – низкий, пульсирующий гул басов.
Мы с Джульет переглянулись и ухмыльнулись.
Идя на звук, мы оказались напротив совершенно неприметного здания на стороне пляжа. Вывеска на фасаде гласила: «Бар и гриль Дугана», а под ней черными буквами на белом навесе были написаны два слова, которым мы обрадовались, как мало чему.
«Вечер караоке».
Заверещав от радости, мы взялись за руки и рванули через дорогу. Внутри было темно, мрачно и полно народу.
Народу, который, для разнообразия, не был похож на меня.
В основном зале ресторана стояли круглые высокие столики, все лицом к довольно большой сцене, и за каждым на узких барных стульях сидело примерно на два человека больше, чем могло поместиться.
Каким-то чудом нам с Джульет достался столик в дальнем углу. Едва хостес ушла, из динамиков донеслось какое-то имя, и мы увидели, что к микрофону подошел плотный дядька в костюме-тройке. Бедолага был сильно вспотевшим и вообще выглядел так, словно его сейчас стошнит.
Раздалась музыка, которая казалась знакомой, но я не узнавала ее, пока он не раскрыл рот и не пропел «Если я» мягким, высоким голосом. И тогда я поняла, что за фигня тут происходит.
– Черт! – хлопнув ладонью по столу, я уставилась на Джульет. – Нет! Просто не может быть!
Джульет, раскрыв рот, пялилась на сцену.
Выудив из сумки телефон, я набрала номер Ганса, готовясь оставить ему сообщение. Я знала, что они дают какое-то интервью на радио, и он, скорее всего, не ответит, но мне все равно надо было хоть с кем-нибудь поделиться.
– Эй, детка! – ответил он после второго гудка.
– Ганс! Господи, я думала, ты не ответишь. Ты меня слышишь?
– С трудом. А что? Вы там развлекаетесь?
– Да! Слушай, мы тут в таком месте на берегу, называется «У Дугана», и тут у них вечер караоке, и – блин, он сейчас запоет припев. Слушай! – я подняла телефон повыше, как раз когда мой новый герой взял самую высокую ноту в «И я всегда буду любить тебя» Уитни Хьюстон.
Толпа буквально обезумела – все прыгали вверх-вниз, размахивая в воздухе руками, визжа и свистя. Энергия была офигенной. Я ловила кайф.
– Ты слышишь? Ты это слышишь? – прокричала я в трубку.
– Да, потрясающе. И, говоришь, это мужик?
Толпа оглушительно ревела, так что я выбежала наружу, чтобы договорить.
– Да! И он выглядит, как Седрик «Развлекатель»! – хихикнула я. – Вы должны зайти сюда, как закончите! У нас тут столик в заднем ряду.
– Ладно. Мы уже закончили полчаса назад, но Трип все никак не отстанет от диджея. Он думает, что сумеет уболтать его, чтобы нас пустили в эфир, но, скорее всего, добьется, что нас прогонят к чертям.
– Ну, удачи вам, – рассмеялась я.
– Я буду у вас, как только смогу, ладно? Я соскучился. Но я рад, что у тебя на этот раз есть компания.
– Да, я тоже, – я улыбнулась в трубку. – О, блин! Я слышу, там Тупак. Я пошла! Люблю, пока.
– И я тебя, детка. Пока, – хохотнул Ганс.
Возвращаясь в ресторан, я погладила себя по головке за свою сознательность и взрослость. «Поглядите на меня. Поехала с ними на концерт и не дуюсь, не ревную, не нажираюсь, не теряюсь, ничего подобного. Веду себя как взрослая, разумная личность. Кто-нибудь, принесите мне выпить, ссуду на квартиру и право голосовать. Я уже тут».
Вернувшись на место, я была приятно удивлена, что желание выпить из моего взрослого списка уже было исполнено. Возле моего места на столике стоял высокий бокал с мутно-серой жижей. А Джульет, сидя напротив, пила из другого точно такого же.
– Откуда это? – спросила я, с подозрением рассматривая мутный напиток.
– Вон от тех парней, – Джульет показала глазами на столик метрах в трех от нас, где сидело шестеро парней.
Двое из них смотрели прямо на нас.
– А, ну офигеть. Теперь они будут ждать, что мы им отсосем.
– Пш-ш-ш. Да брось ты. Я же добыла нам выпить на халяву, – Джульет закатила глаза и сделала большой глоток этой странной сомнительной жижи.
– Что это хоть за фигня? – я помешала соломинкой серую субстанцию, молясь, чтобы там не всплыл ноготь или целый палец.
– Это называется «Трахни меня на кладбище».
– Как романтично, – отхлебнув, я была приятно удивлена. Пойло было страшно крепким, но с легким фруктовым привкусом. Типа ананаса? Или грейпфрута? Или клюквы? Или всего этого вместе? Как бы там ни было, попав в мой пустой желудок, оно тут же шибануло мне в мозг, говоря: «Давай, поднимайся и иди петь. Нет, поешь ты хреново. Лучше читай рэп».
– Знаешь, я, наверно, пойду запишусь, – пробормотала я спустя десять минут над своим почти пустым бокалом.
– Что? Тут? Что ты собираешься петь?
Я помотала головой.
– Не петь. Рэп.
– Господи, боже. Что ты собралась читать? Какой рэп? – Джульет захохотала еще до того, как смогла выговорить слово «рэп».
– «Песню Стрингов», естественно. Я знаю все слова. Мы с Крейгом поставили на нее целый танец, – я ахнула: – Ой, нет, Крейга-то тут нет. А ты умеешь танцевать тверк?
Джульет подавилась, и «Трахни меня на кладбище» брызнул у нее из носа.
– Я – мать. Я не танцую тверк.
– Ну и ладно. Как хочешь. Вся слава будет моя.
Встав, я поковыляла к будке диджея, где лежал большой альбом с песнями. Собрав все силы, оставшиеся в моих окосевших передних долях мозга, я отыскала там «Песню Стрингов» и записала ее номер на крошечном обрывке бумаги крошечным карандашиком, лежавшим там же.
Когда я проходила мимо столика парней, заказавших нам пойло, от которого я окосела так, что собралась петь караоке, один из них повернулся на стуле и поймал меня рукой за талию. Это был тощий белый парень с бритой головой. На нем была майка-алкоголичка и штуки три золотых цепей. Когда он улыбался, у него во рту блестел золотой зуб.
– Куда так быстро, Малышка?
– Э-э, я иду туда, к своей подруге.
– Понравилась выпивка? – его тонкие губы пропадали, когда он улыбался.
– Да. Спасибо. Это было, э-э-э, очень мило, – я начала грызть ноготь на большом пальце, непроизвольно переняв привычку Ганса, и умоляюще поглядела на Джульет.
– Это что, обручалка? – спросил Тощий.
Я глянула на полоску черных бриллиантов на своем пальце и облегченно просияла.
– Ну да! – воскликнула я, утрируя свой легкий южный акцент. – Мой парень меня обрюхатил, так папа сказал, чтоб мы поженились, пока еще не видно. Ну, мы и того, на той неделе, в суде.
И это сработало. Лицо Тощего вытянулось, и его рука с моей талии упала.
– Ну, поздравляю.
– Спасибо! – улыбнулась я, поворачиваясь, чтобы удрать.
Я не успела отойти и на два метра, как Тощий крикнул мне вслед:
– Эй, но, если ты беременна, как же ты пьешь?
«Блин. Фу…»
Я обернулась, снова нацепив фальшивую улыбку, и игриво махнула на него рукой.
– Тише ты. Я только разочек. Мама говорит, что пила, когда была беременна мной, а со мной все нормально.
Повернувшись и направляясь к нашему столику, я стерла с лица маску, открыв убийственный взгляд, который Джульет заслужила.
– Да ладно, он казался вполне дружелюбным, – сказала она, кусая губу, чтобы не заржать.
– Ненавижу тебя.
– А выпивку на халяву не ненавидишь?
– Ненавижу то, что я теперь вся воняю его одеколоном.
– Брук Бредли, на сцену. Брук Бредли, на сцену.
– Блин, быстро-то как! – Я опрокинула остаток своего коктейля, а заодно и остаток коктейля Джульет, встряхнула руками и сказала: – Ну, пожелай мне удачи!
Выбежав на сцену на цыпочках, как боксер, которого вызвали на ринг, я ощутила воздействие последнего спиртного. К счастью, моя восприимчивость к алкоголю с рождения процентов на восемьдесят семь ниже, чем у большинства людей, но та пробирка спиртного, которую я только что в себя опрокинула, сработала во мне на все сто.
Толпа явно не поняла, что происходит, когда сорока-с-небольшим-килограммовая белая девица с панковской стрижкой и в майке с Дэвидом Боуи вылезла на сцену, но меня это не волновало. Как только скрипка заиграла вступление, я начала действовать исключительно благословенной, прекрасной мышечной памятью. Движение вправо на первой строчке, влево – на второй, обернулась кругом и потрясла задницей – единственным местом своего тела, которое могло трястись, – на третьей и обернулась через плечо, подмигнув, – на четвертой.
Толпа умирала со смеху, а несколько девушек встали и тоже начали дергать задницами во время припева. Я ткнула в них пальцем и жестами позвала на сцену. Ко второму припеву рядом со мной стояла целая армия трясущих жопами девиц, а к третьему я вытащила на сцену того мужика, который пел песню Уитни Хьюстон. Мы все дико заплясали вокруг него, а он покраснел. Одна девушка даже стащила с него пиджак и кинула в зал.
У меня дико билось сердце, я смеялась, задыхалась и путала слова в последнем куплете, но никто даже не заметил. Мне никогда в жизни не было так весело.
Когда я слезла со сцены, у меня от адреналина дрожали и подгибались коленки, а рот онемел от смеха и чтения рэпа. Я поглядела на наш столик, готовая сделать Джульет гримасу «Господи боже!», но Джульет даже не смотрела на меня. Она стояла, повернувшись к сцене спиной и орала на двух парней из тех придурков, что прислали нам выпивку. Похоже, пока меня не было, они пришли и начали приставать к Джульет.
На полдороге к столику я увидела, что она толкает одного из них в грудь.
«Вот черт».
Я припустила бегом и была уже почти у столика, когда Прекрасный Принц поднял с него очень полный, очень серый стакан с напитком – надо думать, свой подарок Джульет – и вылил его весь ей на голову.
Что произошло дальше, я помню смутно. Кажется, я услышала пару ударов – и получила один.
Я очнулась на улице. Я сидела на тротуаре, прислонившись спиной к кирпичному зданию. У меня разламывалась голова, и мне хотелось только одного – опуститься на асфальт и снова заснуть.
– Биби! Очнись! Очнись, черт возьми! Нам надо идти!
Я приподняла отяжелевшие веки настолько, чтобы увидеть расплывающееся лицо Джульет. По моим рукам что-то текло. Я сильнее приоткрыла глаза и увидела, что жидкость капала с кончиков ее косичек. Джульет была насквозь мокрой.
